Музыка души (временное)

      Али-Бабе с самого начала не понравилась вся эта затея. Да, судя по рассказам, Когьёку и раньше не везло в любовных отношениях, но на сколько же нужно было принцессе отчаяться, чтобы избрать в возлюбленного этого наглого придурка, который вечно себе на уме и явно ничего хорошего не обещает.  — Да ладно тебе, Али-Бабушка. Да, он Тёмный Маги и натворил немало зла, да и характер у него отнюдь не мягкий, но всё-таки ты его толком не знаешь. А ведь он был одним из первых, кто признал меня принцессой во дворце.       Салуджа понимал, хмурился и кивал, но всё равно злился и называл глупой.  — Когьёку, одно дело — дружить с ним, а встречаться — совсем другое. Ты хоть представляешь, сколько девушек у него уже было? Уверен, хотя бы половина из них пропали без вести, потому что чем-то не угодили ему. Милая, — парень аккуратно взял принцессу за руку и чуть-чуть сжал, заглядывая в малиновые глаза в поисках понимания и твёрдого голоса холодного рассудка, — подумай хорошенько, так ли оно тебе надо?       Когьёку почувствовала горячие ладони друга, едва уловимый ореховый запах, и что-то в груди на мгновение ёкнуло, но от своего решения отказаться принцесса не смогла.  — Я должна хотя бы попробовать. А вдруг он — настоящая любовь всей моей жизни?       Сказать, что Джудал был ошарашен таким признанием — ничего не сказать. Конечно, он по-своему любил наивную принцессу, частенько приглядывал за ней и беспокоился, а если уж совсем честно — то пару лет назад заглядывался на ещё нескладную угловатую фигуру с только-только начавшими образовываться округлостями. Но ни разу, ни разу в жизни Тёмный Маги и не думал посмотреть на Когьёку как на потенциальную девушку — ведь, казалось бы, какие отношения? Этой принцессе бы стоять на защите своей страны и мечтать о её благополучии, и лишь потом, когда на землю их придут мир и спокойствие, встретить своего принца на белом коне. Но вот она, вся в красе и смущении, стояла перед ним, кое-как вымолвив эти странные, раздражающие слух слова, о которых мечтаю все девчонки-подростки, а Джудал совсем не знал, что должен или что хочет ответить юной принцессе.  — Послушай, отношения со мной — это тебе не игра в дворцовые интриги. Я ж могу и всерьёз всё это воспринять.  — А я что, думаешь, шучу?       Тёмный Маги поспешно проглотил удивление, смешанное с возмущением, ведь если девушка начала плакать — она не будет слушать ни вразумительных речей, ни объяснений. Да и потом, пусть это всё глупо и как-то совсем-совсем не запланировано с его стороны, можно же рискнуть и повеселиться?       Когьёку, почувствовав, как по щекам текут предательские слёзы, уже собралась было бежать куда подальше, куда дальше собственных покоев и вообще лучше куда-нибудь за море, туда, где никто не то что не осмелился, просто не захотел бы насмехаться над её горем, и это «где-то» была явно там, в далёкой тёплой Синдрии, на поляне среди цветов, в горячих ладонях, в ореховом запахе, и, быть может, так бы оно и случилось, не будь Джудал, как позже выражалась сама малышка Когьёку, «такой задницей».       Схватив принцессу за руку, Маги рывком притянул её к себе и как-то властно, пожалуй с излишним самодовольством, впился в тонкие искусанные губы. Тут-то Когьёку и попалась. Тут-то ей и стоило бы понять, что не зря Али-Баба её отговаривал от этой авантюры. Да только какая уже разница, что ждёт впереди, когда вот здесь, прямо сейчас ей хорошо, и пусть немного надуманно, но она чувствует себя любимой и желанной, не принцессой и не сестрой, не другом, не наивной дурочкой, а наконец-то настоящей девушкой.       С того дня Али-Баба не видел той Когьёку, которую знал и хотел уберечь от всего мира. Принцесса, с объятиями бежавшая ему навстречу, была и какой-то взрослой, и какой-то пустой. Она наигранно сильно радовалась каждой их встрече и всегда, когда Али удавалось остаться с подругой на ночь, подолгу плакалась ему в плечо, а после уходила в покои. Конечно, Салуджа понимал, что в покои не свои, — понимал и злился пуще прежнего, но поделать с этим ничего не мог, ведь какой разумный человек пойдёт против грёбанного Колдуна, у которого чёрт знает какие тузы в рукаве?       А Колдун продолжал напевать какие-то старые, стёртые войнами песни в ночи и прижимать к себе драгоценную куклу — больно послушную, но по-своему счастливую.