Цена желудя

Возвращение Бильбо Бэггинса, равно как и его внезапное исчезновение, обещало стать самым интересным и обсуждаемым событием в Хоббитоне на ближайшие двадцать лет. И оно стало бы, не произойди кое-что еще. Тетушка Розамунда со Сторожевого холма первая заметила чужака, но побежать разносить новость сразу ей помешало тесто, которое она только-только замесила. В то утро почтенная дама вполне могла бы дать фору кому угодно по скорости отправки караваев в печь, но как только за последним закрылась заслонка, тетушка Розамунда отряхнула передник и, подхватив корзину для покупок, побежала в сторону рынка. За это время нарушитель спокойствия успел неспешным шагом пройти по главной дороге, подняться на холм и войти в калитку — ну кто бы сомневался — Бэг-Энда. И это был вовсе не волшебник, к которому уже худо-бедно привыкли (в конце концов, польза от него была — все любили праздничные фейерверки), а самый настоящий гном. — Борода до колен, сапожищи каменные, и с собой целая телега добра! — громким свистящим шепотом говорила Петуния Коттон, размахивая руками. Кумушки Гримальда и Гардения охали и ахали, едва не роняя кошелки, полные овощей с рынка. Это был звездный час тетушки Розамунды. — Чушь городишь, дорогая. Он прошел у самых моих окон, едва не снес своим мешком ящик с настурцией — вы же знаете, я в том году привезла семена настурции от моей троюродной бабки из Бакланда? У них там потрясающие сорта, и мои тоже набрали такие дивные бутоны! Я всегда добавляю по паре штучек в жаркое моему Фердинанду, они придают мясу пикантный аромат. Так вот, этот гном прошел мимо, и помял как минимум два свежих листа! Борода у него не очень-то и длинная, вот у того же волшебника, будь он неладен, и то длиннее будет. И не было у него никакой телеги, один мешок, просто очень большой. И я вам так скажу: вряд ли у него там смена белья! Тетушка Розамунда с победоносным видом посмотрела на соседок. Все четыре дамы молча хлопали глазами, пытаясь представить немыслимые сокровища гномьего мешка, а потом очень шустро разошлись: каждая хотела сама рассказать знакомым об ужасной угрозе, нависшей над Хоббитоном. Бильбо выронил десертную тарелку с остатками овсяного пудинга, и она с веселым грохотом разлетелась на кусочки. Голубые осколки пополам с земляничным кремом брызнули под ноги, усеяли пол, ножки стола и лоскутный коврик. — Торин! — прохрипел хозяин дома и лишился чувств. Гном стоял в дверях, настороженно глядя и ожидая реакции хоббита, но тот его здорово удивил. Торин отбросил тяжело звякнувший мешок и попытался поймать Бильбо, но не успел. — Где я? Бильбо казалось, что он снова оказался в Лихолесье. Будто бы толстые стволы стоят вокруг, ветви заслоняют небо, от духоты нечем дышать. Сквозь закрытые веки он видел движение световых пятен и теней, чувствовал запах факелов, лесной прели и влажного меха шубы Торина. — Дома, — отозвалась душная темнота его голосом. — Я куплю новую тарелку. — Не купишь. Это была мамина тарелка, таких уже не делают, — улыбнулся Бильбо, не открывая глаз. Лежать на чем-то твердом было больно, но возвращаться из сна в реальность не хотелось. — Мне — сделают, — мрачно пообещала тьма с голосом Торина. — Посмотри на меня. Бильбо сморщил нос и сделал неловкое движение, чтобы отвернуться — словно он был ребенком, которого мать до рассвета будит на покос. — Нет, я не хочу! Хорошие сны приходят редко, пусть этот снится подольше. — Это не сон. Давай же, открой глаза, Бильбо. Первыми исчезли мрачные деревья, тени от ветвей, за ними — треск чадящих факелов. Бильбо лежал у себя дома, на маленькой лавке, куда он обычно складывал одежду просохнуть после прогулок. Тьма, склонившаяся над ним, была теплой и колючей. У тьмы были знакомые синие глаза. — Торин. — Я. — Душно как. — Окно открыто. — Все равно. Снаружи чирикали воробьи, ветер доносил запах яблок и прудовой воды. Бильбо любил конец лета и самое начало осени. — Я тебя ждал, — сказал он тихо. — Врешь, не ждал. Если бы ждал — не упал вот так. — Ждал, хоть и не верил. Слишком много для меня, — Бильбо постарался улыбнуться, но вместо этого всхлипнул. — Ты все не приходил, и писем не было. У тебя же гора теперь, все уже есть. — Ну да, — неопределенно ухнул Торин. Его фигура загораживала свет, нельзя было понять, улыбается он или нет. Гном остался в Бэг-Энде. Закончилось лето, пролетел теплый сентябрь. По всему Ширу хозяйки закатывали для хранения варенье, грибы и овощи, ставили под гнет капусту и яблоки. Над рынком витали ароматы печеной тыквы и густого супа с потрошками. Жизнь шла своим чередом, но темы для бесед были прежними: будут ли заморозки, ждать ли затяжных дождей в октябре, подрос ли в цене укропный зонтик (я слышала, в Бри за него дают втрое против наших цен!) и что нового слышно от этих, с холма. — Я сама лично видела, вот этими самыми глазами: этот… гном менял петли на калитке у Бэггинса! Думаю, он отрабатывает какой-то долг, — уверенно вещала Гримальда Большеног. — Глупости говоришь, милочка. Не может быть долгов у гномов — вспомни, как они торгуются и считают каждую монетку в ярмарочные дни. Нет, дело в другом. Мне кажется, Бильбо Бэггинс взял с собой что-то, чего не следовало трогать. И этот гном хочет вернуть ту вещь, поэтому и работает. Петуния Коттон говорила степенно и довольно: сегодня с утра ее сын успешно посватался к хорошенькой Иде, дочери Монго Чабба, свадьбу задумали на лето, а потому все ее мысли уже вертелись вокруг цвета лент для праздничного убора да очередности подачи блюд. — Нет, вы только на них посмотрите! — тетушка Розамунда больше прочих любила эту тему, ведь именно она первая заметила пришлого гнома, да еще и пострадала от него. — Долг! Вещь! Нет, дорогие мои, скажу я вам, здесь дело нечисто. Третьего дня гном колол дрова во дворе у Бэггинса, целую поленницу наколол. Так вот: он работает, а мистер Бильбо на него из окна смотрит. Странно так смотрит, знаете. Тут определенно есть какая-то тайна. Приключения до добра не доводят, уж поверьте моему опыту! Кумушки согласно закивали, соглашаясь с тетушкой Розамундой, а потом их разговор плавно перетек на обсуждение методов засолки помидоров. Тема эта была куда интереснее, чем какой-то пришлый гном, и на некоторое время полностью заняла их умы. Тетушка Розамунда так и не узнала, насколько она близка к правде. Впрочем, ни одна из ее догадок не была верной. Собирался дождь. Бильбо смотрел из окна, как за дальними холмами поднимаются темные тучи. Он ждал первых вспышек молний, чтобы от предвкушения грозы начало покалывать в подушечках пальцев. — Может, это вовсе не будет гроза, только дождь, — пробормотал он вслух, прислоняясь к стеклу лбом. С улицы был слышен стук топора. Бильбо приходилось очень напряженно смотреть вдаль, чтобы не отвлекаться на обтянутую синей рубахой спину. Точные удары следовали один за другим, дрова разлетались в разные стороны. Черная прядь волос на плече подпрыгивала и ложилась на место. Бильбо вздохнул и налил травяной чай в две кружки. — Скоро пойдет дождь, — сказал он, выходя на крыльцо. Донышко кружки тихо стукнуло о доски садовой скамейки. Во дворе пахло свежей древесиной и смолой. — Я предпочел бы пиво, — хмыкнул Торин, не оборачиваясь. — Знаю. Вечером будет пиво, а пока — чай. Уже обедать пора. Скамейка жалобно скрипнула под тяжестью гнома. Бильбо подумал, что ее нужно будет укрепить. — Я сделаю, — будто в ответ его мыслям сказал Торин. — Не будет скрипеть. — Но я же ничего не сказал, — улыбнулся Бильбо, прихлебывая чай. — Наверняка подумал. — Да. Слишком много ромашки в сборе. — Пожалуй. Мне больше нравится шиповник. — Это был боярышник. — Все равно. Помолчали. За ближней грядой холмов заворочался гром, короткая вспышка осветила сизые тучи. — Гроза будет. — Зачем ты пришел? — Потому что ты меня ждал. Торин поставил кружку на землю, придавив ею широкий лист садового девясила, а Бильбо не рассердился. Торин сказал правду. В середине зимы только и было разговоров, что об открытии гномьей кузницы. — Я не понимаю, как тан разрешил ему! Дым, копоть, шум — помяните мое слово, ничем хорошим это не закончится, — ворчала тетушка Розамунда, сурово посматривая на приземистое строение, выросшее у самого края рынка. — Уверена, тут не обошлось без гномьего золота, если вы понимаете, о чем я. — Если бы спросили меня — я ни в коем случае не позволила бы это безобразие, — соглашалась с ней Гардения Сэндиман. — Хватит с нас торговцев на ярмарках! — Мне тан сказал, что все проверил лично. Будто бы ветер будет уносить дым мимо домов, и никому не придется страдать, — Петуния покачала головой и поджала губы. — Зато у нас будут свои гвозди, подковы, обода для бочек и все прочее. Может, это к лучшему? — Ну, только если другие гномы не будут приезжать сюда, устраивать шумный торг, пить пиво и кричать свои ужасные песни… — И топать сапогами! Они так громко топают, что я не могу уснуть днем. Вы же знаете, мы с Фердинандом любим после обеда соснуть часок-другой, так вот когда проходят ярмарки и приезжают все эти гномы, никакого отдыха не получается вообще, — тетушка Розамунда раскраснелась, теплый капор сполз с головы, не выдержав напора эмоций уважаемой дамы. — Уж одного гнома мы как-нибудь переживем, но не больше! Я прямо так тану и скажу, если что… Тут всем кумушкам пришлось захлопнуть рты на замок, потому что дверь кузницы распахнулась, и снаружи показался гном собственной персоной. — Дорогие леди, не желаете ли приобрести что-нибудь? Шпильки, заколки, булавки, швейные и вязальные иглы? Может, оправу для зеркал или домашнюю утварь? Предложение звучало так заманчиво, но соглашаться сразу было как-то неловко. Дамы растерянно переглядывались. Пивом от гнома него не несло, песен он не кричал, а волосы заплел в аккуратные косы и перевязал шнурком, чтобы не лезли в лицо: в общем, выглядел вполне прилично, даже вежливо улыбался. — Ох, ну разве что на минутку зайдем, — тетушка Розамунда нервно дернула плечом. — Только взглянуть. — Кузница, здесь? Не знаю, Торин, у нас такого не любят, — Бильбо задумчиво поводил ложкой в миске с супом. — Это будет выгодно. Я уже поговорил с вашим таном и работниками, узнал про цены. Если я смогу договориться о поставках сырья — а я смогу, — все, что я изготовлю здесь, будет обходиться дешевле, чем привезенное из Эред Луин. Торин говорил, а Бильбо слушал его голос, не вникая в суть слов. Все это он знал и так, гораздо важнее было понимать, что он здесь, говорит с ним, улыбается, кладет свою руку поверх его. — Ты не слушаешь меня, — Торин мягко стиснул его пальцы. — О, что ты, слушаю конечно. Просто задумался. — О чем? — О… о тарелке. Она все равно отличается. Торин удивленно вскинул брови, взял со стола тарелку, в которой до того лежал нарезанный хлеб, повертел в руке. — Не вижу разницы. — Но она есть. Эта — совсем новая, без потертостей и царапин. У нее нет памяти, понимаешь? — Нет, — вздохнул Торин. — И голубая глазурь немного не того оттенка. — Ты придираешься. — Да. Если поначалу Бильбо думал, что все понял, то теперь он уже не мог этого утверждать. Кузница все меняла. Бильбо почувствовал, что опора ушла из-под ног, и он не мог предположить, что ждет его впереди. Раньше он твердо знал, что настанет день прощания, когда за Торином закроется дверь, и многие утра после он будет просыпаться один, обшаривать спросонья холодную постель и с горечью вспоминать, что все закончилось. А теперь… — Значит, тебе уже не больно и не страшно, маленький хоббит? — Торин шипел сквозь зубы у самого уха Бильбо. — Я… ох… м-м-м… нет… ох, пожалуйста, Торин! Смазанные облепиховым маслом крупные пальцы двигались в нем на грани жестокости — первое время Бильбо действительно кусал подушку от боли. Торин приспосабливался, сдерживался из последних сил, скрипел зубами, иногда изливаясь слишком рано в свою ладонь или на простыни. В такие дни Бильбо чувствовал себя виноватым и подолгу стирал постель. Ему пришлось учиться всему, ведь до похода он еще не думал всерьез о семейной жизни — не с кем было, а после наоборот, стало незачем. — То-орин, — простонал он в подушку, — не мучай меня! — Это тебе за то, что сделал больно мне, мистер Взломщик, — Торин укусил Бильбо за ухо, а потом лизнул место укуса. — Я не делал… О, милостивая Йаванна! Бильбо старался глубоко дышать, но на самом деле выл в подушки, царапая ногтями горячий матрас под собой. Его колени упирались в постель так сильно, что кожей можно было почувствовать жесткие грани досок днища, но этого было недостаточно. Толстый член по-хозяйски заполнял его изнутри, тело распирало от густой тяжести, и Бильбо казалось, что он может нащупать у себя в животе крупную головку. К движениям внутри себя было непросто приспособиться, и поначалу спасало только осознание того, что это Торин. Его Торин, живой, сильный, дышит в шею, обнимает, касается губами… Сладко стало потом, позже, где-то осенью. Снаружи шел дождь, Бильбо было жарко. Торин кусал его за плечи и кутал в пуховое одеяло. В тот день они впервые сломали дно кровати, и Бильбо показалось, что все фейерверки Гэндальфа разом взрываются в его голове. Он лежал поверх мокрых подушек и вспоминал слова, боясь выпустить из рук жесткие темные кудри. Сейчас они уже привыкли, почувствовали друг друга, знали, как сделать хорошо им обоим. Торин был азартным охотником, Бильбо любил прятаться. — Мне нравится, как ты пахнешь, — прошептала горячая темнота, щекоча волосами его спину. Бильбо не мог отвечать, словно и не Бильбо вовсе это был, он только постанывал, успокаивая сердце, грозившее вот-вот вывалиться из горла. Торин перевернул его к себе лицом, обнял и тихо рассмеялся. — Да ты весь дрожишь. — Д-да, — с трудом выдавил Бильбо. Между ребер у Торина было гладкое пятно свежей кожи — шрам от раны, полученной на льду Рэйвенхилла. Бильбо вдруг подумал, что все могло закончиться там, и ему стало страшно. Тогда не было бы у него новой тарелки, и дождей не было таких, а он сидел бы в пустом доме, проводя бесконечно долгие дни в ожидании старости. — Торин, — Бильбо тихо всхлипнул. — Что такое? Больно? Где? Шершавая ладонь ощупывала его, успокоительно гладила, а Бильбо хотел, чтобы Торин сделал что-то с ростком надежды, проросшим сквозь твердую уверенность в наступлении дня, когда тот уйдет от него. Знать неизбежное было грустно, но просто. Надеяться на несбыточное — больнее, чем умирать. — Ты зачем пришел? — прошептал он в водопад черных кудрей. Торин на миг замер, а потом прижал его к себе крепко-крепко. — Потому что ты ушел, мастер Бэггинс. Я долго думал и захотел спросить лично. Но ты так и не сказал мне этого. — Я… я подумал, что сказал слишком много там, на скале. Когда ты лежал, а я… не знаю, слышал ли ты меня вообще, я ведь думал, что уже все… Я говорил с тобой, говорил, остановиться не мог. Рассказывал тебе о моем саде, о том, какие цветы я люблю больше всего, как у нас красиво по весне, когда цветут вишни и яблони. Да много всего. Потом ждал. Они долго тебя лечили: эльфы, волшебники, гномы, — а я ходил неподалеку, смотрел, как приходит в себя Фили, надеялся. Но когда сказали, что ты выживешь и скоро придешь в себя, я… — Ты сбежал не прощаясь. Тебе не хотелось услышать ответ? — Не в этом дело. — Бильбо вздохнул, прижимаясь щекой к шраму. — Я просто понял, что есть ответ, которого я не хочу слышать. Не смогу. — Нет такого ответа, — Торин хмыкнул и поцеловал его в волосы. — Спи. К весенней ярмарке готовились заранее. Первые по-настоящему теплые дни уже прошли, детишки носились по Хоббитону яркими стайками. Во всех приличных домах шли уборки, старички выбрались из каминных кресел на скамеечки перед дверьми и грелись на солнце. Рыночную площадь украсили флажками и фонариками, там уже бойко шла разгрузка товаров. Торговцы прибыли из разных концов Шира и теперь старались занять места получше, чтобы как можно выгоднее показать свой товар, будь это табак из Южной четверти, мед или домашнее полотно. Тетушка Розамунда сновала между прилавков с самого рассвета: она любила рассмотреть все заранее и выбрать самое лучшее и свежее для всей семьи. Гномов она заметила сразу, когда караван еще только подходил к площади. Они шумели, смеялись, громыхали башмаками по аккуратно вымощенной дороге. Недовольно покачав головой, почтенная дама проследовала в другой ряд, где всерьез увлеклась выбором кабачковой рассады. Потом ее заметили Гардения и Гримальда, как всегда пришедшие на рынок вдвоем, и уже вместе они набрали целую тележку саженцев огурцов, томатов и цветов для палисадника. Когда же они втроем вышли на центральную линию рынка, то увидели там четвертую кумушку, Петунию: она с недовольным видом рассматривала мелкую утварь на прилавке у гномов, а толстенький белобородый торговец суетился вокруг нее и нахваливал товар. — Это все ручная работа, прямо из мастерских Синих Гор! Наши мастера славятся на все Средиземье, да и вы, мадам, похоже, настоящая ценительница. Одна лишь брошка у вас на шее говорит о хорошем вкусе. — Хм, — сказала тетушка Розамунда, подходя ближе. — Доброе утро, дорогая Петуния! Ну как, есть тут что приличное? — Обижаете, уважаемая госпожа, — забубнил гном, — у нас лучший товар! — Лучший? Это вот такой черпак-то лучший? Ваше счастье, что мой младшенький, Годо, не пошел со мной — а то я бы отправила его домой за нашим черпаком, чтобы показать, как он должен выглядеть! И что это за иглы? Нет, я вас спрашиваю, господин торговец, что вы предлагаете мне шить ими? Может быть, коровьи шкуры? — Ах, ну что вы, госпожа, у нас есть тончайшие иглы для бисерной работы… — обескуражено бормотал гном. — Заколки какие-то некрасивые, — вздохнула Гримальда. — Согласна, дорогая, и на ложках у меня узор богаче… Нет, наша кузня лучше делает. — О да, несомненно, наш гном куда больший мастер, чем эти, — тетушка Розамунда сурово посмотрела на торговца. — Ваш гном, мадам? Мы не знали, что в Шире живут гномы… — Только один, и довольно приличный. Там его кузница, — она указала направление ручкой черпака. — Кажется, его зовут Торин. Гном побледнел, запнулся, огладил бороду. — Т-торин, мадам, я не ослышался? Вы сказали, у вас живет кузнец по имени Торин? — Да, кажется так. Лучше спросите об этом у мистера Бэггинса, гном у него остановился. Он большой друг гномов, наш Бильбо. — Хм, что же… похоже, нам лучше попытать счастья в других городах Шира. Если в Хоббитоне работает сам Торин, мы наш товар дорого не продадим, — печально приговаривал гном, провожая взглядом несостоявшихся покупательниц. Вечер первого ярмарочного дня не смогли омрачить даже собравшиеся тучи. Когда хлынул дождь, большая часть публики уже разбрелась кто куда — мужчины предпочли провести вечер в дружеской компании за кружечкой эля, по этому случаю в «Зеленом Драконе» яблоку негде было упасть. Дамы разошлись по подругам и родственникам, потому что родственные связи и дружеские визиты в Хоббитоне во все времена ценились особенно высоко. Фламбард Тук, прибывший на ярмарку слишком поздно (все потому, что с утра он объелся плюшек с изюмом, которые напекла его супруга, и был вынужден отдохнуть до обеда), решил навестить кузена Бильбо. А заодно и полюбопытствовать, как оно с гномом в хозяйстве — удобно ли? Холман Гринхэнд, например, уверял, что слышал, как мистер Бэггинс жалобно кричит и плачет. А тетушка Мирабелла напротив, говорила, что Бильбо выглядит очень довольным, и что гном помогает ему с хозяйством. Слухи ходили разные, и Фламбард хотел лично убедиться, что чужак не доставляет Бильбо неудобств. Дождь шел быстрый и шумный, как всегда по весне. Фламбард шел по мокрой тропинке к Бэг-Энд, стискивая обеими руками ручку большого зонта. — Только бы не оступиться, — ворчал он. — Штаны надел чистые! За шумом дождя звуки он услышал не сразу, а когда сообразил, что впереди что-то пыхтит и сопит, замер на месте и стал осматриваться. Дождь был кругом, шумел по молодой листве, свежей траве — пахло так упоительно, прямо жизнью пахло — но кто мог еще оказаться тут, поздним вечером, под сплошным ливнем? Фламбард осторожно шел вперед, делая крохотные шажки и прикрываясь зонтом, словно это могло ему помочь слиться с местностью. Он старался разглядеть что-нибудь, но везде видел только мокрые листья, ветви, забор палисадника Бэг-Энда… Наверное, Фламбард мог бы подойти вплотную и не заметить, не оживи неожиданно тень у ограды. — Ох мамочки, — простонала тень голосом кузена Бильбо. — Я же говорил, что тебе понравится, — отзывалась вторая тень, пыхтя. — О да, да! Еще, пожалуйста, Торин! Теперь Фламбард примерно разбирал, что тень поменьше, говорившая как Бильбо, опирается на заборчик, почти висит на нем, цепляясь руками за выступающие навершия досок, а вторая, с низким голосом, возится позади, чем-то ритмично хлюпая и вздыхая в такт. Медленно-медленно, не поворачиваясь, Фламбард начал отступать обратно, надеясь скрыться за поворотом до того, как его заметят. Он думал о том, что посидеть в «Зеленом Драконе» — отличная идея. В конце концов, кузен Бильбо не зря выглядит довольным, ведь гном и правда помогает. А этот дурак Холман треплет всякую ерунду, кто его будет слушать? — Я вполне могу навестить кузена и завтра, например, днем, — говорил Фламбард сам себе, резво спускаясь с холма. — Не стоит знать больше того, что тебе следует, а то и в неприятности недолго угодить. Бильбо застал Торина на кухне, когда тот пристально разглядывал голубые тарелки. Солнечные пятна лежали на полу четвертинками круга, пылинки кружились в световом столбе. — Они одинаковые! Торин опустил тарелки на стол, будто ставил точку в давнишнем споре. Бильбо молча подошел и вынул из стопки третью. — Эта. — Ты водишь меня за нос. — Вовсе нет, зачем мне, — он пожал плечами. — Я же не сказал, что мне не нравится. — Как ты ее отличаешь тогда? — Она другая. Как бы тебе объяснить… ну вот как горы: Эред Луин — это не Эребор. Гном понимает, но не сможет научить этому пониманию того, кто не гном, так ведь? — Бильбо вдруг испуганно посмотрел на Торина, будто вспомнил что-то, шмыгнул носом. — Прости. Зря я, думаю, это… про Эребор. — Отчего же, — улыбнулся Торин. — Все хорошо. — Да, наверное. Они оба сидели на краю стола, касаясь друг друга локтями. Бильбо смотрел, как за окном вьется над зацветающей жимолостью желтая бабочка. — Почему ты пришел, Торин? Я ведь не отстану, — сказал он негромко. — Тебе хочется, чтобы я ушел? — Нет! Нет, конечно же нет! Даже не думай. Я просто… ну, знаешь, ты же ничего не говоришь, и я все время боюсь, что ты соберешься и уйдешь. Возвращаюсь домой и смотрю, на месте ли твои сапоги и не забрал ли ты мешок. Я так волновался, что ты придешь в себя и скажешь мне что-то… плохое, что сбежал. Каждый день я ждал, что ты придешь. Весточки, письма ждал. Знал, что ты не придешь — у тебя ведь там целый Эребор, а это так далеко от Шира — и все равно ждал. А ты пришел. И я ведь уже не смогу иначе, понимаешь? Не смогу отпустить. Тишина зависла на некоторое время; стало слышно, как снаружи стрекочут кузнечики. Издалека доносился детский смех. — Я слышал, когда ты говорил со мной. Там, на Рэйвенхилл. Думал, что мне это кажется. Никто не говорил мне, когда ты ушел, а я не спрашивал. А потом, уже когда рана схватилась, я бродил по коридорам Эребора и размышлял обо всем. О драконьей болезни, о золоте, о том, что дальше. Я мечтал, чтобы мой род вернул себе дом, и сделал это, но в глубине души я хотел, чтобы все стало как прежде. И это у меня не получилось, Бильбо, ты понимаешь? Ни у кого бы не получилось, возврата в прошлое нет. Эти коридоры, эти залы — они те же, но уже совсем другие. Это больше не царство Трора, Траина, Торина. Того Эребора не вернуть, как не вернуть моих деда, отца, брата. Никакое золото не заменит мне их утраты. Я не знал, куда себя деть. Дела, конечно, находились — их там и до сих пор полно, — но это уже будто не мои дела. Рана не хотела заживать, и тогда Оин сказал мне, что я должен понять, зачем я живу теперь. Как-то я не мог заснуть и спустился вниз, в сокровищницу. Золото там все такое же красивое, но его блеск перестал мне нравиться. Я чувствовал только холод, какой бывает в могильниках, будто мои погибшие предки звали меня с собой. В тот, мертвый Эребор. И я бродил там, думал — и случайно вспомнил тебя. Сначала злился, что ты сбежал, не дождавшись меня, а потом подумал о том, что ты говорил мне раньше. О том, какой ты, Бильбо. Торин взял его за руку и пропустил свои пальцы между его. Бильбо смотрел в окно и боялся моргать, чтобы слезы не пролились из глаз. — Ты ведь на самом деле очень сильный и храбрый. Гораздо храбрее меня, например. Я тогда чуть не убил тебя, а ты все равно пришел, — Торин вздохнул. — Больно вспоминать об этом. Но тогда эта мысль стала для меня неожиданно яркой. Я уцепился за нее и стал вспоминать все остальное про тебя: как ты смеялся, как раскуривал трубку после еды, переживал из-за своего носового платка и тосковал по книгам. Ты не поверишь, я почувствовал тепло. Самые простые воспоминания о тебе тянули меня к жизни, наполняли чем-то теплым. В ту ночь я заснул почти счастливым, а во сне мне приснился огромный дуб, под которым на скамейке сидят два старичка с трубками. Бильбо шмыгнул носом, и не глядя взял протянутый Торином платок. На ближнем лугу мычали коровы, подзывая хозяек для дневной дойки. — Помнишь, ты показал мне желудь? Я тогда искал Аркенстон, думал, это ты его спрятал, а у тебя там желудь… Мне сначала показалось, что это так глупо: всего лишь какой-то желудь! Хотя даже тогда что-то во мне шевельнулось, чего я не знал. А теперь я вдруг понял, что это и было самым важным, Бильбо. Весь этот поход подводил меня к этому — нельзя жить в мечтах о прошлом, ведь оно не вернется. Нужно искать свое место, свое дело, выращивать свои деревья. Я решил, что поеду к тебе, спрошу, правда ли все то, что ты говорил мне, умирающему. Увижу, как растет твой дуб. Они же медленно растут, правда? — Да. Дуб начинает давать желуди, когда ему больше пятидесяти лет, — всхлипнул Бильбо. — Значит, у нас есть как минимум пятьдесят лет, — улыбнулся Торин. — Идем, — Бильбо неловко слез со стола и пошел к двери. — Идем со мной. Ветер гнал волны по молодой траве. На кучевые облака было больно глядеть из-за их белоснежности. Среди травы кто-то выложил камешками аккуратный круг, посреди которого тянулся к небу маленький яркий росток. — Что это? — Торин с трудом разглядел стебелек с двумя крошечными листочками. — Твой дуб. Я посадил его осенью, и теперь он начал расти. — Надо же, какой он тоненький. И не скажешь, что вырастет могучее дерево. Но я уже знаю, что внешность бывает обманчива. — Ты не будешь скучать по Эребору? По другим гномам? — Это больше не мой Эребор. Он принадлежит им — Фили, Кили, Ори, Глоину, Бофуру. Всем, кто захочет вернуться. Они выстроят свой, новый Эребор. Фили будет хорошим королем, я уверен в этом. Он умеет ценить близких и не поддастся власти золота. А мы всегда можем навестить их, если захотим. — Вместе? Что, вот прямо так, мы вдвоем? — Конечно. Но сейчас у нас есть дела поважнее: как думаешь, где лучше поставить скамейку? Ты любишь смотреть на восход или на закат? — Пусть будет… закат. Мы станем сидеть под дубом и курить трубки, пока совсем не стемнеет, а на небе начнут загораться первые звезды. — Так и будет, — Торин обнял Бильбо и прихватил губами верхнюю кромку его уха. — Это то, ради чего хочется жить. — Ради дуба и скамейки, на которой мы ожидаем первых желудей? — Ну а что. Я знаю одного короля, который променял горы золота на один желудь. Торин никогда еще на памяти Бильбо не улыбался так ясно. — Какой странный король. — Ошибаешься, это самый счастливый король. Поверь мне, Бильбо: некоторые желуди стоят дороже, чем все золото в мире. Наверное, поэтому их никто не может купить — только найти или вырастить самостоятельно.