Пушистик

Наступила весна. Все по парам ходят, нежатся, друг другу взгляды ласковые дарят, а я уже который год одна и гола как сокол. Оно и справедливо – кому такая нужна, уродка? Чужая среди своих. Первый раз в одиннадцать лет обращение случается – процедура неприятная, но не смертельная, главное - один раз перетерпеть, а потом все легче с каждым разом. А я с детства хиленькая росла, болела часто и трансформацию не пережила – не до конца обратилась. Ушки да хвост на теле человеческом, ни в какую сторону обратиться не получается. Уж бились-бились надо мною отец с братьями - Джоном и Джаспером, да все бестолку. Братья у меня красивые, женихи завидные, да их везде уважают. Парами они уже давно обзавелись, счастливые. И меня они все равно любят. То подарок какой нибудь заморский подарят, то сарафан новый купят. А я все – не пришей кобыле хвост, лишний раз и не высовываюсь. Хоть и знаю, что отношенье ко мне снисходительное, да токмо каждый раз чудится, будто косые на меня взгляды кидают, неприязненные. Пуще всех мне обидно от взглядов Беллами. Появился он у нас в селе недавно, и полугода не прошло. По всему видать - не местный, не нашенский и не городской даже, издалёка пришел. И имя у него странное не наше, заморское какое-то. Говор у него странный да внешность глазу непривычная. Зверем не оборачивается, но уважение средь наших имеет. Меня он с первого взгляда невзлюбил. Меня увидал, глаза на вылупку: - Ого! Нек! Мне, знамо дело, что такое "нек" - неведомо, но по интонации догадалась я, что ругательство это, по-егошнему. А такой, как я, что иначе сказать можно? Хоть и понимаю я это, а все ж таки обидно, до невыносимости. Тем более, что красив Беллами, как небо закатное. От такого слово услышать плохое - занозой в сердце обзавестись. Да ежели бы только раз это было - перетерпела бы, забыла. Чай, не злопамятная. Да токмо всё ему неймется, только меня завидит, так сразу начинается: то неком назовет, то и вовсе по-чудному "пушистиком", а вдруг глядь и за хвост дернет - и смеется потом, заливается. Иной раз думаю и вовсе общину покинуть, коли пользы от меня никакой, да только куда ж я пойду-то такая, изнеженная? Тяжелую работу выполнять не могу, нету во мне силы оборотня, только человечья. На пилораме работать, али в лавке лекарственной тоже не сдюжу, аллергией замучаюсь. Так и получается, что и работа у меня, как я сама вся целиком, непутевая - на почте писарем работаю. Почерк у меня шибко красивый: и с завитушками писать умею, и вензелями по-всяческому, и картинку нарисовать могу - глаз не оторвешь. Да только среди нашенских труд такой, творческий, не ценится, ненужным считается. А тут я, мало того, что собою не вышла, так и ремесло у меня тоже дурацкое. Даже отец родной с братьями иногда потешаются. Знаю я, что не в злобу они, любя, а все равно сердце кровью обливается, как обидно - с таким вот характером уродилась я, обидчивая до невыносимости. *** На почту сегодня с самого утра поспешила, по порученью важному, государственному. Аккурат раз в месяц те, кто хозяйство крупное имеет али лавку продовольственную, должны о доходах отчитываться в администрацию царскую. Да токмо без моей помощи тут не сдюжат: не посчитают да не напишут. Такие дни я всем сердцем любила - кому не понравится нужным себя почувствовать да значимость свою ощутить, коли в другое время этого не дождешься? Средь пришедших фермеров да лавочников и Беллами затесался. Торговал он сувенирами да тканями заграничными, бывало, что и специи привозил чудные, нашему взору да вкусу непривычные, но дело его процветало. Покуда я бумаги заполняла по форме положенной, всё он на меня глядел, глаз не отрывая. Я на секунду представила, что взор его не из жалости иль презрения, а из интересу да восхищения - аж в сердце екнуло радостно. Жаль токмо, что никогда такой взгляд, нежный да ласковый, мне от него не заполучить. *** Село у нас большое, все равно, что город маленький. Не только перевертыши обитаются, людей тоже хватает. Однако ж преступности в городе почти не было, детей не боялись до темноты на улицу выпускать, чтоб у кого-то украли что-то - и вовсе редко. Посему, когда на меня из темноты две фигуры в балахонах вышли, я даже испугаться не сообразила, только глянула на них растерянно. - Кошель давай! - прохрипел тот, что слева, демонстрируя нож, в руке зажатый. - Да поживее, пока без хвоста не осталась! - рыкнул второй. Меня будто парализовало. Стою недвижая, скале подобно. Сердце от страха часто-часто бьется, а рука мешочек на поясе сжимает - токмо расчет получила. С монетами мне нипочем расставаться не хотелось - месяц ночей не спала, лишнюю копейку заработать пыталась, чтоб совсем юродивой не слыть, чтоб уваженье какое-никакое хотя бы в семье собственной заслужить. - Ну что, котеночек, - оскалился левый, - поиграем? - и ножик в руке прокрутил. Мне от ужаса взвыть захотелось. Знали эти двое, на кого нападать - силы оборотня во мне нету, когтей тоже, на помощь своих позвать не смогу - жертва идеальная. Я уже приготовилась смерть свою принять - жила в позоре, так хоть умру достойно, - но не пришлось: откуда ни возьмись на дороге Беллами появился. Спрашивать, кто прав, кто виноват, не стал - сразу правому промеж глаз врезал. Второй участи товарища повторять не желал, потому утек сразу, только его и видели. - Ты чего по темноте шатаешься? - спросил меня Беллами, взглядом буравя. - Чего тебе дома не сидится? А я бы и рада ответить, да только от ужаса пережитого меня трясти начало, как лихорадочную, зуб на зуб не попадает, а на глаза слезы наворачиваются. - Язык проглотила? - не замечая моего состояния, строго спросил Беллами. А мне от тона его ещё хуже сделалось, да так, что и он это заметить смог, обнял меня и зашептал тихо, успокаивающе: - Ну, тише-тише, пушистик, все прошло! Не плачь! Напугалась, да? Это ничего, больше не сунутся, подонки, я в лицо того, что бил, запомнил. Тш-ш, прекращай дрожать. Ты чего поздно-то так? - С работы шла, - выдавила из себя я. Дрожать от страха я перестала, зато начала по другой причине. Весна ведь на дворе, а тут ко мне стоит красивый парень прижимается, и пахнет от него одуряющие, и прикосновения его рук настолько приятные, что волны тепла по всему телу разливаются и потереться об Беллами хочется, и укусить, чтоб все знали - моё, а потом свернуться у его ног клубком и мурлыкать, коту подобно. - Так рабочий день уж закончился давно, порядочные люди дома, с семьей. - Ну, видно, непорядочная я... Да и нет у меня семьи, кроме отца да братьев, а с ними вечерами не посидишь, да и разве захочется им глядеть на меня лишний раз, на такую... Беллами будто бы опешил, глянул на меня с удивлением. Прижиматься ко мне перестал, однако ж руку свою на моей талии покоиться оставил. - Какую "такую"? - спрашивает. - Уродку, - шепчу с горечью. - Позор семьи, все равно, что юродивая... - С ума сошла?! - ахнул Беллами. - Да я таких красивых девушек, как ты, не видывал нигде, а я, уж поверь, во многих местах бывал! Я на Беллами гляжу, даже дышать перестала. Неужто обо мне он это сказал? Неужто и впрямь он так обо мне думает? - Правда? - только я из себя и выдавила, глаз не поднимая. - Кривда, - усмехнулся Беллами. – Идем, котенок, до дома отчего провожу тебя да заодно разрешения попрошу за тобою ухаживать! - За мной? – все никак я не могла поверить в чудо такое. - Ну не за отцом же твоим! Давно ты мне понравилась, котеночек, да только никак не решался я подойти, боялся отказу. А ты вон оказывается что – в уроды себя записала, да и другие не лучше! Дикие здесь нравы, неправильные. Не видывал я раньше краше тебя девушку! У меня против воли слезы на глаза наворачиваться начали, все равно, что у девицы чувствительной - что за склад у меня такой, нелепый! Но Беллами только прижал меня к себе снова, провел рукой дразняще по спине да сказал: - Поцеловать бы тебя, да только покуда у отца твоего разрешения не спрошу – стыдно, не принято ведь так у вас. А мне сказать хочется, что не прознает про это никто, да токмо и впрямь – соромно без отчего согласия, посему я потупила взгляд скромно, а хвост мой сам собою Беллами обвил – так мне его отпускать не хотелось. Так мы до дому моего и дошли, в обнимку. У нас уже и свет не горел, время позднее - и сразу мне как бритвой по сердцу: не волнуется никто, не переживает, где я есть. Зашли в дом а Джон с Джаспером сидят за столом при свечке и молятся. Увидели меня бросились обнимать да целовать. И на сердце сразу тепло стало. Любят меня, я нужна. Тут и отец вышел и у него глаза на мокром месте. Обнялись мы, рассцеловались, да Беллами заговорил: - Извини, хозяин, за время визита позднее, да только работы много – сам понимаешь, - поклонился Беллами отцу, когда тот удивленно глянул на него. - Понимаю, Беллами, сам иной раз до поздней ночи сижу. А чем обязан я визиту твоему? Я в уголок комнаты быстро прошмыгнула, чтобы там наблюдать, чего Беллами отцу моему скажет. А никак обманул он меня про разрешение? Никак поверить не могу, что люба я ему! - Пришел я разрешения просить за чадом твоим ухаживать. Отец опешил на мгновение, а потом проговорил медленно: - Уважаю я тебя Беллами, да токмо и ты меня пойми – сыновья у меня пристроены, парами обеспечены, живут счастливо! Отец правильно говорит. У моего старшего брата Джона красавица жена - Эмори. Работящая, умница, красавица, готовит хорошо. На все руки мастерица. Мне всегда помогает то советом, то делом. А как шьёт она! Любой засмотриться взгляд не оторвёт! Поэтому я и хожу я в кофточках да сарафанах цветастых. Нравиться она мне. Хорошая она баба! А у младшего моего братишки Джаспера жена - Рейвен. А умна она не по годам! И телегу и сарай поможет починить. Курятник у нам во дворе построила! И точку зрения свою отстоит не прогодаешь. А если с кем ругаться начнёт! Ой, бегите все! Маты идут на все лады! Да уж, ругается наша Рейвен как старый сапожник! Но все равно очень она добрая. Если кто обижать меня полезет, она и по морде дать может и между ног. Да так потом неделю не встанешь! Да повезло моим братьям! А я уж думала что одна всю жизнь буду! Так нет же, Беллами тут появился! - Я, Джейк, про твою дочь говорю, про Кларк. Разрешишь за ней ухаживать? Я затрепетала вся от восторга, не смея поверить такому счастью. Такой красивый, такой успешный молодой мужчина, по которому все молодые перевертыши с ума сходят, меня избрал! А те слова чудные: «нек», «пушистик» - может, и не ругательства то были, а я по глупости своей не поняла? - Позволь узнать, Беллами, почему твой выбор на Кларк пал? Ежели намеренья у тебя несерьезные, то и не трави девчонке душу, ложных надежд не давай, ведь и так непросто ей средь нас живется. - С самыми серьезными намерениями, Джейк. Разве ж можно не залюбоваться дочерью твоей? Тонким станом её, походкой изящной, глазами дивными да внешностью необычной? Разве можно внимания не обратить на таланты да на ум её? Разве можно не восхититься нравом скромным да кротким? Разве нельзя не восхититься добротою? Даже при дворе царском никого с душою такою светлою да помыслами чистыми не встречал! Я от похвал зарделась вся, а сердце пуще прежнего стучать стало. - Ну что ж, Беллами, - улыбнулся мой отец довольно. – Вижу я, что и впрямь ты к дочери моей чувства имеешь. А коли так, то и даю тебе свое благословение. - Благодарю, Джейк. Ждать теперь буду того дня, когда родственником тебе стану! - Ишь, шустрый какой, - ухмыльнулся отец. – Завоюй сначала сердце Кларк, а потом уж о том, чтоб породниться, думай! Не знает отец мой, что и так сердце мое давно Беллами принадлежит! *** Такой счастливой я не была никогда за всю жизнь свою! Красиво за мною Беллами ухаживал, на зависть всем! Каждый день меня встречал с подарком маленьким – когда с букетом цветов полевых, когда со сладостью какой, когда с набором палочек для письма – да до работы провожал. В обед записочки с посыльным присылал, а в записочках тех – комплименты, от которых таяла я, не хуже мороженого днем солнечным. Вечером забирал меня да в хорчевню вел ужинать. Никогда я такого внимания к себе не видела! Всегда Беллами спрашивал о чувствах моих, о том, как день прошел, о том, тревожит что. А уж историй всяких на целую книгу знал и рассказывать мог их без устали мне на потеху да удивленье. Токмо и я не лыком шита, знаю, что коли промеж людей чувство возникает – двое должны разгорающееся пламя поддерживать. К Беллами внимательной стараюсь быть: еду ему готовлю, чтобы на работе питался хорошо, подарочки по мере возможности тоже делаю – даже портрет его написала, так он так по сердцу Беллами пришелся, что он дома над камином его повесил. Вся я отдаюсь отношениям нашим, не хочется, чтобы кончилось все, расставание с Беллами даже на ночь – пытка ужасная! *** Чрез месяц ухаживания Беллами подарил мне кольцо. - Давно ты в сердце моем, пушистенькая. И думы мои только о тебе. Не хочу боле расставаться с тобою ни на миг, хочу всегда рядом быть. Прошу тебя, Кларк, будь женой моей, половиной моей, сердцем моим! Разве могла я отказать? Повисла с визгом радостным на шее у Беллами, а тот смеется и целоваться лезет, ласковый. Уж до чего сладок поцелуй с любимым! До того хорошо мне, что хвост из стороны в сторону мечется, а по телу нега сладкая разливается. Сыграли свадьбу ровно через четыре дня. До сих пор не видывал наш народ свадьбы такой! И я до сих пор никогда столько взглядов завистливых не ловила на себе. Иной раз таким взором ненавидящим окинут, что страшно становится, да только рядом любимый мой, муж мой, от всех взглядов защит. - Навеки ты теперь со мною связана, - шепчет под покровом ночи, когда лежим мы около камина, отдыхая, когда тела наши томятся в неге сладостной от наслаждения пережитого. - Всегда рядом с тобою буду, - шепчу и прижимаюсь крепче.