До кончиков ногтей

— Кренник, подойдите.  Орсон Кренник торопливо склоняется в поклоне.  — Мой Император, я… Император не удосуживается развернуться к вошедшему; Кренник бросает мимолетный взгляд на трон, успев заметить лишь покоящиеся на подлокотниках бледные кисти — тонкие, изящные, словно у мраморной статуи.  — Подойдите, директор.  Кренник шумно сглатывает слюну и поднимается с колен. Ноги его предательски подрагивают, а пальцы нервно теребят рукава мундира. Его шаги гулко отдаются в пустом тронном зале.  Орсон ищет причину своего иррационального страха, но не находит; в конце концов, Император бы не стал снисходить до аудиенции, если бы в его планы входило избавление от неугодного подчиненного, а спонтанные приступы агрессии ему несвойственны. К тому же, Вейдер наверняка доложил своему Мастеру о неприятном инциденте с Эрсо — несмотря на явное нежелание сообщать о дефекте нового оружия, сделать это было просто необходимо — пока станция работает в тестовом режиме, можно еще что-то предпринять.  У Орсона не имеется ни малейшего повода опасаться за свою жизнь.  Шаг. Еще один. Ближе. Слишком близко. Орсон замечает рыжий, отливающий холодным золотом волос на рукаве мантии. Некоторое время директор разглядывает материю, густой, тяжелый бархат насыщенного зеленого цвета, такой контраст с блестящими черными доспехами Вейдера.  Кренник кашлянул.  — Я благодарю Вас за уделенное мне время.  Он украдкой замечает, как Император склоняет голову, и прядь волос выбивается из-под капюшона. Привычным жестом он заправляет ее за ухо, позволяя рукаву соскользнуть до локтя, обнажая больше мраморной кожи, гладкой, будто полированной, испещренной голубоватыми жилками. Кренник замирает, в ушах шумит кровь, а сердце, кажется, колотится так, что его слышат стоящие за дверью Алые.  — Вы любите космос, Кренник? Орсон с трудом заставляет себя оторваться от гипнотически светлой кожи запястья и выпрямляется.  — Работа обязывает, мой Император, — сдержанно говорит директор.  Император делает неопределенный жест рукой.  — Он завораживал меня с ранних лет. Звезды, планеты… Я смотрел на небо и невольно ощущал себя крохотным, несущественным. Я и помыслить не смел, — Император, наконец, разворачивается к своему собеседнику, — что однажды обрету над этим власть.  Кренник невольно съеживается под тяжелым взглядом желтых глаз.  — Взгляните, Кренник. Взгляните. И прекратите дрожать, как осиновый лист.  Орсону становится жарко. Душно. Хочется к чертям сорвать форму, избавиться от удушающего ворота кителя, сбросить плотные, липнущие к телу брюки. Здесь вообще вентилируют? Он переводит взгляд на огромный иллюминатор за спиной Императора; черная, голодная бесконечность, пронзаемая лишь светом отдаленных звезд. Мертвых звезд.  По телу Орсона разливается непривычное, колкое ощущение; оно щиплет и жжет и делает ноги ватными, а дыхание сбивчивым.  — Впечатляет, не правда ли? — Император облизывает губы, тонкие, светлые, едва тронутые розовым, будто какой-то экзотический цветок, и Креннику кажется, что по его венам потекла лава. — Теперь и это принадлежит мне. Отныне я обладаю такой властью, о которой не смеет мечтать ни одно живое существо в этой Галактике. И я не позволю никому — никому, Кренник, — посягнуть на мое право обладать.  Орсону кажется, что он вот-вот потеряет сознание.  — Вы меня слышите, директор? Кренник утирает выступившую на лбу испарину и рискует взглянуть Императору в лицо, о чем незамедлительно жалеет.  Власть. Воплощение власти и могущества. Он создан для того, чтобы подчинять. Впалые щеки и россыпь веснушек на них. Нос с небольшой аристократичной горбинкой. Капризный изгиб губ.  И глаза. За эти глаза можно умереть. Император внимательно смотрит на Кренника, прежде чем цепко ухватить его за подбородок. Орсон с трудом справляется с приступом сильного головокружения.  — Кренник, — вкрадчиво говорит Император, — Вы в порядке? Орсон открывает рот, чтобы ответить, но не в силах выдавить ни звука. Мягкие, холеные пальцы Императора, сжимающие подбородок, чуть подрагивающие, душат сильнее, чем спертый воздух тронного зала, сдавливающие плотнее воротника кителя и невидимых тисков Вейдера.  Император тянет его ниже, заставляя склониться, и замирает, некоторое время сосредоточенно изучая покрытое красными пятнами лицо директора, прежде чем удовлетворенно хмыкнуть.  — Ваши мысли выдают Вас, директор.  Глаза Орсона невольно расширяются.  — Я не хотел разочаровать Вас, мой Император, — лепечет он.  — Ах, Кренник, — голос Императора опасно ласков, он почти воркует, — я теперь понимаю, что имел в виду Лорд Вейдер, когда говорил об отсутствии в Вас необходимого стержня для должного руководства разработками.  Орсон шумно вдыхает и пытается взять себя в руки. Это токсично. — Я бы не смог, не посмел, я бы не… — Так посмейте, Кренник, посмейте, Сила Вас дери, — шипит Император.  — И в мыслях не было, — мямлит Орсон, невольно порываясь распрямиться, но Император удерживает его на месте.  — Мой Император, я… Император резким рывком тянет Орсона на себя, заставляя того потерять равновесие. Орсон хочет возразить, хочет остановиться; он растерян, взбудоражен, а от возбуждения подкашиваются ноги — идеальная жертва для Силового Внушения. Орсон чувствует — нет, чувствует, — как его сознание затапливается чем-то вязким, матовым, притупляя болезненный эмоциональный диссонанс, заглушая голос-паникёр в голове, оставляя за собой чистоту, голодный вакуум, через который эхом проходит соблазнительный зов Тёмной стороны.  В космосе любой звук захлебнется. Нечто чуждое и потустороннее заставляет Орсона Кренника, стиснув зубы, дернуть за ворот Императорской мантии, почти осязаемо пожирая открывшуюся взгляду молочную кожу, эта же сила заставляет его припасть к горлу, оставляя на нем грубые укусы и позволяя Императору до боли тянуть свои волосы, не сопротивляясь этим деликатным рукам, когда они принимаются за застежки на кителе; сдаваясь, подчиняясь, растаптывая те жалкие остатки инстинкта самосохранения, когда его ремень расстегивается, а мантия Императора оказывается на подлокотнике трона; Кренник осыпает влажными, голодными поцелуями хрупкие, ссутуленные плечи, расцарапывает открытые к прикосновениям бедра, почти рыча, щипает острые темные соски.  В моем космосе существуете лишь Вы, мой Повелитель. В спешке Кренник набрасывает свой китель на плечи Императора и останавливается, силясь перевести дыхание.  — Ну же, Кренник.  Орсон будто вновь ныряет в омут с головой. Придерживая одной рукой бёдра, он закидывает ногу Императора себе на плечо, пальцами пробегает по нежной коже на внутренней стороне, прежде чем поднять вопросительный взгляд. Император коротко кивает, и Кренник принимает приглашение.  Он двигается плавно, сначала неспешно, давая себе время рассмотреть Императора получше, жадно ловя мелочи вроде расцветающего на щеках румянца, трепещущих рыжих ресниц и ногтей-полумесяцев, таких же ухоженных, как руки в целом; с каждым движением Кренника захлестывает жар, он нарастает и тяготит, заставляя Кренника быть быстрее, грубее, настойчивей. Не сдерживаясь, он стонет, сквозь полуприкрытые глаза ловя отпечатавшееся на лице Императора удовольствие.  Орсон сдается первым, напрягшись всем телом, изливается в Императора, жмурится, купаясь в собственном оргазме; Император невольно сжимается, и с губ срывается сдавленный всхлип, прежде чем живот Орсона орошают горячие вязкие капли спермы. Он жадно глотает воздух, удивительно холодный, отрезвляющий, кажущийся теперь кристально чистым.  В космосе нельзя дышать. Ужас от содеянного бьет Орсона Кренника под дых.  — Мой Император, я могу все объяснить, — бормочет он, сверля глазами пол. Директор спешно застегивает ширинку, подбирает с пола мантию, избегая зрительного контакта.  — Уверен, что не можете, — голос Императора, хриплый, с неприкрытой издевкой; он садится, разминая затекшие конечности, и брезгливо себя оглядывает, прежде чем вытереться рукавом белоснежного кителя и вернуть его Креннику.  — Мой Император, — Кренник порывается опуститься на колени, однако Император останавливает его жестом.  — Ваше время вышло, директор Кренник. Вы можете идти.  Не разгибаясь из полупоклона, Кренник пятится к двери, не находя в себе смелости поднять головы.  — Жду Вас с отчетом об устранении неполадок, — насмешливо говорит Император, когда за Кренником закрывается дверь.  Мне предстоит долгое и неприятное объяснение перед Таркином за помятую форму.