У камина

Да, сегодня определенно туманный день, даже деревьев напротив не разглядеть. Так, размытые силуэты в белой дымке. И как же холодно, черт возьми, как холодно! Мой свет, я ценю твою заботу, но твой дом просто ужасен! Коридоры такие широкие, по галереям гуляет ветер, насвистывая свои мелодии, а в огромных комнатах едва ли намного теплее, чем на улице. Конечно, это все выглядит, как дворец, но тем не менее, как жутко неудобно! Не против ли ты, если я присяду у камина? Огонь пляшет на деревяшках и дарует тепло. Это именно то, что мне нужно сейчас более всего. Как думаешь, mon chere, если бы меня описывали в книге, то наверняка это звучало бы примерно так, мол, у камина в раскованной позе восседал молодой человек с бледным лицом и ужасно растрепанными волосами, дрожащий от холода. Как тебе? Ну да, конечно, я не такая уж и важная персона, чтобы обо мне писали, но вдруг! Верно, тебе не терпится услышать о том, где я был этот год, где странствовал и скитался? Ах, я польщен! Так и знал, что тебе непременно будет интересно! Что ж, я был во многих городах, которые и не стоят воспоминания. Все они унылые и серые. И крыши, мой свет, как там много крыш! Кажется, что люди только и стремятся строить дома с одной только мыслью, как бы сделать крышу покрасивее. Но они бетонные, и на них царит вечный ледяной мороз. А ты знаешь, как я болезненно переношу холод. Благо, я находил друзей, готовых с радостью помочь мне. Я и поныне им благодарен. Когда рядом были они, даже холод бетонных крыш мягко таял под пальцами. Славное было время, mon chere! Однако ж, я отвлекся. Мысли, мысли, мысли и раздумья — вот что спасало и спасает меня от безнадежной скуки. Ты знаешь меня, я неисправимый меланхолик. Я повстречал в странствиях одного мудреца, который хоть и посоветовал мне почаще размышлять обо всем на свете, дабы не давать разуму расстроиться, но и предостерег, что меланхолия — все же оригинальный способ самоубийства, без применения жесткого насилия над телом. И знаешь, мой свет, как же он прав! Я медленно и добровольно убиваю себя этим. Печально, не правда ли? Мир многое потеряет в моем лице… Эй, не надо так улыбаться! Если у меня и завышена самооценка, то только самую малость! Но если уж речь зашла о грустном, то я могу поведать тебе одну печальную историю. В путешествиях я повстречал как-то одну девушку. Она очень была слабая и чахоточная, у ней не было шансов полно и счастливо жить. N. — так ее звали — однако, была большой оригиналкой и мечтательницей, вроде тебя, мой свет. Более всего в этом мире она любила цветущую весну и май в особенности. Когда я пересекся с ней, была уже мрачная пора осени, которая словно убивала и без того уже стоящую одной ногой в могиле N. Мы очень скоро стали с ней добрыми друзьями. Возможно, из-за того, что ее никто, кроме меня, естественно, не мог воспринимать, как должно, всерьез, N. безоговорочно доверяла мне все свои тайны и секреты. Бывает, вздохнет так тяжело, шевельнет беззвучно тонкими губами, покуда воздух не вырвется из ее уст и не примет форму слов, да скажет: — В душе моей сопит полузабытый голос мая, болезненно вздыхающий порой. И у меня самого сердце от жалости сжимается, и слезы сами собой наворачиваются на глаза. Бедная, бедная N.! Теперь уж она мертва, конечно. Свинцовое небо осени да промозглые ветры убили ее, усугубив болезнь. Думаю я, теперь ее ребра опутаны стеблями белых изнеженных роз, которые она так любила. Эх, что-то мы все о печальном, mon chere. Верно, это вечер такой сегодня. Я приглушу на тон ночные фонари и кошек попрошу сегодня не блуждать по крышам. Они поймут, конечно. Знаешь, я так устал за сегодня пробираться через этот туман. Устал от холода и ветра, от равнодушия людей и их каменных сердец. Как я рад, мой свет, что воротился домой! Теперь-то уж, когда до Нового года всего две недели, можно и дать отдых растревоженному рассудку и беспокойной душе. А после снова отправиться в дальний путь. Ты покидаешь меня до завтра? Хорошо, я постараюсь уснуть и дождаться утра. И теплится во мне еще надежда, что завтра может быть все же лучше, чем вчера и сегодня.