Добрый... Добрый? Добрый.

- Ты такой хороший. И готовить умеешь и убирать. И на свидания со мной ходишь и с университета встречаешь. И ещё работать успеваешь. Ты идеальный… Не перебивай, дай мне договорить. Я лишь хочу сказать, что, мне кажется, я тебя не достойна. Прости Макс, я хочу расстаться. Давай останемся друзьями. Ты ведь простишь меня и поймешь, ведь ты такой добрый! Вот с таким монологом ушла из моей жизни очередная девушка Вика, уже бывшая. Лишь звякнула ключами по тумбе и негромко хлопнула дверью, тем самым, как бы оповестила, что она с концами покинула квартиру. И все бы ничего, только каждый разрыв с очередной миленькой девушкой заканчивается словами: «Ты такой добрый!». Вот, что за хрень, они все говорят одно и то же. Как будто – доброта, это моё проклятие. Оля, моя первая девушка, напоследок сказала: - С тобой как в сладкой вате. Живешь, и все – сладко. Ты очень хороший, но я так больше не могу. Мне хочется остроты. Прости меня, Макс. Простишь? Да? Спасибо. Ты такой добрый. Леся, моя вторая девушка, сказала: - Ты потрясающий кулинар, а в твоей квартире всегда чистота и порядок. Ты перспективный повар в дорогом ресторане. У тебя есть всё: и своя квартира, и машина, да ещё и дача. Как такой простушке из детдома, дотянуться до твоего совершенства. Прости меня, я ухожу. Я знаю, что ты меня поймешь, ведь в дополнение ко всем твоим талантам, ты ещё и добрый. Оксана, моя третья девушка, сказала: - Я очень благодарна тебе за эти почти восемь месяцев, что мы вместе и надеюсь ты меня поймешь. У нас всё было замечательно, но… Я не могу объяснить, мне чего-то не хватает. Перчинки какой-то что ли, сумасшествия или приключений. Жизни, вне твоей безмерной заботы и внимания. Нет, это не плохо. Ты замечательный. Просто, дело во мне. Прости, я ухожу. Ты оплатишь счет? Спасибо, ты такой добрый. Добрый… Добрый? Добрый. Да вашу ж мать! Бесит! Как же бесит! Меня до бешенства уже доводит одно – это слово – доброта. А во всём виновато мамино воспитание! - Максим, девушкам нельзя грубить. Сынок, запомни это! И как тут не нагрубить, когда говорят, что ты идеальный, замечательный, д-добрый и блин, все равно уходят. А если пытаешься остановить или вернуть, то по второму кругу скармливают тебе балладу о твоих достоинствах, делают виноватое личико, пускают слезу и уходят. Все равно уходят! - Максим, с девушками надо себя вести хорошо, окружать их вниманием и заботой, их надо уважать, они нежные и хрупкие создания. Мам, именно нежные и хрупкие создания в итоге меня бросают. Пытался я встречаться с другим типом девушек, под названием «стерва и акула в одном флаконе», но эти встречи вышли мне боком: депрессия, психолог и трата бешеных денег на еженедельный шопинг, лишь бы не покусали. - Сынок запомни: девушек не просто надо любить, им надо это показывать. Желательно почаще! Так что не забывай своей любимой дарить подарки и цветы. И на третьем пункте у меня прокол. Дарил, показывал, любил, но видно, то ли недостаточно, то ли слишком много. Девушек не поймешь, то им мало внимания, то много, купил розы – замечательно, но банально, ромашки – деревня, гвоздики – для бабушек, лилии – слишком сильный запах. Не угодить. Вот хоть ты тресни, а все равно хрен угодишь, всегда найдут к чему придраться. Не все такие, но даже в самой милой девушке, время от времени просыпается дерзкий чертик, с желанием показать всем кузькину мать. Мама меня одна растила, а отца я и вовсе не знал. Да и родила она меня в сорок лет, можно сказать, был для неё неожиданностью, подарком судьбы, она говорила, что уже и не надеялась обзавестись детьми, а тут такое счастье – я. А тот человек, который должен был быть моим отцом, укатил куда-то, и даже не знал и не знает, что у него где-то есть сын двадцати пяти лет отроду. Мама о нем почти ничего не рассказывала, а после я сам перестал спрашивать: «Где папа?». Я его не ненавижу, его для меня просто не существует. Мама всю жизнь старалась дать мне достойное мужчины воспитание. И хоть жили мы не богато, я к началу школьной жизни свободно умел писать, читать и считать, чем несказанно радовал учителей, и маму. Учеба вообще давалась мне легко. Возможно поэтому двенадцать классов я закончил с золотой медалью. До сих пор помню, как мама плакала на вручении аттестата. Она всегда мной гордилась, а я никогда не хотел её разочаровывать. И почти преуспел в этом. После школы, я, не делая передышки, поступил в университет, на повара. Любовь к готовке мне привила мама, и я часто, когда был маленьким стоял с ней на кухне и что-то нарезал, что-то помешивал, что-то пробовал. У мамы остались десятки кулинарных книг и рецептов, и со временем все эти записи я досконально изучил, поэкспериментировал, пробовал менять дозы тех или иных ингредиентов, и в итоге научился не только готовить, но и придумал новые рецепты, а также улучшил старые. Предполагаемые четыре года университета я завершил за два. И уже в двадцать лет с красным дипломом устроился на работу в ресторан «Fellini», куда меня приняли с превеликой радостью, так как там я проходил практику, и показал себя умелым и добросовестным работником. В тоже время мама слегла с болезнью. Судьбе, видно, было мало наградить мою маму диабетом, к нему было смертельно необходимо добавить ещё что-нибудь. Я разрывался между больницей и работой. Старался все успеть, но все свободные часы проводил возле маминой постели. Она сильно похудела за те полгода, пока болела. Я помогал ей дойти до туалета, ноги её почти не держали, кормил с ложечки, вывозил на коляске в сад, читал ей её любимые романы Сандры Браун. Краснел, читая эротические сцены и долго возмущался от маминого смеха и комментариев, но все же продолжал читать. Спал там же, в палате. Хоть это и было запрещено, но для меня там поставили диванчик. Медсестры за те полгода привыкли ко мне, я был частью их рабочего коллектива. Я никогда не думал, что увижу свою маму с побритой головой. Лейкемия – забрала её чудесные волосы, которыми она так гордилась. Пышные, волнистые, длинные – мечта любой девушки. Но мама была готова расстаться с волосами, лишь бы лекарство помогло. Химиотерапия сначала давала надежду, но потом и она перестала помогать. Ни таблетки, ни пробные аппараты не давали положительный результат. И пока мама боролась с болезнью, я по-прежнему разрывался между больницей и работой. Бросить работу я не мог, зарплата высокая и коллектив оказался понимающим, меня никогда не задерживали, я отрабатывал положенные часы и бежал в больницу. Девчонки на работе постарались, выбили мне премию за новый рецепт в меню, я был им очень признателен. Пятьсот евро лишними не будут. К тому же именно благодаря высокой зарплате, я без проблем мог оплачивать больничные счета. Да ещё повезло, что бывшая одноклассница пошла на медицинский и в аптеке на необходимые лекарства для меня была девяностопятипроцентная скидка. Маму то выписывали из больницы, то снова клали, в последние месяцы она постоянно говорила, что это – не жизнь, что она устала, что её таскают туда обратно, и в довершение, чтобы меня добить – я порчу тебе жизнь, сынок, скорее бы я ушла. Тогда, я впервые в жизни накричал на маму и довел её до слез. А после позвонил сиделке и отправился на работу. Проработал двое суток без отдыха. И только, когда менеджер ресторана, обматерив меня, выгнала домой спать, я вернулся в родную квартиру. Квартира – это отдельная история. Мама так не хотела переезжать из нашего деревенского домика, где все было родным и знакомым, но мне тогда надо было поступать в школу и ей пришлось купить в городе квартиру, небольшая двушка, но нам хватало. А наш старый домик – стал летней дачей, куда мы с удовольствием ездили. Но эта квартира так и не стала ей родной, и почти все годы школы, я наблюдал, как мама чахнет в городе и только когда мне исполнилось пятнадцать я упросил маму вернуться в наш старый домик. Я был уверен, что ей там будет лучше. И ей там было лучше, действительно! На природе, она словно задышала полной грудью. Приезжая на выходные я видел, каким довольным блеском светились её глаза. Не зря говорят: «дом там, где твоё сердце», видно мамино сердце, или хотя бы его часть – осталась в деревне. И только, когда я заметил ухудшение её здоровья, которое она скрывала от меня, я вновь заставил её вернуться в город. Может я опоздал и было слишком поздно? Я не знаю, но тогда я молился, что бы врачи не опоздали и нашли лекарство. И лишь на короткий период времени мамино здоровье, казалось, вернулось в норму, но потом стало только хуже. Пока мама болела, я привык заботиться о ней, ухаживать, подавать, приносить. Конечно я всегда о ней заботился и часто переживал, когда знал, что она одна за городом живет, но во время её болезни, забота – переросла из обыденного действа в нечто каждодневно необходимое. Это не тот случай, когда ты подносишь чашку матери, только потому что хочешь сделать ей приятное, ты подносишь чашку, потому что знаешь, что без тебя она не сможет до нее дотянуться. Я совру, если скажу, что мне было легко. Было тяжело и сложно. Но я не мог всю заботу о маме свалить на сиделку и не хотел этого. Она всё для меня делала, неужели я настолько никчемный сын, что отвернусь от неё в трудный момент? Нет. Не отвернусь. Помогу. Поддержу. Мы выкарабкаемся. Так я думал… Только болезнь победила… Я возвращался с работы, уставший и измотанный, весь день было ощущение, что люди в городе будто нарочно сговорились и решили сходить в ресторан. Метался по кухне, как проклятый, выполняя многочисленные заказы. Казалось им нет конца, но к вечеру наплыв посетителей все же убавился, и я смог выбраться домой, впервые задержался на работе на лишние два часа. Хорошо, что на кухне работает шесть поваров, будь нас хоть на одного меньше с работой не справились бы. На подходе к дому у меня по спине пробежал холодок, какое-то нехорошее предчувствие, но я посмотрел, свет на кухне горел, а значит сиделка дождалась меня, хотя обычно мы договаривались, что в восемь я, заканчиваю работу и в восемь сорок я дома, а значит где-то в начале девятого она может начинать собираться и уходить. Перед уходом она обычно проверяла не нужно ли чего маме и если всё было хорошо, то она уходила. Её главной задачей было покормить её и дать лекарства. Мама уже не вставала, так что ей приходилось одевать подгузник. Пол одиннадцатого, я впервые задержался. Открыв дверь, я услышал работающий телевизор, быстро разулся и пошел на кухню. Сиделки не было, но свет горел и на столе лежала записка: Вашу маму я покормила, лекарства мы приняли, подгузник поменяли. На тумбочке я оставила ей чай и пару пряников. Она сегодня почти весь день проспала. Извиняюсь, что ухожу рано, но у меня внучка заболела. До вас я не дозвонилась. Я ушла в 20.00. Звоните как буду нужна. Прочитав записку, я пошел к маме в комнату. Приоткрыл дверь, телевизор работает, она спит. Она теперь часто спит. Сил ни на что не хватает. Я подошел и посмотрел на нее, накрылась одеялом, на боку лежит, и спит. Я не стал её будить. В случае, если ей что-нибудь будет нужно она даст знать, а я уже научился, чутко сплю, услышу. Быстро принял душ и упал на кровать. Сон пришел мгновенно. Проснулся я утром неожиданно выспавшийся, на часах было десять утра. Я тут же подскочил, почему мама не позвала меня, она завтракает в восемь или в девять часов утра!? Зашел в комнату. Она спит. Всё в том же положении. Телевизор по-прежнему работает. Меня уже начинает трясти. Какое-то пронизывающее до костей чувство внутри, мне уже всё сказало. Осталось только сделать шаг в направлении кровати и подтвердить догадку. И на ватных, подгибающихся ногах я сделал этот шаг. Аккуратно потряс маму за плечо. Ничего. Трясу сильнее. Она не отвечает. Я уже кричу: - Мама! Мама очнись. Ну же проснись. Мам! Ну давай открой глаза, прошу тебя. Ничего. Дрожащими руками откидываю одеяло, беру её худую руку и ощущаю какая она холодная, стараюсь нащупать пульс и не ощущаю никаких отголосков жизни. Не верю. Ей всего шестьдесят пять, ей рано, рано уходить. У меня темнеет в глазах. Кое как добираюсь до телефона, вызываю скорую. Монотонный голос в трубке задает какие-то вопросы, я на автомате отвечаю. Время. Вы тянете время. Зачем спрашивать сколько лет больному и на что жалуется. Вам говорят – срочно, а вы тянете время. Нет, вы его теряете. Ненавижу! Я не могу говорить спокойно, я ору, ору, что бы эта чертова машина немедленно приехала. У меня спрашивают адрес и высылают машину. Я не помню, как приехала скорая, не помню, как они вошли в квартиру. Пришла сиделка. Оказывается, я ей позвонил. Когда? Этого, я тоже не помню. - Соболезнуем! – голос врача доноситься до меня словно сквозь пелену воды. Не верю. Не хочу верить. Отказываюсь. Кажется, я набросился на врача, кричал что-то о том, что это всё ложь, а потом кинулся в спальню, с целью доказать им, что они ошиблись и только там увидел тело, накрытое белой простыней. Мамино тело. Что было потом не знаю. Сознание меня покинуло. Очнулся в палате под капельницей. Не понимал и не помнил, что произошло и что я здесь делаю. Сиделка, Алевтина Аркадьевна, была рядом. Как только она увидела, что я очнулся, тут же побежала за врачом. Врач деликатно и медленно, тщательно фильтруя слова – сообщил мне то, что я не хотел вспоминать. Мамы больше нет, она умерла. А у меня случился нервный срыв, и меня отвезли в больницу. Снова истерика, снова успокоительный укол и спасительный сон. Я отказался долго валяться в палате и, спустя сутки, после моего второго пробуждения, сам себя выписал. Клятвенно пообещав врачу принимать выписанные таблетки и приходить на обследование. Алевтина Аркадьевна на несколько дней стала моей сиделкой. И даже домой поехала вместе со мной. Видно хотела убедиться, что у меня не будет повторного срыва и я не буду прыгать с балкона шестого этажа. Я отмахивался от женщины всю дорогу, но на пороге квартиры словно вмерз в коврик и никак не мог переступить порог дома. Что бы войти в квартиру, мне потребовалось ещё пол часа, дыхание – вдыхаем через нос и выдыхаем через рот – помогло, и под стук бешено стучащего сердца, я сделал шаг в квартиру. Находится в квартире было удушающе больно. Зайдя в квартиру, я остановился в гостиной и больше не мог сделать ни шагу, я этого не понимал, но я действительно не дышал. Женщине пришлось дать мне пощечину, потому что на её просьбы прийти в себя, я никак не отреагировал. Как только я задышал, она залилась слезами. Я отстал от потока слез буквально на минуту, но потом и меня накрыло. Позже, на кухне, мы вместе пили успокоительный чай и молчали. Надо было определиться с похоронами. И спасибо Алевтине Аркадьевне, которая всячески мне помогала и подсказывала: куда надо позвонить, что сделать, какие бумаги найти, какие вещи собрать. Один, я бы не справился. Свихнулся бы. Пришлось обзвонить всех знакомых и не только сообщить всем о поминках и похоронах, но и выслушать сотню соболезнований. Кажется, я на автомате говорил – спасибо, и особо не вслушивался в слова. Встреча с адвокатом, за день до похорон, была обязательной. Я понятия не имел, что он мне скажет или какие бумаги даст подписать, поэтому шел на встречу с желанием поскорее её закончить. Новость, что он мне сообщил на миг заставила меня снова перестать дышать. Мама застраховала свою жизнь! И в случае её смерти я получаю страховку – семьдесят тысяч евро. Он рассказал, как она договаривалась с ним, узнавала, какие бумаги необходимы, кому надо позвонить, что делать, если близких больше нет и насколько крупной будет страховка. Она уже тогда чувствовала, что не сможет побороть болезнь и думала лишь обо мне. О моём благополучии. О дальнейшей жизни, без неё. Я этого не знал. Она всегда думала лишь обо мне. И я вновь разревелся. Адвоката не шокировала моя очередная истерика, но всё же именно ему пришлось меня успокаивать. Похороны прошли быстро. Впрочем, так же, как и поминки. Алевтина Аркадьевна помогла подобрать для мамы последний наряд. Бело-голубое платье, белый платок на голову и светлые тапочки. Мама выглядела как ангел. Врачи тогда сказали, что она умерла во сне. Просто уснула и не проснулась. Говорят, что так уходят из жизни только очень хорошие люди. Я в это верю. У меня была самая замечательная мама и до конца моей жизни, мне будет её не хватать. Уже к вечеру я был готов свалиться с ног. Алевтина Аркадьевна сначала пыталась пригласить меня пожить у нее, мол квартира большая, места всем хватит. Я отказался. Потом она предложила временно ко мне переехать, но я снова отказался. Она и так нам с мамой очень сильно помогла, я не мог пользоваться её добротой и дальше. У меня есть квартира, есть работа, на которой меня ждут. Я в трауре, но мне предстоит смириться со всем что случилось, пережить это и жить дальше. Спустя два дня, в мой последний день отпуска, неожиданно нагрянула в гости Алевтина Аркадьевна. Она корила себя за свою забывчивость и долго извинялась, а потом протянула мне конверт. - Что это? – спросил я, покрутив в руках белый конверт на котором было всего одно слово: «Максиму». - Ты меня извини, со всеми переживаниями я совсем позабыла об этом. Это Алла Викторовна просила тебе передать. Это её письмо, но писала я, под её диктовку. Прочти. Это всё, что она хотела тебе сказать, её последние слова, наставления, пожелания. Прочти. А я пойду, буду нужна, ты знаешь номер – звони. Женщина быстро обняла меня, поцеловала в лоб и вышла за дверь. А я отправился на кухню и вскрыл конверт. Дорогой мой сынок. Если ты читаешь это – значит я умерла. Молю, прости меня, что ухожу так рано, надеюсь мы смогли проститься. Я никогда не думала, что так заболею. О таком ведь никто не думает, это просто случается. И со мной эта беда случилась. Ты год сидел у моей постели, ухаживал за мной, кормил и поил, я видела, как тебе было трудно, и знаю, что свое время ты с радостью провел бы иначе, но все равно оставался возле меня. Спасибо тебе за заботу, родной, ты вырос таким мужчиной, каким я желала тебя видеть. Сильным, умным, ответственным и добрым. Ты моё солнышко, мой рыцарь, моя жизнь. Ты знаешь, как я тебя люблю, а я знаю, как меня любишь ты. Я всегда чувствовала твою любовь и заботу, прошу не потеряй эти качества, оставайся таким же хорошим человеком. Найди любовь, и подари своей второй половинке всю любовь, всю заботу, нежность и ласку, которую ты дарил мне. Спасибо тебе за то, что читал мне мои любимые романы, я молюсь, чтобы у тебя всё было так же прекрасно, как в этих романах и пусть это только сказка, я желаю тебе этой сказки в жизни. Я молюсь о твоём благополучии, о твоём счастье. Жалею лишь, что не увижу внуков, а может и увижу, ведь я буду приглядывать за тобой. Мой ангел, я помню, как ты рассердился на меня, когда я сказала, что порчу тебе жизнь и скорее бы она закончилась. Прости меня, я не должна была так говорить. Если б было возможно, я хотела бы остаться с тобой подольше, попробовать ещё раз твои изумительные шоколадные кексы и то блюдо из французской кухни, которое ты готовил мне на день рождения. Ты повар от Бога! Надеюсь у тебя когда-нибудь будет собственный ресторан, о котором ты мечтаешь, а если не получится, ну и черт с ним, в жизни будут другие радости, другие мечты. Максим, ты знаешь, что дети иногда думают, что они не оправдали ожидания своих родителей? Ты всё делал, делаешь и будешь делать правильно. Ты меня никогда не разочаруешь. Любой твой поступок, не важно кажется он тебе спонтанным или обдуманным, верным или неправильным, ничего из этого не огорчит меня. Не заключай себя в какие-либо рамки, не ограничивай свой простор к творчеству указами старых маразматиков. Ты волен сам решать, как тебе поступать. Я помню, как ты переживал после разрыва с Олей. Первое, что ты мне тогда сказал, что больше не хочешь быть хорошим и добрым, и что я тебя неправильно воспитала, и что из-за этого она тебя бросила. Дура эта Оля. Не разглядела такое сокровище. Вы были вместе три года, а она оказалась слепая, как крот. Твоя новая девушка Леся, с которой мне уже не удалось более тесно пообщаться, как с Олей, оказалась не меньшей дурой. А что это значит? То, что они тебя не достойны. Не нашел ты пока ту единственную, но обязательно найдешь. И твоя доброта, забота и ласка – в этом тебе помогут! Это не плохие качества, а хорошие. Запомни это, дорогой. PS: машинку свою небось думаешь забыл на даче, а там сейчас намело, ни проехать, ни пройти. Открою тебе секрет, ещё осенью я попросила Сан Саныча (соседа по даче) перевезти её в город, шины поменяли, да в гараже её от морозов укрыли. Ключик и местонахождение машины у него узнаешь. PSS: если решишь продать дачу, то забери оттуда только свои вещи и так, по мелочи самое необходимое, а остальное пусть достанется новым владельцам. И всё же я не прощаюсь с тобой, мы обязательно увидимся. Безмерно люблю, крепко обнимаю и молю Бога, чтобы у тебя всё было хорошо. Мама. Заканчивал читать, я уже не видя текста. Всё плыло перед глазами и соленые слезы ручьями скатывались по щекам. Мне казалось, что вместе со слезами потихоньку начинает уходить боль. Пусть уходит, ей нет места в моей жизни. Мама хотела видеть меня счастливым. И я буду счастлив. Однажды.

***

Прошло четыре года, а я помню мамино письмо наизусть. И всё ещё храню его в ящике стола. Я переехал с той квартиры, не смог там жить. Продал, к счастью, довольно быстро, оставил там почти всю мебель и технику. Полгода жил на съемной квартире и после нашел идеальный для меня вариант. Купил трехкомнатную квартиру, от которой до работы рукой подать. Владельцы сделали евроремонт и так же как я продали квартиру почти со всей мебелью. Идеально! И всё же, вернусь ка я к тому с чего начался сегодняшний день. Доброта – не проклятие. Доброта – не проклятие. Доброта – не проклятие. Это моя новая мантра. Буду повторять это перед сном и за завтраком. И хоть я и говорю, что доброта – не проклятие, но почему же тогда Вика ушла, снова девушка меня бросила, четко выделив, что я добрый, и это не плохо, это вроде как хорошо, и правильно, и замечательно, но что-то всё же не так. И в итоге «добрый» – звучит как ругательство! Всё, беру отпуск. Хватит, мне нужно отдохнуть от людей. И плевать, что сейчас конец января и на работе завал. Я три года безвылазно жил по плану: работа-дом-работа-девушка-дом-работа-новая девушка-дом-работа. И так далее по кругу. Всё, хочу отдохнуть. Поеду на дачу, забурюсь подальше от людей, выключу все средства связи и побуду в одиночестве, хотя бы приведу мозги в порядок, снова повторю свою мантру, затоплю печь, сделаю баньку и недельку наслажусь покоем, которого в городе я хрен дождусь. Да и проверить мне хочется мою старушку, изрядно помолодевшую после ремонта. Не зря все выходные летние дни ездил на дачу и с пацанами ремонт делал. Справились на славу! Баню сделали, душ провели, окна поменяли, дом утеплили, веранду удлинили и застеклили, получилась лоджия. Ещё одна комната. Да и гараж перестроили, подарок для моей ауди, что бы было где ей жить. Не дом, а сказка! Теперь и зимой жить можно, и не нужно целый день протапливать помещение, тепло сохраняется гораздо дольше. Всё, собираюсь и еду! Правда ещё одна причина есть, почему я хочу смотаться за город. Сан Саныч звонил, он там зимует и сказал, что по дачам воры начали шастать, сказал, те, кто там круглый год живут видели кого-то, но не из своих, не признали. И из виду утеряли. Вот и растрезвонили всем, что б хозяева приехали проведать свои домики. И я поеду, только договорюсь с рестораном, что недельку меня могут не искать и тут же рвану в снежную страну.