Что есть для тебя любовь?

Привычную тишину декабрьского вечера нарушил стук в дверь. Стучали нерешительно, словно кто-то, там, за деревянным барьером в виде двери, давал себе лишний шанс передумать и уйти, пока не встретился с проницательными глазами психиатра. Доктор Лектер оторвал взгляд от работы, которую рисовал по памяти с картины Боттичелли, отложил в сторону сточившийся карандаш, взглянул на наручные часы и поднялся из-за рабочего стола. Он осмотрительно оправил темно-серый пиджак и уже через несколько секунд открывал перед возможным пациентом дверь. На пороге стоял Уильям Грэм. — Добрый вечер, Уилл, — доктор улыбнулся уголками губ и отошел от дверного проема, жестом руки приглашая войти. — Проходи. — Добрый вечер, доктор Лектер, — растерянно поприветствовал Уильям. Он переступил через порог и спешно подошел к одному из стоящих друг напротив друга кресел. Опустившись в него, мужчина положил сложенную вдвое куртку на колени, а на нее и руки, пальцы которых были сцеплены в замок. — Ты выглядишь взволнованным, — закрывая дверь, констатировал Ганнибал. — Что-нибудь случилось? — Случилось, — честно ответил Уилл. — И это не очередной мой кошмар. Доктор Лектер был профессионально заинтересован, ведь Уильям Грэм — самый необычный пациент из всех, с которыми ему только приходилось когда-нибудь иметь дело. Кошмары, приходившие каждую ночь Уильяму во снах, настораживали как и его душевное состояние, и Ганнибал хотел ему помочь с ними справиться, правда… Пока еще не до конца понимал, как. А тут проблема неожиданно заключается не в страхе видеть ужасы с закрытыми глазами и не в их причинах. Она заключается в чем-то другом, а вот в чем именно — Ганнибал и хотел разобраться. — Почему любовь невозможна без привязанности? — внезапно отвлеченно спросил Уилл. — Это вполне логично. — Нет, доктор Лектер, этого нельзя объяснить. Вы приблизитесь к ответу, но этого будет недостаточно, так как привязанность без любви может существовать и существует запросто. Доктор вступил на мягкий ковер и неторопливо приблизился к пустующему креслу напротив Уильяма. — Любовь невозможна без привязанности, потому что привязанность — это неотъемлемое дополнение. Привязанность укрепляет любовь и делает ее настоящей, а без любви ей нечего укреплять. Уильям замолчал и задумчиво нахмурился, а доктор Лектер сел в глубокое кресло, предварительно расстегнув две пуговицы своего пиджака. — Почему ты вдруг решил заговорить о любви? — Потому что неожиданно почувствовал привязанность. — Тогда ты противоречишь сам себе, Уилл, — хмыкнул психиатр и откинулся на спинку. — Что есть в твоем понимании любовь? Мужчина переменился в лице, увел от доктора взгляд и сильнее сжал пальцы в замке. Что-то его заметно встревожило, но что — он не решался сказать даже самому себе. Единственным, чего опасался сейчас Уилл, были глаза доктора Лектера. Их глубокий темный цвет был притягателен и обманчиво к себе располагал, в чем Грэм утвердился на собственном опыте. Глаза были умными, а еще умели удивительным образом точно обнаруживать во взгляде другого человека ложь. Уильям не хотел лгать, поэтому промолчал. В кабинете повисла тишина, которую так любили книги в своем многочисленном количестве на стеллажах на втором ярусе под потолком. — Иногда мне кажется, — начал Уилл, плавно выпрямив пальцы и потерев ладонью о ладонь, — что я прихожу к Вам отвлечься от внешних проблем. Словно за дверью в Ваш кабинет тихий, спокойный мир, который Вы разделяете с книгами и с Вашей любовью к искусству. А мои кошмары — это… Для Вас это тоже искусство. Ганнибал еле заметно улыбнулся. Однажды Уильям узнает секрет его «тихого, спокойного мира», но только тогда, когда сам поймет, что готов узнать. А Ганнибал знал, когда это случится. Очень скоро, но не сегодня. Сегодня Уилл показался ему слишком откровенным. Уязвимая тема любви вряд ли затронула бы этот потерянный в видениях разум просто так, и доктор Лектер пытался разобраться, что стало тому причиной. Тем более, с недавнего времени отношения между Ганнибалом и Уильямом медленно переваливались за рамки «врач — пациент», и доктор Лектер ждал, пока Уилл сам перестанет обращаться к нему на «Вы». — Доктор Лектер, мне кажется, я влюблен, — тихо, но с отличительной серьезностью в голосе сказал Уильям и поднял глаза на психиатра. — Вот как, — Ганнибал словно смаковал слова, — и даже сумел сам себе поставить диагноз? — Вы считаете любовь болезнью? — Нет, за заболевание я принимаю лишь состояние влюбленности, и… — Но почему? — Уилл необдуманно нарушил ровный поток речи, ибо интерес — штука отчасти очень губительная. Губы Ганнибала снова едва ли растянулись улыбкой: — Потому что влюбленность изменяет человека, а сам он изменений не замечает. Или просто не хочет замечать. Люди, в которых мы влюбляемся, имеют удивительную способность, сами до того не догадываясь, влиять на наше понимание действительности. Они способны разорвать его на маленькие лоскутки, а потом перекроить заново. У них свои демоны, и не все из них хорошо уживаются с нашими собственными. И это разрушительно. Ты никогда не задумывался над этим? Но мыслями Уильям, кажется, был уже далеко от этого кабинета, поэтому вопрос, который задал психиатр, был неумышленно пропущен мимо ушей. Уилл крепко думал о том, почему его личный психотерапевт так недоверчиво относится к самому прекрасному, что только может испытывать человек, чувству. Чувству любви и всему, что с ним связано. Возможно, Ганнибал просто не верил в любовь. Возможно, просто разочаровался в людях. Возможно… Уилл не мог больше выдумать причин, которые могли бы его успокоить, но они были ему и не нужны. Он успел пожалеть о том, что пришел сюда сегодня, когда в разыгравшуюся непогоду мог совершенно спокойно остаться дома со своими собаками, которые понимали его лучше многих людей. Задумчивый взгляд мужчины упал на черную записную книжку, что лежала на стеклянном столике, стоявшем с правой стороны от кресла доктора Лектера, и которую во время приема последний брал в руки очень редко. Уильям мимолетно похмурился и посмотрел на Ганнибала, потому что кожей почувствовал, как увлеченно и бесстыдно тот его рассматривает, словно холст известного художника. — Вы можете мне помочь? — спросил Уильям, неожиданно беззаботно откинувшись на спинку глубоко кресла. — Да, Уилл, конечно. Чем? — Так быстро согласитесь, сперва даже не узнав, о чем я Вас попрошу? — усмехнулся мужчина. — Мне в любом случае придется согласиться, так что в знании причины заведомо нет никакого смысла. — Хорошо, доктор Лектер, тогда скажите: Вы видите во мне лишь Вашего пациента? Выражение лица Ганнибала осталось таким же спокойным. Казалось, он ждал именно этого вопроса, поэтому точно знал, что следует ответить, но почему-то продолжал молчать. Он прислушивался к очередному наступившему безмолвию, к едва ли слышимым порывам зимнего ветра, что проносились на улице, и к дыханию Уильяма. Оно было неровным, несмотря на то, что Грэм заметно пытался это скрыть, стараясь дышать тише. Доктор Лектер загадочно улыбнулся: — Какой ответ ты хочешь услышать, Уилл? — Я хочу знать, что Вы чувствуете. — К тебе? Уильям выдохнул, опустив взгляд на ковер. Не зная, что ответить, он смутился, нахмурился и поджал губы. Психиатра это оставило довольным: ему всегда нравилось видеть замешательство в людях от каверзных вопросов, которые задавал он сам. Ухмыльнувшись, доктор поднялся с кресла и медленно приблизился к Уиллу. Тот поднял к нему голову, внимательно смотря в глаза. — Ты не ответил на мой вопрос. — Вы на мой — тоже, — тут же отозвался Грэм, кончиком языка бегло облизав нижнюю губу. — Я могу ответить на него и без слов, — легко проговорил доктор Лектер, приподнял уголки губ и, упершись прямыми руками в оба подлокотника кресла, наклонился ниже к лицу Уилла. В его глазах он увидел непонимание, которое тут же захотелось развеять. Их губы соприкоснулись мягко, и Уильям не увел головы, даже когда однозначно понял, что собирается сделать его психотерапевт. Ждал ли он этого поцелуя — нельзя сказать точно, но он его определенно желал, доказательством чего был его взгляд, что за все время разговора часто не задерживался на карих глазах Ганнибала, предпочитая им его сомкнутые в вечной едва заметной ухмылке губы. Случившийся поцелуй не был ни робким, ни длительным, но был почти нежным и, что называется, осторожным. — Такого ответа ты ждал? — немного отстранившись, басисто прошептал доктор, встречаясь с глазами своего пациента. Уильям молчал с минуту, близко чувствуя чужое дыхание, а потом вдруг ему вспомнился вопрос, заданный доктором Лектером еще в самом начале, и Уилл решил на него ответить: — Вы спрашивали, что в моем понимании есть любовь. Любовь в моем понимании — это Вы.