А что будет дальше?

Отабек никогда не поддавался логическому объяснению. Нагрянул без предупреждения и тесно переплел прошлое с настоящим. В теплых лучах вечернего солнца Юрию и правда стало казаться, что в словах этого искреннего парня таится правда. Да и как можно было не поверить в предназначение судьбой, когда жизнь постоянно обделяла сказкой? А тут вдруг раз и такое волшебство на черном мотоцикле — ворвалось смущающим торнадо и переменило всю жизнь. Плисецкий не привык кому-то доверять кроме себя. А уж чувства показывать — боже упаси! Да и кому они нужны эти чувства и глупое доверие пятнадцатилетнего парня? Отабеку, оказывается, нужны были. Казаху, который начал знакомство с простого предложения дружбы. Так легко и непринужденно. Тогда Юрий и растерял весь свой пыл. Как можно ответить что-то колкое и оскорбительное на чистую искреннюю просьбу о дружбе? Никак. И Плисецкий не смог отказаться. Ему показалось на миг, что если он сейчас не пожмет доверчиво протянутую руку, то потеряет все, что могло бы произойти хорошее в его жизни. Только после, в кафе, он понял, что «хорошее» отныне у него будет связано только с Отабеком. Просто не могло не быть. С ним было легко. Будто старые друзья они болтали о всякой ерунде. Отабек не лез под кожу, не пытался узнать секреты или симпатии. Они разговаривали и смеялись. И Плисецкий никогда не чувствовал себя настолько раскрепощенным, как в тот день. А если однажды ты познал то удивительное чувство свободы, то больше не сможешь избегать его. Да и зачем? Зачем постоянно жить в созданных самим собой оковах? Долг, честь, обязанности… Не должен уронить честь России… Должен выиграть золотую медаль… Все хотели сделать из него кого-то для себя. Никто не хотел принимать его настоящего. Никто, кроме Отабека. Этот странный казах не пытался сделать что-то свое из Юрия Плисецкого. Он восхищался им. Как неограненным алмазом уже сияющим в своей первозданной красоте. Восхищался упорством, горячим блеском в глазах и легким румянцем на щеках, когда их руки случайно соприкасались. Отабек хотел видеть его таким всегда. Открытым, живым, дышащим полной грудью. Настоящим. Вот только мир, созданный Отабеком, не длился дольше дня. Ночь подступала, вновь накидывая на плечи вместе с темнотой одеяло обязательств. И Юрий давился кофе, выходя на ночной лед и отрабатывая свою программу. Потому что он должен быть лучшим. Он должен доказать всем, что он может. Что он лучше всяких Викторов Никифоровых. Виктор. Это имя до сих пор действовало на нервы. Юру бросало в дрожь от одного упоминания. Но это была не любовь. Это было презрение, граничащее с восхищением. Как бы ни хотел Плисецкий убить в себе эту детскую восторженность при виде русского короля льда, как бы ни прятал за маской безразличия и грубости, все равно. Стоило только этим голубым глазам хоть на миг растопить свой неприступный лед, как Юра восторженно замирал, следя за этим преображением. Обычно такое происходило, когда коньки Никифорова соприкасались со льдом. Теперь же только рядом с Кацуки. И это невероятно раздражало. Бесило до нервной дрожи и прокушенных костяшек. Бесило раньше. Теперь нет. Теперь, Юра сжимает ладонь Отабека в своей просто сильнее обычного, когда эти двое проходят мимо. И сдерживает обычные грубости, слушая успокоительный шепот на ухо. Он знает, что Юри проиграет. Просто уверен в этом, потому что знает Виктора Никифорова. Потому что этот самовлюбленный эгоист делает только то, что идет на пользу ему и карьере. И этот перерыв на год, эта поездка в Японию, постановка программ — сплошной фарс. Даже смотреть противно. Однако Юрий смотрит и понимает, что Никифоров начинает остывать к кацудону. Мотивации уже не действительны. Что еще можно пообещать, когда все дозволено? Что можно еще желать, когда «кольцо удачи» сияет на пальце как приговор? Плисецкий смотрит и усмехается, потому что в веселой улыбке Виктора он видит отчаяние. Никифоров не предполагал, что привлечение к себе внимания публики, что простая игра может зайти так далеко. Но он просчитался где-то на середине. Когда забыл, что Юри не Юра. Когда не учел, что слабовольный японский фигурист примет все за чистую монету. Что влюбится в него. В него — идола российского спорта. А теперь уже поздно идти на попятную. Иначе как же фанаты? Иначе все будет зря. Весь его год будет потерян впустую и Кацуки проиграет, потонув в своем отчаянии. Отабек обнимает его со спины, отвлекая от размышлений. Юра уже около часа стоит на балконе своего номера в отеле, не замечая сильного ветра, забывшись в мыслях. Плисецкий даже не замечает, как дрожит, пока чувствительный поцелуй за ухом не заставляет вздрогнуть по-настоящему. — Юр, ты ведь замерз. Пойдем внутрь, котенок. И так ласково, что хочется закутаться в теплый плед вместе с ним и сидеть до скончания века. И пусть мимо проносится финал Гран При. Пусть уходят Викторы. Без разницы. Зачем внешний мир, когда можно остаться здесь, в этом номере отеля и смотреть без конца в темные глаза, наполненные теплой невысказанной любовью, которая греет сердце? Юрий поддается ласковым рукам и задумчиво опускается на мягкую кровать в объятия понимающего Отабека. Тот молчит и ничего не спрашивает. Он знает, что если Плисецкий захочет, то расскажет сам. А если нет, то зачем ворошить наболевшее? Юра проводит по черному ежику волос кончиками пальцев, задумчиво и слегка отстраненно. Чужие губы слегка приоткрыты, будто хотят говорить, но не решаются. — А что будет дальше, Бек? Голос Плисецкого почему-то дрожит. Ему немного страшно от своего же вопроса. И ответ он не хочет слышать. Потому что разве это приятно — знать свое будущее? Но вместо горькой правды он получает невесомый поцелуй в лоб и не может сдержать улыбку. — Все, что ты захочешь, Юра. Потому что только ты способен сделать свое будущее. Ласковый голос успокаивает, и Юрий прижимается ближе к теплу чужого тела, обнимая двумя руками, словно хватаясь за хрупкое подобие надежды. Он знает, что будет дальше. Виктор увидит результаты финала Гран При и вернется в Россию. Яков примет того с радостью, пусть и постоянно будет ворчать. Голубые глаза будут смотреть все так же холодно и чуть насмешливо, но зеленые не захотят пересекаться с ними взглядом. Потому что слишком опасно. Потому что сознательно мерзнуть на пронизывающем жестоком холоде глупо, если можешь остаться в теплом доме у камина. Юрию будет не нужен такой тренер. Ему просто не будет нужен Виктор Никифоров. Потому что раны в сердце будут давно вылечены. Потому что колкости перестанут срываться с языка парня, а зеленые глаза будут светиться теплотой. Но все это будет потом и чуть после. А сейчас Плисецкий вдыхает уже такой любимый запах Отабека и хочет верить, что тот был прав. Он может сам построить свое будущее. Но в нем точно будет место казаху, который укажет верный путь. Путь без разочарований и горестей. Путь, наполненный смехом и искрящимися от любви глазами. Юрий верит в это. А мечты, как правило, сбываются.