***
Спустя три часа Эмма ступила на борт огромного лайнера Norwegian Breakaway, которому предстоял двенадцатидневный круиз по Карибскому морю. Путешествие сулило скорее отдых, чем работу, и это тревожило Эмму больше всего. Во всеобщей атмосфере расслабленности и веселья всегда – и это правило непреложно — орудуют мошенники. Инстинкты, не подводившие ее со времен работы залоговым поручителем, буквально выли сиренами, поэтому едва получив ключ от каюты, убрав кое-что из оборудования в сейф и даже не распаковав чемоданы с одеждой, она прямиком направилась в выставочный зал. Двое охранников на входе – вот и весь персонал, ответственный за сохранность картин. Это вам не Национальная галерея... Легкая добыча. Какого черта Голд решил проявить невероятное великодушие — предоставить дорогущую картину на выставку, проходящую на борту круизного лайнера?! — Эмма, добрый день, — окликнули ее из-за спины, когда она осматривала датчики сигнализации на раме. Она обернулась и тут же с облегчением выдохнула. Как будто часть ноши с ее плеч снял стоящий напротив мужчина. — Рада тебя видеть, Дэвид, — улыбнулась Эмма и пожала протянутую руку. Из всех агентов ФБР, работающих в отделе белых воротничков, именно с Дэвидом у нее сложились хорошие приятельские отношения. — Я уже проверил датчики. Если сработает сигнализация, то в курсе будем мы, охрана и капитан судна. — Мы? — Голд предупредил, что страховая компания пришлет своего сотрудника. На случай, если картину всё-таки придется возвращать. — Верно. Но это не объясняет твоего присутствия здесь. Неужели ФБР готово раскошелиться на шикарный круиз, даже если перспектива поимки преступника с поличным весьма призрачна? — Во-первых, я здесь в качестве лектора. — Эмма фыркнула, представив Дэвида, рассказывающего о преступлениях в сфере искусства перед десятком стареющих леди. — Во-вторых, перспектива не призрачная, — деловито продолжил он. — Локсли не упустит такой возможности. К тому же его не раз видели среди студентов школы искусств. Вероятно, у него есть подделка. — Локсли? – округлила глаза Эмма. Впрочем, теперь всё стало на свои места. Все знали, что Реджина неровно дышит к Робину Локсли — прославившемуся вору. Риск быть обманутой – читай: риск кражи – Робином для босса Эммы был на порядок выше, чем для нее самой. Вероятно, Реджина сама планировала поехать в это путешествие, пока не увидела список пассажиров… Это объясняло всё. Даже траты компании на каюту… — А разве ты здесь не из-за него? – сложив руки на груди, поинтересовался Дэвид. Эмма рассеянно кивнула. — Если я возьму его с поличным, то у меня будет ордер на обыск. Глядишь, еще парочку «висяков» раскроем, — заключил он. — Мечтай! – рассмеялась Эмма. – Будь всё так просто… — У ФБР давно не было бы работы. Знаю. Эмма вновь кивнула и перевела взгляд на полотно. Она никогда не была поклонницей манеры Гогена, но те почти шесть миллионов долларов, за которые Голд приобрел «Рождество» на аукционе Sotheby's, кого угодно заставили бы разглядеть шедевр. — Как я понимаю, ФБР составило профиль Локсли. Что он нам говорит? Как, наиболее вероятно, он решит украсть картину? — Обычно он работает один. Поэтому особенно нужно следить за помещением в те часы, когда выставка будет закрыта. — А если у него есть сообщник? — Тогда нам не стоит расслабляться даже когда здесь будут посетители. — Так и поступим. К тому же здесь Лиам Джонс. — Шутишь? — Нет, вообще-то. Эмма вкратце пересказала Дэвиду всё, что узнала от Реджины. Мужчина нахмурился, на лбу пролегла складка. По его словам, еще вчера, когда он просматривал список пассажиров, Лиама Джонса в нем не было. Что ж, им предстояли двенадцать долгих дней, которые придется провести, сменяя друг друга в выставочном зале и поглядывая на мониторы камер слежения. Однако судя по всему, Дэвид был рад появлению Эммы не меньше, чем она встрече с ним. Ее мотивы были прозрачны – в случае чего ФБР подключится к расследованию… А вот Дэвид… От его доверия Эмме становилось не по себе.***
Дважды перебрав содержимое своего чемодана, Эмма всё-таки нашла компромиссный вариант наряда на этот вечер: нежно-голубой комбинезон с глубоким вырезом на спине должен был подчеркнуть, что она не одна из отдыхающих на лайнере и при этом создать иллюзию участия в веселье. Стянув волосы в хвост на затылке и обув туфли на высокой шпильке (длительная погоня ей всё равно не грозит), Эмма выскользнула из каюты. Преодолев на лифте несколько этажей-палуб, она кивнула охранникам на входе в зал и направилась к беседующему с каким-то мужчиной Дэвиду. Незнакомец был одет в форму. Вывод напрашивался сам собой: он член экипажа корабля. Дэвид времени зря не терял – очевидно, очень хотел, чтобы их путешествие прошло гладко (или же, если кто-то всё-таки решится на преступление, надеялся поймать преступника по горячим следам, а без помощи команды в этом деле не обойтись). — Прекрасно выглядишь, — сделал ей комплимент Дэвид. Эмма смущенно улыбнулась. — Спасибо, — прочистив горло, отозвалась она. За годы работы в «Миллс & Бланшар» Эмма привыкла к вечеринкам и приёмам, но сегодня чувствовала себя неуютно. Ощущение многократно усилилось, когда собеседник Дэвида обернулся к ней лицом. Красив. Голубые глаза в сочетании с тронутой загаром кожей делали его похожим на актера, играющего роль морского офицера. Белоснежный китель и фуражка сидели на нем безупречно, что еще уменьшало сходство с реальным моряком. Плохо. — Познакомься, Эмма, это Киллиан Джонс, капитан Norwegian Breakaway. Я его ввел в курс дела и потенциальных проблем на борту. «Джонс?» — Приятно познакомиться, — выдавила она и протянула руку. — Взаимно, — с улыбкой отозвался Киллиан и вместо того, чтобы пожать руку, поднес ее к губам и поцеловал, ни на секунду не прерывая зрительного контакта. Старомодно. Галантно. Интимно? Киллиан запечатлел невесомый поцелуй, а по ее телу разнесся будоражащий импульс. Щеки залило предательским румянцем, в горле пересохло, ладони вспотели. Да как такое вообще возможно? Эмма сделала над собой усилие – приказала себе собраться и переключиться на работу. — Персонал сообщит, если заметит что-то подозрительное? – поинтересовалась она, обращаясь сразу к Дэвиду и Киллиану. Голос звучал ровно. Очко в ее пользу. — Никто не просит шпионить, — заверил Дэвид, глядя на Киллиана. — Мы понимаем, что компания дорожит своей репутацией, но в наших общих интересах, чтобы круиз обошелся без инцидентов. — Я провел инструктаж командному составу. Сами понимаете, я не могу отвечать за бдительность и добросовестность полутора тысяч сотрудников. Но, думаю, если кто-то увидит картину в каюте, то непременно вам сообщит. — Он провел большим пальцем по подбородку и облизал губы. — Обслуживающий персонал отбирают строго, — добавил Киллиан. — Сотрудники умеют держать язык за зубами, даже если это не всегда на руку ФБР, — словно извиняясь, закончил он. Голос Киллиана – мягкий, с едва уловимым акцентом – и его успокаивающий тон обволакивали, усыпляли, призывали не паниковать раньше времени. «Профессиональный навык?» — Ладно, — недовольно отозвался Дэвид, а Эмме пришлось толкнуть его локтем в бок. — Тогда с вашего позволения, я удаляюсь. Капитан не может прохлаждаться слишком долго. — Конечно, капитан Джонс. Мы понимаем, — чуть слишком поспешно ответила она. — Дэвид, Эмма, — вместо прощания проговорил он и, задержав на Эмме взгляд чуть дольше положенного, направился к выходу из зала. Проводив его взглядом, она с облегчением выдохнула, взяла бокал шампанского и решила осмотреть другие картины на выставке.***
В ее голове крутилась фамилия Джонс. Весь вечер, без остановки, без передышки. В памяти всплывало лицо капитана. Внешнее сходство между ним и Лиамом-старшим не давало покоя – те же голубые глаза, форма носа и губ. Ей бы рассмеяться – позабавиться над собственной паранойей: ведь она почти попросила Дэвида проверить Киллиана Джонса по базе ФБР. Но сдержалась. Не подозревать же теперь каждого Джонса в США в родственных связях с Лиамом (или Лиамами)! Джонс – четвертая по распространённости фамилия в США. Более полутора миллионов носителей… Глупо. Но Эмма доверяла интуиции, поэтому стоя на двенадцатой палубе, раздумывала, как бы незаметно расспросить о капитане у членов команды или аккуратно поделиться с Дэвидом своими подозрениями. — О чем вы так задумались, Эмма? «Киллиан!» Она вздрогнула. К утру корабль погрузился в сон: вечеринки, посвященные началу путешествия, утихли, а пассажиры разбрелись по каютам, чтобы после сна продолжить развлекаться. Эмма не ожидала, что ее уединение кто-то нарушит. Она зябко повела плечами, шумно выдохнула и повернула голову к Киллиану. — Обдумывала, как бы разузнать о вас побольше, — призналась она. Надо отдать должное ее самообладанию: Эмме удалось не утонуть в бездонных глазах мужчины. Впрочем, ее признание вызвало на его лице самодовольную ухмылку, что тотчас снизило градус его привлекательности. Сколько женщин вот так стояли напротив обаятельного капитана, с трудом сопротивляясь магии его чуть нахальной улыбки, борясь с проклятой физиологией, которая подталкивала в объятия, прокатывала по венам раскаленное желание и отключала рассудок? «Как в банальном бульварном романе – где героиня влюбляется в капитана». — Наше желание взаимно. — Он приблизился на расстояние вытянутой руки. — Мне интересно, с таким же ли рвением, с каким вы защищаете застрахованную картину, вы оберегаете свое сердце? — приподняв бровь, спросил Киллиан. Не теряет времени зря — сразу задает вопросы по существу, не пытается говорить о всякой чепухе. Эмме это нравилось. Почти. — Можете не сомневаться, — лучезарно улыбнувшись, ответила она. – Но в случае с моим сердцем вы вне подозрений. — А в каком случае я попаду под ваши подозрения, Эмма? — обиженно спросил он, но обида все равно вышла наигранной — уголки его губ по-прежнему обозначали улыбку. — Например, если окажется, что Лиамы Джонсы – ваши братья. — А кто они такие? – настороженно поинтересовался Киллиан. С его губ сползла самодовольная ухмылка. Еще одно очко в пользу Эммы. — О, это долгая история, но я рада, что мои подозрения ложны, — шумно выдохнула она и отвернулась к морю, удивительно спокойному в эти предрассветные минуты. — Я представить не могу, в чем вы меня подозреваете, но отца я не видел, от него у меня только фамилия. Он бросил мать еще во время беременности. Поэтому… если у меня и есть братья, то мне о них неизвестно. — Если бы у вас с ними были общие гены… — Развернувшись всем телом и преодолев разделяющие их тридцать дюймов, Эмма пристально взглянула на Киллиана, всматривавшегося в горизонт, подсвеченный лучами восходящего солнца. Она приблизилась к его уху и, сдерживая улыбку, прошептала: — То вы стали бы капитаном пиратского судна где-нибудь в Сомали. — Мне всегда нравились пираты. Капитан Крюк, к примеру, — со смешком ответил он. Эмма рассмеялась: определенно стоит проверить папашу-Джонса. Быть может, его отпрыски портят криминальную статистику по всей стране. — А мне всегда больше нравился Джек Воробей. Он харизматичнее, — бросила она и зашагала к своей каюте. — Сладких снов, Эмма, — прошелестел ей в след Киллиан. После отношений с Нилом Кэссиди у Эммы иммунитет к плохим парням, и если ее сердце пустилось в галоп от невинного пожелания, то это верный признак того, что Киллиан не может быть одной крови с мошенниками. Ведь так?***
Второй день плавания был относительно спокойным: семейные пары с детьми оккупировали бассейны и прилегающий к ним аквапарк. Перебравшие накануне пассажиры отсыпались в номерах, готовясь ко второму раунду ночных развлечений. Побеседовав с Дэвидом, Эмма решила (в десятый раз, наверное) обдумать возможные сценарии кражи, совместив это занятие с прогулкой по кораблю. Ни Джонс, ни Локсли не появились накануне в выставочном зале — вечер вообще прошел на удивление тихо. Но кто станет красть картину без шансов скрыться? Разве что спятивший вор. Пока лайнер в открытом море за сохранность полотна можно быть относительно спокойной, однако каждая остановка (а их намечалось шесть) давала возможность преступникам покинуть корабль. До Пуэрто-Рико плыть еще двое суток, и на месте Локсли (или Джонса?) она бы оставила кражу на следующую ночь – тогда до момента отправления из Сан-Хуана никто картины не должен хватиться… Как же ее бесило ее положение в этом круизе — словно сторожевая собака на цепи! Когда нужно было возвращать украденное, Эмма загоралась азартом погони, стремилась вернуть пропажу и получить свои комиссионные, а сейчас… Сейчас она слонялась без дела, раскрывая потенциальное преступление и действуя сама себе на нервы. Она даже была согласна подумать о капитане Киллиане Джонсе, чтобы занять голову чем-то другим. Но стоило его лицу появиться перед мысленным взором, Эмма едва сдерживалась, чтобы не пойти в сторону капитанского мостика. — Я должен вам кое-что показать, — раздалось у нее за спиной. Эмма уже приготовила едкое замечание, но обернувшись, увидела лицо капитана, лишенное намеков на флирт или несерьёзность. — Пожалуйста, пойдемте со мной. Она кивнула и последовала за Киллианом. Его каюта, как выяснилось, находилась рядом с капитанским мостиком, поэтому по пути ей пришлось натянуто улыбаться всем, кто бросал заинтересованные взгляды на капитана и его спутницу. Эмма про себя отметила, что Киллиан – очень умный мужчина, ведь разбирается во всех многочисленных рычажках и приборах, которыми была нашпигована капитанская рубка. — Вы разве не рискуете репутацией, приводя к себе в каюту женщину из числа пассажиров? – осведомилась Эмма, когда за ними захлопнулась дверь. — Чертовски рискую, Эмма. Но свобода мне дороже. Теперь ему действительно удалось ее заинтересовать. Он набрал шифр на сейфе, прикрученном к полу у рабочего стола, и жестом пригласил Эмму подойти поближе. Среди документов, карт и журналов стояла картина. И не просто картина. — Это же не… — Вы мне скажите. Эмма переводила взгляд с Киллиана на холст и обратно. — Когда вы обнаружили ее? — Как только открыл сейф и увидел вашего Гогена – сразу бросился искать вас, Эмма. Стюард сообщил, что видел вас на верхней прогулочной палубе. — Как часто вы проверяете содержимое сейфа? — Очень редко. Можно сказать: неделями – пока судно в плавании, я, в основном, на мостике. Эмма кивнула: шифр от сейфа Киллиан тоже наверняка менял не часто. Опустившись на корточки, она присмотрелась к цифровой панели. Мелкие частички пудры. — Кто-то снял ваши отпечатки и выяснил, какие цифры вы набираете. Шифр четырехзначный, комбинаций всего 24. Подобрать недолго. — Я и не думал, что это возможно. — Тот, кто положил сюда картину, изучил ваше поведение и привычки. Он рассчитывал, что до прибытия в один из портов никто сюда не заглянет. — И он сможет беспрепятственно забрать полотно. — А в случае обнаружения картины в вашей каюте, вас бы арестовали за кражу. — Умно. — Надо проверить, подлинная ли картина. — Но как? — Я не эксперт, но кое-что о картине знаю. На борту есть рентген? — Разумеется. Много пожилых людей… Медблок просто необходим. — Надо в тайне просветить картину. Я позвоню Дэвиду. Пусть он придет сюда, — Эмма потянулась к карману джинсов, чтобы вытащить телефон. — Постойте. Тогда преступник – кем бы он ни был – не придет за картиной. Он поймет, что я ее обнаружил. Если ваше присутствие… — Можно списать на интрижку, — закатив глаза, закончила Эмма. — То появление сотрудника ФБР однозначно спугнет его. — Ладно, капитан. Возвращайтесь на мостик. А я объясню Дэвиду, почему ему не стоит пока сюда приходить. — Спасибо, что верите мне. Я не хотел бы оказаться в списке подозреваемых, — серьёзно ответил Киллиан. — У вас за спиной выход в коридор. Сможете вернуться в любое время. — Обязательно было устраивать шоу и вести меня сюда через капитанский мостик? – пробурчала Эмма. Он кивнул и ухмыльнулся. «Негодяй!» — Полагаю, вам нужно во что-то сложить картину? – как ни в чем не бывало осведомился он. Эмма растерянно обвела взглядом каюту. — Мой чемодан под кроватью, — бросил Киллиан и скрылся за дверью.***
Через пятнадцать минут Эмма ждала Дэвида у входа в медицинский блок. Он должен был прихватить картину, что висела в выставочном зале– им нужно было знать наверняка, где подлинник, вернее, что хотя бы одна из них – подлинник. Лицо появившегося Дэвида выражало лишь одну эмоцию – сосредоточенность. И Эмма могла его понять: если картина из сейфа Киллиана – настоящая, то преступнику удалость обвести их вокруг пальца. Медицинский персонал при виде значка ФБР испуганно зашушукался, но никто из них спорить с приказом Дэвида не стал – они скрылись в комнате отдыха, предоставив оборудование в полное распоряжение Эммы. Она решила начать с картины, которую Дэвид принес из выставочного зала. Ей казалось, что те несколько минут, пока на экране формировалось изображение, тянулись целую вечность. Как и следовало ожидать, под верхним слоем краски скрытой картины не обнаружилось. Эмма поменяла картину на найденную в сейфе Киллиана. Когда на мониторе показалось второе изображение – люди в нарисованном окне, которых Гоген позже скрыл за слоем краски – Эмма выдохнула с облегчением. Дэвид потер ладонями лицо и раздосадовано выругался. — Он украл картину прямо у нас перед носом! — негодовал он. — Точно. Хочешь выяснить, кто именно? — хладнокровно поинтересовалась Эмма (ведь ее работа — вернуть картину владельцу — была выполнена). — Это моя работа. — Как поступим? — Думаю, нужно устроить засаду в каюте Киллиана.***
Перед первыми двумя остановками — в Сан-Хуане и Сент-Томасе — никто за картиной не явился. Вероятно, они всё-таки спугнули преступника, хоть Эмма и Дэвид постарались сохранить в тайне тот факт, что пассажиры любуются подделкой. Картины, разумеется, вернулись на те места, где их оставил преступник. Киллиан установил новый шифр, пусть и составленный из тех же цифр. Дэвид усиленно наблюдал за каютой капитана, изредка наведываясь в галерею, а Эмма… Поговорив с Реджиной, она удостоверилась, что комиссионные ей заплатят (Дэвид, как представитель ФБР, подтвердил факт похищения застрахованной картины), и теперь всё свое время уделяла двум занятиям: загадке похищения картины (хотя это задачка для ФБР) и кандидатуре преступника. Однако ни первое, ни второе не отвлекало ее от мыслей о Киллиане. Чертов капитан не выходил из головы! Но хуже всего было то, что Эмма ревновала! Этот самодовольный капитанишка перетанцевал со всеми женщинами моложе сорока во время так называемого бала на верхней палубе! При этом Киллиан то и дело бросал на нее заинтересованные взгляды, словно читал ее желание оказаться в его объятиях. Ох, как же он был прав! В общем-то Эмма была не против завести курортный (или служебный?) роман. Ни к чему не обязывающий секс с привлекательным мужчиной – это она могла себе позволить. А в случае с Киллианом —хотела себе позволить. Желание было почти нестерпимым, и Эмма должна была признать, что давно не испытывала ничего подобного – если испытывала вообще. Она прекрасно справлялась с работой залогового поручителя и страхового следователя именно потому, что умела контролировать свои чувства. Она обожглась однажды и вынесла из этого важный урок: людям нельзя доверять, особенно если довериться хочется больше всего на свете. И по необъяснимой причине Эмме хотелось довериться капитану лайнера — просто поговорить, поделиться соображениями насчет похищения картины, послушать его рассказ о корабле. В сочетании с желанием физической близости это пугало Эмму до чертиков. Она была даже благодарна, что Киллиан не предпринял попыток использовать классическую схему ухаживаний с цветами и разговорами под луной (конечно, не исключено, что названное вызвало бы у нее раздражение, граничащее с бессильной яростью). Ведь тогда ее сердце, уже много лет защищенное надежной охранной системой в виде доводов рассудка и жизненного опыта, наверняка оказалось бы в его руках. Она лукавила, сказав, что Киллиану не удастся похитить её сердце. Любой следователь из агентства «Миллс & Бланшар» заподозрил бы его в первую очередь. Эмма просочилась сквозь толпу, наблюдающую за танцем капитана, и вышла на палубу. Несколько минут она стояла, облокотившись о перила и вглядываясь в бархатную синь неба. Ей срочно нужно было чем-то себя занять. Решение пришло собой: нужно заняться тем, что у нее всегда получалось лучше всего — расследованиям. Начать следствие по картине с самого начала и в одиночку. Представить, будто картина исчезла. И этот трюк удался. Аккуратно придерживая полы черного платья, Эмма направилась в выставочный зал: она решила допросить охранников по отдельности. Она ни на что особенно не рассчитывала, но тем сильнее было ее удивление от услышанного. Она попросила Брауна повторить, но ошибки быть не могло: Дэвид ее обманул! Когда они воспроизводили по минутам свой первый день на борту Norwegian Breakaway, он не сказал ей, что до ее прибытия побывал в выставочном зале трижды: во время передачи Голдом картины, позже — под предлогом настройки камер и еще раз для проверки датчиков. О втором визите Дэвид умолчал, а ведь камеры настроили еще до того, как доставили картину. Значит, Дэвид украл картину. Значит, он ее обманывал. Нет, она не могла так ошибиться. Только не в Дэвиде. Возможно, охранники были не очень внимательны — ведь видели Дэвида всего один раз. Вероятно, кто-то похожий представился им и смог украсть картину… Или же она выдавала желаемое за действительное? Эмме был нужен список персонала, нанятого перед этим рейсом и накануне предыдущего – именно тогда стало известно, что Голд предоставит картину на круизную выставку. Сотрудников, разумеется, проверили перед наймом, а Дэвид наверняка просмотрел все фамилии персонала. Судя по всему, ни одна из них не вызывала подозрений. Но нужно было смотреть на лица, а не на имена. Поблагодарив охранника, Эмма торопливо поднялась на верхнюю палубу, чтобы разыскать капитана. Киллиан по-прежнему танцевал, улыбался, однако его улыбка стала шире, когда он заметил Эмму у края паркета и ее кивок, подтверждающий намерение потанцевать. — Что заставило вас передумать, Эмма? — поинтересовался Киллиан, когда Эмма вложила руку в его раскрытую ладонь. — Я не передумала. Просто мне нужна ваша помощь, — голос дрогнул лишь слегка – ведь окончание фразы пришлось как раз на тот момент, когда рука Киллиана легла на ее обнаженную спину. — Я к вашим услугам. После танца. А пока давайте сделаем вид, что наслаждаемся вальсом. Что ж, ей даже не пришлось притворяться, пусть танцы никогда не относились к числу ее любимых занятий. Киллиан уверенно вел, отчего движения Эммы становились свободнее, раскованнее. Она почти поняла смысл высказывания, утверждающего, что танцевать – это как дышать. Так же легко и естественно. Хотя, возможно, лучшим решением для нее было не дышать вовсе – чтобы не ощущать запах одеколона Киллиана, смешанный с запахом сигар, которые курят в лобби лайнера. Спасением было то, что она могла не смотреть в глаза Киллиану, иначе она бы точно позабыла, зачем ей потребовалось вытаскивать капитана с этого бала…***
Невозможно. С монитора на нее смотрел Дэвид Нолан, только вот имя и фамилия у него значились совершенно другие. В базе сотрудников, к которой подключился Киллиан, его звали Джеймс Шепард. Компания наняла его перед прошлым рейсом. Эмма просмотрела график его работы. На протяжении почти целого месяца там значились ежедневные двенадцатичасовые смены. Но ведь она видела Дэвида в Нью-Йорке несколько раз за последний месяц! Кажется, и у работников ФБР братья могут оказаться мошенниками. Эмма помассировала виски и набрала номер Дэвида - нужно выяснить всю правду. Он не отвечал, однако вскоре раздался стук в дверь капитанской каюты. Киллиан, до этого наблюдавший за Эммой сидя на диване, поднялся и направился к двери. Эмма не успела опомниться, как взбудораженный Дэвид ввалился в каюту и, схватив Киллиана за ворот рубашки, зашипел: — Ты можешь пудрить мозги Эмме, но мне! Это ты украл картину, подонок! Совладав с оцепенением, Эмма подошла ближе к мужчинам и положила Дэвиду руку на плечо: — Дэвид, остынь. Киллиан совершенно точно не причастен к краже нашего Гогена. — Ты ошибаешься, — процедил он в ответ, но хватку ослабил и повернулся к Эмме. В его глазах читалось бешенство и негодование. — Он водил нас за нос! Лиам Джонс — его брат! Я сразу заподозрил... — все еще часто глотая воздух, продолжал Дэвид. Эмма перевела удивленный взгляд с Дэвида на Киллиана. Ошарашенный, он, казалось, потерял дар речи. — Ты сейчас о чем? — выдавила Эмма, отступив на несколько шагов от Дэвида. — Пришел результат теста ДНК. — Что? Какой тест ДНК? Когда ты его сделал? — Передал волос Киллиана Джонса в лабораторию в Сан-Хуане. Они отправили результаты в Нью-Йорк. Ошибки быть не может. — Я понятия об этом не имел! — с болью в голосе возразил Киллиан. — Клянусь. Взгляд Дэвида метал молнии в Киллиана – он не верил капитану. Но… ему верила Эмма. — Думаю, тебе нужно успокоиться и взглянуть на кое-что. Присядь. — Пусть он станет там, где я его буду видеть, — выплюнул Дэвид, но было видно что приступ гнева схлынул. Киллиан поднял руки, демонстрируя свою безоружность и повиновение, и стал напротив своего рабочего стола, за который Эмма усадила Дэвида. Она открыла свернутую страницу и стала наблюдать за его реакцией. — Это какая-то шутка? — полуобернувшись к Эмме, стоящей за его спиной, спросил Дэвид. — Или этот напомаженный Джонс решил меня подставить? — На его лице играли желваки, и Эмма поняла, что никогда не видела его таким разгневанным. В противоположность ему Киллиан выглядел спокойно, разве что блеск в глазах выдавал то, что ситуация его забавляет — хотя Эмма на его месте провалилась бы сквозь землю — она-то, в отличие от Киллиана, прекрасно представляла, какие родственники у него обнаружились. — Нет, Дэвид. Он около месяца работает на лайнере, но важнее то, что представившись тобой, он, украл картину еще в первые часы плавания. Дэвид сложил руки на груди и ждал объяснений. Эмма пересказала ему подробности беседы с Брауном — и даже признала, что несколько минут подозревала в краже агента ФБР. Дэвид заметно расслабился. — Кажется, ты раскрыла это дело, Эмма. «Кажется, теперь и вовсе не будет чем заняться!» — с горечью подумала она и перевела взгляд на Киллиана. Он по-прежнему считал за благо не вмешиваться в разговор. Он поправил форму, застегнул пуговицы и теперь выглядел, как обычно, то есть безупречно. — Прошу прощения, капитан. Я погорячился, — продолжил Дэвид. Ему было неловко, что не укрылось от внимания Эммы. — Всё в порядке, Дэвид. — Киллиан почесал кончик носа, облизал губы и собирался сказать что-то, но споткнулся на полуслове и, подойдя к дивану, устало опустился на него. — Полагаю, план остается прежним? Мы ждем, когда Джеймс придет за картиной? — Да, план в силе, — помедлив, ответил Дэвид и поднялся. — Кажется, нам пора. Капитан проводил их до двери каюты. — Спокойной ночи, Киллиан, — обернувшись на пороге, улыбнулась Эмма. — И спасибо за помощь. — Обращайтесь, Эмма, — тепло проговорил он. — Вы мне расскажете о моих братьях? Как-нибудь? — Может быть, — неопределенно ответила она и поторопилась догнать Дэвида, уже успевшего вызвать лифт в конце коридора.***
Джеймс явился за картиной перед последней остановкой лайнера в Бастере. Дэвид, надевший на него наручники при попытке вскрыть сейф Киллиана, вызвался доставить его в офис ФБР на самолете. Он также забрал с собой подлинник картины, избавив Эмму от головной боли, связанной с ее возможным похищением. Она могла бы вернуться в Нью-Йорк вместе с Дэвидом, но у нее осталось одно незавершенное дело — Киллиан. Пародоксально, но его родственные связи не оттолкнули Эмму, наоборот — ей хотелось узнать его получше: почему он стал моряком; как он на самом деле (его маска спокойствия ее не обманула) воспринял новость о брате-мошеннике; есть ли у него желание познакомиться с младшим братом – тоже, вероятно, нечистым на руку… Между ними повис десяток невысказанных вопросов, но Эмма никак не могла заставить себя их задать — это было слишком важным шагом: довериться и узнать. И в ответ открыть кусочек своего мира… Лайнер взял курс на Нью-Йорк, а она заперлась у себя в каюте, покусывая губы и щеку изнутри, взвешивая аргументы «за» и «против», мысленно отчитывая себя за трусость. Серьёзно, с каких пор она стала бояться, что ей не удастся всё свести к легкой, ничего не значащей интрижке? Да, она узнает о Киллиане больше, чем о своих любовниках. Ну и что? После окончания круиза они разойдутся, как в море корабли. Выудив из шкафа одно из своих любимых платьев – обтягивающее красное до колен — она наспех переоделась и, пригладив волосы щеткой, бросила оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале. Лицо пылало. Лихорадочный блеск в глазах можно было счесть нездоровым. Всё выдавало ее возбужденное состояние. Она с трудом представляла себе план действий на этот вечер, но с первым пунктом – расслабиться и отметить завершение операции с картиной в главном ресторане лайнера — проблем не возникло. Она успела вступить в туфли и взять со столика карточку, когда в ее дверь постучали. За ней оказался Киллиан. Ну а кто же еще? — Добрый вечер, Эмма. — Добрый. — Я подумал, мы могли бы… отпраздновать, — жестом иллюзиониста он вытащил из-за спины бутылку шампанского и два бокала. — Входите, — широко распахнув дверь, отозвалась Эмма. Киллиан поставил бокалы на столик и, сняв фольгу, ослабил мюзле. Тихий хлопок — и напиток заиграл в бокалах. — Вам разве позволительно пить во время рейса? — принимая шампанское, осведомилась Эмма. — Во время такого? – усмехнувшись поинтересовался Киллиан. — Думаю, по прибытии в Нью-Йорк я отправлюсь в бар, где можно найти мой любимый ром. — Не скажу, что одобряю, но понять могу, — обозначив улыбку, откликнулась она. Киллиан кивнул. — За вас, Эмма — произнес он и сделал небольшой глоток. — За вас, капитан, — вторила ему Эмма. После тоста повисла пауза, прервал которую Киллиан: — Как ему удалось всё устроить? — Вы о Джеймсе? — Он кивнул, и Эмма глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, вспоминая короткий рассказ Дэвида перед посадкой в самолет. — Думаю, Джеймс давно подготовился и только ждал подходящего случая, который выпал на этот круиз. Оставалось лишь подстроить некоторые детали. Он понял, что Дэвид желает поймать Локсли, и тот стал приманкой. — Но зачем Джеймсу это? — Думаю, он был обижен, что мать оставила Дэвида, а не его. Дэвид получил образование, хорошую работу, а главное – материнскую любовь. Джеймс же всю жизнь скитался по приемным семьям. Трудно его винить в том, что он, обнаружив брата-близнеца, не удержался и решил отомстить матери и брату. — Говорите так, будто оправдываете его. — Совсем немного. Если бы я узнала, что мои родители, бросив меня, оставили себе брата или сестру, то наверняка бы разозлилась. — Вы выросли в приюте, Эмма? — Да, но я не хочу об этом вспоминать. Хотя, судя по всему, ваше детство тоже было не безоблачным. — Верно, меня растила мать. Она мечтала, чтобы я стал военным или моряком. Я выбрал второе. — То есть никакой романтической истории или безграничной тяги к морю? — На самом деле трагично-романтичная история есть, только если вы хотите ее выслушать, Эмма. — У меня в ближайшие три дня весьма свободный график, — хмыкнула она и присела на диван. Киллиан счел это за предложение начать рассказ и устроился рядом. Она действительно хотела услышать его историю — ведь получасом ранее почти убедила себя, что последствия общения с Киллианом не станут фатальными. Но было кое-что, чего в тот момент она желала больше.... Желать поцелуя было... Эгоистично? Возможно. Но, как минимум, невоспитанно. А еще Эмма не была уверена в собственной сдержанности: сидеть в десяти дюймах от Киллиана, чувствовать близость его тела, слушать бархатный голос, вдыхать аромат. «Серьёзно, Свон. Держи себя в руках». Наверное, борьба с чувствами отразилась на лице Эммы. Поэтому рассказывать Киллиан ничего не стал, а накрыл ее губы своими. Поначалу он целовал мягко, нежно, почти робко. Затем настойчивее – и Эмма смогла почувствовать его желание, столь же острое как свое собственное. Столь же тщательно скрываемое и контролируемое, которое Эмма при знакомстве приняла за фальшивый флирт, ставящий ее в один ряд с чередой пассажирок прошлых и будущих рейсов. Сильные руки скользили по спине – прикосновения были обжигающими. Поцелуи опускались ниже по шее к ключицам. И в этот момент Эмма позволила установленной на сердце охранной системе не сработать. — Киллиан… — уперев ладонь в его грудь, прошептала Эмма. — Мм? — Киллиан поднял на нее расфокусированный взгляд. — Сколько времени до начала твоего дежурства на мостике? — Думаю, на рассказ его хватит, — с ухмылкой ответил он, нащупывая язычок молнии. Где-то между первым поцелуем и прощанием с Киллианом в порту Нью-Йорка Эмма решила, где проведет следующий отпуск. Ведь вновь оказаться на борту круизного лайнера, ведомого Киллианом Джонсом, — стало самой заманчивой из всех возможных перспектив.