*
У них еще не было секса, они еще не целовались, они даже не спали вместе на этой кровати. — но они все еще пытаются что-то такое провернуть, конечно же. Тайлер — (человек) других импульсов и другой природы вообще, а Джош слишком утонченно понимает его, чтобы куда-то и зачем-то спешить. (но они думают об этом) и (краснеют в отдельной степени ровно так же); Нос у Тайлера красный. Он прикусывает губу, наблюдая за Джошем у плиты: тот пытается включить чайник и кое-как отогреть своего парня. — Глупости, — Тайлер подпирает рукой подбородок и вздыхает; его губы мокрые, он слишком часто проводит по ним языком. — Как считаешь, человеческая кровь может замерзнуть? — Ну, — затылок Джоша синий, он отдается чем-то знакомым, прям как дежа вю; — вот прикол в том, что в простых земных условиях это тупо невозможно. Тайлер хочет сказать: почему, у меня же сейчас не бьется сердце. Тайлер хочет сказать: ты отобрал его у меня и теперь моя кровь стоит на месте. (тайлер хочет написать новую песню). и тайлер как всегда говорит: — Почему же? Джош поворачивается к нему всего на секунду: в его руках ложка, перепачканная сахаром (тайлер хочет слизать этот сахар, он хочет засунуть эту ложку себе в свое горло, он хочет рыдать, потому что он слишком грешен). — Потому что даже в Антарктиде кровь просто замедляется, — он хмурится, а потом опять поворачивается к плите. — Ты будешь ощущать, будто все остановилось, но на самом-то деле твоя кровь просто будет медленно варится в тебе, понимаешь? — Да, — кивает младший, приглаживая свои непослушные волосы. — Разве что кто-то поместит меня в камеру «заморозки»*. — Разве что кто-то это сделает, ага, — повторяет Джошуа и ставит на стол кружку с чаем; чай горячий, им хочется обжечь себе рот. — Но такие вещи еще не создали. — А как же эти капсулы, в которых помещают астронавтов? Они же там засыпают на, хм… сколько? Лет пять? Джош начинает смеяться и его голос звучит слишком глубоко и прекрасно. Тайлер просто охуевает от себя и от своих наблюдений. (больно) и (все это больно); — Они не замерзают, — пожимает плечами Дан, опираясь руками о стол. — И не на пять лет, это невозможно, а где-то просто на три или пять месяцев. — Вот же фигня, — говорит Тайлер и тут же пьет свой чай; горячая жидкость жжет его эти губы, внутренние стороны его щек; у него начинает кружится голова. Джошуа смотрит на него: каждый взгляд отбивается внутри, выжигается на костях, в черепе, ноет от неосознанной боли. — Хочешь я приготовлю что-то поесть? Как на счет спагетти? Тайлер кивает, улыбаясь ему, по крайней мере пытаясь это сделать. Ему кажется, что все внутри превращается в ебаную лаву, что скоро выйдет через его глаза вместе с кровью и слезами.*
Они спят в разных комнатах, на разных этажах, укрываясь разными тупыми теплыми одеялами. Тайлеру болит спина, ему слишком неудобно на этом черном диване, что вот пахнет лесом и деревом. Он думает о всяких плохих вещах, все равно каждый раз просто останавливаясь на мысли «пойти к своему лучшему другу». только зачем? (как он обходился без этого всю свою жизнь?) Тайлер считает: раз и два, три и четыре, пять и смерть. Ему сводит челюсть, ему сводит пальцы, он кусает губы. слишком-много-слов-слишком-мало-времени-слишком-много-страха; (грешно). Тайлер поднимается на ноги. Он наспех натягивает джинсы, потом футболку, потом идет сперва на кухню — за водой. (ему отчаянно хочется включить кран и утопиться в раковине). Он пьет много — раны во рту болят, но ему пле-ва-ть; пока что, ага. Он поднимается на второй этаж, уже захлебываясь в слезах. Кто бы, блять, мог подумать — любовь делает и не такое. Ему хочется убежать, вот просто сейчас, убежать куда-то далеко-далеко, просто в этот ебаный лес, но осознание бьет его еще-еще и еще: джош и есть этим местом; (еще он и дом) и (да, его дом). Тайлер тихонько открывает двери в его комнату и проскальзывает внутрь. Он идет тихо, едва издавая звук босыми ногами. Он смотрит на одеяло своего друга и уже воображает, как залезет под него тоже (ему не будет болеть спина, не будет просто болеть внутри него самого). Тайлер утирает слезы тыльной стороной руки, а потом беззвучно опускается на матрас рядом с Джошем и тут же утыкается мокрым лицом ему в грудь; пару секунд, прежде чем тот проснется. Тайлер не дышит. Он не дышит. Не дышит, больше нет. Он зажмуривается, словно малыш, что боится увидеть бугимена где-то в шкафу или под кроватью; еще тупо немного и… Рука Джоша касается его волос, слегка приглаживая: джош больше не спит. (он не спит, боже). Его пальцы путаются в волосах Тайлера, его рука сильнее прижимает его голову к себе. Тайлер закрывает рот, пытаясь не выдать себя; он не хочет, чтобы Джошуа знал о том, что он плачет, что у него ебаная истерика. Но пальцы Дана опускаются ниже и легко вытирают его глаза, едва касаясь ресниц.***
Утром они не говорят об этом, но они хотят поговорить об этом. Тайлер сидит на кухне и пьет кофе, замечая, что у него во рту, где-то около этого верхнего зуба — сожженная кожа, просто до мяса. Он касается языком ее и делает это еще раз, отчетливо ощущая боль в голове и в своей челюсти. Джош выходит из душа, вытирая волосы белым полотенцем — он недавно покрасил их, потому сейчас на полотенце синие разводы; инсталляция океан и человек. Тайлер не смотрит ему в глаза. даже по той причине, что его — красные, больные, а у джоша — темные и теплые. — Мне приснилось, что меня поместили в капсулу «заморозки»*, — говорит Джошуа, оставляя полотенце на стульчике, натягивая свою футболку, что тут же липнет к его телу. — Это было крипово. — Но ты же выжил. — Но это же просто сон. Тайлер хочет сказать: это в тебе, это может быть правдой. Тайлер хочет сказать: я написал о тебе песню. Но Тайлер говорит: — Это простой кошмар, уверен, что ты просто устал от тренировок на своих этих барабанах. — А ты что-то написал новое? Тайлер кивает, делая глоток кофе. Джош обходит стол и становится рядом с ним, скрещивая руки на груди. От него пахнет лесом и интересом. (боже, блять). Тайлер воображает, как Джош протягивает руку и касается его рта. его сахарных губ. Тайлер двигает языком у себя во рту, пытаясь достать кончиком то место, что является кровавой раной; джош замечает. и Джош замечает, ага. — Что там у тебя? — Обжегся чаем, пустяки. Джош касается рукой его головы, слегка откидывая ее назад, слегка придерживая, а второй прикасается к его рту, открывая его пальцами. Указательным он касается внутренней стороны щеки, ведет немного выше, прикасается к ране. В уголках глаз Тайлера собираются слезы. Он закрывает их, смаргивает, пытается ощутить пальцы Джоша еще лучше; все это так грешно, отец бы его убил. — Ничего серьезного, — сообщает Дан, хмурясь; он о чем-то думает. — Да и в твоем рту полно слюны, тайджо. Она ускорит процесс заживления. Тайлер ерзает на стульчике — ему перед глазами картинка: словно джошуа уильям дан касается его раны свои языком, целуя глубоко и мокро; У Тайлера встает. Просто посмотрите, блять, у него встает. Штаны оттопыриваются, создают ужасный дискомфорт. Тайлер думает: вау, куда еще хуже. Он пытается вырваться из рук Джоша, пытается убежать, скрыться, он больше не самоуверенный мальчишка; ему страшно. (страх убивает его) и (поглощает его). Джош смотрит сверху вниз — у него на лбу все еще полоска, он все еще о чем-то думает. Он просто убирает одну руку, а потом накрывает выпуклость на штанах младшего. — боже, — вырывается у Тайлера; он невольно подается бедрами вперед. — Джоши. Джош улыбается ему: это не насмешка, это знакомая мягкая улыбка лучшего друга. — Я и забыл, как быстро ты становишься таким отзывчивым, — говорит Дан, легко двигая рукой, пока Тайлер опять подается вперед, опять пытается ощутить трение. — Все в порядке? Тайлер кусает губы, его руки держатся за это ебаное кресло. Он умирает. Джош подается вперед и целует его рот, тут же пробираясь языком внутрь, тут же надавливая им на маленькую сожженную ранку, вызывая всхлип и скулеж. Его рука все еще внизу, пальцы все еще касаются пуговицы джинсов. — Сними, — глухо просит Тайлер; он кусает губы Джоша, паутинка слюны остается у него на подбородке. — Джоши, сейчас, пожалуйста. Тайлеру все равно на то, что он никогда не был перед Джошем голым. (хотя чисто метафорически был, тыщу тыщу раз). Он закрывает глаза, когда Дан пытается снять с него штаны посреди кухни этим утром. Джош откидывает их на хер, правда, куда-то к столу, а потом целует младшего еще раз. Тайлер подымается. Солнце освещает его лицо, его зеленые глаза, солнце делает из него почти что святого, который думает, как сам дьявол. — Хочу, чтобы ты трахнул меня, — слова вырываются из его католического рта; слова заставляют Джоша часто дышать, заставляют его вздрогнуть. — Прямо сейчас. — Это не так просто, — говорит Джош, попутно стягивая футболку и свои штаны. — У меня нет защиты. — Поебать на защиту, — тут же отзывает Тайлер, прижимаясь ближе, пытаясь быть одним целым. — Джоши, ты правда думаешь, что я буду следить за деталями? Дан усмехается: ему (очень) идет это выражение лица, боже. — Это будет больно, тайджо, — говорит Джош, обнимая его в ответ. Тайлер снимает свои боксеры, оставаясь абсолютно голым. Джош смотрит на него жадно, его взгляд чуть ли не «красный». — Слишком худой, слишком нескладный, слишком бледный, — говорит Джозеф; он кусает губы. — Ты меня видишь таким, да, Джош? Джош медленно качает головой. Он касается губами его носа. — Я вижу перед собой прекрасного мальчика, — говорит он. — моего мальчика. Тайлер хочет плакать — от счастья, конечно же. Они вновь целуются, вновь просто ощущают друг друга руками. Джош касается пальцами его члена, начиная движение. Тайлер стонет ему в рот, он выворачивается, он быстро подстраивается под заданный ритм. — Я люблю тебя, — говорит младший; они опускаются на землю и это слишком неудобно. Джошуа улыбается ему в ответ. Джош тут, просто рядом с ним. — Я люблю тебя тоже.***
Джошуа Уильям Дан крепко ухватывается за его подбородок, оставляя это красное пятнышко на смуглой коже. Они смотрят на дорогу и уличные фонари. Несколько детей проносятся мимо на своих великах с карточками в колесах. — Я думаю, что это то, к чему мы и должны были прийти, — говорит Джошуа, обнимая младшего. — Ты и я. Только ты и я. Мы. Тайлер закрывает глаза, мысленно перемещаясь на сцену, мысленно создавая новые песни. (он тут) и (больше не страшно жить в этом мире) и (больше (не)). — Мы. Впервые это слово отзывается в нем таким чистым счастьем, что Тайлер вот хочет начать танцевать просто тут, наплевав на все законы.