***
Микки дышит тяжело, рвано, каждый вздох отдаётся где-то в грудной клетке, отражаясь неприятными покалываниями. Становится жарко, слишком маленькие туфли давят со всех сторон, парик на голове раздражает, а дурацкое цветастое платье уже рябит в глазах. Пограничники проверяют не слишком тщательно, и это не может не радовать, когда они наконец-то поднимают шлагбаум, открывая путь для непримечательной зеленой машины. Микки всеми силами старается не смотреть в стекло заднего вида, чтобы даже не видеть где-то там стоящего Галлагера. Чтобы не чувствовать себя ещё более хуёво, чем уже есть. Он со всей силы давит на газ, укатывая к своей мечте. Без Галлагера. О какой мечте идет речь, если он не с рыжим парнем, сидящим рядом? О какой свободе может идти речь, если его мысли теперь снова в плену, заполненные до краёв. Он стягивает с себя ебучую шевелюру, выкидывая её из окна, снимает дешёвые серьги, и, даже избавившись от туфлей, оставляя себя босиком, Микки не ощущает прилива лёгкости. Его взгляд ненароком падает на конверт с деньгами Йена, и он не может на него смотреть. Это вызывает неприятный осадок, раздирает душу напополам, царапая длинными когтями. Снова? Он бросил его снова? Милкович смеётся, не веря, как он повёлся на это всё. Как он мог даже представлять, что они будут вместе где-то на горячих пляжах Мексики? Как он мог представлять в своей голове счастливые картинки? Это всё не для них. Такого не бывает. Микки старается держать себя в руках, в конце концов, он уважает любой выбор Йена. Почему? Да блять, он сам не знает, как бы ни хотелось его ненавидеть, он не может. В который раз Галлагер делает ему больно, а вместо отвращения вызывает всю ту же любовь, от которой Милкович не в силах избавиться. Картинки за окном сменяются одна за одной, солнце уже почти село, и он не верит, что это и был их конец. Галлагер должен был сидеть здесь, рядом. То засыпая на неудобном кресле в машине, то просыпаясь, вглядываясь в расплывчатые картинки за окном, но Микки один. У него никогда никого не было ближе, чем Йен. У него никогда не было такого приятного груза, как Йен. Который может унижать, кидать, оставлять с разбитым сердцем, но всё равно вызывать самые что ни на есть прекрасные чувства. Что это, блять, такое? Этот парень сначала подарил самые охуительные чувства, буквально даря надежду на их светлое будущее.***
two months later
Горячий песок под ногами, бутылка ликёра в левой руке и зажжённая сигарета в правой. Милкович смотрит куда-то вдаль, слабо улыбаясь вечернему солнцу. Какая это сигарета по счёту? Микки не сосчитает бычков под собой, слишком расслабленно себя чувствует. Алкоголь разошёлся по всему телу, и это чертовски приятно, сигарета ещё сильнее опьяняет разум, и только теперь он ощущает, что не в тюрьме. Нет никаких решёток, ебучих сокамерников, подъёмов по утрам и вечных тёрок. Ничего такого. Только вот почему внутри он всё ещё будто заперт? — Эй, Педро, — орёт он, и, когда высокий загорелый мексиканец поворачивается к нему лицом, он кивает ему на член. Парень оказывается на коленях через пару секунд, выполняя просьбу Милковича, который продолжает опустошать бутылку и даже не закрывает глаза, когда губы мужчины оказываются на его члене. Милкович не чувствует того удовлетворения, которое хотел бы ощутить сполна. От впечатлений не сносит крышу, а коленки не дрожат от каждого движения симпатичного парниши головой, как бы он ни старался. — Я тебе не первый раз говорю, что моё имя не так звучит, — парень чуть-чуть отстраняется, раскалённый песок щиплет колени, и он смотрит на лицо стоящего Микки. — Чё? — Милкович выплывает из пучины своих мыслей и наконец-то озаряет взглядом мексикашку. — Да мне похуй, продолжай. Повторять не приходится, и мужчина продолжает то, на чём остановился. Милковича сложно довести до оргазма настолько быстро, насколько делал это рыжий паренёк, доводя буквально до фейерверков в черепной коробке. Микки прикрывает глаза, совершенно случайно представляя внизу именно Йена. Случааайно. Ну, да-да. Так просто кончить удастся в несколько раз быстрее. Представляет внизу взъерошенные от страстного секса волосы Галлагера, его мягкие и влажные губы, сверкающие будто дьявольские глаза. И член твердеет ещё сильнее, дыхание учащается, а сердце гоняет кровь по телу с нереальной скоростью, организм уже на пике развязки, но глаза всё так же плотно закрыты, пока Микки сосредотачивается на воображениях в своей голове. — Й-е-н, — еле слышно выдыхает он, и, когда парень внизу ещё раз берёт член на всю длину, Милкович наконец-то кончает, приводя себя в чувство. И только когда открывает глаза и быстро застёгивает ширинку, осознаёт, что он пизданул. Он кончил от одного лишь воспоминания о Йене. — Ну, так ты ещё меня не называл, — парень убирает капли спермы с губ и зачёсывает назад свои тёмные, как смоль, волосы. Микки сразу плюхается на лежак, доставая пачку сигарет и новую дозу так необходимого никотина. Вставляет между губ, подносит зажжённую спичку и блаженно вдыхает все в себя, набирая в лёгкие слишком много дыма, выпуская всё через полуоткрытые губы и нос. Он не замечает парня рядом, не говорит ему ни слова, просто наслаждаясь каждой затяжкой. Мексикашка падает рядом, поворачивая голову в сторону парня. — Что за Йен? — спустя время осознаёт он, решаясь задать такой болезненный вопрос. В какой-то момент Милкович понимает, что он в Мексике, на пляже, что всё, вроде бы, хорошо, и пытается себя успокоить только этим. Что, даже если он чертовски одинок внутри, он, сжимая челюсть, никогда и никому этого не покажет. — Что за Йен? — в непонятках и незаинтересованно спрашивает Микки, докуривая сигарету до самого фильтра — последняя затяжка уже обжигает кожу пальцев, но всё равно продолжает приносить удовольствие. — Ну... — немного растерянно произносит парень. — Ты так сказал. Микки выкидывает окурок, и рука уже чешется достать ещё. Ещё. Ещё. Зачем этот пидор спрашивает вообще? Зачем интересуется? Какая, в пизду, разница, что он там пизданул? Микки хочет взять его за шкирку и въебашить по сладкой мордашке, но нет. Это того не стоит. Он берёт ещё одну, чтобы взять себя под контроль. Ведь только всё начало получаться, только всё начало... выходить. Микки встаёт, держит в губах ещё не горящую сигарету и смотрит на ярко-малиновое небо и солнце, которое распласталось по всему горизонту. Море, на удивление, спокойное и чертовски завораживает, заставляя притупить на нём взгляд. Волосы разлетаются от лёгкого морского ветра, и Микки спрашивает сам у себя:"Почему он не здесь?" — Микки, так что там? — даёт о себе знать мексиканец, и Милкович отдаёт ему своё внимание сполна. — Ты что, ещё здесь? Я думал, свалил давно, — грубо кидает он, даже не отмечая, что глаза парня выглядят расстроенными. Он снова зажигает сигарету и продолжает осматривать море. Мореееее. Сигарета продолжает торчать между губ, а Милкович будто впал в странную и тягучую ностальгию. Скучать по Галлагеру — как приговор. Это надо выгравировать на сердце. Слезы скапливаются внутри глаз, и, если бы не ебучий мексикашка, его бы точно унесло не туда, но он проглатывает обиду и, разворачиваясь, уходит отсюда. Это слишком. Даже здесь его догоняют мысли о Йене. Везде будут догонять, перегонять, запрыгивать и крутиться рядом. Как бы он ни пытался. Текила, мексиканцы, бары и просто куча выкуренных сигарет. Ничего. Никогда. Не. Поможет. Микки оказывается один на один с собой в давно привычном отеле. Здесь его точно никогда не найдут. Слишком глухо, тихо, вряд ли вообще кто-то знает об этом Богом забытом месте. Грязные и обшарпанные стены, раздолбанная кровать, заношенные ярко-жёлтые шторы с какими-то мексиканскими шляпами. Микки подходит к замусоленному зеркалу в его комнатушке, стягивает с себя футболку, затупляя свой взгляд на большом пластыре там, где должна быть татуировка, он отрывает это быстро, не чувствуя даже боли, и будто затягивается корками льда. Эта покоцанная татуировка будто часть его самого, навсегда въевшаяся в его бледную кожу, корявая надпись навсегда с ним как напоминание о разбитом сердце.