Баллада о Великой битве, и возвращении домой.

Великая радость переполняла всех, когда затрубили приветственные рога на Башне Эктелиона. Качались на ветру знамена, вышитые искусными тканями с жемчугами, бросая в глаза ослепительные блески. Весь Минас-Тирит сжался в едином порыве, ожидая диковинных гостей. Сбегались мальчишки к главным воротам, толкая ворчливых старух и наступая взрослым на ноги. Самые отчаянные умудрились даже забраться на стены, и солдаты, по доброте душевной, не порицали их за это. Они тоже радовались и ждали. Вдруг вдалеке показался конный отряд. Вновь затрубили рога, и задрожал воздух. Взорвалась тишина от радостных криков: встречали конную гвардию Дол-Амрота. Витязи из витязей восседали на конях, и разливались на доспехах их пшеничные волосы. — Слава! Слава великим воинам Белого Лебедя! — кричали люди. Вдруг впереди воинов показались музыканты: они тоже ехали на конях, белоснежных как склоны далеких гор. И заиграли музыку, столь прекрасную, что замолкли все. Дрогнуло сердце каждого, пьянеющими слезами радости наполняли глаза людей, они плакали и радовались всей полнотой своей души. Ибо многие видели среди гордых солдат своих родных и близких, своих отцов и мужей. Но вскоре арфы умолкли, и даже тогда не решались жители Минас-Тирита молвить слово. Они услышали поодаль стройной колонны звуки барабанов: «Там-там-тарам!» — стучали звонкие барабаны. И закричали мальчишки со стен, задыхаясь от восторга и сильного ветра: — Гномы! Гномы Эребора идут! Позади, один к одному шагали гномы, они пришли, чтобы отдать должное своей клятве в вечной дружбе и помощи людям запада. Сияли на солнце их золотые доспехи, разливаясь цветами радуги. Грозное воинство подходило все ближе и ближе, с каждым их шагом и ударом в большой барабан вздрагивали люди: «Там-там-тарам!». Молчанием встретили гномов жители Минас-Тирита, но когда входили их стройные ряды через главные ворота, солдаты резко остановились. Впереди встало непреодолимое препятствие: маленькая девочка со слезами на глазах. Старухи зароптали, но никто не смел двинуться, никто не заметил, как вышла она, никто не мог спросить, зачем она это сделала. В руках этой девочки был букет из обычных полевых цветов, которые тысячами растут на полях Пеленнора. И когда она подходила к сотнику гномов, дрогнули ее ручки, и распался букет в ногах сурового гнома, и упали бриллианты слез на пурпурные цветы. Вот тогда-то наклонился к ней сотник, а в глазах его, до этого мутных и даже зловещих, увидела она бесконечное тепло и тоску, и отозвались этим же теплом два сапфира ее, заключенные в белоснежную кайму. Своими большими руками в тяжелых перчатках он собрал ее букет и отдал его девочке, попутно встав на одно колено. Задрожали зрители, весь город качнулся, а потом снова обрушились приветственные крики. Тысячами бросали на гномов цветки, и падали они со стен замковых словно дождь. Сквозь ликующую толпу пробился невысокий воин. — Мелиэль! — он выскочил прямо перед сотником, чуть не врезавшись в него, — Разве разрешал я тебе далеко убегать?! — аккуратно взял девочку и скрылся в толпе. А солдаты Эребора, встречаемые ликующим народом, продолжали шагать, пока последний из них не зашел в ворота. Тогда начал расходиться народ по своим делам, обсуждая и описывая свои впечатления. Многим запомнилась больше девочка, которая вышла на дорогу, и суровый гном с доброй душой. — Но я хотела подарить им цветы, папа! — возмутилась девочка. Ее отец Гилронд был простым солдатом армии Гондора. — Мелиэль, ты чуть не сорвала парад! Тебе уже целых шесть лет, а ведешь себя совсем как маленькая, — нахмурился отец. Но лицо его, не казалось девочке злым. — Мама говорила, что дарить другим цветы очень хорошо! — когда Мелиэль заговорила о своей матери, что-то внутри Гилронда болезненно сжалось. Вот уже два года, как не стало его жены Эделиэль. — Ну не на параде же! — воин ничего не мог поделать с детской простотой своей дочери. А она только улыбнулась возмущениям отца, сняла с его головы шлем и надела на свою голову. — Теперь я тоже солдат Гондора! — захохотала Мелиэль, и тут же стала серьезной. — Папа, а зачем пришли эти гномы? — Чтобы помочь нам, — как бы неохотно ответил Гилронд, когда они шли через людные улицы города. Он сразу понял к чему клонит его дочь. — А разве будет война? — Мелиэль сняла шлем со своей головы, и впилась глазами в отца. — Нет, конечно, — улыбнулся Гилронд, но в душе его были сомнения. Отправив Мелиэль играть вместе с другими ребятами, сам отправился в казармы. Там обсуждали последние новости с границ, прибытие гномов и последующие дела. Уже шли слухи о предстоящей войне, но многие надеялись, что вести с границы как всегда преувеличили, и она не разрушит хрупкий мир. Дюжий воин по имени Келебдор рассказывал слушателям все то, что ему удалось узнать от разведчиков, что вернулись из Южного Итилиэна. Немного пыльными были его черные как смоль волосы, но глаза горели огнем, жаждущем битвы. Вести он получил три дня назад и поэтому говорил с уверенностью, мол, что все стало еще хуже, но опасался поддаться общей встревоженности. — Места стали совсем неспокойными, хоть и Лорд Тар-Телион II пытается наладить порядок, это выходит с большим трудом. Еще хуже дела обстоят на Юго-Востоке, там чуть ли не целые племена объявили войну Гондору и Арнору. Но это, я надеюсь, только слухи. Разведка передает, что один крупный отряд шастает недалеко от Итилиэна, но не заходит на земли ближнего Харада. — Значит, будет война? — встревоженно спросил кто-то из воинов. — Нет, что Вы! Король Эльдарион никогда этого не допустит! — ответил ему другой. — А что он делает, когда Восток снова точит на нас свои клинки? Ты сражался когда-нибудь с кочевниками? Мне довелось, — говорил старый воин, лицо которого было изрезано морщинами и шрамами от полученных ран. — Им, чтобы прорвать даже плотный строй ратников, не нужно большого труда! Как горячий нож в масло — они прошибали ряды наших солдат. — Если пришли гномы — значит, войны не миновать, — вмешался в беседу Гилронд. — Вот только против кого воевать? Разве сможем мы найти кочевников в их бескрайних степях? Да и земли там совсем нам не знакомые, и даже звезды светят по иному. — Здравствуй, Гилронд, — поприветствовал его Келебдор. — Ничего, воевать можно! Вот только не думаю, что нашу роту на войну возьмут! Ибо мы как охраняли стены, так и продолжаем их охранять. В войне не спешка решает дело — а точный расчет и мудрый взгляд. — Меня не беспокоит моя судьба, но если я уйду на войну, кто будет присматривать за Мелиэль? — Гилронд смотрел на всех потухшими глазами, а потом рухнул на грубо сколоченное деревянное кресло. — Ничего! Моя жена присмотрит за твоей дочуркой! — Келебдор подошел и похлопал его по плечу. — Наши прадеды одолели Саурона, а уж кочевников… — Которых так и никто и не одолел! — старый воин вновь вмешался. Его зрачки тревожно сузились, многим он внушал практически ужас. — Я никого не пугаю, но… Это вам не банда орков, это совсем иной противник. Сражаются они бесстрашно, всегда вела вперед их чья-то воля, и поэтому в битве становились люди востока безумными, пощады не просили. Кони у них резвые и быстрые, конечно, не чета роханским, но лошади Гондора им уступают. — Разве пристало воинам Гондора бояться врага? — разгневался Гилронд. — Но мы так долго жили в мире, что дела на границе кажутся нам громом среди ясного неба, а простые люди даже и думать об этом не хотят. Они надеются, что все это закончится как можно скорее. Вот только наши старания не думать о войне не отдаляют ее от нас. — И все равно… огонек надежды живет в нас, — вздохнул Келебдор, но вдруг их беседу прервал капитан, вбежавший в казарму. — Тревожные вести поступили из южного Итилиэна! Только что прибыл гонец, я прямиком с совета капитанов! Крупный отряд харадримцев ударил с юго-востока, прорвался сквозь заставы и разоряет деревни! Говорят, с ними орки! Лорд Тар-Телион запросил помощь, и нашу одиннадцатую роту отправляют на схватку с врагом! — Война… это война! — зароптали солдаты. — Еще утром я спокойно завтракал, а теперь должен собираться на войну? — тихо спросил Гилронд. Но в этот же момент он словно устыдился своих слов и помыслов. Встал, выпрямился, грозно молвив: — Если настало суровое время, и вновь мятежники и лиходеи угрожают Западу, то разве не долг наш защитить все что дорого нам? — Правильно, — улыбнулся капитан. — Но, скажу вам одно приятное известие: вместе с нами идет сотня гномов из Эребора. Они отважные бойцы, и многие имеют опыт в сражении с конными отрядами вастаков. Это незаменимые витязи, которые точно нам помогут. — Но ведь у гномов нет конницы, как они помогут нам, если будет бой? — возмутился один воин с жесткими чертами лица. — Гномий хирд прорвать очень трудно, — тут же ответил ему старик. — Я видел, как сражаются гномы. Это не битва — это песня мастерства военного дела. Они превращали битву в искусство. Но устоять перед лавиной харадримцев… Теперь далекие южане казались практически необоримыми врагами. В мыслях виднелись орды, что жгут деревни, рубят на куски тела павших воинов, и каждый невольно вспоминал друзей, родичей, которые сейчас были в южной части Итилиэна. Но страх уходил, оставался только гнев, который только и ждал момента, чтобы выплеснуться. Каждый захотел прямо сейчас перейти через Великую реку и обрушиться на врага, сминая, рубя, отгоняя его лиходейские орды. И сверкали глаза воинов, как звезды в ночи, и пылали их сердца подобно тысячам факелов. — Вечером станет все ясно, а пока точите клинки и готовьтесь сражаться за свободу своих земель, — тихо ответил капитан и удалился. Но не стали воины говорить дальше, а разошлись по своим делам. Келебдор хмурился и упорно искал в своем мече изъяны, но не находил их и еще больше злился от этого. Гилронд вышел и увидел, как отражается солнце золотой лентой в реке. Могучий ветер качал пеленнорские пажити, играясь с морем цветов и пшеницы. Гилронд хотел захватить с собой как можно больше спокойствия, взять в поход нежный запаха цветов и свежесть вод. А внутри понимал, что уходит счастье, как уйдет свежий ветер, оставляя полный штиль. Но нельзя было допустить, чтобы враг снова хозяйничал в землях, где проливалась кровь его предков. Вместе с этими мрачными мыслями Гилронд вернулся домой и увидел там свою дочку. Мелиэль спокойно играла с тряпичными куклами. Ей было все равно на вражду между королевствами, ее не интересовали дела войны. Гилронд никогда бы не подумал, что его дочь должна будет столкнуться с такими трудностями. Сейчас ему хотелось только уберечь ее, чтобы дым, идущий с Востока, не дошел до нее. Воин сел рядом с дочерью и кротко улыбнулся, но девочка, заметив его, продолжила спокойно играть. И когда Гилронд решился все же уйти, она тихо спросила: — Папа, почему ты грустный? — и действительно, за своей улыбкой он не смог укрыть тревогу в глазах. А Мелиэль, со своей детской простотой, видела все то, что старались от нее скрыть взрослые. Но не нашлось воину, что ответить на этот вопрос. И мучнистым стало его лицо. Облизав бескровные губы, тихо молвил: — Ты ведь не против пожить в семье дядюшки Келебдора? — Гилронд пытался быть как можно мягче. — Нет, он очень хороший человек, — улыбнулась Мелиэль. — Тебе надо уехать, да? Ты ведь вернешься? А когда? Привезешь мне подарок? — Совсем ненадолго, — Гилронд почувствовал, как жгучий страх разливается по его телу. — Я вернусь, как только смогу, а ты должна быть хорошей девочкой, чтобы получить свой подарок. Семья дядюшки Келебдора позаботится о тебе. Так что собери все свои игрушки, и завтра утром ты уже будешь там. Без лишних слов девочка начала собирать свои вещи и игрушки, и отца это безмерно удивило. Видно, она понимала насколько все серьезно, а может, не понимала, но чувствовала это. И отец невольно расплакался, отвернулся от дочери, чтобы она не видела его слез, и ушел. Он сел за большой стол, и тяжкими были его мысли. Огромную вину чувствовал Гилронд за то, что оставляет дочь; за то, что она скрывает от него горечь переживаний. Вновь пришла война, и дым ее дул с Востока. Но послышался стук в дверь, Гилронд не услышал его, и только когда, словно издалека в сознание проник голос дочери, он очнулся. — Дядюшка Келебдор! — весело закричала Мелиэль, открывая дверь. — Разбойница! Видел я твою выходку! — захохотал Келебдор. Они зашли на кухню, Мелиэль махала ногами на плечах Келебдора. — Гилронд! — Келебдор снял девочку с плеч. — Мелиэль, ты ведь знаешь, что пока погостишь у нас? Так что иди, собери все свои вещи, и я заберу тебя. А мне пока нужно поговорить с твоим отцом. — Хорошо, дядюшка. — Гилронд! У нас осталось немного времени перед отправкой. Я вообще считаю, что мы сильно спешим. Но с нами будут гномы, а это хорошие друзья. По слухам, отряд харадримцев имеет аж около пяти тысяч конников и копий! — Что? — Гилронд обомлел. — Пять тысяч? Да разве такая армада смогла бы пробиться в Итилиэн? Они тогда должны были наступать прямиком из Мородора, значит…значит, племена, что населяют берега озера Нурнен, снова предались злу! — Этого мы знать не можем, известно одно: их отряд неумолимо идет прямиком на Осгилиат. Город им не взять, но сколько бед они натворить могут… — вздохнул Келебдор. — Даже несмотря на то, что среди них много орков, они идут очень и очень стремительно. Правитель Итилиэна, Лорд Тар-Телион, все же не такой отважный рубака, кем был его предок Лорд Боромир, но воевода он не из слабых. Понимает, что его силы буквально разрезаны на две части. Всего два дня, а уже половину земель его они преодолели! Говорят, что к Осгилиату подойдут к вечеру четвертого дня. Там их и встретим. — Все это слишком странно, ну да ладно, наше дело бить врага. А уж дальше пусть генералы решают, — Мелиэль вскоре вернулась со своими вещами, и два воина проводили ее до дома Келебдора. А дальше они снова пошли в казарму, ибо там был назначен сбор в семь часов вечера. Солнце еще было высоко, и в этот момент налетели тучи и затмили солнце. Свет отбрасывал жидкие тени, которые больше напоминали прозрачных духов, что следуют за людьми. Но упорно подул ветер с запада, разогнав тучи и очистив небо. Вновь стало светло, однако свет этот не давал спокойствия, оставаясь холодным и слишком далеким. У казарм собралась практически вся рота: люди стояли и молчали, в угнетающем томлении ожидая своей участи. Была растерянность, но не было страха: мужество не давало ему просочиться и показать себя. Гордо встречали воины Гондора, веря в волю своего Короля, веря в остроту своего клинка, веря в себя самого. Но неизвестные враги на скрытых тропах порой бывают даже страшнее открытого боя. Прозвенели колокола на башне и сказали, что наступило семь часов. Через мгновение показался перед солдатами капитан, сурово было его лицо. Обвел он их оценивающим взглядом, объявив: — Солдаты! Враг двигается прямиком к нашей древней столице — городу Осгилиату! Уже завтра вечером он будет там! И мы обязаны его остановить, — все слушали эту речь, не дыша, даже сердце слушателей остановилось. — Но времени у нас мало. Через два часа выдвигаемся, ибо надо спешить. Еще через три часа мы обязаны выйти к Осгилиату, там вы переночуете, а наутро пойдем к лиходеям в гости. Разведка докладывает: три тысячи конных, четыре тысячи пеших воинов идут к городу. Они не отдыхают и не спят, поэтому силы их не самые свежие, но непреклонна воля главного лиходея. Не думайте, что враг будет слаб, нет, но и не думайте, что он будет необорим. Король Эльдарион отправил Лорду Тар-Телиону в помощь две тысячи пеших, тысячу конных и еще две гномьих сотни из Эребора. Но силы правителя Итилиэна пока что не известны, ибо многие поспешно были выставлены к границе. Пойдет и наша одиннадцатая рота. Воины, собирайтесь, и через час я жду вас здесь. Не берите с собой много вещей: долгого похода не будет. Пришло время защитить все то, что вы создавали всю свою жизнь! Защитить своих жен и детей, защитить Гондор и Короля! Последние слова солдаты приняли воодушевленно, толпа ожила и заликовала. Но Гилронд молчал, думая о дочери, спешно отправился к дому Келебдора, чтобы проститься с ней. Мелиэль сидела рядом с домом, и засияли ее глаза, когда она увидела отца. Девочка подбежала и крепко обняла его, и совсем не хотел Гилронд уходить, даже на несколько дней. Но знал он, что от каждого воина будет зависеть исход битвы, и был готов сражаться до конца. — Папа, ты уже уходишь? — сапфиры в глазах Мелиэль потускнели. Ее каштановые волосы в лучах заходящего солнца, кажется, были покрыты тонкой медной пленкой. — Я же скоро вернусь, помнишь? — улыбнулся отец и нежно поцеловал ее в лоб. Но поцелуй этот был актом печали Гилронда. Холодными, как лед, показались Мелиэль губы отца. — Отец, я буду ждать тебя, возвращайся как можно скорее! — она снова прижалась к Гилронду, и не хотели они покидать друг друга. Но время неумолимо шло вперед, поэтому прощание затягивать было нельзя. — Мы будем уходить через главные ворота, приходи посмотреть на ту армию, что пойдет защищать тебя. Надеюсь, меня ты увидишь. И они простились, и плакали каждый о своем, и неизвестно чьи слезы были горше. Но Гилронд дал обещание своей дочери, что вернется, а значит, он не мог нарушить своего слова. Мелиэль свято верила своему отцу, отгоняя всякую мысль о плохом исходе похода. Она приготовилась тихо ждать возвращения дорогого и любимого папы, как они снова будут вместе — как было и раньше. А солнце медленно шло к закату, и белый камень Минас-Тирита стал похож на дивную и неизвестную горную породу, цвета пламени феникса. Второй раз за один день народ столпился у ворот, но теперь не было радостных криков, только тревога была в глазах людей. Они смотрели, как уходят воины, и слушали, как стучат барабаны гномов: «Там-там-тарам!». Плакали, не стыдясь, пытались прикоснуться к своим витязям. Дать напутственное слово отцам, сыновьям, мужьям. И где-то среди этой толпы мелькала маленькая девочка, которая пыталась попасть в первые ряды, чтобы увидеть отца. Она преодолела все препятствия, и теперь ее взору открылась страшная, но в тоже время прекрасная картина: в лучах заходящего солнца уходили за ворота гномы Эребора. Уходили конные и пешие воины: они ступали по цветам, которые остались с утра. Девочка глазами искала своего отца, а когда нашла, задрожала всем телом. И он тоже увидел ее — маленькую, совсем маленькую среди больших людей. И сжалось его сердце, но не подал виду воин. А дочка не хотела, чтобы закончилось все так. Она достала из своей сумки венец из пурпурных цветков со вставками из красного мака. Корону держала в руках своих, настолько прекрасную, что позавидовал бы всякий князь древности. Когда отец прошел рядом с ней, не выдержала она и побежала к нему. Алым, как кровь, показалось ее белое платьице в медном свете заката. — Отец! — ребенок вошел в строй солдат, и ее пропустили без лишних слов. Снова катились ее слезы, снова они падали на пурпурные цветки, становясь прекрасным жемчугом на короне. — Это тебе! — Мелиэль, — не понял Гилронд, как венец был надет на его голову. Но ощутил такой прилив сил и надежды, что даже всякие помыслы о тоске ушли. И был он с короной краше всех на свете. И был он счастлив, как никогда. Увидели это люди и заликовали, заплакали, но не от горя, а от чувств, что переполняли их. Хлопали они, кричали, что ждут с победой защитников своих. А Мелиэль сидела на плече отца, пока не снял он ее и не передал воинам, которые оставили девочку у ворот смотреть, как тонкой серебряной линией, сквозь нивы трав и пшеницы, уходила армия Гондора, становясь печальным и прекрасным воспоминанием.