На вершине мира

1. — Давай посмотрим тот фильм про девочку и собаку, — предлагает Виктор. — Это поможет тебе расслабиться. Где-то на середине фильма, Виктор поворачивается к Юри и подмечает: — Ого, Юри, тебе кто-нибудь говорил, что твое лицо похоже на кусок склизкого тофу? Когда мужчина, которого ты считаешь любовью всей своей жизни, сравнивает твое лицо с просроченными творожными продуктами, ты должен кое о чем задуматься. Проблема в том, что Юри провел достаточно времени с Виктором, и часть мозга Кацуки, отвечающая за стыд, куда-то исчезла. Иногда он даже скучает по ней. — Откуда ты узнал, что я расплачусь из-за фильма? — всхлипывает Юри. Юри часто видел, как плачет, и понимает — Виктор прав. Кто-то плачет, как величественная статуя, кто-то роняет слезы, как самый настоящий принц. Юри же плачет так, будто бы его глаза плавятся и щеки мелко трясутся от переполняющих его эмоций. И очень-очень мокро. Юри — отвратительный плакса. — Там ребенок, — хныкает Юри. — И собака. — Ага, — кивает Виктор. — И тебе же это все нравится, разве нет? Виктор закидывает одну руку на спинку дивана и кончиками пальцев мягко гладит Юри по затылку. — Девочку и собаку могут разлучить, — Юри икает почти на каждом слове. — Фильм ведь про войну. — Правда? — озадаченно спрашивает Виктор и мягко посмеивается над Юри. — Это грустно, вот что, — Юри прижимается к щеке Виктора. Ноздри Никифорова начинает щипать, будто бы на них попала соль. — Тебе разве не грустно? — Я русский, — пожимает плечами Виктор. — Мне всегда грустно. 2. Возможно, в другой, более достойной жизни, Юри не смог найти бы в гугле по запросу «Юри Кацуки слезы» тысячи видео — некоторые даже в высоком качестве. Но в профессиональном фигурном катании нет места гордости. Фигурное катание — это тихие всхлипывания в кабинке туалета и мокрые щеки. Здесь ты можешь уткнуться носом в колени и плакать, пока не затошнит. В конце концов, не каждому спорту удается так гармонично сочетать в себе слезы и поцелуи. Долгое время Юри чувствовал только соленые дорожки на щеках и никаких поцелуев. Если вы ищете того, кто тут же расплачется от тихого шепота о «среднем выступлении», «впустую растраченном потенциале», «надеждах, возложенных на него Японией», то вам нужен Юри Кацуки. За всю карьеру фигуриста Юри плакал немыслимое количество раз во время тулупов, сальховых, акселей, либел [1] — комбинаций прыжков и слез-соплей-слюней, и каждый раз выигрывал. В этом деле ему не было равных. Оказывается, лучшее средство против бесконечных слез — это уход из фигурного катания. Оказывается, лучшее средство против сбитых коленок и разорванных позвоночных дисков — это уход из фигурного катания. Оказывается, лучшее средство против будильника, заведенного на шесть часов утра, и многочасовых тренировок, после которых от усталости невозможно сдержать слезы, — это ждать момента, когда ты сможешь уйти из фигурного катания. Юри больше не боялся уйти. Сейчас он перестал бояться того, что раньше внушало ужас — ведь теперь у него есть Виктор. Может, в другой, менее сложной реальности, живет Юри, который не знает, как меняется голос Виктора Никифорова, когда тот зовет Юри в толпе. «Юри, — говорит Виктор, где бы они ни были. — Юри, Юри, Юри.» Это что-то среднее между мягкой просьбой и решительным порывом, повторять имя Юри мантрой до самого конца. Где-то там есть версия Юри, которая не знает, как быстро Виктор бежит к Кацуки после долгой разлуки. Тот не знает, как приятно обниматься с Виктором и как он нежно гладит Юри по спине, когда тот плачет, уткнувшись ему в грудь. Где-то там есть Юри, который ничего об этом не знает — он не смог подняться после очередного падения, смирился и прожил тихую и спокойную жизнь. Каждый день Юри становится чуточку теплее от осознания того, что он так не поступил. Виктор и Юри живут в Москве. У них есть ипотека. На холодильнике магнитом прикреплен список продуктов. По квартире бегает Маккачин. На кухне стоит кофеварка, в гостиной — кабельное телевидение. В гардеробе рядом с дизайнерской одеждой Виктора скромно лежат теплые свитера Юри. У каждого своя работа; у них есть Юрио. — Интересно, — задумчиво произносит Виктор: — если мы когда-нибудь разведемся, то с кем останется Юрио. Юри забывает о своем шарфе, который он никак не мог найти, и переводит взгляд на Виктора: — Но мы не женаты, — Кацуки удается произнести эту фразу спокойно. Пусть даже в голове мелькают мысли Виктор устал от меня и Виктору хочется расстаться, ранящие не хуже ножа. — А это уже другая тема, — легко добавляет Виктор. — Ты надел мне кольцо на палец, а что дальше? Дальше ничего. Он театрально проводит рукой по лицу. — Знаешь, что говорят на катке? Бедный-бедный Виктор Никифоров, сокровище мира фигурного катания, такой невинный, добрый и самоотверженный — он точно полностью поседеет, прежде чем его парень наконец-то выйдет за него замуж, — на секунду лицо Виктора мрачнеет: они оба знают, что они должны будут уехать из России, если решатся на такой шаг. Юри отводит взгляд и находит свой шарф на полу возле дивана. — Вряд ли это случится, — отвечает он. — Правда? — глаза Виктора сверкают предвкушением. — Думаю, к этому моменту ты почти полностью облысеешь. — Юри! — возмущенно восклицает Виктор. Юри сосредоточенно выбирает из шарфа мех. — Я должен был раньше понять, насколько ты жесток, — сокрушается Виктор. — Ты всегда так легко играл с моими чувствами. Ты вошел в город, как Казанова, и соблазнил меня! Виктор тыкает пальцем в Юри. — Точно-точно. Я купился на твой эрос, твое тело и пустые обещания, — Юри краснеет. Приятно видеть, что Виктор не растерял свой актерский талант. Юри отворачивается и прячет широкую улыбку от Виктора. — И тот банкет, — напоминает Виктор. — Твои танцы на шесте, то, как ты ловко снял с себя одежду, и то, как ты об меня терся — боже, Юри, ты, наверное, и не понимаешь, как об меня терся. Щеки у Юри пунцовые. Нет ничего более смущающего, чем при первом знакомстве пьяно тереться о своего кумира. — Мы должны чаще пить, — тоскливо вздыхает Виктор. — Нет, — отрезает Юри. — Но ты становишься таким… Юри закрывает лицо ладонями. — В полиции еще не забыли тот случай, Витя. Они даже прислали мне открытку на рождество. — Вот видишь, — Виктор притягивает Юри ближе за талию и обнимает. — Именно поэтому я и люблю тебя и твое яростное желание раздеваться в общественных местах. Юри утыкается Виктору в шею. — А знаешь, ты ведь плакал тогда, — шепчет Виктор. — Ага. Правоохранительные органы России смеялись надо мной и фотографировали, — причитает Юри. — Нет, я имею в виду на банкете. После того, как ты всех встряхнул, нет, даже ошарашил и взорвал мой невинный мозг. Юри фыркает. — Ты умолял меня стать твоим тренером, и, когда я согласился, — Виктор мягко проводит кончиками пальцев по оправе очков Юри, — ты расплакался. — О Боже, — бормочет Юри. — Тогда я понял, что правда нужен тебе, — говорит Виктор. А потом с улыбкой добавляет: — и еще тогда я понял, что рядом с тобой должен быть кто-то, кто не даст тебе постоянно раздеваться на людях. — Ты мой спаситель, Виктор. — Да, — самодовольно отвечает Виктор, поглаживая Юри по спине. — Знаю. 3. Виктор краснеет, когда плачет, и его лицо пухнет, как подушки пуш-апа. Виктор постоянно плачет. Виктор плачет, когда видит, как дети первый раз выходят на лед, когда Юрио выигрывает золото, когда смотрит документальные фильмы о ловле лосося. Он всхлипывает буквального из-за каждого фильма про спорт — даже из-за «Могучих Утят». У Виктора из глаз текут слезы, когда он произносит что-то вдохновляющее, когда ест что-то острое, когда его отвозят на операцию по удалению аппендикса, и Юри едет с ним, успокаивая и говоря, что все будет в порядке. У Виктора глаза на мокром месте от романов, церемоний открытия Олимпийских игр, домов с приведениями и мелких аварий. Однажды Юри видит, как Виктор, сгорбившись, сидит у ноутбука — смотрит видео с выступлений Кацуки и громко сморкается в носовой платок. — Юри на льду, — это все что может расслышать Юри, прежде чем Виктор начинает всхлипывать. — Юри на льду. — Юри на матрасе ждет, когда ты уже придешь спать, — ворчит Юри. — Иди сюда. Этого достаточно, чтобы Виктор вытер лицо рукавом кофты и, крадучись, подошел к кровати. Юри переворачивается на спину, чтобы Виктор мог сесть между его коленей, и кладет руки на его худые бедра. В первый раз все не было так просто. У Юри никогда не было ни девушки, ни секса, а Виктор был просто Виктором. Кацуки неуклюже сел на кровать Виктора и нервно дрожал. Сердце бешено стучало, руки не слушались, и, когда он пытался поцеловать Виктора, они постоянно сталкивались носами. Мысль о том, каких спокойных и опытных мужчин Виктор мог вот так приводить домой, внушала ужас, ведь застенчивый, обнаженный Юри с кучей синяков и укусов от неуклюжих поцелуев был не таким. — Ес… Если ты хочешь остановиться, — запинаясь, прошептал Юри, уверенный, что именно этого сейчас хочет Виктор. Но Виктор отодвинулся, будто бы Юри больно прикусил его шею. Он убрал руки — Юри помнит, как было неприятно потерять теплые ладони Виктора. — Если ты хо… Хочешь остановиться, — также запинаясь, произнес Виктор. — Нет, я не хочу, — быстро сказал Юри. — Но если ты… — Нет, если ты… Они будто бы стояли у двери и не могли решить, кто пройдет первым. Юри хотелось заплакать от отчаяния. — Знаешь, ты мой первый, — он осмеливается провести ладонью по плечу Виктора, его челюсти и обвести контур губ. — Я не хочу, чтобы ты сомневался. Виктор прижимается к его ладони и вздрагивает. Даже сейчас, если Юри тихо скажет, что Виктор у него первый, фигуристу снесет крышу. С потемневшими глазами и сбитым дыханием он будет остервенело втрахивать Юри в кровать так, что изголовье будет трястись. Пусть они делали это уже сотни раз, если Виктору напомнить о том, что он был первым мужчиной Юри, это сведет его с ума. Иногда Юри шепчет об этом на катке, в продуктовом магазине или когда они стоят в очереди в опере. В такие моменты Виктор выглядит так, будто бы его пытают самым изощренным способом. — Но ведь это правда, — однажды признается Юри. Виктор с обожанием смотрит на него и обнимает так, будто бы Юри — самое ценное, что у него есть, и он бы, не раздумывая, отдал бы за него жизнь. — Все это, — он говорит о кровати, квартире, имеет в виду эту улицу, город и намного больше; он напоминает о трибунах людей, которые стоя скандировали имя Юри. — Все, что ты дал мне. У Виктора мокрые из-за слез щеки. — Когда я впервые увидел, как ты прыгаешь, — начинает он. — А, ты о том видео, — понимающе кивает Юри. Виктор качает головой. — Еще раньше. Ты даже не вспомнишь. Мы разогревались, и ты был таким, — Виктор неопределенно машет рукой: — мрачным и крошечным только-только из юниоров. — Наверное, я мочился в штаны каждый раз, когда замечал кого-то из вас, — посмеивается Юри. — У меня в то время были брекеты? Я очень долго их носил и даже думал, что буду с ними, пока не состарюсь. — Были, — улыбается Виктор, и Юри уже знает, что утром Виктор позвонит маме Кацуки и начнет умолять ее прислать ему фотографии. — О Боже, — бормочет он, переплетая их пальцы. Забавно, что теперь он может даже смеяться над своим прошлым. — И тогда, когда ты прокатился мимо меня, я увидел как ты прыгаешь. Это был двойной аксель или что-то в этом роде. Ничего особенного. Но ты завис в воздухе, словно в невесомости, — с нежностью говорит он. Юри смотрит на него. — Я хотел быть рядом с тобой, когда ты приземлишься, — Виктор облизывает пересохшие губы. Он произносит этот секрет невзначай, будто бы роняет монету в бездонный колодец, но они вместе уже долгое время, и Юри все понимает. Он прижимается своим лбом ко лбу Виктора и целует его мокрые от слез губы. 4. Юрио плачет на свадьбе Юри и Виктора.