Not a stranger

      Темно. Крошечные потоки света изрезали сетью пространство. Невозможно найти ни одного четкого контура: вокруг лишь витающая в воздухе пыль, сияющая, словно льдинки в солнечных лучах. Нет сил, веки смыкаются, и я будто падаю в беспросветный омут. Перед глазами сменяют друг друга яркие картины: чьи-то сильные руки, подбрасывающие маленькую девчушку в небо, звенящий колокольчиком в огромных залах смех, толпы народа, музыка и загорающиеся на горизонте огни среди бескрайних лесных массивов. По-прежнему ничего не вижу, но телом чувствую удар о землю. Мелькает паническая мысль, что ничего не выйдет, если не удастся удержаться на краю оврага, что это – переломный момент и от него зависит вся моя сущность, жизнь. А через минуту уже чувствую теплую кору Элькрис, словно жилы бьются внутри него. Страх вперемешку с ненавистью сковывает тело, я снова тону, проваливаюсь под землю, падаю. Чувствую запах дыма и разнотравья, соль слез на чужих губах. Рядом с ним тепло. Больно, невыносимо больно. Таким важным кажется вырваться из этой сонной дымки, встретиться с взглядом голубых глаз, спрятаться в объятиях и там забыться, не возвращаться больше в эту душную, сотканную из света и тени клетку.       Рано или поздно все исчезает. На смену является покой. Пустота, такая приятная, но вырезающая по живому что-то внутри. Что-то важное, от чего потерянное ощущение времени возвращается и я рывком вскакиваю.       «Прошу, вернись, вернись ко мне, вернись… Элли.»        Кричу, раздираю пальцы о стены в кровь, костяшки рук палит. Боль иглами впивается в мозг, связки уже саднят. Но он не слышит. Все бесполезно – безумно дорогой мне голос медленно стихает, словно гаснущая свеча, а от звучащих в нем эмоций все разрывается внутри. Выхода нет. Здесь нет ничего, нет меня – лишь пыль, так похожая на снег, на его глаза. Единственное, что заставляет цепляться за сознание, разбивает безразличие сна.       «У нас будет все время мира. Только вернись...» — снова звучит тихий, ласковый, надрывный баритон, рассказывает обо всем на свете, зовет, читает стихи, легенды – почти не замолкает. Закрывая глаза и впитывая каждое слово, Элли представляла, словно он и правда был рядом, по ту сторону ее тюрьмы, прижимался щекой к шершавой коре. Печально улыбался, а руки разбиты.       Снова тишина удавкой ложится на шею. Она отдается во мне эхом, глушит волю и мысли, но откуда-то взявшееся упрямство не позволяет ей стереть душу до конца. А ведь осталась самая малость. Сеть света вокруг то меркнет, то загорается ярче прежнего. Кто я? Какой была? Насколько изменилась? Не знаю, да это и не суть. Все, что у меня есть – голос, зов. И имя. Хотя, Уилл принадлежит той, что отдала себя этому месту. Элькрис шепчет об этом, уговаривает отпустить память. Она ведь тоже чужая, зачем?       «Мерт-т-твое питает-т живое. Не будет-т больно.» — дерево укроет надежно, бережно окутает коконом корней, избавит от бесполезных метаний.       «Я жива.. Бред!»       «Чуж-жая там, мер-ртвая. Отпус-сти, здес-сь не найдут-т.» — исполин вновь напьется досыта, чтобы через год или два пустить молодые побеги, обрасти мхом. Они схлестнутся меж собой за почву, солнце и остатки медленно гаснущей в толще земли души. А затем кто-то снова погибнет, чтобы дать жизнь оставшимся.       «Живая!!!» — и пока не сломлена. Только пока.       Царапаю корни, легкие горят от недостатка кислорода – соленая влага душит. Голос, его голос больше не звучал. Оставил. Ушел. Или, быть может, умер? Сломался?       И тогда я встаю, с трудом стряхивая с себя шуршащую листву, обрывая тонкие стебли, плотно овившие руки. Воздух здесь словно прогнил, загустел, но только сейчас это казалось столь явным, когда взгляд заволокло кровавой пеленой. Корни медленно опутывают, давят, тянут к земле, оставляя алые борозды на коже. Вверху, там, где тени были ярче, мне мерещились опьяняющий свет солнца и ветер, несущий ароматы фрезий, хвои и мяты. Хрип осел где-то в груди. Сколько раз я падала? Сколько билась о стены, кромсала дерево стилетом, прежде чем с той стороны донеслись такие же удары? Прежде, чем солнце ослепило, обожгло с непривычки. Сознание меркло, но я чувствовала тепло, чужое дыхание на щеке, а главное – слышала сбивчивый шепот.       Пусть мне не вспомнить многого, а некоторым шрамам никогда не затянуться. Магия взяла свою цену. Пусть, если она такова. Раны – заживут, кошмары растворятся в сотне новых воспоминаний, в его голосе. «Я чувствую, как он пробирается по моим венам. Мне нужен этот огонь, чтобы знать, что я не сплю.»