Темные мягкие волосы - истории Нико Робин. История Седьмая - Ведьма.

- Как тебя зовут, девка? - А как тебе удобно называть меня? Вопросом на вопрос отвечают обычно люди неуверенные в себе или ничтожно испуганные. Высокая, с пышными формами и изящным телом – такие обычно и нравились ему, потому что он привык считать себя королем, а королю нужна королева. Содранная с головы отца корона давила, в висках снова и снова звучало последнее проклятье – она одним легким движением перечеркнула его прошлое и оставила цветочные лепестки на пальцах, телах и мыслях. Отблагодарила по-своему, не королева, конечно, но первый советник. Ведьма его Величества. Одну он ранее видел: белоснежные пряди ее блестели на ветру, когда потемневший от времени и соли корабль увозил ее в вечные пески, было это уже два десятка лет назад, время поглотило это воспоминание. Говорят, сейчас этой самозваной королевы уже нет на свете: женщины должны умирать от родов или любви – ее похоронило под тоннами непрочитанных рукописей само время. Плод ее чрева сейчас на его вытянутых коленях: дитя крови, голодранка, маленькая ублюдочная дрянь, во взгляде ее темнеет мутная ледяная вода северных морей. Он хочет ее – захотел прежде чем на руках остыла кровь сильнейшего человека на земле. После победы, едва не стоившей ему жизни, он жаждал победы земной, терпкой, пахнущей цветами и теплыми женскими ладонями. На милость победителя – целый новый мир и жизнь смеющегося мальчишки в соломенной шляпе. На милость победителя – темноволосая женщина с молодым упругим телом. Он получил ее, а может, это просто выбор ведьмы его Величества. - Чего ты хочешь от меня? - Расскажи мне что-нибудь… Она не колебалась с ценой – у каждой женщины она на языке, кто-то просит золота, кто-то – власть, кто-то – надежды. Обнаженная ведьма на его коленях отдалась ему без лишних слов и слез, на вдохе, а взамен попросила рассказать о себе – о себе, о своей победе, о тех счастливых, кто погиб, о тех несчастных, кто остался. Дешевая шлюха, она целовала его вытянутыми кончиками губ, будто пробуя на вкус очередного претендента – и слушала его, впитывая как губка каждое его слово. Он надевал на нее шелк и литое золото, затем в неясном для себя самом порыве срывал их – обнажая молодое тело, отбеленное тысячами ударами волн запрещенной морской воды, но она по-прежнему улыбалась и не теряла своего интереса. Как зараза, как черная лихорадка она проникла на его корабль, где самое простое имя внушало ужас целому поселению, захватила его разум, но осталась вне его – хотя и в пределах досягаемости его пальцев. Немая договоренность – равноценный обмен, она узнала обо всем, о чем хотела, он засыпал на ее коленях, ощущая щекой мягкость белоснежной кожи – отец с побелевшим от смерти или разочарования лицом более не снился ему. Вовсе. - Ты любишь только мою силу… - А разве она твоя? Она рассмеется, находясь на опасной близости от больших пальцев, внутри которых таится сама тьма, способная поглотить ее без остатка. Играет на нервах, пользуется каждой слабостью – держит на расстоянии, даже отдавшись полностью. У нее безупречная выдержка, она балансирует на грани жизни и смерти, но все еще способна улыбаться – двенадцать шрамов на ее рассыпающихся лепестками руках, как вечная отметина об этом времени, проведенном рядом с ним. Не зря его накама завистливым шепотом, находясь на безопасном расстоянии от руки, сокрушающей пространство, называют ее «Сильнейшей» - им, проделавшим бок о бок с ним этот путь, уже видны дрожащие его губы, уже заметны испуганные его глаза. Старый мир разрушен до основания, новый мир еще не восстал из пепла – а рядом с его большой ладонью изящная сорок восьмая ее рука, рука направляющая, играющая, увлекающая… Лишь один раз в жизни он был покорен пылающим взглядом, лишь один раз в жизни осмелился бросить вызов сильнейшему – ее глаза давно потухли, а внутри она все та же слабая женщина, и все же его сердце снова трепещет, намереваясь покинуть грудную клетку в слепом отчаянье – вдруг Ведьма Его Величества решит покинуть его… - Я никому тебя не отдам. - Я никогда не принадлежала тебе… Конечно, он догадывался о тех, кого она позволяла себе ласкать раньше, в той другой ее жизни – слишком отчетливо он читал их следы на ее теле, слишком умело она заключала его сердце в свои объятья, слишком горячо впитывала всю его нежность. Тьма, таившаяся в нем, умело глотала отпечатки невидимых их – внутри себя он давал себе клятву поглотить и их самих однажды… Ей не восемнадцать, она из тех, кого зовут прокаженными, и она слишком, слишком красива для обычной женщины. Про него говорят – он взял ее себе вместе с титулом своего предшественника, с которым разрушала пустынный мир в прошлой своей истории. Про него говорят – он отобрал ее у мальчишки, которому суждено окрасить мир в алый. Про него говорят – он отдаст ее тому, кто уже владел ею двадцать лет тому назад в пылающей Охаре. Про него шумно и долго говорят – о ней лишь молчат, а все-таки опасности она, слабая и ничтожная, таит в себе больше, чем любой из его команды. Будущий король тянет пальцы к своей ведьме – но ловит только рассыпающиеся лепестки, освещаемые искренним ее смехом, когда-то этот смех скрашивал одиночество другого мужчины, когда-нибудь, совсем скоро, он будет слышен далеко от этих мест. - Есть что-то, что связывает тебя с нами? - Гораздо больше, чем ты можешь себе представить… Она спокойно скажет свою первую истину: не теряя самообладания, бросит ему вызов кончиками своих ресниц, доведет его до отчаянья и, балансируя на самом острие, практически подписав себе смертный приговор, покоряется, сглаживая лаской острые углы… Стоит ему разгореться, как пламени, она ледяной водой гасит его огонь, осыпая пепельными лепестками черную проклятую бороду и отмеченную кровью карту. Ведьма легко перебирает жесткие пряди, скрытые под капитанской треуголкой, еле ощутимо выведывает все его тайны и снова растворяется на горизонте, возвращаясь к нему серой газетной листовкой – жаль, ненадолго… Кровью на вопрос отвечают люди отчаянные, смехом на вопрос отвечают женщины, отблагодарила по-своему, первый советник почти-короля. - Так как тебя, говоришь, звали, девка? - Спросишь у моего капитана перед смертью.