Северное возрождение.

Северное возрождение Дания никогда не мог усидеть на месте, ему постоянно нужно было двигаться. А заставить его замереть – почти не возможно, не реально. Хенрик как ураган. Он врывается в жизнь человека, рушит все на своем пути, переворачивает жизнь с ног на голову и уходит, оставив после себя разрушения. Но он никогда не покидает твою жизнь навсегда. Он вернется, вновь внесет живые, теплые, сочные краски в серые будни. Он не умеет отдыхать спокойно, наслаждаясь тишиной. Хенрик отдыхает верхом на лошади, галопом носясь по полям, за охотой или стрельбой. Он отдыхает душой, а не телом. В принципе, он заставляет отдыхать так всех, кто находится рядом. Конечно, бывают дни, когда Ден может просто сидеть в кресле, задумчиво смотря в окно и ни на что не реагировать. Именно в такие моменты и пытается нарисовать его Тим, но это бывает так редко, что не всегда удается. На улице довольно тепло и солнечно. Яркие лучи проникают в гостевую комнату сквозь большие окна и заполняют собой просторную комнату. Кажется, что с приходом Дании в Голландию, пришло и солнце. Оно как будто постоянно находится рядом с этим интересным человеком. Как будто оберегает его, греет датчанина, и греет всех вокруг. Хенрик оживленно рассказывает недавние события в своей стране, рассказывает об очередной стычке с Бервальдом. Тиму нравится его голос, и он его не прерывает, наслаждается столь любимым голосом. Датчанин сидит в кресле напротив небольшого кресла, в котором расположился Голландия. Он жестикулирует и корчит рожицы. Не может он обойтись без мимики. Вот свяжи ему руки, он ведь ничего сказать нормально не сможет! А Тим улыбается и перебирает акварельные краски, расставляя их в нужном для себя порядке. Мольберт стоит рядом с уже прикрепленным листком. Этот чистый, белый лист, на котором вскоре будет изображен портрет на память, или просто портрет по желанию художника. Карандаш подточен и мягко скользит по чуть шероховатой бумаге. Поймать образ Дании трудно, но голландец уже приспособился. Линии немного грубоваты, но они показывают, насколько энергичен датчанин, насколько он жив. Насколько он неуловим, и в тоже время податлив. - Дан, замри, - улыбаясь, просит Голландия, успевая запечатлеть образ улыбающегося датчанина на бумаге. Иногда становится грустно, когда этого солнышка не бывает рядом, когда Дания находится далеко и не может согреть собой. Не может подарить тепло душе и сердцу. Рядом с ним все оживает, все сияет. Даже дети, которые плачут, перестают реветь и начинают улыбаться. Несомненно, это все его харизма. Это все он сам. Он заставляет влюбиться в себя, он заставляет поверить в себя. Тим еще ни разу не видел Хенрика в грустном или подавленном состоянии, он видел его вечно улыбающимся и задорным, вечно смеющимся. Первые мазки легкие, почти невесомы и воздушные, как поцелуи, которые любит дарить Тим датчанину. Охра смешивается с алым, смешивается с капелькой синего и зеленого. Все цвета – это отражение его души. Красный – побед, желтый – радостей, синий – поражений, зеленый – жизни. Первую прописку почти не видно, но глаз художника сразу отметит, где нужно нанести тот или иной цвет, где нужно наложить другой оттенок. Тим уже видит, как будет выглядеть его картина. Портер его друга. Акварель уже гуще ложится на тонкий слой краски. Цвета более насыщены, более ярки. Складывается ощущение, что Хенрик просто не замечает, что его рисуют. Краска течет и смешивается уже на бумаге, образуя разводы и плавные переходы. Приходится работать быстро, чтобы уловить все тени, все движения. А когда основные цвета были наложены, требовалось прорисовать детали: голубые глаз Дании, сияющие энтузиазмом, его тонкие губы, растянутые в улыбке, светлые пряди волос, мелкие складочки на одежде. Нужно прорисовать все. Тонкая кисть с черной краской на кончике аккуратно обводит подбородок датчанина, оттеняет голубые глаза, делая их светлее, некоторые пряди. Вроде чуть-чуть добавил деталей, а работа оживает, она дышит, она радует глаз. Когда словарный понос датчанина заканчивается и замолкает, Тим успевает доделать задний план. Хенрик удивленно вскидывает бровь и подходит ближе, тихо шагая по мягкому ковру грациозной походкой. Он слегка разворачивает к себе мольберт и замирает с широко раскрытыми глазами. Для него это было неожиданным, но приятным. - Эй, принцесса, нравится? – усмехаясь, спрашивает голландец, протягивая руку парню. Дания улыбается, что-то говорит на родном языке и берет Голландию за руку. - Очень, - выдыхает он. А в следующую секунду сильные руки обвивают чужую талию, усаживают к себе на колени и сминают чужие, теплые, родные и любимые губы во властном поцелуе. Наше время. Редко наступают такие моменты, когда Хенрик занят работой, когда он ни на что не реагирует. К нему и подойти опасно, покусает еще. В такие дни он серьезен, холоден, и крайне не общителен. В такие дни Тим любит рисовать его. Дания сидит в гостиной на диване, склонившись над документами. Такой задумчивый. Светлые волосы заколоты, брови нахмурены, а губы поджаты. И Нидерланды начинает творить. Он достает из сумки альбом и начинает набрасывать фигуру датчанина на бумагу. Вот появилась напряженная спина, сильные ноги, обутые в домашние тапочки, столик с бумагами, руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, прямой нос, тонкие губы, убранный вихрь волос. Все это настолько родное и знакомое, но в тоже время и необычное. Легкие штрихи, показывающие лишь тени, короткие линии, вырисовывающие лицо Дании. А когда Тим заканчивает рисунок, то Хенрик уже спит, откинувшись на спинку дивана и положив руки с бумагами на живот. Голландец тихо вздыхает и берет легкого датчанина на руки. Парень сильнее прижимается к теплой груди и приоткрывает губы, шумно выдыхая. В такие моменты он кажется таким беззащитным, таким милым. Матрас слегка прогибается от тяжести двух тел. Укрыв блондина, голландец ложится рядом и обнимает его, прижимая к себе, как маленького ребенка. - Спокойной ночи, принцесса, - Тим легко целует Хенрика в висок и закрывает глаза.