Удушье

Это начинается в среду и к пятнице нарастает, как лавина, стремительно спускающаяся с горы. Криденс как обычно пропускает тот момент, когда появляются первые симптомы, и понимает, что снова облажался, только когда оказывается свален с ног ударной дозой седативных. Как и всегда, в первый день он чувствует лишь легкий дискомфорт, как будто на грудной клетке лежит что-то тяжелое. Одежда кажется слегка тесной, каждый вздох сопровождается небольшим, но ощутимым усилием. На следующий день дышать становится намного труднее, грудь словно стягивают стальные обручи. Криденсу становится тяжело нормально передвигаться: каждые пять минут от вынужден останавливаться, склоняться в три погибели и делать судорожный глубокий вздох. Ночью сложно заснуть. В положении лежа Криденс как будто под десятитонным прессом. Ворочается с одной стороны на другую, в итоге ставит подушки вертикально и только полусидя засыпает. Третий день... Третий день самый ужасный. Криденс просыпается утром совершенно разбитым. Первый же чудовищный зевок ноющей, пульсирующей болью отдается в висках. В ушах звенит, перед глазами все плывет. Он судорожно хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, но легкие как будто уменьшились в размере, и кислорода катастрофически не хватает. Криденс так старается глубоко вздохнуть, изо всех сил напрягая диафрагму, что его скручивают рвотные позывы. Все утро и весь день в колледже Криденс страдает от удушья. Его друзья смотрят на него с сочувствием и опаской. В итоге парень не выдерживает и уходит с пар. Домой добирается в каком-то пьяном полузабытьи. Ничего не видит и не слышит за молочно-белой пеленой перед глазами и шумом крови в ушах. Сердце колотится как сумасшедшее, Криденс чувствует пульс даже на кончиках пальцев. В такие моменты его всегда накрывает липкая паника, кажется, он вот-вот задохнется. В пустой квартире Криденс тут же раздевается донага, освобождаясь от стесняющей одежды. Закидывается убойной дозой валиума и отрубается в мягком глубоком кресле прямо в гостиной. Это даже не сон. Это бескрайние просторы безмятежной невесомости. Криденсу наконец-то хорошо, не тревожно, не страшно. Повсюду прекрасное ничто, не черное и не белое. Без формы, цвета, запаха, вкуса и плотности. Криденс расслаблен… Он просыпается поздним вечером. То ли из-за ударившей в нос смеси запахов табака, бергамота и ментоловых леденцов, то ли от звука встревоженного голоса, зовущего его по имени. - Криденс?.. – доносится словно из-под толщи воды. – Ты в порядке? Криденс силится разлепить веки, сквозь ресницы пробивается яркий электрический свет. Он морщится, заслоняя рукой чувствительные после сна глаза. Тело вялое и непослушное. Перед Криденсом неподвижно стоит темная смазанная фигура. - Господи, Криденс… Ну что опять? – фигура говорит глубоким, хрипловатым мужским голосом, посылающим по расслабленному телу парня слабый электрический импульс. – Что-то ты совсем раскис. Криденс ворочает на пробу распухшим языком, но не издает ни звука. Во рту настоящая пустыня. Остается лишь понуро опустить голову и ждать помощи. - Я принесу воды, – мужчина уходит, оставляя Криденса в мучительных попытках окончательно проснуться. Когда он возвращается, Криденс уже сидит в кресле по-турецки, совершенно не стесняясь своей наготы, смаргивает мутную поволоку сна и душераздирающе зевает. Персиваль ставит стакан с водой на пол у его ног и садится в кресло напротив. Он в дорогом черном костюме и вычищенных до зеркального блеска туфлях. Смотрит со странной смесью беспокойства, неодобрения и вожделения. Как всегда безупречен, даже после тяжелого рабочего дня выглядит свежим и отдохнувшим. В отличие от растрепанного заспанного Криденса. - Это валиум, - Криденс виновато улыбается уголками губ в ответ на вопрошающий взгляд Грейвса. – Должно быть, принял слишком много. Было очень тяжело и я не рассчитал… Но теперь мне намного лучше. Персиваль хмурится, обдумывая слова парня, размышляя, стоит ли посочувствовать ему или все же упрекнуть за беспечность. С Криденсом такое уже не в первый раз. Собственно, именно его болезненное состояние когда-то поспособствовало их встрече и всему, что происходило дальше. Однако Грейвс раздражается всякий раз, когда наплевательское отношение парня к собственному здоровью подводит его к самой черте. Вот и теперь Персиваль еле сдерживает злость, видя перед собой разбитого, дезориентированного, обессилевшего Криденса, который почему-то продолжает упорствовать в своей безрассудности. Осунувшийся, с посеревшим лицом и лихорадочно блестящими глазами, голое тело покрыто испариной. Такой измученный и до дрожи желанный. - Прими душ, - севшим голосом хрипит Персиваль, кивая в сторону ванной комнаты. Хочет сказать что-то еще, но слова застревают на корне языка, и он только сверлит Криденса угрюмым взглядом. Криденс растерянно хлопает ресницами, интуитивно улавливая смену настроения в комнате. Мгновенно теряется, стыдливо прикрывая свою наготу, и спешно ретируется в ванную, преследуемый цепким взглядом карих глаз. Грейвс устало откидывается на спинку кресла, вытянув ноги, расстегивает жилетку, пару верхних пуговиц на рубашке а после, немного помедлив, и ширинку. До слуха доносится шум воды. В вакуумной тишине квартиры он звучит почти как грохот водопада. Мужчина закрывает глаза и представляет себе стройное бледное тело Криденса, облекаемое тугими струями. Представляет, как тонкие ручейки стекают по изящной спине, ниже, в ложбинку между ягодиц; стекают по тяжело вздымающейся груди, выступающим реберным дугам, твердому, плоскому животу, теряются в курчавых черных волосках на лобке… Персиваль рвано дышит через нос, чувствуя нарастающее возбуждение, мягкими волнами растекающееся по телу. Опускает руку на пах, вяло массируя полувозбужденный член через одежду. Образ Криденса преследует его весь день, и Персивалю стоит больших усилий держать себя в руках. Они не виделись почти неделю, поэтому Грейвс не хочет, чтобы все закончилось слишком быстро. У мальчишки как всегда какие-то проблемы, но Персиваль свято верит, что они разрешатся сами собой в процессе. Выйдя из ванной, Криденс неподвижно застывает на пороге комнаты, боясь каким-нибудь своим неловким движением прервать открывшееся его взгляду восхитительное действо. Грейвс не замечает его присутствия, упоённо лаская себя, полностью поглощенный мучительным наслаждением. Он медленно проводит рукой по влажной ткани белья, туго обтягивающей эрегированный член, мягко царапает ногтем уздечку, издав удивленный задавленный вздох. Движения ленивы и неспешны, он не собирается кончить, а только подготавливает себя к чему-то большему. Криденс не может удержаться от глухого стона, представляя продолжение со своим непосредственным участием. Звук заставляет Персиваля прервать свое занятие. Он неспешно поворачивает голову, ловя на себе расфокусированный взгляд юноши. Тот еще влажный после душа, с очаровательно розовеющей нежной кожей, покрытой мурашками из-за гуляющих в гостиной холодных потоков воздуха. С вьющихся мокрых волос на пол капает вода. Маленькое полотенце на бедрах совсем не скрывает его возбуждение. Персиваль усмехается, движением руки призывая Криденса подойти ближе. Тот совсем не изящно, на негнущихся деревянных ногах подходит к мужчине в кресле и позволяет ему, потянувшись, сорвать с себя банное полотенце. Персиваль вмиг делается серьезным, рассматривает его холодным, жадным взглядом голого вожделения. Криденс пытается глубоко вздохнуть, но с тревогой понимает, что снова не может это сделать. - Ты так невнимателен к своему здоровью, Криденс, - Грейвс укоризненно качает головой, сохраняя на лице участливо-обеспокоенное выражение, в то время, как его рука ныряет под резинку трусов и слабо сжимает мошонку. Криденс кожей чувствует едва различимый стон-вздох Персиваля, отдающийся в собственном теле острым приступом возбуждения. Одышка возвращается с новой силой, но теперь она – не самая большая проблема. Ему до дрожи в кончиках пальцев хочется прикоснуться, почувствовать рукой, а лучше губами нестерпимый жар желанного тела. Дразнящие касания Грейвса становятся жестче. Не сводя лихорадочно блестящих глаз с лица Криденса, он освобождает от белья налитый кровью член и откидывается на спинку кресла, широко расставив ноги. Ладонь грубо и, как кажется Криденсу, даже больно проводит по блестящему от смазки стволу, сильнее сжимаясь на нежной головке. Дыхание Персиваля сбитое и тяжелое, в такт резким движениям руки, Криденс сам не замечает, как подстраивается под него, стараясь растворить свое присутствие в окутавшем мужчину облаке удовольствия. Он как будто перестает ощущать свое тело, бесплотно рея в тугих потоках жаркой похоти, исходящей от Персиваля. Тот тяжело смотрит на мальчика исподлобья и вкрадчивый сухой голос, который слышит Криденс, совсем не вяжется с его состоянием: - Ну же, малыш… - так интимно, что у Криденса волосы на затылке встают дыбом и невольно поджимаются пальцы на ногах. Член призывно дергается, что, вероятно, не остается не замеченным Персивалем, но Криденс послушно терпит, ожидая прямых указаний. – Раз ты совсем не заботишься о себе, - Грейвс с силой толкается в кулак, прерывая фразу очередным стоном сквозь стиснутые зубы, - может, позаботишься обо мне… Я ужасно устал за день. Для Криденса остается загадкой, как мужчине удается строить полноценные осмысленные фразы, в то время как он сам, даже просто наблюдая за Грейвсом, не слышит ни единой связной мысли в своей голове. Единственное, что ему точно нужно сейчас, это почувствовать Персиваля так близко и глубоко, как только возможно, и он с готовностью обрушивается на колени меж его разведенных ног, любовно касаясь пальцами внушительной эрекции мужчины. Сколько бы раз Криденс не делал это, каждый раз он чувствует какой-то абсурдно благоговейный трепет, как будто совершает священное таинство. Его мать убила бы его за такую аналогию. Она убила бы его намного раньше, еще в тот момент, когда Бербоун впервые помыслил о связи с мужчиной. Но эта женщина бесследно исчезла из его жизни, вместе со своей агрессивной, неуправляемой верой и жестокими правилами. Криденс теперь подчиняется другим законам и поклоняется другому идолу. Тому, который смотрит на него сейчас так ласково-вожделенно, поощрительно гладит влажную макушку, запуская пальцы в крупные кудри. Криденс доверчиво ластится к чужой руке, мягко массирующей кожу головы, почти мурлычет от щемящей нежности и пропускает момент, когда расслабленная ладонь сжимается в кулак, сминая волосы юноши на затылке и резко тянет, впечатывая лицо Криденса в пах мужчины. Грейвс удовлетворенно хмыкает, наблюдая как юноша болезненно стонет, конвульсивно цепляясь за одежду Персиваля. Вся эта прелюдия была очень милой, но Грейвс распален до предела и устал от игр. Он усиливает давление на затылок Криденса, понукая к активным действиями, и блаженно закатывает глаза, когда мальчик широко раскрывает рот, влажно проводя языком по горячей бархатистой коже. В нос бьет терпкий мускусный запах, от которого у Криденса напрочь сносит крышу. Он потирается болезненно возбужденным членом о ногу Персиваля, пачкая смазкой дорогой костюм, и жалобно скулит. Пот заливает глаза, а сведенные судорогой ноги до боли напряжены. Криденс ощущает предобморочную слабость, вдыхая резкий, острый запах возбужденной плоти; рот переполнен слюной, она стекает из уголков губ, по подбородку, Криденс мокро и грязно елозит языком по члену, с силой прижимаясь губами к набухшим венам, проступающим под тонкой кожей. Он не отдает себе отчета в том, что делает. Обычно он может контролировать свое желание, а минет не превращается в какое-то животное непотребство, но сейчас что-то иначе, голова кружится, как после нескольких часов на Русских горках, и Криденс отпускает себя, позволяя неясным звериным инстинктам руководить его действиями. Он ставит яркий засос на внутренней стороне бедра Грейвса, там, где теплая нежная кожа покрыта жесткими черными волосками, широко растягивает опухшие воспаленные губы, стараясь погрузить в рот поджавшиеся, переполненные спермой яички. Давится и хрипит, проезжает зубами по сморщенной коже мошонки, и Грейвс внезапно хлестко, наотмашь бьет его по щеке, дернув за волосы с такой силой, что на глаза Криденса наворачиваются слезы. Парень глубоко вздыхает, подавляя рвущиеся наружу обиженные всхлипы. Персиваль так груб с ним, что Криденс вот-вот готов кончить. Достаточно будет этой твердой руки в волосах и пары резких движений. А еще лучше, если Грейвс стиснет пальцы на его шее, перекрывая кислород, или наступит на него своим идеально вычищенным жестким ботинком… Криденс торопливо сжимает свой член, стараясь оттянуть подступающий оргазм. Персиваль будет недоволен, если он спустит раньше него. Криденс очень старается, расслабляя рефлекторно сокращающиеся мышцы, пропускает член как можно глубже в глотку. Он слишком большой, Криденсу сложно двигать языком, но судя по восторженным вздохам Персиваля каждый раз, когда он до предела погружается во влажные глубины чужого рта, мальчик все делает правильно. У него в голове совсем не осталось мыслей, острый запах мыла, пота и горячего тела, наиболее яркий в паху, которого Криденс касается носом, заглатывая особенно глубоко, вычищает сознание подчистую. Он шумно сопит, перекатывая языком мякоть головки, истекающей солоноватой вязкой смазкой, с каким-то остервенелым рвением насаживается ртом на толстый член. Под рукой – твердое, как камень, бедро Персиваля, мышцы предельно напряжены в приближении оргазма. Бербоун скользит ладонью под полы рубашки, гладит рельефный пресс, прослеживает пальцами тянущуюся вниз дорожку волос. Второй рукой ныряет в трусы, надавливает на промежность – и слышит громкий, протяжный стон Персиваля. Мужчина выгибается в руках Криденса, обильно и мощно кончая. Каждая его мышца вытягивается в звенящую струну, агонизируя и создавая оглушительный резонанс. На периферии зрения пляшут черные точки, и Грейвс на секунду всерьез боится потерять сознание от удовольствия. Криденс натужно сопит ему в пах, судорожно дергает горлом, глотая сперму Персиваля, но не отстраняется до последнего. Лишь когда опустошенный мужчина опадает в кресле, парень выпускает изо рта его вялый член, напоследок тщательно облизав, и улыбается своей самой порочно-невинной улыбкой. Грейвс тянется к своему мальчику, и тот легко и невесомо опускается к нему на колени, притягивая за воротник рубашки и вовлекая в голодный, пылкий поцелуй. Рот Персиваля наполняется его собственным вкусом, когда Криденс с упоением вылизывает его щеки и небо. Он все еще возбужден: ерзает на коленях Персиваля, трется об его живот влажным от предъэякулята членом. Ему нужно всего ничего, чтобы кончить, но он хочет, чтобы это сделал Грейвс. Мужчина усмехается в жадный рот, одной рукой обнимает Криденса за талию, а другой шарит в кармане брюк в поисках тюбика с лубрикантом. - Всегда готов? – Бербоун смеется немного истерично, но тут же замолкает, когда в расщелину между ягодиц скользят пальцы Персиваля. Мужчина ласкает осторожно, разминая круговыми движениями гладкие края сфинктера. Толкается на пробу внутрь одним пальцем – и тут же проваливается в сырую тянущую глубину. - Это кто еще тут «всегда готов»? – насмешливо переспрашивает Грейвс, но Криденс не обращает внимания на его слова, концентрируясь на головокружительно приятном ощущении, когда Грейвс подушечкой пальца проезжает по простате. Пара поступательных движений, сопровождающихся приглушенными стонами Бербоуна – и вместо одного пальца внутрь скользят сразу три, жестко ощупывая бугристые стенки кишки. Легкая боль от растяжения приносит сумасшедшее удовольствие, и Криденс подается назад, с готовностью принимая врывающиеся в него пальцы. Персиваль льет на ладонь еще лубриканта и плавным, выверенным движением добавляет четвертый палец под аккомпанемент удивленных и восторженных вздохов-всхлипов. Это почти фистинг, и от одной этой мысли Бербоун может кончить. Он представляет себе, как его анус растягивается вокруг скользкой от обилия смазки ладони Грейвса, как туго обхватывает его запястье, когда он костяшкой большого пальца сильно давит на простату. Криденс даже не замечает, как размашисто насаживается на пальцы Персиваля, увлеченный жаркой фантазией. Он практически чувствует, как твердая ладонь сжимается в кулак, который мощно, с трудом преодолевая сопротивление мышц, поршнем ходит у него между ног. Двинув пару раз рукой по потемневшему от прилившей крови члену, Криденс выстанывает целую симфонию восхитительных звуков, пока дрожь оргазма не затихает, и он не обрушивается на Грейвса, обессиленный. Персиваль не торопится вытащить пальцы из тела Криденса, а сам парень слишком измотан, чтобы пошевелиться. Припухший и расслабленный анус пульсирует, конвульсивно сжимаясь, когда Грейвс скользит пальцами глубже, исследуя горячее нутро. Криденс бессильно стонет, теснее прижимается к мужчине в попытке уйти от терзающих его пальцев. Он слишком чувствителен сейчас. Каждое прикосновение ощущается усиленным стократно, шум крови в ушах оглушительней набата. Криденс вжимается лицом в шею Персиваля, ловя губами стекающие по ней капли пота, соленого и едкого. Давящая на грудь тяжесть постепенно отступает, получается дышать свободно. И Криденс дышит сильно и надсадно, разбивая потоки обжигающего дыхания о влажную шею Грейвса. Между широко разведенных ягодиц входит крепкий член Персиваля. Проникновение слишком болезненно, Криденс почти не желает его. Вынужден терпеть, ведь отказ неприемлем. Это договор: Грейвс приходит когда хочет и берет то, что хочет. Криденса это устраивает, он с радостью перекладывает ответственность за принятие решений на другого человека, позволяя себе быть ведомым. Он протяжно стонет, цепляясь за мужчину, прижимаясь к нему, как к отвесной скале на краю обрыва, чувствует кожей, как по телу Персиваля пробегает волна легкой дрожи. Грейвс все еще одет: рубашка влажная от пота, холодная ткань липнет к спине, и Криденс спешит снять ее, непослушными пальцами ковыряя крошечные перламутровые пуговки, справляется кое-как, обнажает подтянутый торс, гладкие загорелые плечи. Он приникает к широкой, твердой груди мужчины, давая ему почувствовать, как сумасшедше колотится его сердце. Грейвс успокаивающе и благодарно гладит его по спине, бритому затылку, шее, ласково очерчивает пальцами аккуратную ушную раковину. Порывисто подается вперед и припадает к ней ртом: посасывает нежную мочку, невесомо касается губами тонкой кожи за ухом, проталкивает язык внутрь, ощущая, как восторженно дрожит податливое тело в его объятиях. Криденс так очаровательно пылок, что, не знай его Персиваль достаточно долго, уверился бы в его неискушенности. Но это далеко не так; в зияющих черных провалах глаз пламя беспримесной испепеляющей страсти пожирает всякий стыд и смущение. Чувственные губы, так самозабвенно ласкавшие его плоть и впитавшие его семя, алые, как кровавая рана на лице, изогнуты в призывно манящей полуулыбке. Чистый порок, воплощенный в ангельской невинности. Грейвс сходит с ума по этому мальчишке. По его обманчиво хрупкому телу, жадным объятиям, сладостным стонам, переходящим в надрывные крики, по тому, как он самозабвенно отдается ему, как чутко улавливает и предупреждает любое желание, как послушно и с одинаковым удовольствием принимает удары и нежные прикосновения. Рядом с ним Персиваль кажется себя неотесанным мужланом, не способным по достоинству оценить бесценное сокровище, неожиданно оказавшееся в его распоряжении. Криденс задушено хнычет, ерзает, слабыми руками опершись о подлокотники кресла, пытается приподняться и соскользнуть с распирающего его изнутри члена. - Шшш, успокойся, малыш, - Персиваль гладит его по коротким курчавым волосам. – Давай, подвигайся немного. Как я люблю, ты же знаешь… Криденс отчаянно мотает головой, глотая жалобные всхлипы, но тем не менее делает то, что велит мужчина. Расставляет ноги шире, упираясь коленями в кресло, закидывает руки на шею Грейвсу и рывком подбрасывает тело вверх, снимаясь с члена Персиваля. В раскрытой заднице хлюпает от обилия смазки и неприятно зудит. Грейвс чувствует бедром крупную дрожь, прошивающую тело юноши. Слипшиеся от слез ресницы подрагивают, Криденс отчаянно кусает губы, силясь удержаться на подгибающихся коленях, но Персиваль плавно и неумолимо надавливает ему на плечи, заставляя опуститься. Пульсирующий жар плотно облегает Персиваля, когда он несдержанно толкается глубже, заставляя Криденса скулить от саднящей боли. Член легко скользит внутрь, растягивает и заполняет, и Бербоун чувствует себя невозможно открытым и беззащитным. Сильные руки ложатся ему на ягодицы, удерживают, давая возможность расслабиться и отдаться задаваемому Персивалем ритму. Его собственный член почти вялый. Криденс просовывает руку между их телами и без воодушевления дрочит его, пытаясь привести в боевое состояние. Ощущения внутри такие острые, что перекрывают что-либо еще. Мышцы живота сводит спазмом, когда Грейвс особенно сильно проезжает по простате. Она давно уже так набухла, что каждый толчок внутрь вызывает что-то сродни краткому и незавершенному оргазму. Криденсу как будто вытягивают нервы, скручивая в возбужденный трепещущий клубок внизу живота. Персиваль почти на грани. Входит не сдерживаясь и мало заботясь о состоянии зада своего партнера. Разработанный сфинктер уже не сжимается плотно вокруг члена, Грейвс вдавливает пальцы в теплую мягкость ягодиц и утробно рычит, почти раздражаясь. - Сожми-ка свою дырку, Криденс. У тебя задница как у старой шлюхи. Слова вылетают прежде, чем Персиваль успевает задуматься над их содержанием. Криденс дергается, как от пощечины, весь напрягается, съеживается, и мужчина ругает себя за несдержанность, в попытке загладить вину целует в сгиб локтя, где под тончайшей мембраной кожи вьются голубые нити венок. Бербоун не обижен, он дает это понять аккуратным касанием губами к виску Персиваля. Их тела спаянны потом и распалены трением кожи о кожу. Персиваль до красных пятен перед глазами жмурит веки, сдерживается из последних сил, желая прийти к финишу не раньше Криденса. Мальчик хнычет и шипит, царапая ногтями спину Грейвса, его тело – сплошная эрогенная зона, внутри – раскаленная лава. Но этого все еще не достаточно. На длинных стрелках слипшихся ресниц подрагивают соленые капли, которые Персиваль тут же спешит слизать. Он гладит плечи Бербоуна шершавыми ладонями, опускается невесомыми касаниями по позвоночнику, трет растянутый вокруг своего члена анус и сходит с ума от отчаянного надсадного стона Криденса, который трепещет под его пальцами, как тугая струна. Персиваль надавливает пальцами сильнее, проталкивает их внутрь вместе с членом, и чувствует, как по животу растекается теплая липкая сперма. Криденс бьется в оргазменных конвульсиях в кольце рук Грейвса, закатывает глаза так, что видны только белки. Изящный изгиб бровей надламывается, искажая лицо в мучительной агонии наслаждения. Персиваль кончает следом, до хруста ребер стискивая мальчишку в объятьях. Мышцы ноют, как если бы он пробежал марафон. Завтра оба они будут чувствовать себя разбитыми и вымотанными, но это совершенно несущественная мелочь. Сейчас все прекрасно, как никогда. Криденс глухо сопит ему в затылок, устало положив голову на плечо и совершенно не понятно, обижен он или доволен. - Криденс? – Грейвс предпринимает попытку выяснить настроение своего мальчика. – Ты как? Бербоун возится на коленях мужчины, чуть приподнимается, выпуская из себя его член, – по брюкам Персиваля тут же растекается влага, - и совершенно ровным тоном, разве что голос сорванный и хриплый, резюмирует. - Ты такой лицемер, Перси… Вроде бы и беспокоишься обо мне, но в то же время просто светишься от самодовольства. Затем следует успокоительный и обнадеживающий поцелуй в шею, сменяющийся мерным сопением спящего.