Виноград

Твен был невыносим в большинстве случаев, а при личной встрече его и вовсе хотелось огреть по голове чем-нибудь тяжёлым и сбросить труп в море, благо лайнер позволял. Но сдерживать агрессию и улыбаться на любую раздражающую фразу Джон научился на третий день знакомства с Твеном, так что простая смерть от утопления ему уже не грозила. Однако Твен не был бы Твеном, не придумай он новые способы действовать на нервы всем и вся. Почему первой жертвой своих несмешных шуточек он выбрал именно Джона, неизвестно, но к реализации приступил с огромным энтузиазмом. Шило в заднице явно давало ему неисчерпаемый источник энергии. Когда у Лавкрафта зазвонил телефон, Джон понял, что самый простой путь — достать его через напарника — уже опробован. — Там смуглянка-молдаванка собирает виноград… — выводил неизвестный Джону певец. О смысле догадаться можно было по предусмотрительно вбитому в заметки недрогнувшей твеновской рукой переводу. Лавкрафт пустым взглядом смотрел то на свой телефон, то на Джона. — Что-то не так? — спросил он наконец, когда Джон и телефон соединились в одной точке пространства. Естественно, победа была за Джоном: телефон в беззвучном режиме уж точно не сможет вывести из себя одним припевом. — Смени мелодию, пожалуйста, — попросил Джон. Вряд ли Лавкрафт согласится помогать Твену и участвовать в его затеях, и это немного успокаивало. Постоянства внутреннему миру Джона со времён вступления в Гильдию ужасно не хватало. — И предупреди, если Твен подойдёт ко мне ближе, чем на километр. А то я не сдержусь и придушу его, честное слово. Бесстрастное лицо Лавкрафта не дрогнуло, но он кивнул. Холодное щупальце неловко погладило Джона по щеке, пытаясь, видимо, поддержать. Через десять минут предстоял ужин, на который Фицджеральд созывал всех без исключений. Ох, как же Джон ненавидел эти утомительные вечера в «доброй» компании… Потому даже такая поддержка была ему необходима, чтобы держать лицо и не опустить широко ухмыляющегося Твена физиономией в дорогущий салат с королевскими креветками. — Она пахнет виноградом, и со вкусом шоколада, — встретил их Твен у дверей в обеденный зал. У Джона нервно задёргалась бровь, но между ним и Твеном очень вовремя возник Готорн, бить которого слишком опасно для жизни земной и небесной. Проклянёт ещё, а душе Джона потом расхлёбывай на каком-то там кругу Ада… В конце ужина слуги вынесли тарелки с фруктами, и Джон с тяжким стоном спрятал лицо в сгибе локтя, потому что Твен с хитрющей улыбкой затянул: — Не мог бы ты меня спасти и отвезти туда, где продаётся виноград? Откуда у коренного американца такие познания в русском языке, оставалось загадкой. Джон с каждой минутой жалел всё сильнее, что про его способность знает не один только Лавкрафт. В отличие от некоторых, он не имел гадкой привычки болтать, шепелявить, бормотать, вопить и петь, когда ему вздумается. Светский разговор с Митчелл о том, из какого сорта винограда получается самое сладкое вино, казался Джону недостижимой мечтой, потому что Твен натурально преследовал его и радовал новой строчкой чьего-то творчества. Когда он в отчаянии решил, что хуже уже быть не может в принципе, ночью под дверью их каюты раздалось протяжное: — Виноградных листьев студёные кольца Я знаю, что пытка скоро закончится Уже очень скоро ты поцелуешь меня. Лавкрафт медленно встал с кровати, не спеша открыл дверь, так же неторопливо выглянул — и песня мгновенно оборвалась, сменившись гигиканьем и притворным писком ужаса. Впрочем, Джон не был уверен в притворстве: увидеть лицо Лавкрафта ночью и не поседеть мог разве что очень стойкий к потрясениям человек. — Твои лозы совсем не холодные, — удивлённо сказал Лафкрафт и коснулся пальцем тонких веточек, что оплели стол и стул. Способ борьбы с яростью был не самым эффективным, но не привязав себя к мебели, Джон наверняка вылетел бы на палубу с перекошенным от ярости лицом. Именно этого Твен и добивался. Обойдётся, мелкий говнюк. — Почему он говорит неправду? — Потому что дурак, — устало вздохнул Джон. Бледно-зелёные виноградные усики оплели ладонь Лафкрафта и поползли дальше, к локтю и плечу. Неподвижный и спокойный Лавкрафт позволил опутать себя, превратить в живую подставку для винограда, а когда на одной из веток появились первые гроздья, оторвал одну ягоду и кинул в рот. — Вкусно? — спросил Джон с интересом. Всё-таки Лавкрафт из всей еды предпочитал сладости. — Да. — Ещё одна ягода, ярче и сочнее предыдущей, сорвана с грозди. Её Лавкрафт медленно раскусил, из-за чего сок брызнул на кипенно-белую рубашку, и так же медленно прожевал вместе с косточками. Из уголка рта потёк сок, похожий на запёкшуюся кровь. Это было странно, неправильно и немного больно, но Джон терпел и думал, что кормить не-человека своей плотью и кровью не настолько ужасно, как слушать издевательские песни второй день подряд. *** Твен сидел на борту лайнера, болтал ногами и пел: — Там, где зреет виногра-а-ад зелёный… Тенью следовавший за Джоном Лавкрафт резко остановился, повернулся к запнувшему Твену, и голосом, похожим на шум волн и рокот водопада, попросил: — Спой про море. Твен побледнел, представив, что с ним будет, если Лавкрафту не понравится музыкальная подборка, сглотнул и замотал головой. — Почему нет? — елейным тоном поинтересовался Джон. — У тебя ведь талант, Марк. А Лавкрафту лучше спится под твои песни, уважь его, будь добр. — Не-не-не, у меня голос пропал и вообще очень много дел! Чего у Твена не отнимешь, так это инстинкта самосохранения. На следующий день он прицепился к Люси, которая охотно велась на провокации, злилась и хохотала, но рядом с которой не возникало ощущения, что за тобой наблюдает целая сотня глаз. Джон безмятежно улыбался и рассказывал Митчелл о том, какой виноград самый вкусный и сладкий. И больше никогда не видел, чтобы Твен взял с фруктовой тарелки хотя бы одну ягоду.