Кто враг?

— Дед, а ты чего такой хмурый? Радоваться надо! — Чему радоваться? — Ну как чему. Урожай нынче богатый! — И что? — Ну как что… Всех накормить сможем… — И внуков своих накормишь? — А причём тут мои внуки? До внуков ещё дожить надо. — А думать о них, по-твоему, тоже рано? Раз их пока нет, то и тревожиться не о чем? — Дед, да ты чего в самом деле? Всё нормально с внуками будет. — А чем ты кормить будешь? — Ну чем… Как обычно. — Да? А кто тебе даст еду? — Дед, я что-то не понимаю твоих вопросов. — Оно и видно, что не понимаешь… — Ну так объясни… А то вопросы какие-то странные. Еду земля даёт. Кто же этого не знает. — Вот именно. Земля. Отсюда и думай. — А что тут думать. — Ну да, ну да. Что думать. И главное — есть ли чем. — Дед, не сердись. Скажи по-человечески. — А ты что — не знаешь что ли, что за сверхурожаи сегодня придётся платить неурожаями завтра или послезавтра? — Ну… это в теории. — В теории? Ты хочешь сказать, что ТОЛЬКО в теории? Да? — Ну не то чтобы… Но… дед, погоди. Ты что же — предлагаешь снизить урожаи что ли? Но это же… это как-то против людей… — Да? Против людей, значит? Это ты говоришь мне? МНЕ? Мне, которому звание героя дали? Да что там звание героя. Который не за страх и не за звание стоял за вас… Да что тебе говорить. Ты всё равно не поймёшь. — Дед, но всё равно… то, что ты говоришь… как-то это… — Как? Чего мнёшься? Говори уже, раз начал. — Да ладно. — Чего ладно-то? Может, ты хочешь сказать, что это опасно, да? Для тебя опасно? Для меня старого опасно? Боишься, что меня лишат звания героя и наградят званием врага народа? — Да ничего я не боюсь. — Боишься, боишься. Даром что мой внук. И как у меня мог получиться такой внук, а? — Дед, не надо. Не накручивай себя. — А чего не накручивай. Давай, иди. Настучи на родного деда. Может, тебе зачтётся как смягчающее обстоятельство. А мне просто простят, решив, что от старости крыша поехала. — Ну всё, всё. Дедуль, не говори так. Давай спокойно и по порядку. — Я уже всё сказал. Умному хватило бы, чтобы понять. А если ты ещё не понял, то и неделя объяснений не поможет. — Я понял, что ты переживаешь за плодородие земли. — Да неужели? Всё же понял? В самом деле? И как только сподобился? — Давай дальше. Ты опасаешься, что плодородию повредят сверхурожаи. — А ты значит не опасаешься? Смелый, значит? — Дед… но если урожаи упадут, то мы просто снизим нагрузку на землю. Дадим отдохнуть, удобрим как следует. И всё будет нормально. — Я же говорил, что ты не поймёшь. Это всё временные меры. Временные, понимаешь? А скот наш. Ты же знаешь, во что земля превращается после выпаса скота. — В удобренную землю. — Ты совсем дурак или притворяешься? Или решил добить меня? — Ну ладно, прости, пошутил неудачно. Я знаю, что выпас скота меняет структуру почвы. — То-то и оно. Причём в неблагоприятную сторону! — Дед, но что же ты предлагаешь? Не кормить людей невозможно. — Я знаю. Но можно просто не быть такими жадными. Не жрать столько. Соизмерять как-то свои аппетиты с возможностями земли-кормилицы. — Скажешь тоже. Мы и так не обжираемся. — Это да. Но я про другое. — Про что? — Сам думай. Не буду я тебе объяснять. Если умный — сам дойдёшь. А если дурак, то объяснения не помогут. — Что-то ты сегодня секретничаешь. — А нету тут никакого секрета… — Тогда расскажи. — Эх, да разве всё расскажешь… Но пару слов можно и сказать. Вот смотри — куда зерно идёт? Мы же не всё его сминаем. А потом — знаешь ли ты, что если кормить людей не животным белком, а растительным, то можно в десять раз облегчить тяготы земли?! — Это не доказано. — А ты возьми и сам проверь. Посчитай. Ты же грамотный шибко. Вот и считай, сколько людей можно накормить, если использовать землю не для производства кормов для скотины, а для выращивания еды для самих людей. — Но не доказано, что человек может жить без животного белка. — И это доказано. Я что — не доказательство тебе? — Ну это только мне. — Да хоть бы и только тебе. Мне пока и достаточно было бы. А другие тоже могут найти доказательства. Если захотят. — Дед, но это же революция. В жизни. В образе жизни, питания, хозяйствования. — И что? Что в этом плохого? — Люди… не готовы… Да, не готовы. — Ну-ну. Вот испортят своей жадностью все почвы — шустро приуготовятся. Когда жрать станет просто нечего. … Хотя скорее всего опять ничего не поймут, откуда пришли беда и голод. И вместо исправления ошибок ещё хуже сделают. — Дед, ты пессимистом что ли решил стать? — Станешь тут пессимистом. Когда родной внук не понимает ничего. — Не такой уж я и непонятливый. — И не оправдывайся. Что я, не понимаю, что ли, что ты думаешь, будто у деда просто нервы сдавать начали. Мол, фронтовик, тяготы и всё такое… — Да не думаю я так. Что ты сам придумываешь обиды. — Да какие обиды-то. Я же за вас переживаю. Я же… я же ради вашей жизни мёрз в окопах. Не спамши, не емши… а против нас… железо… взрывы… а у нас… почти ничего… гранаты да бутылки… да пара ПТР… А мы стояли… да… а какие люди погибли… какие люди! Эх, Митька, не знал ты таких людей. — Как же не знал, если я тебя знаю… — Да это не то. То я. А там… товарищи мои… вот это люди… И только ради вас. Только ради вас, слышишь? А вы… а мы… — Дед, может, в другой раз договорим? — Другой? А ты уверен, что этот другой будет? -… — Короче… больно мне знать, что те, ради кого мы… Что вы не захотите устроить жизнь хорошо, надёжно… надолго. И знаешь, что самое трудное? Знаешь? Тогда в боях мне было больного не только за товарищей, но и за землю… Я чувствовал, как ей плохо от взрывов, от всего, что происходило. Но тогда всё было понятно — тогда её обижал пришлый враг. Он для того и приходил… Да… Но вы… вы-то вроде как свои. Вы же не враги своей земле и самим себе. Вроде как. Что же вы тогда творите-то с землёй. — Дед, ты не преувеличиваешь? — Я? Преувеличиваю? Ты газеты-то читаешь или нет? Ты не знаешь, что делают с землёй? И не только с землёй. Но и с реками, озёрами. Их же… их же отравили. Что с Волгой сделали — стыдно сказать! А чудо-озеро… Ты читал, что на Байкале построят комбинаты? Думаешь, что хорошо от них будет чудо-озеру? — Дед, это временно. Мы всё исправим. — А успеете ли? — Постараемся. — Ой сомневаюсь я. Уже сомневаюсь. Где ты найдёшь этих исправителей-то? Учатся как попало. Я же наблюдаю за вами. Иной раз спросишь ребятишек про учёбу. Уроки все сделаны. А знания — уж прости мой французский — хреновенькие. И откуда при таких знаниях возьмутся изобретатели для исправления отравленного? А? — Найдём. Научим. — Ага, научите… Расслабились вы… Не умеете определять насущные задачи и решать их… Да и не хотите… Лишь бы сегодня пожрать. А о завтрашнем дне не думаете. — Дед, всё хорошо будет. — Да не ври уже. Деду-то. Вот и получается, что от чужого врага землю спасли. Защитили… А потом врагами ей стали мы сами. Растащили, разорили, истощили землю. Да ещё и с радостью, с восторгом, с песнями, под музыку. — Почему ты говоришь «мы»? Ты же не враг ей. — Раз не могу её защитить от вас — значит, и я тоже ей враг… Даже родного внука не могу убедить… — Дед… дедуленька… родной внук тебя понял. Слышишь? — Правда что ли? — Правда. — Хотел бы я тебе верить. — Верь мне, деда. — И что делать будешь тогда? — Сначала думать. Учиться мне надо. — Да учёный уже. — Ещё надо подучиться. Буду думать, как твой наказ исполнить. — Не наказ это, Митяй. Считай, что завещание. — Не спеши с завещаниями. Давай считать просто заветом. — Ну давай, если не врёшь. Но ты, Митяй, главное попомни. — Что? — Каждый день думать о том, что скажешь свои будущим внукам, когда они будут плакать от голода и просить хлеба. Чтобы не пришлось говорить им, что это ты виноват в том, что для них нет хлеба, потому что землю разорили ещё до их рождения, ради жадности их дедов…