Пансион Хаммелов

      Первое, что смог услышать Алек, были стуки в дверь его комнаты. Лениво открыв глаза, он огляделся по сторонам. Огромное панорамное окно освещало и без того светлую комнату. Не смотря на то, что семья Лайтвудов обладала огромным состоянием, «жилище» старшего сына было больше похоже на коробку, чем на место, где бы он хотел проводить одинокие и не очень ночи. Он соблюдал некий минимализм и скрытность в вещах, которые видит каждый. Вся мебель, что там находилась, была в нежных молочных цветах. Огромная двуспальная кровать размещалась возле центральной, шоколадного цвета, стены, позволяя Алеку по ночам любоваться (если такова была возможность) на оживший в тени Нью-Йорк. Над кроватью была небольшая картина. Единственное во что брюнет вложил душу. Вы думаете, что если вы художник, то над вашей кроватью обязательно должна висеть ваша картина? Юноша на этот счет был другого мнения. Картина Юхана Кристиана Клаусена Даля идеально вписалась в обстановку. Норвежский художник Xlll- lXX века занимал особое место в сердце молодого художника. Он никогда не находил в них особый потаенный смысл. Для него они были теми, кем являлись. Нежными, хрупкими и уязвимыми личностями. На полотне были нарисованы четыре девушки. Стоя в полукруге они были очень зажаты и тихи. Их бледная одежда характеризовала каждую женщину. У любой была своя изюминка. Для чего-то или кого-то они одевались так утонченно и непредсказуемо. Алека интересовало также режиссирование: ему нравилось порой сидеть и продумывать судьбу этих странных леди. Но если бы его спросили, почему именно она, он бы ответил, что они настолько жалкие, что сны от этого становятся сказочнее. Такой вот он. — Алек? — в дверях показалась рыжая дама средних лет. Она свела свои нарисованные брови к переносице и возмущенно крикнула: — Какого черта, ты всё ещё в кровати?! Тот блондин уже часа 3 назад ушёл. И кажется, у него есть жена, — усмехнулась та. Её зовут Мария Ткачева. Из-за постоянной работы отца и матери семейства, она с самого детства детей Лайтвудов, с ними нянчится. Ее нельзя назвать няней, нельзя назвать дворецким, если не хочешь получить ложкой по милому личику. Для них она стала матерью, по документам — опекуном. Без её присутствия жизнь Алека и Изабель была бы жутко скучной и одинокой. До седьмого дня рождения Иззи, было невозможно найти подходящего попечителя, избалованным и обиженным на взрослых, детишкам. Кто-то был слишком мягок, кто-то жёстким, а кому-то просто взбрело в голову, что это простейшая работа, где можно хорошо подзаработать. До Марии самый большой рекорд установила Аннет, помешанная на йоге, французская студентка. Продержалась шесть дней. После чего решила, что работа в Макдональдсе больше поможет достигнуть ей «дзен». Вскоре на порог шикарного дома ступила суровая русская. Никто и не ждал больших успехов, но Ткачева смогла усмирить нрав отпрысков и заполучить их доверие. Прошло уже девять лет, а она всё так же верна им, чем и отвечают уже не дети. — Сколько раз говорил, не разговаривай, — спускаясь по лестнице и натягивая пижамные штаны в серую клетку, задумался Алек, — с… — Потрахунчиками? — послышался крик сестры из-за стола, а затем смех. — Да! Да, именно! Не говори с моими потрахунчиками, — наигранно поругался брюнет, приобняв за плечи рыжую и опустился на стул рядом с сестрой. — А ты мне начальник, маленький говнюк, — ухмыльнулась она, складывая оладьи в тарелку, — к тому же, спал бы меньше и я бы не знала, что во время семяизвержения у тебя дёргается левый сосок, — подметила «шеф» и залилась смехом. — ХАХААХА, МАР, В ЯБЛОЧКО! — вставила свои пять копеек Иззи, хватаясь за живот от смеха. Не торопясь Ткачева разливала чай и подавала на стол оладушки. Кухня была очень просторной, бордово-металлических цветов. Стиля хай-тек. Много металла, места, мало мебели. Но не глядя на это, в комнате всегда было очень уютно и по домашнему (опять же заслуга Марии, которая не любила весь этот 'богатенький образ жизни'). Всё семейство уселось за длинной кремовой стойкой, пока Мария, отдав чай молодежи, прислонилась на против них к противоположной стороне стола и просто наблюдала, как ребята едят. Это означало, что сейчас будет разговор. — Ты собрал свои вещи, Александр? — голос куратора стал серьезнее, чем тридцать секунд назад. Смотрела она прямо в глаза, ожидая ответа. Но у юноши на этот счёт было другое мнение. Слегка отодвинув стул, Алек поторопился уйти. — Спасибо за завтрак, — опустил голубые глаза парень и собирался уйти, как чужая рука легла поверх его собственной. — Алек, — заботливо протянула Мария, — так нужно, ты знаешь это. Маризу и Роберта ждал переезд в новый штат для очередной работы. И не было бы с этим проблем, если бы им не взбрело в голову потащить младших Лайтвудов за собой. А зачислены они были Пансионат для одаренных, талантливых подростков в Чикаго. Алек не сомневался в том, что Чикаго ни чем не уступает Нью-Йорку по количеству симпатичных парней и веселья. Алек сомневался во всём. Но не в этом. Его волновало, что ему придётся снова встретиться с Маризой, которую он так тщательно избегал, его волновало, что в сраном пансионе ему нужно будет по новой завоевывать популярность и главенство, его блядь по настоящему беспокоило, что будет с Марией. Ведь это значит, что после их отъезда она официально останется без работы. И по закону жанра, голубоглазый упрямец сваливает своё недовольство на отсутствие выпивки в пансионе и прочего дерьма, спасающего одинокого гея. — Со мной всё будет в порядке, — только провести человека, кто знает его так давно, не удастся. Мария, как телепат, прочитавший мысли брюнета, выдаёт, — понял, мелкий обосранец? Иззи мягко улыбнулась, глядя на всё из-за спины брата. Она прекрасно понимала, почему это тяжело для Алека. Для неё это тоже было тяжело. Но ей было легче отпустить, потому что она хотя бы говорила о своих переживаниях, в отличие от закрытого братца, вечно скрывающего свои истинные чувства ото всех вокруг. Да. Ладно. Есть ещё одна причина, по которой Иззи, если не ехать, то бежать готова из огромного городка с огромными тайнами. Это случилось сразу после сочельника. Было раннее утро и по неизвестной причине, Мария до сих не спала, когда услышала шум из туалета, а затем плач. Нет, это не то, о чём вы могли подумать. Попросту пьяная Изабель забыла закрыть дверь сортира, когда выселяла из своего тела фирменную курицу шефа и прочие вкусности, после чего Мар, а спустя время и вся школа узнали о её «секрете красоты». Именно Ткачева и настояла на том, чтобы Иззи легла в клинику на все каникулы. « Всё ужасное позади» — думала девушка впоследствии, пока какой-то озлобленный на неё сталкер, не нарыл ВСЮ информацию о её пребывании в больнице. Меньше чем через сутки, об этом узнала школа. Тогда она поняла, что ужасное её только ждёт. Никто и не сомневался, что учеников волнует «психическое отклонение» и пребывание в лечебнице больше, чем состояние Из. Вслед за тем пошли слухи о суициде, каннибализме и упаси боже инцесте. Но и дело не в этом. Её брат открытый гей, трахающий всё, что движется, и родители, имеющие не лучшую славу, миллионеры. К сплетням она давно привыкла. А вот к осознанию, что вокруг тебя кучка говноедов, пускающих слюни на твои деньги, а не друзья — нет. Порой бывает тяжело. Нелегко, когда вокруг рушатся стены и правда всплывает наружу. Вот только правда заключается в том, что люди, которых она любила, которым открылась и отдала часть души, за которых была готова умереть, оказались жалкими стекляшками. А юная мисс не любила подделки. Поэтому все её вещи были уже собраны, а новая жизнь ждала в Чикаго. Она знала, что брат не останется дома. Стоит признать, что их почти ничего не держит здесь. — Господи, Маш, с чего ты вообще взяла, что я за это переживаю? — в типичной своей манере «выкрутился» паренёк, за что получил подзатыльник и одобрительную улыбку близких. — Конечно, как скажешь, малыш. Так что насчет вещей? — не унималась рыжая. — Займусь этим после вечеринки. Кстати ты сделала заказ бармену, как я просил? — А что насчет твоих вещей, детка? — проигнорировав «заказчика» обратилась она к Изабель — Всё почти готово. Осталось пару деталей. — Лицо девушки сменили очертания. Сделав их обозлёнными и дерзостными, зажав нижнюю губу. — Что ты задумала? — давила Мария, терпеливо дожидаясь ответа. Алек хмыкнул. — Ты сама знаешь. — Подчеркнул очевидное брат. — Он должен заплатить за то, что натворил. И сегодня день расплаты. — Сжав кулак, уверенно произнесла брюнетка, блеснув карими глазами. Мария молчала. — У меня на ве-чее-ри-ии-нке-ее…- разбавлял молчание тупым растягиванием слов Алек. Ткачева приоткрыла губы, как её прервала «мстительница»: — И даже не смей меня отговаривать! Я прекрасно осознаю последствия…да и к тому, Алек присмотрит за мной, — молниеносно выговорила та. Мимика Алека говорила о том, что об этой части плана был не осведомлён. Он поднял правую бровь и сузил левый глаз, водя и левый, и правый туда — сюда. — Ты правда думаешь, что я….- Мария остановилась на 0.1 секунды и, — буду против того, чтобы ты надрала зад тому ублюдку? — ораторствовала интонацией фельдмаршала. Лайтвуды выдохнули. — Тогда за дело. — Воздала клич планировщица мести.