Die weisse Schokolade

Когда календарь показал первый день февраля, Со Мара нехотя поднялась с дивана, залезла в ледяной душ и преобразилась в привычную успешную женщину, собираясь оставить недели самобичевания в январе. Когда тебе восемнадцать, боль предательства такая, что, кажется, жизнь вот-вот должна закончиться, ведь зачем иначе жить? Когда ты вот-вот разменяешь четвёртый десяток, предательство уже может рассматриваться со многих точек зрения. И невольно женщина либо прощает, либо избавляется от жалкого мужчины. Но вот когда тебе вот-вот тридцать, а тебе изменили с молоденькой, хорошенькой девочкой, всё как-то становится слишком тяжёлым, непосильным и агрессивным. Четыре недели нового года Со Мара ревела, молчала и спала. Она устала. Сильно устала за то время, что Бекхён был рядом. Мальчик, должно быть, тоже устал. Но каждый по-разному. Мара устала пытаться быть честной по отношению к нему, к себе и своим родителям. Он — устал делать их жизнь естественнее. Что ж… Жалость к себе рано или поздно следует прекращать. Пора жить дальше и идти вперёд. Но обязательно подняв высоко горделивый подбородок. Первым, кого увидела в офисе Со, конечно же был Ким. Счастливый, живой, жизнерадостный. И девушка передёрнула плечами. Видеть кого-то из семьи Бёнов было… неприятно. Особенно теперь. Мара всегда была уверена в том, что Бекхён не посмеет предать свою любимую девушку, но если даже он смог, то чего ждать от такого, как Чонин? О его похождениях, старшая Со знала всё «от» и «до». — Доброе утро! — улыбнулся парень, выставляя на всеобщее обозрение ровные белые зубы, которым можно смело завидовать. — И тебе не хворать, — хмуро отозвалась девушка. — Как твои дела? — Лучше всех. — Ты не открывала дверь. Не звонила, — Ким погрозил пальцем, а взамен был награждён колючим взглядом, полным ненависти и боли. — Иди работать. — Сначала объяснись! Я голову сломал, думая, что с тобой и как ты! Это несправедливо по отношению ко мне! — Чонин, — зарычала Мара, пока никого рядом не было. — Прошу. Уходи. — Ну, уж нет! Боми отделывалась тем, что тихо заявляла, что ты просто слегла с простудой и пока ещё жива. Так что ты мне немедленно обо всём рассказываешь! Парочка подходила к лифту и Со молилась всем богам, чтобы люди не видели то, как постепенно она краснеет от злости, а ещё старалась не врезать старому другу. Которого видеть совершенно не хотелось. — Я ещё раз, и последний, повторяю — свали! — Бекхён приходил, ты знаешь об этом? — не унимался Ким, но терпение Со закончилось. Резко. Из-за одного упоминания, некогда самого дорого имени. — Знаешь что, Ким Чонин? — грозно зашипела Мара, заставляя друга заткнуться и хлопать круглыми глазами. — Я никого из вас сейчас не желаю видеть! Ни братца твоего, ни тебя! Вы оба бесите меня, и я сожалею о каждом дне, проведённом с вами! Я ненавижу всё, что связано с вами! И больше я не хочу знать о вас ничего лишнего. Имя и что вы живы — всё, этого мне вполне достаточно, для нормального существования! И больше мы к этому вопросу не возвращаемся! Ясно? А теперь, надеюсь, ты понимаешь, что тебе больше не стоит даже близко подходить к моему кабинету? Чонин бестолково хлопал глазами, не произнося ни звука. — И к моему дому. Обоим. И тебе и твоему братцу! Я не открою дверь ни одному из вас. И никогда не отвечу на ваши звонки и сообщения. Так и передай младшенькому! Пусть вернёт мой номер туда, где взял и забудет о том, что у меня появился телефон! И адрес мой тоже пусть забудет. И я НЕНАВИЖУ белые лилии! Поэтому незачем захламлять лестничную площадку. Соседи ругаются! — Мара! — из входных дверей послышался голос Алекса, и девушка тут же преобразилась, переставая быть ощетинившимся енотом. — Алекс, доброе утро! — девушка мило улыбнулась, и, когда створки лифта открылись, она и Чо вошли внутрь, непринуждённо беседуя и улыбаясь. — Слава Богу, ты пришёл! — тяжело выдохнула девушка, наклоняясь вперёд. — Всё хорошо, — Чо погладил подругу по округлившейся спине. — Прости, что задержался. Там придурок какой-то припарковался неправильно. — Всё хорошо. Я не врезала ему, и не наорала прилюдно. Жить можно. Тяжело. Но можно. — Хочешь, сегодня устроим ещё один выходной? — с неприкрытой надеждой спросил мужчина. — Нет. Каждый день, проведённый дома, делает возвращение в реальность лишь больнее. — Хорошо, — Алекс задумался ненадолго. — Я сейчас к начальству, а потом к тебе. Ты справишься? — Конечно. Я думаю, Ким понял, что он — предпоследний человек в мире, кого бы мне хотелось сейчас видеть. — Тогда жди меня. Я скоро. Лифт пискнул, и двери распахнулись, выпуская мужчину на нужный ему этаж. А Со продолжила медленно подниматься вверх. Ничего не поменялось за месяц. Хотя, что могло тут поменяться. Только вот дверь в кабинет замдиректора оказалась не запертой. Странно. И сердце неприятно сжалось, ожидая чего угодно. Даже Бекхёна, сидящего в кресле девушки. Худой. Бледный, с огромными мешками под глазами. Спутанные волосы, загнанный бегающий взгляд и огромная куртка. Такой… Жалкий и чужой. Бекхён поднялся из кресла, когда девушка зашла внутрь и закрыла за собой дверь, он даже открыл, было рот, чтобы что-то сказать, но так и не осмелился. Мара внимательно, безо всяких эмоций, смерила мальчика взглядом, подавляя желание отвернуться, подбежать и обнять его, а затем отругать за то, что плохо питается. Нет. Со Мара, тебе должно быть плевать. Ты так решила. Теперь вы идёте разными путями. Теперь он — чужой. — У меня был ключ, — наконец заговорил мальчик, а по коже Со пробежались болючие мурашки. — Положи его на стол и уходи, — не своим голосом отозвалась Мара. — Мара… — Я ничего не хочу слышать, Бён Бекхён. — Я знаю, что за такое не просят прощений, но… — Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ! — Нам надо поговорить… — Я не хочу с тобой разговаривать! Как ты не понял за месяц? Бекхён? Ты ненормальный? Тебя ударили в Новый Год? Если так, что скажи мне, кто это, я попрошу повторить процедуру, только посильнее! Я больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать, ни знать о тебе! Для меня тебя больше нет! Запомни это! — Но Мара… — Послушай. Я тебе тоже говорю это в первый и последний раз. С этого дня я начала новую жизнь, оставив тебя, твоего брата и все ваши проблемы где-то там. В прошлом году. И я больше никогда не хочу к этому возвращаться, понимаешь? Я больше не хочу видеть тебя, не хочу, чтобы ты приходил и звонил. Не хочу даже помнить тебя. Моя новая жизнь не включает в себя братьев, которые умудрились разрушить мою лучшую жизнь! Ради которых я поменялась и стала совсем другой. Теперь я буду очень внимательно следить за Кимом и Бом. И не позволю ему сделать с сестрой то, что сделал ты, слышишь? Я никогда не смогу тебе этого простить. А теперь уходи, и постарайся исчезнуть из моей жизни! Бекхён ещё недолго постоял, переминаясь с ноги на ногу, но холодный, отрешённый и чужой вид Мары его и пугал, и отталкивал. Если она этого так хочет, он исчезнет из её жизни навсегда. Или настолько, насколько ей понадобится. Мара без чувств упала на диван и недолго полежала с закрытыми глазами, чувствуя, как горячие слёзы скатываются по щекам. Он делал её счастливой. Недолго. Реже, чем несчастной. Но именно с ним — с этим противным изменщиком — Мара была самой счастливой женщиной на свете. Ради него она стала милой и нежной, из-за него захотела ребёнка, из-за него сейчас так убивается. Она любила его. Душой. Сердцем. Мозгом. Костями. Чёрт побери, всё внутри тянулось к этому Бекхёну. Всё отзывалось на его прикасания. Всё трепетало, когда он был рядом. Именно поэтому так больно сейчас. Не эта глупая измена заставляла отказаться от мальчика. А всё вместе. Всё. Их разница в возрасте. Его учёба. Её замашки. Его максимализм. Её нежелание менять одинокий образ жизни. Его стремление сделать Мару своей женщиной навсегда. Её сдающие нервы. Его паника. Его недоверие. Его измена… Мара заревела в голос и закрыла лицо руками. Она действительно больше так не могла. Последней каплей была не измена, а та неделя без Бекхёна. Которая далась труднее этого месяца. Тогда было так плохо. Плохо без него. Без его милой улыбки, непосредственности и желания жить. И когда Мара пережила эту неделю, она поняла, что и дальше сможет. И пока может… Несмотря на то, что всё так напоминало о мальчике. — Мара? — в дверях появилась счастливая мордашка Алекса, и девушка нервно дёрнулась. — Ты чего? — радость сменилась беспокойством. — Что не так? Он был тут? — догадался мужчина и Со кивнула. — Я видел его в окно, но не думал, что ему хватит мозгов придти к тебе. — Зато я ему сказала всё, что хотела. — Без глупостей? — Без. — Тогда, может, пойдём на обед? — Рано же ещё! — Мара села на диванчике и испуганно осмотрелась. — Вообще-то уже обед. Ты что спала тут? Девушка поднесла руку к носу и ужаснулась. Часы показывали половину первого. Неплохо она так поспала, после незваного гостя. Что ж, лучше спать, чем в больницу, как в прошлый раз. — Давай договоримся, если он ещё раз к тебе заявится. Куда угодно! Звони мне, и я тут же приеду, прибегу, прилечу! — Спасибо Алекс, — Мара крепко впечаласась в старого друга и зажмурилась, наполняя лёгкие знакомым ароматом табака и муската. Чо неторопливо поглаживал острые плечи и слегка раскачивался из стороны в сторону. — Спасибо, что ты был со мной рядом. Я бы без тебя не справилась с этим одна. Я бы, наверное, с ума сошла или повесилась… — Не говори ерунды, — но на мужчину смотрели огромные, влажные глаза, полные решимости.