***
Как оказалось, рассчитывать на благоразумие Тины было гиблым делом. Впрочем, сказать, что Микеле не подозревал этого, нельзя. Правда, он надеялся, что девушка повременит с глупостями, дав себе шанс реабилитироваться, но, увы. Здравым смыслом Тина явно не обладала. Иначе как можно объяснить ее появление на глобальной конференции МАКУСА со странами магического мира? Да еще с проклятым чемоданом! Взгляд Президента прожег сначала ее, потом Локонте, который с трудом сдерживал ярость, и из последних сил старался сохранить хладнокровие. Только плотно сжатые кулаки выдавали его. Но в этот раз Голдштейн прибыла с доказательством своей безумной теории. Из чемодана показалась голова, обладатель которой был слишком знаком итальянцу. С губ слетело почти неслышное: — Ньют… Теплое прикосновение руки к руке. Нежность и ласка в глазах. Они одни под покровом ночи на безлюдной площади. Рука поднимается выше и касается губ итальянца, растянутых в лукавой улыбке. Микеле чувствует, как затихает обскур внутри него, не чувствуя врага в сидящем напротив мужчине. — Обскур нападает только тогда, когда чувствует угрозу. Просто удивительно, что эта сила зародилась уже во взрослом волшебнике… Я успел вовремя ведь? На миг в теплых глазах Ньюта Скамандра мелькает волнение, и Микеле спешно кивает — Ты помог мне понять себя, только ты был со мной, когда я метался в агонии. Магозоолог улыбается и первым тянется к губам напротив… Рывком Локонте выдернул себя из воспоминаний. Того, кем он был, давно уже нет. Сейчас на нем лежит большая ответственность за судьбы людей. Он не имеет права на слабость. Именно поэтому он буравил тяжелым взглядом светлую макушку Ньюта, молча проклиная непутевого мужчину. Неужели он не понимал, что творит? Ввоз магических существ, раскрытие тайны не-магу. За это Скамандра ждала смертная казнь, но он как будто этого не замечал, уставившись на обезображенное тело, чей призрак парил сейчас в воздухе. И он подтвердил самые страшные опасения Микеле. — Этот мужчина… Его убил обскур. Прежде чем Ньюта и Тину увели в темницу, зал взорвался криками и протестами. Никто не хотел верить. И Микеле их прекрасно понимал…***
Смех. Он щекотал горло итальянца, находившегося сейчас в очень недвусмысленном положении. Пуффендуй, факультет, слывший тем, что его воспитанники никогда не бросают друзей и любовников. Это оправдывало действия Ньюта. То как он его обезвредил… Что ж, МАКУСУ подбросили новую тему для сплетен и новую тему для шуток. Потому что таким оригинальным мог быть только Скамандер. Микеле был обезврежен и привязан по рукам и ногам к огромному колесу. И он помнил слова Ньюта, брошенные ему напоследок на ухо: — Будь мы одни, я бы воспользовался твоим столь развратным положением. Это будило новые воспоминания, которые он так хотел загнать подальше. О том, что было. — И ты собираешь животных? Невероятно, они к тебе по-настоящему привязаны! — не без удивления отметил Локонте, спустившись в чемодан магозоолога и наблюдая за кормежкой гром-птицы. — Я спасаю им жизнь. То же, что я сделал и с тобой, между прочим, — с легкой насмешкой в голосе и озорством в лукавых глазах, отозвался Ньют, поглаживая питомца по клюву. Микеле готов был поклясться, что, если бы могла, птица заурчала словно кошка. Это было невероятно. Все эти животные, собранные в одном месте. И уживающиеся со спокойной душой. Нет, конечно, когда-то в детстве у итальянца были кошка и собака и они прекрасно уживались, но это столь разные виды… На реплику же британца, он закатил глаза со смехом: — Ах вот как? Я с обскуром — что-то вроде твоей зверушки, а, Ньют? Ему показалось, или птица несколько скептически посмотрела на них?.. Во всяком случае, Фрэдерик, а именно так звали существо, грациозно воспарил к импровизированному небу, словно бы специально оставляя хозяина и его друга наедине. После в памяти итальянца остались только поцелуи и жар разгоряченных тел. Ньют всегда добивался своего. А раз он решил действовать, значит точно уверен, что знает, кто носитель обскура и пытается его спасти. Что ж, Локонте только надеялся, что успеет ему помочь.***
След разрушений привел Микеле в подземку. Где-то там сейчас прятался ребенок, напуганный, не понимающий того, что с ним творится, озлобленный на весь мир. Рядом с ним сидел на корточках Ньют, протягивая руку в утешении. Тьма внутри итальянца встрепенулась, признавая собрата. Им оказался худощавый юноша лет 20, с мокрыми от слез щеками. К счастью, мысли его были открыты, а легилеменцией Микеле владел скажем так, неплохо. Его буквально накрыло волной той боли, что бедный мальчик испытывал все эти годы. Приемная мать била его за любую провинность, мужчина, который представлялся членом МАКУСА и обещал сделать мальчика волшебником — предал его. Весь мир ополчился против него и Криденсу хотелось разрушить его до основания, чтобы выместить свою боль. Микеле печально посмотрел на Ньюта, встречаясь с ним взглядом. Им обоим это было знакомо. — Браво, господа. Вы сохранили для меня жизнь этого обскура. Теперь вы можете быть свободны. Микеле медленно обернулся на звук голоса. И сразу понял, что перед ним кто-то иной, а не тот, чью личину этот незнакомец принял. Ибо Персиваль Грейвс пропал бесследно около шести месяцев назад. И Локонте знал, что не позволит самозванцу причинить новую боль парнишке. Подняв палочку, он решительно посмотрел на Ньюта, взглядом приказывая оберегать юношу, а сам пошел навстречу незнакомцу, чувствуя, как доселе сдерживаемая сила просыпается. Пара взмахов и заклинаний для отвлечения внимания — и черная дымка бросилась на самозванца, с силой впечатывая его в стену. Однако, тот был не так прост. Резкий рубящий удар палочки по воздуху и настала очередь Микеле взвыть от боли. Еще пара резких, быстрых взмахов и ярких вспышек, и он принужденно вернулся в свою человеческую форму, отброшенный к стене. Из уголка рта итальянца стекала кровь. Но в глазах горело то самое темное пламя. Сдаваться просто так он не собирался. — Пожалуй, получить под свой контроль двух обскуров будет даже лучше, чем-то, что я планировал изначально. Империо! Микеле почувствовал легкую пустоту в голове. Словно бы не было никакого сражения. Зачем он здесь? Ах, да. Он должен убедить мальчика что опасности нет… Тогда почему ему все это кажется неправильным? Словно бы это не его мысли? Борись. Ты сильнее его. Борись, Микеле! Но мне так спокойно… Зачем я буду сражаться? Я не очень этого хочу… Борись! Ради нас, ради будущего! Боль пронзает голову итальянца. Наваждение проходит. Губы самозванца растянулись в недовольной полуулыбке. Ему явно не понравилось, что мракоборец сумел преодолеть заклятие подчинения. Легкий, плавный взмах палочки, сопровождающийся фразой: — Что ж, тогда ты мне не нужен. И на Локонте обрушивается часть свода. Боль адская. На какое-то время итальянец впадает в забытье… Поцелуи. Смех. Он напевает на итальянском, глядя на то, как Ньют внимательно его слушает. Он счастлив. Картинка меняется. Последний день. Дождь, они оба мокрые, стоят на пристани. — Тебе действительно нужно уплывать? — Прости, животные в Британии нуждаются в моей помощи. Я единственный, кто может им помочь. Я боюсь, что… — голос Скамандра слегка дрогнул. Но Микеле его понял. Все имеет свойство заканчиваться. Никаких тебе жили долго и счастливо. Так не бывает. Боль терзает его сердце. Ведь он знает, что не может поехать с ним — итальянцу предложили карьеру в МАКУСЕ, а это то, к чему он всегда так стремился. И теперь пришла пора прощаться. Легкий поцелуй — и Ньют, подхватив чемодан, уходит. Уходит, чтобы через три долгих года встретиться с тем, кого любил вновь — уже совсем при других обстоятельствах и в последний раз. — Микеле! — Мистер Локонте! Голоса. Они выдергивают его из забытья. Оказывается, его голова покоится на коленях Ньюта, рядом стоит Тина, прижимая руку ко рту, в глазах у нее стоят слезы. Ее сестра, Куинни не отпускает руки не-мага. Но она также опечалена. Во взгляде Президента Макуса горечь, а в глазах Ньюта боль. Микеле понимает, что он и так прожил дольше положенного, на целых 10 минут. И сейчас пришла пора. Сил хватает только на легкую улыбку — первую, спустя годы холодного сердца, запечатанного горечью разлуки. — Позаботьтесь о мальчике. Обещай, Ньют. Позаботься, чтобы он не пошел дурной тропой. — в глазах итальянца в последний раз вспыхивает настойчивое темное пламя. — Обещаю… — едва слышно роняет Скамандер. И на этом глаза Микеле закрываются вновь, унося сознание туда, где больше нет боли, где нет разлуки. Вечность, в которой он однажды дождется того, кого ждал все эти годы.