Fuck u, baby

Ты был единственным, кто поддерживал меня во всем и ты стал первым, кто отвернулся от меня. Я выбрал тебя среди тысячи прохожих, нет, будет правильнее сказать, что ты, Чхве Сынчоль, меня выбрал, не смотря на тех мордастых баб, околачивающихся вокруг тебя. Ты красивый, притягательный и, что самое удивительное, умный. Ты не стал расспрашивать меня, как такой парнишка как я оказался на улице без вещей, еды и паспорта. Ты просто взял и приютил меня, сказал, что все цветы, которые я срываю в поле, за три километра от города один раз в два дня, принадлежат тебе и, что только ты имеешь право покупать их у меня. Это показалось мне таким нелепым и глупым, поэтому я засмеялся, а ты поддержал меня и добавил, что у меня очень красивая улыбка. Но она никогда не сравнится с твоей. Через неделю, как ты забрал меня к себе, как маленького промокшего щенка, мы стали чаще разговаривать, узнавать друг друга. Ты стажер в крупной кампании, сын известного бизнесмена и второй наследник семейной корпорации. Соответственно, о тебе знает весь город, ты звезда для них, а для меня ты еще загадка. Ты говорил о своей старшей сестре. Ты такой заботливый брат, я бы хотел такого брата себе. — Что мы все обо мне, да обо мне? Расскажи немного о себе, — попросил ты, ставя на стол две кружки кофе. Ты готовишь его вкуснее всех. Что я должен был сказать? Я — сирота. У меня нет ни образования, ни малейшего намека на благородность. Я рос в детском доме, пока мне не исполнилось четырнадцать и меня не вышвырнули, как последнюю скотину за шиворот или, проще сказать, пинком под зад. Я пытался работать, мыл посуду в какой-то забегаловке, убирался на улицах, стараясь не заворачивать за подворотни. Там не всегда было тихо. Однажды меня пытались заманить деньгами в секс-клуб. Продавать свое тело выгодно, и я бы даже согласился, плюя с высокой башни на все риски, если бы, в один день не набрел на цветочную поляну, близ нашего города. Там хорошo. Воздух совсем другой, чистый. Не было ни людей, ни машин, ни грехов. И я стоял так посреди все различных цветов примерно с минуты. Тогда мне и пришла в голову идея продавать цветы — отнимать жизни у тысячи растений ради собственной. Зимой, когда цветы не росли, и мне нечем было зарабатывать на жизнь, я сидел в метро, вместе с гитарой, которую купил, на найденные деньги в кошельке, потерявшем своего истинного хозяина. Кошелек я отдал в бюро находок уже опустошенным и там оставил записку: «Ведь нашедшему присуждается награда». Я намекал на то, что могу взять эти деньги безвозмездно. Да там всего сто долларов было. Этого мне сполна хватило на обед в макдональсе и на гитару. У меня даже осталось еще пятьдесят три цента. В общем, зимой, в легкой летней футболке, я проводил все свое время в метро, играя на гитаре. Иногда я даже пел. Людям больше нравятся песни со словами, в них они слышат смысл, а не просто брынчание. Но обычно зарабатывал я мало, ведь именно в метро все люди куда-то спешат и у них нет совершенно никакого времени прислушаться к музыке. Они просто проходили мимо, чуть ли не бежав, и небрежно бросали монеты, которые я быстро поднимал и аккуратно складывал в политиленновый пакетик, в уме прибавляя еще три цента. Не могу же я такого рассказать тебе. Ты посчитаешь меня жуликом, падкого на деньги. И ты будешь прав. Я промолчал, а ты с доброй улыбкой произнес: — Видимо еще не время. Ты спросишь, не хочу ли я еще кофе. Ты добрый и заботливый. Если честно, до сих пор не понимаю, как я тут оказался: в шикарной квартире, с двумя прислугами и жарким электрическим камином. Тут все окрашено в белый и бежевый цвет, все в стиле минимализма. Видимо ты любишь порядок или у тебя аллергия на пыль, потому что я ни разу не приметил пылинки или намека на беспорядок. Еще ты всегда одет с иголочки, как будто каждый день ты встречаешься с премьер министром нашей страны. Когда поздно вечером ты приходишь домой, на тебе не видно ни капельки пота, хотя, я наслышался о жизни стажеров. На следующее утро ты предлагаешь мне пройти кастинг у вас в агенстве. А чего мне терять, тем более я не могу не использовать шанс, который позволит нам с тобой видеться все чаще. Я похоже привязался к тебе. И, мне кажется, ты совсем не против этого. Как ты и просил, я пошел на кастинг певцов. Я жутко волновался, но вспомнив уже не то, что позже это может принести хорошие деньги, а тебя, я расслабился и спел единственную английскую песню, которую я знаю, но не понимаю перевода. Зато, она сто процентов про любовь или жизнь. Iʼve heard there was a secret chord That David played, and it pleased the Lord But you donʼt really care for music, do you? It goes like this The fourth, the fifth The minor fall, the major lift The baffled king composing Hallelujah Когда я закончил, мне сказали, что у меня куча ошибок в тексте, что я не до конца понимаю сути песни и что, я должен практиковаться больше. Но, не смотря на все эти замечания, меня взяли, сказав, что как раз все любят людей, который прошли тернистый путь, ежели тех, кто легко получил свое место, благодаря связям. Я почему-то сразу вспомнил тебя. Ты ведь прошел благодаря таланту, не так ли? Я искренне в это верю и не хочу знать правду. Когда-нибудь эти изнуряющие тренировки, плюс еще строжайшая диета сведут меня в могилу. Сложно быть не трейни, сложно оставаться благородным и благодарным, когда учителя, при всех остальных парнях опускает меня ниже плинтуса, говоря, что, возможно, мое призвание, это подметать улицу и просить копеечку. Конечно, он бы так не говорил, если бы знал, что так и есть. Ты говоришь, что все в порядке, похлопываешь по спине, отчего у меня бегут мурашки, пока другие стажеры смеются обо мне за моей же спиной, хотя и не сильно видно, что они пытаются это скрыть. Прошла еще неделя и ты уже не так рьяно защищаешь меня, видимо, надоело делать это каждый день и пытаться объяснить этим тупоголовым, что они низко себя ведут. Но мои надежды на это рушатся, когда одни утром, ты призываешь меня самим бороться со своими проблемами и больше не вмешивать тебя в них. Я ненавижу твое серьезное лицо, потому что в этот момент, кажется, будто я сделал что-то не так. Я кротко киваю и выхожу из дома первым, ведь у меня вокал, а учитель жутко не любит, когда опаздывают. — Ли Джихун, Вы сегодня рано? Неужели совесть проснулась? — грубо посмеялся преподаватель и рукой подозвал к себе. Это был мужчина, больше похожий на паренька. Поговаривают, что он моложе большинства трейни. Зовут его Хоши. Он высокий. Чуть ли не выше тебя. А еще, как бы сильно я его ненавидел, он правильный и рассудительный. Правда, завидев меня, у него есть безумное желание поиздеваться. Но он и правда один из тех, кого я уважаю больше всего. Он частенько меня ругает, но как бы то ни было, по делу. Я, кстати, не знаю, к чему, завидую его волосам: пробор 2:7, выкрашенный в черный цвет, вечно отличная укладка, будто каждый день у него по сотни свиданий. И одет он всегда красиво, не то, что другие учителя, нацепят на себя треники и рады стараться. Верхняя пуговица на его рубашках вечно расстегнута: и выглядит красиво — не пошло. Он порывист и его легко вывести из состояния равновесия, если оно вообще у него есть. Гневливость — есть основная часть его характера. На кирпич он не похож, скорее на злую пельмешку. Он сказал, что сегодня я не в форме, какой-то грустный и подавленный, попросил объясниться. Я сделаю это не без удовольствия. Как бы ни была ужасна моя жизнь, я люблю рассказывать о ней, только не тебе, ведь обычно меня жалеют. Да и ему как-то пофиг, поэтому можно и рассказать. — Да уж не сладко, — ответил он, когда я закончил свою историю (конечно, я не поведал ему о тебе). — Если ты не против, ты можешь пожить у меня. Это, правда, не хоромы, но достаточно приличное местечко. Я вежливо отказался, сваливая на то, что живу в кафешке, в которой подрабатываю, и меня все устраивает. Он как-то нелепо пожал плечами и засуетился, поправляя свой еле висящий галстук. Недолго раздумывая, когда его этот ошейник наконец упал на пол, я поднял его и принялся хорошо завязывать, обводя шею учителя. В этот момент, я вспомнил тебя. Я почти каждый вечер, когда ты собираешься на встречу с семьей, совершаю почти такую же процедуру. Он поблагодарил меня, немного его поправил и снова сел на стул, с которого практически свалился. Сегодня я возвращался в хорошем настроение, уже не думая над твоими словами. Наверное, я скорее о них забыл. Мы с Хоши разговорились. Он оказался старше меня, поэтому в какой-то момент стало неловко, но эта неловкость быстро прошла, как дождь в мае. Я не видел тебя сегодня на тренировке, остальные ребята, с которыми я почти наладил отношение (по крайней мере, если они сейчас смеются надо мной, то уж точно, скрывая это), сказали, что ты, возможно, взял отпуск, как обычно. Поэтому я надеялся застать тебя дома, но, когда я вошел меня встретили две женщины-прислуги, помогая снять пальто, которое, кстати, купил ты. Я спросил, где ты, на что они вместе как-то странно переглянулись, а потом заверили меня, что ты, скорее всего, у отца. Я ждал тебя до двух ночи и, когда уже, собирался все-таки пойти спать (ведь завтра недельный зачет по вокалу), я услышал шуршание за дверью. Мне ничего не стоило, что бы понять, что это ты. И не один. Я слышал женский смех за дверью, которая открылась, и я подтвердил свои опасения. Ты был пьян, на половину раздет, а твои щеки были обмазаны помадой этих девиц. Одна из них, находясь так же в нетрезвом состояние, практически, нависала на тебя. Завидев меня, ты пьяно улыбнулся и пригласил присоединиться к вам, достав из-за спины бутылку дорогого шампанского. Ты не был ни у какого отца, ты взял не отдых, а гулянку, разбавляя ее высокими девушками-моделями, с каким-то худощавым телосложением. Ты смотрел на меня с вызовом, протягивая бутылку. А я смотрел на тебя и думал, что все это значит. Ладно бы ты привел одну девушку, но двух, это слишком. Ладно бы ты напился, но зачем же в стельку, одной рюмки бы хватило. Ладно бы ты, был одетый, но ты пришел с оголенным торсом, покрытый поцелуями и где-то остался даже след от сливок. Ладно, ты напился в драбадан, привел двух проституток, был полуголым, а за твоей спиной была бы еще бутылка алкоголя, но ты сделал это при мне, при двух женщинах-горничных, которые, видимо, привыкли к таким феерическим появлениям. — Ну что ты стоишь, как не родной? Если хочешь, я тебе заплачу. Тебе ведь только бабки и нужны, жалкое отродье. Не вожусь я по сути своей с такими, ясно?! Во мне течет кровь наследника, в тебе — попрошайки. Да тебя приняли в эту чертову кампанию, потому что я попросил, а они, знаешь, боятся моего отца. Ты знаешь, сколько у него в руках власти?! Да если бы я только захотел, я бы уже давно дебютировал. — «что у пьяного на языке, то у трезвого на уме» Я взял бутылку у тебя из рук и со всей силы швырнул ее о твою вечно белую стенку, потом, резко приблизился на шаг и врезал тебе по самое «не хочу». Сначала по роже, от чего ты только нагло улыбнулся, потом по яйцам, которые ты, по всей видимости, вместе с твоим дружком не можешь сдерживать. И когда ты крючился от боли, а эти твои девки завизжали и скрылись из дома, я убежал на верх, поспешно собирая свои вещи, которые купил ты. А потом, увидев, что ты уже в отключке лежишь у порога, я одел пальто и сбежал. На щеках почему-то появлялись слезы, а вместе со слезами пошел и дождь. Погода как никогда соответствует моему настроению, плача над этой глупой и обидной ситуацией вместе со мной. Я шел по городу, не ведая, куда именно я иду. Все было в огнях. Это так красиво, но я не видел этой красоты правильно, только глядел через призму печали на какие-то разрисованные стены, афиши, рекламные щиты. На одном из них надпись гласила: «Любая минутная слабость рискует превратиться в самую большую ошибку в жизни». Это реклама бритв для мужчин. Я с минуты смотрел на этот щит, и мне казалось, что эти слова были напечатаны здесь для меня. Будто какой-то провидец, знал, что здесь пройдет такой ущербный как я в сторону моста, а эта надпись поможет его остановить. Помогла. На обратном пути я бежал, потому что до недельного зачета вокала осталось двадцать минут, а учитель не любит, когда опаздывают. Я, конечно, думал о тебе, но сейчас я понимал, что важнее этот чертов зачет, нежели ты. Я прибежал, запыхавшись, как раз в тот момент, когда ребята брали номера. Мне ничего не оставалось, как взять последнему. На мое удивление, мне попался первый номер. Некоторые парни пожелали мне удачи, и я не услышал в их голосе издевки. Я посмотрел на тебя. Возможно, у тебя болит голова, да и не только. У тебя в руке шестой номерок, на который ты смотришь как на предателя. Не знаю, что твориться у тебя в голове, но знаю, что теперь это меня не должно касаться. Я до сих пор не понимаю своей реакции в тот момент. Я, наверное, переборщил. — Первый номер, Ли Джихун, 20 лет, — представился я, мне кивнули, заиграла музыка, и я начал петь. You shout it out, but I canʼt hear a word you say Iʼm talking loud, not saying much Iʼm criticized, but all your bullets ricochet You shoot me down, but I get up Ты смотришь на меня с каким-то другим взглядом. Я закончил, меня похвалили, настала твоя очередь. Ты облажался. На втором куплете забыл слова, не удивительно, после такой-то гулянки. Два раза у тебя сорвался голос. Под конец песни ты вообще психанул, бросил микрофон, и, ничего не сказав, ушел, не забыв громко хлопнуть дверью. — Ты молодец, Джихун-а, — подмигнул мне Хоши. Я, немного боясь, спросил, в силе ли его предложение пожить не в хоромах, но в хорошей квартирке. Он засмеялся, и уже после радостного пира кампании, мы уже шли к нему домой. Через год, я дебютировал в группе. Я хорошо зарабатываю, конечно, вся эта популярность надоедает и утруждает, но я до сих пор не жалею о своем решении. Я слышал, ты покинул кампанию и сейчас все усилия вкладываешь в отцовскую корпорацию. Говорят, ты помолвлен на одной из девушек высшего общества. Ну что ж, удачи тебе, Чхве Сынчоль, моя первая любовь. И здравствуй новая! Квон Сунен, он же Хоши, оказался парнем смышленым и романтичным. После моего заезда, он дарил мне цветы, и врал, что это от фанаток. У меня на тот момент фанаток не было, я знал. Вечером он сам готовил ужин, и никаких прислуг в его доме не было, не было этого глупого минимализма. Здесь веяло настоящим домом. И камин у него не электрический, а настоящий, нет второго этажа, все вполне умещается и на одном. Жил он не бедно, но без размаху. Через месяц он мне признался в симпатии, и уже тогда, я испытывал к нему такие же чувства, поэтому улыбнулся и обнял его. Я познакомился с его родителями. Они не были какими-то высокопоставленными чиновниками, у них была своя благотворительная акция ради жизни растений. Так же я повидался с его старшим братом, который работает в маленькой канторе. И самое интересное, что тот злосчастный кошелек, в котором покоилось сто долларов, принадлежал Хоши. Мы вместе смеялись над этой ситуацией и нелепостью сошедших событий. Счастье не в деньгах, хотя оно вполне зависит от этого. Любовь не в бессмысленном наблюдении со стороны. Радость не в пьянстве и хороших девочек на одну ночь. Успех не в наследстве от богатенького папеньки. Уважение не в страхе того же отца. А музыка не в метро, как и цветы не в руках у людей. И камин не электрический, а самый настоящий с ярким огнем внутри.