Три секунды слабости

— Ты забыл? Я все ещё тебе не верю, — Катя выставляет руки, не позволяя притянуть к себе, но и не отталкивая. — Зачем тогда спасла? — у Макса в голосе ни капли бессменного веселья. — Спиши на ваш ковбойский гуманизм и либертарианство, — Катя огрызается, игнорируя собственный ускоренный стук сердца. — Либерализм. — Похуй. Екатерина Решетникова. Красавица, спортсменка, комсомолка, и просто агент КГБ, профессионал до мозга костей. Она может сейчас поставить подсечку или достать бывшего напарника с неосторожно открытого левого бока, но вместо этого стоит на цыпочках, выдыхая концентрированную усталость почти ему в губы. Она профессионал, она не бывает слабой больше трёх секунд кряду. Только ситуация-то патовая. Она не может резко отшатнуться — слабость, и не может отдалиться от Макса медленно — сомнение, а как следствие тоже слабость. Но и стоять так дальше нет никакой возможности — она готова как к тому, что Макс сейчас нападёт, так и к тому, что поцелует. Первого страшно не хочет сердце, второго — голова. Макс, он ведь из США, он ведь ЦРУшник с внушительным досье и багажом опыта (трупов) за спиной. У них в крови недоверие друг к другу, в мозгах идеологические установки, а на кончике языка горчат непереваренные чувства, от которых по старинке — два пальца в рот — избавиться не выходит. У Кати приказ — избавиться от объекта при необходимости. Она уверена, что у американца такой же. Она уверена, что он выжидает момент, чтобы убрать её. Она не уверена, что сама занимается тем же самым. Во время миссии было проще. Необходимость работать вместе вкупе с прямым приказом позволяла поворачиваться спиной с расчетом не получить мгновенно пулю промеж лопаток. Они оба слишком хорошо знают национальные интересы своих стран — за собственные полагается расстрел. Холодная война, гонка вооружений, борьба за мировую гегемонию и бла-бла-бла остальные слова государственной важности, которые не выходит вспомнить, когда после перестрелки приваливаешься к тёплому плечу рядом, на адреналине и эйфории не осознавая, что судорожно цепляешься пальцами за чужую одежду, чувствуя совместный стук двух сердец. Холодная война, гонка вооружений, борьба за мировую гегемонию и остальные слова государственной важности, которые набатом стучат в голове всё остальное время и особенно сейчас, заставляя Решетникову решительно прижаться губами к чужому моментально приоткрывшемуся в ответ рту, а через долю секунды со всей силы впечатать кулак в левый бок. Лучше бы нож, конечно, но Катя очень не кстати запихнула его в голенище сапог, поэтому приходится подсекать и уходить в корявый перекат, чтобы лёгшие на плечи руки не успели сомкнуться на горле. Вскакивая на ноги, Решетникова выхватывает пистолет и видит, что Макс… не сопротивляется? Не собирается на неё нападать? Что за хрень? Она держит Макса на прицеле, снимает ТТ с предохранителя, озадаченно хмурясь. Медлит с выстрелом. — Давай, ты жизнь спасла, тебе и забирать, — Макс внезапно подает голос, хрипло откашливается, сплёвывая кровь, — Катя знала, куда бить — и разводит руки, предлагая Решетниковой выбор. — Иди к чёрту! — у Кати есть её три секунды слабости, чтобы опустить пистолет, подойти к Максу и протянуть ему руку, помогая встать. То, что она делает, называется государственным преступлением. Двадцать лет назад её бы расстреляли по приказу №227, сорок лет назад — как врага народа, но сегодня шанс ещё есть. Вместо того, чтобы подняться с пола, Макс резко дергает её на себя, смягчая падение своим телом и обнимает, с каким-то отчаяньем прижимая к себе постепенно расслабляющееся в его руках тело. Они целуются с то и дело прорывающейся нежностью, и это тотальная капитуляция, белый флаг по всем фронтам, Нюрнбергский процесс над разумом, здравым смыслом, осторожностью и что там ещё есть у агента внешней разведки? Они перекатываются по полу, — очень грязному, но им плевать — и уже Катя оказывается под Максом, цепляясь пальцами за отвороты куртки и чувствуя себя такой же живой, как под артобстрелом в Чехословакии. Макс опять целует её — быстро и коротко — подбородок, губы, нос, лоб. На поцелуе в нос ей в живот упирается дуло пистолета. На поцелуе в лоб он стреляет. Катя ещё жива, но она знает, что это ненадолго. Умирать не страшно, когда ты умер секунду назад. Она зажимает рану рукой и рефлекторно пытается отползти от поднявшегося на ноги Макса. Решетникова не проиграла только потому, что это не было игрой. Двойной блеф. Прикинуться доверяющим, чтобы она доверилась в ответ. Идеальная комбинация. Макс и в самом деле хорош. Сука. — Откуда ты знал, что я поверю тебе? — Я не знал. Макс поджимает губы и вскидывает пистолет, целясь ей между глаз. Он не медлит.