***
Он как можно тише приоткрывает скрипящую дверь, мимоходом удивляясь, как в этом гадюшнике вообще может жить человек. Он смотрит на кучу скульптур, заставивших весь стол напротив входа, сглатывает и крадется дальше. БАМ! Падает диск и художник, встревожившись, направляется к источнику шума. Не дождавшись, пока его обнаружат, детектив резко кидается вперед и с криком «скотина» впечатывает парня в стеллаж. Баллончики разлетаются в стороны, устраивая какофонию, а мальчишка падает на пол. Капюшон слетает и детектив на миг опускает руки. Паренек совсем еще юн, наверное, чуть больше двадцати. И... «Черт, продавец не соврал насчет красивых глаз. И нос у него прямой… повезло». Отмахнувшись от явно дурацких мыслей, детектив поднимает баллончик и с ехидцой: - Помнишь меня? - Красивое лицо напротив вытягивается в удивлении: - Писал на улице? – Ян отвешивает себе мысленный подзатыльник. Это явно не то, что он хотел услышать, но да ладно. - Конечно, ты помнишь. Он спасает его от падения с крыши. Не из жалости, конечно – просто хватает за руку и перебрасывает через бедро, прочно прижимая к полу. Выбить бы из него все ответы! Но… - Детектив Ян, он не замораживает мусор. Чертов мусор. Еще никогда он не раздражал настолько.***
- Нey man! Что делаешь? Его шаги почти похожи на танец. Голос снижается до интимного хрипа, и это гипнотизирует. Ким Джун медленно отходит назад под вальс шагов и будоражащее: - Рисуешь… Стираешь… Рисуешь… И стираешь… Задники кед упираются в стену. Змея подползает ближе. Вспышка. - …и убегаешь. Он уже почти хочет сдаться.***
Он идет по улице, даже не пытаясь скрыть связанные серебристым скотчем руки, только шарахается от людей и втягивает голову в плечи. Ему слишком страшно, использованная недавно сила чутким псом реагирует на исходящие от людей волны. Грязь, тьма… страх, страх повсюду и Джуну не остается ничего, кроме как еще сильнее опустить голову и брести прочь. Наконец, спасительный пустырь. Лестница, скрипучая дверь – и Джун падает на колени, утыкаясь лбом в пол и судорожно дыша. Быть среди людей слишком страшно. Успокоившись, он убивает почти час на освобождение рук от скотча. Гребаный коп, постарался на славу! Освобожденная от липкой ленты кожа зудит, и Джун в бессилии падает у двери, проклиная все на свете. Назойливый стук в дверь рвет тишину. - У вас задолженности по счетам. Если вы не оплатите, мы будем вынуждены вас выселить. Черт. Черт! Джун в раздражении бьет затылком о стену. Назойливый стук возвращается. Джун рывком открывает дверь: - Не нужна мне ваша по… - Не успевает договорить. Чьи–то руки хватают его за грудки и волочат наружу, больно приложив о стену. С трудом сфокусировав взгляд, Джун видит детектива.***
Он снова хотел знать, что происходит. Хотел настолько, что был готов сбросить его с крыши. Подошвы кед Джуна оторвались от земли. - Отлично! Я прикончу тебя. - Вперед. Убей. – Джун был почти готов. Смерть избавит его от этого существования. Он закрыл глаза и обмяк. Детектив же видимо, считал иначе.***
Да, знатно он его тогда избил. Синяки сходили долго, прокушенные изнутри щеки и губы заставляли морщиться всякий раз, когда он двигал челюстью. Но и испугался он тогда тоже неслабо. Вообще Джун не использовал свою силу намеренно, но этот полицейский почему-то вызывал в нем яростное желание причинить боль. Хотя бы так. Но… это было странно. Не грязь, не тьма, а лишь бесконечное раскаяние, отчаяние и горечь. Он не прятал свои грехи, выдавая их за благодетель, он тонул. Тонул в своем горе снова, и снова. Увидеть это воспоминание было несложно – оно как язва, багрово выбухало вперед и непрестанно кровоточило чувством вины. Джун улыбался, когда плевал ему прямо в лицо: - Ги дон. Ян ги дон, – но в этот момент он был еще дальше от радости, чем всю свою жизнь.***
- Картина «глазами птицы». Такая композиция невозможна, разве что художник парил над землей. Почему-то очень просто представить того придурка парящим над землей. Чун Дон слегка улыбается, щуря глаза представшему перед внутренним взором полотну.***
Джун снова видит как погибла его мать. Снова просыпается в поту и слезах и невидящим взглядом смотрит на свои руки. Он действительно ненавидит себя. «я никогда не смогу помочь. Этим рукам… никогда никого не спасти». В это же время человек по ту сторону стены думает совершенно иначе.***
-Я его хён, – и Джуна примораживает к полу без возможности вдохнуть или что-либо сказать. «Его хён» - и детектив с готовностью кинулся в драку, умудряясь бороться сразу со всеми и местами даже выглядеть эпично. Джун пытался помочь, но его хватило ровно на то, чтобы толкнуть ближайшего к нему «госслужащего», после чего его вновь кинули на пыльный пол. Бой закончился на удивление быстро. Прокричав нечто нецензурное вслед несущимся по лестнице кредиторам, Ян потянулся и выпрямился. - Ты в порядке? - Все нормально. – А потом он упал в обморок.***
До позднего вечера Джун сидел рядом и совершенно не понимал, что делать. Его привычный уклад кусками осыпался к его ногам, а причиной тому был лежащий на его единственном матрасе полицейский. Тому, кажется, снилось что-то плохое: он был весь в поту и нервно дергал головой, словно силясь прогнать что-то. Джун захотел увидеть все еще раз. Он несмело подвинулся ближе и осторожно протянул руку к блестящей от пота руке детектива. Отдернул. Помотал головой, отгоняя сомнения, и снова попытался. Коснулся. Увидел. Ужаснулся. Воспоминания о брате мешались в чужой голове с видением преступника в зеркале на заброшенном складе. Девочка со свистком показывала пальчиком на здание. Башмачки и свисток на месте похищения. Снова брат. Снова девочка. Кричащая мать… Ян резко дернулся, но не проснулся. Джун убрал руку и пристально посмотрел на покрытое испариной лицо: широкие заломленные брови, приоткрытые в тяжелом выдохе губы. Художник завороженно наклонился вперед, пока его волосы не упали на лоб детектива. Он пристально смотрел, как под веками дергаются глаза. Как по лбу бежит пот, скатывается по скуле и затекает в ухо. Как приоткрывается рот в попытке захватить немного воздуха. Сиплый стон. Джун резко подался назад, чуть не опрокинув лампу, стоящую на коробке. Исследование хотелось продолжить. Джун снова опустил взгляд на кисть. А что, если не ладонью, если губами? Провести дорожку он кончиков пальцев до выступающей косточки на запястье, ощутить температуру кожи и подрагивание мышц. Он безотчетно приник ртом к суставу большого пальца. Задержав дыхание, повел сомкнутыми губами вверх по руке и… ничего, лишь соленая влага и упругий частый пульс, волнами отдающийся где-то в груди. Детектив резко повернулся на бок и открыл глаза. Джун поспешил отпрянуть и теперь судорожно отворачивался, скрывая пылающее лицо. Ян тяжело вздохнул: - Мне снились… SNSD.***
Он умеет звать голубей. Когда на руку парню приземляется серый комок перьев, детектив не может сдержать восхищенного вздоха. - Ты и голубей можешь призывать? - Это любой может, – лицо детектива после этих слов было таким довольным, что парень не сдержался: - После четырех лет практики, - и глядя на его провокационную улыбку, детектив понимает, что этого парня хочется научить кой-чему другому. Не то чтобы этот парень был против.***
- Можешь уйти? Он не хочет показывать эту уродливую сторону себя. Боится, что только что выстроенное хрупкое доверие лопнет под напором того, что выплеснется сейчас. Он садится на стул лицом к городу, так, чтобы детектив ничего не видел. «пожалуйста…пожалуйста, не поворачивайся», - хочет он сказать и не может, потому что, черт, это уже будет слишком жалко. Он довольно долго сидит, судорожно вдыхая, будто пловец на старте. Сейчас. Сейчас. Судорожный вдох и – нырок – резко выдернутая из пакета вещица окунает его в водоворот воспоминаний. Ему тяжело. Намного тяжелее, чем обычно, и все эти воспоминания подхватывают, уносят и кружат, кружат, и нет сил выбраться. Психометрия всегда приносила боль, но, казалось, все, испытанное раньше еще не мучило так сильно. Не удержавшись на стуле, он рухнул на пол, судорожно дергаясь, будто в эпилептическом припадке, а голову пронзила яркая белая боль. Он кричал изо всех сил, но из горла вырывались только сиплые стоны. Его будто жгли огнем, а он горел, не в силах выпустить несчастную тряпицу из рук. Он хотел умереть, но ему не дали теплые руки, резко рванувшие его наверх. Он ощутил, как его подняли над землей, как аккуратно побили по щекам и резко рванули из рук источник боли. Все прекратилось так же быстро, как и началось, а он лежал на чужих руках и судорожно пытался отдышаться. Когда земля и небо встали на свои места, он хрипло выдохнул: - Бумагу. – Сейчас он как никогда хотел помочь.***
Он ненавидел свою работу. Ненавидел начальство и дурацкое бесконечное чувство вины перед братом. Еще больше он ненавидел предавать. «обещай, что никому не расскажешь обо мне», «Ян, головы стольких людей лежать на плахе». И он сдался. Теперь детектив Ян больше всего ненавидит себя самого.***
«Спасибо за сегодня. Угощу тебя, когда поймаем преступника», - и Джун не может сдержать улыбки. Первый раз у него появился друг. Первый раз он пойдет с кем-то в небольшой ресторанчик (или как их там) и будет есть… неважно что, просто есть и болтать, как делают все нормальные люди. «Нормальные люди». Грудь наполнило тепло, и Джун улыбнулся. «Надо бы спросить, как он там» - подумал он и начал печатать ответ.***
- Дотронься. - До чего? - Сделай это еще раз. - Сделать что? Этот засранец всегда умел провоцировать. И это касалось отнюдь не психометрии.***
У него просто не хватает сил. У него сдают нервы, и когда из протаранившей их машины вылезает, постанывая, Ян, мать его, Чун Дон, Джун готов орать от бессильной ярости. Зачм? Зачем он появился в ту ночь в этом гребаном переулке? Зачем прикопался к рисунку? Зачем приходил раз за разом, то выбивая воздух из легких, то лишая почвы под ногами? Бил, уговаривал, признавался, стыдил. Защищал, улыбался, метался по кровати в глубоком обмороке… Зашел и снес к чертям все: уклад жизни, самообладание, одиночество – и растоптал все тяжелыми носками ботинок полицейских, схвативших его прямо на крыше. А сейчас он гвоздем бился и в без того покореженное сердце. К черту. Джун нащупал револьвер в кобуре у оглушенного копа справа и, не дожидаясь, пока Ян выволочит его сам, шатко шагнул вперед, крепко сжимая рукоять.***
- Это все моя вина. Заткнись. Замолчи уже, не делай такое лицо, будто тебе не наплевать, будто тебе действительно БОЛЬНО, не надо. - Я тебе верил, – слова вырывались сами собой и падали соленой влагой на асфальт. Больше нет сил. Так устал. - Почему бы тебе не оставить меня?***
Он разбит, он проклят, и уже плохо понимает, зачем ему жить. Он наводит пистолет на свою руку. Кажется, он даже не почувствует боли. Палец давит на курок. Выстрел. Падение. Стон. Джун открывает глаза и видит кровь. Алая, она толчками сочится из-под серой кожи рукава. Чужая кровь. Горячая кровь. Детектив Ян снова загородил его. «Дурак, что ты творишь!» - хочется закричать, а рот лишь приоткрывается в немом изумлении. Детектив истерично обследует каждый дюйм его руки, спускаясь от плеча к запястью, нервно сдавливая кожу ладони и обводя каждый палец. - Не ранен, не ранен… Слава богу, – бормотание чуть слышное, а Джун отказывается видеть и понимать. А ладонь горит, и это вовсе не от удара об асфальт. - Посмотри на меня. Теперь я больше никогда тебя не оставлю. Только дай мне еще один шанс. – И Джун падает. Его затягивает в бесконечно холодную пропасть, и легкие мгновенно сдавливает, и череп вот-вот готов взорваться. «Дай мне еще один шанс», - он даст. Еще один, и еще один, если понадобится, и умрет в процессе, потому что это слишком неправда. В его жизни не может быть подобных вещей. Не должно быть запачканных пылью ободранных рук, так нежно держащих его лицо, не должно быть эти по-щенячьи просящих глаз – ничего, однако же вот они, и Джун продолжает падать. Свою точку невозврата в черной дыре жизни он пролетел только что.***
Он лежит в больнице целую вечность. Врачи говорят, чудом остался жив, но Ян все равно считает , что выписать можно и пораньше. Он плохо помнил, что было в конце. Как его нашли, и как его везли. Он помнил улыбку Джуна, и его холодные пальцы, и неразборчивый шепот: - Хён… - Ян наклонился, чтобы услышать, и в этот момент Джун, напрягая силы, подался навстречу, закрывая глаза. Поцелуй вышел смазанным, коротким и с привкусом чужой крови. Джун с коротким стоном повалился назад, и в этот момент сознание Яна окончательно заволокла пелена… А очнулся он уже здесь, и вот, спустя месяц, он, наконец, собирается домой. К нему так никто и не пришел. Ну да ладно, рожи коллег по работе он бы не вынес, а больше его навещать особо некому. Почти… - Ваш младший брат был здесь пару дней назад. - Младший брат? – Ян невозможно тупит пару минут, а потом его накрывает волной обжигающей радости. Губы сами собой растягиваются в кривоватой ухмылке: - Язвительный гаденыш…***
На прежнем месте только пустота и тараканы. Набранный номер холодно отвечает голосом безликого оператора, и Ян готов орать на весь Сеул от безвыходной досады. Ну ничего, он еще обязательно найдет этого придурка и заставит его взять ответственность за все его выходки. И переехать к себе. И найти, наконец, нормальную одежду. Ян мысленно погрязает в быту, спускаясь по лестнице к выходу. Теперь у них вся жизнь впереди…