Poison

Циско не хватает воздуха. Катастрофически. Тело немеет, отказывается слушаться, он будто-то бы парализован. От звуков его голоса, от того как он зовет по имени. Обманчиво ласково. Обволакивает и утягивает куда-то, на самое дно, за собой. Он предлагает, он упрашивает, приказывает, вынуждает: —Иди ко мне, иди ко мне, иди ко мне. Циско знает, что нельзя. Циско знает, как это опасно. Циско знает, что это практически смертельно. Хартли—яд. И он уничтожит его. Изнутри. Целиком и полностью. И не даст возможности спастись. Но Циско все еще пытается сопротивляться. Этому Хартли не мешает. Он всегда любил кошки-мышки. Ему нравится смотреть на агонию Циско. Он наслаждается ею. Мучения Циско его заводят. —Безжалостный, —шепчет Циско, через силу, губы его почти не слушаются. Губам нет дела до его борьбы, они хотят поцелуев, хотят сдаться Хартли, отдаться его милости. Но Циско не может себе этого позволить, Циско так старается, — Безжалостный. Ты—безжалостный монстр. —И кровь моя как лёд, —смеется Хартли, —А одним моим взглядом—можно убить. И он чертовски прав. Поэтому Циско не смотрит ему в глаза. Не смотрит, не смотрит, не смотрит. И слушает как Хартли смеётся над этим. Без злорадства, практически ласково. И шепчет, так нежно: — Любовь моя, душа моя, жизнь моя, сердце мое. А затем, гораздо жестче, с нажимом, яростно и практически отчаянно: — Ты мой. Ты сдашься. Ты никуда не денешься. Ты же знаешь это. —Знаю, —это больше выдох, чем ответ. Но Хартли этого достаточно. Он улыбается и подходит чуть ближе, хотя все еще показательно держит дистанцию. Весь смысл в том, чтобы Циско сам ему поддался. Признал поражение. О, Хартли хочет Циско, Хартли нуждается в Циско, Хартли любит Циско. Но еще больше он жаждет чувства контроля над ситуацией, пьянящего чувства власти, чувства своей победы. Хартли обожает побеждать. И то, что Циско не собирается сдаваться так просто, делает все только лучше. Ярче, острее, горячей. И забавнее: —Ты забавный, —говорит Хартли уже вслух. —Рад, что тебе весело, —вымученно хрипит Циско в ответ и Хартли отмечает как пересохли его губы. Он, наверное, просто умирает от жажды. От жажды его близости, конечно тоже. И это гораздо более мучительно. И от этого Хартли мог бы его спасти. Стоит только попросить. —Проси меня, —мягко предлагает. —Проси меня, —ласково упрашивает. —Проси меня, —резко приказывает. Проси меня, проси меня, проси. О, Циско так хочет его поцеловать. Он хочет этого слишком сильно. Циско хочет поддаться навстречу, почувствовать его в своих руках, но все инстинкты кричат, чтобы он остановился. Циско хочет любить его, но ему лучше даже не прикасаться. Хартли для него—яд. Яд, который уже течет по его венам. Это сражение с самим собой проиграно изначально. —По правде, ты же не хочешь вырваться? По-настоящему? Хартли смотрит почти что умоляюще. Скажи, скажи, скажи это. Ты хочешь остаться со мной. Ты хочешь, ты хочешь, ты хочешь. —Ты хочешь остаться со мной. Зачем эта глупая борьба? — Разве тебе от нее не весело? —Когда ты сдашься—будет еще веселее. Ему нужно поцеловать Хартли. Ему нужно держать его в своих руках. Любить его. Но Хартли выжжет его изнутри.