Всего самого лучшего

Часть первая. Глава 1 Ненавижу собирать сумки. Скучное, нудное, дурацкое занятие. Вещи не влезают, замок заедает, все время что-нибудь теряется. Не хватает дополнительных карманов, не хватает места, не хватает нервов, черт возьми. Ладно, признаюсь. Если бы это была приятная поездка на море или хоть какой-нибудь тур в лагерь, я бы собиралась и не психовала. Но как прикажете себя чувствовать, если тебя выставляют из дому? Просто выставляют, выгоняют, выпихивают. Я схватила со стола сиреневую статуэтку ангела – дебильная штука, честное слово – и с размаху запустила им в стену. Легче не стало, только прибавилось злости. Ненавижу маму. Ненавижу Женю. Женя – муж моей матери. Отчим. Идиотское слово, похожее на слово «отец», только совсем неподходящее. Если бы можно было вершить русский язык, я бы поменяла его на какое-нибудь другое. Например, на «недоразумение, которое вторглось в твою жизнь и долбит тебе мозг». -Лида, ты что-то уронила? -Достоинство свое я уронила. – Я уселась на кровать. Мама смотрела из-за приоткрытой двери на меня, по близорукой привычке слегка щуря глаза, и с каждой секундой взгляд ее становился все жестче. -Видит Бог, я не хотела ссориться с тобой перед самым отъездом, но ты же как специально выводишь и меня, и Женю! Ты разбила его подарок? -Да, пусть зайдет посмотрит, как красиво вышло! – от злости мне хотелось перерезать себе руки одним из фарфоровых осколков. – Зачем он вообще что-то мне дарит? Пусть лучше в двойне задаривает тебя. Мамино лицо побелело от злости. Она минуту, наверное, сверлила меня взглядом, полным ненависти, а затем начала глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мол, посмотрите, какая я несчастная, мне приходится заниматься дыхательной гимнастикой. -Лида… Женя тебя любит, поэтому он дарит тебе подарки. Да, они могут тебе не нравиться, но неужели тебе так сложно побыть просто культурным человеком, и не строить из себя черти что? Почему нельзя, объясни мне, проявить хоть немного уважения к человеку, который тебя обеспечивает, в доме которого ты живешь? Да если бы не Женя, сидеть бы тебе сейчас в ПТУ, а не по гимназиям мотаться! Да другие дети… -Да мне плевать, что другие дети! – я вскочила с кровати. – Мне не нужно его обеспечение, честное слово, как только я смогу работать, я верну ему все деньги, которые он на меня потратил, чтоб ты меня не попрекала. Я тысячу раз… - мне не хватило дыхания, и пришлось секунд пять стоять со злобной физиономией, вдыхая пахнущий роскошью воздух моей комнаты. – Я говорила, что не нужен мне этот дом, правда, я как только смогу, я уеду к папе, и не надо… Мама встала и вышла. Просто резко встала и вышла, хотя, в общем-то, это было ожидаемо. Разговор о папе – запретная тема. Наша семья была абсолютно нормальной счастливой семьей, папа-мама-я. Жили мы не богато, но мирно, и ничто не мешало папе стать уважаемым человеком, больше получать, дороже жить. Но нет, моя мамочка не стала ждать, тем более не стала трудиться на общее благо. Когда мне было всего 5 лет, она развелась с отцом и ушла к Женечке. Женечка занимается бизнесом, у него шикарный частный дом, каждый год мы летаем за границу, мама меняет шубы чаще, чем футболки. Мне ни в чем нет отказа, но я ненавижу эту жизнь и ненавижу свою мать за это предательство. Наверное, именно поэтому я стала тем самым, что называется «трудный подросток». За то время, что я живу в дурацком, сером северном городе с мамой и Евгешей, я сменила уже четыре школы. Господи, да если мамин суженный готов подтирать мне задницу до старости, зачем мне вообще учиться? Из школ меня не выгоняли, скорее, забирали без скандалов на дорогой машине. И в общем, я ни капли не комплексую по этому поводу. Друзей в этих школах, лицеях, гимназиях и другой седьмой воде на киселе у меня нет, особой страсти учиться тоже не наблюдается, так что терять мне нечего. Ну, это раньше я думала, что нечего. А теперь вот пожалуйста – два последних года учебы мне придется провести в гимназии военного типа. Если бы я могла сказать это название с еще большей издевкой, я бы сделала это, даже если бы ради этого пришлось сорвать голос. Гимназия военного типа - это казарменное положение, увольнения только по выходным, и то если нет залетов по учебе или дисциплине, это строевая подготовка и спортивные нормативы. Но главное, конечно, именно казарменное положение. Я буду там, в училище, а моя мама будет зажигать тут со своим мужем, и никакая дочь, которую по недоразумению не оставили с отцом после развода, не будет им мешать. Конечно мамочка объяснила мне, что условия там первоклассные, что питание там хорошее, а уровень обучения достаточный, чтоб без проблем поступить в любой российский ВУЗ. Что меня там научат дисциплине, что я пойму, что такое семейное тепло и стану, наконец, послушной дочерью, которая не будет мешать дорогой родительнице жить насыщенной жизнью. Ну, не прямо так буквально, но смысл таков, и понятно все. Я, слава Богу, не слабоумная. Понятия не имею, что представляет из себя эта школа, хотя Женя предлагал поехать на вводную экскурсию, так сказать, посмотреть, послушать. Но я лучше буду смотреть и слушать матерщину рабочих, которые переделывают бассейн у нас во дворе, чем сяду в машину с этим человеком. Ничего. Я стерплю все, и гимназии, и бездомье, что угодно. Этот коттедж-то и домом моим назвать нельзя, я тут чужая и сама по себе. Какая разница, где быть одной – в шикарно оборудованной комнате с кондёром и музыкальным центром или в общей казарме. Когда мне исполнится восемнадцать, я сделаю им всем ручкой «пока-пока» и уеду туда, где должна была быть все эти годы – к моему отцу. И пусть катится все к чертям. К счастью, умение предавать по наследству не передается. *** На улице стояла жара около тридцати градусов, но в машине работал кондиционер. Я сидела на заднем сидении, рядом лежала сумка с вещами. На переднее сидение я не сяду из принципа, не хочу все время боковым зрением ловить башку Жени. -Я хочу сразу тебе сказать, Лида… - Женя перестроился в левый ряд. – Это тебе не обычная школа. Конечно, я сделаю все, чтобы ты доучилась там эти два года, но не надо лезть на рожон. Особо тебе, конечно, и не дадут… -А то я буду спрашивать… -Лида, я серьезно. Если что-то будет не так, ты звони лучше мне. Не надо сразу кидаться на абордаж и сносить стены. Мама волнуется, да и мне важно… -Когда мы приедем? – Перебила я его, придав голосу наибольший оттенок раздражения. Отчим вздохнул. Ой, как же так, я обидела прекрасного человека. А он-то заботился обо мне, прям пекся под кондиционером. Почему я не могла доехать до этой школы на такси? И почему, если уж на то пошло, мама не поехала с нами? Отговорки, конечно, у мамы были. Ей надо быть дома, у нее куча дел (какая куча, домработница приходит три раза в неделю по утрам), ей надо в какое-то место «уладить документы» (дурацкая какая фраза), и т.д. и т.п. Правда, мамочка обещала, что будет часто ко мне заходить в часы посещений, но что-то мне подсказывает, что не много в нашем городе попутных ветров, которые занесут ее на другой его конец, учитывая, что она даже машину не водит. Мне казалось, что еще немного, и я просто выпрыгну на ходу из машины и на своих двоих пойду искать эту гимназию. Мое решение было уже практически твердым, когда Женя с довольным видом объявил: -Ну вот мы и на месте! - и остановил машину возле массивных чугунных (или каких-то других) ворот. Немного робея, сама не знаю, почему, я вылезла из машины, и закинув на плечо лямку сумки, медленно двинулась к воротам. Женя возился в салоне, искал какую-то папку, доставал телефон и кейс, и у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть, что за райское гнездышко мне свили на ближайшие два года. Массивное каменное здание, выкрашенное с фасада желтой краской, аккуратно постриженные зеленые газончики, фонари по углам, розы на клумбах под окнами. Единственное, что ну никак не вписывалось в местный пейзаж – совдеповский забор, черный, крашеный многими слоями краски, высотой метра в два, с мощными такими прутьями. Но хотя бы колючей проволоки сверху нет, уже можно жить. Тем временем мой сопровождающий наконец совладал со всем своим барахлом и вылез из машины. -Готова? Сумку понесу? – Бодренько спросил он, подходя ко мне. -Обойдусь. – Буркнула я и отвернула от него подальше тем плечом, на котором висела сумка. На лице отчима мелькнуло нечто вроде обиды. Ой ты ж Боже мой, какие мы все нежные. Одна я тут черствая ученица гимназии военного типа, как меня только земля такую носит. -Сейчас мы пройдем через КПП, что расшифровывается как контрольно-пропускной пункт, - сияя, как майская роза, вещал Женя, - а дальше нас должна встретить… - он полез в карман и вытащил от туда какой-то обрезок бумаги, похожий издалека на визитку. – Мамаева Наталья Георгиевна, командир твоего взвода, твой непосредственный начальник. -Жень… Я знаю, что такое КПП, и мне категорически не нравится слово «начальник». – Как бы я не хорохорилась, а мне все же было как-то не по себе. Кто его знает, что это за птица такая, Мамаева эта, наградил же Господь фамилией, и что за скворечник вся эта учебно-военная контора. -Главное, что бы ты этому «слову» понравилась. – Надо же, какие мы стали уверенные и веселые. Вот, оказывается, как мало нужно для счастья человеку - просто сплавить одного трудного подростка в казарму, и все – жизнь прекрасна. КПП было соединено с основным корпусом узким коридорчиком с небольшими окнами и вытертым линолеумом. Ну ладно, мне прямо тут не спать, я надеюсь. Холл училища, в который мы попали, как только вышли из коридорчика, ничем не отличался от вестибюля любой общеобразовательной школы – кафель, крашеные стены, кожаные диванчики средней потертости, цветы в горшках, стенды по периметру. Правда, тут было гораздо больше флагов, а все информтабло были оформлены в эдаком военно-патриотическом стиле. Ни на КПП, ни в холле нас никто особо не ждал. Мотались туда-сюда парни и девушки разных возрастов, самым младшим было лет по 10-11, одетые в некую смесь камуфляжки и школьной формы, да с важным видом стоял на посту у входа в холл парень в тоже камуфляжной, но несколько более парадной форме. Никого, даже отдаленно напоминающего командиршу с поэтичной фамилией я не видела. Если у них тут кругом такая дисциплина, то они могут вообще не пытаться чего-то там требовать от меня. Мы приземлились на кожаный диванчик и стали ждать. Пару раз, когда я случайно поворачивалась к Жене, тот пытался мне что-то сказать, но я тут же делала вид, что не заметила сиих светлых порывов и отворачивалась. Все, дорогой Женечка, я теперь человек военный, и не пристало мне выслушивать лекции всяких бизнесменов с гражданки. Как только мисс Мамаева (а может, миссис, хотя я сильно в этом сомневаюсь) стала спускаться по лестнице в холл, с разу ее узнала. Мои ожидания вполне оправдались – это была дебелая командирша, полностью соответствующая своей фамилии: выше среднего рост, больше среднего вес, военная серо-зеленая форма и залитый лаком (не иначе как каким-нибудь стратегическим лаком для самолетов) пучок цвета красное дерево. И это мой командир. Интересно. -Евгений Витальевич Городниченко? – голос ее звучал тоже несколько по-командирски, и я уже представила себе, как она орет на кого-нибудь в строю. Женя подскочил сразу, сжимая в руке какую-то папку, наверное, с моими документами, а я встала не сразу, сначала смерив Мамаеву изучающим взглядом ребенка. Невинной распахнутые глаза, чуть приоткрытые губки, а главное – тупое удивление на лице, и все, никто не поймет, что на самом деле ты хочешь всех вокруг поубивать и сплясать на их трупах. Евгеша не долго болтал с Мамаевой, совал ей в руку то папку, то свою визитку, бормотал что-то типа «если что, звоните мне», и все время косился на меня. Мне даже стало его немного жалко, поэтому я сделала шаг вперед, и внутренне содрогнувшись от запаха духов этой колоритной мадам, протянула ей руку для приветствия. -Меня зовут Лида, - пробормотала я, и почувствовала дурацкую робость, уже в который раз за сегодняшний день. Черт возьми, да что такое, я не на расстрел сюда пришла, кого мне тут бояться? – Я буду теперь у вас учиться. По лицу Мамаевой скользнула довольно выразительная улыбка, в которой я прямо прочла что-то вроде «а ты у нас любишь выпендриться, ну что же, в руки флаг, деточка». -Здравствуй, Лида, хочу тебе сразу сказать на будущее, что у девушек вообще не принято здороваться за руку, а у нас в гимназии тем более – произнесла она, сухо тронув меня за ладонь. – В этой сумке все твои вещи? Ты собирала их по списку? -По списку? – Это что еще за место такое, куда вещи надо по списку собирать? -Дело в том, что как и в любом учреждении, в нашей школе есть правила, которые стоит соблюдать, если не хочешь проблем с дисциплиной и учебой. В том числе, есть и список вещей, которые обязан иметь в личном наборе каждый ученик, и так называемый черный список – вещи, которые проносить на территории гимназии строго запрещено. -Алкоголя, сигарет, наркотиков и оружия у меня там нет, сразу вас скажу. – Я уставилась ей прямо в глаза, и почувствовала настоящий адреналин. Что же, пожалуй ради одной этой несгибаемой леди я останусь тут хотя бы на пару деньков. Это будет весело. -Евгений Витальевич, вам не пора? Дочь вашу я приняла, я провожу ее сейчас в казарму, не беспокойтесь, до свидания. – Жестко выговорила Мамаева и, круто развернувшись, двинулась к лестнице. Я поняла, что видимо должна идти за ней, и схватив в руку сумку, скользнула по кафелю следом. На пару мгновений мне удалось увидеть Женю, который стоял уже в дверях у выхода и смотрел мне в след. -Кстати, Женя не мой отец, он муж моей мамы. – Сухо выговорила я, догнав стремительно шагающую по кафельным ступенькам Мамаеву. -Извини, я забыла. Я несу ответственность за такое количество учащихся, что на постоянных учеников памяти не хватает, не говоря уже о новеньких. – Она круто завернула в какой-то боковой коридор и открыла простую деревянную дверь. Я уже настроилась увидеть казарму, но оказались мы в обычном кабинете, похожим на простую учительскую. -Присаживайся. Прежде чем я отведу тебя в казарму и учебный корпус, я хотела бы с тобой поговорить. Итак, со мной хотят провести профилактическую беседу. Что же, давайте, удивите меня. Я приземлилась на деревянный стул с алой сидушкой, которая, судя по потертости, выслушала уже много подобных разговоров и уставилась прямо на сидящую напротив меня Мамаеву. Как ее там, Наталья…Георгиевна? -Прежде чем принять решение о твоем обучении здесь, я изучила твое личное дело и переговорила с твоей мамой и отчимом. И я знаю, что ты из тех юных девушек, которые любят плевать на правила и полагаться на родительские деньги. Так вот, скажу тебе сразу, у нас такое не пройдет. Я даже немного опешила. Так прямо в лицо мне еще никто не заявлял. Если еще про то, что я пренебрегаю дисциплиной, мне говорили, то про родительские деньги… Да никому бы и в голову не пришло такое ляпнуть, хотя бы из уважения к этим самым деньгам. -В нашей гимназии есть определённый свод правил, подчиняться которым обязан каждый гимназист. Во-первых, помни, что у нас нет слов «не хочу» или «не буду», на все приказы командира ученик отвечает «есть» или «так точно». Думаю, не стоит объяснять, что перед тем, как задать вопрос, нужно попросить разрешения. -Разрешите обратиться! – Резко перебила я Мамаеву. – А если я не смогу выполнить приказа? -За невыполнение приказов у нас следует наказание, которое может быть различным в зависимости от степени тяжести проступка. -И какое же самое сильное наказание? -Исключение. А она конкретная тетка, эта Мамаева, мелькнуло у меня в голове. Если мне не удастся с первых дней хорошо себя перед нею зарекомендовать, то жизнь в этих стенах мне малиной точно не покажется. -Выходить за пределы училища без увольнительной записки запрещено. Увольнительная записка выдается на выходные дни в том случае, если нет проблем с учебой и дисциплиной. Ну или если тебе понадобится по уважительной причине срочно покинуть училище. Посещения на КПП разрешены не во время занятий и не более чем на 20 минут. Мамаева говорила и говорила, а я смотрела в окошко за ее спиной и понимала, что меня заперли в чертову тюрьму. То нельзя, это нельзя, выйти нельзя, зайти нельзя. Разговаривать только спокойным тоном и разрешенными словами. Смотреть не слишком дерзко. Дышать только очень осторожно. -И еще, Политаева… Ты будешь во взводе новенькая, и твои будущие товарищи учатся в наших стенах с одиннадцати лет. Я думаю, ты понимаешь, что они знают и понимают больше твоего, поэтому не стоит показывать себя круче, чем ты есть. – На губах ее заиграла какая-то странная, полупрезрительная-полузлобная улыбка. Интересно, она ко всем ученикам так относится, или только я чем-то уже успела заслужить такое расположение? -В любом случае, мне есть к кому обратиться. Проведете меня в казарму, Наталья Ге… - я немного замялась. -Георгиевна. -Да, то есть так точно. Проводите? – я поднялась со стула. Какого черта я должна любезничать с этой дамой, если она чуть ли не открыто хамит мне в лицо? -Ну пойдем, девушка со связями. Только помни – связываться ты можешь с кем угодно, только и выпутываться из этого всего потом тебе, а не кому-то другому. И все та же злобная ухмылка. Ну что же, Наталья Георгиевна, посмотрим еще, кто кого запутает. Глава 2 До казармы мы с Мамаевой добрались без приключений, правда за всю дорогу, состоящую из абсолютно одинаковых коридоров и лестниц, суровая командирша не сказала мне ни слова. Ну ладно, я и сама была не слишком настроена на общение. Я окончательно прислушалась к себе и поняла, что действительно чего-то боюсь. Мне и раньше приходилось менять школы, но это были именно школы, там не нужно было жить, ночевать, учить какие-то правила, которые диктуют, как отвечать вышестоящим по званию. Кроме того, хан Мамай добился-таки своего: я прижухла, несколько напуганная ее словами о «старичках» гимназии. Кто их знает, может тут вообще дикая дедовщина? Может, тут новеньких принимают в свои ряды через какой-то жутко унизительный обряд вроде щелбанов от каждого совзводника? Я конечно многого могла ожидать от мамы, но неужели она реально может со спокойным сердцем отправить меня в такое ужасное место? Я ведь даже драться не слишком-то умею. По комплекции я вообще не драчун – невыского роста, худенькая, самая обычная. Хлебать свою обиду мне пришлось сидя в одиночестве на темно-синем покрывале моей казарменной койки. Как объяснила командирша, взвод сейчас находится на физподготовке, и минут через 15 меня ждет знакомство с женской половиной взвода, а потом мня представят и всему взводу на линейке. Интересно, тут в честь каждого новенького устраивают линейку или я опять выделюсь, как тополь на плющихе? Неожиданно мне стало противно от самой себя. Да кого мне тут бояться? Я самая умная, самая весёлая, самая красивая... И никто, даже матерые ученики этой армии не могут быть настолько крутыми, чтоб опустить меня. -Да, Лида, самовнушение не твой конек... - пробормотала я сама себе. Интересно, а я вообще красивая? Как-то никогда не интересовалась этим вопросом. Точнее, интересовалась, но по умолчанию считала себя самой обычной девчонкой. Роста я невысокого, комплекция скорее костлявая, нежели фигуристая, тёмные волосы, тёмные глаза. И несколько более тёмная, чем у здешнего народа, кожа. Я всегда быстро загорала и почти никогда не обгорала. Потому что я - южанка. От этой мысли мне стало ещё тоскливее. Эх, папа, знал бы ты, что делают тут с твоей дочерью... Как же мне хочется сейчас не сидеть на этом шедевре постельной архитектуры, а лежать на полке в тесном купе поезда, который мчится в далекий южный городок, а его степям, жиденьким лесам и синему, такому синему, какого я никогда не видела здесь, небу... Мои размышления прервал гвалт голосов из коридора, и судя по всему, это была как раз та самая толпа, с которой я буду спать в одной казарме. -Не, а ты лицо Мины видела, когда я из девяти выбежала? Да я думала она секундомер сожрет! -Из девяти это что, вон в первом взводе Кириллова из восьми выбежала... -Ну ты сравнила, Кириллова легкоатлетка с первого курса -А что мы следующее будем сдавать? -Легкокотлетка, блин... -Кристина, не надо сейчас про еду! Толпа девчонок, одетых в лёгкую камуфляжку, зашла в комнату. Увидев меня они замерли в нескольких метрах от моей койки м принялись изучать меня взглядом. Они были все абсолютно разные, но то ли одинаковая форма, то ли мои способности в физиономическом анализе позволили мне прочитать их мысли прямо по лицу. Впереди всех стояла коренастая девчонка с двумя жиденькими белесыми косичками, и взгляд её напомнил мне Мамаеву - то же туманное презрение, смешанное с недоверием. Рядом с ней, вытирая полотенцем шею, стояла невысокая девчушка с двумя хвостиками. Встретив мой взгляд, она приветливо улыбнулась мне, и я сразу решила, что непременно с ней познакомлюсь. Молчание затянулось, и поэтому я решила выступать к огневому рубежу. Мне удалось ловко встать с кровати, что меня уже порадовало, ибо я боялась, что споткнусь и упаду с нее под общий хохот, и стараясь придать своему голосу как можно больше позитива, произнесла: -Привет, меня зовут Лида, и с этого дня я буду учиться с вами. -А я Мариша! – радостно выпалила девчонка с двумя хвостиками и пожала мне руку. Я засмеялась: -Очень приятно… А мне Наталья Георгиевна сказала, что пожимать руку и вас у девушек не принято. -Ой, у Мамая все не принято, ты особо не слушай. Казарма – наша территория, мы тут можем и руки пожимать, и болтать, и… -А на кровати до отбоя валяться запрещено! – внезапно рявкнула бабенка с косицами. Я немного опешила. Радушный прием, ничего сказать. Но если я позволю с первого дня так на себя рявкать, сложно мне будет тут обитать. -А ты тут на должности указателя прописалась? – сухо произнесла я, глядя прямо в глаза этой демо-версии Мамаевой. Толпа притихла. Я поняла, что эта крупногабаритная красотка была своего рода авторитетом в этих стенах, и я нарушила её неприкосновенность. Жутковато, конечно, но отступать было уже поздно. Я продолжала смотреть немигающим взором на постепенно краснеющую от злости физиономию авторитетной бабенки. Секунды три мы сверлили друг друга взглядом в полной тишине, и наконец она собрала свой гнев в кучу и немного севшим голосом произнесла, надвигаясь на меня: -Я замком взвода, и моя первейшая обязанность - ставить на место таких, как ты. -Послушай, замок... -Я вздохнула. -Я уже девочка взрослая, и сама разберусь, где мое место и как на него становиться. И чем быстрее ты это поймешь, тем меньше будет проблем. Немного обалдевшие от этой сцены девчонки стали расходиться к койкам, доставать одежду, причесываться, а я села на кровать и достала телефон. Буду делать вид, что я страшно занята, и пусть эта замком катится от меня подальше. -Эй... Ты чего? В казарме запрещено пользоваться телефоном! Переодевайся быстрее в учебку и собирайся! - Быстро прошептала, наклонившись ко мне с соседней кровати та самая Мариша. - Я понимаю, что ты у нас смелая, но слишком-то борзеть нельзя. -А во что мне переодеваться? Мне пока никакой формы не выдали. -Хм... Ну что, идти тебе получать уже некогда, тебя же перед строем должны представлять, так что напяливай что-нибудь приличное и марш за мной. Я оглядела свой наряд. Шорты чистые, босоножки тоже, борцовка свежая. -Так пойду, - бодро махнула я рукой. - Кто там будет особо смотреть? На лице Мариши отобразилось явное разочарование в моих умственных способностях. -Как это кто? Весь строй будет на тебя смотреть, а ещё Мамай... Ты бы ещё в купальнике явилась, шустрее, шустрее, нам сейчас одним прилетит за твою тормознутость! - Мариша со скоростью света натягивала на себя темно-синюю юбку и голубую рубашку. Интересно, мне тоже выдадут такой комплект? И разрешено ли тут девушкам ходить на занятия в брюках? -Ну уж простите, на правах новенькой могу и потормозить...-Буркнула я. - Майка белая подойдёт? С джинсами? -Не подойдет, но что с тобой делать, одевайся, я в коридоре тебя жду. - Выпалила Мариша, накидывая на плечи жакет с эмблемой гимназии. Я не стала спорить, и покидав в сумку шорты с борцовкой, натянула белую футболку и джинсы. Надеюсь, тут не запрещено носить эти жуткие импортные брюки. Надо сказать, что если бы не Мариша, тянувшая меня по неисчислимым коридорам и лестницам, я бы никогда не добралась до зала построений. Народ шустро и слаженно встал на свои места, как только вошел в комнату, и линеечка вышла многорядовая и ровная, а я стояла и не знала, куда встать. С правого краю первой стояла неизвестная мне пока что по имени замком, и встать туда я не решилась, а становиться посреди прохода у левого края не хотелось. В конце концов я шмыгнула в задние ряды и, немного подвигу странно взглянувшую на меня толстощекую девчонку, постаралась принять максимально возможную военную позу: ноги вместе, спина прямая, голова поднята, грудь вперёд... Было бы ещё что вперед выдвигать, однако. Представление перед новыми одноклассниками (или однокурсниками в данном случае) для меня вовсе не новость, учитывая, сколько школ я сменила. Но еще пожалуй ни в одной школе это не проходило столь курьезно. Сначала весь строй, включая, видимо, и меня, дружно приветствовал Мамаеву вычурным и пафосным «Здравия желаем, товарищ командир», а меня так и разбирало крикнуть «Здравия желаем, товарищ Мамай». Потом командирша долго шерстила строй своим орлиным взглядом, и выцепив оттуда ни в чем не повинную меня, рявкнула: -Рядовой Политаева, выйти из строя! Блин, чего уж сразу не «рядовое»? У меня пол как бы есть. Однако выйти пришлось. Я сделала шаг вперед и встала максимально прилично. Даже не засунула руки в карманы и не задвинула ногу за ногу. -Лида, подойди ко мне. Надо же, она умеет говорить человеческим языком? Я сделала еще пару шагов вперед и встала рядом с Мамаем, предусмотрительно повернувшись к строю лицом. -Разрешите представить вам, товарищи гимназисты, вашу новую однокурсницу – Лиду Политаеву. Отныне Лида будет учиться с вашим взводом, любить и жаловать не требую, но познакомиться рекомендую. – Она оглядела меня взглядом, в котором читалось явное пренебрежение к моему сугубо гражданскому виду и добавила: - Пока что ты, Лида, отличаешься от всех нас своим специфичным… обмундированием, но надеюсь, ты понимаешь, что мы это исправим. Заместитель командира взвода ко мне! И тут с правого края сделала четкий чеканный шаг вперед та самая матерая дама, что пыталась поставить меня на место в казарме. Так-с, видимо «замком» это и есть заместитель командира. Интересненько, что сейчас прикажет ей сделать со мной Мамаева? Насильно переодеть? -Отведешь Политаеву в каптерку, ей нужно получить все комплекты формы. -Есть! -Встать в строй! -Есть! Я ощутила некоторую неловкость. Тут на каждое слово надо вякать это «есть»? -Политаева, встать в строй! Я уже хотела было ответить «есть», но внутреннее я не позволило, и я с гордым видом молча прошагала в мои задние ряды. -Взвод, разойтись! Свободны. – И оглядев меня уничижительным взглядом, Мамаева тронулась с середины зала и понесла свои телеса в сторону очередного неизведанного пока что мною коридора. А сзади меня сверлила взглядом моя проводница в мир формы и каптерки, и судя по ее взгляду, неудобно мне будет переодеваться с выдернутыми руками и свернутой шеей. Ну что же, как минимум два врага в этой школе военного запаса у меня уже есть. Неплохо ты начинаешь, Политаева. Впрочем, все как обычно. Глава 3 -Взвод, подъем! Я устало разлепила глаза и уставилась в потолок. Семь часов тридцать минут утра. Подъем. Господи, как же мне это уже надоело. Прошло всего пять дней с того момента, как мой любимейший отчим сдал меня в эту шарашкину контору, а у меня же подобрались куда-то ближе к горлу очень многие моменты, связанные с этой гимназией. Я плохо помню первые пять лет своей жизни, когда мы втроем жили в однокомнатной квартире, и с тех пор у меня всегда была своя комната, и я просто дико не привыкла спать в казарме, где кроме меня спят еще тринадцать человек. Как можно заснуть слушая храп, сопение, ворочание и скрип пружин? Как можно спать на такой узкой кровати с одной всего подушкой? Как можно завтракать по приказу? Как можно умываться и принимать душ в порядке очереди? Единственное, что сразу удавалось мне легко – так это ложиться спать по приказу, ибо учеба тут действительно выматывающая. Оказывается, я и впрямь много упустила, пока моталась туда-сюда по разным школам. Но как оказалось, учителя тут вполне адекватные, и могут объяснить второй раз, если надо, и после уроков позаниматься, поэтому за эти пять дней я полностью втянулась в учебу и вышла в ряды первых отличников. А вот с физподготовкой и строевой было куда сложнее. Физподготовка проходила практически всегда на улице, и на любую погоду кроме дождя или апокалипсиса были предусмотрены форма одежды и занятия. Отжимания, приседания, пресс, бег, подтягивания – я не умела просто ничего из этого списка. После того, как я с самым жалким видом проболталась чуть ли не минуту на турнике перед всем взводом, пытаясь хоть раз подтянуться, я поставила себе цель – я научусь. Но следовать этой цели было куда сложнее, чем ставить ее. Солнце слепило в глаза, пот тек по всему телу, заливая глаза, руки все в мозолях от перекладины, печень и селезенка награждали меня режущей болью, дыхалка садилась так, что любой кубический миллиметр обжигал горло огнем, и даже присесть на траву нельзя было, а мне хотелось не то что присесть, а упасть, хоть на траву, хоть на асфальт и не вставать как минимум час. Строевая… Строевая – это просто изнуряющее и дико нудное ритмичное шатание по плацу под команду. После нее болят ноги, спина и шея. После физподготовки болит все тело. После уроков болит голова и глаза. Я приходила в казарму, принимала душ и просто падала на кровать, игнорируя правила, а у девчонок хватало еще сил беситься, фоткаться, скакать по казарме, убегать в общий корпус или комнату досуга и принимать толпы посетителей на КПП. Кстати, о КПП. За эти пять дней Женя приезжал ко мне два раза, и один раз привозил с собой маму. Если честно, я не особо за ними соскучилась, да и оставаться я тут долго не планирую. Правда, ни маме, ни тем более Жене я об этом говорить не стала, улыбалась и говорила, что мне здесь нравится и все у меня прекрасно. Сама разберусь, в конце концов. На самом деле все было совсем не так прекрасно, потому что даже друзей в этой школе у меня не появлялось. Не из девчонок, не из парней. Единственная добрая душа, которая была моей путеводной звездой в эти дни, Мариша, была не слишком общительная, тихая какая-то девочка, и мне все время казалось, что у нее что-то случилось дома или она беспокоится о чем-то еще очень важном. Мы стояли втроем в уборной, я, Мариша и Саша Дьякова, и пытались хоть как-то привести в порядок волосы за пять минут перемены, как вдруг дверь распахнулась и по скользкому кафелю пролетела прямо в середину толпы девочка лет двенадцать с красной повязкой на руке. -Дьякова кто из вас? – тонким голоском выпалила она. -Ну я… - пробормотала, держа в зубах резинку для волос, Саша. -К тебе на КПП пришли! – пискнула девчонка и, круто развернувшись, со скрипом по мокрому кафелю побежала прочь. Саша доплела косу и шустро побежала следом. Я продолжала расчесывать волосы, давно уже нуждающиеся в походе в салон, когда Мариша вдруг, резко сорвав резинку с конского хвоста, подошла к подоконнику и уселась на него, обхватив голову руками. -Ну что такое… Ну почему… - тихо прошептала она, пялясь в стену. -Мариш… Что случилось? – тихо спросила я, подходя к ней. Вообще я абсолютно не умею утешать людей, что там, я даже просто поговорить с человеком не могу, но что-то подсказывало мне, что Машке действительно плохо, и я не могла просто так стоять и стараться не замечать ее. -Случилось… - выдавила та, уставившись в окно. –Вот скажи мне, Политаева, ты заметила, что за эти дни никто не приходил ко мне на КПП? -Ну… я как-то не прислушивалась… -Да ладно тебе, не прислушивалась она… У нас тут телефоны отбирают, по тумбочкам шарят, книги могут отобрать, если не по программе, развлечений ноль, все только и делают, что слушают, кто к кому пришел… К тебе два раза приезжали, я же помню. -И к тебе приедут, Маш… Ну не получилось значит у них, в другой раз получится. – пробормотала я, и хотела уже уходить, считая разговор оконченным, когда Мариша вдруг подняла на меня глаза и выпалила, с неожиданной болью бросая слова: -Да у кого «у них»?! У кого?! Нет у меня никого! Мать – алкашка, спилась четыре года назад, живу с теткой, а у нее муж и трое детей, понимаешь? Она меня ненавидит, люто ненавидит, потому что я лишний рот, потому что я дочь ее непутевой сводной сестрицы, да за все! Я в эту гимназию сколько лет готовилась, чтоб поступить, как рвалась… Чтобы только ей не докучать, чтобы не мешать никому! Да откуда тебе это знать, ты с матерью живешь! Тебе что тут, что дома – не жизнь, сахар! А ко мне… - и не выдержав, она спрятала голову руками и задрожала в рыданиях. Я стояла, абсолютно потерянная. Дети алкашей… Для меня это как другой мир. Я никогда не видела ни маму, ни папу, ни даже Женю пьяными. Я не видела грязи и нищеты. Я действительно ничего не видела в этой жизни, черт возьми. И тем не менее мне сейчас было не легче. -Мариша, не реви, ну Машааа… - я обняла ее за плечи, даже не зная, что говорить. – Маш, а я живу с матерью и с отчимом, понимаешь? Они меня сюда сплавили, чтобы я им не мешала. А ведь раньше я жила в нормальной семье, а потом… Потом мама забрала меня и ушла от отца, и… Я не хочу даже вспоминать опять все это. -Ну да, как же… - Мариша подняла на меня красные глаза. – То-то я смотрю, какая ты шустрая. Тебе же все не по чем, если что, отчим заплатит, подмажет, подкатит… -Не хочу я принимать его подкаты и подмазки! – Рассердилась я. – Ничего мне от него не надо. Я тебя утешить пытаюсь, а ты мне деньгами в нос тычешь. Я отошла от окна и скрестила руки на груди. Вот, пожалуйста, впервые хотела помочь человеку, и тут же напоролась. Богатая, видите ли. Маша поднялась с подоконника, трагично шмыгнула носом и подошла ко мне. -Лид… Ну прости. Я не хотела обижать, просто вырвалось… Вообще, много лишнего я наговорила. – Она подняла с пола рюкзак и двинулась к двери. -Да ладно, нас, богачей, не так легко обидеть, – через силу усмехнулась я и двинулась следом. Сама не понимаю, зачем я это делаю, но раз уж пошла такая пьянка… Попробую и с людьми общаться, вдруг это окажется действительно интересно. Объединенные нашими внезапными взаимными откровениями, мы шли по коридорам, когда я поняла вдруг, что не помню, какой сейчас будет урок. - Эй, Мань... - Да?.. -Маша растерянно оглядывалась по сторонам, как будто искала кого-то. - А что у нас за урок-то сейчас? - Так физика же. - Физика? - Я удивилась. - За всю неделю ни разу не было физики... Она у вас раз в неделю? - Нет, просто Игорек... Ну то есть Игорь Семенович уезжал на пару дней, вот нам не стали замещать, просто сдвинули уроки. А ты что, с физикой не дружишь? Я тяжело вздохнула. Ни с одной наукой, которая требует усердия и терпения, я в школах так не подружилась, а уж с физикой... В последней школе на уроках физики я просто залипала в интернете, изредка находила готовые решения задач, переписывала их в тетрадь и подносила учителю на проверку. И у меня была пятерка, и всем было все равно. - Ну как сказать... Эх, я геометрию за четыре дня вытянула с глубин Марианской впадины, неужели с физикой не слажу? - Беспечно усмехнулась я. Я зашла в класс, ощутив внезапную усталость, и плюхнулась на свою первую парту рядом с невысоким пареньком по имени Миша. По странному стечению обстоятельств меня усадили именно на первую парту среднего ряда, поэтому списывать было вообще нереально. Блин, что я буду делать с физикой? Я же вообще ничего не помню, даже определения науки физики... Пока я, убиваясь своими мыслями, раскладывала вещи, взвод резко встал (никак не могу к этому привыкнуть) и дружно гаркнул: - Здравия желаем, товарищ преподаватель! - Садитесь, - услышала я внезапно молодой и приятный голос. - Рад видеть вас снова. - Да не так уж и долго не виделись, Игорь Семеныч, - хмыкнула замком Настя Рыбина. - Но у нас, между прочим, пополнение. Я наконец-то оторвалась от сумки и подняла глаза. Ой. Прямо передо мной стоял молодой мужчина, в джинсах и футболке (ему, значит, можно, да?), русые взлохмаченые волосы идеально обрамляли какое-то необычное, но просто шикарное лицо. Он смотрел на меня своими глубокими, необычного серого цвета глазами и видимо ждал, что я представлюсь, а я стояла и не могла даже выдохнуть, как будто мне лицо завязали очень плотной тканью. Даже стало жарко внезапно. - Я так понимаю, Вы - то самое пополнение в нашем полку? - Произнёс он, все так же глядя мне в глаза, только теперь ещё и с улыбкой. - Да... Меня зовут Лида. Политаева, даже уже в журнал записали...- Усмиряя пожар, неожиданно охвативший мое лицо, выдавила я. Так, Политаева, а ну успокаивайся. Что это ещё с тобой такое? Как первый раз замужем, ей Богу. - Очень приятно. - Опять эта улыбка, батюшки... - А я, собственно, преподаватель физики, Орлов Игорь Семенович... - Я знаю, мне же выдали список преподавателей, - чуть ли не перебила я Орлова. Но если бы я этого не сделала, то рисковала бы просто сгореть от этого взгляда. - Да? Ну что же, прекрасно, если все формальности улажены, то будем знакомы. А теперь с вашего позволения перейдем к физике. Вы не против? Я с трудом поняла, что все ещё стою за партой и обращается физик, судя по всему, ко мне. - А... Да, конечно... - Пожалуйста, хватит на меня так смотреть! - Ну тогда садитесь, Лида, физика гораздо лучше воспринимается сидя. - И он опять улыбнулся мне, и, развернувшись, направился к учительскому столу. Я буквально рухнула за парту, чувствуя, как дико сжимается все внутри и как невыносимо горит лицо. Весь урок я только и делала, что пыталась ровно дышать и не слишком пялиться на Игоря Семеновича. Получалось плохо. А он продолжал объяснять термодинамику, меряя аудиторию своей шикарной походкой и то и дело оглядывая учащихся своим невозможным взглядом. Я мучительно вслушивалась в каждое его слово, и тем не менее ничего не понимала. Но если не понимать физику для меня было делом привычным, то вот эти поистине странные ощущения вроде жара по всему телу были совсем не привычными и даже пугающими. Ещё никогда я не ждала конца урока с таким вожделением. Мне хотелось поскорее вырваться из кабинета и влить в себя побольше холодной воды. А лучше сразу льда, чтоб ощутить внутри успокаивающий морозец, который, надеюсь, будет в силах потушить это адское жжение где-то в глубине моего бренного тела. Льда я не нашла, и пришлось довольствоваться обычной водой из питьевого фонтанчика. Легче не стало, но легкий ветерок, проникающий из приоткрытого окна, как будто охладил меня снаружи. Так, Лидия Геннадьевна, успокаиваемся и чешем в казарму. Хватит хлебать холодную воду, не хватало нам ещё ларингита. По расписанию был час свободного времени, и обычно этот час тратился на подучивание предметов, до которых не дошли руки на самоподготовке, но сейчас все в предшествии скорых выходных дружно плюнули на учёбу и занимались кто чем. Рыбина сосредоточено строчила что-то, усевшись в углу комнаты для досуга, в телефоне, Дьякова зашивала распоровшийся шов на футболке, Кристинка задумчиво рисовала что-то вроде мандалы чёрной ручкой, да Маришка листала страницы какого-то затрепанного библиотечного бестселлера. Недолго думая, я взяла тетрадь по физике и решительно направилась к моей новой подруге. - Маш, слушай, объясни мне кое-чего? - Ммм... - Маша! - Угу... - Да Салихова! - не выдержала я. - Ну помочь прошу же! - Слушай, - оторвалась от книги Машка. - Это прям горит? Ты знаешь, что такое досуг? Это когда занимаешься тем, чем хочешь, чего душа просит! Я до этой книги три дня дорваться не могу, а мне её сдавать через два дня. - Ну это на пять минут! И возможно, что эти пять минут просто спасут мою жизнь. - Я хитро прищурилась. - Как будет себя чувствовать твоя книжная душа, когда узнает, что её обладательница бросила боевую подругу в беде и пустила тем самым всю её судьбу под откос? - А ты сама книги писать не пробовала? Плетешь языком, как кружевница коклюшками, в самом деле... Ну чего тебе там? - с тяжёлым вздохом Марианна отложила книгу. Я быстро раскрыла тетрадь. - Вот смотри... - я ткнула пальцем в страницу. - Это же формула Гей-Люссака? - Ну не формула, а закон... Ну да, его, родимого, а что? - А при чем тут тогда скорость? Мариша подняла на меня полные непонимания глаза. - Какая скорость? - Ну вот же... Буквой "Вэ". - Мозг у тебя буквой "Вэ". Ты чего, Лид, какая тут может быть скорость? Это объём. Я растерялась. - Как объём? Ну обозначается же скорость... - Скорость, - перебила меня Салихова, - обозначается маленькой прописной буквой. А объём - большой печатной. Это классе в седьмом объясняют, между прочим. Я сидела и продолжала пялиться в тетрадь, как баран на новые ворота. - Дааа, Лид... - подруга прикусила губу.- Мои пять минут твою жизнь не спасут. Даже в рифму. Тут все так запущено, что надо тебе, пожалуй, сходить к Игорьку. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, а внутри опять начало жечь. Если не ошибаюсь, при такой разнице температур на мне сейчас должен образоваться конденсат? - Это еще зачем?.. - Ну как? Пусть объяснит тебе. Да ты не бойся, он мужик нормальный, я и сама к нему пару раз забегала. Ну молодец, что тебе сказать. Я опять уставилась в стену. Ей-Богу, чем меньше просишь людей о помощи, тем меньше потом проблем. Сидела бы себе сейчас с ГДЗ в телефоне и не парилась, но нет ведь, мне больше всех надо. -Ну… Как-то это странно… - пробормотала я, стараясь не глядеть в глаза подруге. Да что там глаза, ей мое лицо вообще сейчас лучше не видеть. - Да чего странного? Ты же ходила к Филипенко с алгеброй? Шестеренки в моей голове закрутились с космической скоростью в попытках придумать достойное оправдание, и оно, как ни странно, пришло довольно быстро. - Ну с алгеброй у меня были легкие непонимания, Лариса Витальевна объяснила, и все, дальше можно идти как бы… А с физикой сама видишь что, если этот ваш Игорек узнает, на каком я дне, то он больше четверки мне за четверть просто не сможет поставить, а я-то на золото иду! - Ну во-первых, оценки у нас сейчас идут по полугодиям, а во-вторых – если ты сейчас запустишь, то тебе не то что четверка в первой четверти, тебе и… Слууушай, - хитро прищурилась подруга – а чего это ты так покраснела, а? -Ничего я не покраснела, - буркнула я, и резко поднявшись, встала спиной к стене и скрестила руки на груди. - Лиида, ты что, втюрилась в Игорька? – Мариша расхохоталась. Я с невольным содроганием оглянулась по сторонам, но нас, к счастью, никто не подслушивал. - Ничего я не втюрилась, господи, что за детский сад… - я поморщилась. – Ну может слегка понравился внешне, чего тут такого? - Да нет, ничего. – Подруга хихикнула. – Но ты так на него смотрела весь урок… - Так он учитель, куда же мне еще смотреть на уроке? – Невесть почему начала оправдываться я. - Ой, а вот этого не надо! Ты и на Филипенко на алгебре смотрела, но явно не так. - Да, если б я с обожанием смотрела на стокилограммовую тушку Филипенки, было бы лучше, да? – не выдержав, засмеялась я. Маришка фыркнула и опять потянулась за своей бесценной книженцией. - Так что, Лидия Батьковна, вы-таки пойдете на поклон к Орлову? - А куда нам деваться, Марианна Папашковна, - усмехнулась я. – Если не вернусь к отбою, похорони меня за плинтусом в кабинете физики. - С тетрадкой в обнимку, да… - проговорила, погружаясь в недра литературы, Маша. – Эй, тетрадь-то захвати! Но я уже не слышала ее. Подгоняемая собственным волнением, я скользила по лакированному паркету вперед, к учебному корпусу. *** Найти Игоря Семеновича было делом непростым. В учебные дни я просто таскалась за Маришей, как за поводырем, и таким образом попадала в нужное место. Сейчас я ходила по этим коридорам одна, как по какому-то Хогвартсу, и попадала в одни и те же места с интервалами минут в десять. Когда же наконец-то мне удалось добраться до кабинета физики, он оказался закрыт, впрочем, в четыре часа дня это естественно. Если бы не одна сердобольная младшекурсница, которая по великой душевной доброте отвела меня в какой-то дальний коридор к учительским, я бы так и умерла от голода и жажды в скитаниях, и нашли бы мое бездыханное тело лет через пять где-нибудь под лестницей. Я немного помялась, стоя под дверью. Поправила волосы, потерла слегка лицо (а то вдруг уже чего-то навешала?), глубоко вздохнула и толкнула дверь. Дверь не открылась. Я толкнула ее опять, сильнее, потом еще раз – результата ноль. Я уже развернулась и хотела уходить, как дверь вдруг распахнулась наружу (серьезно, да?!), больновато задев мое плечо. Я ойкнула и отшатнулась, готовясь уже хотя бы про себя рявкнуть на того человека, который так неосторожно открывает двери. - О, да это же наше пополнение! А я-то думаю, кто с такой настойчивостью может ломиться ко мне? – Я подняла глаза, и продолжая потирать плечо, во все глаза смотрела на него. А он стоял передо мной, и глядел сверху вниз своими глазами (сколько же раз я уже упоминала эти чертовы глаза), и, я так думаю, смеялся над моей тупостью. -Драсти… - только и смогла выдавить я. Еще пара незаметных вдохов-выдохов в попытках успокоиться и я сделала решительный шаг вперед, едва не столкнув при этом бедного Игорька. - Я собственно чего зашла… - Я оглядела небольшую заставленную шкафами комнатку со столом и двумя стульями. – Я вот сегодня тему по физике не слишком поняла. - Да? – на лице Игоря Семеновича изобразилось удивление, приукрашенное легкой иронией. – Что, плохо объясняю? - Я плохо понимаю. – Я плюхнулась на стоящий с другой стороны стола потертый стульчик. - У Вас были проблемы с физикой в прежней школе? - Ну… Во-первых, почему Вы называете меня на Вы? Я же ученица. - Я уважаю своих учеников, Лида, - хмыкнул Игорь Семенович, - но если Вам, то есть тебе, не нравится подобное обращение, могу называть и на ты. - Прекрасненько. – Я закинула ногу за ногу и зацепила руки на коленях. – К вопросу о физике: да, у меня были проблемы с физикой, но не в предыдущей школе, а в предыдущих школах. - Даже так… То есть их было много? – Игорек сел за стол, сложил руки на манер девочки-первоклассницы и уставился мне прямо в глаза. - Да. В младших классах две, по-моему, в средней школе три или две, да и в старших классах… - Ого, да ты мадам привередливая, я смотрю. – Он поглядел на меня даже с каким-то неподдельным интересом. - Кто знает… Так вы мне поможете? Не хотелось бы запускать предмет с самого начала года. – Надеюсь, я не переборщила с образом пай-девочки и отличницы. - Я, конечно, помогу, но… Видишь ли, если у тебя во всех этих школах были проблемы с моим предметом, то я подозреваю, что дело было не в учителях и не в физике, а в тебе. Так есть ли смысл? Сначала мне показалось, что Игорь Семенович сейчас просто встанет и выставит меня за дверь. Но он, кажется, серьезно ждал ответа. Чтобы не залипать в наглую, глядя на него в упор, я усмехнулась самой своей обаятельной улыбкой и ответила: - Интуиция и знание некоторых законов физике подсказывают мне, что в этой школе у меня все точно получится. Физик опустил глаза в стол и улыбнулся. От одного этого жеста я чуть не растаяла на месте, но он быстро поднял голову и улыбнулся теперь мне в глаза. - Ну тогда начнем прямо сейчас, время до самоподготовки у нас еще есть. - Ой… А я ни тетради не взяла, ничего… - растерялась я. - А нам ничего и не понадобится, кроме моих знаний, которые всегда со мной, и твоего внимания. - Ладно, - бодро кивнула я, - начнем. *** Времени до самоподготовки нам не хватило, и быстро попрощавшись с Игорем Семеновичем, я понеслась в класс. К моему удивлению, я действительно смогла понять физику, и даже отказалась решать одну из домашних задач с его помощью, сказав, что решу сама. Теперь у меня осталось две беды – найти класс для самоподготовки и не нарваться на Мамая. Стоило мне залететь в кабинет, как вышеупомянутая командирша была тут как тут. Она надвинулась на меня всем своим весом, заслонив мне свет дневной, и, грозно сверля глазами, устроила допрос. - Политаева, скажи мне пожалуйста, что у тебя сейчас по распорядку? - Самоподготовка, товарищ командир! – Бодро рявкнула я. А что, знай наших! - Да что ты? И чем же, скажи, пожалуйста, ты занималась в отведенное тебе для самоподготовки время? - Физикой. - Физикой? И где ты ею занималась, в туалете? Или может в душе? По классу прокатилось сдержанное хихиканье. Боже мой, какая же смешная шутка. - Никак нет, я занималась с Игорем Семеновичем. У него в лаборантской. Если не верите, можете спросить. Сколько же мне пришлось выслушать после этих слов… И то, что ее величество Мамаевна сама разберется, что и у кого спрашивать, и что по закону я должна находиться там, где должна, а должна я вообще, как земля колхозу… Но черт знает почему, мне было плевать на все ее излияния. Все время, отведенное на самоподготовку, я просидела как в облаках, и практически все, что нужно было сделать, списала у Миши. По дороге в казарму меня нагнала Мариша. Запихивая на ходу в сумку тетрадки и учебники, она, хитренько улыбаясь, спросила: - Ну что, сходила к Игорьку? - Сходила, а что, тебя надо было с собой взять? – Не осталась в долгу я. - Да нет… Я девушка приличная, на таких мероприятиях не бываю – расхохоталась Машка, и чудом увернувшись от моего рюкзака, побежала вперед меня. *** Прошел уже час после отбоя, а я все никак не могла уснуть. Что-то странное билось внутри меня, но это были явно не классические ванильные бабочки в животе. Было как-то не по себе, как будто на меня надвигалась огромная туча, а я не знала, что она несет: живительный дождь или убийственные глыбы льда. Я тихонько встала с кровати и подошла к окну. Небо было ясным, звездным и глубоко черным. Светились далекие огоньки, мелькали за аллеями фонари машин. Даже деревья не качались в безмолвном штиле, но ощущение чего-то неизведанного, надвигающегося со спины, не уходило. Я села на пол под окошко и запустила руки в распущенные волосы. Было даже немного страшно. Почему рядом нет никого, кто мог бы помочь?.. Глава 4 Ноги вязнут в непросохшей грязи. Солнце греет спину и печет голову. Ноги болят тупой, ноющей болью, руки вот-вот оторвутся, судя по ощущениям. Но нет времени на рассуждения о жизни, впереди еще половина полосы препятствий. Раньше сядешь – раньше выйдешь, именно поэтому я вызвалась бежать в числе первых. На тернистом пути физподготовки я уже набила столько синяков, что устала мазать их и прикладывать холодное. Мышцы болят каждый божий день, и на ночь приходится натирать коленки, чтобы не крутило, но зато я стала лучше. Теперь я могу отжать по крайней мере десять раз подряд, подтянуться пока что только раза три, но для меня это уже много. Бегаю тоже быстрее, чем раньше, но не достаточно быстро, чтобы обогнать Рыбину. Как, черт возьми, такая туша вообще может так быстро бегать? Я просто обязана пробежать по крайнем мере с тем же результатом, как она. Быстро преодолеваю незамысловатый лабиринт из железных труб, подбегаю к рукоходу. Главное теперь не упасть на нем, иначе все усилия до этого будут впустую. Раз-два, раз-два… В какой-то момент мне кажется, что рука вот-вот соскользнет с липкой от жары перекладины, но я тут же перекидываю ее на следующий прут, и таким макаром дохожу до конца. Где-то позади меня я слышу подбадривающие крики Маришки, но я сейчас и без ее криков почему-то чувствую себя лучше некуда, хоть и дышу уже как загнанная лошадь. Рукоход пройден, теперь осталось только перемахнуть через деревянную стену и пробежать на максимальной скорости кусок заасфальтированной полосы длиной метров сто до финиша. Я едва не врезаюсь в стену, но вовремя ставлю ногу на деревянный выступ и хватаюсь рукой за верхушку. Неловкое движение и противная колющая боль пронзает левую ладонь. Ненавижу плохо обработанное дерево, после него всегда занозы. Придется орудовать пинцетом все время до полдника. Спрыгнув со стены я с трудом восстанавливаю равновесие и вновь бегу. Теперь надо бежать на максимальной скорости, главное не тормозить. Перед взглядом мелькают спортплощадка, толпа в спортивной комуфляжке, Минская с зажатым в руке секундомером и забор, отгораживающий смертный мир от нашего военно-типового королевства. И тут я вижу фигуру за забором. Мужчина в черном официальном костюме, в руке держит кейс или что-то в этом роде. Отсюда мне не видно его лица, да и стоит он в тени, но я прямо кожей почувствовала на себе его взгляд. Стоило мне на секунду отвлечься от полосы, как тут же какая-то дурацкая неровность на дороге захватила в плен мою ногу, и, потеряв равновесие, я начала падать лицом вперед. Единственное, на что мне хватило ума – выставить вперед руки. Адская боль обожгла обе ладони, мне показалось, что я даже слышу этот ужасный звук кожи, на большой скорости трущейся об асфальт. Затем такая же боль прожгла и праве колено, и я поняла, что брюки я скорее всего порвала. Самое обидное, что до финиша оставалось всего несколько метров, и эти-то жалкие клочки я умудрилась запороть. И где же чертов виновник всей этой печальной ситуации? Я вгляделась в забор, но там уже никого не было. Хм, перегрелась ты что ли, Лидуся? -Даа, ну ты, Политаева, даешь… - Протянула Минская, или за глаза Мина, подходя ко мне. – А ведь так хорошо шла, я прямо нарадоваться не могла. Я с ужасом смотрела на свои содранные в кровь ладони, понимая, что даже ручку в руках держать для меня теперь проблематично. - Ого, - подскочила ко мне Мариша. – Надо тебе с этим в медпункт, пожалуй. - Да ну, - вяло отнекивалась я, - промою под краном и всех дел. - Нет, Лида, слушайся Салихову, - развернула меня по направлению к выходу со спортплощадки Минская. – Надо по-человечески все обработать. Покорившись судьбе, я поплелась прочь, кусая губу от жгучей боли. - Надежда Николевна… А я пересдать когда смогу? – обернулась я. - Пересдашь, Политаева, не переживай. Иди давай, не пугай нам тут народ своей кровью. - Ой, какие все нежные, - пробурчала я, отвернувшись. На последок я не удержалась, и опять посмотрела на то место, где стоял за забором таинственный незнакомец, наблюдавший за мной. Конечно же, там никого не было. Но мне же не могло показаться?.. *** В медпункте мне промыли мои не смертельные вовсе раны и заклеили руки пластырями. Ощущение не слишком приятное, как будто носишь слишком близко прилегающие к коже перчатки. Я пропустила всю оставшуюся физподготовку, поэтому на полдник тоже решила не идти. Вместо этого я направилась прямиком в казарму и завалилась на постель, нарушая сразу кучу правил. Ну и что, раненых не судят. В тумбочке у меня ещё с последнего маминого физита была припасена бутылка газированной минералки. Это ещё одно нарушение местных законов, так что надо её побыстрее уничтожить. Я с трудом открыла тугую крышку заклееными руками и с наслаждением залила в себя чуть ли не полбутылки за раз. Вода была тёплой, но все равно мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Неожиданно со стороны коридора послышался быстрый топот ног. Я шустро спрятала бутылку назад в тумбочку, умудрившись даже не залить водой половину вселенной, и смиренно уселась на кровать. В казарму зашла девчонка, кажется, из параллельного взвода и строго взглянула на меня. Некоторое время она оглядывала помещение, словно думала, что сейчас тут материализуется кто-то третий, а затем опять обратила своё внимание на мою молчаливо ожидающую персону. - Ты Политаева Лидия? - Да, и можно даже без отчества, - хмыкнула я. - Так, - поморщилась дежурка, - давай без выкрутасов. Тебе письмо на КПП. Я не успела даже ничего спросить, как бабенка круто развернулась и почесала прочь а я так и сидела на койке с растеряной миной. Интересно, а почтовый голубь меня на КПП не ждёт? Или посылка с фоторужьем? Стараясь особенно не топать и не попасться на глаза никому из верхов, я самым быстрым шагом, который могло позволить мне моё разодранное колено, вышла из жилого корпуса и поспешила в главный корпус, чтоб оттуда попасть на КПП. Кстати, надо будет потом зайти в бытовку и зашить порванные штаны. А смогу ли я держать иголку такими руками? А конверт открыть смогу? Ну, неизвестный отправитель, считай, ты меня заинтриговал. На КПП и в холле стояла необыкновенная тишина, не нарушаемая не хлопаньем дверей, не воплями младшекурсников, не болтовней свиданий. Только у самого входа сидела женщина с полиэтиленовой сумкой, набитой явно не боеприпасами, да бабуля в роговых очках времён советской власти читала, ожидая кого-то, газету. Я подошла к КПП и обратилась к белобрысому парню-дежурному: - Здравия желаю... - И тебе не хворать, красавица. - Фу, какая же похабная у него ухмылочка. - Мне тут письмо передавали? - Ты Политаева? Я кивнула. Парень залез рукой под конторку и достал оттуда обычный белый конверт. Стоило мне вожделенно схватить его, как словоохотливый дежурный тут же потерял ко мне интерес. На конверте не было ни почтовой марки, ни печати, даже адреса или имени отправителя не было. Только написано ровным, наклонным почерком: "Лидии Политаевой". Любопытство переполняло меня и хлестало через край, смешиваясь с нешуточным таким волнением, от которого даже слегка тряслись руки. Мне даже не удалось с первой попытки верно подсчитать, сколько времени осталось до возвращения взвода в казарму. Результаты подсчётов меня не обрадовали - всего семь минут, но терпеть я просто не могла. Я не стала переодеваться заранее в учебку, что вообще-то следовало сделать, а сразу кинулась открывать письмо. Заклеено оно было не сильно крепко, что понятно - по почте-то его не отправляли. Я отогнула белый бумажный край и в руки мне выпал самый обычный лист А4, исписанный все тем же незнакомым мне почерком. И чем дольше мои глаза вглядывались в эти строки, тем сильнее дрожали мои руки. "Привет, Лида. Думаю, что ты очень удивлена этому письму, но уверен, что ты знаешь, от кого оно. Ты же очень умная. Так получилось, что нам с тобой пришлось разлучиться на довольно долгое время. Но я не ушёл из твоей жизни, я наблюдал за тобой, пусть и не непосредственно. По электронной почте я получал фотографии и видео, и вообще выходит, что я знаю о тебе даже больше, чем ты сама. Я знаю, как ты скучаешь по мне, и поверь - мне не лучше. Мы не виделись много лет, и я пропустил твой шестнадцатый день рождения, впрочем, как и многие другие дни. Но я все исправлю, обещаю тебе. Я пока не могу общаться с тобой как-то по-другому, и надеюсь, что ты простишь меня за это. Ты можешь не замечать моего присутствия в своей жизни, но я рядом. Я найду способ доказать это. Г. Н. Политаев" Я сидела, сжимая в руках лист бумаги и тупо пялилась в стену. Потом вновь перечитала строки. И еще раз, и ещё. Это было похоже на сон, на розыгрыш, на жестокую шутку, на что угодно, кроме правды. Но листок все ещё лежал передо мной как доказательство, доказательство чего-то... Немного жутковатого. Я так долго мечтала о встрече с папой, но по сути ничего не могла сделать, чтобы приблизить её. Да и кто бы мне дал что-то делать? Мама словно вычеркнула, сожгла, выкинула из своей жизни все, связанное с первым мужем, и я, как полностью зависящий от неё ребёнок, осталась также без единой ниточки, которая бы связывала меня с моим счастливым прошлым. Хотя нет, одна ниточка все же была. Тоненькая, случайная, но исключительно моя. Это была фотография, которая неизвестно как попала в большую энциклопедию. Ни я, ни мама не открывали её годами, и только пару лет назад я зачем-то взяла в руки тяжеленный том. Оттуда она и выпала. Фото, сделанное на плёночный фотоаппарат начала нулевых, вполне стандартное для многих семей: праздничный стол с уже наполовину опустошенными салатницами и замутнёнными вином бокалами, с кучей кружек, расставленных без всякого порядка. За столом диван, накрытый сбившейся накидкой, а на диване мы с папой. Я сижу у него на коленях, чтобы меня было видно из-за стола. В руках у меня зелёная кружка с ромашками, моя любимая. Папа обнимает меня так, чтобы не заслонить полностью, мы оба улыбаемся, и счастье можно буквально прочесть в наших красных от вспышки глазах. Так не вяжется этот образ счастливой семьи с этим письмом. Не сочетается уютное, тёплое фото с подписью "Г.Н.Политаев". Как будто не письмо дочери пишешь, а объяснительную записку. Мои размышления прервал гвалт в коридоре - девчонки возвращались с полдника. Я быстро сложила письмо и спрятала его назад в конверт. Даже прошлась пальцами по согнутому краю, как бы пытаясь заклеить конверт. - Очень интересно, Политаева, а что это ваше высочество уже не опускается до того, чтобы с нами, смертными, за один стол сесть? - ехидно осведомилась Рыбина, не успев ещё зайти в казарму. - Ты понимаешь, что это нарушение устава нашей гимназии, а за нарушением следует наказание! Мне вот что сейчас прикажешь делать? Я ведь теперь обязана доложить о твоей внезапной вольности командиру взвода. Ты даже не успеешь сбегать маминому хахалю нажаловаться. - Делай что хочешь, только ради Бога, не разговаривал со мной, - каким-то чужим, усталым, но в то же время жёстким голосом проговорила я. - У меня итак нервы не слишком крепкие. Я встала с кровати и положила конверт в тумбочку. Надо сказать, что внезапная тишина за моей спиной меня немного напугала. - Мне кажется, Лидочка, что ты до конца понимаешь, где ты находишься и с кем говоришь... - Злобно прошипела Настя, развернув меня к себе за плечо. - Я все отлично понимаю, Рыбина... - Выговорила я, чувствуя, как меня начинает мандражить. - Руку убери, тварь. И тут случилось то, чего я с одной стороны не ждала, а с другой - к этому все и шло. Мадам замком размахнулась и ударила меня рукой по лицу. Дала леща, другими словами. Пару секунд я стояла в шоке. Щека медленно начинала гореть, а вместе с ней горело что-то ещё. Я поняла, что сейчас или зарыдаю, или... - Видит Бог, я тебя предупреждала. Я схватила Рыбину за жиденькие патлы и потянув вниз, с размаху ударила её головой об колено. По казарме прокатился беззвучный пламень удивления, затем послышались голоса и крики, смысла которых я не улавливала, затем кто-то схватил меня за руку и потянул назад, но я успела оттолкнуть от себя согнувшуюся пополам и закрывающую руками лицо Настю. Она загнала меня в узкий проход между койками, сзади была только стена, поэтому я не разбирая дороги перешагнула через койку, зацепившись ногой за покрывало, и бросилась прочь из казармы. Я неслась по коридорам, лестницам и переходам, не разбирая дороги, и видимо бежала я быстро, иначе как объяснить, что никто не догнал меня и не вернул назад. Горело лицо от пощёчины, горели руки, горела я вся. Мне хотелось побыстрее умыться, чтобы смыть со своей кожи след этой мерзоты. Сама не помню как, я оказалась у лаборантской Игоря Семеновича. Не думая в тот момент вообще ни о чем, я распахнула дверь и влетела в каморку. Игорек сидел за столом и записывал что-то в большой тетради, но я даже не взглянула на него. Я пронеслась в дальний угол комнатки, где у окна стояла покрытая сеткой трещинок посеревшая раковина и открыла воду на полную. Я уже не могла сдерживаться, и тело моё тряслось в рыданиях, а по лицу текли слезы, текли, обжигая кожу, а я лила сверху ледяную воду, пытаясь хоть как-то остановить это всеобъемлющее жжение. -Лида! – Игорь Семенович наконец-то вскочил со стула. Быстрая у него, однако, реакция. – Что случилось? - Ничего… - я плеснула в лицо еще воды, противная и холодная, она текла по моей шее, заливалась за рукава. – Мне просто надо умыться. - У тебя лицо все красное, какое умыться? - Вот потому и умываюсь… - Я набрала в пригоршню воды и отпила. Ненавижу пить сырую воду, меня от нее просто выворачивает, но пришлось терпеть. – Игорь Семеныч, простите, что ворвалась и нарушила местный покой. Я уже ухожу. Я попыталась вытереть лицо рукавом, получилось плохо. Придется ждать, пока обсохнет само. Я решительно обошла Игорька и двинулась к выходу. - Эй, подожди ты, Политаева! – Физик догнал меня за пару шагов, и развернул к себе. – Ты что, подралась? - Какая проницательность… - пробурчала я себе под нос. Старалась говорить как можно тише, но он все равно услышал. Мне показалось, что мне сейчас будут читать лекцию о том, как нужно правильно говорить с преподавателем, но Игорь Семенович лишь поморщился и вновь посмотрел мне в глаза. - Так, пока ты не расскажешь, я тебя никуда не пущу. - У меня занятия через пару минут, мне надо идти. – Я попыталась вырваться, но он опять схватил меня за плечи, теперь уже двумя руками. Если он еще раз ко мне притронется, я не выдержу и просто расплачусь. Или истерически расхохочусь. Ну или просто сгорю заживо. - Я тебе помог? Теперь будь добра, отплати по счетам, как бы гадко это не звучало. – Он указал рукой на стул. – Присаживайся. - Мне помогли не вы, а водопроводчики, которые провели сюда воду, и слесари, которые ставили раковину. - И ты что, хочешь, чтоб я привел сюда этих слесарей, и тогда ты соизволишь все объяснить? – Он вздохнул и произнес уже гораздо мягче. – Лида, правда, я не желаю тебе зла. Я не побегу тебя закладывать замкому. Я, может, помочь хочу. - Смысл закладывать замкому, - фыркнула я, глядя в пол. – Она итак все знает. Даже чувствует. Воцарилось молчание. Я продолжала изучать глазами линолеум еще секунды три. Затем мне стало интересно, что же там в наступившей тишине поделывает Игорек, и я подняла глаза. Честное слово, никогда еще не видела столь потрясенного учителя физики. - Ты… - он сверлил меня взглядом, будто надеялся, что от такого воздействия я испарюсь или расплавлюсь. – Ты подралась с Настей Рыбиной? - Ну уж не с Мамаевой же, - усмехнулась я. Игорь Семенович порывался спросить что-то еще, но я решила не продолжать и без того затянувшуюся беседу. Резко встав со стула и стараясь почему-то не встречаться с ним взглядом, я проговорила: - У меня занятия через пару минут буквально, вы узнали все, что хотели? Я могу идти… И опять меня перехватили на пути к выходу. Да что ж такое-то! - Лида… - произнес Игорь Семенович каким-то странным голосом. – Скажи мне, из-за чего вы подрались с Настей? - А не слишком ли много вы уже спрашиваете? – не выдержала я и скинула его руку со своего плеча. – Это уже мое лично дело. - Нет, это не твое личное дело! – рявкнул внезапно Игорек так, что я аж опять упала на стул. Он вздохнул пару раз, выдохнул и сел на соседний стул. - Лида, прости, что задерживаю, но мне очень нужно знать причину вашей ссоры. - Она тварь. Это убедительная причина? - Ладно, зададим вопрос по-другому. Это… из-за меня? Я опешила. Интересно, это по моему лицу все настолько легко можно прочесть, или?.. - Нет… Да вы тут каким боком? – тихо прошептала я, чувствуя, что голос повысить не смогу. - Это не такая уж старая, но довольно неприятная история… - Та-ак, а вот это уже интересно. - Я уселась поудобнее, закинув ногу на ногу. – Я слушаю. Игорь Семенович сложил руки на столе и опустил голову. В этот момент он казался мне настолько красивым, что захотелось себя ущипнуть. Ну вот прямо обнимай да плачь, черт возьми. - Пару лет назад, когда я еще начинал преподавать физику в твоем нынешнем взводе… - он прикусил губу, видимо, не зная, как родить великую тайну на свет. – В общем, Настя Рыбина была в меня влюблена. Это часто случается в вашем возрасте, и в этом нет ничего страшного, но… Настя, она как бы… - Как бы дура. – Подсказала я. -Ну зачем же так грубо… Ну в общем да, она не слишком-то умно себя вела. Прямо за мной не охотилась, но все было так явно, мне было так жаль ее, но что я мог сделать? Из товарищей над ней особо никто не подшучивал, и мне казалось, что все должно устаканиться, как-то сойти само по себе на нет, а потом... Потом она увидела меня на улице. Не одного. - Э-э… - не поняла сначала я. – Не одного это в смысле с девушкой? - Ну да. – Он опять вздохнул. – И ее юношеский максимализм не выдержал. Она пыталась совершить самоубийство. - Как, интересно? – фыркнула я. – Прибежала сюда, в лаборантскую, и пыталась утопиться в раковине? - Лида! – возмущенно сверкнул глазами Игорек. Ох, это сверкание еще хуже, чем просто взгляд. – Я тебе серьезно говорю. - И я вам серьезно говорю, все, что может Рыбина – понтоваться и гнать на людей на правах замкома, у нее никогда бы не хватило духу совершить что-то подобное. Тем более из-за такой чепухи. - Чепухи? – он удивлённо посмотрел на меня. – Любовь это не чепуха. - А вот это уже совсем другая история, как говорит Каневский. Разрешите идти? – бодренько отрапортовала я и самым быстрым шагом, на какой была способна, двинулась к выходу. На этот раз физик за мной не погнался. Когда я обернулась из-за закрываемой двери, он все так и сидел, подперев голову рукой и глядя куда-то в пустоту. - Игорь Семеныч… А это, та девушка, с которой вас видела Настя… Она ваша девушка? -Ну… - Игорек с трудом оторвался от созерцания собственных мыслей. – Ну да, она девушка, как иначе. - Нет, я имею в виду, она ваша… как сказать… спутница жизни? - Да какая спутница, - поморщился Игорь. – Это племянница моей матери, я ее из аэропорта провожал. А что? - Да ничего, просто было бы обидно немного, если бы труп Рыбиной пришлось вытаскивать из ванны без всякой на то причины. – Я быстро захлопнула за собой дверь и разогнавшись, как на коньках пролетела по паркету несколько метров. Пружинящей походкой я добежала до лестницы, и едва держась за перила, словно на крыльях полетела вниз. Сама не знаю почему, но хотелось просто петь и смеяться. Без остановки. Глава 5 - Ты вообще соображаешь, что ты делаешь, Лида? Ты в училище без году неделя, а уже такие фуэте выкидываешь. – Мама отбросила волосы с плеч за спину и закрыла лицо руками. – Вот неужели я заслужила такое твое поведение? Или может Женя, который все ради тебя делает, заслужил все эти выкрутасы? Ты чего добиваешься? Ты хочешь, чтобы тебя и из этой школы выперли? Прости, но дальше уже будет некуда, дальше только ПТУ. Я закатила глаза. Очень аккуратно так закатила, незаметно, хотя хотелось как в комиксах прокрутить их вокруг глазной оси. А ведь так неплохо все было… Ну, как сказать, конечно. Сначала мне промывала мозг Мамаева. Долго, истерично, упоминая всю мою родню вплоть до десятого колена. Упоминала мое крайнее неуважение к замечательному Женечке. Упоминала мою маму, которая так волнуется за меня. Упоминала устав, упоминала, что ее взвод до моего появления был просто образцово-показательным в плане дисциплины. И много вообще чего вспомнила суровая командирша. Если раньше мне на все это было глубоко до лампочки, то сейчас я невольно стала вслушиваться в ее слова. И даже патетичные восклицания мамы про ПТУ я вынесла с невероятной стойкостью. Причиной всему было то самое письмо. Если раньше можно было плюнуть на все и со словами «Вот уеду к папе, и живите как хотите» захлопнуть дверь перед чьим-нибудь носом, то теперь… Теперь я не так уверена, что в далеком южном городке меня ждет запасной аэродром. Теперь я вообще ни в чем не уверена, даже в самой себе. Эта гимназия военного типа оказалась чем-то абсолютно новым для меня. Она смогла меня изменить, вернее, пока что только начала менять. Я не знаю, куда меня приведут эти перемены и приведут ли куда-то вообще. Пока что меня волнует только одно – наряд вне очереди, который мне влепила Мамаева. Умом-то я понимаю, что за мои деяния это еще очень мягкое наказание, но с другой стороны во мне все еще живет прежняя Лида, которую жутко бесят эти воспитательно-принудительные порядки. - Ты меня совершенно не слушаешь. То есть я с больной головой сорвалась и приехала к тебе в такую рань, а ты… - Ты приехала, чтобы промывать мне мозги? Не нужно, мам, командирша мне уже промыла. Правда, мам, - вздохнула я и постаралась перестроиться на более мягкий тон, - езжай домой. Мне сейчас еще всю казарму вымыть, коридор и лестницу. - Тут вас так нагружают? – встревожилась мама. - Ну это же гимназия военного, а не какого-то там типа, да и потом… Это же наряд. - Какой наряд? - Ну наряд – это… ну дело по бытовой и хозяйственной части. Выдают либо в порядке очереди, либо вне очереди за какие-то проступки. Так что мне, как видишь, наряд сам Бог велел. Мама долго смотрела на меня таким печальным взглядом, и мне даже стало ее жалко. Но время поджимало, и поэтому, быстро и неловко попрощавшись, я побежала в жилой корпус. Все то время, пока длинная жетская щетка под моим чутким руководством собирала пыль и сор по углам казармы, я думала только об одном. Письмо. Мама явно ничего не знает о нем, и хорошо, что у меня хватило ума не сказать ей про заветный конвертик. Вообще меня посещают странные мысли на его счет – то я перечитываю его тайком ото всех перед сном, то прячу под матрас, а то мне и вовсе хочется его сжечь. Кто бы знал, что на дитя двадцать первого века электроники может так повлиять бумажно письмо. Полы выметены, теперь нужно налить воды в ведро и перемыть полы. Мамай пригрозила, что лично проконтролирует, насколько чисто я уберу. Так что я обязана не просто оттереть полы, но еще и выдраить плинтуса, и вытереть под ножками кроватей. Держа в одной руке неудобное здоровенное железное ведерко, котороепребольно стукало меня по ногам, а в другой швабру с навешенной на нее тряпкой, я поковыляла в уборную. На полпути меня осенила мысль, что швабру и тряпку можно было оставить в расположении и с собой не тащить, но как говорится, хорошая мысля приходит апосля. Как же хорошо, что в наряде я как раз во время занятий. Ни души в расположении, тишина, пустота, красота. Никто не мешает спокойно убирать, никто не лезет под руку. Меня всегда успокаивала бытовая домашняя работа. Уборка, глажка, мытье посуды. Спокойно, в размеренном темпе ты приводишь в порядок вещи и предметы, а вместе с ними и свои мысли. Так что лучшего наказания для меня не придумаешь, только вот все равно какое-то странное волнение не покидало меня. С той самой ночи, часть которой я просидела под выступом подоконника, я чувствую себя так, словно проходу испытание. Нечто вроде теста повышенной сложности, контроля качества знаний и умений в жизни за шестнадцать лет. Однако почему меня заставили проходить эту проверку, не спросив моего согласия? Почему все, всегда и все решают за меня? Не хочется никого видеть, нет желания с кем-то общаться. Даже встреча с папой, мечта всей моей сознательной жизни, больше пугает, чем радует. Я не готова, ни к чему не готова, не трогайте меня! Я так усердно тепла бедный плинтус, что в порыве эмоций стерла с него краску. Ну и ладно, скажу так и было. Чертова сила трения. А вот, кстати, ещё одна проблема. Да не просто проблема, а... Камень на моём пути. Камень по имени Игорек. Я всегда была эдаким циничным и холодным подростком, смеялась над любовью, и искренне считала, что все это если не розовые сопли от нечего делать, то выходки гормонов. И конечно же я была уверена, что меня любовь никогда не настигнет, а если постарается, то я откину её прочь пинком равнодушия и здравомыслия. А тут вот такое. Я никогда раньше не влюблялась, я не знаю, как нужно себя вести, когда твоё тело просто парализует от одного его взгляда, когда от его голоса кружится голова, а стоит ему подойти ближе, чем на метр и твоё тело охватывает жуткая горячка. Я не понимаю, как я могла попасться в такую ловушку, но забираюсь в неё все дальше. Я теперь учу физику больше, чем все остальные предметы вместе взятые, и честное слово, никогда бы не подумала, что физика может быть простой и понятной. Мне кажется, что другие преподаватели скоро начнут ревновать меня к этой великой науке. А ещё я все время боюсь, что виду себя слишком... явно. Мариша, например, сразу все поняла. Правда, она ещё ничего такого мне напрямую не говорила, но думаю, скоро скажет. Мне её речи вряд ли кровь испортят, мне сейчас важно другое: разобраться со своей семьёй, если её можно так назвать, и не дойти до состояния влюбленной и готовой на суицид Рыбины. Кстати, о птичках. Верно говорят, что продукты жизнедеятельности не тонут. После моего четкого удара головой о колено с ней ничерта не случилось, хотя я запросто могла сломать ей нос. Так, пара синяков. Зато теперь она ходит мимо меня, уставившись в пол или в стену, и лишь изредка испепеляет взглядами, полными концентрированной ненависти. А это меня вовсе не пугает. Минут через тридцать я стояла, обливаясь липким потом посреди чистейшей казармы. Теперь осталось выдраить коридор, но это уже сущие пустяки - кровати и тумбочки там отодвигать не нужно, знай шуруй тряпкой. Честное слово, никогда бы не подумала, что мытье полов может восприниматься с подобным чувством облегчения. Не успела я домыть полы, как проконтролировать мои действия заявилась мисс Мамай собственной персоной. Она долго и критично осматривала казарму, к моей неслыханной радости не заметив стертого плинтуса, а затем обратилась ко мне с уже ставшей привычной ноткой презрения в голосе: - И что же ты, Политаева, сначала казарму вымыла, а потом коридор? - Так точно! - отрапортовала я, стараясь исключить из голосовой мелодии элементы издевки. Уборка - занятие, конечно, не слишком хлопотное, но и не весёлое. К тому же чем быстрее я освобожусь, тем больше шансы, что у меня будет пара минут на буфет. Желудок уже сводит, честное слово. - Понятно, понятно... Ну что же, рядовой Политаева, со своей задачей вы справились и можете покинуть свой пост. У вас пятнадцать минут над душ и переодевание, а после - марш на занятия! Ох, чую я, - в голосе появились зловещие нотки, - ты у меня в нарядах как сыр в масле кататься будешь. Я проводила Мамаеву молчаливым презрением. Да что ей так покоя не даёт факт моего существования? И смысл, спрашивается, мне через пятнадцать минут бежать на занятия, если через двадцать минут кончится геометрия? Пять минут посидеть на уроке? Не знаю, что там чует на мой счёт товарищ командир, а я явно так чую восхитительный аромат булочек с корицей из буфета. После душа и переодевания в учебку я накинула на плечо сумку с учебниками и на пару минут замерла в нерешительности перед зеркалом: краситься или нет? В результате решила забить на это дело, и поспешила вниз к учебному корпусу. Пока булочки с корицей - настоящее произведение искусства - таяли у меня во рту, какой-то парнишка лет двенадцати шустренько расклеил по стенам возле каждого столика объявления. На мой столик у него как специально не хватило листовок, и моему царскому величеству пришлось встать и пройтись, дабы прочитать, что же в сих грамотах начертано. "Секция карате объявляет набор на вечерние занятия с 18:00 до 20:00. Возрастной критерий - все курсы гимназии военного типа. По всем вопросам обращаться к Соколенко И.Д., спортзал, цокольный этаж." Так, а вот это уже интересно. Пару лет назад я занималась и айкидо, и теквондо, и рукопашным боем - это если перечислять только боевые искусства. А так меня куда только не пытались впихнуть - я отошла широчайший спектр секций нашего города, от балета до курсов игры на гитаре, и нигде долго не задерживалась. Виной был мой характер и желание побесить Женечку. Но ведь теперь я изменилась, или по крайней мере начала меняться, так может стоит попробовать? Тем более учитывая, какими методами мне приходиться отвоевывать в этой школе место под солнцем, лишние курсы самообороны мне не помешают. Решено, вечером загляну на цокольный этаж к Соколенко И.Д. Правда, если выгорит, то у меня будет куда меньше свободного времени, ну и пусть. *** Я начищала жакет (или китель, кто его знает) в бытовке, когда туда, подпрыгивая на ходу, влетела Мариша. Все же я не перестаю удивляться этому человеку - такая непростая судьба и всегда такое жизнелюбие в каждом слове, в каждом взгляде. Я бы так не смогла. - Привет бойцам! - она плюхнулась на соседнюю табуретку и отмотала белую нитку. - Начищаемся перед очередным выходом на ринг? - У этой шутки борода уже... как твоя нитка длиной. - Ехидно отозвалась я. - А вы что, Марианночка, очередную рану штопать собрались? - На можно и так сказать... - подруга лихо вдела нитку в иголку. - Зацепилась за крючок на парте блузкой. - Мощно ты ходишь, однако. - хмыкнула я. Какое-то время мы сидели в тишине, нарушаемой лишь шорохом щётки да шелестом ниток, как Мариша вдруг хлопнула себя рукой по лбу. - Лидка! Я ж тебе что забыла сказать! Все ж ещё ждала, когда никто уши греть рядом не будет... Тут на занятиях, пока ты со швабрами вальс танцевала, один молодой человек интересовался у меня, есть ли у тебя парень. - Подруга хитро улыбнулась. - А... Кто? - по интересовалась я, чувствуя, как внутри все похолодело и одним ледяным комком ухнуло куда-то вниз. - Кто-кто... Миша. - Какой ещё Миша? - не поняла я. Внутри стало ещё тяжелее. - Ну как какой? Зимин, какой еще-то. Сосед твой по парте, между прочим. Ну что же. Глупо было и ожидать чего-то. Я с удвоенной силой взялась за щётку, не глядя на Маришу. - Слушай, у тебя такое лицо... Ну хотя понятно, чего ты ждала. Только вот Игорек у меня бы это спрашивать не стал, он бы пошёл прямой дорогой, это тебе не стесняшка Миша. - Причем тут вообще Игорек... - раздражение поморщилась я, чувствуя, как краснею. - Ну не причём, так не причем, как скажете. Только вот я Мишке сказала, что никого у тебя нет, и ты, выражаясь языком интернет-статусов, находишься в активном поиске. - С этими словами Мариша кинула иголку в ящик и шустро вскочив, выбежала из бытовки. Я только и успела, что гневно посмотреть ей вслед. *** Я ждала этого часа досуга просто как глотка воды. Уже который раз при виде соседок по казарме меня обуревает дикое желание смыться куда-нибудь отсюда, но так как устав не позволяет смыться туда, куда мне действительно хочется, придется попытать счастья в спортзале. Не обращая внимания на Рыбину, которая стояла у подоконника в окружении дорогих подружек и косила на меня своим лиловым взглядом, я выбежала из казармы и направилась вниз. Лучше, конечно, чтобы меня никто сейчас не засек. Ничего предосудительного я не делаю, но представьте себе: агрессивная драчунья Политаева скачет записываться на каратэ. Здорово. Мне удалось без приключений не только миновать переход из жилого корпуса в учебный, но даже пройти мимо преподавательского этажа, а это уже невероятное везение. Правда, я все еще из рук вон плохо ориентировалась в корпусах, и найти спортзал мне удалось только со третьей попытки обхода подвальных помещений. Первый раз я забрела в какую-то темную конуру, где меня чуть не прибило шваброй, а во второй раз напугала целующуюся в кабинете-мастерской парочку. Честно говоря, если бы не мужик в белом кимоно, маячащий в конце одного из коридоров, я бы и на пятый раз не добралась до зала. Интересно, как я буду выбираться назад? - Э-эй! – Да, я умею начинать диалоги. – Извините, а я вот по поводу занятий каратэ… Это к вам? - Ну допустим ко мне, - хмыкнул мужик, держа руки на поясе. Не на обычном поясе, а на черном, между прочим. – А ты записаться хочешь? - Да, я вот с седьмого курса, второй взвод… - С седьмого курса? Знаешь, твои ровесники почему-то наш зал не особо жалуют в этом году, но думаю, проблем с партнерами у тебя не будет. Девушка ты хрупкая, поставим тебе какого-нибудь матерого парня курса с пятого… Обнадежил, спасибо. Ладно, никто и не говорил, что будет легко. - Пойдем в зал, я тебя запишу. Мы прошли в спортзал, большой и просторный, так напоминающий зал обычной средней школы. По всему пространству скакали парни и девушки всех возрастов и размеров, начиная, видимо, с одиннадцатилеток первого курса. Некоторые из них были в кимоно, но большинство в обычных спортивных костюмах. На моих глазах девчонка роста едва ли метр двадцать схватила и перекинула через себя парня, который был ростом примерно с меня. Звук падающего на пол тела заставил меня поморщиться, и это не укрылось от тренера, которого, как я прочла на табличке на столе, звали Иван Денисович. - Ничего-о, скоро и ты так будешь! – подмигнул мне боец, доставая из столешницы нечто вроде школьного журнала. Ого, и как кто я буду скоро? Как эта девка или как этот паренек? Что-то мне подсказывает, что второй вариант наиболее вероятен. - Так, седьмой курс, второй взвод… Фамилия, имя? - Политаева Лидия. - Политаева… Слушай, - внезапно оживился Соколенко, - а это не ты случайно свою сокурсницу головой об колено приложила? - Не случайно, а специально приложила. – Я даже не знаю, мне сейчас изображать стыд и раскаяние, или наоборот автографы раздавать? - Ну ты, конечно… И ты что, сюда пришла, чтобы навыки усовершенствовать? Ты смотри у меня! Первое, чему мы стараемся научить таких активистов, как вы, - самоконтролю и порядочности. Ты понимаешь, что это действительно важно? - Прекрасно понимаю, за этим я сюда и пришла. - Ну что ж, прекрасно. Занятия у нас на бюджетной основе, по понедельникам, средам и пятницам в шесть часов вечера. Только сразу предупреждаю, - тренер нахмурился, - если у тебя будут проблемы с учебой, а я всегда в курсе успеваемости моих учеников, то занятия придется прекратить. Ох, ну и ну. Я не успела даже свалиться с чьих-нибудь могучих плеч на пол в этой секции, а меня уже предупреждают о возможности изгнания. Еще месяц назад я бы дико психанула из-за этого и послала всех далеко и быстро, но сейчас… Крепись, Лида, держи себя в руках. - У меня все в порядке с учебой, я понимаю, как это важно. – Милейшая улыбка и честные глаза кота из Шрека, ну кто из учителей устоит перед таким набором? – А скажите, форма?.. - Пока можно ходить в обычной спортивной форме, даже не в уставной. Но если ты серьезно продолжишь заниматься, будешь сдавать экзамны и участвовать в соревнованиях, то придется, конечно, купить кимоно. - Хорошо, спасибо, я все поняла, ждите меня завтра. – Даже если бы я хотела, я бы не смогла выговорить все это еще быстрее. Хотелось, конечно, уже сейчас переодеться и рвануть с места в карьер, с корабля на бал и скинуть кого-нибудь не в меру назойливого через плечо. Но нет, госпожа Политаева, не так быстро, учитесь усмирять свой пыл. Как ни странно, обратная дорога далась мне куда легче. Точнее, сначала я так думала. А потом… не успела я вырулить к лестнице, как на меня обрушился мой зыпыхающийся сосед по парте. Миша… как там его? Зимин? От неожиданности я чуть не валилась, а он так взглянул на меня, словно я была драконом. Или похудевшей Мамаевой. В общем, чем-то жутко нереалестичным и невообразимым. - Лида?... - Я за нее, - сухо ответила пытаясь все же подняться по лестнице. – А ты кого искал? - Так… тебя и искал. - Нашел? – мне не хотелось сейчас с ним говорить. Конечно, мне льстило его внимание, и то, что он возможно действительно увлекся моей персоной. И в то же время он мне не был нужен, мне вообще сейчас никто не был нужен. И тут же я опять вспомнила мою идею о новой Лиде. Правда, не стоит отталкивать человека, в конце концов, он ни в чем не виноват. Да и с чего я взяла, что нравлюсь ему? Может, он с издевкой это спрашивал, или же вообще неумело заигрывал с Маришей. Вот в такого солнечного зайчика, как она, и влюбиться не стыдно. - Нашел… Слушай, Лид, а ты куда-нибудь идешь на выходные? Та-ак. -Иду, если повезет. – На свидание меня приглашают, что ли? – В увал иду, а что? - Да просто мы тут с Маришкой посовещались и хотели втроем куда-нибудь завалиться, пока погода хорошая и погулять можно, но ты пропала куда-то, вот я и искал. - Ну… - а черт с вами, пойду и погуляю. – Сейчас только четверг, и до субботы все может измениться сто раз, но я предварительно согласна. После этой фразы я наконец-то смогла с чистой совестью ускориться и свернуть в женский жилой корпус. - Лида... Лида, погоди... Да твою дивизию, ну что ещё ему нужно? Миша догнал меня и замер, глядя прямо мне в глаза. Ну не дать не взять ангелочек-амурчик. - Ну что? - Я начала эту реплику с раздраженного тона, а потом меня опять куснула совесть, и пришлось менять интонацию на более дружелюбную. Учитывая продолжительность фразы, вышло что-то довольно странное. Миша помялся, покусал губу, а затем бросив короткое "Да нет, ничего" развернулся и убежал. Ну ладно, будем считать, что один из нас обошелся на этот раз малой кровью. *** Я зашла в казарму минут за десять до отбоя, и все девчонки уже сидели переодетые в ночное на тумбочках да на койках. Рыбина терла лосьоном свою физиономию, хотя как по мне, ей только скипидар поможет, и то не факт, Дьякова и Лавенко давили друг другу на руки какой-то ароматный крем, а дорогая моя Марианночка сидела на своей кроватке и читала. Ух, подруга, сейчас я тебе такой сюжет закину, хоть читай, хоть пой. Я села на свою кровать и перегнувшись через проход, негромко, чтобы никто не нагрел ушей, поинтересовалась: - Скажи пожалуйста, Маш, вот кто тебя тянул за язык? Видимо, в моём голосе проскользнуло нечто такое, что заставило нашу великую читательницу сразу оторваться от книги. - Ты о чем? - Ты прекрасно знаешь, о чем! - я уже не могла сдерживать раздражение, и это было слышно даже на уровне шепота. - Ну вот зачем ты ляпнула Мише, что у меня нет парня? - А что, у тебя есть? Я схватилась руками за голову. -Маня, дело не в том, есть он или нет, дело в том, что... - Ну? В чем? - Мариша уставилась прямо мне в глаза, как следователь на допросе. - И потом, тебе надо отвлечься... - Может и надо, но скажи, нельзя было просто позвать меня гулять без этих амурных расследований? - Да нет же, тебе надо отвлечься на кого-то! Ну, на кого-то более реального, доступного, что ли... Сначала я не поняла, о чем она толкует, а когда до меня дошло... Вдох-выдох, вдох-выдох. Тише, Лидочка, тише. Хватит тебе залетов. Ты ещё так много не сделала - на каратэ не записалась, четверть не окончила, с друзьями не погуляла... Да и если ты сейчас выдергаешь все волосы своей единственной пока что подруге, Ты же пожалеешь об этом когда-нибудь... На том свете, пожалуй. Мои мысли, судя по всему, отобразились на моём лице, потому что Мариша даже отшатнулась от меня и заметно побледнела. - А можно... - это был уже не шепот, а шипение кобры. - Можно я сама буду решать, на кого мне обращать внимание, а на кого нет? На кого отвлекаться, а на кого нет? О ком думать, а о ком нет? На последних словах эмоции взяли своё и я повысила голос настолько, что на нас смотрела в наступившей тишине уже вся казарма. Я со скрипом перевернулась на кровати и упала на спину. Плевать, что в одежде, что до отбоя, на все плевать. Краем глаза я видела роду Рабиной. Если бы я вышла, они бы много чего тут на говорила. Я встала и злобно терзая ни в чем не повинную одежду стала переодеваться в ночное. Мариша обиженно фыркнула и отвернулась. *** Прошло уже минут двадцать после отбоя, а я все лежала и пялилась в темноту. Пускай все слышали, пускай все всё поняли. Тут же все так любят управлять моей жизнью, честное слово, все, кроме меня. Как же я устала... Глава 6 Еще один круг по залу. Еще одна порция болезненной растяжки. Еще парочка легких спарингов на касание – мое любимое. Еще пару десятков отжиманий. Пресс уже болит, но меня это не сильно волнует – тем, кто халтурит, прилетает поясом от тренера. Уже две недели, как я хожу на занятия каратэ. Времени теперь у меня нет ни на что, и наверное, это и хорошо – как только появляется свободная минутка, тысячи мыслей, нужных и ненужных лезут в голову, а голова моя уже слишком устала, чтобы думать, поэтому пусть работает тело. Физподготовка – муштра, требующая максимум сил и минимум мысли, а каратэ – спортивное расслабление, где думать можно и даже нужно. Думать, как правильно сделать захват, думать, в какую сторону ставить блок, думать, какой уровень удара выбрать. Думать, пока движения не дойдут до автоматизма, пока не ощущтишь на себе великолепную метаморфозы – бессознательное единение тела и ума. Марианна моего порыва не оценила, но не сказать, чтобы это сильно меня огорчило. У нас теперь еще меньше возможностей общаться – в пять часов вечера заканчивается самоподготовка, а в половину шестого начинает ужин. Как правило, свободные полчаса я или сплю, или учу что-то из уроков, а за ужином побыстрее сметаю свою долю и убегаю на тренировку. Может, Мариша и хотела бы больше времени проводить со мной, но мне пока что хорошо и одной. Никогда раньше я не была экстравертом, и сейчас им становиться не собираюсь. С каждым днем Мамева смотрит на меня все более подозрительно. Ее пророчества по поводу моих будущих залетов все никак не сбываются, просто потому, что мне некогда косячить. Но командирша ждет подвоха и цепляется ко мне по каждому поводу, и нам обеим очень повезло, что у меня нет сил ей отвечать. - На кулаки встали, Залиев, на кулаки! Тебе показать, что такое кулак? Еще может кто-то забыл, как руку в кулак преобразовывать? Я шустро приняла упор лежа и встала на кулаки. Костяшки пальцев уже столько отболели, что я их просто не чувствую. Так, Лида, давай, не ленись, на себя работаешь! - Главное, - вещал Соколенко, прохаживаясь мимо отжимающихся тушек, - никогда не сдавайтесь! Действуйте! Либо решайте свои проблемы, либо смиритесь и деградируйте! Лично я всегда выбираю первый вариант и вам того же советую! Интересно, «того же советую»… Это вообще правильная формулировка? Так можно говорить? - Политаева, думать в бибилиотеке будешь! Ты счета не слышишь? Нам из-за тебе лишний десяточек накинуть? Зал возмущенно загалдел. - Извините, просто руку свело. - Ну-ну… Ниже, Бондарь, ниже, представь, что на полу конфета лежит, ну! *** Я запихала мокрые от пота треники и футболку в стиральную машину и уселась на табуретку, глядя в окно бытовки. До отбоя всего ничего, но через полчаса машинка постирает, я развещу вещи и отправлюсь спать. Уже сейчас хочется пойти и прикорнуть, и с уровнем моей усталости у меня это запросто выйдет даже среди предотбойного казарменного галдежа, но нельзя. Сколько просплю сейчас – столько буду лежать с открытыми глазами ночью. А ночь – время мыслей, а думать мне сейчас никак нельзя. Но из головы никак не шли слова Ивана Денисовича. «Не сдавайтесь, действуйте». Конечно, он прав, и это просто знак свыше для меня. Я не могу сидеть сложа руки, если я хочу сдвинуться с мертвой точки, я должна действовать, иначе результата не будет никогда. Но для того, чтобы начать действовать, придется переговорить с Маришей. С тех пор как подруга сдала меня Мише, я немного потеряла к ней доверие. Нет, даже не так. Я ничего такого ей и не доверяла, чтобы ощущать себя преданной, просто меня дико взбесили эти попытки настроить мою жизнь. Может, потому что меня никогда не спрашивали, а просто делали все за меня, может, из-за своих личных закидонов, но я не перенесла просто такого сюрприза. Однако, действуй, Лида. Долой старые обиды. Маришу я нашла в зале для досуга. Устроившись поудобнее на диванчике, она опять нырнула в какую-то дикую фантастику в яркой обложке. Если до ее дня рождения (когда он у нее, кстати?) мы не поссоримся, то я даже знаю, что ей подарю. Подруга заметила меня краем глаза, но решила проигнорировать, и с еще больши усердиев уставилась в книгу. Ой ты ж блин, какие мы обидчивые и злопамятные. Я присела на диван. Робкий взгляд, виноватое лицо... Ну, полный арсенал уже, что ещё нужно? - Ну что. - Маша оторвалась от книги, в которую, в общем-то смотрела только для виду с того самого момента, как я вошла. - Мариш... Слушай, мне нужна твоя помощь. - Ещё один умильный взгляд. Честное слово, если и после этого подруженция будет ломаться, я плюну на все и буду искать другие методы. - Да ты что? Прости, но я не могу. Обещала одной даме не вмешиваться в твою меганасыщенную жизнь. - Ну правда, Маришка, извини. Я просто подумала и поняла, что никто, кроме тебя мне не поможет, ты - мой единственный шанс! - Ну ла-адно, что же там такое? - Подруга постаралась отвечать с неохотой, но было видно, что она уже ничуть не обижается. Я внутренне усмехнулась и уселась поудобнее. - Понимаешь... Когда я забирала письмо с КПП, ну ещё тогда... В общем, там был ну та-акой дежурный!.. - Как же противно, чувствую себя не только самым большим в мире лжецом, но и отвратительным актером. По-моему, я даже затянула с "та-аким дежурным", но Маша то ли захотела мне поверить, то ли действительно приняла все за чистую монету. - Понравился? - Ну как сказать... Хотелось бы узнать его получше, пообщаться. - А вот тут я уже ни капли не вру. Мне действительно позарез нужно перетереть с этим поддверным донжуаном. - Ну и чем мне тебе помочь? - Ну как чем? - Дай мне терпения, небушко. - Я же плохо знаю пока народ, думала, может ты подскажешь?.. Маша прикусила губу. - Я в тот день на КПП не спускалась, как и в другие дни, в прочем. - Лицо подруги помрачнело, и я на секунду даже пожалела, что начала этот разговор. - Я не знаю твоего красавца, прости. - Ну а как мне его найти? Должен же быть какой-то способ! - Что, серьёзно зацепил? Я многозначно уставилась в пол. И понимайте этот жест как хотите. - Ну в командирской в журнале есть расписание дежурств, там написаны данные по числам, но тебя во-первых не пустят туда, а во-вторых никто не даст тебе читать... - Спасибо, Манюнечка! - Я подскочила с дивана и побежала к двери. - Ну просто чмок тебе! - Надеюсь, грузинского воздушного поцелуйчика достаточно в качестве платы за эту информацию? В любом случае, она меня простила (хотя кто кого ещё должен прощать, вообще-то), а это уже прогресс. *** - До конца занятия пятнадцать минут, так что мы успеем написать небольшую самостоятельную, глядя на которую я сразу пойму, кто действительно работал эту неделю, а у кого, как говорится, ветер в голове гулял... Дежурный! - Я! - Как же неохота вставать со стула. После физподготовки даже сидеть на жёстком деревянном стуле - наслаждение, но надо, значит надо. - Раздайте работы. Я взяла у Филипенко кипу листиков и невольно охнула: шесть заданий! Серьёзно? Я не слишком хорошо делю в уме, но это же меньше трёх минут на одно задание! - Что-то не так, Лида? - осведомилась математичка. - Нет, Лариса Витальевна, все в порядке. - Отрапортовала я. - А то я думаю, может шесть заданий мало... Может, ещё стоит на доске написать? Класс возмущенно загалдел. Вот любит Филипенко поиграть на нервах. Понятно, что дополнительных заданий она не даст, не такая она все же зверюга, а мне все равно захотелось испробовать на ней пару изученных на каратэ приёмов. Все же как я не учила алгебру, силы в этой борьбе были неравны. Если бы не Миша, как пулемет строчащий на бумагу одно задание за другим, пропала бы моя грешная душенка со всеми потрохами. Вариант у него был другой, но спасибо великой и могучей Филипенко, что задания были до смешного аналогичными. Когда мы всей толпой вывалились из кабинета, я решила сказать спасибо Мишке за этот жест доброй воли. Если честно, мне не хотелось лишний раз с ним вообще контактировать, но нельзя же быть такой неблагодарной тварью. - Миш, слушай, ну ты прям выручил меня, спасибо! - Я постаралась придать лицу наиболее дружелюбное выражение и не думать о предстоящем тесте по химии. - С меня шоколадка! Надеюсь, он понимает, что это просто дежурная фраза и я не собираюсь таскать ему по гроб жизни сладости. - Да не стоит, мне ж не трудно, - надо же, догадливый. - Обращайся. Я, если честно, ожидала более длительного диалога, поэтому сначала растерялась, но потом вздохнула с облегчением, глядя в спину удаляющемуся однокашнику. Не настроена я сейчас вести беседы не только с умненькими мальчиками, но вообще с кем бы то ни было. В голове у меня была одна учительская, и пока что я ни не йоту не сдвинулась вперёд к своей цели. Я отошла к подоконнику и достала телефон. Война войной, а контрольные по расписанию, и сейчас мне надо постараться найти в интернете хоть что-то, напоминающее проверочную работу по алканам. Но не успела я проверить и трёх ссылок, как ко мне подскочила Мариша. Видит Бог, я не хотела грабить или ссориться, так что если я сейчас сорвусь, строго меня прошу не судить. - Лида, блин! Там взводный идёт, а ну спрячь телефон! - На лице подруги была написана такая тревога, что я невольно прикрыла телефон сумкой. - Ты чего, Маш? Я же не на уроке... - А то ты не в курсе, что в учебное время пользоваться сотовыми телефонами и вообще всякой техникой запрещено! - Что за глупости? - Я поморщилась и вновь вытащила телефон на свет божий. - Ты доиграешься, что конфискуют телефоны у всего взвода! Я-то знаю, в прошлом году уже было так из-за одного умника принципиального дюже... Мне было как-то все равно на эти байки, но телефон я все же убрала, и вовремя - тут же по коридору, чеканя шаг жуткими бордовыми туфлями, прошагала Мамаева. Даже не прошагала, а пронеслась, да так быстро, что мы даже не успели поздороваться. Звездной поступью командирша пролетела мимо нас и зарулила прямиком в кабинет химии. - Чего это она? - не поняла я. - Ну как чего?.. - Мариша прищурилась. - Завтра же суббота, надо списки на увалы готовить, вот она и шерстит преподов по поводу наших залетов, чтоб заранее знать, для кого увольнительную точно готовить не стоит. Кстати, - оживилась подруга, - ты идёшь с нами завтра? От мучительной беседы меня спас звонок, и оставив Маришу недоуменно водить глазами, я ринулась в класс, руководствуясь принципом «Раньше сядешь - раньше выйдешь». Но и на химии мне не удалось сосредоточиться, мысль о невыполненной миссии буквально жгли и разъедали меня изнутри. Кое-как написав проверочную, я не выдержала и подняла руку. - Что вам, Политаева? - осведомилась химичка. - Можно выйти? - Так, спина прямая, ноги вместе и вообще стойка идеального ученика. - А до конца урока не дотерпите? Ну что же, сдавайте работу и выходите. Я послушно положила листок на учительский стол и буквально выбежала из класса. Так, теперь надо держать голову в холоде и не облажаться. Я подкралась к двери учительской и заглянула в щелку. Никого внутри - тишь, гладь, благодать. Теперь бы ещё дверь оказалась незапертой и не скрипучей... Я нажала на дверную ручку, и в тот момент, когда мне уже показалось, что дверь замкнута на семь оборотов и охраняет её дракон, створка поддалась и с тихим скрипом сдвинулась с места. Чуть не завопив от радости, я приоткрыла дверь на минимальное возможное расстояние (как же хорошо быть худой) и просочилась в учительскую. Закрывать за собой я не стала, дел у меня на пару секунд, надеюсь, что за это время мимо не пройдёт кто-нибудь, кто увидев приоткрытую дверь по законам жанра непременно захочет проверить, все ли в порядке. Так, ну что, где тут нужный мне журнал? Я оглядела высокий, от пола до потолка стеллаж, весь забитый разного рода книгами. Вот я дура, надо было хотя бы спросить у Мариши, как выглядит нужный мне фолиант. Сколько же тут макулатуры, чёрт возьми... Я начала волноваться. Мало того, что меня могут хватиться на химии, так еще и запросто могут застать на месте преступления. Что я скажу, если сейчас сюда кто-нибудь зайдет? Что искала туалет, и, судя по всему, плохой из меня туалетоискатель? Однако мои молитвы были услышаны: я наконец-то его нашла. Похожий на домовую книгу, журнал дежурств весил столько, словно его обложку ковали из чугуна. Или отливали? Как придают форму чугуны? Та-ак, мне нужно четырнадцатое сентября... Я судорожно листала страницы. Ну скажите, кто придумывал эту дебильную систему заполнения? И этот кто-то вообще сам в ней разбирается? Почему числа написаны не большими цифрами на верхней строке, как было бы логично, а мелкими закорючками сбоку? Почему тут столько граф и колонок? А вот это вообще какой клинописью начертано? О, вот то, что нужно. Четырнадцатое число, Фролов, 8/3. Фролов - фамилия дежурного, а "8/3" - восьмой курс, третий взвод. Было бы неплохо сфоткать на всякий пожарный всю страницу, но мой телефон лежал сейчас этажом ниже в кабинете химии. Так, пора выметаться. *** Как же мне не хотелось искать этого Фролова, а ещё больше мне не хотелось с ним говорить. Но повторюсь, я была уже немного не той Лидой, что месяц назад, мне теперь стало ясно - на пути к своей цели придётся иногда делать то, чего совсем не желаешь. В комнате для досуга сидело просто валом восьмикурсников. Мне показалось, что меня даже не заметят в этой толпе, но нет - стоило мне войти, как множество глаз обратилось на меня. Так, Лидочка, спокойно, они всего лишь на год тебя старше. - Че тебе, малая? - лениво гоняя во рту жвачку, осведомился один шкет, на шее которого висела в позе ленивца девка с явно пережжеными химией волосами. - Ну во-первых, у меня есть имя, хотя я тебе его не скажу. А во-вторых... Мне нужен Фролов. По комнате пронёсся гул ехидных насмешек. Видимо, этот Фролов был притчей во языцах, каким-то скользким или наоборот, слишком липким типом. Да, Лида, ты, конечно, очень избирательная в знакомствах. С дальних рядов поднялсяпарень белобрысый парень, и сразу поняла, что не ошиблось - это был он. Даже улыбка хамская все та же. - Ба, знакомые все лица! Это же ты подкатывала ко мне на КПП. Я?! Подкатывала?! Да какого... Тихо. Тихо, этот экспонат нам нужен живым. - Ага, - давай, по твоей наглой роже твоим же оружием. - Жить без тебя не могу, ночи не сплю. Пойдём, свет мой, дело есть на пару сотен. Мы вышли в коридор, и с каждым мгновением мне приходилось асе больше взывать к своему самоконтролю. Наконец я собралась с духом и начала: - В общем, слушай, Фролов... - Даниил. - Что? - Зовут меня Даниил. А у тебя имя есть или как? - Или как. - Что он себе позволяет? - Послушай, Дань, заработать хочешь? - Интим не предлагать! - Фролов разразился противным смехом. Вот как мало человеку надо для счастья - сам пошутил, сам поражал и жизнь прекрасна. - Помнишь, когда ты дежурил, мне принесли письмо на КПП? Таа вот, у меня есть деньги и большое желание узнать, кто это был. - Кто это был... Откуда я знаю, я паспорт у него не спрашивал. - О, как мы серьёзно заговорили. Вот что делает с людьми слово "деньги". - Ну а внешне ты запомнил?.. - Ну... - на туповатом лице Фролова промелькнула некая пародия на задумчивости. - Мужик. В костюме. Вот помог так помог, честное слово. - Даня, за такие данные тебе никто не заплатит. Если ты его увидишь, ты его узнаешь? - Ну допустим узнаю... И что мне за это будет? - Двести рублей. - Сколько? - опять этот противный смешок. - Ты что, киса, кто за такие гроши работает? - Да там работы-то... Просто позвонить мне. Если ты ещё раз на дежурстве или ещё где увидишь этого мужчину, звони по вот этому номеру. - Я сунула ему в руку бумажку. Надеюсь, он цифры-то понимает? - Четыреста. - Не проблема, но сейчас у меня только двести. Давай так - я отдаю тебе половину, а ещё половину отдам после того, как на мой номер поступит звоночек от тебя со срочной и быстрой информацией. - Не-а. - Даня скрестили руки на груди и взглянул на меня с некоторой издевкой. Или деньги на кассу, или я не помню ни письма, ни мужика, ни КПП... -Ладно. - Чёрт с тобой, подавись ты этими деньгами. - Только у меня сейчас правда нет. На, - я протянула информатору две сотенные купюры. - Ещё столько же позже занесу. - Ты не обижайся, детка, я бы тебе итак помог, но нельзя же быть таким добрым... Эй, - опомнился парень, видя, что я собралась уходить. - Зовут-то тебя как? - Лида меня зовут. - Пусть знает, ладно уж. - Седьмой курс, второй взвод. И, круто развернувшись, я пошла скорее прочь. Да уж, Лида, это тебе не по интернету парней кадрить, тут реальная жизнь, которая ставит порой весьма неожиданные вопросы. И один из таких вопросов - где взять ещё две сотни? На самом деле у меня есть гораздо больше, чем двести деревянных, но они все дома. Большие суммы хранить а казарме глупо, внутри гимназии их ни на что не потратишь, а деньги, взятые на буфет, я как раз и истратила на буфет. Не хотелось бы тянуть это дело ещё и после выходных, так что пойду и попробую занять у кого-нибудь. В нашей комнате для досуга народа было не меньше, чем у старшаков, но далеко не у всех я могла попросить взаймы. Маришу я отмела сразу, с её семьёй и бюджетом, да и в комнате её не было, опять небось заседает а библиотеке. Миша?.. - Слушай, Миш, у тебя не будет до понедельника двух сотен? - с места в карьер, зато ясно. Миша посмотрел на меня с явным удивлением и покачал головой: - Не, Лид, нету... Вот в понедельник будут. - В понедельник мне уже не надо... - вздохнула я. - Саш, слушай... - Не, Лид, у меня только сотка, да и на ту планы... - Политаева, тебе деньги нужны? - осведомился стоящий рядом Жорик. - Да, буквально двести рублей. - У меня нету! - хохотнул однокурсник. - А зачем тогда спрашивал? - закатила глаза я. Спустя десять минут я поняла, что искать пророка в своём отечестве мне бесполезно, а идти в другое отечество ой как не хотелось. Оставался один-единственный выход, нежелательный, неприятный, но выход. Я зашла в бытовку, немного постояла, вслушиваясь в тишину, и набрала номер. Гудки пошли... - Ало... Да, привет, Жень... Нет, ничего не случилось... - заботливый, блин. - Тут просто такое дело... Мне нужно денег немного. Совсем немного, но срочно. Не беспокойся, я верну на ближайших же выходных. Глава 7 - Спасибо, Жень, на выходных я тебе непременно верну. - Мы сидели на КПП, куда отчим примчался по первому моему зову. Конечно, не обошлось и без дикой кучи вопросов типа "Зачем тебе эти деньги? Ты что, играешь в карты? Может, тебе нужно что-то купить, так ты скажи! Послушай, а не связалась ли ты с наркотиками?!" Мне пришлось наврать про какой-то кулон в интернет-магазине, на который действует скидка в половину цены только до конца этих суток. Слава Богу, что в школе стоит терминал оплаты, прямо в холле, иначе Женечка никогда бы мне не поверил. Честное слово, я не удивлюсь, если завтра по всем тумбочкам ГВТ будет шарить госнаркоконтроль со служебными собаками. Уже поднимаясь по лестнице, я обернулась. Женя стоял у дверей и смотрел мне вслед. И чего он ждёт? Что я тут же схвачу эти две сотни и побегу менять их на дозу у первого попавшегося ученика? Фролова искать долго не пришлось, стоило мне перешагнуть порог учебного корпуса, как он тут же вырулил неведомо откуда и остановился предо мной как вкопанный. Руки в карманы, голова закинута назад, ухмылочка на полрожи - все на месте. - И снова здравствуйте. - Чем быстрее я закончу с оплатой, тем быстрее услуга начнёт действовать. - Вот остаток. Теперь ты просто обязан экстренно сообщать мне, когда увидишь этого человека. Даня деньги взял и некоторое время держал их в руках, постукивая ребром купюр по ладони, как будто это были не две бумажки, а целая пачка, перехваченная резинкой. - Ну позвонить я тебе не смогу. С поста звонить - самоубийство. Но смску кинуть попробую. - Он по-моему специально меня нервирует, да? - Слушай, а чего ты так ищешь этого романтика? Напиши ему в ответ писулю, пусть лично придёт или телефон себе купит... - Не твоё дело. - Гнев сменил место какой-то странной, давящей пустоте. Умом хотелось заплакать, а эмоциями - исчезнуть в любых проявлениях. Скорее бы тренировка, что ли. - Если что, сигналь, - устали произнесла я, и, развернувшись, ушла. По-английски или по-хамски - не знаю. Мне все равно. Сейчас приду в казарму, сяду на кроватку, почитаю что-нибудь из обязательного списка литературы. "Отцов и детей", например. Когда до меня дошёл смысл названия, пустота внутри сдавила ещё сильнее. Тише, Лида, все пройдёт, и это тоже все пройдет. Ни помню, кто и где, но кто-то это говорил или пел, и как же я надеюсь, чтобы этот кто-то был прав. Из дверей расположения доносился странный, слишком громкий и возбуждённый гул. Мне плевать, что они там перетирают, главное, чтобы никто не трогал меня. Если с утра я была человеком, который действовал, пусть не хотел, но шёл вперёд, то сейчас я ощущала себя водой в тонком полиэтиленовой пакете, и стоит кому-то задеть чем-то острым мою плёнку - я не выдержу. - О, а вот и Политаева. - Рыбинская физиономия сверкала злобой. - У нас тут ЧП, а ты где-то шляешься. - Не шляюсь, во-первых, а проводу своё законное свободное время, а во-вторых... - я села на кровать и обхватила себя руками. - "У нас" это у кого? - У нас у всех, Лид, у всего взвода. - А вот и Мариша, давно, блин, не виделись. - Помнишь, мы скидывались на подарок Мамаевой? - Помню, и я свою долю внесла. - Даже раздражаться сил нет, честное слово. Вперёд опять вылезла Рыбина. Сзади неё прочным тылом маячила её верная соратница Лизка Демиденко. - Сегодня я сложила все деньги, а это были три тысячи рублей, в конверт и оставила в своей тумбочке. Потом ты ходила и искала у кого бы занять. А ещё позже, когда Лиза пошла оформлять увольнительную в город, чтобы купить подарок, обнаружилось, что деньги исчезли. На меня смотрели десятки глаз, но мне опять было все равно. Неожиданно я почувствовала, как кровь резко прилила к голове. Перед глазами слегка потемнело, а к горлу подступила тошнота. Мне пришлось прищуриться, чтобы унять слезы, внезапно закипевшие где-то глубоко в груди. - Я не брала, - прошептала я севшим, чужим голосом. – Хотите - верьте, хотите - нет, но я деньги не брала. На нетвердых ногах я встала с кровати, и, чувствуя на себе жгуие, полные подозрения взгляды, вышла из казармы. Хотелось уйти отсюда, и идти, идти далеко и не спеша, как летом по проселочной дороге, и чтобы небо было голубое и бесконечное, и холмы да степь со всех сторон. И ни одного человека рядом, не хочется мне никого слышать, видеть и вообще как-то воспринимать. В уборной было открыто окно, и холодный октябрьский ветер заставил меня задрожать, как осиновый листок. Я захлопнула створку и уселась на подоконник. Там, где я жила раньше, в октябре было еще тепло, и не отдавало таким жгучим холодом окно, выходящее в осень. По закону жанра сейчас сюда должен зайти кто-нибудь и спросить таким сочувствующим голосом, все ли у меня в порядке. Но кому я вообще нужна тут, кто ко мне придет, кто будет меня искать? Обидно. В какой-то книге я читала, что человек, существующий на свете абсолютно один, лишается постепенно всех человеческих качеств. Ни с кем не делится переживаниями, не плачет ни у кого на плече, не утешает сам, и забывает постепенно, как оно вообще – переживать… и жить. Не прельщает меня перспектива стать таким же бездушным существом. Я пока что переживаю, страдаю, радуюсь, но это все – как крик в пустоту. Как во сне, когда хочешь бежать, а ноги словно привязаны, когда вопишь и зовешь на помощь, а получается только слабеющий с каждой секундой хрип. Наверное, уже объявили отбой. А может, уже час ночи. Я потеряла всякое ощущение времени. Надо отрезвиться, надо идти вперед, действовать, бороться. Я повернула голову к умывальникам, чувствуя, как от одного движения начинает жутко гудеть голова. Теперь спускаем ноги с подокнника, вот так… Теперь руками беремся за стену… Со мной и раньше случались приступы гипотонии, но чтобы так сильно – такого еще ни разу не случалось. В таких случаях надо выпить кофе, только где я его возьму? Я сделала шаг в строну раковин, видимо, слишком резкий. Последнее, что я увидела – светильник под потолком и блики на белом кафеле. *** Сквозь закрытые веки я видела солнечный свет. Но он не назойливо светил в глаза, а как будто мягко напоминал, что пора просыпаться. Как же мне было хорошо... Вставать совсем не хотелось. Кожей я чувствовала свежие простыни и жёсткий, но чертовски удобный матрас, а ещё ныло правое плечо. Я открыла глаза, продолжая наслаждаться тем великолепным ощущением, которое испытываешь, когда просыпаешься после сладкого и идеального по времени сна. Так, а где это я? Зелёные стены, белый потолок, кровати по бокам от моей... Только это ведь не казарма, комната гораздо меньше. Судя по белой крашеной двери и ширме с занавеской в одном углу - я в лазарете. Что же ты такое учудила, Лида? Не напилась ли случаем? Но голова не гудела, и пить не хотелось. Я попыталась сесть на кровати, но охнула от внезапной боли все в том же плече и замерла. За ширмой что-то зашевелилось, и, шаркая классическими резиновыми тапочками, надетыми на носки, ко мне вышла, видимо, правительница этого государства. Это была женщина лет пятидесяти на вид, полненькая, крашеная под красное дерево, но в целом довольно милая внешне. - Проснулась? Ну что же, жить значит, будешь. – Дама достала из кармана белого халата тонометр и присела на стул рядом с моей кроватью. – Как чувствуешь себя? - Нормально, только плечо болит… и есть хочется. – Прислушавшись к своим внутренним ощущениям, я поняла, что все вовсе не так уж и плохо, и медичка права – жить я буду. Хоть что-то радует. - Ну, - засмеялась тетенька, - если есть хочется, значит точно все в полном порядке. А что плечо болит, так как же ему не болеть? Ты ж им об кафельный пол приложилась. - Да?.. – Ого, Лида, давай, вспоминай, что же ты творила. – А долго я… спала? - Пять лет! – Решила пошутить врачиха. – Да не бойся, ты в обморок точнехонько перед отбоем упала, а сейчас вот только девять утра. Ну все равно что ночь проспала, ничего страшного. - Я упала в обморок, да? – вспомнила я. – От давления? - От давления, от давления… - моя собеседница разворачивала манжетку. – Вот сейчас мы и проверим, все ли с ним у тебя нормализовалось. Сесть можешь? Опираясь на здоровую руку я кое-как села, вслушиваясь в мерное пульсирование тонометра. - Сто двадцать на шестьдесят… Ну что сказать, маловато, но не критично, для твоего возраста и комплекции. Вчера ку-уда хуже все было. У тебя раньше случались такие случаи? Случались случаи. Ну да, случались, давление передавливало. - Гипотония бывала, но чтобы в обмороки падать… - Я со вздохом опустилась на подушку. – От чего это может быть? Медичка встала со стула и направилась к себе за ширму. Вести диалог спиной к пациенту ей было вовсе не сложно, да и не сказать, что я прямо горела желание видеть ее несколько равнодушное к моим тяготам лицо. - Ну разве же поймешь… Много от чего. От природы, от еды… Лекарства, может, сама какие принимала. Девочки в твоем возрасте частенько диетами балуются, ну хотя тебе-то куда… - Судя по шуршанию бумаг, медработница (имени-то ее я не знаю) записывала мою историю болезни. Увековечивала мою ночевку в туалете. Быть может, когда-нибудь я буду показывать своим внукам выписку из моей медкарты и хвастаться, какое бурное у меня было детство, не то что у вас с вашими компьютерами да планшетами. - Извините, а как вас зовут? – решила познакомиться я. - Татьяна Петровна. - Очень приятно, а меня Лида. – Молодец, Лида, подруг себе ищешь, не стоишь на месте. - А то я не знаю, у меня же тут все… - она похлопала рукой по какой-то папке – все про тебя написано, русским по белому. Боже, это не женщина, это просто кладезь крутых фразочек с легким таким налетом тавтологии. - А когда я смогу вернуться в строй? – Да, Татьяна Петровна, раз уж вы меня выходили на свою голову, терпите теперь. Я же просто так не отстану. Медичка повернулась ко мне (судя по скрипу стула) и даже высунула голову из-за ширмы. - Тебе так не терпится опять учиться? Да мой ты зайчик, отличница небось? - Ну… - я замялась. – Если буду пропускать, то даже не знаю, отличница или нет. - Один день погоды не сделает. Полежишь тут до вечерка, а на отбой пойдешь уже в казарму. Кстати, к тебе тут какая-то подруга зайти обещала. - Да? – оживилась я. Надо же, я еще кому-то нужна. – А кто, Маришка? - Вот чего не знаю, того не знаю. Она у меня пока не светилась, вот как стрясется с ней что, тогда и познакомимся! - Захохотала добрая тетя-врач. Да уж, никогда мне не понять этого сурового медицинского юмора. Итак, мне предстоит валяться в лазарете чуть ли не до отбоя, и ни интернета, ни книг, ничего с собой нет. В следующий раз, когда соберусь падать в обморок, прихвачу с собой хоть телефон. Завтрак в постель, состоящий из овсянки с яблоками и сахара с чаем (именно так, не наоборот), насытил мой желудок, и теперь его урчание не заглушало моих мыслей. А зря. Мысли-то были отнюдь не весёлые. Какая-то тварь сперла деньги, общие деньги, мои в том числе, а виноватой сделали меня. Хотя ещё надо разобраться, украли ли лавэ на самом деле, ибо я не удивлюсь, если окажется, что Рыбина сама спрятала деньги, чтобы подставить меня. А я-то, дура, ещё бы на все училище объявила, что мне деньги нужны! Ну никому ведь нельзя верить в этой помойке. Внезапно мне стало страшно. А что если сейчас, пока я тут прохлаждаюсь, Настена подкидывает эти чертовы деньги ко мне в тумбочку? Надо срочно все проверить, так, сейчас я отлучусь... Куда? А в туалет. Люблю я туалеты, ох как люблю. Я встала с кровати и только тут поняла, что на мне надета некая пародия на пижаму - видимо то, что успела захватить Мариша или сама врач в моем шкафчике. Я ненавижу пижамы, и сплю всегда в футболке и шортах. Вот и сейчас на мне была моя старая добрая розовая маечка с пончиком и зелёные трикотажные шорты с бабочкой. А ещё я была босая. Хм, здорово. - Татьяна Петровна, я отойду, хорошо? - скорее для галочки крикнула я. - Куда это? - отозвалась из подсобки медичка. - Ну, в туалет, - само собой разумеющимся тоном объяснила я, пытаясь расчесаться руками. Так, надо ещё не забыть расческу захватить. - Туалет направо по коридору, сразу следующая дверь. - Хорошо, спасибо! - жизнерадостной откликнулась я, захлопнув за собой дверь. Направо по коридору, как же. Ищите дурочку. Хотя чего её искать, вот же она я, иначе как объяснить то, что я собираюсь идти по гимназии босиком и в застиранном спальном дуэте? Нет, я, конечно, в любом наряде красотка, но моей дурости это не отменяет. Однако, довольно холодные полы у нас, хорошо хоть чистые. Судьба благоволила ко мне, и на пути мне не попалось ни одного человека. Морщась от прикосновения босых ног к холодному мрамору лестницы, я поднялась на этаж выше и прошла в казарму. - Тумбочечка моя, как я по тебе скучала... - я обошла койку и открыла дверь. Так, телефон, дезодорант, расчёска (ура!), всякая ерунда... Похоже, что пока мне никто ничего не подснул. Не факт, конечно, что не подсунут позже, но не дежурить же мне, больной и босой, возле тумбочки. Я хотела взять телефон с собой, но потом ограничилась расческой. Тонкий пластиковый гребешок можно спрятать под майку от завидущей Татьяны Петровны, а здоровенную стеклолопату вряд ли. Я бы могла засунуть аппарат в декольте, но какое тебе декольте, Лида, не льсти себе. Зажав в руке расческу, я двинулась в обратный путь. Уже большая половина пути была пройдена, как у самого входа в санчасть я услышала чьи-то шаги. Кто-то шёл по направлению ко мне, и кого-то из нас ждёт сейчас большое веселье. Шаги все ближе, ближе... Я отпустила голову и сделала ещё пару шагов, глядя в пол. А что, я больная, мне можно. - Лида? Ой. О-ой. Я подняла глаза. Игорь. Ну да, логично, именно тогда, когда я выгляжу как чучело, да ещё и не простое, а босое, он и попадается мне на пути. У меня ведь даже волосы не расчесаны, да я вообще как из... жизненной трудности вылезла, чего не скажешь о нем. На этот раз физик был в чёрном костюме и белой футболке. Очень, конечно, классическое сочетание - деловой костюм с футболкой, но, чёрт возьми, выглядел он просто шикарно. Мужчинам вообще идут белые футболки, а уж ему-то... Тут я поняла, что, пожалуй, слишком долго уже пялюсь на моего случайного спутника и решила поздороваться. Изысканно и тонко. - Опа... Здрасте. А вы чего тут делаете? - На мгновение меня посетила мысль, что Игорь Семенович каким-то образом узнал о случившемся со мной и заходил меня проведать. - Здравствуй... Вообще-то, - Игорек глубоко вздохнул, - я тут работаю. - В санчасти? - Я удивленно повела бровью. Вышло наверняка нечто вроде мимической судороги, но разве мне есть, что терять? В моем-то виде. - Там, если ты не знала, - он указал себе за спину в конец коридора, - есть ещё один вход в гимназию, который значительно ближе к автостоянке. - Откуда мне знать, я не хожу по автостоянкам. - С одной стороны мне надо было смываться как можно быстрее, но с другой... Как же мне хотелось побольше побыть с ним рядом. - А почему ты... - Игорек замялся, не найдя подходящих слов. - Ну вот так?.. - Как "так"? - Я гордо выпрямилась и скрестила руки на груди. - Вы что, никогда не видели девушек в... эм... босиком? - Ну, - о-о, это улыбка... - Если считать, скольких девушек я видел в этих стенах босиком и в таком... наряде, то ты первая, и думаю, последняя. - Ха! Вот я воспитаю целый полк продолжателей моей традиции, и тогда вы вспомните свои слова! - Он что, собирается уходить? Не договорив? Нетушки. - Какой ещё традиции? - Есть такая хорошая традиция, - я прислонилась спиной к стене. - Падать по ночам в обмороки, а потом отлеживаться в лазаретах, изредка совершая забеги по училищу в традиционной форме. Если раньше физик слушал меня с выражением полного непонимания на лице, то сейчас а глазах его появилось волнение. Он волнуется за меня? О, Господи... - Ты это серьёзно? Ты падала в обморок? - Даже голос стал серьёзным. А может, это просто дежурное сочувствие. - В первый раз в жизни. - Подтвердила я. - А от чего? - Ну... Давление упало. Оно у меня вообще падать любит, но так, чтобы мы падали вместе, это впервые. - Так ты сейчас в лазарете лежишь? - Да, до сегодняшнего отбоя. Так что физику я сегодня пропущу. - Я постаралась улыбнуться. - Да ладно, чего ты... Тебя проводить? - До лазарета? - Я указала рукой на ближайшую дверь. - Спасибо, я сама. Так, а теперь надо уйти первой. И нужно постараться сделать это максимально красиво в сложившейся ситуации. Я обогнала Игоря Семеновича и толкнула дверь в медкабинет. - Ну ты выздоравливай! - Растерянно глядя на меня, пробормотал Игорек, прежде чем развернуться и окончательно скрыться за поворотом. Остаток дня до прихода Мариши мне пришлось провести в компании Татьяны Петровны, читающей мне нотации по поводу моих несвоевременных походов, и собственных мыслей. И если на медичку я вообще не обращала внимания, то от дум своих просто так не закрыться. Вот в который раз убеждаюсь, что я – во всех смыслах исключительный случай. Кому бы еще так повезло: встретить человека, который тебе нравится, в таком виде, как будто только с постели встала. В голову тут же полезли все ассоциации со словом «постель», и мне пришлось потрясти головой, чтобы отрезвиться. Хватит, Лида, остановись. Все и так зашло слишком далеко. Говорят, что в проблемах детей виноваты родители. Я с этим согласна целиком и полностью. Только вышло так, что родителей у меня по сути нет, есть отдельно мама, отдельно папа, и им обоим, кажется, все равно, какие у меня проблемы и есть ли они вообще. Ведь это из-за них я такая… странная. Сейчас модно не влюбляться, смеяться над чувствами, и именно этим я всегда и прикрывалась. Именно прикрывалась, потому что на самом деле я боюсь всей этой любовной дичи. Вот так встречаются два человека, любят друг друга, живут вместе счастливо, заводят даже ребенка… А потом одна какая-то глупость, один шаг – и как минимум одна искалеченная жизнь. Конечно, надо жить дальше, карьера-работа, все такое, только не просто стереть дни из своей памяти, это невозможно, это я всегда знала. Потому и боялась заполнять эту память. Жить насыщенной жизнью веселее, но налегке проще умирать. И я думала, что если мне придет в голову в кого-то влюбиться, то я просто пошлю все это куда подальше. Только думать и делать – разные вещи, и вынуждена признать: я в тупике. Что обычно делают шестнадцатилетние девочки, когда влюбляются? Плачут у окна под грустную музыку? Тысячи раз пересматривают фото своего избранника? Долбят подруг рассказами о том, какой он красивый и самый лучший? Господи, мне не хочется делать ничего из этого списка, даже просто рассказать подруге я не могу. Если признать, что Мариша все же моя подруга… Нет, это глупо. Она итак все знает и всеми способами пытается меня отговорить, не понимая, что если бы я захотела, я бы сама себя отвадила от этого гиблого дела. Только я не хочу. Потому что черт возьми, это классно, но в то же время чертовски больно, потому что я понимаю, что Мариша права – какой может быть исход у этой моей любви? В лучшем случае все это пройдет, как с белых яблонь дым, а если нет?.. Нет, Лидочка, не надо мучить себя такими мыслями, не надо. Давай подумаем о чем-нибудь приятном. Например, о грядущих выходных. Надо будет записаться на стрижку, да и за ногтями уже черт знает сколько не ухаживала, потом в один магазин заскочить за новым бельем… Буду все выходные спать и ухаживать за собой. Буду красоточкой, вот так. Только ради кого? Себе я и в наряде бомжа нравлюсь. Внезапно я почувствовала усталость, которая накрыла меня волной, плотной и тёмной. Я прикрыла глаза. Видно нехило я упала, раз до сих пор шатает. Перед глазами стояла дорога. Проселочная дорога, идущая куда-то в долину холмов, в просторы бескрайней зелени и голубизны. Потом дорога исчезла, и теперь передо мной стоял Игорь, так же, как стоял сегодня. Он смотрел на меня и улыбался, изредка опуская глаза, а я чувствовала себя настолько счастливой, что готова была взлететь. Ощущения были просто непередаваемыми, тысяча эмоций слилась в один калейдоскоп, мне казалось, что я просто свечусь. На губах играла улыбка, в сердце бушевали солнце и море... Как же прекрасно. Я услышала скрип, потом тихий хлопок и открыла глаза. У входа в лазарет стояла Мариша. Горела лампа под потолком, возилась за ширмой Татьяна Петровна, за окном было уже темно. С одной стороны как будто уютно, а с другой... После того, что я видела сейчас, это был просто удар, падение с неба на землю. Я действительно ощущала себя пришибленной какой-то тяжёлой, невыносимой тоской. - Привет, - тихо произнесла Маша, сжимая в руках ручки пластикового пакета. - А я тебе вот вещи принесла твои и... Собираться пора, отбой скоро. Голос подруги отдавал такой серой печалью, что мне даже стало на какой-то момент интересно, что же у неё стряслось. Но потом я вздохнула, и ощутив даже в воздухе собственную глубокую тоску, решила не лезть. - Спасибо. А я думала, ты раньше придешь. - Я взяла из её рук пакет и достала форму. Спортивная? Ну да ладно, до казармы дойду. - Я хотела пораньше, но за мной Мишка хотел увязаться и Кира Левченко, а я... Я не хочу. - Я тоже не хочу. - Никогда бы не подумала, что улыбаться через силу так сложно. - А что там про деньги слышно? Маришка побледнела и глубоко вдохнула. Затем отвела взгляд в окно, и каким-то отсутствующим голосом приговорила: - Все то же. Украли их, и... На тебя все думают. - И ты думаешь? - Люблю прямые пути. Подруга подняла на меня испуганные глаза. - Нет, ты что! Я тебе верю. А даже если это и ты, то все равно, причина стоящая... - Маш, что ты несешь? - Буркнула я, зашнуровывая ботинки. - Я этих денег не брала, может, их вообще никто не брал и все это - происки Рыбихи, но если ты готова меня обвинить... - Нет! - Машка резко вскочила со стула. - Я не готова и не обвиняю, я тебе верю, правда. - Хорошо. - С трудом прорываясь сквозь оковы странной усталости, я запихала свои шмотки в пакет. - Пойдём? До свидания, Татьяна Петровна! Лучше бы "прощайте". Путь до казармы мы проделали в полной тишине. Мне не хотелось ни о чем расспрашивать, а уж тем более отвечать на чьи-то вопросы. У меня были свои проблемы, у неё свои, и нечего лезть в чужой монастырь. В казарме полным ходом шёл пир - Дьяковой родители передали посылку, полную еды, и так как хранить продукты питания в казарме запрещено, подарки уничтожались на месте. Сдержанно помахав всем рукой, я подошла к общему "столу" и с позволения Саши взяла из коробки шоколадный кексик. - Саня, ты смотри аккуратнее, а то вдруг у тебя сейчас вся еда пропадет... - злобно прошипела сидящая рядом Рыбина. - Послушай, ты - проглотив сладкий шоколадный бисквит, рявкнула я. - Язык подбери, а то по длине в нормативы не укладывается. А для остальных я хочу сделать объявление. Слушайте все! Я деньги не брала, ни рубля, ни копейки. Оправдываться ни перед кем не собираюсь, но если вы ждете, что после обвинений в мой адрес средства вернутся в кассу... Не витайте в облаках, товарищи, а лучше оглянитесь вокруг, да повнимательнее. Какое-то время мы с Рыбиной мерились силой взглядов, и когда она проиграла (а как иначе-то, ха), я развернулась и пошла к своей койке. Провожали меня триумфальной тишиной, которая нарушалась лишь чьим-то беззаботным чавканьем. Не знаю, что они сейчас обо мне думают, да и не все ли равно? Сейчас я хочу только одного - спать, спать, спать... Хотя я даже знаю, какие сны мне будут сниться. И как тяжело будет потом просыпаться... Глава 8 За окном колыхалось нечто серое и водянистое, не похоже даже не туман. Взвесь воды в воздухе. Я люблю такую погоду, но только тогда, когда можно сидеть дома или куда-то ехать в машине под хорошую музыку. А учить всякие кондишенсы под такую погоду – просто ад. Глаза слезятся, хочется спать, голова гудит. Кому-то с камчатки стало холодно, и окна закрыты. Душно, серо, скучно. На английском я всегда сижу в уголке между стеной и шкафом – идеальное место, уютное и укромное, легко списывать, если надо. Я положила руку на парту и легла. Черт с вами со всеми и с вашим английским за компанию. Я, в конце концов, после болезни. Не успела я как следует и глаз прикрыть, как прозвенел звонок. А можно я тут останусь, а? Я буду сидеть тихо-тихо. Вернее, лежать. - Эй, вставай, страна огромная! - пихала меня Мариша. - Сейчас же физика, ты что? Я закатила глаза за пропущенными веками. От попыток образумить меня подруга перешла к новой политике - подколам, или "Тысяча и одна шутка про физику". Иногда мне хочется просто врезать ей, но я сдерживаюсь, сама не знаю, почему. Может потому, что эти шутки – своеобразная констатация факта, а мне приятен тот факт, что я влюбленная дурочка. Да, Лида, приехали, следующая остановка – психушка. Мариша затащила меня в туалет, и, роясь в сумке, пробурчала: - Сегодня самостоялка… Блин, у меня же были где-то, не могла же я потерять… Вот! – она вытащила со дна торбы какой-то замурзанный клочок бумаги. - Что это? – снизошла до общения с простыми смертными я. - Ответы… Шинкова с первого взвода дала. Так, надо запомнить первый вариант. Один, три, три, два, один… - Зачем тебе? - Четыре, один… Ну как зачем, - хмыкнула подруга, - это ты у нас мегафизик, а что нам, низшим слоям, делать? Хочешь жить – умей вертеться. - Хочешь жить – умей писать на руках. – Я распустила волосы и достала расческу. - О-о, прихорашиваешься, правильно. Я сегодня Игорька на КПП видела, такой лапочка, прямо ух... Два, один… Ручка по коже не пишет! – возмущенно фыркнула Мариша. - А чего он на КПП делал? - Ну как чего… в школу заходил, я так думаю. - Да? Логично. – Я затянула волосы резинкой, но потом передумала и распустила. По уставу не положено, но когда меня это останавливало? – А ты чего делала на КПП? Я стояла спиной к Марише и не видела ее, но просто затылком почувствовала, как та напряглась. Та-ак, уже интересно… - Мимо проходила. А ты что, даже краситься не будешь? Хочешь сменить тему разговора, хитрюга? Ладно, не хочешь разговоров – не надо. Сделаю вид, что повелась. - А зачем? Я итак вон… - я эффектно тряхнула головой. – Загляденье, блин. - Ну-ну… - вяленько усмехнулась Мариша, и не глядя на меня, схватила сумку и выбежала из уборной. Ой ты ж Боже мой, какая конспирация. Если я вижу, что человек не хочет разговаривать о чем-то, я и не лезу. Я вообще человек неконфликтный. Желание накрасить хотя бы губы было велико, но я удержалась. Портить свою нежную девическую кожу краской ради какого-то там мужика? Не смешите меня. Я занеслась в кабинет физики за пару секунд до звонка и резко плюхнулась на стул, чуть не повалив сидящего рядом Мишу. И пусть потом они с Маришей за компанию хоть обшутятся на тему «Лида бежит на физику быстрее, чем в столовку», главное, что я успела. Черт знает, чему я так радуюсь, явно не тому, что меня не засекли дежурные за опоздание. Однако в том, что у тебя плохое зрение, есть и свои плюсы, и первый и главный плюс – первая парта. Ты сразу видишь учителя, а он тебя… Так, Лида, сосредоточься на учебе. Самостоятельная оказалась легкая, как по мне. Я решила все раньше звонка и, откинувшись на спинку стула, стала созерцать класс. Вернее, на переднюю часть класса, где совершенно случайно стоял учительский стол. Игорек что-то писал в журнале, сверяясь со своим блокнотом, и мог не видеть, как я на него пялюсь. А мог и видеть, или даже чувствовать - такими проживающими казались мне мои собственные взгляды. Вдруг он приподнял голову и задумчиво уставился куда-то вдаль, за пределы аудитории, и я с великим трудом смогла оторваться от созерцания его глаз. Да, точно - совсем сдурела. С облаков мечтаний, где я находилась в беспечном полете, меня сдернул шепот Мальцевой со второй парты позади меня: - Лида! Лида! - Ну что? - раздраженно прошипела я в ответ. - Что у тебя в пятом? - Отстань, - отмахнулась я, - там легко. - Тебе жалко, что ли? - Ай-й, ну один. - Первый ответ? О, Боже. Если я говорю "один", значит, я подразумеваю первый ответ? Или как ещё можно понять? Точнее, как можно не понять? - Первый, первый. - Не всех дурных войною перебило. - Первый, первый, я второй, - поднял голову от журнала Игорь Семенович. - Как слышно, приём? Я понимаю, Лида, что ты у нас рекордсмен по скоростному решению вариантов, но не надо мешать другим, а тем более помогать. Если что, могу тебе ещё вариант дать, чтобы времени на эти телеграммы не хватало. В классе повисла тишина. Сначала я не поняла, что произошло, а когда до меня дошло, то внутри все словно похолодело. Он обратился ко мне на "ты" при всем классе. О том, что физик всех учеников зовёт на "вы", знала вся гимназия, и все так с этого умилялись, вот мол, какой культурный молодой человек, как хорошо держит дисциплину, взаимоуважение и бла-бла-бла. То, что ко мне он обращался проще, было лично моей просьбой и нашей тайной. А теперь, выходит, это уже достояние общественности. - Извините. - Нет, ну я же должна была что-то сказать в этой пелене затянувшегося молчания. Я робко подняла глаза и увидела, что Игорек тоже понял свой промах - он опустил голову над журналом, но даже так было видно, что он... покраснел? Из-за меня? Какая-то дикая радость, сродни той, что я испытывала во сне в лазарете, охватила меня. Дуратская улыбка заиграла на губах, и мне пришлось поджать их и глубоко вдохнуть, чтобы не рассмеяться. *** Ощущение какой-то нереальной, лёгкой радости не покидало меня весь день. Я носилась по школе, как на турбодвигателях, отвечала на всех уроках и по поводу и совершенно без него хохотала на переменах. Даже Иван Денисович заметил, какая я сегодня бодрая и не преминул усмехнуться: - Что, Политаева, никак на пояс сдавать собралась? - Это почему вы так решили? - светясь счастьем, осведомилась я. - Ну а когда ещё каратист бывает таким счастливым? Только на экзамене! - Шутка была вообще ни в какие ворота, и раньше бы я просто сморщилась, как от кислого лимона, услышав что-то подобное, но теперь... Сегодня весь мир мне казался прекрасным, и я засмеялась в ответ: - А вот возьму и буду сдавать! - Ну это всегда пожалуйста, главное, чтобы ты была в своих силах уверена. Я улыбнулась в ответ и отошла в дальний конец зала. Хоть у меня сегодня и хорошее настроение, но выслушивать рекомендации сдающим на пояса в мои планы не входило. Я тут просто для того, чтобы занять свободное время и развиваться физически, не более того. Через полчаса занятий, как раз в тот момент, когда я уже искала благовидный предлог смыться куда-нибудь в уборную и передохнуть там пару минут под холодным краном, объявили перерыв. Вообще перерывы на каратэ – вещь редкая, что-то вроде ливня в пустыне, и только полный дурак им не воспользуется. Но я же не дурак, я дурочка, а это две большие разницы. *** Мариша сидела на койке, поджав под себя ноги. Колени болели от неудобной позы, но она не замечала. Все мысли были о другом. Почему-то так выходит, что беды часто падают не на те плечи. Не на тех людей. Либо падают туда, куда надо, но разгребать все приходится тебе. И это очень тяжело, особенно если у тебя нет ничего. И никого. - Нет, ну мне кажется, это уже переходит все границы! Уже сколько времени прошло, а эта мразь так и не думает возвращать деньги! – возмущалась Рыбина, сидя в окружении подружек-прилипал. – Мне кажется, надо с ней серьезно поговорить. Всем вместе. - А что если это не она? – робко осведомилась Кристина. - А кто, Крис? Кто? – взвизгнула замком. – Может быть, это ты у нас промышляешь, а? Может, с тобой надо профилактическую беседу провести? Кристинка сразу побледнела и отшатнулась. - Да ты что, Насть? Мне чужого не надо! А вообще ты права, надо действительно пойти и разобраться с этой красопетой. - Вот сейчас и сходим. Эй, Салихова, где сейчас подруга твоя ситная? - Во-первых, у меня есть имя. А во-вторых, придержи коней, очень ей нужно с вами беседовать. – По лицу Мариши было видно, что она не на шутку испугалась. - Ну надо же, какая ты борзая стала, эта новенькая на тебя плохо влияет. – Рыбина, казалось, недалека была от взрыва. – Так ты сама скажешь, или нам искать ее? - Она, кажется, на каратэ своем сейчас! – выпалила Кристинка. «Все пропало» - мелькнуло в голове у Маришки. - Отлично. Ну мы пошли, а ты тут не скучай, зая. – Ох и противная же улыбка у этой Насти. *** Я вышла в коридор и стерла рукой пот со лба. Да, неплохое начало. Сейчас главное особенно не расслабиться и в том же ритме отстоять оставшуюся часть трени, и тогда после нее будет просто кайф. И засну сразу. - А как мы ее вызовем? Кто пойдет? – услышала я голос Криски-крыски из коридора. Так, я не баба Ванга, но интуиция у меня есть, и она мне подсказывает что-то не слишком приятное. На секунду мне даже захотелось вернуться назад в зал, но с какого, простите, овоща? Если вся эта делегация ( а судя по звуку шагов, их было как минимум трое) направляется ко мне, то я встречу всех, как настоящая гостеприимная хозяйка. Я замерла на месте, а потом сделала решительный шаг вперед и чуть не столкнулась лбом с резко вырулившей из-за поворота Рыбиной. Сзади нее с грозными физиономиями шагала ее извечная свита – Кристина и Ленка Полонская. - На ловца и зверь бежит, как говорится… - прошипела Рыбиха. – Будем говорить или сразу действовать, а, Лидусь? - Что тебе от меня надо, а? – я сначала хотела скрестить руки на груди, но потом решила, что в такой компании кулаки следует держать наготове. - Когда деньги вернешь? – выпалила Крыса. Я закатила глаза. - Я уже говорила вам, но с первого раза до вас не дошло. Я так думаю, что и с сто первого не дойдет, но попытка не пытка. – Я глубоко вдохнула. – Деньги. Я. Не брала. Можете записать на диктофон и слушать еще сто раз, а то у меня времени не так много. - Слышишь ты!.. – Настя сделала выпад вперед и толкнула меня обеими руками. Что и говорить, к такому я была не готова. Сделав резкий шаг назад, я не удержалась на ногах и упала. Ну, зараза, это я так просто не оставлю. - Ты зря это сделала, так что не обижайся. – Я вскочила с пола и с размаху ударила ее ногой в живот. Вышло слабенько, да и жировая прослойка там такая была, что бронежилеты курят в сторонке, но Рыбина все равно согнулась пополам. Интересно, ей действительно поплохело или это игра? И тут случилось то, чего я и боялась: две верные рыбинские подружки ломанулись на меня. Одна схватила за руку и пыталась ее вывернуть (да не в ту сторону же, ну), а вторая пыталась зажать мне рот рукой. Я пиналась и дергалась, но понимала – еще чуть-чуть, и одна против трех я не выстою. - А ну пошли вон! Да уж, беда не приходит одна. Сзади Рыбиной, которая уже выпрямилась и готова была ринуться на меня третьей, возникла Мариша. Лицо ее было бледным, как мел, руки дрожали, губы тоже. Повезло мне с защитницей, что тут еще скажешь. Взметая воздух двумя черлидерскими хвостиками, Салихова грозно кинулась ко мне и моим партнершам по нашему неравному танцу, но они уже, шокированные этим эпичным появлением, отступили. - Мне еще раз повторить или что? – каким-то диким голосом взревела Машка. Честное слово, я сама испугалась, что уж говорить о тонкокишечной породе Рыбиной: сделав какие-то знаки своим соратницам и злобно косясь на меня, она развернулась и пошкандыбала прочь по коридору. Мариша, тяжко дыша, повернулась ко мне, чтобы что-то сказать, но я схватила ее за руку и потащила в сторону туалета. Я буквально впихнула подругу в кафельное пространство между залом и раздевалкой и, не глядя на нее, выпалила: - Какого хрена?.. Мариша молчала. Я понимала, что не должна на нее нападать, ведь вполне вероятно, что она спасла меня только что от этой бешеной троицы, у которых на всех один мозг, но когда же она перестанет лезть в мою жизнь? - Ты понимаешь, что они и к тебе могли полезть? Ты понимаешь, что нам потом обеим бы засветили, а? Ну когда ж ты додумаешься, что мои дела – это мои дела, и никому, ты слышишь, никому я не позволю в них лезть своими кривыми руками! Я не находила в себе сил (или наоборот, должного спокойствия), чтобы взглянуть на стоящую у двери Машу, но я прекрасно услышала, как она тихонечко всхлипнула. Потом громче. А потом, спрятав лицо в руках, затряслась в беззвучном плаче. Когда человек плачет, и при этом ничего не слышно – это гораздо страшнее самой громкой истерики. Пусть лучше трясутся стены, пусть сыпется штукатурка с потолка и соседи стучат по батарее, чем такой… немой фильм ужасов. - Мариш… Слушай, извини, я… Да чего ты ревешь?! – Я скоро со всеми этими витками судьбы сама неврастеничкой стану, ей-Богу. - Это мое дело… - сквозь слезы прошептала подруга. - То есть?.. – не поняла я. - То есть это я… - Что ты? – тихо спросила я, хотя уже догадывалась, что. И от этой догадки свет в туалете, казалось, потускнел. - Я взяла эти деньги. Эти дебильные деньги, я их взяла. А они хотели побить тебя. Если бы еще за дело… А так это меня надо бить, меня! - Тише, тише… - я отрешенно гладила Маришку по плечу, хотя та уже взяла себя в руки и дышала вполне ровно. – А зачем ты их взяла? - Надо было. - Ну если тебе это так не дает покоя, признайся. - А смысл? – Маша открыла холодный кран и начала плескать в лицо водой из пригоршни. – Денег-то уже нет. - Как это нет? Ты успела их потратить? Три тысячи? - Ну да. Помнишь, ты спрашивала, что я делала на КПП? Так вот, это я передавала деньги. - Кому?! Кому можно передавать такие деньги? – Ничего не понимаю. Нет, для моей семьи три тысячи деревянных – не такая уж дикая сумма, но для Мариши, которая лишний раз в буфет за теткины подаяния не сходит, это просто сокровище. - Кому надо. - Нет, так дело не пойдет. – Я остановила подругу, которая уже собиралась покинуть поле битвы. – Раз уж я оказалась замешана во всю эту историю, я имею полное право знать правду. Я слушаю. Вот теперь можно и руки на груди скрестить. Мариша прикусила губу, отвела глаза, но все же начала говорить: - Помнишь, я тебе про маму говорила… Ну, что она пьет. Так вот, это деньги для нее. - На водку, что ли? – не удержалась я. - На лечение. Она же не только пьет, она еще и болеет, и… Дорого все стоит, понимаешь. У меня же брат есть, Кирилл, он сейчас в другом городе работает, но не так далеко отсюда… Так вот он приезжал и лечил ее, есть специальная больница такая… - Ох уж эти долгие паузы между предложениями, будто кровь из тебя высасывают. – Но ему не хватило. А я позвонила и сказала, что добавлю. Сказала, что летом работала на листовках, а теперь вот пригодились. Может, он и не поверил, но выхода у нас нет. Теперь отпустишь? - Да никто не держит… - У меня с трудом умещалось в голове все то, что я только что услышала. – Стой, Маш… А почему ты мне сразу не сказала? - А что я должна была сказать? Потерпи, Лида, нападки и обвинения ради меня? Или может, мне у тебя денег занять надо было? – неожиданно злобно бросила мне в лицо Мариша, и толкнув дверь, выбежала из уборной. *** Было уже почти десять, когда я зашла в бытовку и села на подоконник. Устав уставом, а мне надо поговорить без лишних ушей. Номер долго не отвечал, потом в трубке был какой-то шум, треск, звуки авторадио, и наконец меня удостоили ответом. - Ало, Лида? - Да, Жень, привет. - Что-то случилось? - Ты дома? – люблю отвечать вопросом на вопрос. - Нет, еду только, а что? - Один едешь? - Один, а что такое, объясни мне… - Ничего, - быстро перебила я отчима, - если бы что-то случилось, тебе бы звонила не я, а Мамаева. Слушай, ты можешь завтра ко мне заскочить? - Могу, а тебе что-то привезти? - Да. – Я собралась с духом. – Знаешь, у меня в комнате на подоконнике за гардиной стоит сундучок такой бежевый? Там лежат деньги. Мои личные сбережения, да… Возьми оттуда три тысячи… - Сколько?! - Да дай договорить! Возьми три тысячи, ну и себе те двести рублей, конечно. И привези мне. Три тысячи мне, а двести себе вернешь, хорошо? - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Лида. – Недовольно пробурчал отчим. – Ладно, я уже к дому подъезжаю. Ну, жди тогда завтра. Маме, я так понимаю, не говорить? - Правильно понимаешь… Жду, Жень, давай, пока. Я положила трубку. Надейся, Женечка, надейся, ибо я саму себя ничерта не понимаю… Глава 9 - Да, Политаева, слабовато. Ты уже должна по идее пятнадцать раз в лёгкую отжиматься, а ты вон десяточку еле тянешь... - Мина сделала какие-то пометки в своём журнале. - Ты ж ещё и на каратэ по-моему ходишь? - Так точно, - ответила я, поднимаясь с упора лежа. - Хожу. - Ничему вас там не учат. Ой, ты бы попробовала хоть пару раз с ушибленным плечом поотжиматься, я бы на тебя посмотрела. Из-за осенних мокрых холодов физподготовка проходит в зале, а это значит, что все отведенное время надо или тянуться, или выполнять упражнения на месте, или (самое противное и нудное) играть в какой-нибудь пионербол. На воздухе все как-то легче, правда, но что делать, если тут такой климат. Я уселась на лавочку и покосилась на стоявшую у стены Маришу. Та заметила мой взгляд и тут же отвела глаза. С тех пор, как я вернула, если это можно назвать возвратом, эти чертова деньги в тумбочку Рыбиной, Маша резко отдалилась от меня. Эта её гордость бедняка все сводила к тому, что она видела в моём поступке только деньги. Сколько же всего мне пришлось выслушать... И что я не должна была этого делать, и что я таким образом пытаюсь выпендриться, и что я над ней просто смеюсь; но в конце пламенной речи она меня все же поблагодарила. Сухо так, не глядя в глаза. Но почему-то я совсем не могла на неё обижаться. Стоило мне только подумать о том, в какой ситуации она находится сейчас, как в голову тут же приходила мысль: а я бы так смогла? Не дай Бог, конечно, но все же? Может, мама была права, когда говорила, что все мои понты и выкрутасы стоят на деньгах, причём не мною заработанных? Может, я и вправду вела себя как последняя тварь? Вообще я очень много стала думать в последнее время, и мысли эти вовсе не об учёбе. Например, я думала о Жене. Уже два раза он помог мне, абсолютно бескорыстно, не сдал маме. Привёз мне эти три тысячи и даже не спросил, зачем они мне. То ли он действительно мне доверяет, то ли ему просто пофигу на меня - не знаю. Но ощущение, что я вела себя с ним дома, как дура, не покидает меня. Но и полюбить его я не могу. Так и болтаюсь где-то в середине, и никто, включая самого Женю, не может наклонить одну из чаш весов. Уже в коридоре меня догнал Миша. Вот, кстати, еще одна проблема, о которой иногда приходится покумекать. Вроде как он просто мой сосед по парте, но иногда на него что-то находит, и он пытается то заговорить со мной, то позвать меня гулять, а мне это вообще не нужно. И чего он ждет? Откровенного посыла далеко и надолго? Я так не могу (теперь не могу, я ж поменялась), да и неужели ему не хватает моего каменного лица и односложных ответов? - Лид, эй… - Да за одно это «эй» уже можно с ноги рецепт выписать. – Что у нас сейчас? Четвертование излишне активных парнишек у нас сейчас. - Литература. – Каменное личико, давай, еще больше жесткости. - А ты читала? - Что? - Ну «Обломова». - Не знаю, - я не выдержала и ускорила шаг. Тут же мимо меня, обогнав даже мою злобную реактивную тягу, пролетела Мариша с сумкой на плече. При этом она успела обернуться и как-то неодобрительно смерить меня взглядом. Ну и как это понимать? А может… может, Миша ей нравится? Ну нет, не может этого быть. Он, конечно, милый мальчик, но в том-то и дело, что пока он только милый мальчик. Маленький такой, лохматенький недокормыш, но никак не парень. Да, люди меняются, и все такое, только не думаю, что Маше вообще кто-то сейчас нужен, тем более этот сущий ребенок. С ее-то проблемами еще нянчиться с кем-то не хватало. *** Уроки литературы на самом деле интересное занятие, если ты читал книгу. А если у тебя то тренировка, то физподготовка, то ты по лазаретам валяешься… Я сидела и с абсолютно отсутствующим видом пялилась в окно. И так еще пол-урока, даже на парту прилечь нельзя – слишком нагло. Пилик! Я покосилась на висящую на спине стула сумку. Кто же может мне смсить? Вариантов два – либо это Фролов, либо что-то еще. Ну да, я не особо сильна в классификации событий, но мне сейчас другое важно – надо посмотреть, что же там. Только как это сделать, если училка сидит практически напротив тебя? Миша меня практически не загораживает, а если я сейчас его попрошу подвинуться или наклониться, послужить живым щитом, то он устроит такие массовые передвижения… Придется своими силами. - Александра Анатольевна, можно выйти? - Ну во-первых встаньте, когда говорите с преподавателем, - русичка была похоже рада, что может наконец-то отвлечься от литературной тягомотины на что-то более реальное и теплокровное. – А во-вторых, куда это вам надо посреди урока? - Мне звонят. Нет, а что? Я же не могу сказать, что мне в туалет надо, а потом полезть в сумку за телефоном? Туалет не так далеко, навигатор, чтобы найти, не нужен. - И для этого нужно покидать класс? Достаньте телефон, отключите и не мешайте вести занятие. - Вы не поняли, я хочу ответить на звонок. На лице училки отобразилась такая палитра эмоций, что любой актер был бы счастлив заснять ее для обучающего материала. - Мне мама звонит. – Да, никогда не думала, что мне придется прикрываться собственной мамой для поисков папы. - А ваша мама не в курсе, когда у вас занятия? - В курсе, но раз звонит, значит, что-то важное… - Ладно, - процедила Александра Анатольевна, - у тебя три минуты, Политаева. Я быстро достала телефон из кармана сумки и чуть ли не галопом бросилась в коридор. Каждая секунда на счету. Несясь к КПП (на всякий случай, если ложная тревога, вернуться не долго), я на ходу разблокировала телефон и открыла смски. Неизвестный номер, та-ак… «На КПП». Твою дивизию. Я ускорилась так, как только могла, никогда еще в жизни мне не приходилось столь четко совмещать скорость, маневренность и бесшумность. Только бы успеть, только бы успеть… Ноги подкашивались, и даже руки тряслись, и вообще было чертовски страшно, но отступать было некуда. Позади литература. Я влетела на КПП просто пулей, и пронесшись мимо знамен и диванчиков, затормозила у пункта дежурного. - Ну?.. Фролов с абсолютно равнодушным видом листал журнал посещений, и если бы я не махнула у него перед лицом рукой с явным намеком на пощечину, он бы и головы не поднял. - Медленно бегаешь, милая, ушел твой кавалер. Вот, письмо передал. – Он протянул мне конверт, но я уже его не слушала: распахнув дверь в предбанник, я выбежала с КПП, а затем на улицу. У входа было пусто, а по дороге, что шла за забором, шустро ехало такое количество машин, что понять, какая откуда выехала было просто невозможно. Возле ворот стояла пара машин, но все это был транспорт преподавательского состава училища. Нет, надо еще проверить… Я уже просто слышала в голове счетчик, который отсчитывал положенные мне наряды и сокращённые увалы, но все равно ломанулась к воротам и выглянула за территорию. Какая-то женщина с коляской, девчонка лет двенадцать с рюкзаком да бабушка с тележкой в дальнем конце аллеи. Молодец, Лида. Ты опять проиграла. - Ты совсем, что ли? Да мне за это знаешь как могло влететь, если бы кто увидел, а?! – Накинулся на меня Фролов, когда я, потная, как загнанная лошадь, вернулась на КПП. – Да нам бы обоим настучали, долбанутая ты что ли? - Да заткнись ты… - вяло отмахнулась я, и, прижавшись затылком к стене, пыталась отдышаться. - Ну ладно, чего ты так прямо… - неожиданно примиряющим тоном пробубнил Даня. – Я его сфоткать успел. Между прочим, за телефон на посту такие наказания светят, а я не побоялся ради вас, мадам. - Показывай. – я была уже тут как тут. - Сейча-ас… Вообще-то, это уже новый тариф и новая оплата… - проговорил лениво дежурный, тыкая пальцем в прикрытый рукой аппарат. – Да ладно, шутка. Вот, смотри. Он повернул ко мне телефон, и я, чувствуя, как коленки опять начинают предательски дрожать, вгляделась в экран. Сначала я не поняла, что увидела, потом мне показалось, что я ошиблась. Но нет. На фото был успешный бизнесмен, король бытовой и офисной техники всего города, замечательный муж моей матери, Евгений Городниченко. *** Я не помню, как я вернулась на литературу, что мне сказала учительница, что вообще там было. Я была немного в шоке. Ну как немного – полностью в трансе. Ничего не понимаю. Женя приносил мне это письмо? Но этого не может быть, нет, я не хочу верить в такой идиотский обман! Может, он по доброте душевной клепал эти письма, чтобы порадовать меня? Или они вдвоем с мамой решили сделать для девочки эдакий праздник? Я помню одну книжку, детскую книжку, которую читала дет в одиннадцать. Там у мальчика умер отец, но мать скрывала это от него, и на каждый праздник он получал письма и открытки от папы, а потом перед очередной красной датой календаря нашел у мамы в шкаф письмо «от папы», адресованное ему. Грустная история. Я помню, что даже плакала на этом моменте. Сначала плакала, а потом возмутилась – зачем нужно было обманывать ребенка? Вот и сейчас мне хотелось сесть на койку, заплакать, а потом позвонить маме и спросить, какого лешего они обманывают ребенка, то бишь меня, а? Я так и сидела на кровати, обхватив колени руками, когда зашла Мариша. Сначала она прошла мимо меня с независимым видом, но потом стала как-то подозрительно на меня коситься. Ну и пускай, блин, не нужно мне чье-то сочувствие. Вообще мне никто не нужен. Не буду ни с кем говорить. Свои беды и проблемы нужно переваривать в гордом одиночестве. - Мариш, я понимаю, что ты на меня обижена, и все такое, но мне совет нужен, мне поговорить надо, а то я с ума сдохну! - С ума… сдохнешь? – тихо переспросила подруга. - Так ты не обижаешься! – я подпрыгнула на кровати. – Ура, слушай, у меня проблема. Подруга чуть ли не полминуты сверлила меня взглядом, в который она видимо вложила всю еще не использованную обиду, а потом, вздохнув, произнесла: - Ну. Святой человек. - Помнишь то письмо, которое мне отец присылал? Так вот, я попросила дежурного его сфоткать… - Письмо? - Отца! Ну то есть человека, который его принесет в следующий раз, и вот, - я помахала перед носом у Маши конвертом. – Он сфоткал, а там Женя! - Женя это… - Это мой отчим. - А с отцом что? - Ой, ты же не знаешь ничего… - простонала я. Еще минут пять, в течении которых я вся извелась как не знаю кто, мне пришлось объяснять подруге сложное устройство нашего семейного древа. Под конец рассказа Мариша сидела, уставившись в пол. Даже не удивлюсь, если она меня сейчас искренне жалеет. - И что ты хочешь сказать? - Я просто думаю, вдруг это письмо писал Женя? Или мама? Это ведь просто… - я закрыла лицо руками, не в силах говорить. - А что он в этом письме пишет? - Я еще не читала. - Так надо прочитать! – Как умственно отсталой объяснила мне подруга. Я распечатала конверт и быстро пробежала письмо глазами. - Примерно то же самое, что и в первый раз. Люблю, скучаю, скоро встретимся. - А почерк? - Что почерк? – не врубалась я. - Почерк чей? – Кажется, Мариша уже сомневается в моих умственных способностях. - Не знаю, мне не с чем сравнить. Я не видела ни почерка папы, ни Жениного. Мамин знаю, но это точно не она писала. - Ну тогда ты дома поищи образцы и сравни, что тут гадать? Точно, и как я сама не догадалась. Ты, Политаева, тогда в туалете не только руку ушибла, но и голову. - Прикроешь меня? Если что, я пошла… в библиотеку. Она в подвале, далеко, глубоко, проверять не будут. – Я вскочила с кровати. – Только, пожалуй, переоденусь в гражданку, а то в этом наряде, блин, как тополь на плющихе… - Лида, ты чего! Нельзя же просто так взять и уйти! Я имела в виду на выходных, в увольнении, да кто тебя сейчас отпустит? - А у кого я буду спрашивать? - Хмыкнула я, натягивая футболку. - Я тебя не пущу! - Маша пыталась сопротивляться моему очередному нарушению устава школы, но мы обе прекрасно понимали, что ключевое слово тут - «пыталась». - Спасибо тебе большое, если что, я в библиотеке! - Выпалила я и побежала вниз. Сейчас по КПП дежурит Фролов, но опять одалживаться перед этим типом мне совсем не улыбалось, да и на ворота училища выходят камеры, а мне не нужны какие-то прямые доказательства моих деяний. Значит, будем действовать в обход. Я зашла в столовую, где ещё даже не накрывали, и направилась прямиком в пищеблок. Сбегать через столовку - старый как мир приём, а раз старый, значит проверенный. Пару раз мне пришлось присесть за столами и плитами, чтобы укрыться от грозных взглядов поварих, но не прошло и пяти минут, как я уже выскочила к мусорным бакам, и обогнув их, подбежала к забору. Ну вот он, мой первый самоход. Я запрыгнула на бордюр, схватилась руками за железные пики на концах заборных прутьев и сделала не слишком удачную попытку подтянуться. Руки тут же соскользнули вниз, мерзкое чувство железного ожога заставило вздрогнуть. Попытки с третьей мне удалось-таки вскарабкаться на верхушку забора, а оттуда я спрыгнула на землю. Вернее, на асфальт, на землю было бы куда безболезненнее, чёрт возьми. Так, а ключи от дома я взяла? Я сунула похолодевшую от внезапной мысли руку в карман куртки. Так, ключи на месте. Теперь – вперед! Я бежала на остановку, как в быстром таком приключенческом сне: шаги давались с трудом, но я неслась, автобусы и маршрутки проезжали мимо, а я все бодрее перескакивала лужи… Потом, уже запрыгнув чуть ли не на ходу в троллейбус, я вспомнила, что дома может быть мама, а телефон я не взяла. Пришлось попросить у сидящей рядом со мной бабуси. По домашнему никто не отвечал – либо судьба благоволит ко мне, либо мама принимает ванну. Либо ушла в магазин, и придет как раз тогда, когда я буду рыться в ее документах. Так, а где она их вообще хранит? Куда мне нестись первым делом? А вдруг она хранит их под замком или в тайнике? Наверное, это странно, но я действительно не знаю, где хранит ценные бумаги моя мать. Все эти годы, более десяти лет, я не интересовалась жизнью моего окружения (язык не поворачивается называть это семьей), и из своей комнаты выходила только тогда, когда меня звали. Или тащили силой. А уж в супружеской спальне, где мама, скорее всего, и складирует всю память о прошлом, я из принципа не бывала, и сейчас не слишком хочется, но надо, надо… Я вышла на своей остановке и поежилась. Куртка от спортивного костюма от ноябрьского холода практически не спасает, не хватало еще заболеть. Вот что у меня за родители такие, честное слово? Их дочь из-за них мерзнет и нарушает устав гимназии, а им, похоже, все равно. Через высокие ворота, уже покрытые кое-где мхом и листвой, я прошла в частный сектор. В этом районе стоят как раз такие дома, как наш – богатые и мажорные, и одно время наш кордон хотели сделать охраняемым – сигнализация, видеонаблюдение, охранник с оружием при въезде… Терпения жильцов и честности организаторов хватило только на эти ворота и кусок забора, уходящего вглубь леса. Обычно мне и на это было плевать, но сейчас я рада тому, что могу просто зайти к себе домой, не перед кем не отчитываясь. Главное теперь не встретить никого из соседей. Но в разгар рабочего дня трудно встретить кого-то, праздно шатающегося по своему двору, и поэтому даже до дома мне удалось добраться без приключений. Я тихонько выставила ключ в замок и повернула. Раз оборот, два... Дверь открылась без скрипа, и зайдя в прихожую, я прикрыла её за собой и задвинула засов - некогда возиться с ключами. Пока я шла по коридору, проходила мимо кухни и поднималась на второй этаж по шикарной винтовой лестнице, мне даже показалось, что я соскучилась по этой избушке. Как же хочется сейчас плюхнуться вот на этот диван в гостиной и вдоволь насмотреться телека, или залезть в джакузи и нежиться там, сколько душеньке угодно... А комп мой, родненький, совсем без меня, небось, одичал! Так, Лида, сосредоточься на главной цели, нет времени на сентиментальность. Я поднялась на второй этаж и толкнула дверь в мамину и Женину спальню. На меня повеяло запахом тяжелых гардин, маминых духов и пудры. Надо же, никогда не замечала, что у этой комнаты есть свой запах. Вся спальня была выполнена в розово-серых тонах, но из-за задернутых темных гардин казалась багровой. Мне стало как-то не по себе от мысли, что я сейчас буду рыться в чужих документах, хоть это и документы моей мамы, часть моей жизни. Я привыкла контролировать только себя, свой путь и свою бухгалтерию, и теперь тяжеловато было нарушать эти мною же выстроенные границы. В первом ящике комода ничего не нашлось, как и в остальных. Начиная раздражаться, я кинулась к кровати и открыла дверцу одной из тумбочек. Судя по стоящему у ее стенки кейсу и куче бумаг, это был Женечкин сундук. Так, отлично, нам нужна любая рукописная бумажка… Ага, вот. «22:30, отель «Вирджиния», Лазарев Н.О». Понятия не имею, кто такой этот Н.О., но сейчас я готова была его расцеловать. Письма я с собой не взяла, но почерк этот все стоял у меня перед глазами, и я прекрасно понимала – это не Женины строки. У него вон буквы маленькие, приземистые, с неким наклоном вправо, а папин… почерк из письма высокий такой, и почти без наклона. Я стала запихивать бедного Лазарева Н.О. назад, когда на руки мне выпал каталог косметики за этот месяц и дисконтная карточка в магазин женского белья. Ну ты, Женя, и подкаблучник, разве можно пускать кого-то, даже любимую жену, складировать свое барахло в личной тумбочке? Я схватила каталог, и одной рукой укладывая в стопку бумаги, другой попыталась развернуть его так, как он лежал в тумбочке. Скользкая глянцевая обложка выскользнула из рук, и я, сердито чертыхаясь, бросила макулатуру и подняла каталог. Из него выпала еще какая-то голубенькая брошюрка. Черт, да даже у меня учебники аккуратнее лежат, честное слово? Так, а… что это? С какой непонятно откуда взявшейся тревогой я стала изучать выпавший из каталога буклет. «Мульер»? Что еще за шарашкина контора такая? Строчки бежали у меня перед глазами, и сложно было вчитываться в слова, как будто я уже перелопатила пятьсот томов энциклопедий и разучилась от усталости складывать буквы в слова. «Женская консультация»… Мне стало сначала холодно, потом жарко, потом опять холодно… Чувствуя подступающую к горлу тошноту я листала мокрыми от пота пальцами бумажные лощеные листочки, с каждой секундой понимая, что это конец. Срок две недели… Нормальное развитие плода… Городниченко Марина Александровна, подпись, вчерашняя дата. Охваченная какой-то дикой, помутившей рассудок горячкой, я покидала бумаги в тумбочку, захлопнула ее так, что в ушах зазвенело, и, спотыкаясь, побежала прочь. На лестнице я запнулась и упала, едва не задев опять многострадальную правую руку. Зажатые в ладони ключи резали кожу, по лицу катились то ли пот, то ли слезы, к горлу подступал комок. Как же так?! Как?! Даже закричать, заорать я не могла – так сдавило грудь. Даже дышала я с трудом, и, задыхаясь, остервенело дергала ключи в замочной скважине, запирая дверь. Я не помню, закрыла ли я комод, да и плевать. На все, на все, плевать с высокой вышки, ничего не хочу знать, ничего не хочу слышать. Возвращаться в училище тоже не хочу. Но ноги сами несли меня в нужном направлении, а мозг был слишком не в себе, чтобы это заметить и воспротивиться. Я вылетела из подземного перехода, пробежала мимо остановки, свернула, (все на одном дыхании), и словно спринтер на длинной дистанции, выбежала на зебру. Я не смотрела ни на светофор, ни на дорогу, ни на эту машину, которая со скрипом затормозила в полуметре от меня. Визг тормозов остановил меня, выбил из меня последнее дыхание, и я замерла на месте, пытаясь отдышаться. Горло драло невыносимо, и пару раз вдохнув, я почувствовала, как заслезились глаза. - Ты на дорогу смотришь вообще? Тебе жить надоело или что?! – из синего седана выскочил водитель и кинулся ко мне. – Если бы я сейчас не среагировал, да ты бы… Лида? Я подняла глаза, не веря своим ушам. Нет, ну этого не может быть, не сейчас, пожалуйста… - Игорь Семеныч… - я наконец-то смогла отдышаться ровно настолько, чтобы говорить. – Извините. Я… я не заметила. Я спешила. - Куда ты могла спешить, у тебя сейчас занятия! Почему ты не в форме? Ты вообще тут что делаешь? - Под машины прыгаю… - прошипела я и развернулась, чтобы уйти. Конечно же, он схватил меня за плечо. Ну если ты такой заботливый, хватал бы за руку, и тебе легче, и мне приятнее. - Стоять. – Я обернулась и взглянула ему прямо в глаза. Да, мне нравится это делать, мне нравится смотреть людям в глаза, тем более таким людям… и в та-акие глаза. Главное, не покраснеть, но мне сейчас было не до этого. По-моему, даже если бы я стояла перед ним голая, я бы и то не засмущалась. Я бы замерзла. - Ты почему в таком виде? – тревожно спросил он, оглядывая меня. - Да что же вам все время мой вид не нравится… - я дернула плечом и скинула его руку, хотя не прочь была, чтобы он и за второе меня подержал. – Мне идти надо. - Куда? - В училище. – Если честно, я уже и впрямь собиралась именно туда. Ну а куда мне еще деваться-то? - А кто тебя отпустил из него? - Совесть, воля и честь. – Буркнула я, чувствуя, как с каждой секундой мне все больше хочется плакать. - Та-ак, ты чего? – Он заглянул мне в лицо, и весь такой испуганный опять схватил меня, на этот раз за локоть. – А ну пойдем. - Куда? – сопротивлялась я. - В машину, давай, быстрее, дорога не для нас одних. Романтично звучит. - Мне воспитание не позволяет… - я попыталась вырваться, но физик оказался сильнее. – Садиться в машины к чужим мужикам! - А кидаться под колеса машин тебе воспитание позволяет, да? – Игорь распахнул передо мной переднюю пассажирскую дверь и чуть ли не силой затолкал меня на сидение. Затем, обежав машину со скоростью света (а я бы все равно успела выскочить, если бы хотела), сел за руль и тронулся с места. - Пока ты мне все не расскажешь и не успокоишься, я тебя никуда не отпущу. - А куда мы едем хоть? – я откинулась на сидении и попыталась унять дрожь в голосе. Это только в дешевых сериалах джентльмен утешает плачущую девочку, а потом они счастливые просыпаются в одной кровати, а в реальности на меня посмотрят как на истеричку. На красную и сопливую истеричку. - Как куда? В гимназию. Довезу тебя до дверей, выслушаю рассказ и отпущу. - А если нас кто-то увидит? - Мне-то что, - он лихо крутанул руль, поглядывая на меня, - это не я сбежал с занятий и гонял по городу в неадекватном состоянии. - Эгоистично. – Я обхватила себя руками – привычка с детства. - Эгоистично – это если бы я тебя отпустил, и тебя нашёл в лучшем случае патруль полиции, в худшем… Ладно, притормозим тут. – Игорек остановил машину в паре кварталов ниже училища. – Ну, давай, я весь внимание. Я скрестила руки на груди и уставилась в лобовое стекло. - Я не буду ничего рассказывать. Игорек закатил глаза. Черт возьми, даже это у него получалось просто шикарно, хоть фотографируй и на стенку вешай. - Почему? - Потому что это личное, ну! – буркнула я. - Лида, послушай, - вздохнул Игорь Семенович, - давай поступим так: ты мне сейчас рассказываешь, по какой причине я чуть не сел в тюрьму за убийство пешехода, а я прикрою тебя в гимназии. - Каким образом? - Ну… скажу, что взял тебя тестироваться на городскую олимпиаду. - А, и для этого я специально оделась, как бомж, - фыркнула я. -Ну раз так, тогда ты мне расскажешь все просто так. Или я замурую тебя в машине, и ты будешь сидеть тут, пока не умрешь от голода и жажды. - То есть сбить меня машиной – зло, а заморить голодом – миссия во имя мира во всем мире? – Я глубоко вздохнула. Слезы, кажется, отступили, и я смогла адекватнее оценить ситуацию. – Ладно, по рукам. Хотя вам за это и влетит. - Не заговаривай мне зубы, Политаева. – Ой какие мы грозные, какие сердитые. Я опустила глаза в пол, медленно провела ногой по резиновому коврику. Прикусила губу, краем глаза глянула на Игорька и опять вздохнула. - Я не знаю, как это сказать… - Скажи одним словом. - Беременность. - Ох ты ж… - Тут было неприличное слово. – Лида, ты?.. - Не-ет! – Только сейчас до меня дошло, что я умудрилась сморозить. – Со мной все в порядке, это моя мама. - Что… твоя мама? – все никак не мог отдышаться Игорь Семенович. Как же, однако, действует известие о чьей-либо беременности на мужчин, просто оружие нового поколения. - Ждет ребенка. Ну… маленького такого… Вы не знаете, откуда берутся дети? – психанула я. - Лида! - С утра я была! Я рассказала, все, могу идти? – я потянулась к двери. - Нет! Подожди. – Ну надо же, он даже не схватил меня за плечо, но я все равно замерла на месте и медленно откинулась назад. – И ты из-за этого сбежала из училища, неслась по городу?.. - Ну, грубо говоря, да. - И что в этом такого? Это же твой братик или сестричка… - Нет, это… - блин, ну и что мне теперь, рассказывать всю нашу Санта-Барбару собственному учителю по физике? – В общем, отец ребенка не мой отец. - А кто? - Сосед, блин, - едва слышно пробурчала я себе под нос. – Мой отчим. - Ну он же муж твоей мамы? - Ну а как еще? - Тогда что не так? Родители развелись, я понимаю, это неприятно, но… - Да нет у меня родителей! – Кажется, я совсем потеряла контроль над собой. Ну и сам виноват, Игорек, нечего было тут устраивать сеансы психотерапии и взаимопомощи. – Есть отдельно папа, отдельно мама, все! Игорь долго смотрел на меня, и от этого взгляда мне хотелось и заплакать, и засмеяться, и умереть на месте. Потом он откинулся на спинку кресла и, глядя в стекло, произнес: - Мои родители тоже развелись. Я тогда был немного младше, чем ты сейчас. Я молчала. Что мне надо было сказать? Что мне не интересно? Что я не хочу вечера откровений? Тем более, что мне было интересно. Мне хотелось слушать его голос, пусть даже он будет зачитывать мне конституцию РФ. - Они были для меня как основа всего мироздания, фундамент, и когда они решили разойтись… Я даже думал о том, чтобы залезть куда-нибудь на высотку и сигануть оттуда, и катись оно все… - Он наклонил голову и прикрыл глаза. Вот спорю на что угодно, он уже жалеет, что начал этот разговор. – Они жили раздельно какое-то время, я жил то с мамой, то с папой. Семей они не завели как-то, а потом… Молчание длилось чуть ли не минуту, а когда я уже хотела спросить, уснул он там что ли, Игорь Семенович вновь заговорил. Только теперь голос его был каким-то таким… непривычным, горьким, что я даже вздрогнула. - Пять лет назад они поехали переоформлять документы на дачу, вдвоем. И разбились. Насмерть. В один день. На улице была уже практически кромешная тьма. Я смотрела в пассажирское окно, и не знала, что сказать. Даже не знала, как молчать. Было такое чувство… даже не неловкости, а какой-то прострации, как во сне, когда тебе надо что-то делать, а ты лег куда-нибудь на лавочку и спишь. - У них не было детей, кроме меня, и теперь видишь как, я остался один. А это очень плохо, Лида. Тебе, конечно, еще сложно это понять, просто когда ты до этого дойдешь, может быть уже поздно. Не один. Ты не один, клянусь, и когда-нибудь я это докажу. Игорь вытащил ключи из зажигания и кивнул мне: - Пойдем. Я вышла из машины и поежилась от пронизывающего ноябрьского ветра. Было уже темно, и фонари, окруженные дымкой оранжевого тумана, создавали атмосферу уютного осеннего вечера. В такие вечера бывает так хорошо сидеть на диване или в кресле, с чашкой чая или какао, с хорошей книгой или фильмом… Главное – быть не одному в такие моменты. Я шла вслед за Игорем вверх по аллее, перешагивая лужи и обходя кучки сметенных и размокших последних листьев. До самого конца аллеи светили фонари, и до самого конца аллеи была страшная, темная, промозглая пустота. Одиночество – самый страшный холод. Глава 10 - Ну ты, конечно, дала стране угля! Да ты хоть соображаешь... - Мариша дошла до стены, круто развернулась, едва не задев стиралку, и пошла дальше мерять шагами бытовку. - Да нихрена ты не соображаешь! Ты, блин, уперлась куда-то, я тут вздрагивала от каждого шага да по окнам дежурила!.. Я сидела на табуретке, прижав колени к груди и упершись спиной в стоящий сзади стол. Я чувствовала себя дико уставшей и опустошенной, просто выпотрошенной. Но это было куда лучше, чем быть бодрой и носить в голове неподъемный груз мыслей. Глаза слипались, но до отбоя было ещё минут десять, и я должна была их как-то отсидеть. - Мамаева ко мне как пристала: где Политаева, куда пошла? И что мне надо было сказать: что Политаева дура полная и пошла она в задницу? - Маш... Ну все же хорошо кончилось, чего ты кипятишься... - Я уже еле ворочала языком, но возвращаться в казарму, где толпа баб будет на меня коситься и перемывать мне кости... Нет уж, терпи, казак. - Хорошо? Хорошо?! - подруга уже метала такие молнии, что я стала опасаться за собственную жизнь и здоровье. - Ты сбежала из гимназии, чуть не попала под машину, а потом тебя привёл Игорек! Какого, скажи, фига, ты с ним вернулась? - Я же тебе говорила... - я зевнула, продемонстрировав миру оскал льва из Метро Голдвин Мэйор. - Он мне помог. Что не так? - Лида, что ты делаешь?.. - прошептала, глядя на меня, подруга. В глазах её читалось такое сочувствие к моей несчастной персоне, что я бы даже могла проникнуться, если бы не хотела спать. - Остановись, я тебя прошу! - О Боже, ты опять? - если бы я могла говорить в полную силу, я бы сейчас закричала. - Я ничего не могу сделать с тем, что внутри меня, а снаружи я не делаю ничего такого, и хватит, пожалуйста, наставлять меня на путь истинный. Мариша села на соседнюю табуретку и подперла голову руками. Её вечные школьные хвостики печально повисли, глаза потеряно смотрели в пол, и я почувствовала даже какую-то признательность по отношению к ней. Ведь она действительно обо мне беспокоится, пусть и совершенно зря. - Ты знаешь... Настюха наша ведь тоже раньше... - Знаю, - вздохнула я, - но поверь, я не собираюсь прощаться с жизнью ближайшие лет восемьдесят. - О, да ты и об этом знаешь? - хмыкнула Маша. - Интересно, откуда? - От советского информбюро. - Я встала с табуретки, едва не повалив при этом стол (грация - моё второе имя), и направилась к двери. Разговаривать, конечно, можно о чем угодно, но сравнивать меня с Рыбиной... Увольте. - Ну да, убегай, убегай, это ж все, что ты умеешь! – крикнула мне вслед самая злая на свете девочка. Черт, все такие нежные, обидчивые, одной мне бы до кроватки доползти и уснуть, у одной меня сил нет на кого-то обижаться. Но почему-то я не испытывала злости, даже раздражения не было, и не просто потому, что устала, нет. Кажется, я действительно поменялась, и сегодняшний день открыл мне на это глаза. Остаться одной – это действительно страшно. И дело не в пресловутом стакане воды на старости лет, и не в том, что снимать квартиру пополам с кем-то дешевле… Я не помню, кто это сказал, но только теперь я поняла, что это правда: человеку нужен человек. Я даже не могу толком это описать, но после того разговора в машине я как будто заново родилась. Раньше я считала себя мизантропом, а теперь вот я готова любить чуть ли не весь мир, но главным образом, конечно, одного человека. Даже просто любить – шикарно, а если бы еще была взаимность… Я зашла в казарму, и, ловя на себе любопытные взгляды боевых подруг, плюхнулась на кровать. Замкомша, увидев меня, резко развернулась ко мне спиной, а ее верные подружки, фыркнув, отошли подальше от моей койки. Смешно, честное слово. Я расстелила постель и легла, укрывшись одеялом так, чтобы никто не пытался заглянуть мне в лицо. И ребенок этот… пускай будет. Я даже попробую его полюбить. Конечно, он не будет мне родным братом или сестрой, но я хотя бы научусь контролировать себя и постараюсь не задушить его в первую же крикливую бессонную ночь. Может, мы даже станем хорошими друзьями, и он или она будет прибегать ко мне, когда Женя слишком строго отчитает за плохие оценки, или когда мама накричит за бардак в комнате... Прелесть. Главное, чтобы это вышел человек, а не тварь какая-нибудь. *** Дорога убегала круто вверх, и ехать было страшно, особенно из-за утренней темноты - только светало, и видимость была не слишком хорошая. «Я же не умею водить, что я делаю?» - мелькнуло у меня в голове. Машина ехала быстро, не тряслась и не заносилась, но чувство тревоги все равно не покидало меня. Единственное, что радовало - пейзаж вокруг: холмы да степи, бескрайнее небо - красота. - Что это? - неожиданно спросил сидящий на переднем пассажирском Игорь. Я не удивилась, что он тут, я это знала. - Где? - переспросила я, стараясь сидеть прямо и как можно грациознее поворачивать руль. - Там, впереди. Я взглянула вперёд и внезапный страх охватил меня, руки похолодели и мёртвой хваткой вцепились в руль. Впереди дорога выходила на обрыв, а за этим обрывом полыхало оранжево-багровым заревом огромный солнечный пожар. Я остановила машину, и пошатываясь, вылезла на траву. Пара шагов до края обрыва окончательно свалили меня, и я, цепляясь руками за траву, чувствуя, как меня тянет в пропасть, смотрела на это жуткое полыхание, которому не было конца и края. Казалось, что обрыв наклонился вниз, и мне пришлось собрать все свои силы, чтобы встать. Неожиданно огонь ослабел, и я смогла увидеть далеко внизу толпу людей. Они были очень далеко от меня, и, тем не менее, я видела их так, словно стою на расстоянии вытянутой руки. Над ними нависали клубы огня, жуткого, непонятного, а они даже ничего не знали, и это было страшно. Неожиданно в толпе я увидела знакомые силуэты: мама, Женя и… я? Это была девочка лет десяти, похожая на меня, одетая так, как одевалась в то время я. Она шла отдельно, не держась за маму или за Женю, и на секунду мы встретились взглядами. Сколько же потерянности, боли и одиночества я увидела в этих детских еще глазах. Мне стало так тоскливо и холодно, как не было еще никогда. Девочка смотрела мне в глаза, не отрываясь, пока неожиданно яркий алый всполох не метнулся между нами и не взорвался где-то там, внизу. Я закричала. Сначала громко, иступлено, потом тише, тише, до тех пор, пока из горла не вырвался режущий хрип. - Игорь… - прошептала я, оборачиваясь. Но сзади никого не было. Ни машины, ни степей, никого и ничего. Темнота сгущалась. Мне стало страшно, так страшно, что я даже боялась дышать. Я обхватила себя руками, но ладони казались ледяными и чужими, и стало только хуже. Дрожа от страха, я вглядывалась в кромешную тьму, чувствуя, как со скоростью света бьется сердце и боялась пошевелиться. Неожиданно из темноты до меня донесся какой-то звук, такой тихий и почти неразличимый. Я с трудом сделала пару шагов назад, подальше от пропасти и прислушалась. Это был плач. Плач ребенка. И что самое страшное, я знала, что этот ребенок - я. Когда мне было лет десять или около того, я часто закатывала истерики. Я кричала, била ногами в пол, а потом, когда никто не видел, била себя сама. По голове, по ногам, по рукам. Было очень больно, и от этого я плакала только больше, а мама злилась и требовала, чтобы я наконец-то замолчала. Когда она сдавалась и пыталась меня утешить, я вырывалась и заставляла себя кричать еще громче. Именно такой, истеричный, пугающий плач я слышала в этой темноте. Мне хотелось найти себя, утешить, обнять, сжать руки себе маленькой, чтобы я не била себя снова, но я словно приросла к земле и не могла сделать ни шагу. В кромешной темноте плакала я, мое прошлое и настоящее, но никто, даже я сама, был уже не в силах помочь. Время было безнадежно упущено, и все, что я могла теперь делать – стоять посреди пустоты и слушать истеричные отголоски собственного детства. Я резко открыла глаза и вцепилась руками в одеяло. Как люди в фильмах после кошмарных снов резко садятся в постели и дышат, как загнанные лошади? Я от страха вся онемела, дышать не могла, не то что вскочить и сшибать стены силой легких. Примерно минуту я лежала, чувствуя, как слабеет оцепенение, охватившее мое тело, и едва слышно дыша. За окном гулял ветер, и одно из деревьев, растущих за окном, резко скребнуло голой веткой по стеклу. Звук получился не громкий, но такой внезапный, что я, и без того испуганная, отшатнулась так, что задела спинку кровати головой и тихонько завыла от боли. Блин, Лида, да что с тобой такое? - Ты чего… - заворочалась на соседней кровати Мариша. – Игорек приснился? - Если я тебя сейчас придушу, то тебя так и похоронят! – прошипела я, вставая с постели. - Как так? - Лохматой и в пижаме. Хочешь? Вот и молчи. – Ежась от холода и стараясь особо не топать, я вышла из казармы и направилась прямиком в туалет. Так, надо было подушку с собой захватить на случай очередного обморока. Даже когда очередная порция ледяной воды из-под крана умыла мое лицо, я все еще слышала этот плач, видела перед собой лицо десятилетней себя, искаженное истерикой, и вновь вспоминала ту мысль, которая встала передо мной во сне, как наяву. Меня уже не спасти. Да, моего прошлого уже не исправить, моей семьи мне уже не вернуть. Но этот ребенок, мой будущий брат или сестра… Он, так же как и я, ни в чем не виноват, а будет страдать так же, как и я, ибо я очень сомневаюсь, что у моей мамочки хватит шестнадцати лет опыта, чтобы понять, как правильно воспитывать и любить ребенка. Я не смогу поменять этих «взрослых» людей, но я сделаю все от себя зависящее, чтобы этот малыш не мучился так, как я. *** - Погоди, ещё одна опилка... - Мариша схватила с кровати расческу и вновь склонилась над моей буйной головушкой. - Как вообще можно было опрокинуть точилку себе на голову, Лид? - Ой-ой-ой... Не тебе же, правильно? - я прислушалась. - Этой мой телефон звонит? - По крайней мере, не мой. - Подруга оглядела опустевшую казарму. - Да и чей ещё, все уже по домам разбежались, мы одни тут сидим, деревообрабатывающую промышленность тестируем. - Я просто ее чистила и немного… Ааай! Чего ты так дерешь-то? – вскрикнула я. - Расчесываться лучше нужно! Иди ответь, теперь ты относительно чистая. Я вскочила с койки и подбежала к тумбочке, где разрывался подаренный на день рождения Женей телефон. Если честно, старый нравился мне куда больше, а этот вон какая лопата, одной рукой даже не схватишь, а чтобы ответить на звонок нужно просто пройти все круги ада и стереть кожу на пальцах. - Ало! - Ало, Лида? Гениальный вопрос. Кто еще может отвечать по моему телефону? Мой бойфренд, который будет кричать вальяжно в трубку: «Она в душе, перезвоните!»? - Ну мам, кто еще-то? - Ты уже вышла из своей школы? - Нет еще, а что? - Мы сейчас за тобой заедем. - А-а… Зачем? Я вообще-то… - начала было сопротивляться я, но мама уже положила трубку. Я сжала в руке телефон, и со стороны, наверное, казалось, что я хочу воду из него выжать. Надо же, я уже успела отвыкнуть от манер моей родительницы. - Ты куда сейчас? - спросила Мариша, накидывая на плечо рюкзак. - Мама сказала, что сейчас подъедет, так что меня ждёт очередные мегаинтересные выходные. - Я прикусила губу. На самом деле этих выходных я немного побаивалась. Расскажут ли мне счастливые супруги о будущем пополнении в семействе? Или считается, что мне об этом знать вообще не нужно? Ну уж нет, если ни мама, ни Женя ничего не объявят мне лично, я сама поставлю их перед фактом. Но если я скажу, что все знаю, то придется рассказать о том, что я была дома в учебное время. Черт с ним, с учебным временем, какое право я имела находиться в собственном доме без ведома хозяев? Звучит абсурдно, дико, но так и есть. Никто из них не задаст мне этого вопроса прямо, но оба об этом подумают. Тяжело вздохнув, я накинула на плечо сумку, сунула телефон в передний карман и вышла из казармы. Думала сунуть в уши наушники, и спокойно доехать, а может даже и дойти до дома пешочком под хорошую музыку, но придется маяться по пробкам под аккомпанемент автомобильного радио и маминых допросов. Погода на улице стояла уже по-настоящему зимняя, хотя еще не наступил декабрь. Девять часов утра, а на ступеньках уже (или еще) ледяная корка, кругом кучи снега, собранного трудолюбивыми учениками, песок на дорожках, медленно, но верно превращающийся в противную грязь… Вот вроде бы обычная городская картина, но все какое-то не такое, не родное, неприятное. Мне стало жутко неуютно, и я поспешила выйти за ворота. Тошнит уже от этого города, когда уже, блин, я смогу уехать отсюда? По всей видимости, придется своими силами выбираться, никто не спешит мне в этом помочь. Только я вышла за ворота и сделала пару шагов по алее, как рядом затормозил черный Женин автомобиль. Ненавижу и эту его машину тоже, черная вся такая, «премиум-класса», хоть стой, хоть падай. Еще и окна затонированые, хотя от чего в этом городе тонироваться, тут солнце бывает один день в году, да и то светит только в окна соседу. - Доброе утро, Лида. - Доброе. У кого утро, а у кого уже полноправный выходной. – Я плюхнулась на заднее сидение, злорадно отметив, что тонна грязи с моих сапог, которую я успела собрать, пройдя всего метров пять по улице, незамедлительно перекочёвывает на стерильно чистые бархатные коврики. - А чего это вы приехали? Я бы и сама дошла. Женя убавил громкость радио и повернулся ко мне: - Потому что мы не хотим, чтобы ты куда-то улизнула с утра пораньше. У нас на тебя планы. Это было сказано так мило и по-семейному, что я бы даже улыбнулась в ответ, будь это реально моя семья. - Сначала мы посидим в каком-нибудь кафе, а потом проедемся по магазинам, - мама достала из косметики помаду и принялась красить губы. Перед кафе. Очень практично. - Тебе ведь нужно платье? - Платье? Мы что, опять собираемся на чью-то свадьбу или на поминки? - не поняла я. - Лида! - Возмутился Женечка. - Нет, - стойко вынесла этот выпад мама, - тебе нужно платье на дискотеку. - На какую дискотеку? На новый год в гимназии? Вы серьёзно? - усмехнулась я. - Конечно же серьёзно, а в чем ты собиралась пойти? Кроме того, - мама закончила с губами и теперь любовалась на свою работу в зеркало. - Кроме того... У вас там порядочное учреждение, в трусах и майке не пустят, понимаешь? - Я вообще не собираюсь туда идти. - Я скрестила руки на груди, что далось мне с большим трудом - мешал ремень безопасности и тысяча слоёв одежды. Первый и последний раз в своей жизни я была на дискотеке в прошлой школе, и тоже на Новый Год. Танцевать там априори никто не собирался, зато создавалась целая схема по проносу и запрятыванию дешевого алкоголя по углам школы. Не знаю, каким боком туда оказалась втянута я, но в конце концов именно меня (абсолютно трезвую причем) поймали на месте преступления. Дабы не довести дело до ушей дорогих моих мамы и Женечки, мне пришлось искать главаря алкашей-малолеток и своими руками залить ему бутылку какого-то пойла за шиворот. После таких мер и бревно бы пошло и призналось, не говоря уже о каком-то нетрезвом сопляке. А оставшуюся часть дискотеки я сидела на лавочке и смотрела, как танцуют медляки практически все мои одноклассницы. Мне не нужны были медляки, нет, просто гораздо комфортнее я бы провела время дома на диване. - Что значит «не пойду»? Лидочка, - ого, кажется, кто-то решил поиграть в добрую маму, - надо пойти. Это будет совсем не то, что в школе - и вы все стали старше уже, и люди совершенно другие... Тебе надо привыкать как-то взаимодействовать с обществом в неформальной обстановке. О как. Интересно, сколько книг или сайтов по психологии и воспитанию трудных подростков она прочла перед этой нашей совместной поездкой? - Ладно, - я скрестила пальцы под лежащей на коленях сумкой. – Я схожу. Но давай так: платье я выберу сама, а если не выберу никакое, пойду в том синем, в котором у Остаповых на дне рождения была, хорошо? Мама поджала губы и хотела, видимо, уже разразиться очередной тирадой, как Женя решил прекратить дискуссии: - Хорошо, синее платье тоже очень красивое. Внезапно мне стало как-то жалко отчима. В свой законный выходной он вынужден возить по магазинам да кафешкам не только любимую жену, но и ее капризного и вечно пытающегося спорить отпрыска. Врагу не пожелаешь меня терпеть, на самом-то деле, так что ладно… Буду хорошей девочкой, куплю платье, посижу тихонько в кафе и даже может быть загляну одним глазком на дискотеку. Маму сейчас волновать нельзя, так что терпи, Лида, терпи. *** - И все-таки нужно было взять то розовое, оно тебе отлично подошло, чего ты развыступалась… - Мы сидели втроем в уютном кафе, рядом с моим диванчиком стоял пакет с новым платьем. Это был всего один пакетик с одним-единственным платьем, но я чувствовала себя так, словно выбирала и покупала как минимум стадо коров. Может, потому, что я изо всех сил старалась быть хорошей дочкой и не перечить на каждое слово? Может, потому, что я старалась молча и даже с улыбкой мерить каждый мешок от картошки, который мама подгоняла мне в примерочную? Ах да, еще каждый раз терпеливо бежать до шторки (примерочные в дорогих магазинах ой какие большие) в чем мать родила, и задергивать тяжеленую гардину, которую моя заботливая мамуля забывала закрыть за собой? Не знаю. Ничего не имею против теплого и вкусного ресторанчика, особенно когда за окном температура пытается упасть ниже нуля, но очень хочется оказаться сейчас дома, принять ванну, залезть в кроватку… И не вылезать оттуда до утра понедельника, когда придется возвращаться в гимназию. В конце концов, это чуть ли не первые мои толковые выходные, не один день, не полтора, как раньше бывало, а целых два с половиной дня и одна ночь в придачу. Даже если я просплю все это богатство, обидно не будет – несколько месяцев в этом военизированном детском садике дали понять, что круче нелимитированного сна может быть разве что вкусная еда. - Лида, ты вообще с нами? – осведомилась мама. Они переглянулись с Женей, и я поняла, что час-икс настал. Сейчас мне сообщат новость, а я должна буду найти остатки сил, чтобы изобразить радость. Но не успела мама открыть рот, как у Женечки зазвонил телефон. Его любимая так взглянула на этот аппарат, что я бы на его месте сама бы на звонок ответила и тут же взорвалась, а телефон продолжал трезвонить. Отчим схватил лопату со стола и взглянул на экран. Судя по выражению лица, звонил ему чуть ли не Папа Римский. - Извините, я на пару секунд… Ало, слушаю! Мама неодобрительно посмотрела вслед стремительно убегающему из кафе мужу, и, судя по ее глазам, она беспокоилась не только о том, что он не дал начать такой важный разговор. Правда, неужели нельзя было ответить тут? Кто там такой ему может звонить, что при жене не поговоришь? Я вяло доедала чизкейк, мама пила чай (хотя раньше она предпочитала только кофе, но теперь-то куда), в кафе играла тихая музыка… Идеальный семейный вечер, или день, я не знаю даже, сколько сейчас времени. От нечего делать я залезла в интернет. Ничего нового, полковнику никто не пишет, кроме спама. Так, пора заканчивать. Я с трудом выбралась из мягкого диванчика и поправила свитер. - Ты куда? – подняла голову мама. - Пойду Женю потороплю. - Зачем, не надо… - начала было сопротивляться будущая почти многодетная мать. - Надо, мам, уже минут десять прошло, этого времени бы хватило с головой, чтобы ответить и сказать «Я не могу говорить, перезвоните позже», так что… - люблю уходить, не закончив. После полутемного ресторана коридор с панорамными окнами показался слишком светлым, и мне пришлось даже прищуриться. Вот скажите, смысл делать стеклянные стены на высоте третьего этажа? Машину свою на стоянке выглядывать? В конце коридора, уже за поворотом, я услышала голос Жени, но что он говорил, не слишком понимала. Да мне и не важно, блин, сейчас я просто подойду и выкину его телефон в это супер-окошко, потому что мне надоело ждать сюрпризов в подвешенном состоянии. Мои шаги по кафелю были вообще не слышны, и я внезапно завернула за угол и замерла на месте от неожиданности. Женя был не один. И говорил он не по телефону. Он стол ко мне лицом, а спиной ко мне стоял какой-то мужчина в деловом костюме, я не видела ни его лица, ни голоса не слышала, но как-то сразу все поняла. Ох и взгляд был у отчима, когда он увидел меня. Столько паники в одних глазах я еще ни разу не видела, наверное, даже кролик перед удавом выглядит не столь испуганно. Собеседник не мог не заметить этих эмоций, и повернулся вслед за взглядом Жени. Я смотрела в глаза этому человеку, а он смотрел на меня. Немая сцена. Я не знала, что в таких случаях говорят, а он, кажется, был слишком поражен моим появлением, чтобы вымолвить хоть слово. Конечно, он изменился, но я все равно его узнала. И чем дольше я глядела в это лицо, тем сильнее понимала: я действительно похожа на него больше, чем на маму. Только это волнует, похоже, меня одну. Зачем он тут? Если он приехал ко мне, то почему он стоит тут и болтает с Женечкой? Почему с ним, кстати? Они знакомы? - Лида?..- как же давно я не слышала этого голоса. - Кто ж ещё... - я сделала неуверенный шаг вперёд. *** За окном мелькали фонари, витрины магазинов, горки грязного снега, подсвеченные лампами... Никогда я ещё не чувствовала себя так... никак. Тошно было от всего происходящего. Я совсем не так представляла себе встречу с собственным отцом. Мне этот момент и во сне являлся, и в мечтах стоял перед глазами... Это было просто моим смыслом жизни, лекарством на самые тяжелые случаи. Вот уеду к папе, думала я, и начнётся жизнь, совсем другая жизнь. А в реальности он едва ли поговорил со мной, даже не задал стандартных вопросов про учёбу или будущую профессию. Да что там, он даже к маме не подошёл. Просто сказал "Привет, как дела?" или что-то такое же тупое. Ощущение было жуткое, как будто меня предали. Хотя почему как?.. Машина ещё не затормозила до конца, а я уже выскочила прямо в снег и побежала к дому. Входов у нас два - через гараж и задний, через него попадаешь не в прихожую, а в подвал, и я обычно не люблю там ходить из-за вечной темноты и пыли, но сейчас мне хотелось как можно быстрее попасть в свою норку, закрыться там и никак ни с кем не контактировать. Но даже исполнив свою миссию, я поняла, что от мыслей за закрытой дверью не спрячешься. Я расстелила постель, хотя было только восемь вечера, завернулась в одеяло, обложилась подушками, сто раз поменяла позу, но заснуть не могла. Так, мне срочно надо с кем-то поговорить. Какие же мы, женщины, ветреные да непостоянные. Время ещё не такое позднее, так что никто не скажет, что я невоспитанная тварь и бужу людей звонками. - Ало?.. - Ало, Маш, это я, Лида... - Так, ну и что теперь говорить? - Я узнала. - Голос подруги заглушал уличный гомон, звуки проезжающих машин и музыки с рекламы супермаркетов, но я все равно поняла по голосу: что-то не так. - Мариша, а что случилось? - Ничего не случилось, а ты чего звонишь? Ну вот, замечательно. Влезла к человеку со своими проблемами, а ей, похоже, совсем не до меня. - Да я так... Поговорить хотела. Ладно, давай, пока... - Нет, подожди, просто тут так шумно, сейчас я в магазин зайду. - Хлопнула дверь и резко стало тише. - Я вся твоя, Лид. - А ты чего по улице-то бродишь в такую погодку да темень? - Не решилась сразу начать разговор я. - Я вокзала иду. - С вокзала? - Я, конечно, все понимаю, но почему-то слова "Мариша" и "вокзал" в сочетании вызывают у меня не самые лучшие ассоциации. - Я... - подруга замялась. - Кирилла провожала. - Уехал, да? - Дурацкий вопрос. Улетел, блин, скорым поездом. - Да. Ну, так ведь и надо... У него там работа, жильё и... девушка. Ох. Ну какого черта я позвонила? Самой теперь стыдно. - Ты же знаешь, главная девушка в его жизни - ты. - Ну а что ещё можно сказать в такой ситуации? - Да я все понимаю, в любом случае, я ему верю и я его точно никогда не брошу. А у тебя-то чего голос такой? Случилось что? Я уже собиралась сказать, что ничего не случилось, что я позвонила просто так, от нечего делать, затем мило попрощаться и оставить подругу в покое, не нагрузив своими соплями поверх её собственных, но слёзы резко, взрывом, залпом ударили мне в глаза, и с трудом разделяя звуки на слова, я проговорила: - Я с папой виделась. - Да? Ну это же… хорошо, разве нет? - Нет! – Кажется, пора бежать за валерианкой. – Нихрена не хорошо! Я поняла, что нафиг ему не нужна, да он даже в город приехал по работе, а не ради меня, понимаешь? Вот я дура была наивная, блин, как же я себя за это ненавижу… - Тише, Лидка, тише, - заволновалась Мариша, - ну может он сейчас не может тебя забрать, а… - Да какое там «не может»! – Держите меня семеро, крышу уже сносит! – У него дела идут лучше, чем у Жени, да он может десятерых детей обеспечить, просто я ему не нужна, вот и все! Маша молчала, лишь напряженное дыхание в трубке давало понять, что она все еще на связи. - Я понимаю, что ты ничем мне тут не поможешь, да я этого и не прошу, просто мне важно знать, что... - я всхлипнула, - что я могу просто позвонить тебе... Спасибо, в общем. - Не за что. - Тихо ответила Мариша. Какое-то время мы молчали, затем я первая бросила трубку и в полном изнеможения упала на гору подушек. Кажется, я даже почти уснула, но небеса явно не хотели дать мне отдохнуть. - Лида? - О боже, ему-то что нужно? Я молча покосилась на Женю и ничего не ответила. Он присел на край расстеленной постели, словно боялся запачкать бельё, и отводя глаза, произнёс: - Ты знаешь, так вышло, а ведь мы с мамой хотели поговорить с тобой кое о чем... - О том, что у вас будет ребёнок? Я знаю. Я не против. Рожайте на здоровье. - Может, хотя бы такой тон даст ему понять, что я как-то не настроена на переговоры. - Откуда ты знаешь? - Какая разница, знаю, и все, можешь считать это сугубо женской наблюдательностью. - Глаза уже слипались, а голова гудела. Отчим помялся, глядя в пол, а потом вновь заговорил: - А то, что твой папа... Ты не вини его. Он тебе действительно любит, не сомневайся, и... - Жень, - я уже закрыла глаза и теперь держалась рукой за лоб, где усиливалось какое-то странное гудение. - Уходи, пожалуйста. Какое-то время бедный Евгений молча смотрел на меня, затем вздохнул, выключил свет и вышел из комнаты. Голова гудела уже меньше, хотя мне хотелось, чтобы она взорвалась. По щекам из-под закрытых век катились слёзы, мокрые ресницы кололи кожу, зубы впивались в кожу губ. Истерика в беззвучном режиме. Ну вот я и осталась одна. Глава 11 Женя: Я познакомился с Геннадием Политаевым, когда нас обоим было по пятнадцать лет. Конечно, он тогда не был ещё Геннадием, он был просто Генкой, мальчишкой из неблагополучной семьи. Скитался по подвалам и заброшенным многоэтажкам, воровал пирожки с рыночных лотков. А я был мальчиком из хорошей семьи, обеспеченный со всех сторон, со светлым будущим человека с вышкой и все такое. Судьба столкнула нас одним тёплым майским днём, когда я сбежал из дому. Я видел себя волевым и самостоятельным человеком, борцом с бездумным и бесполезным родительским контролем, взрослым и крутым. Однако стоило мне выйти на улицу, и я, такой самостоятельный и амбициозный, уже не знал, куда деваться дальше? Мои знания об уличной жизни ограничивались фильмами и книгами, и, опираясь на этот скудный багаж, я пошёл на автовокзал. Там, среди толпы с чемоданами, среди мамочек, удерживающих за руки ноющих детей, среди мужиков, стремящихся поскорее усесться и закурить, я сразу заметил его. Хоть он и не выделялся ничем таким - обычный пацаненок лет 15, взъерошенные волосы, босые ноги в сандалиях... Одет, право, плоховато, но кто это тогда замечал?.. Я почему-то сразу подошёл к нему и сел рядом, сам не зная, почему. Он скосил на меня глаз, смерил изучающим взглядом, а заем спросил: - Встречаешь кого? - Нет. - Провожаешь? - Ищу, - я постарался усмехнуться как можно взрослее и независимее. - И не кого, а что. - И что же? - хмыкнула парень. - Жильё. Сам не знаю, как я это сморозил, но именно с этих слов и началась наша дружба. Генка предложил мне работу. Причём не какую-то там грязную или нечестную, а вполне нормальную работу - почтальоном. Ему просто кровь из носу нужен был напарник, потому что он взял на себя сразу три района, а это был практически весь маленький южный городок, и один никак не успевал в сроки. Мы договорились, что деньги за два района берет он, а за один - я, и работаем так же по территории. В тот де день он отвел меня к себе, "на хату". И только там, лёжа на ободранном диване, глядя в облупившийся потолок со свисающими кусками штукатурки и слушая песни пьяной мамаши Гены и её собутыльников на кухне, я понял, каким был идиотом. На следующий же день я вернулся с повинной к перепуганным до смерти родителям, но ни работу, ни дружбу с Генкой не бросил. Мы были очень разными, да, но даже сейчас я продолжаю восхищаться дальновидностью судьбы, буквально столкнувшей нас лбами. А потом у него появилась Марина. Сначала я не придавал значения его бредням влюбленного о том, какая она красивая, умная, замечательная – у меня карьера строилась, еще кое-где подучиться надо было, куда мне тут в дела амурные лезть. Но однажды он предложил познакомить нас, и, не желая обижать друга, я согласился. Согласился и был убит наповал. Она оказалась прекрасной, красивой, умной, великолепной! Никогда в жизни я больше не встречал таких, как она. Она так искренне и в то же время так изысканно улыбалась, так живо смеялась, так элегантно поправляла волосы… И так любила Гену. Я понимал, что у меня нет вообще никаких шансов, да и старую дружбу предать тоже не мог. Через какое-то время я понял, что просто не могу смотреть на них вдвоем, не могу видеть, как она целует его в щеку, как он обнимает ее за талию, как они смотрят друг на друга… Всеми правдами и неправдами я прекратил общение с Геной и Мариной, обложился работой и книгами, закрылся от них. А Политаев, кажется, был и не против – за все эти месяцы до их свадьбы он ни разу не позвонил. На свадьбу приглашал, но я тогда каким-то чудом был в отъезде и по уважительной причине не пришел. Не пришел и к роддому встречать Марину с дочкой. Да, я был слабаком, слабаком и остался. Кто же мог знать, как изменится жизнь через какие-то четыре-пять лет, как изменятся люди… *** Я сидела на своем законном месте в углу на кухонном диване и ела бутерброд с каким-то жутко крутым сыром. Не люблю сыр, сколько бы он не стоил, но я была слишком голодна, чтобы разбираться. Эта ночь просто выжала из меня все соки. Еще никогда в жизни я не спала так мучительно тяжело. Мне снилась жуткая ерунда, которую даже описывать не хочется, я раскидала по комнате все подушки и одеяло, хотя обычно сплю неподвижно, я раза три просыпалась в слезах… А когда мне наконец-то удалось более-менее спокойно заснуть, за стеной стал куда-то собираться Женя, и конечно, я проснулась. Раньше я никогда не просыпалась от его походов по дому, он делал все тихо, и говорили они с мамой шепотом, и дверью он так не хлопал, а теперь – пожалуйста. Они совсем от меня отвыкли. Я отхлебнула какао, поморщилась от неприятного ощущения приторности (опять переложила сахара) и взглянула в окно. Холодно, сыро, ветер. Серость, муть. Как же я устала от этого. Почему нельзя хотя бы нормальную русскую зиму, белую, чистую, хотя меня уже и от снежной белизны тошнит. Черт возьми, мне хочется уже назад, в гимназию, не хочу я тут торчать. На кухню зашла мама, подбирая волосы в хвост. Она еще не красилась, но даже без краски, с утра, со спутанными волосами она выглядела шикарно. Моя мать – очень красивая женщина, но генетика решила пошутить и сделала меня похожей на папу, хотя, в общем-то, я не жалуюсь на свою внешность. - О, Лидочка, ты уже встала? Нет, блин, взлетела. - Доброе утро, - только и смогла буркнуть я, изучая покрытое коричневыми разводами какао дно чашки. - Доброе… Лида, - мама присела напротив меня, - я бы хотела с тобой серьезно поговорить. - Если ты о вашем будущем ребенке, то правда, я не против, я уже вчера говорила это твоему… Жене. – По закону жанра неплохо было бы на этом моменте опрокинуть в себя стакан виски, но у меня даже какао уже нет. – Это же мой будущий братик или сестренка, я очень рада. Я даже постаралась улыбнуться. Не думаю, что вышло мило и искренне, но лучше так, чем сидеть с кислой миной. - Какая же ты уже взрослая и умная… Эта гимназия действительно тебя изменила, не так ли? - Что? – Она издевается?! – Гимназия? Мам, это просто чертова школа, она никак на меня не влияет, да ну вас. – Я резко вскочила с дивана, и пребольно ударившись бедром об угол стола, выбежала из кухни. Нет, ну как вам это нравится? «Эта гимназия действительно тебя изменила»… Да я все это время просто издевалась над собой, молчала, терпела, переламывала себя, по себе своими же ногами топталась, а теперь оказывается, что это все гимназия! Может, мне тогда в интернат уйти сразу, а вы удочерите себе гимназию и живите счастливо. Вся та злость, которую я не выпускала из себя так долго, нашла выход на висящей в спортивном уголке груше, и впервые я порадовалась безумной Жениной идее оборудовать в доме мини-спортзал. Отбив вдобавок к бедру еще и кулак, я плюнула на все и заперлась опять в своей комнате. Как же мне плохо… Мама собиралась куда-то, молча, даже не спросив, почему я так грубо разговариваю или что-то в этом роде. Она все время куда-то ходит, хотя и не работает нигде, даже на дому. А зачем? Даже убирается она дома постольку-поскольку, ибо всегда можно вызвать домработницу. Зато светская жизнь бурлит – то шопинг, то с подругами в театр, то на выставку, то салоны красоты, то спортзал… Теперь мама наверняка запишется на какую-нибудь йогу для беременных, хотя как по мне, это абсолютно бесполезное занятие. Рожали как-то и без этих йог. Хотя куда мне до таких воззрений, я же просто тупая школьница, военная гимназистка, блин. Интересно, а если я возьму и решу поступать в военную академию куда-нибудь, как к этому отнесутся мои родители? Родители… которых у меня нет. Хлопнула входная дверь, мама ушла. Я упала на заправленный диван лицом вниз, вцепилась до боли в пальцах в подушку и зарыдала. Без звука, без единого шороха или писка я каталась по застеленному дорогущим кашемировым пледом пространству, открывая и закрывая рот, вдыхая жгущий и режущий воздух, глотая слезы. Наверное, со стороны это смотрится жутко, очень жутко, просто отвратительно. Рука сама сжалась в кулак и потянулась к голове. Стоп. Лида, не надо. - Не надо, Лида, нет… - уговаривала я себя, медленно поднимаясь с дивана и стараясь унять дрожь в голосе. – Ты не должна себя бить. Не нужно. Надо пойти, попить водички… На подгибающихся ногах я спустилась по лестнице на кухню, налила полный стакан воды, и, давясь, выпила его залпом. Легче не стало, разве что руки окончательно опустились, и даже сил на самоистязания не осталось. Как же это ужасно – остаться одной. И не потому одной, что вокруг никого нет, а потому, что вкруг толпа людей, которым ты нафиг не сдалась. И бесполезно биться, бесполезно меняться, бесполезно быть хорошей и милой – всем все равно. Да, люди часто остаются одни, но почему я, за что?! Какого черта меня вообще рожали эти странные люди? Нет даже никого рядом, кому можно было бы выговориться – хотя бы интернет-друга или там подруги по школе… Точнее, Мариша-то есть, но ей не до меня, и не хочу я с ней общаться сейчас. Хоть на детский телефон доверия звони, честное слово. Во всем мире сейчас существует один-единственный человек, с которым мне хочется поговорить, который действительно человек, а не лживая пародия, но у меня нет его номера, да и если бы был… Нужна я ему как собаке пропеллер. Вот скажите мне, ради чего мне сейчас жить? Своей семье, которой, собственно, и нет, я не нужна, любимому мною человеку тоже, самой себе только мешаю… Нет, я не думаю о суициде, но… о чем мне еще сейчас возможно думать? Тут мне на глаза попалась барная стойка, эдакий крутящийся цилиндр цвета мореного дуба, встроенный в кухонный стенной шкаф. Так, Лида, ты чего? А хотя… Я никогда не пила. Ну в полном смысле этого слова – чтобы напиться, опьянеть и потом освобождаться от лишнего в туалете – такого не было. Максимум, что я могла себе позволить – бокал вина на семейных торжествах под присмотром взрослых, да и честно сказать, не нравились мне эти элитные напитки, компот как-то вкуснее и пахнет лучше. Но теперь я как-то по-другому смотрю на этот вопрос. Смотрю сквозь слезы, а когда у тебя в глазах слезы, а внутри пустота… Блин, да чем черт не шутит! Я повернула стойку и вытащила наугад первую попавшуюся бутылку. Бутылок с русскими названиями тут в принципе быть не может, так что я не удивилась надписи на незнакомом мне языке. Но судя по чистоте и прозрачности напитка, это что-то вроде водки. Бутылка была открыта, но выпита едва ли на четверть. Открутив тугую крышку, я на мгновение замерла, словно ожидая, что сейчас в кухню ворвется кто-то, кто схватит меня за запястье и с эпичным криком «Не-ет!» выбьет бутылку из рук. Я даже постояла немного, подождала, послушала, но никто и не собирался предостеречь мою стремительно деградирующую душу. Ну что же, безнаказанность приводит к преступлению. Я прикрыла на всякий случай глаза, глубоко вдохнула и глотнула прямо из горла. В первое мгновение я вообще ничего не почувствовала, но потом... Это было нечто настолько мощное, что я не выдержала и буквально выплюнула это адское пойло. Фу блин, как люди вообще получают удовольствие от таких напитков? Я кое-как отдышалась, проморгалась, вытерла вновь выступившие слёзы, и хотела уже было поставить бутылку на место, как вдруг мною овладело что-то... Спортивный азарт? Дурость? Или, может, тех миллиграммов алкоголя хватило, чтобы вымыть тот недюжинный рассудок, что был во мне? Сама не зная, зачем, я предприняла вторую попытку, но закончилась она так же, как и первая - депортацией на пол. Тут мною овладела уже вполне осознаваемая злоба - да что я за уродство такое, даже напиться не могу?! Я схватила бутылку двумя руками, и, содрогаясь от отвратительного отравляющего вкуса, проглотила практически все, что смогла. Из глаз опять брызнули слёзы, горло драло, кашель был такой, словно я вот-вот кишки выплюну, и минут пять, наверное, я потратила на то, чтобы отдышаться и вернуть себе способность пользоваться всеми органами чувств. Вдох-выдох, вдох-вы… кхе-кхе… дох… Интересно, что чувствуют люди, когда пьянеют? У них двоится в глазах, как показывают в фильмах? Или, может, земля должна резко уйти из-под ног… Я прислушалась к собственным ощущениям. Сначала все было вполне обычно, разве что немного гудела голова. Я сделала маленький шаг в сторону бара и поняла, что холодильник падает. На вас когда-нибудь падал холодильник? Да или нет, не так важно, просто представьте: на вас медленно, но верно летит белая двухметровая махина, которой раздавить человека моего веса – раз плюнуть. Я сделала шаг назад, и в голове загудело еще сильнее, а под руку услужливо поехал стол. Та-ак, и что, сколько это будет длиться? И какая следующая стадия? На всякий случай я поставила бутылку на стол, ибо разбить ее и потом топтаться по осколкам совсем не хочется, и даже это нехитрое движение удалось мне с трудом – противная бутылка все скользила по гранитной столешнице и не хотела принимать вертикальное положение. Чувствуя, как все громче гудит в голове и все независимее от меня становится мое тело, я решила подняться к себе. Выйти из кухни удалось с первой попытки, а потом, почему-то смеясь, уже на подходе к лестнице я запнулась о собственную ногу и упала. - Ну вот и все… - глупо улыбаясь, я перевернулась на спину. – Ты алкашка, Лида. Язык заплетался, глаза слипались, а лежать на мягком ковролине было так удобно, словно я попала на облака… Белогривые лошадки. Последнее, что я успела запомнить перед тем, как окончательно перенестись в страну тучек из спиртовых паров – люстра, которая жутко слепила глаза и даже голова болела от этого света. Почти как тогда, в туалете… Даже голова почти так же болит. *** - Да что ты говоришь? Что, может быть хуже?! Господи, как же громко она разговаривает. Как же этот голос бьёт по голове. Как же болит голова... Что вообще происходит? Я при открыла глаза и тут же с тихим втором зажмурилась, потому как даже на свет эколамп моя головушка реагировала жутким гудением. - Марина, послушай... - Опа, Женька. - Не хочу ничего слушать! - Да какого ты так кричишь, у меня башка сейчас на кусочки разлетится! - Моя дочь напилась, в своём же доме, а ты говоришь... А, то есть если бы я напилась в чужом доме, все было бы нормально. Буду знать. Так, стоп. Я напилась?! Серьёзно? Так, подруга, вспоминай, что ты делала до того, как пойти к себе... Так, а я пошла к себе?.. Я шла, но... У-у-у... В одно мгновение я вспомнила все до мельчайших подробностей: и бар, и холодильник, напугавший меня, и лужицу дорогой водки на полу... Видимо, я таки потеряла последний рассудок и довела себя до неадекватного состояния. Боже, как же стыдно... Даже не перед мамой, которая, скорее всего, и наша меня в прихожей на полу, и не перед Женей, (а кто ж меня в комнату-то поднял?). Перед собой стыдно, просто убила бы себя, только даже после самоубийства хуже вряд ли станет. Не выдержав наплыва эмоций, я тихонько застонала. Видимо, не так тихонько, потому что за дверью меня услышали и голоса тут же затихли. Мне даже стало немного страшно в этой наступившей тишине, ведь это даже не затишье без бурей, нет... Это такая бесшумная боевая готовность. Дверь распахнулась и в комнату влетела мама. Видок у неё, конечно, был тот ещё - макияж смазан, волосы растрепаны, глаза красные... Интересно, она плакала или это от злости? Хотя его это ты, Лида, рассуждаешь, сама небось сейчас еще хуже выглядишь. Мама ворвалась в комнату, ни капли не смущаясь от того, что ее дочь лежит тут чуть ли не при смерти. Женя вбежал следом за ней, выполняя, по всей видимости, роли стенки между мной и моей любимой родительницей. - Проснулась?! Да ты хоть понимаешь, что ты сделала?! Ты думаешь своей головой или нет?! Да ты обо мне подумала?! Ты о нас вообще подумала?! Чего ты молчишь, а?! О Боже, а что мне сказать? Вернее, как? Я даже вздохнуть в перерывах между этими словесными выстрелами не успеваю. Я попыталась зарыться поглубже в одеяло, чтобы мамины децибелы не били мне по голове, но она заметила это и кинулась ко мне. Ой, страшно даже. В самый опасный момент Женя ухватил свою женушку за плечо и потянул к себе. - Ну Марина, ну что же ты… Тебе же нельзя волноваться… Ой, Жень, беги. - А ты почему мне это говоришь?! Ты ей это скажи! Ты ей скажи, - мама махнула в мою сторону рукой, едва не снеся при этом голову своему мужу, - что мне волноваться нельзя! Внезапно мне стало так грустно и так тяжело на душе, к горлу подступили слезы… То ли остатки алкоголя все еще действовали на мое сознание, то ли все произошедшее наложило свой отпечаток, но мне захотелось встать, обнять маму, извиниться, черт возьми, и чтобы все было хорошо. Я даже попыталась принять сидячее положение, но кровь тут же под давлением ударила в голову, и пришлось лечь назад. - Ма-ам, ну прости, - пробормотала я, - я не знаю сама, как так вышло… Я больше так не буду, правда. - Что?! Больше так не будешь?! Конечно, не будешь, да если ты посмеешь… - Что я такого сказала-то, а?! – Знаешь, кто ты вообще после этого? Дрянь ты, вот кто. И, стремительно развернувшись, даже не взглянув на меня, мама вылетела из комнаты. Женя постоял немного возле моей кровати, глядя в пол, затем тяжело вздохнул, покачал головой и пошел, видимо, успокаивать суженую. А я лежала на кровати, сдерживала слезы, кипящие где-то под прикрытыми веками и ощущала себя… ребенком. Маленькой девочкой, которая на площадке захотела подружиться с другими детками, а те послали ее, отшили, да еще такими словами, которых в беззаботном детстве и слыхом не слыхивал. Обычно в таком случае ребенок бежит плакать к маме, а куда бежать мне?.. Дверь тихонько приоткрылась и в комнату, ступая по-кошачьи неслышно, вошел отчим с бутылкой минералки в руках. - Вот, это тебе, если пить захочешь. – Он говорил тихо, явно для того, чтобы мама не слышала. - А что с водой на кухне? – Хотя зачем спрашивать, ответ ясен и так. - Да все в порядке, но, – ой, как мы засмущались, ой, как мы покраснели. – Там же мама. - Понятно. Женя выключил мне свет, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. В темноте как будто голова стала болеть меньше, и я даже нашла в себе силы встать и отпить пару глотков минералки из бутылки, которую Женя поставил почему-то на подоконник. За окном была уже глубокая ночь, но ни звезд, ни деревьев, ни каких-нибудь одиноких самолетов с сигнальными маячками не было видно из-за стен соседних домов, проводов, высоких крыш с башнями и флюгерами… Раньше мне казалось, что я в клетке, а теперь я понимаю, что даже клетки у меня нет. Ничего нет. Даже самой себя. Глава 12 - Ну что же, Дьякова, не обижайтесь, но ваш ответ даже тройки не заслуживает, - нахмурился Игорь Семенович. – Вы куда планируете поступать? Саша Дьякова прикусила бледную губу и пробормотала, глядя в пол: - Пока не определилась. - То есть вы решили, что раз пока не знаете, какие предметы сдавать, учить не будете никакие? – Игорек оглядел класс и произнес своим голосом, тем самым, от которого я прямо растаяла на месте: - Запомните раз и навсегда, наша школа не натаскивает на экзамены, наша школа учит, дает знания. И то ли я вам, - он вновь повернулся к Дьяковой, - не те знания дал, то ли вы принимать отказались… Садитесь, Александра, пока два балла. Сашка поплелась на свое место, недовольно бурча под нос проклятия всем физикам нашей и не нашей эры, а я только вздохнула. Какой же у него шикарный голос, какой же он вообще… Эх… Наверное, еще ни одни выходные не тянулись так долго, и наверное, я была самым ликующим по поводу нового понедельника учеником всей страны. Нет, правда, я просто не могла находиться дома. Стены словно сжимали меня, потолок давил, а слышать лишний раз голос Жени или мамы было просто невмоготу. Я почти ничего не могла есть, даже вода вызывала некоторую тошноту. Я все время сидела у себя в комнате, ощущая себя… никем. Кажется, алкоголь вымыл из меня все депрессивные мысли, а никаких других там и не было, и теперь я даже списать не удосужилась. - Я так понимаю, добровольцев отвечать нет? Ну ладно. – Игорек открыл журнал. – Тогда командовать парадом буду я. Политаева! Я вздрогнула. Зачем он вызывает меня? У меня оценки лучше, чем у доброй половины класса, а то и у семидесяти процентов, какой мне резон? - Лида, вы отвечать собираетесь? Что обычно говорят в таких случаях? «Я не готова»? «Можно ответить на следующем уроке?» Не в силах вымолвить ни слова, я встала и медленным шагом приговоренного к виселице подошла к доске. - Итак, принцип суперпозиции электрических полей. – Игорь Семенович повернулся ко мне, так эффектно закинув руку на спинку стула, что я просто прилипла взглядом к его рукам. Отчасти прилипла, отчасти просто зависла. Что он там говорил?.. - Политаева, вы в порядке? – В голосе физика появилась настороженность. – Может, вам в медпункт надо? - Нет-нет, все хорошо. – Нет, если бы он меня на руках туда отнес, то я бы хоть тут в обморок упала, но такое ведь бывает только в фильмах и в дешевых романчиках. - Тогда повторяю вопрос. Как звучит закон суперпозиции электрических полей? Я стояла и пялилась в пол, как полная дура. Раньше для меня было в порядке в вещей не готовиться к урокам, но теперь, да еще и по физике… - Я не знаю. – Краткость – сестра таланта все-таки. - Хм… Тогда, может, вы скажете, как действует принцип суперпозиции в нелинейных системах? - Нет. Я не знаю. – Боже, как же стыдно. Игорь Семенович смерил меня долгим взглядом и хмуро произнес: - Тогда, может, Политаева, вы ответите какую-нибудь из тех тем, что давались на самостоятельное изучение? Я смотрела в пол, но все равно чувствовала на себе взгляды всего класса и еще один взгляд… Его. Ох, как же я подставляю Игорька, ведь я его лучшая учениц в этом классе, и как же, наверное, счастлива сейчас Рыбина и иже с нею наблюдать, как я все глубже и глубже тону в луже собственной тупости. Орлов выглядел действительно обескураженно, и, как я думаю, жутко злился на меня. Ну а что я могла сделать? В том состоянии, в каком я была вчера, таблицу умножения на два не выучишь, не то что принцип суперпозиции. - Ну, в таком случае, можете сесть, Политаева. Вам оценку вашу сообщать или сами догадаетесь? С двух попыток. - Не надо, я поняла. - Едва передвигая ноги, я поплелась к своей парте, заметив боковым зрением, как физик быстро черкнул что-то в журнале. Ой, чёрт с ней, с двойкой, как мне теперь загладить свою вину и восстановить репутацию? До самого конца урока я сидела, стараясь не глядеть на Игоря, стараясь даже не дышать. Кто бы мог подумать, что я такая совестливая ученица? Прозвенел звонок, и весь взвод моментально покинул класс, спеша, по всей видимости, в буфет. До физики я тоже хотела есть, а теперь всякий аппетит отшибло, как отрезало, и я собиралась просто как черепаха. С одной стороны потому, что от пережитых эмоций начала кружиться голова (какая же я нежная стала, чёрт возьми), а с другой потому, что мне хотелось как можно дольше побыть с ним... в одном кабинете. Втайне я надеялась, что он даже попросит меня остаться и поговорить, и - надо же! - молитвы мои были услышаны. - Лида, задержись, пожалуйста. - Господи, когда он говорит так серьёзно, это просто... Просто неописуемо. Я медленно подошла к учительскому столу и взглянула ему прямо в глаза. Это был очень, очень рискованный шаг, но Игорь даже не сразу отвел глаза, и пару секунд мы смотрели друг на друга. Когда он-таки отвернулся, мне внезапно захотелось просто выбежать из кабинета, чтобы наша короткая беседа так и осталась короткой и такой... Ну, такой. - Лида, ты не поняла тему? Почему тогда не подошла, не договорилась о дополнительном занятии? - Я... - Блин, что сказать-то? - Нет, я поняла тему. - А в чем тогда дело? Обычно ученики, которые поняли тему, могу сказать на уроке хотя бы что-то внятное, а ты... - Я просто не изучила ничего дома. - О Боже, Лида, по-моему это совсем не то, что надо говорить учителю в качестве оправдания, что ты мелешь? - Во-от оно что... - Игорек покачал головой. - А почему? - Ну... Вот так. - Лида, - опять эта деловитая настороженность в голосе, да что ж такое, - я должен знать, почему одна из самых способных и самых обязательных моих учениц вдруг "вот так" не отработала тему. - Это неважно... - прошептала я, против своей воли опять опуская голову. - Лида, - Игорь сложил руки на столе (одна из его привычек, как я заметила) и заглянул прямо мне в глаза. От этого взора я просто вздрогнула, но чёрт возьми, глаз отвести не смогла. - Я же вижу, что что-то конкретно не так. - Ну и зачем вам это знать? Да, что-то не так, но это ведь моё дело! Считайте, что я не сделала физику... по семейным обстоятельствам, вот. - По семейным? Это опять из-за твоей мамы и ребёнка? - О боже, я что, похожа на изверга и детоненавистника? - Не выдержала я. - Нет, там другое. - Что другое? Я уже просто не могла молчать, но стоило мне рот открыть, как кровь прилила к лицу и обожгла щеки. Это только среди понтовитых подростков круто рассказывать, как ты бухаешь, наслаждаешься жизнью и плюешь на правила, а в жизни это так стыдно, так невыносимо горько... - Я не сделала задание по физике, потому что... - Глубокий вдох. - Потому что я была пьяна. Пожалуй, ещё ни разу в жизни я не видела столь ошарашенного лица. Игорь Семенович посмотрел на меня, отвел глаза, затем снова уперся в меня взглядом, словно проверял, тут я ещё или уже исчезла. Интересно, что он скажет мне на счёт этого всего?.. И скажет ли вообще что-нибудь? - Пьяна? Лида, ты напилась? Нет, блин, наелась. Интересно, если я сейчас отвечу "Да, напилась" он спросит, чего именно? - Ну... Так вышло. Извините. Игорь Семенович вскочил из-за стола и сделал шаг к двери, затем резко сделал шаг назад, и пару раз обошел вокруг меня, держа руки в карманах брюк. Я стояла на месте и лишь поворачивала голову вслед ему, прямо "равнение на знамя". Наконец-то физику надоело бегать по замкнутой траектории, и он махнул рукой на первую парту перед учительский столом: - Садись. - И уселся такой важный напротив меня, как следователь на допросе. А я себя чувствовала примерно как допрашиваемый, мне было не только стыдно, но ещё и страшно. Мне казалось, что он скажет нечто вроде "Я хотел взять тебя замуж, но мне не нужна жена, которая пьёт с шестнадцати лет" и мне придётся проплакать всю ночь и всю жизнь. - Лид, ведь это серьёзно... Зачем ты это сделала? Я молчала. Зачем-зачем, да если бы я сама могла сказать, что руководило мной в те дикие минуты помутнения рассудка. - Ты пойми, что все эти выдумки насчёт того, что алкоголь - это свобода, взрослая жизнь и все такое... Это все бред, придуманный безвольными людьми либо производителями спиртного. И даже если все пьют, не надо поддаваться на "слабо" или как там это делается, пускай другие пьют, а ты... - Что? - не смогла смолчать я. - Какие другие? Я была одна. - Ещё лучше! - Игорек аж раскрыл глаза шире от удивления, но от этого они стали только красивее. Так, Лида, тебе мораль читают, не отвлекайся. - Ты пила одна? Где? - Дома. - Ну знаешь... - Физик прикусил губу и уставился в стол. - Когда я тебя увидел впервые, я подумал... Та-ак, а вот это уже интересно. - Что вы подумали? - Неважно, - как будто смутился Игорек, - главное то, что я никак не мог подумать, что ты... В общем, что ты способна на такие штуки, типа бегать по городу в полуобморочном состоянии и напиваться в одиночестве. Вот это откровение. Я даже не могла понять, как мне на это реагировать? Это был комплимент моей разносторонней натуре или, напротив, замечание моей бездумности? - Послушайте, во-первых, мне даже не понравилось, а во-вторых... - Я подскочила со стула и закинула сумку на плечо. - У меня был повод. - Интересно, - Игорь Семенович тоже подскочил из-за стола и перегородил мне дорогу. - Какой это повод такой, а? - Да зачем вам это?! - Дыши, Лида, дыши, а то сейчас опять начнётся истерика, и что тогда делать будем? - Это моё дело, и пила я не в школе, и сейчас от меня даже не пахнет, вот! Я встала на цыпочки и дыхнула Игорьку прямо в лицо. Чёрт его знает, что меня сподвигло на этот поступок, выглядело, наверное, глупо, но физик хотя бы не отшатнулся и не поморщился, и то хлеб. Орлов минуты две молча смотрел на меня, а затем произнёс, выговаривая слова так, словно говорил с умственно отсталым ребенком (а это почти так и было): - Лида, нет на свете таких причин, из-за которых стоит пить, становиться зависимым человеком или деградировать каким-то другим образом. Я помрачнела и вновь взглянула ему в лицо. Но теперь это был уже другой взгляд, я прямо чувствовала, как наполняющая меня неожиданная злость выливается в глаза, если можно так сказать. Да что, чёрт возьми, он может говорить? Да он вообще ничего не знает! Меня прямо распирало от желания накричать на Игорька, но единственное, что я смогла из себя выдавить, прозвучало так тихо и задавленно, что мне самой стало не по себе: - Я с отцом встретилась. - Это... С тем самым? - Ну у меня как бы один отец, - хмыкнула я, - как у большинства людей. - И ты из-за этого напилась, да? Тут я уже не выдержала, и слова полились из меня одним сплошным потоком, остановить который, наверное, нельзя было бы даже трактором: - Да вы... Вы ничерта никогда не знаете, но все время пытаетесь меня учить, хотя в ваши обязанности входит только учить меня физике, и... Вот если бы у вас был ребёнок, вы бы его любили? В этот момент я больше всего боялась, что он скажет, что у него уже есть ребёнок. - Ну... Конечно, любил бы, а причём тут это? - А вы бы могли бросить его лет на одиннадцать и даже не появляться в его жизни? - Ну... Разные бывают ситуации... - Замялся Игорь Семенович. - Да или нет? - Нет. Я бы своего ребёнка никогда не бросил. Он сказал это как-то просто, без всякого пафоса, а мне захотелось просто разрыдаться. - Вот... Это хорошо. Извините. - Я подошла к двери кабинета как раз в ту секунду, когда прозвенел звонок на следующий урок. - А двойку я исправлю, можно на следующем уроке? - Какую двойку? - Не понял физик. - Ну как какую, за суперпозицию. - А... Да я не ставил тебе ничего. Просто сделал вид. - Зачем?.. - Буркнула я, чувствуя, как потеют руки. - Чтобы другие не возмущались. - Спасибо. - Я открыла дверь, медленно вышла, закрыла её за собой и словно на реактивной тяге понеслась на урок. Хочется просто убежать. Только вот от кого?.. *** Правое плечо уже ныло от тяжести сумки, и я держалась лишь мыслью о том, что сейчас последний урок истории - и в казарму. Отдых, ужин, тренировка, а там и до отбоя не далеко. Первый день в школе после выходных, а уже устала до жути. Практически на всех уроках я тихонько отсиживалась за партой, не проявляя никаких признаков активности, и мне удалось выйти сухой из воды везде, кроме физики. Даже на физподготовке я не смогла заставить себя выкладываться на полную, и халтурила наглейшим образом. Думаю, Мина это заметила и сочла меня больной, иначе объяснить такое наблюдение сквозь пальцы я не могу. Уже на подходе к кабинету истории меня нагнала Мариша. Я внутренне поморщилась, ибо мне совсем не хотелось ни с кем говорить, но от Машки так просто не отвяжешься. - Ну что, Лид, как дела? - Пока не родила. - Вечер оригинальных шуток объявляю открытым. - Ага... Слушай, а о чем ты болтала с Игорьком всю перемену? - Какая тебе разница? - Наверное, я произнесла это слишком грубо, судя по лицу подруги. - Как это какая? Ты мне друг, мне же важно знать о тебе... ну всякое такое. - Ну и что? Ты мне тоже друг и тоже важна, - это я так извиняюсь, - но я же не лезу к тебе с вопросами о... Например, о чем ты болтала перед алгеброй с этим пареньком из первого взвода? Марианна покраснела и смущенно заулыбалась. У-у, какие страсти. Как жаль, что мне плевать. - Да так, ни о чем. Его зовут Леша, кстати. - Супер. - Я завернула в класс и не останавливаясь кинула сумку на парту. - Ой, Леха, Леха, мне без тебя так плохо... - Тише ты! - сердито зашипела, оглядываясь по сторонам, подруга. - Ты что? - Я? Я как раз ничего. - Я открыла тетрадь по истории, оглядела идеально чистые белые листы и повернулась к Мише: - Ты конспект писал? Миша сидел спиной ко мне, но стоило мне задать вопрос, как он мгновенно обернулся и переспросил: - А... Что? - Конспект. По истории. Писал? - Ох уж мне эти отличнички. - Писал. - Там много? - Ну как, две страницы. - Миша услужливо открыл свою тетрадку. - Ну дай, я хотя бы начало скатаю. - И не дожидаясь ответа (а что, он мог отказать? Ха.) я схватила ручку и принялась строчить, стараясь не замечать, как пялится на меня сосед по парте и едва ли не дышит мне в ухо. - Слушай, Лид, а ты не хочешь на выходных в кино сгонять? Сгонять. Ах ты злостный жаргонщик. - А что за фильм? - Да там на месте разберемся, сейчас же как раз время дешёвых боевиков. Нет, ну вы это видели? Думаю, что мужчина мечты как раз таким и должен быть - умным в истории и разбирающемся в дешёвых боевиках. - Ну я посмотрю, можно в принципе. - Стуча непомерной величины каблуками, в класс зашла историчка, и мне пришлось экстренно захлопнуть тетрадь и сделать вид примерной ученицы. *** - Так, я не понял, Политаева, ты у нас что, в отпуске? Стойку кто за тебя держать будет? - Тренер резко толкнул мою ногу, от чего я порядочно зашаталсь, но смогла удержаться на ногах. - И голова открыта... Не узнаю тебя совсем. Ну-ка, тридцать отжиманий у стеночки, вперёд! Я покорно кивнула и отошла к краю зала. Придётся отжиматься, ведь я действительно халтурила, хотя и не по собственной воле. Звучит глупо, но я правда не понимаю, что со мной происходит. Как будто бы я сплю, а меня заставляют жить реальной жизнью. - Отжалась? - Иван Денисович был уже тут как тут. Для порядка я сделала ещё одно отжимание и настолько бодро, насколько смогла, подскочила и отрапортовала: - Так точно! - Это ты у себя на уроках будешь так отвечать, а на карате что? - Голос тренера, впрочем, был совсем не сердитым, поэтому я ни капли не робела. - Поза готовности. - Я встала в нужную стойку и развела руки. - Вот теперь правильно... Слушай, Лида, тебе уже говорили о соревнованиях? Я растерялась. - О каких? - Понятно. Значит так, в нашей школе традиционно в начале третьей четверти проводятся соревнования по ката. Я так подумал и решил, что тебя как раз можно выдвинуть в твоей возрастной группе. - Но... Я ещё так мало умею... - Я невольно смутилась. С одной стороны, круто, когда учитель тебе доверяет, а с другой... Я итак только и делаю, что позорюсь перед всеми и перед собой в том числе, так нужен ли мне ещё один пункт, за который будет потом стыдно? - Да о чем ты, это ведь даже не бой, это ката, последовательность движений, техника! Я думаю, что усиленных тренировок тебе с головой хватит на подготовку. Кроме того, - Иван Денисович как-то замялся, - мне просто некого выставить в твоем возрасте. Ну не Кумарина же брать, который до сих пор право и лево путает? - Хорошо, - я сглотнула, - я подумаю и скажу... На следующей тренировке. - Нет, Лид, максимум, что я могу тебе дать - время до конца этой тренировки. Думай. Кума-арин, тебе показать, где у тебя правая нога? Вот какая сейчас заболит, та и правая! - И, посчитав разговор законченным, тренер покинул меня в тяжких раздумьях. С одной стороны это просто соревнования, а не Олимпиада, максимум, кто там может быть - ученики из других секций, ну или из районных городов. Бояться нечего. Но почему у меня такое ощущение, как будто меня подвесили в воздухе за веревку, и я не в силах ни лететь, ни спуститься на землю? Уже переодеваясь с тренировки, я вдруг поняла кое-что, что было до боли похожим на рассуждения психологов, и в то же время таким простым: я отвергаю все старое, не хочу соглашаться ни с какими правилами, которые были утверждены до меня, и в это же время не хочу предпринять ни шага вперед, в сторону чего-то нового. Так может поэтому я и нахожусь в таком подвешенном состоянии? Болтаюсь где-то на веревочке из собственной нерешительности. Закинув на плечо сумку с кимоно, я оленьим шагом вылетела из раздевалки и распахнула дверь в спортзал, едва не снеся какого-то малыша в новенькой форме. - Иван Денисович, я... Драсте, - кивнула я какой-то даме, скорее всего, мамаше кого-то из каратистов с других школ, - я решила. Я буду участвовать в соревнованиях. Тренер лишь кивнул, а я, уходя, с ухмылкой услышала голос той самой тетеньки: - А почему мой Кирюша ничего не знает о соревнованиях? Нам тоже нужны медали! Подъём по лестнице после двух часов строевой и карате давался совсем не легко, и поэтому, когда я увидела вырулившего из-за поворота Мишу, не смогла по-быстрому ретироваться. А он явно направлялся ко мне. Чёрт. - Лид, ну что? - Что? - Не поняла я. - Ты пойдешь на выходных в кино? Просто у меня друг обещал билеты подогнать, вот, смотри. - И он сунул мне в лицо телефон с фоткой какой-то киноафиши. Я даже не стала смотреть, что же именно хочет предложить мне сей джентльмен, потому что придумывала оправдание, почему я не смогу пойти в кино на этих выходных. Так, стоп. А может... Нет, я, конечно, ни коим образом не рассматриваю этого кавалера как пару для романтических походов в кино, но если это обычный поход, так почему бы нет? Хватит висеть в воздухе, Лида. Это просто кино, а он - просто друг. Ничего больше. - Хорошо, давай. Когда? - Ну.. Когда тебе удобно? - Интересно, а он от счастья сейчас не лопнет? - В субботу в три. - Я назвала первое попавшееся время, но какая разница, если все выходные я свободна, как ветер. - Хорошо, давай в три у кино, окей? О Боже, ещё вот этих "океев" для полной тошноты слова мне не хватало. - Да. Не дожидаясь ещё какой-нибудь шедевральной реплики со стороны Миши, я быстро побежала вверх по лестнице, жалея свои бедные, ноюшие и болящие ножки. Да уж, этот самый шаг с подвешенного состояния редко бывает приятным и лёгким, но кто знает, может из множества таких вот шажков и сложится мой полёт?.. Глава 13 - Лид, ну ты с ума сошла или что? - Мариша сонно терла глаза, стоя на ледяном полу женского туалета. - По ночам надо спать, а не... ааахх... книжки читать по санузлам. Я продвинулась подальше от края подоконника и подняла голову: - Это не книжка, это органическая химия. Это учебник, Маш, и я тут вовсе не по своей... ааах... воле. - Вот, ты уже зеваешь. - Подруга поежилась и потерла плечи руками. - Пойдём спать, а? - Ну тебя-то кто держит, иди, - я вновь отпустила взгляд на страницы. - А мне надо вызубрить набело три параграфа. Когда мне ещё это делать? - Странная ты... - Марианна открыла кран и хлебнула воды. - То ничего не учишь, хватаешь двойки, списываешь у меня или у Зимина, а то как засядешь за учёбу... Ещё тренировки твои эти, да что вообще можно успеть, если после каждого ужина ты в зале, и так до отбоя? - Так, на святое не лезь, у меня скоро соревнования. - Ну а что важнее, соревнования или здоровый сон? - Важнее вырваться отсюда хотя бы на выходные. - Я перелистнула страницу. - Ой бли-ин... - Что случилось? - Заглянула через плечо подруга. - Химия случилась! Да я это, - я провела рукой по развернутым страницам, - за неделю не выучу! Слушай, по-братски, сядь завтра на химии вместо Мальцевой? - Ну я не знаю даже... Если она придёт попозже, то можно. А ты, я слышала, в кино с Мишенькой собралась? - Подруга лукаво улыбнулась. - Маш. - Я громко захлопнула книгу, так, что Маришка даже вздрогнула. - Я тебе уже много раз говорила и скажу опять: если я и буду с ним общаться, то только как с другом! У тебя, в конце концов, Леша, вот с ним и разбирайся. - Ну Леша ещё не совсем у меня... - Смутилась подруга. - Ну тогда тем более разбирайся. - Я спрыгнула с подоконнике и быстрым шагом сонной макаки вышла из уборной. Грубо? Может быть. Каждое действие вызывает противодействие. Проходя мимо часов, висевших на стене в комнате досуга, я даже порадовалась, что уже половина третьего. Чем меньше я сплю и больше активничаю, тем больше я устаю, и тем меньше сил остаётся на всякие глупости, как внешние, так и незаметные для окружающих. Наверное, из-за такого режима я уже выгляжу как алкашка. Интересно, замечает ли это Игорь Семенович? После того разговора я ещё ни разу с ним не виделась. Нет, мы, конечно, встречались пару раз в коридорах и один раз в буфете, но каждый раз я отворачивалась и даже не здоровалась. Может это и некультурно, но мне не хочется его видеть. Вернее, не так. Мне бешено хочется его видеть, кого я обманываю, я только этим и живу, но чтобы он видел меня после всего этого... Нет, увольте. Наверное, любая ученица, влюбленная в своего учителя, мечтала бы о таких вот откровенных разговорах, глаза в глаза, повышенные тона и все такое. Но я так не могу, для меня это все равно как если бы.. если бы он увидел меня голой. Тоже пикантно, горячо, да, но как-то... Короче, я не знаю сама. И вот от того, что я не знаю, чего мне надо, а чего нет, я и мучаюсь. Пора положить этому конец. И начало концу уже положено, даже два начала - соревнования и поход в кино с Мишей. И если второе выполнить легко - просто сделать на крайний случай вид, что кино интересное, то первое... И дело даже не в самих соревнованиях. Я хочу, чтобы мама пришла. Можно с Женей, чёрт возьми, я даже на это согласна, но для какого-то самоубеждения, что ли, мне это нужно. И что, в конце концов, в этом плохого или страшного? Да ничего, но моя мамуля явно найдёт любой выход, лишь бы не идти, и поэтому-то я и боюсь её приглашать. Боюсь заранее, что мне откажут, прямо как парень, делающий предложение руки и сердца своей девушке. Я вошла в коридор казармы и боковым зрением разглядела у открытого окна чью-то фигуру. Поежившись от ледяного воздуха (кому, блин, жарко сейчас?) я уже собиралась пройти мимо, когда узнала среди ледяного воздуха запах табака, а в одинокой фигуре - Настюху Рыбину. Хм, интересно. Хотя нет, вообще плевать. Рыбина меня, однако, заметила и даже соизволила повернуть голову в мою сторону. - Ты ничего не видела. - Буркнула замком, сминая бычок и выкидывая его в окно. - Мне пофигу, кисонька... - Сладко зевнув, я прошла в высокие двери спальной комнаты и даже не оглянулась. Пусть делает, что хочет, мне-то что. *** - Таким образом, если один из углов прямоугольного треугольника равен шестидесяти градусам, то что мы можем сказать о гипотенузе? Я подперла голову рукой и уставилась в стену. Десятый класс, блин. Крутая школа, высокий уровень обучения, программа спецразработки... А в результате уже который урок решаем задачки уровня восьмиклашек, и то половина взвода умудряется не понимать. Или они притворяются? Кто их разберёт. - Политаева, ответьте на вопрос! Я подняла глаза на математику и едва удержалась, чтобы не зевнуть. Так, встать надо. - Я. - Вы. А теперь отвечай, Лида. Вот она странная, то на "вы", то "отвечай, Лида". - Гипотенуза будет в два раза больше катета. - Какого именно катета? - Ну ты и въедливая, Филиппенко. Я уже собиралась легонько закатить глаза и ответить на вопрос, когда дверь в аудиторию распахнулась и дежурный по роте объявил: - Салихова и Политаева, к командиру роты. Мы с Маришей растерянно переглянулись. Вызов к Мамаю - прогулка не из приятных, а уж то, что Её Величество захотела лицезреть именно нашу парочку, вызывает удивление. В кабинете Мамаевой все, казалось, выдавало её жесткую натуру, включая исключительно чёрные папки с документами на столе и одинаковые ручки, выстроенные в узкой карандашнице в линейном порядке. Взгляд командиром прошелся по нам так же, линейно, туда-обратно, туда-обратно. - Товарищ командир, гимназисты Салихова и Политаева по вашему приказу прибыли! - выпалила Марианна и встала столбиком. Внутренне вздохнув и поморщившись, я тоже вытянулась в струнку. - Та-ак... Ну что, девочки? Хотя какие вы девочки... - ОНА встала и прошлась вдоль письменного стола, время от времени впиваясь взглядом в кого-нибудь из нас. - Вы уже девушки, более того, вы - гимназистки! А такое себе позволяете. Мы с Машей вновь вопросительно переглянулись. Серьёзно, что происходит? - Будете со мной в игры играть? Со мной такое не пройдёт. Политаева! - Я аж вздрогнула, так рявкнула мою фамилию Мамаева. - Тебя что, с уставом гимназии не познакомили? Не объяснили, что курить на территории запрещено?! Курить? Окстись, женщина, о чем ты? - Я вас не понимаю, товарищ командир. - Не понимаешь? - Наталья Георгиевна вышла из-за стола и впилась в меня своими подведенными глазками. - А откуда взялись окурки под окном отделения вашего взвода, ты тоже не понимаешь? Секунд пять я стояла, действительно не соображая, о чем говорит командирша, и только потом до меня дошло. Рыбина, тварь. - И знаешь, ты уж не серчай, - язвительно улыбнулась Мамай, - только почему-то я все же думаю больше на тебя, чем на Марианну. - Думайте, что хотите, я ночью спала. - Я твёрдо выдержала взгляд командирши. - А с чего ты взяла, что инцидент произошёл ночью? Я об этом ничего не говорила. Лида, ты дура. Это ж надо было так проколоться. - Ну а кто же будет курить в казарме средь бела дня? - Я постаралась остаться максимально невозмутимой. Мамаева опять прищурила глаза, и мне захотелось просто дать себе пощечину. - А откуда ты знаешь, что курили в казарме? Салихова, - бросила она быстрый взгляд на Маришу, - ты можешь быть свободна. Подруга замялась, глядя на меня, но я едва заметно кивнула ей. Видимо, когда подруга возвращалась из уборной после нашего разговора, Рыбина уже «перекурила» и ушла из коридора, потому-то Маша ничего и не понимает. Марианна вышла, а Мамаева уселась за свой стол (мне, конечно же, присесть никто не предложил), и сухо произнесла: - Ну что? - Я не курила. Я знаю, кто курил, и кто меня подставил, но в отличие от этого человека, наушничать не собираюсь. - Кто тебе позволил, милая, в таком тоне со мной говорить?! - Говорила ОНА негромко, а я все равно поежилась. - Извините, но я правда не курила. Да, я выходила ночью в уборную, а когда шла назад, то у окна стояла и курила... Впрочем, вы и сами поймете. Интересно, что мне будет за такие разговоры? Расстреляют, четвертуют, а потом опять расстреляют? В тот самый момент, когда я уже собиралась лечь вниз лицом и закрывать голову от мин, в кармане зазвонил телефон. Вовремя, нечего сказать. Однако, мне стало уже интересно, до каких пор я могу играть на нервах Мамая, и я достала телефон. Незнакомый номер. - Ты что, собираешься ответить? - прошипела железная мадам. - А вдруг что-то важное... - Нет, ну мне интересно, кто это. - Отвечай по громкой связи. Я включила динамик и провела пальцем по зелёной трубочке на экране. Секунды две телефон не издавал ни звука, кроме какого-то неясного шипения, затем мужской голос неуверенно произнёс: - Ало... Лида? На долю секунды мне показалось, что это, наверное, кто-то из комитета соревнований по каратэ или что-то вроде этого, ведь голос мне был незнаком. Но прозрение пришло быстро. Я моментально выключила громкую связь и прижала телефон к уху. - Да. - Обычно когда тебе звонит папа, отвечать надо как-то по-другому. Более уютно, что ли. Но я так не умею, никто меня не учил таким тонкостям. - Ты что, не можешь говорить? Интересно, когда ты стоишь в кабинете у своего непосредственного, образно говоря, начальника, можно же говорить с родным отцом? Естественно. - Нет, я... Я могу говорить. Да, могу. У Мамайки аж глаза на лоб полезли от такой наглости. - Ну, Политаева... Я звоню Евгению Витальевичу. Я уже не слушала командиршу. Распахнув дверь кабинетика, я вышла в коридор и отошла к окну. - Я слушаю... Пап. - Как же сложно мне было говорить это. - Лида, я бы хотел перед тобой извиниться. За тот случай в центре. - Он говорил... То есть папа говорил с такими паузами, словно ждал, что я буду перебивать, но я молчала. - Ты меня, может, не так поняла, но я был очень рад тебя видеть и буду рад видеться с тобой ещё чаще... Правда. Я просто растерялся. - Ничего, я поняла. Это было слишком внезапно. - Почему-то мне стало не по себе от этих извинений. - Мы с тобой обязательно проведем вместе много радостных дней... Ты же не против? - Я нет... Я не против. Ладно, у меня урок, - пробормотала я, - идти надо... - Да-да. Иди. Пока. - Гудки. Слава Богу. Воссоединение с семьёй даётся тяжко, что ни говори, да ещё и Мамаева собралась... Что она там сказала? Позвонить Жене? Ну что же, пускай, почему-то мне кажется, что уж кто-кто, а отчим точно меня отмажет. *** - Нет, я, конечно, большего ждал от этого фильма, да и кинокритики все болтали, что это что-то крутое, а на деле... Вот ещё одно доказательство того, что нельзя верить критикам. Лид, ты где вообще? Я вздохнула и отвлеклась от созерцания угрюмо нависающего над городом неба с чёрными росчерками голых деревьев, качающихся под пронизывающих ветром. С утра выпал снег, и казалось бы, тучи должны разбежаться и открыть миру картину в стиле «Мороз и солнце», но ничего подобного - город так и стоял, погруженный в бесцветный холод, только теперь к этому прибавился лёд на дорогах и горы снега. Ещё только-только будет Новый Год, а мне уже осточертел этот снег. - Да ладно, нормальный фильм, - пожала плечами я, - хотя из-за этого семейства впереди нас я пропустила... половину точно. Как ни странно, Миша мне не надоел так же, как снег. Я чувствовала себя с ним на удивление просто - ровно так, как и нужно чувствовать себя с другом. И в тоже время я чувствовала себя как-то не в своей тарелке, но виноват в этом был не Миша. Я словно жила в ожидании какого-то большого, значимого события, только какого, сама не знаю. И никто же не подскажет. Мы свернули с улицы в аллею, скрытую от ветра двумя рядами домов и высокими деревьями. Правда, и тут было чертовски холодно, и я в который раз пожалела, что надела не ту жуткую толстую куртку, которую мне привезла мама с какого-то пригородного рынка. В конце концов, кто на меня тут смотрит, шла бы себе, как колхозница, зато тепло. По другой стороне аллеи шла пара, причём мужчина был одет явно не по погоде, и потому спешил, а вот дама, повисшая на его руке, уверенно мела грязь подолом длинной чёрной шубы. Мне бы сейчас такую шубку... Я ещё раз посмотрела на парочку, спешащую мимо нас вниз по аллее, и тихонько охнула. Нет, стоп. Я же ошибаюсь, ну скажите, пожалуйста, что я ошибаюсь, что у меня плохое зрение, галлюцинации, сумасшествие, что угодно... Но нет, сложно все-таки не узнать человека, который несколько лет был твоим отцом и сейчас как бы тоже им остаётся... Вроде бы. Но кто, чёрт возьми, эта баба? И вообще, она страшная. Тут она указала рукой куда-то вбок, и её спутник оглянулся. Сама не зная, почему, я пригнулась так, что скрылась за чёрными тощими ветками кустов и скамейкой, стоящей перед ними. Надеюсь, они меня не заметили? - Лида, ты что это?.. - Оглядываясь по сторонам, спросил приземлившийся рядом со мною Миша. - Тсс! - Я приложила палец к губам. - Нам надо за ними проследить. - Зачем? - Не понял паренек. Ну конечно, я б тоже спросила, какого черта происходит, если бы я гуляла с кем-то, а этот кто-то вдруг решил бы упасть в упор лёжа возле ближайших кустов. - Затем. - Что значит "затем"? - Недовольно буркнул Мишка. - Это что, какие-то бандиты? - Нет, это... Это просто один мой знакомый. Мне нужно за ним понаблюдать. Но нельзя, чтобы он меня увидел. Так, - я приподнялась ровно настолько, чтобы иметь способность двигаться. - Идём за ними. Миша молча поплелся следом. Вот все же святой человек - я бы уже на его месте такой ор подняла... Включая крики «Она следит за вами, вот она, вот!» и энергичную жестикуляцию. Аллея закончилась, и сладкая парочка, от которой меня немного тошнило, свернула на улицу. Тут уже не было ни кустов, ни скамеек, а те деревья, что росли вдоль дороги, не могли бы меня спрятать. - Миш... - Я дернула Зимина за рукав. - Пройди немножечко за ними, а? - Я? - Выручил глаза Михаил. - Блин, Лида, тебе в детективов захотелось поиграть? - Ми-иша, это очень важно, правда. Если он меня увидит, это все... - Я шустро отпрыгнула за рекламный щит. - Ну десять минут, пожалуйста. Они уходят, ну! Не знаю, почему и как, но меня всю просто трясло от нетерпения. Так бывает с ребёнком, который никогда не видел моря, и вот машина едет вдоль берега, и бьются о скалы волны, и кричат чайки, а родители и не думают остановиться прямо здесь и сейчас. Печальное сравнение. Миша поежился и поднялся из-за кустов. Объекты моего наблюдения уже дошли до середины пешеходного перехода, и когда туда подбежал мой верный соратник-преследователь, они были уже далековато. Спокойным шагом Миша следовал за ними на расстоянии десяти-пятнадцати метров. Вот они завернули за угол, вскоре и Зимин скрылся из поля моего зрения. Я отошла к ближайшей скамейке и хотела присесть, но оглядев мокрое и местами грязное сидение, передумала. Политаева, вот действительно, что ты делаешь? Детство в одном месте заиграло или что? Ну пройдёт Миша за ними до ближайшей стоянки, где они благополучно сядут в машину и уедут, и какие будут из этого выводы? На самом деле я понимала, что меня интересует не столько то, куда пошёл папа, как то, с кем он туда пошёл. Нет, я уже девочка взрослая и знаю, что мужчины могут жениться по нескольку раз, но... Папа был для меня всегда эталоном. Образом невинной жертвы, брошенного и преданного человека, а тут, оказывается, палка о двух концах. Раздражает меня уже все это. Ну а вдруг она просто его коллега по работе? А под руку он её держал потому, что гололедица на дорогах? Вот это и надо узнать. И не спрашивайте меня, зачем. Минут через двадцать, когда я уже окончательно решила бросить свой выжидательный пост и направиться в ближайший кафетерий, на горизонте показался Миша. Он шёл быстрым шагом, а мне все равно казалось, что он еле плетется. Ну неужели нельзя побыстрее доставлять мне сведения о произведенной операции? - Ну что? - Кинулась я к моему новому... приятелю? - Что-что... - шмыгнул носом Миша. - Они зашли в больницу. Вернее, он зашёл, а она ждала в вестибюле. Он покупал талон. - Талон?.. А на какое число? - Спроси ещё, на какое время, - хмыкнул Михаил. - И представь себе, я могу ответить. На двадцать восьмое, четыре часа дня. - Как?.. - Только и смогла пробормотать я. - Телепатия. - Но, поймав мой недоверчивый взгляд, пояснил: - Шучу, я просто встал в очереди сзади него. Пришлось, правда, потом выяснять, по чем талончики к невропатологу, чтобы не выглядеть подозрительно. - А он к какому врачу записался? - Спохватилась я. - Этого, уж извиняйте, не видел, - шмыгнул носом Миша, - я же не сразу за ним шёл, когда встал в очередь, он уже время обговаривал. - Ты даже не представляешь, - вздохнула я, - как ты мне помог. Спасибо. - Да не за что. - Блин, а чего это он цветет, как майская роза? Надо его поосторожнее благодарить. Итак, двадцать восьмое число, четыре часа... Я не знаю, что мне с этим делать, но я точно знаю, что ничего не делать не смогу. И почему мне спокойно не сидится, кто скажет?.. Глава 14 Утюг плавно скользил по голубой ткани жакета, разглаживая образовавшиеся после стирки складки. Как было бы круто иметь такой отпариватель для жизни - провёл по каким-нибудь проблемным местам и все сразу сладко да гладко. Сегодня двадцать восьмое число. Тот самый день, на который папа взял талон в больницу. Понятия не имею, какого черта меня туда несёт, но что-то успокоиться не выходит. Значит, надо действовать. Когда мне было лет десять, мы уже с Женей ездили на море. Над пляжем нависали глинистые скалы, поросшие кое-где чахлой травой и колючим кустарником. И все то время, пока мама с отчимом грелись на солнышке или плавали, я пыталась вскарабкаться на эти скалы с берега. Уже на второй день я нацепляла столько заноз, что не могла ходить, ободрала колени и локти, но все равно лезла ещё раз, и ещё, и ещё - эти уступы были для меня как красная тряпка для быка. И когда в конце концов, порезавшись об какую-то колючую траву до крови я забралась-таки наверх... Это было такое необъяснимое чувство независимости, личного достижения и освобождения от постоянных мыслей от этих скалах. Так и сейчас. Я должна покорить и эту вершину, кроме того... Вряд ли, конечно, но если папа придёт в больницу без этой бабы, мне будет спокойнее. Я должна держать руку на пульса, чёрт возьми, хватит уже пускать свою судьбу на самотек. - Политаева, блин, ты не одна! - пихнула меня в бок Мальцева. - Давай до свидания, время капает. Я скорчила в ответ недовольную физиономию, но от гладильной доски отошла. Так, Лидок, настройся на учёбу. Скоро Новый Год, как-никак. Новый Год - не только праздник, в нагрузку к пиршествам и танцам вокруг ёлки идут окончание четверти и школьная дискотека. И если с первым у меня проблем практически нет, то второе... Как же я не хочу идти на эту дискотеку, на это сборище словно выпущенного из клетки народа. Не хочу плясать там под наверняка странную музыку или, что не лучше, отсиживаться на скамейке. Не хочу наряжаться, краситься, мыться, бриться и жениться. Я платье-то купила только чтобы не расстраивать маму. А ещё меня наверняка захочет пригласить на медляк Миша, и что мне делать? Танцевать с ним я однозначно не хочу, а отказывать как-то жалко. В общем, мне придётся бегать от Миши, прятаться от буйных танцоров диско вроде Маришки, изображать при этом веселье, и все это на каблуках и в платье. Красота. Да и сам Новый Год не лучше - сначала мы все вместе потащимся на корпоратив Женщиной компании. Он является одним из учредителей, то есть главным, и не явиться на это торжество никак не может. Мама эти выходы в свет обожает, а я ненавижу, особенно теперь, когда я уже слишком взрослая для детского городка и аниматоров, но ещё не доросла до политики и вина. Я бы с большим удовольствием посидела бы дома, только кто будет меня слушать?.. В общем, на первый урок - химию - я буквально вползла, нагруженная целой кучей мыслей. На окнах уже белели вырезанные из бумаги снеговики и сани с оленями, под потолком болтались разноцветные гирлянды, а на улице мела такая непроглядная метель, что вся эта школьно-праздничная обстановка казалась даже уютной. До звонка было ещё минуты три, и большая часть взвода усердно пыталась повторить, или скорее выучить, тему урока. Салихова сидела у окна, прижавшись спиной к стене, и бормотала что-то себе под нос, глядя в учебник. Ну прости, подруга, всех параграфов не выучить, не моя это вина. - Маш, - подскочила я, - а Маш. Молчание. - Мари-иша! Ноль реакции. - Марианна! Тебя там ищет твой... - Э-эй! - О, другое дело. - Чего тебе? - Что у нас будет сегодня в четыре часа? - Ты у меня это спрашиваешь? - Возмутилась подруга. - А у кого? Я знаю, что у тебя в дневнике есть расписание... - Я потянулась рукой к Машинному дневнику, лежащему в углу стола. - А я знаю, что сто раз тебе говорила: перепиши, Лида, перепиши! Не переписала - твои проблемы. - Слушай, ну ты чего такая злая? - Хмыкнула я. - Ну нет времени, понимаю, дай я сама гляну. - Могла бы уже и выучить наизусть, сколько уже учишься. - С этим затихающим бурчанием Маша протянулась мне дневник. Я не стала рассыпаться в благодарностях, и просто молча открыла форзац, куда Машка аккуратненько вклеила листок с расписанием на каждый учебный день. Та-ак, четверг, ага... Четыре часа - свободное время. Идеально. Осталось решить только одну проблему - как выбраться из этих каменных оков, как пройти мимо цербера мамаевской породы и не быть съеденной заживо. Сбежать просто так, в форме, уже не выйдет - холодно. Нужно как-то попасть в общую гардеробную взвода, ключи от которой есть у только у Рыбиной, вытащить оттуда свои вещи, одеться, выйти из здания гимназии, потом за территорию... Блин, а добираться до туда как я буду? Это ж другой район, дальний свет, отсюда туда на троллейбусе не доехать, а в автобусах м маршрутках я не разбираюсь. Можно, конечно, вызвать такси, только денег у меня может не хватить... Как же все сложно, хоть ложись и помирай. *** Я стояла перед дверью кабинета Мамаевой, погруженная в тяжкие раздумья. С одной стороны уйти в официальное увольнение куда лучше, чем в самоволку, а с другой официальные увольнения вне положенного срока выдаются только со звонка родителей, и что-то мне кажется, что командирша не сделает для меня исключения. Кстати, звонила ли она Жене, как обещала? Судя по тому, что меня никуда не дергают и не исключают из школы, звонила. И даже дозвонилась. Нет, официального увала мне не видать, как талии Рыбиной, надо действовать иначе. Настоящие герои всегда идут в обход... Только тот обход, что идёт через забор, мне сейчас не подойдёт - трудно будет перелезать в пуховике и сапогах. Да и времени у меня в обрез, ведь надо приехать туда пораньше, занять наблюдательный пост, разведать обстановку... Оставался только один выход. Всю недолгую дорогу до лаборантской я мысленно внушала себе: это только ради дела, это просто помощь, просьба о ней, ничего больше. И все равно, когда рука уже толкала заветную дверь, сердце немного ушло в пятки. Сердце, ну ты что, как народное, честное слово. Я даже не стала стучать - к черту манеры - а просто распахнула дверь и заглянула внутрь. Игорь Семенович был на месте, как обычно, за своим столом, и уже от одного созерцания того, как он аккуратно заполняет чей-то журнал, мне захотелось растаять, как пломбир в летнюю жару. Так, Лида, сосредоточься. - Игорь Семеныч... Здрасте. - Сосредоточилась, молодец, блин. - Политаева... Здравствуй, ты за тетрадями? - За какими?.. А, не-ет, я... Короче, - я глубоко вдохнула, - вы не могли бы мне помочь? - Как? - Поднял голову от стола физик. - Выпить с тобой за компанию? Извини, не могу. - О-очень смешно! - Я даже закатила глаза. - Я серьёзно, Игорь Семенович. Мне просто нужно в одно место, а довезти некому. - То есть ты хочешь, - он посмотрел на меня и усмехнулся так, что мне стало жарко, - чтобы мы вдвоем поехали в одно место? Это ты так меня завуалированно посылаешь? Я почувствовала себя полной дурой, мне захотелось развернуться и уйти, и только улыбка, играющая на его губах давала понять, что это все был юмор, шутки, а я, как всегда, не въехала. Ну или это холодная месть за то, что я вела себя слишком громко тогда, в кабинете физики. - Мне просто нужно в больницу... - Я пробормотала это уже просто так, готовая открыть дверь и закрыть её за собой с обратной стороны, но Игорек все держал меня своим гипнотическим взглядом. - В больницу? Ну это, конечно, серьезно, а почему ты не попросишь… - он замялся – Женю?.. - Он не может. – Ну а что, он правда не может. Как можно что-то мочь, если тебя об этом не просили. - А ты в медпункте была? – осведомился Орлов. Так. Мне придумать, что я больна, или сказать правду? Пожалуй, лучше не врать. - Я не к себе, - высшая степень одиночества, блин, - я к отцу. Физик посмотрел куда-то мимо меня долгим, задумчивым взглядом. Как же я, наверное, достала уже его своей семейной Санта-Барбарой… Физик задумчиво посмотрел на меня. Кажется, действительно не стоило сюда идти, надо своими силами обходиться. - А когда? - Сегодня к четырем. Только надо как-то заранее приехать, минут за пятнадцать... - Ну в принципе почему бы и нет, в это время я уже свободен. Только увольнительную не забудь. - Игорь Семенович дописал какую-то строку и закрыл журнал. Так, а теперь самое сложное. Я глубоко вздохнула и сделала шаг вперёд. Физик резко откинулся на спинку стула и непонимающе уставился на меня. Он, бедняга, наверное, решил, что я сейчас кинусь на стол его благодарить за все добро. Этого мне ещё не хватало. - Дело в том, что... - Давай, Лида, не будь тряпкой, - у меня нет увольнительной. - Ты ещё не взяла? Или погоди, получается, что... О Боже, - Орлов схватился руками за голову. - Ты хочешь сбежать? Да ещё на моей машине? - Уже не хочу, извините. - Да чтобы я ещё хоть раз кого-то попросила о помощи! Я развернулась и быстрым шагом рванула к двери. - А ну стоять! - Игорек сложил руки на столе и продолжил: - Ты же все равно туда поедешь, да? - Да. - Я уже положила руку на ручку двери, но решила, что последнее слов должно остаться за мной. - И только попробуйте меня заложить. - Хорошо, собирайся. - Что? - Я постаралась придать голосу как можно больше должной насмешливой интонации. - А если кто-то узнает? А если... - А если ты потом прыгнешь под машину, а в предсмертной записке обвинишь меня? - Ладно, спасибо, я очень благодарна… - Главное теперь не спалиться. Я приоткрыла дверь и добавила: - Встречаемся на стоянке за медпунктом?.. - Что я творю, Лида, ты хоть понимаешь, что я фактически преступление совершаю? - Покачал головой Орлов. - Это в первый и последний раз. - Второго, надеюсь, уже не будет. - Я выдавила самую ехидную улыбку, на которую была способна и выбежала из лаборантской. *** - Ты серьёзно, Политаева? Ты попросила Игорька побыть твоим водителем? - Я попросила его помочь, что не так? - Мы с Маришей стояли в пустой казарме, и я, пытаясь успокоить натянутые до предела нервы, ждала нужного момента. Того самого момента, когда я смогу вытащить ключ от гардеробки. Для этого надо было залезть в тумбочку к Рыбиной, и это было довольно неприятное дело. - Да то не так, что ты нарушаешь правила, да ещё и с учителем, да ещё и... - Подруга покраснела. - С Игорем Семёновичем. - Ты завидуешь, что ли? - поморщилась я. Маришино нытье я терпела только потому, что больше никто не согласился бы стоять на шухере, пока я шарю по чужим вещам и подкинуть потом ключ назад в тумбочку Рыбихи. - Завидую?! Да блин, Лида, ты просто не понимаешь, что ты творишь... - Голос Салиховой стал неожиданно просящим, а глаза смотрели на меня с какой-то... жалостью? - Это же... ничего хорошего из этого не выйдет. Ты сама себя погубишь, Лид. Я уставилась в пол и молчала. Мне действительно нечего сказать, потому что... Чёрт возьми, потому что она, может быть, и права. Но я уже не могу остановиться. Меня засосала опасная трясина... Только петь совсем не хочется. И останавливаться тоже не хочу, да и не смогу уже, и это пугает. Вся моя жизнь - какой-то бессознательный страх. *** Машина тряслась по грязной дороге, объезжая колдобины и тормозя на каждом светофоре. Я сидела на заднем сидении, вжавшись в жесткую диванную спинку, и смотрела вперёд, на дорогу, но ничего не видела. Взгляд все время невольно сползал влево, на Игорька, который даже машину вел шикарно. Мне очень хотелось сесть на переднее сидение, но конспирация же, чёрт возьми. Было уже без двадцати минут четыре, когда орловская девятка свернула с центральной улицы и покатила вдоль серо-коричневых панелек по узкой дороге. Я ни разу не была в этой больнице, и как к ней подъезжать, не знала, поэтому просто пялилась в окно. - Ну вот, отсюда вдоль домов прямо идёшь, потом направо - и центральный вход. - Орлов остановил машину. - Я тут припаркуюсь, там места явно не будет. - Спасибо. – Я потянулась к дверной ручке. – Пожелайте мне удачи. - Лида, - после секундного молчания произнес Игорь, - скажи честно: твой отец не знает об этом визите? Я прикусила губу. Вот что за человек, неужели не видно, что я итак вся на нервах, почему бы не оставить меня в покое? - Не знает, да. - А зачем ты опять лезешь не в свое дело? - Что?! – Я чуть не задохнулась от возмущения. – Что значит «не в свое дело»? И почему «опять»? - Да потому что… - Начал было физик, но я перебила его: - Это мое дело, потому что это моя семья, это мой… отец, в конце концов! - Вот именно, что отец, а не сын. – Игорек смотрел в боковое окно, но его глаза отражались в стекле, и видно было, что он просто сверлит меня взглядом. – Они же взрослые люди, и твоя мама, и ее муж, и твой папа тоже, Лида! Им вовсе не нужно, чтобы ты во все вмешивалась. - Я просто хочу… - Кажется, я сейчас разревусь. Я ничего не ела ни за завтраком, ни за обедом, спала я отвратительно, меня трясет от голода и усталости, а тут еще мне нотации читают, как жить. – Это мое дело, извините, правда. Я открыла наконец-то проклятую дверь и вылетела из машины. Прямо в лужу. В глубокую, холодную, мерзкую лужу с плавающими кусками льда. Хорошее начало. Единственное, что немного радовало – грязнющие полы в больнице, на которых мои следы были неразличимы. Я прошла через холл, поймав на себе добрую сотню неодобрительных взглядов бабулек (и за что?), попала в какой-то коридор, где стояла толпа мамочек с грудничками, потом в рекреацию, где сидели все те же мамаши с чадами. Господи, я и не знала, что в нашем городе столько детей. Преодолев все эти круги, вернее, коридоры ада, я поняла, что не знаю, куда мне идти. Тут штук пять корпусов, а то и больше, переходы между ними, как муравьиные дорожки, а еще какие-то подвальные помещения… Я не знаю, куда мне идти, я не знаю, зачем я сюда вообще приперлась. Даже если я найду тут моего папу, что я делать буду? Вот всегда я сначала делаю, а потом... Да нет, какое там, я и потом не думаю. Я медленно брела по постепенно пустеющим коридорам, и с каждой секундой мне все больше хотелось упасть прямо тут, закрыть глаза и уснуть, а может, потерять сознание. Пусть меня поднимают, откачивают, пусть бегают вокруг меня все эти девочки в белых халатиках и мужики в голубых пижамах, пусть катают меня на носилках, пусть подключают ко мне кучу странных аппаратов с проводами-щупальцами, а я буду лежать и кайфовать от того, что кому-то не плевать на мои сорок пять кило веса. А я знаю, почему я пришла сюда. Потому что мне хотелось действовать, вернее, мне хотелось создать видимость действия, а на настоящие поступки кишка тонка. Это только в американских сериалах девочки-тинэйджеры бегают по городу, шпионят за всеми подряд, врут, мило улыбаясь, а после - возрождение семейного очага и титры. А в реальности есть люди, которые что-то делают и чего-то добиваются, а есть я. Я подняла глаза от серого кафеля пола и посмотрела прямо перед собой. Вдаль уходил длинный, однообразный коридор, периодически расширяющийся в рекреации, под потолком светились лампочки, тихонько трещала где-то проводка. Похоже на декорации к какому-нибудь фильму «Вселенское уныние». Лишь в дальнем конце коридора сидели на лавочке два человека. Так, погодите-ка… Медленно, прижимаясь к стенам и стараясь не дышать, я подкралась как можно ближе к конечной рекреации. Отсюда я не могла видеть лица этих двоих, но все было итак понятно. Куда забрались, голубки. Он смотрел ей прямо в глаза и держал за руку. Она что-то трещала без умолку, кивая на туда, где по идее должна располагаться дверь, а он все смотрел на нее, а потом… Я даже моргнула пару раз, но не помогло. Он ее поцеловал. Не знаю, в щечку, в губы, в горло, мне плевать. Мой отец целует какую-то бабу. Какого хрена вообще? И это я за этим сюда ехала? Я развернулась так, что сапоги скрипнули по кафелю самым отвратительным скрипом, который только бывает, и бросилась бежать прочь. По пути я чуть не снесла какую-то бабулю в синем халате с полным ведром мутной воды, и на секунду мне показалось, что вся моя жизнь – это вот это ведро. Взвесь грязи в воде, и если хочешь напиться и жить дальше – глотай грязь в нагрузку к воде, терпи, блин. Еще мне жутко не хотелось возвращаться сейчас к Игорю. Во-первых, я чувствовала себя дико неудобно из-за своих просьб, а во-вторых… Ведь он был прав. Меня бесило все, начиная от деревьев по бокам дороги и кончая самой собой. Хотелось рвать и метать, хотелось прыгнуть вниз, в дренажную яму, биться ногами о бетонные стены, разбивать в кровь кулаки и кричать, сколько легких хватит, но я понимала, что после такого «забега» могу и не встать. Я даже не сразу нашла эту чертову машину, да что там машину, я и двор-то нужный не сразу нашла. Все эти закоулки похожи на одинаковые колодцы, и везде темно, как в русской печке изнутри, и мокро, хотя я уже и воды в сапогах не ощущала. После десяти минут поисков я наткнулась-таки на девятку Игорька. Ну наконец-то, блин. Я распахнула дверь и плюхнулась на переднее сидение. Плевать уже на всю конспирацию, хоть бы усесться на ровном месте и не шевелиться. Орлов окинул меня вопрошающим взглядом и сложил руки на руле. Он что, ждет от меня интереснейшего рассказа? Долго же ему придется ждать. Я уставилась вперед перед собой и принялась сверлить глазами дверцу бардачка. - Судя по всему, встреча была не слишком веселой. Да ты ж мой умник. - Не слишком. - Ты его нашла хотя бы? – Как-то уже не так уверенно спросил Игорь Семенович. - Больше вам скажу, - вздохнула я, - я нашла их. - Вот оно что… - Физик отвернулся и прикусил губу. Я видела это только краем бокового зрения, но и этого мне хватило, чтобы крепе сжать кулаки в карманах куртки. Держи себя в руках, озабоченная психопатка! - Ну да, вы были правы. Только все равно… Какого черта он с какой-то бабой? – Не выдержала я. Я понимала, что выгляжу глупо, просто мегаглупо, и ладно, если бы я сидела в машине со своим законным парнем, и он бы начал меня утешать, вытирать мои слезы, если дело дойдет до этого. Но рядом со мной человек, который мне по факту совершенно чужой, которому я явно надоела, и которого явно уже бешу. Только он такой вежливый, что просто ложись и плачь, и никогда этого вслух не скажет. - Лид, ну они же взрослые люди… - И что?! – Кажется, я слышу грохот съезжающей крыши. – Это не значит, что можно творить всякую дичь! И вообще, он ее… поцеловал! Если мужик целует бабу в кафе или на танцах, это одно, а когда в больнице, это уже… Это прямо серьезно. Интересно, насколько крепкие стекла в отечественных легковушках? - Ты чего так трясешься? – Неожиданно произнес мой спутник после недолгого молчания. Я вытащила руки из карманов и тут же поняла, что трясет меня, как наркомана со стажем на пике ломки. Ну супер, надо теперь еще забиться в припадке, слюней попускать, глаза позакатывать. - Я не трясусь! – Буркнула я и отвернулась в окно. Хотя от этого несложного движения меня заколотило только сильнее. - Ты сегодня что-нибудь ела? – С тревогой спросил Игорек. Ну конечно, если бы в моей машине помирала в трясучке какая-нибудь недалекая школьница, я бы тоже заволновалась. - Ну не ела, и что? Да не бойтесь, я не откинусь прямо тут, поехали… - Я хотела сказать «домой», но запнулась. – В гимназию. - Сиди тут, - неожиданно произнес Игорек и открыл дверь. На меня потянуло ледяным холодом, и я сделала все возможное, чтобы не развить амплитуду моих колебаний до доброго десятка сантиметров. – Надеюсь, мне не нужно блокировать машину? С этими словами я была и оставлена в гордом одиночестве, ив какой-то момент в моей голове возник абсолютно дикий план: сесть сейчас за руль, завести машину и рвануть прочь, и плевать, что водить я не умею, как-нибудь поеду, а там – будь что будет. Если разобьюсь, то даже хорошо будет. Ну а стоимость машины Женя возместит. Господи, Лида, о чем ты думаешь? Тебе точно надо поесть. Вернулся таинственный водитель минут через пять с двумя бумажными пакетами, из которых офигенно пахло едой. У меня тут же потекли слюнки, и закружилась голова, поэтому я постаралась дышать через рот. - Тут на углу есть один ларек, - Игорь сунул мне в руки один из пакетов, который оказался шикарно тёплым на ощупь, - где очень вкусно готовят самсу. Ешь. А что ты на меня так смотришь? Физики тоже едят, да. Он развернул пакет, достал оттуда что-то вроде большой слойки и начал есть, а я сидела и пялилась на свой свёрток, чувствуя себя полной дурочкой. Ладно, будет хоть, что внукам рассказать. Я открыла пакет и постаралась откусить так, чтобы не накрошить по всей вселенной этой адской булкой, поэтому пришлось засовывать лицо прямо в бумагу, и выглядело это наверняка странно. Но как же вкусно, чёрт возьми! - Вкусно? - Осведомился физик. Я промолчала, потому что рот у меня был занят, и смогла только как-то неопределённо мотнуть головой. А там понимай это, как хочешь: утверждение это, отрицание или шейная неврология. Весь путь до гимназии я сидела, закрыв глаза, буквально ощущая, как эта восхитительная уличная пища всасывается в мою несчастную кровь, которую еще каких-то десять минут назад я хотела разбрызгать по всей машине. Мне было так хорошо физически, и даже клонило в сон, но я знала, что не усну. Как тут уснуть, когда на душе лежит какой-то груз, как не банально это звучит, и этот груз не вытеснит и не облегчит никакая самса, даже принесенная таким красавчиком. *** Было уже шесть часов, когда я кинула смс-ку Марише, стоя у забора возле заднего двора. Минут десять я стояла среди мусорных баков, проклиная все на свете, и когда я уже собиралась, плюнув на все, пойти через центральный вход, обшарпанная дверь наконец-то открылась, и показалось встревоженное Маришкино лицо. - Пришла? – Спросила она поему-то шёпотом, хотя думается мне, что на этих просторах замерзших отходов даже бомжи не водятся. - Поумнее что спроси, - буркнула я. – Господи, я замерзла, как собака. - Выглядишь примерно так же! – Прошипела подруга, пропуская меня вперед. – Так, вот тебе ключ от гардероба, и давай шустро, на меня итак все косятся уже. - Почему? – Чертыхаясь, я пыталась расстегнуть замерзшими пальцами молнию куртки. - Да потому что я шастаю по коридорам, смотрю во все окна и каждую секунду телефон проверяю! – Злобно прошипела Маня. - Это так мило, что ты обо мне волнуешься… - Может, звучало это и грубовато, но я говорила полностью искренне. - Да, я волнуюсь, потому что ты мутишь черт знает что… Ну а как все прошло? - Лучше не спрашивай. – Я опустила глаза. – Правда, Маш… - Да?.. Игорь что-то?.. - Не-ет, он, наоборот, был просто лапочка, даже купил мне самсу. - Ой бли-ин… - Подруга закатила глаза. – Лида, слушай, что ты вообще такое? - В каком смысле? – не поняла я. - Ну ты как бы мизантроп, все тебя бесят, всех ты убить готова, а по нему просто сохнешь, жестко сохнешь, я не думала, что такое бывает… - Я – мизантроп? – У меня аж челюсть отвисла. – Мариш, кто тебе такое сказал? - Никто не говорил, но ты так себя ведешь, как будто хочешь это показать. Ладно, - она развернулась и побежала вверх по узкой боковой лестнице. – Давай быстрее. Я открыла дверь гардеробки и повесила куртку на первую попавшуюся вешалку. Неужели Мариша права, и я действительно похожа на обиженного жизнью ненавистника всего рода человеческого? Может, поэтому судьба все время и сыплет на меня всякую грязь, чтобы показать, что это взаимно? Может, правы всякие там философы, и жизнь действительно нужно полюбить со всеми ее составляющими, чтобы она любила тебя в ответ? Глава 15 - Нет, ну скажи, я что, реально такая жирная? Ну не может этого быть, ну я ведь даже на тренажеры ходила... два дня. - Мариша сердито топнула ногой и плюхнулась на кровать, подобрав подол длинного розового платья. Я лежала на койке, хоть это было строжайше запрещено, и смотрела равнодушным взглядом на то, как подруга крутится перед стенным зеркалом, примеряя разные образы. Что и говорить, длинные платья, конечно, стройнят, но не тогда, когда они явно узковаты и обтягивают талию так, как будто она там действительно есть. Но нельзя же говорить такое подруге. Не лучшей, но единственной. - Просто ты спину держишь неровно, а надо следить за… аах… осанкой. - Ну что ты зеваешь?! – Подруга вскочила с кровати и кинулась к своему здоровому чемодану, который, судя по виду, повидал ни одно поколение модниц. – Я в чем должна на дискотеку идти? В мусорном мешке? С этими словами она выудила из большого белого пакета с надписью «Полуфабрикаты от Жирнова» еще одно творение пьяного дизайнера – нечто в оранжево-желтую клетку с расклешенной юбкой. Знаете рекламу, где две девушки купили одинаковые платья, но одна стирает обычным порошком, а другая таким нежным и чудным зельем в стильной бутылочке, которую непременно надо притащить на тусовку и показать на камеру? Вот этот «полуфабрикат» выглядел как типичный представитель первого типа. - Ма-аш, откуда у тебя это? – Я даже постаралась придать голосу наиболее нейтральное выражение. - Кирилл привез. – С этими словами Мариша вытащила из мешка еще что-то, черное с белым. - А у него откуда столько бабских платьев? Он что, секонд хэнд ограбил? – хмыкнула я и тут же пожалела о сказанном. Вот надо было съязвить, а действительно, где же еще взять этому бедному во всех смыслах слова Кириллу платья для сестры? - Они что, так ужасно выглядят? – Чуть не разрыдалась подруга. - Не-ет, просто на них не ярлычков, ни ценников, вот я и подумала, что это… ну…твои, из дома. – Господи, Лида, ты даже оправдываться не умеешь, лучше молчи. - Нет, это Олеся передала. – Салихова повернулась ко мне спиной и подняла рукой волосы. – Расстегни. Я встала с кровати и вздыхая, как будто меня заставляют подниматься на Эверест пешком, потянула вниз неподатливую молнию платья. - А кто такая Олеся? - Ну это девушка Кири, она когда узнала, что мне на дискотеку идти не в чем, передала мне вот… Спасибо. Он и сам мне хотел купить, в магазине, но он взял с собой тысячу, понимаешь, тысячу, а что можно купить на тысячу? - Поясок можно купить… - Я плюхнулась назад на свое ложе. - Ты не поверишь, но он купил именно ремешок. Только к чему его присобачить, я не знаю. Я вообще не знаю, что из этого напялить на себя. - Померяй еще вот это черное. – Буркнула я просто для очистки совести и повернулась набок. После недолгого молчаливого шуршания, за время которого я уже успела задремать, Салихова растолкала меня и встала в эффектную, по ее мнению, позу. - Ну как? - Во-от, уже другое дело, - практически искренне ответила я. Нет, это платье явно было лучше розового, хотя бы потому, что не было таким обтягивающим. – У тебя и белый пояс к нему есть. - Ой, точно же! – Даже подпрыгнула от радости Марианна. – А ты в чем пойдешь? - Я, может, и не пойду… - сладко потянулась я. - Какое платье ты купила? Переформулируем вопрос. Я с неохотой встала и вытянула из-под кровати чемодан, где до сих пор на самом верху лежало то самое платье, купленное в ТЦ в тот злополучный день. На нем до сих пор болтались ярлычки, а от ткани исходил запах дорогого магазина. Обычно я ношу другие платья, с юбками-разлетайками, кружевами и цветочками (если кому-то удается всунуть меня в платье), но на этот раз мама упросила купить меня «что-нибудь новенькое». Этим чем-то оказалось прямое, но слегка приталенное платье из блестящей и матовой одновременно (сама не знаю, как такого можно добиться) ткани цвета бутылочного стекла. Как по мне, так оно слишком шикарное для школьной дискотеки, и если на то пошло, для меня тоже. К такому платью нужен клатч, прическа, маникюр, драгоценности, другой зал, оркестр с классической музыкой и другие люди вокруг. - Ого… Суперское, - прошептала Мариша, робко прикасаясь к прохладной ткани. – И ты еще думаешь, идти или нет? В таком-то платье? Лид, ты ненормальная. - Тебе нравится? Хочешь, иди в нем! – А вдруг согласится, а? Чем черт не шутит. Подруга выпучила глаза. - Ты что, да как я… А ты в чем пойдешь? - А я не хочу идти, правда. Ну не пропадать же, - я взвесила в руках наряд и сунула его прямо в лицо присевшей рядом со мной Машке, - такому шикаренному платью. - Так нельзя. Да и не влезу я в него. – Подруга поднялась с пола и отряхнула свое, местами изрядно пожеванное платье. – Пойду в этом. Надо его, пожалуй, простирнуть… А ты не вздумай не идти, пусть хотя бы рядом со мной постоит такая красота. - Ой, прямо, красота. – Фыркнула я. - А что, скажешь нет? Кста-ати, а что, если дежурным учителем будет Игорек? – Хитро улыбнулась Маришка, стягивая платье через голову. Ух, чтоб у тебя молния за волосы зацепилась. За все разом. Намертво. - Дежурный учитель – это как? - Ну как… Их несколько, они стоят на входах в актовый зал, по самому залу ходят время от времени, следят за порядком, короче говоря. - Как все строго, - я постаралась придать голосу как можно больше равнодушия, - ну и что, часто Игорек дежурным бывает? - Да как и все, я особо не смотрю на дежурных. Хотя в прошлом году Рыбина пыталась пригласить его на белый танец. - Воу, - чуть не поперхнулась я собственным дыханием, - и как? - Ну, там кругом было полно народу, отказать при всех он из жалости не мог, в общем, у него было такое лицо, как будто его толкают в клетку с ядовитыми змеями. Но тут очень вовремя какие-то малолетки решили подраться, подняли визг, ну он и побежал их разнимать. - А что Настюха? - Спросила я, чувствуя невероятное облегчение. - А что Настюха? Развернулась и дальше пошла, что ей ещё было делать... Так, ты давай не разлеживайся, сейчас народ с досуга подоспеет, а я в бытовку. - Подруга схватила платье и выбежала из казармы. Итак, девять шансов из десяти возможных даны мне на то, чтобы провести наискучнейший вечер в наиглупейшей компании, и лишь одна десятая может блеснуть лучиком света во тьме поп-музыки и я покрасуюсь в платье и на каблуках перед Орловым. Я бы отдала за такой шанс просто все, но блин, учитывая мою везучесть, я как-то многого ожидаю от жизни. - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь, - пусть оно так и выйдет, прошу. Обещаю, что буду после этого просто шёлковым ребенком, честное слово. - Ты с кем беседуешь, ребёнок? - Гоготнула Дьякова, как-то незаметно просочившаяся в казарму. - Да так, молюсь богу химии, пятёрочку за контру выпрашиваю -хмыкнула я. Александра понимающе усмехнулась и скрылась в недрах своей тумбочки, а я глубоко вдохнула. Да, Политаева, надо быть по осторожнее, не хватало нам ещё репутации душевнобольной. *** Химичка, кажется, просто решила морально убить нас всех, весь взвод за один раз, других мотивов ее бесконечного нудения я не видела. Уже второй урок подряд (кто вообще ставит химию парами?) Клавдия Олеговна, или как просто называли ее мы, Клавка, бубнила тему за темой, параграф за параграфом, переключая слайды. Если первой урок я пыталась конспектировать и вникать в услышанное, то сейчас сдалась и просто легла на парту. До пары во всем взводе, особенно в женской его части, царило веселое возбуждение по поводу вечерней дискотеки. То ли учителя в этом году были благосклоннее, то ли уровень сознательности учеников повысился, но на эту тусу шли просто все, кто хотел, никому не было отказано. Господи, это ж какая туча народу там соберется! Весь наш седьмой курс, потом еще шестикурсники и выпускники… Просто толпа. И я там среди этого стада в шикарном платье и в туфлях, которые стоят дороже, чем месячный бюджет этого заведения. - И по такому принципу и образуются полимеры, длинные молекулы из множества повторяющихся фрагментов. - Клавка переключила очередной слайд, но мой взгляд был уже настолько замылен, что я даже не стала смотреть, что на нем было. - Полиэтилен, полистирол... - Политаева! - Послышался голос Рыбиной с соседнего ряда. Сначала я не врубилась, в чем шутка, а когда до меня дошло, я даже не повернулась к этой шутнице и лишь закатила глаза до такой степени, чтобы было понятно, что юмор не зашел. Хотя по классу и прокатился смех, не слишком дружный, поддерживаемый в основном замкомшей и её подружками. - Я бы попросила тебя, Настя, удерживать свой юмор в узде хотя бы на моих уроках. - Неожиданно проснувшимся голосом произнесла Клавка. Чёрт возьми, после этого я готова даже учить химию и выучить всех моих фамильных родственников. Из кабинета все вылетели просто пулей, последний урок, как-никак, в этом году, одна я плелась, как черепаха, влача на себе тяжкий груз мыслей и учебников. Сейчас у меня есть последний шанс не идти на дискотеку и остаться в казарме. Просидеть, вернее даже пролежать три часа в тишине - шикарная перспектива, но сделать мне это спокойно не даст Маришка и собственные занозы в том месте, которым я обычно думаю. - Ну что, Лидка, - хлопнула меня по плечу подлетевшая сзади Мальцева. – На дискач идешь? - Во-первых, меня зовут Лида, можно и с отчеством, и на вы. – Я стряхнула с плеча ее руку. – А во-вторых, какая тебе разница? - Да что ты такая агрессивная, Политаева, - изобразила на лице удивление совзводница. – Я же просто спросила. - «Просто» это частица, учи русский, - буркнула я и ускорила шаг. В казарме меня ждал не слишком приятный сюрприз – моя расческа, которую я неосмотрительно бросила на тумбочке, была залита чем-то белым. Боюсь даже предположить, что это может быть. С утра я не успела ее почистить, так что сейчас она выглядела просо жутко. Блин, чем мне расчесываться теперь, пятерней? - Ой, Лидуш, прости, - кинулась ко мне Мариша. – Я крем достала из сумки, а он как-то раскрутился… Давай я помою? - Не надо, - вздохнула я. – Сама помою. Это хоть крем для чего был? - Для бритья! – Гоготнула с дальней койки Дьякова. Мы с Маришей дружно фыркнули, хотя шутка была не высшего уровня. Мне неожиданно стало как-то уютно, тепло, что ли. За окном уже стемнело, а под потолком казармы светили лампы, и все казалось таким милым и даже домашним. Да, тут встречаются всякие твари, типа Рыбихи или Мамая, но в остальном… А черт с ним, я пойду на эту дискотеку! А то что это такое: всякие замкомши побегут трясти своими жирными задами в зале под музыку, а я, такая стройная и в красивом платье, буду сидеть в казарме? Ха. *** - А он тебя целует, говорит, что любит, и ночами обнима-ает, к сердцу прижима-ает!.. Лида, ты чего не подпеваешь, а? - Маш, ты точно не пила? – Чуть не подавилась смехом я. – Леха, следи за своей барышней, ей уже сносит крышу. В зале гремела музыка, причем вообще непонятно, каким принципом руководствовался ди-джей, когда набирал плейлист. Тут было просто все: и жуткая попса из ВК, и ретро-музыка, и медляки, и пару раз даже играл вальс, правда, желающих танцевать королевский танец не нашлось. Мы с Машей и ее Лешей (ох и нашутилась же я про него, в отместку за шутки про физику) стояли в одном углу зала, ибо выходить на центр было немного опасно. В темноте среди грома музыки все мои органы чувств практически отключились, а учитывая, что я была на каблуках… В общем, я была скорее стационарной, чем портативной. Мои ожидания, в общем-то, оправдались: я действительно оказалась едва ли не самой красивой в зале. Некоторые бабы вообще не парились и пришли в джинсах и толстовках, другие надели нечто вроде тех модных юбок и свитеров-мешков, короче говоря, я чувствовала себя если не королевой, то принцессой точно. Единственное, что меня печалило – отсутствие принца. Или лучше короля. Хотя я уже насчитала нужное количество дежурных учителей, среди которых не было Орлова, я все же искала его в толпе глазами, и все время смотрела на себя как бы со стороны. Если он увидит, как я вот так улыбаюсь, что он подумает? А как выглядит со стороны вот это движение плечами? Кажется, у меня развивается какая-то странная, невероятно приятная паранойя. Хотя ходить на каблуках было неудобно, браслеты на руках немного терли запястья, а спину все время приходилось держать стоически ровно, я ощущала себя очень даже круто. Заиграл очередной медленный танец. Я уже привычно отошла к скамейке и присела, оглядев зал. Мариша опять танцевала с Лешей (кстати, не такой уж он и красавчик-умничка, как подруга о нем поет), Дьякова повисла на каком-то парне из параллельного взвода, а возле елки (да, у нас была елка) пытались изобразить романтику малыши с шестых курсов. Хоть они и младше меня всего на год, а то и меньше, для меня они все – мелочь. Я прикусила губу и уставилась в пол. Эйфория, созданная светомузыкой, весельем и собственным отражением, медленно проходила, и на смену ей липким месивом вползало разочарование. Вокруг царила такая чертовская романтика, все виснут друг на друге, делают нежные влюбленные лица, чуть ли не целуются по углам, а я одна. Нет, мне вовсе не хотелось бы сейчас засосаться с каким-нибудь параллельщиком, упаси Боже, но как-то мне в принципе делать тут нечего. До конца дискотеки еще час, и толочься тут в качестве бесплатного приложения к Салиховой энд компани мне вовсе не хочется. Я решила подождать-таки до конца медляка, чтобы предупредить о своем уходе Маришу, а то подруга, потеряв меня, начет, чего доброго, бегать по залу и просить включить свет. Танцующих стало заметно меньше, и поэтому я довольно быстро различила в толпе силуэт какого-то парня, который шел… ко мне? Кроме меня в этом углу не сидел никто, и мне стало немного не по себе. Этот кто-то слишком крупный для Миши, но вовсе не похож на Игоря… Черт, это что, этот?... Как его там, который помог мне засечь Женю с письмом от папы. Даня Фролов. Меня даже передернуло от одного воспоминания о его мерзкой роже и похабных ухмылочках. Нет, он был довольно симпатичным, и я просто уверенна, что большинство девчонок, что были сейчас в зале, люто завидуют мне, но… Тошнит меня от этого поганца, как еще сказать-то?! - Привет, конфетка, - Даня присел рядом со мной и подвинулся так близко, что я почувствовала запах освежителя для туалета, которым он надушился. - Пока. – Я отвернулась. - Пойдем, потанцуем? - Ты серьезно? – Фыркнула я. – Если что, хорошая шутка, можешь быть свободен. - Ну чего ты выпендриваешься, - его рука уже лежала на моем плече, - пойдем, ну. Смотри, все танцуют, и мы… Я не выдержала и так резко махнула рукой, что заехала ему прямо по лицу. - Ах ты так, да… - Прошипел Даня, поднимаясь. – Ну Лидуся, ну ты тварь. Я же тебе помог… - Знала бы я, что ты такой гнилой, черта с два я бы к тебе обратилась, только у людей на лице не написано, какое они дерьмо! – Я хотела уже развернуться и уйти, как этот тип опять схватил меня за руку, и на этот раз достаточно ощутимо. Ну прости, котик, сам виноват. Я согнула руку в нужном месте, затем уже собиралась сделать болевой, после которого бедного Даню согнет буквой зю, но тут откуда-то сбоку между нами влетел Миша. - Отошел от нее! – Боже, Мишань, ну так как ты рявкаешь, кошку не напугаешь. - О блин, а это еще что такое? – Фролов выпрямился и надвинулся на Зимина. – Твой кавалер? Ну ты размениваешься… Мишка уже кипел от злости, а я тоже кипела, но от раздражения. Медленный танец еще не кончился, но все пары уже пялились на нас. Конечно, потопчись на месте несколько песен – любому зрелищу рад будешь. Но мне вообще не нравится, что в центре этого зрелища – я. Какого черта происходит, а? - Миша, отойди от него! - Пока что спокойно сказала я. - Лид, не бойся, - начал было Мишаня, - я... - Отойди, я сказала! - Уже не сдерживаясь, крикнула я. - Хотите драться? Вперёд, в руки флаг, но без меня! Каблуки едва не подвернулись, когда я, резко развернувшись, бросилась вон из зала. Ну спасибо тебе, Господи, хотя бы за то, что не дал мне растянуться плашмя на глазах у всего честного народа. В туалете было ужасно холодно, но я этого даже не ощущала - настолько горели мои щеки. Почему, почему со мной всегда так? Почему даже на танцах, где я ни к кому не лезу, никого не бешу, сижу себе на лавочке милая и нарядная, на меня сыплется всякий мусор? Почему не может быть так, чтобы все прошло гладко, спокойно, без эксцессов? Скажите мне, что я делаю не так, я буду исправлять! Так нет же, в глаза все улыбаются и говорят, что все прекрасно, все в порядке, а потом я оказываюсь а полной заднице, а все советчики прячутся. Бесит. Вот и сейчас – никто не погнался за мной, чтобы утешить или объяснить мне мои же ошибки. Конечно, я бы двинула локтем каждому, кто бы попробовал это сделать, но тем не менее! Минут двадцать я простояла в гордом одиночестве, чувствуя, как из соседней уборной сквозняком затягивает запах дешевого табака. Я поморщилась, а потом вдохнула, что есть силы. Вкупе с морозным воздухом и запахом хлорки вышло довольно экзотично. Интересно, производят ли сигареты с таким ароматизатором? Дверь тихонько скрипнула и в уборную заглянула Мариша. Ну на-адо же, я-то думала, меня уже кинули на произвол судьбы. -Лида, так нельзя. – Сухо произнесла подруга, подходя ко мне. От возмущения у меня чуть легкие не лопнули. Да, так нельзя, нельзя портить мне вечер на тусовке, который итак держался на соплях! А еще нельзя смотреть на меня так и заявлять это с таким видом! Так, Лидок, тише. Давай выслушаем ее. Просто выслушаем, а там уже никто мне не судья. - Как? – Спросила я, упершись взглядом в подругу. При ярком свете было видно, что макияж ее уже смазался, дешевая помада местами скаталась в комочки, а прическа, составленная из кучи завернутых всеми способами локонов разметалась до состояния «я упала с сеновала, тормозила головой». Интересно, а я как сейчас выгляжу? Даже ведь в зеркало на себя не посмотрела. - Так, как ты поступаешь с людьми. - С какими людьми? – Что-то мне все это уже надоедает. - А то ты не в курсе! – сверкнула глазами Маша. – С Мишей, например. Мало того, что ты его послала, так еще и при всех! Понимаешь, как он себя сейчас чувствует? - А как я себя сейчас чувствую, тебе не интересно? – Вспылила я. – Да я пошла на этот вечер песни и пляски только чтобы тебя не обижать, а в результате ты только плясала со своим парнем, да горланила песни, как неадекватная, а я даже уйти не смогла нормально! Я хотела сказать еще много чего, выделяя интонацией нужные места и вставляя необходимые речевые обороты, но запнулась и замолчала, глядя на Маришу. Пока я говорила, ее горящий праведным гневом взгляд как-то потух, причем так резко, что мне даже стало интересно. - Никакой он мне не парень, - сухо буркнула подруга. - Вот оно как… А почему? – Нет, ну надо же проявить участие. - В смысле почему? – Подняла голову Салихова. – Потому что я не его девушка, а он не мой парень. - Он что, пригласил кого-то другую? – Спросила я, не сразу поняв, что ляпнула. - Именно, - усмехнулась Мариша, - кого-то другую… - Вот видишь, - не упустила своего шанса я, - тебе обидно, да? Грустно, да? А надо мной смеялась… - Лид, ну как ты не понимаешь, это ж совсем не то, - уставшим голосом ответила ревнивая невеста. - Что значит «совсем не то»? – Не поняла я. - Ты действительно не понимаешь, или притворяешься? – Глядя на меня так, что я аж вздрогнула, спросила Марианна. - Серьезно не врубаюсь. Что у вас «не то»? Он же тебе тоже нравится, и я вижу это, ты любишь проводить с ним … - Ну он мне просто нравится, а не так, как у тебя! - И что? Это просто степень привязанности, а дальше будет все так же, тебе хорошо с ним… - Да, да, да, - замахала руками Маша, - мне с ним хорошо, но и с батарей обниматься хорошо, когда за окном минус десять, только… Батарее все равно, когда ты уйдешь… Внезапно она покраснела и опустила глаза. Кажется, она хотела сказать что-то еще, но передумала, и подошла к умывальникам. Вода с шумом брызнула из блестящего крана, а я стояла на месте, приоткрыв рот и обдумывая только что услышанное. - Подожди, - кинулась я к уже открывшей дверь в коридор подруге, - ты хочешь сказать… - Все, что я хотела, я уже сказала. – Отрезала подруга. - Ты про Игоря?.. - Лид, - Мариша глянула на меня так, что я аж отшатнулась. – Про Мишу я бы такое не сказала. - Да подожди ты! – Закричала я, чувствуя, как слезы катятся по щекам, выжигая на коже огненные дорожки. – Что ты имела в виду? Ему, то есть, Орлову, значит… Не все равно? Последнюю фразу я произнесла уже шепотом, чувствуя, как подкашиваются ноги. - А ты этого не видишь? - Ну… - Без «ну». Да, Лида, ему совсем не все равно. - Разве так бывает?.. – жалобно прошептала я. Мариша подошла ко мне и положила руки на плечи. Кажется, будь ее воля, она связала бы меня и просто заперла в комнате с мягкими стенками и полом. - Я тоже думала, что так не бывает, а оно видишь как… - Произнесла она, глядя мне прямо в глаза. - Но это же хорошо… - кусая до крови губы, бормотала я, чувствуя себя абсолютно потерянной. – Это же любовь… - Вот именно, любовь. – Мариша грустно усмехнулась и убрала руки. – А от такой любви хорошего не жди. Мне просто страшно за тебя, Лид, только тебе на это плевать, я же знаю. *** В коридоре было светло, холодно и пусто. Из приоткрытого окна доносился вой сирен, гудение ветра и еще тысячи тех звуков ночного города, который только притворяется спящим. Я стояла босиком у окна, чувствуя, как жжет холодком ноги и невольно вспоминала, как еще не так давно так же стояла босиком в коридоре, гордо подняв голову, улыбаясь, и чувствовала себя самой счастливой на свете. А теперь мне так страшно и так плохо, но вместе с тем этот страх неизведанного открывает главное: саму неизвестность. Что-то новое, яркое, необычное. Кто знает, сколько раз мне придется порезаться, прежде чем я доберусь до этой земли обетованной? Перед глазами мелькали воспоминания, одно за одним, как кадры фильма, как последнее, предсмертное кино. Щеки пылали огнем, голова слегка кружилась. Я схватилась руками за голову. - Политаева, что ты делаешь?.. Никто мне не ответил. Глава 16 Зимнее солнце хоть и не греет, но светит будь здоров. Слепящие лучи проникли в щели между тяжелыми гардинами и словно мечи правосудия, нависли надо мной. Я сладко потянулась и открыла глаза. Как же быстро летит время. Как ни банально это звучит, но скоротечность и нетерпимость этой вечной жизненной машины мы замечаем так редко, потому что... Потому что в остальное время на это нет времени. Самый гениальный парадокс, как по мне. А даже если и сидеть, размышлять о времени, думать о нем - разве изменится что-то? Нет, тут все мы бессильны, «все будет так, исхода нет». Уже тридцать первое декабря. Последний день этого года. И что-то я не чувствую, что моральна готова ко вступлению в новый год, в новые цифры, в новую жизнь. А я уверена, что с этого года все будет как-то по-другому, сама не знаю, почему, но это так. Я встала и подошла к окну, открыла плотные шторы и прищурилась от света, который, пробившись сквозь прозрачные занавески, наполнил комнату. Надо же, я уже и веру потеряла, что в этом городе есть такое яркое солнце. Голубое чистое небо, не такое, как я люблю, но все равно светлое и праздничное, белый снег, лежащий везде, куда хватало взгляда, черные силуэты деревьев в шапках снега… Красота. Праздник. Сейчас весь день часов до девяти будет занят тем, что мама будет выбирать, что ей надеть и как накраситься, а я пока буду или валяться в ванне, или поедать запасы оливье, заказанного в ресторане, или слушать музыку, или читать, в общем – изнывать от безделья. Женя будет мотаться по городу, по всяким офисам и встречам, а приехав домой, звонить всем и раздавать поздравления. Потом он позвонит бабе Вере и Виталию Константиновичу, своим родителям, и мне придется подойти к телефону, поздравить их и выслушать поздравления в свой адрес. Если с Жениной мамой я еще ничего так общаюсь, и могу называть ее (про себя, конечно) бабой Верой, то его отец… Он просто меня не замечает, игнорирует, я даже не уверена, что он знает, как меня зовут. Все мы, в общем-то, играем в игру, в которой я изображаю вежливого ребенка, а они – заботливых родителей. Все. Раньше Новый Год был совсем другим. Я не помню все праздники, которые мы отмечали вместе, и в памяти моей остался только последний Новый Год из той, прошлой, беззаботной жизни. Конечно, я помню не все, двенадцать лет прошло уже, как-никак, но некоторые эпизоды с такой четкостью всплывают в моей памяти, что каждый раз я пересматриваю их, словно кино. Как недавно это было, и в то же время, как давно, и никто уже не вернет этих моментов, никогда и никак… *** - Лида, не трогай плиту! Доча, ну она же горячая! – Кричит мама из прихожки. Но мне все равно, я хочу посмотреть, как печется курица. На корпусе плиты есть кнопочка, которая зажигает лампочку внутри самой жаровни, но она уже сто лет как перегорела, поэтому есть только один способ увидеть, что там да как – открыть плиту. Я сама еще ростом едва ли выше, чем эта плита, и, тем не менее уверенно хватаюсь за исцарапанную железной сеткой ручку стеклянной дверцы и что есть силы дергаю на себя. Ну и что, ничего тут не горячо… А-ай! Стоило мне засунуть свой любопытный нос чуточку глубже, как жар злым невидимкой набросился на меня. Было не так уж и больно, только вот внезапно, и я закричала. Из комнаты прибегает мама. На ней яркое фиолетовое платье, праздничное платье, то самое, которое одевается только по большим датам. Видимо, мама улучила минутку, чтобы померить его, покрутиться перед зеркалом, а тут я со своей курицей. - А я тебе говорила! – Мама захлопывает плиту. – Почему ты маму не слушаешь? Ну не плачь, давай умоемся сейчас, и все пройдет. - Ма-ам, - канючу я, пока меня волокут от закрытой уже плиты к раковине. – Ма-ам!.. - Что? - А когда курица испечется, она будет так же… - Что так же? – Мама открывает кран и начинает мыть мою заплаканную физиономию. Вода холодная, затекает за шиворот и мочит майку, мне неприятно, но я терплю. - Так же будет ожогивать? - Ты где такое слово услышала? – Мама смеется, ставит меня на пол и вытирает лицо и шею кухонным полотенцем. - Ну, когда огонь попал на человека, получается же ожог! Мне папа говорил. - Да, но это по-другому называется, это называется «обжигать». – Она приседает передо мной на колени, и, улыбаясь, смотрит мне в глаза. – Какая же ты у меня умная… Я выворачиваюсь и убегаю из кухни, высоко подпрыгивая на ходу и взмахивая руками, как птица. Я не люблю, когда меня хвалят, и когда ругают, тоже не люблю. Я люблю, чтобы все было честно. *** - Папа, а это что? – Я останавливаюсь перед витриной магазина посуды. На этом месте всегда был магазин посуды, и это было самое мое любимое место на всей улице, потому что там на витрине всегда стояло много красивых вещей. Не только посуда, но и вазы с роскошными цветами, которые я ни разу не видела на газонах, стулья с резными спинками, на которых сидели куклы с бледными личиками и блестящими локонами, а сейчас вот посередине стеклянного окна возвышалась красавица-елка. Да не просто елка, а новогодняя, наряженная и обмотанная гирляндой. - Это елочка, Лида, ты разве не знаешь? – Папа отпускает мою руку и хватает меня под мышки. Я уже радуюсь, потому что знаю, что сейчас меня поднимут на широкий бордюр перед витриной и я смогу все рассмотреть поближе. - Я знаю… Елка, елка. Красиво. – Я поднимаю руку, одетую в синюю варежку, и трогаю аккуратно чистое-чистое, словно вообще не существующее стекло. – А что на ней светится? - Это гирлянда. - А на нашей елке такая есть? – Спрашиваю я. - Нет, у нас такой нет. – Сзади подходит мама. – Ген, держи ее, раз поднял, а то упадет ребенок. Ребенок – это они про меня? Они думают, я такая маленькая, что упаду? Ха-ха. Мне уже много лет, почти целая рука – это четыре года. Еще один пальчик – и будет пять лет, а это еще больше. - Почему? - Что почему? Почему у нас нет гирлянды? – Уточняет мама, беря меня за руку с другой стороны. - Да. - Потому что мы не купили. - Давайте купим! – Я поворачиваюсь сначала к маме, потом к папе. – Вниз. Папа подхватывает меня и ставит на землю. Елка с гирляндой и красной звездой на макушке теперь видна дальше, она нависает надо мной и переливается так, что мне даже не верится, что такое можно просто взять и купить. - Ну давайте купим, - вздыхает папа, - это ведь не на один раз, это нам на много лет. Как же он ошибался. *** - Лидочка, возьми салфетки, отнеси на стол. – Мама протягивает мне пачку салфеток. – Ты носочки положила на батарею? - Да! – Бодро рапортую я. - А варежки? Но я уже не слышу, точнее, притворяюсь, что не слышу, и, схватив салфетки, бегу в комнату, где уже накрыт праздничный стол. Мама расстроится, если узнает, что варежки я выронила еще в коридоре и запихала побыстрее под шкаф, где они точно станут грязными и пыльными, а зачем расстраивать маму в Новый Год? В комнате уже темно, лишь мигает экран телевизора, где взрослые дяди и тети поют не совсем понятные мне песни. Папа сидит на полу возле елки и – ура! – подключает гирлянду. А что это под елкой? Неужели… подарки? Елка сверкает всеми огнями, мама с папой стукаются бокалами с каким-то пузырящимся желтым соком, я стукаю их бокалы своей кружкой с компотом, играет гимн России, за окном взрываются салюты. Я хочу посмотреть, как они взрываются, порой совсем близко от нашего окна, но это страшно, да и зачем мне они, если у меня теперь есть елка с гирляндой? - Ну что, посмотрим, что нам дедушка Мороз принес? – Спрашивает мама и начинает выбираться из-за стола. Стулья стоят близко к стене, потому что комната маленькая, и взрослым выбираться тяжело, а я быстро прыгаю под стол, выползаю по ковру с другой стороны и бегу к елке. И тут я спотыкаюсь обо что-то, это что-то щелкает, и моя гирлянда гаснет. - Па-ап! – Я испугана, расстроена, зла на себя. Как я могла все это сломать! – Па-па-а! Оно не горит, не горит! - Тише, Лидок, сейчас загорит, ты просто удлинитель из розетки выдернула. - А зачем ты выдернула? – Мама поднимает меня с ковра, хотя я уже и сама могу прекрасно встать. – Ну что ты так расстроилась, смотри, папа сейчас починит. И правда, папа сделал что-то такое с розеткой, и хоп! – огоньки блистают вновь, и такое ощущение, что они сверкают еще ярче, чем раньше. Я смеюсь, падаю на ковер возле елки, достаю коробки и пакеты. Так, этот, с цветами, явно мамин, этот, синий – папе, а этот… Розовый, с лошадкой – это мой! А там, в этом пакете, столько всего… Большой набор фломастеров – целых восемнадцать цветов – да еще и у каждого фломастера два рисовальных кончика. Альбом, толстый такой, с белой-белой бумагой и принцессой в розовом платье на обложке, но главное – конструктор. Цветные кубики и плашечки с пазами, чтобы вставлять их друг в друга, колесики, чтобы можно было собрать машинку, и красные треугольники – крыша для дома. А на самом дне пакета лежит что-то цветное, яркое. Я засовываю руку поглубже и не верю своим глазам – это же браслет! У мамы есть браслет, его надевают на руку, но он дорогой, из блестящей желтой железки, и она мне его не дает. И вот теперь у меня свой браслет! Правда, он сплетен из веревочек, и мама говорит, что он мне большой, но он все равно очень красивый. Я счастливо смеюсь, бегу на кровать, где раскидываю все подарки и лежу среди них, как тетенька из рекламы порошка лежит в цветах. Мама разглядывает свои подарки – какие-то склянки, баночки, коробочки, и обнимает папу, а папа ищет фотоаппарат, чтобы сфотографировать нас на память. Фотоаппарат тогда так и не нашли, и единственное, что осталось на память – это кино, снятое глазами счастливого четырехлетнего ребенка. И где этот ребенок теперь, кем он стал? Часто ли смотрит это кино, и часто ли плачет, вглядываясь в невидимые лица, вслушиваясь в неслышимые голоса?.. *** Я переоделась в любимые велюровые штаны и футболку со странными надписями, которую привезла мне мама из Таиланда, и спустилась вниз. Все же ощущать себя дома – совсем неплохая штука, только вот почему нельзя дома и отпраздновать? Но меня никто, как обычно, слушать не будет. Ну и ладно. - Доброе утро, Лида, - Женя сидел за столом на кухне и листал что-то в планшете. – Кофе на плите. - Я не буду кофе, - буркнула я и налила себе стакан воды. Женя посмотрел на меня поверх планшета и вновь уставился в экран. Я с невозмутимым видом отхлебнула из стакана и взвыла: оказывается, в чайнике был кипяток. Это ж насколько надо быть в трансе, чтобы не заметить, что от твоей кружки валит пар? - Может, все же кофе? – Решился на вторую попытку отчим. - Где мы будем праздновать сегодня? – Да, я знаю, нехорошо вопросом на вопрос отвечать, и все же. - Ну как обычно, в «Алексисе», а что? - То, что Новый Год – как бы семейный праздник. - Лид, ты ведь знаешь, что все эти корпоративы – часть моей работы, моей жизни. Нет, ты, если хочешь, можешь остаться и дома, можешь даже позвать подружек… О Боже, святая простота. - У меня нет подружек, Жень. – Я вылила в раковину кипяток из кружки. – Я не хочу идти на ваши светские рауты, но мама устроит скандал, если я откажусь. - Ну и чем я могу тебе тогда помочь? – Женя говорил спокойно, даже мягко, хотя я ощущала просто кожей, что он уже готов швырнуть планшет в стену. – Извини, но придется поехать. После этих слов Женя стремительно вышел из кухни, а я плюхнулась на его место в углу дивана и обхватила себя руками. Нет, я точно не хочу ехать в Алексис, а раз не хочу, то и не поеду. Только не обязательно говорить об этом сейчас, лучше сказать за пару минут до выезда. Мне стоило просто титанических усилий сдерживать себя, пока мама выясняла, в каком платье я поеду, какие туфли возьму с собой, и надо ли нам заезжать в салон, чтобы сделать прически… Мне, если честно, даже хотелось заняться с ней вдвоем всякой такой ерундой типа макияжа, маникюра, укладки и т.д., но раздражение внутри меня не давало мне сделать и шага навстречу. После очередного захода, когда мама, уже не сдерживаясь, начала рявкать на меня, я не смогла промолчать: - Мам, хватит, я все равно никуда не еду! - Что значит «не еду»? Лида, ты опять начинаешь? Вот как знала, что ты не сможешь мне не испоганить праздник! - Мам, правда, - глядя в глаза, произнесла я тихим голосом, - я не хочу туда ехать, мне там неинтересно, но если тебе интересно там с Женей – я не против. Поезжайте, повеселитесь, а я отлично отпраздную и дома. - Но Лида, ты понимаешь, что ты говоришь? – Поморщилась мама. – Новый Год – семейный праздник… - Вот именно, что семейный! – Я вскочила с дивана. – А мы совсем не семья. Я чувствовала себя хуже некуда, и ждала только одного – когда все разъедутся, и я смогу лежать одна на кровати в пустом доме и глядеть в потолок. Одна. В тишине. Чтобы не было вокруг ни распорядка, ни тренировок, ни подруг-сплетниц, ни-ко-го. Мама ходила по дому, примеряла украшения к платью, ругалась, Женя что-то тихо бубнил ей в ответ. За это время я успела раз сто отжаться, покачать пресс, даже сделать пару хилых подтягиваний и пробежаться на беговой дорожке. Отлично, теперь у меня просто нет сил злиться. Наконец-то дом опустел. Я подошла к окну у прихожей и долго смотрела, как исчезают за поворотом огни Жениного лексуса, как они вновь появляются в темноте уже за забором и деревьями, как медленно тускнеют и исчезают совсем. Эх, пусть все будет хорошо. Я достала из холодильника торт, отрезала себе два кусочка, заварила чаю и отнесла это все в гостиную. Так, что еще положено иметь, чтобы по всем правилам встретить Новый Год? Шампанское? После того случая, когда я резко улеглась спать возле лестницы, спиртное в нашем доме заперто на замок в баре, поэтому все, что осталось в зоне моей досягаемости – детское шампанское. Ой, ну и ладно, зато голова болеть не будет. Я включила телевизор, откусила торт, запила чаем. На экране скакали эти надоевшие уже эстрадные рожи, грохотала щедро сдобренная эффектами музыка, мелькали яркие костюмы. Именно в этот момент, глядя на журнальный стеклянный столик, на котором возвышалась бутылка с Микки-Маусом и кусок торта, я почувствовала себя дико одинокой и брошенной. Повинуясь какому-то странному позыву, я схватила телефон и зашла в соцсеть. Пальцы даже немного дрожали, пока я набирала в строке поиска эти два слова. Игорь Орлов. - Мамочки, под три косаря страниц! – Проскулила я. – Блин, надо как-то… В глаза бросилась фотография на одной из аватарок. Я прикрыла глаза, сама не знаю, зачем, и ткнула пальцем в иконку. Соцсетями я особо не пользовалась никогда, просто потому, что общаться мне там не с кем, а музыку можно и в специальном приложении слушать. У меня и страничка тут просто так, считай, существует, правда, фотку я загрузила недавно новую. Интересно, как я на ней выгляжу?.. А вот он на своей единственной фотографии выглядел просто на все сто, впрочем, как всегда. Я с удовольствием отметила, что у него не было указано семейное положение, да и в друзьях никого особо претендующего на роль его второй половинки нет. В углу экрана мигал значок «онлайн». Так, Лида, ну и что ты теперь будешь делать? Чувствуя, как сердце уходит в пятки, я налила себе полную кружку газировки и хлебнула один глоток. Затем, не шевелясь, едва дыша, нажала на «Личное сообщение». Лида, стоп. Еще не поздно одуматься и не выставлять себя дурой. Но я сама себя не слышала, чувствуя себя сумасшедшей и не контролируя сама себя, я набрала текст, добавила смайлик в виде летающих звездочек и нажала «Отправить». *** Игорь: Я был самым обычным мальчишкой-подростком, таким же, как сотни моих ровесников, как сотни парней, что росли до меня и растут сейчас. Надо мной было чистое небо, дома всегда пахло едой, учился я хорошо и с удовольствием, и книги в библиотеке давали бесплатно – в общем, жизнь была просто раем. Все изменилось в один момент. После развода родителей все стало не так. Эти люди, которые всю жизнь были для меня эталоном целостности мира, стали вдруг чужими не только друг другу, но и мне самому. Никто из моих приятелей не мог понять, почему я такой убитый. У многих родители разводились, у кого-то и не женились изначально... А я жил с четким осознанием, что семья - самое крепкое и ценное, что вообще существует... Все рухнуло в один миг. Поступление в институт далось мне не без труда, ровно как и учёба. Все было таким новым, интересным. В университете мне было гораздо легче, потому что там я был наравне со всеми. Да, наравне, но не среди них. То ли люди вокруг меня были какие-то не слишком общительные, то ли я не проявлял желания общаться… Я как-то привык быть один. Были, конечно, и друзья, и тусовки, и утро в чьей-то чужой постели в обнимку с какой-то незнакомкой, измазанной в туши и помаде, но все это было как будто пробная версия, тестер, и продолжать пользоваться этой версией жизни дальше я не стал. Будучи уже третьекурсником, я стал чувствовать себя как будто увереннее, жизнь, казалось бы, начинала налаживаться. Да, родители живут порознь, но я все равно их сын, и небо все такое же голубое, и солнце все так же светит... В этот же год это и случилось. И все. Обозначилась грань между «до» и «после». Больше нечему мне было верить в жизни. Я помню, как стоял на крыше высотки, смотрел вниз, на утыканный машинами асфальт, и думал: а есть ли вообще в этом мире что-то, ради чего стоит жить? Может, бросить все это, пока не поздно?.. Не знаю, что остановило меня - собственная трусость или разум. Я спускался вниз по щербатым ступенькам, и думал: дам судьбе ещё один шанс. Последний. А если и там будет облом... Тогда я не знаю, что будет...после меня. Сейчас мне не с кем отмечать этот Новый Год. Собственно говоря, у меня и нет особо времени праздновать – куча заказов на дипломные и диссертации, которые с пьяной головой не напишешь. И все-таки как-то хреново, извините за резкость, когда тебе всего двадцать пять лет, а ты сидишь в праздничный вечер один, завалившись бумагами, а вместо «Голубого огонька» перед тобой светится ноутбук с рабочими сайтами. Вкладка сообщений уже час как мигала «+1». Чисто автоматически я кликнул на нее мышкой и вновь уставился в заказ. Ну ладно, и кому меня надо во всероссийский законный выходной? «Лидия Политаева +1» «С Новым Годом!» И смайлик в виде светящихся звездочек. Неожиданно на душе стало как-то теплее. Даже слишком тепло. Пришлось сделать глубокий вздох. Чего ты так лыбишься, дружище? Тебя давно с Новым Годом не поздравляли? И все равно как-то лучше стало. Как будто светлее. *** Было уже без десяти двенадцать, когда мой телефон ожил и засветился. Я с трудом выпуталась из одеяла, в которое завернулась, как в кокон, хотя было совсем не холодно, и дрожащей рукой взяла аппарат. Вот честное слово, если бы бутылка с детским шампанским не была открыта лично мной, я бы точно решила, что там как минимум коньяк. А иначе почему меня так трясет? Хотя ответ ясен. Руки потели так, что на экране даже осталась пара капель, сенсор не слушался, лагал, и я, уже раздражаясь, вытерла телефон о плед и ткнула пальцем в значок сообщений. «Игорь Орлов + 1». «Спасибо, тебя тоже! Всего самого лучшего!» Не знаю, сколько времени я сидела, просто пялясь в этот незамысловатый текст, похожий, скорее, на формальную вежливость. И, тем не менее с каждой секундой как будто все выпитое шампанское превращалось в веселящий газ внутри меня. Если бы мы жили этаже на третьем хотя бы, я бы прыгнула в окно, вверх, к небу, и просто точно говорю – я бы полетела. Далеко, легко, высоко… Последний удар курантов звучал для меня как будто целую вечность. Чувствуя, как по щекам катятся слезы то ли счастья, то ли горя, то ли просто нервного срыва, я сжала в руке телефон с тем самым, самый заветным, самым важным письмом в одну строчку. С грохотом взрывались петарды за окном, и мне, стоящей около окна, казалось, что какая-нибудь шальная искра непременно залетит в комнату. Как же красиво, черт возьми, - черное небо, синий снег и сотни рождающихся и умирающих в один миг разноцветных огней. С Новым Годом, Лида. Всего самого лучшего. Глава 17 На плите закипал чайник, в большой картонной коробке из кондитерской красовались эклеры в разноцветной глазури, в воздухе читал аромат корицы. Я сидела на своём любимом местечке в углу, и смотрела на то, как мама критично изучает моё только что купленное кимоно. - Лида, ну ты же девочка, какое каратэ... - Мама привела за стол. - У вас там нет каких-нибудь других секций, я не знаю... - Каких, мам? Бальных танцев? Бисероплетения? - Я вздохнула. - Что это за принципы такие - «ты девочка»? Нигде не написано, что девочкам запрещено заниматься боевыми искусствами. - А если тебя там покалечат? О Господи. Да когда, скажите мне, её последний раз за эти лет десять вообще интересовала моя физическая безопасность? - Мам, эти соревнования по ката, там не нужно драться, ну что ты в самом деле... - Я поднялась с дивана. - Но хочу кое-что сказать и тебе, и Жене. Отчим, который возился с чем-то в прихожей, засунул голову в дверной проем. Так, вот он, момент истины. Я собралась с силами, и, глядя прямо в глаза обоим супругам попеременно, выпалила: - Вы должны прийти на мои соревнования. В кухне повисло секундное молчание, после чего Женя вытащил-таки из кейса какую-то папку, с которой возился все это время и поднял на меня глаза: - Прямо-таки должны? - Обязывать не имею права, но… - Я перевела взгляд на маму. – Мам, ну пожалуйста… Посмотришь, как я умею, пофоткаешь… Мама вздохнула и обернулась на Женю. Тот в ответ лишь пожал плечами. - Видишь ли, Лида, это же так далеко... - У вас есть машина, если что. - Я просто не верила своим ушам. - Ты же знаешь, в каком положении твоя мама, ей сейчас всякие шумные мероприятия не слишком полезны... - Попытался было вытянуть лодку со дна Женя. Я чуть не задохнулась от возмущения. - То есть на этот корпоратив можно было ломиться всеми правдами и неправдами, а ко мне прийти... Или там что, тихо было?! - Почему ты говоришь со мной таким тоном? - Так, мамочка уже повышает голос, а это значит лишь одно - контроль над собой потерян, и сейчас начнётся скандал, который по уровню децибелов превысит все соревнования мира. - Потому что ты провоцируешь меня так говорить! Потому что ты по-другому не слышишь! - Я побежала прочь из кухни, но уже на подходе к лестнице развернулась, выхватила из маминых рук пакет с кимоно и убежала к себе. Как же все-таки хорошо, что в своё время я настояла на замке под ключ в мою комнату. Вот и подошли к концу заветные десять дней расслабона, впереди опять маячит гимназия, горы книг, распорядок, подъем в семь утра, гречка на обед… А что, собственно, я делала все эти десять дней? На что потратила каникулы? Я спала до обеда, ела в постели перед включенным телеком всякую гадость вроде пиццы и пирожных, которые выглядели красивее и аккуратнее, чем вся моя жизнь, запивала это все газировками и кофе с кучей всяких вкуснейших добавок, в общем – гробила желудок. Потом я залезала в ванну, и валялась там как минимум по часу (благо, в доме у нас две ванные, и никто не ломился в дверь), делала маникюр, педикюр, всякие там маски на все части тела… За все каникулы я выползла из дома считанные разы – в салон, подрезать концы, с Женей и мамой на рынок да вот сегодня за кимоно в спортмаг. Может, стоило бы гулять почаще, и тогда я не была бы похожа к концу каникул на глисту. На глисту со стильной стрижкой, прошу заметить. Я плюхнулась на диван и оглядела себя в зеркало шкафа-купе. Так, ногти надо будет обрезать, брови пощипать, а в остальном все неплохо, только кого я обманываю… Почему мне, такой уже взрослой и даже несколько уверенной в себе не удалось уговорить собственную маму прийти на мои соревнования по каратэ? Интересно, а если у меня когда-нибудь будет свадьба, она тоже скажет, что это далеко и шумно? Так, Лида, какая свадьба? С кем? От этих мыслей у меня слегка закружилась голова и я откинулась на спинку дивана, сжимая в руках белую, приятную на ощупь ткань кимоно. Свадьба… Эх. С того самого разговора после дискотеки во мне что-то как-то изменилось, непонятно для меня самой. Страх той ночи, когда я стояла босиком на ледяном полу, к утру стих, как часто бывает с такими страхами, недаром говорят «утро вечера мудренее». Но все равно я чувствую себя неуверенно. Неопределенно. Как будто иду вдоль пропасти с завязанными глазами, и стена, на которую я опираюсь, иногда нависает надо мной, из-за чего я ударяюсь головой, иногда режет меня острыми краями, а иногда и вовсе обрывается. Будь что будет. Не хочу хвастаться, но по-моему, после всего того, что со мной случилось, меня уже ничто не выведет из моего шаткого равновесия настолько, чтобы я упала и разбилась. *** - Политаева, твою мать! Ты эстафету, блин, бежишь, или улиток выгуливаешь? – Разверещалась Рыбина, когда я подбежала к старту с эстафетной палочкой в руках. - Поговори мне тут еще за мою мать! – Не осталась в долгу я. – Тебе напомнить, кто у нас первым бежал и чуть стойку не снес? Рыбина пару раз открыла и закрыла рот от удивления, в очередной раз оправдав свою фамилию, а сзади нее вынырнула Дьякова: - А ну, бабы, ша! Чего ты на нее выступаешь, как может, так и бежит, - глядя на все еще немую Настюху произнесла Саша, - а ты, Лида, какая-то сонная на самом деле. Ты не болеешь? - Нет, - вздохнула я, - просто устала. - День только начался, а ты уже устала, - неодобрительно повела плечом Дьякова. – Я тебе как капитан команды говорю – если не можешь делать все, как надо, то мы лучше Кристину на твое место поставим. - Делайте, что хотите, мне эти ваши забеги сейчас вообще не к месту, - буркнула я, плюхаясь на скамейку. – Я и так из спортзала не вылезаю, я тут уже скоро ночевать буду. - А что у тебя, каратэ твое? – Присела рядом Саша. - Да, - вздохнула я, - соревнования скоро. Так что давай лучше на этих веселых стартах за меня кто-то другой побегает? - Да это-то не вопрос, - поежилась Саша, - вопрос в том, как объяснить Кристинке, куда бежать и что хватать… Ну да ладно, только смотри у меня: захочешь вернуться – не пустим. Команде надо друг к другу… притереться. Мне и так влетит от замкомши, что у нас список гуляет. - Спасибо! – Только и крикнула я вслед уходящей Дьяковой. Так, интересно, смогу ли я сейчас свалить в раздевалку и там как-нибудь по-быстрому выучить литературу? Надоело мне, если честно, жить в этом бешеном ритме, когда ты ешь на ходу, спишь на ходу, уроки учишь на ходу… Но ничего, уже завтра соревнования, я выступлю, как смогу, и все. Только бы мама все же пришла, Боже, я что, так много прошу? *** - Так, Лида, ты не волнуйся, главное, - тренер похлопал меня по плечу. – Ты все прекрасно знаешь, и ката, и пинаны, только про реверс помни, стойку держи, и ради Бога, не переживай. А я не могла ничего с собой поделать, я волновалась, но не из-за судей, которые сидели длинным рядом вдоль додзё, не из-за снующих туда-сюда тренеров других школ, и даже не из-за противников моей категории, которых, кстати, было всего трое. Я все ждала, что мама-таки приедет. Перед тем как зайти в переодевалку, я звонила ей три раза. Только последняя попытка увенчалась успехом, и нам даже удалось поговорить минуты три, и она сказала, что может быть сможет вырваться. Откуда вырваться, простите, из маникюрного салона? Из массажного кабинета? Меня даже посетила шальная мысль пригласить папу, но от одной только мысли мне уже было страшновато. Вот зайдет он, станет смотреть на меня, может быть, даже придёт не один... И что я буду делать? Спотыкаться, запинаться, забывать технику и лажать, вот что. Нет, я пока не готова к таким близостям, да и он, я думаю, тоже. Судьба словно решила меня пожалеть, и среди зрителей было совсем немного родителей, но чёрт возьми, те, что были, так взволнован но крутились вокруг своих чад и так вожделенно тратили память фотоаппаратов и телефонов, что меня всю уже начинало трясти то ли от зависти, то ли от раздражения, то ли просто от нервов. Построение. Приветствие. Перекличка. Разминка. Тренеры и родители окончательно уходят на зрительные ряды - скамейки вдоль стен. Лестница, ведущая в спортзал, постепенно наполняется гимназистами, желающими поглазеть на каратистов. Ни Мариши, ни Миши там не будет, у них сейчас только-только закончатся уроки, и сразу общественная работа. Да так оно и лучше, на самом деле. - На додзё вызывается Вакуленко София! Я отошла подальше, села на краю, на маты, где расселись сейчас все, ожидающие своей очереди, и уставилась вперёд. Господи, сколько лет этой Софье? Шесть? Пять? Такая малышка, а бьёт уже, пусть и в воздух, будь здоров. Чужие возрастные группы меня мало интересовали, но глядя на этих деток, которые порой были раза в два ниже совсем не высокой меня, я невольно восхищалась. Интересно, вот этот мальчик с оранжевым поясом, серьезно смотрящий вперёд себя и безупречно выполняющий каждую технику, сколько пролил слез, чтобы достичь такого результата? Работали ли над собой эти малыши по своему желанию, из удовольствия, или их пинали родители, забитые собственными нереализованными мечтами? Даже за такой небольшой отрезок жизни, как эти пять или шесть лет, можно приобрести такой опыт и такой отпечаток на сердце... - Приглашается Политаева Лидия! Я вздрогнула, глубоко вздохнула, провела ладонями в воздухе от головы к животу, и, чувствуя, как дрожат коленки, пошла вдоль спин сидящих участников. Теперь надо выйти на обозначенное мелом место, поднять руку и громко, ясно, четко объявить ката. О Боже, это всего лишь соревнования, просто игра, давай, Лида... - Тайкиоку соно сан! - Але, Лида, надо было начать с первого, куда ты с третьим, блин... Но судья уже кивнул, черкнул что-то в списке и... - Хаджме! А дальше я тщетно пыталась воззвать к своему мозгу, который погрузился в полнейший анабиоз, и лишь изредка просыпался, осыпая меня градом панических льдинок. Реверсионная рука, Лида, блин, держи стойку! Так, а куда теперь поворачиваться? Длинная дорожка, кричи «киай» громче, куда ты собралась влево, тут надо вправо, о Боже, стойка, руки, а-а-а! Это все длилось меньше минуты, но стоило мне закончить и перевести дух, как я поняла, что я просто вся мокрая насквозь, пот течёт градом, ноги трясутся от перенапряжения, а дыхалка просто как у паровоза. Тут есть кран с водой, а? Так, теперь меня снова вызовут не скоро, можно отдохнуть. Чувствуя полное бессилие, я плюхнулась на скамейку поближе к двери. В тот же момент дверь приоткрылась, и в зал зашёл... Игорь? О Боже, он тут откуда? Он не сразу заметил меня, а чуть ли не полминуты стоял, и, слегка прищурясь, искал кого-то (кого же, а?!) в зале, но потом догадался опустить глаза. - О, Лида? - Игорь Семеныч... - я даже не стала вставать с лавочки. - А вы тут чего? - Да вот узнал, что у тебя соревнования, решил зайти, посмотреть. - Физик присел рядом. Выглядел он, как обычно, великолепно, так просто и шикарно - эта лёгкая взлохмаченность волос, эта футболка под пиджак, и этот запах какого-то... елового, что ли, одеколона... Блеск. Чёрт, вот я сейчас выгляжу явно не лучшим образом - красная, потная, лохматая и наверняка вонючая. - Ты же не против? - А, что? - Политаева, очнись! - Нет, я не против. Хоть кто-то пришёл... Глупо звучит. - А с тобой... - начал было Орлов, но я его перебила: - Со мной не пришёл никто. Хотя я просила. Но всем плевать. Ох ты ж... - пробормотала я, глядя на додзё. - Чего там? - проследил за моим взглядом Орлов. - Крутое ката, вот чего там, - я прищурилась. - Блин, да ведь это к тому же ещё и мой соперник! Пятый Пинан, с ума сойти... - Это так сложно? - Достаточно сложно. Ой, - я подскочила на месте, - сейчас баллы объявят! Главный судья вышел на центр зала, поднес микрофон ко рту и начал зачитывать имена участников и баллы. - Вакуленко София, шесть, пять, шесть! Береев Азамат, четыре, пять, пять! Кирлев Даниил - четыре, шесть, шесть! Так, судей было трое, видимо, каждый даёт по шестибальной шкале. Так, ну называйте меня уже быстрее! - Политаева Лидия - шесть, пять, пять! Батюшки, это ж выходит, что мне всего двух баллов не хватило до максимума... Обалдеть. А в сумме получается шестнадцать... От радости я готова была сейчас обнять хоть весь мир, особенно одного его представителя, который сидел сейчас рядом со мной и обалденно пах хвоей, но разве можно было?.. - Поздравляю, - улыбнулся Игорек, - правда, я ничего в этом не понимаю, но результат вроде хороший? - Могло быть и лучше, - вздохнула я, - но в целом... Ой, меня ищут. Я встала со скамейки и самым грациозным шагом, каким только могла, направилась к Ивану Денисовичу, который выглядывал в толпе, по всей видимости, меня. - Ну что, - начал сенсей, - не испугалась? - Испугалась, - честно призналась я. – Но уже пришла в себя. - Ну и правильно. – Тренер почесал затылок. – Видишь ли, тут такая хитрая система, что максимум баллов тебе вряд ли дадут, так что у тебя, считай, почти идеальный результат. - А почему не дадут? - Ну, во-первых, потому, что идеально ты и не сделаешь, - хмыкнул он, - а во-вторых… Главный судья из тридцать второй школы. - И что? - Да ничего… В общем, - махнул рукой тренер, - ты не бойся и просто делай все, что знаешь. Ох, Америку мне открыли. Как будто у меня был другой выход. Но вскоре я поняла, что так оно и выходит – паника прошла, я уже не пугалась, не путала лево и право, тело само механически выполняло все движения, а мозг контролировал происходящее, но не резкими скачками, как раньше, а тихо-мирно, в общем, я наконец-то успокоилась. После второго выхода Игорек ушел. Помахал мне на прощание сжатыми в воздухе руками, типа «удачи тебе», улыбнулся своей шикарной улыбкой ( вот где учат так улыбаться? Сколько стоят такие курсы?) и ушел. Мне, если честно, стало даже немного легче, потому что я чувствовала себя как-то неловко. Хотя, с другой стороны, какой же кайф я испытывала, когда ловила взгляды девчонок-ровесниц, косивших глаза и уши на нашу беседу. В этом вся бабская душа. У меня было всего четыре выхода, и за каждый из них объявили баллы, кроме последнего. Честно, чего-то я не понимаю, какое у меня место? - Иван Денисыч, подождите, а… - Уже в коридоре я нагнала тренера. – А где результаты? - Результаты будут через два дня, - вздохнул тот, - это новая система, совершенно дурацкая, и я сам не понимаю, почему так. Но ты не переживай, призером ты точно будешь. С этими словами он закинул на плечо спортивную сумку и спешно удалился. Да, я бы на его месте тоже сбежала, только как-то у меня не много вариантов, куда бежать. В переодевалке под конец остались только я, одна девка из моей возрастной группы (Милена, что ли) и какая-то девочка лет девяти, шмыгающая носом и сердито запихивающая кимоно в розовый рюкзачок. Хорошо, все же, что я не занималась ничем таким в детстве: зная мою способность психовать по любому поводу, я бы ревела куда хлеще этой девчушки. - Мне кажется, ты явно выиграла, - улыбнулась мне с соседней лавки Милена. – Ты где тренируешься? - Тут и тренируюсь, - вяло ответила я. С одной стороны я устала, а с другой, кто ее знает, эту доброжелательницу. - Оо, это же гимназия военная вроде, говорят, серьезная школа, - с уважением посмотрела на меня недавняя моя соперница. – А ты сюда только на каратэ ходишь или?.. - Я тут учусь. – Я натянула пуховик и рывком застегнула молнию. – Ладно, пока. Нет, ну я, однако, сама вежливость теперь – раньше мне и в голову бы не пришло попрощаться. *** Восемь часов вечера. Темнота. Снег с ветром. Кажется, эти снежинки хотят просто перекроить мое лицо на свой лад своими режущими лезвиями. Замечательный вечер пятницы. Вроде как я неплохо выступила, но мне даже результаты не сказали, мои родители не удосужились прийти поддержать меня, хотя они бы и не смогли это правильно сделать, да еще и ехать домой придется, по всей видимости, самой. До ближайшей остановки минут пять ходу, но учитывая погодные условия, плестись я буду минут пятнадцать минимум. Да и троллейбусы в этом странном городе ходят то до десяти, то до семи часов, а у меня пальцы слишком заледенели, чтобы искать в интернете, как добираться до дома на маршрутке или на чем-то еще, что еще ходит в этой дыре? Ну что за ж… жизненная неурядица. Громкий сигнал одной машины из припаркованный вдоль забора заставил меня подпрыгнуть где-то на полметра. Присмотревшись, я аж хмыкнула от удивления – это была Женькина машина. И как на это прикажете реагировать? Но мое физическое Я, замерзшее и уставшее, переубедило мое гордое моральное Я, и я покорно обошла забор и уселась на заднее сидение. Как тепло-то, Боже мой, красота… Так, стоп. На переднем пассажирском сидела мама. Вся такая как обычно уложенная, накрашенная, совершенно не уставшая. То есть они типа все же приехали? Или как? Ничего не пойму. - Ну как твои бои? – Осведомился Женя. - Прекрасно, - буркнула я. – А вы чего приехали-то? - Как это чего? – обернулась ко мне мама. – Мы приехали тебя домой забрать, а ты еще и недовольна? Я прикусила губу. Ну вроде она и права, я веду себя, как капризная идиотка, и мне самой себя охота ударить за такой выпендреж, но… Вся усталость, накопившаяся за сегодняшний день, смешалась с обидой, которая только крепчала. Машина тронулась и зашуршала по снегу, играло радио, а я сидела, как на иголках, чувствуя, что сейчас взорвусь. - Мам, почему ты не приехала? – Я смотрела в зеркало заднего вида прямым, неотрывным взглядом. – Женя же сегодня весь день дома. - Ну Лида, ну не получилось… - начала было мама. - Не получилось? – Я кинулась вперед так резко, что ремень безопасности даже сквозь пуховик больно врезался в тело. – Да ты просто не захотела! Тебе плевать на меня, так и скажи! - Лида! – Женя повернулся ко мне. – Не надо, пожалуйста, кричать. - А ты вообще молчи! – Я вновь повернулась к маме, которая сидела, сжав руками колени под норковой длинной шубой, и глядя в лобовое стекло недвижимым взглядом. – Ну его-то понять можно, я ему никто вообще, но ты… Я же твоя дочь, если ты еще не забыла! Слезы навернулись на глаза, и я поняла, что еще пара слов из моих уст, и я просто не выдержу. - Почему ты все время… - Мне пришлось глубоко вдохнуть и сжать губы до боли, чтобы договорить и не разреветься. – Все время всех бросаешь? Сначала папу, теперь меня… Кто следующий будет, а? - Лида, да что ты… - Мама опустила голову так низко, что я даже не слышала ее голоса. Да мне и не хотелось слышать. Меня больше пугало Женино лицо, которое было уже не встревоженным, а просто злым, и я боялась даже, что когда мы приедем домой, он… Неужели я стану одной из тех жертв насилия со стороны всяких чужих людей, которые по странному стечению обстоятельств живут со мной под одной крышей? Господи, нет, ни за что. Я покрепче схватила ручку сумки, хотя пальцы тряслись, да и сердце билось так, что я едва могла дышать. Машина остановилась на светофоре в крайнем правом ряду. Сбоку газон, дальше тротуар… Замечательно. Я рванула на себя ручку двери, толкнула створку так, что она едва не врезалась в бордюр, рванула ремень безопасности из паза и выскочила из машины. Я даже захлопнула дверь за собой, а затем, спотыкаясь на невысоких каблуках, побежала через газон. Меня охватила реальная паника, сродни той, что охватывает во время снов, в которых надо от кого-то непременно убежать. Не знаю, погонится ли кто-то за мной, но в любом случае я им не дамся. Живой. Тротуар шел прямо вдоль дороги, огражденный от леса забором из железных прутьев и каменных столбов. Я добежала до выгнутого прута в одной месте забора и проворно туда нырнула. Теперь дальше, дальше, быстрее, ну же, Лида, давай… Я бежала и бежала, чувствуя, как голые холодные ветки кустов царапают кожу, как цепляется за какие-то колючки сумка, как проваливаются ноги в неожиданные ямы, скрытые под снегом. Мне было очень, очень страшно, но я боялась не темного леса, в который, судя по тишине, уже довольно сильно углубилась, а того, что осталось там, за этим спасительным забором. Охваченная какой-то жуткой паранойей, я достала из кармана пуховика телефон, вытащила симку и поломала ее пополам. Береженого Бог бережет. Маленькие кусочки пластмассы полетели вглубь заснеженного оврага, а я теперь бежала уже вверх по какой-то некрутой горе, хватаясь по пути за стволы деревьев и запинаясь об пеньки. Я даже примерно не знала, где находилась теперь, сколько раз и куда я поворачивала, даже то шоссе, по которому мы ехали, я знаю очень плохо. Теперь для полного счастья остается лечь тут в снег и замерзнуть. Интересно, когда я умру, что скажет Игорь?.. - Политаева, ты тупая. – Я сделала еще пару шагов вверх. – Ты не умрешь, понятно? Судьба вновь решила наградить меня (и за что она так добра ко мне?) и в конце дорожки, на которую я вышла, замелькали какие-то огни. Вот будет весело, если это все то же шоссе, и сейчас выйду прямо к Жениному лексусу. Стоило мне выйти из леса, как я тут же попала в суматоху светящихся вывесок, орущей музыки и рычащих машин. Вдоль неширокого бульварчика по обеим сторонам располагались кафе, явно не высокого класса, судя по обшарпанным дверям и мусору, валяющемуся вокруг. Да и не слишком трезвая публика, шатающаяся вокруг, лишний раз доказывала мои предположения. Блин, я даже не знаю, где опаснее – в лесу или здесь. Тут я поняла, что жутко замерзла и проголодалась, причем настолько, что вот-вот упаду в голодно-холодный обморок. Так, денег у меня немного, но думаю, цены в этих заведениях отнюдь не высокие. Первая же забегаловка, в которую я зашла, поразила меня самым неприятным образом. Да уж, пожалуй, «Алексис» с его колоннами, зеркальными полами и официантами в белоснежных фартуках – скорее сказка, чем реальность, а реальность вот она: грязные стены, низкий потолок, запах дешевого табака и перегара, смешивающийся то с ароматами жареного мяса, то с вонью из туалета. Да уж, Лида, как низко ты пала… Тут кругом сидели мужики, редко где можно было увидеть женщин, да и те, что попадались на глаза, были больше похожи на безвольных размалеванных кукол, накачанных алкоголем или чем-то посильнее. Свободные столики были, но они все были так близко натыканы по залу, что я побоялась трапезничать бок о бок с какой-нибудь пьянючей ватагой дальнобойщиков. В результате я купила горячий кофе, который оказался на вкус как отвар из картофельных очистков (и на цвет примерно таким же) и выпила его прямо у входа, залпом. Мусорок тут нигде не было видно, поэтому я просто пристроила стаканчик к кучке его помятых собратьев в углу крыльца и быстрым шагом, сжимая покрепче сумку, пошла в ту сторону, откуда стекались в эту клоаку машины. *** И почему говорят, что жизнь странника – сплошная романтика и позитив? Может быть, если у странника куча денег, личный водитель, оплаченные номера люкс во всех гостиницах мира, скиталец и чувствует себя великолепно, а как быть тем, кто… кто я? Я шла настолько быстро, насколько могла, чтобы просто не замерзнуть. Видимо, я попала в какой-то спальный район, потому как дороги, как пешеходные, так и автомобильные тут имели довольно размытые границы, фонари горели далеко не везде, а по ногам периодически ударяли летящие на крыльях ветра пивные банки. Даже чебурек, который мне удалось купить в каком-то сомнительном ларьке, был холодным и не хрустящим, но я уже была и этому рада. То ли в темноте я не видела остановок, то ли они тут были чисто символическими, но я шла и шла, а идей, как, а главное, куда мне выбираться отсюда, не было. Сейчас я как никогда пожалела о том, что выкинула симку, ибо без интернета ориентироваться в этих трущобах было нереально. Я плутала по городу уже черт знает сколько времени, и только к двум часам ночи поняла, что если сейчас я не найду хотя бы какую-нибудь лавочку в тихом дворике, то просто упаду прямо возле трассы и усну. По пути мне не встретился ни один полицейский, да и хорошо, потому что убегать еще от кого-то у меня совсем не было сил. Первый дворик, в который мне удалось завернуть, был так заставлен машинами, что мне пришлось изрядно повертеть головой, чтобы разглядеть крошечный пяточек земли посреди асфальта, являющийся, по всей видимости, детской площадкой. Лавируя между машин, я направилась к нему, молясь лишь о том, чтобы там не дрых какой-нибудь бомж и я могла спокойно посидеть хотя бы до рассвета. Черт, понаставили тут своих колымаг… Я уже хотела в раздражении пнуть машину, боковое зеркало которой никак не давало мне пройти, как вдруг поняла, что знаю, чей это автомобиль. На самом деле в городе совсем не так много синих девяток, это редкое сочетание, но мало ли, вдруг… Я обошла машинку с другой стороны и сверила номера. Сердце забилось сильнее. Это судьба. Только что мне теперь делать? Может, взломать ее заколкой для волос, спрятаться на заднем сидении, а потом… Блин, Лида, не неси пургу. Тут в глаза мне бросилась табличка, установленная на лобовом стекле. Не веря своим глазам, я достала телефон и фонариком осветила кусок картона с рекламой какого-то СТО и текстом: «Если моя машина мешает вам проехать, позвоните по тел.:» Дальше знакомыми цифрами был выведен номер сотового, а еще ниже: «кв. 84» Не бывает таких совпадений. Не бывает это просто так. Да и деваться мне больше некуда. Ну, с Богом. Дверь в подъезд была подперта куском шлакоблока, поэтому мне даже не пришлось звонить в домофон. Я поднялась по грязной лестнице вверх, немного постояла перед размалеванным лифтом с обожженной кнопкой вызова, и пошла по лестнице. Все равно я не знаю, на каком этаже эта квартира. Дойдя до третьего этажа я уже хотела развернуться и пойти назад, но прямо передо мной словно из-под земли выросла совдеповская дверь, обитая бордовым дерматином, с потускневшими, а когда-то золотыми цифрами «84». Рука сама нажала на звонок, и слишком поздно в моей голове мелькнула страшная мысль – а вдруг он не один? Господи, Лида, какая же ты дура, он наверняка не один, такие, как он, в одиночестве не спят. Я уже развернулась и ступила назад, на лестницу, когда дверь распахнулась, осветив темный предбанник квадратом света. Он стоял на пороге, такой сонный и милый, в каком-то спортивном костюме (у них тут что, не топят зимой, что ли?) и, потирая глаза рукой, посмотрел на меня. И в этот момент я вдруг поняла, что вряд ли уже смогу полюбить так же сильно кого-то другого. Очень вовремя мне приходят такие мысли в голову, да. Секунды две он загружался, фокусируясь на мне, а затем резко моргнул глазами, словно надеясь, что я сейчас исчезну так же внезапно, как появилась. - Лида?.. – Он прикрыл рот рукой и тряхнул головой, пытаясь не зевать. – Ты что тут делаешь? - Я… - Я зевнула, но хотя бы успела прикрыть рот рукой. – Я просто… - У тебя ничего не бывает просто, - закатил глаза Игорек. – Заходи, через порог не говорят. Глава 18 Я неуверенно переступила порог маленькой, просто крошечной прихожечки и сразу же оказалась перед дверью в комнату. Планировка малогабаритных квартир не оставляет их хозяевам возможности хоть чуть-чуть утаить свою жизнь от любопытных глаз, стоит гостю попасть в дом – и все сразу на виду. Комната была большая, и, судя по тому, что тут стоял и телевизор, и письменный стол, и кровать, была единственной. В одном углу, ближе к двери, стоял разложенный диван, застеленный таким выстиранным до последней капли краски бельем. Что-то подобное было и у нас, в той, прошлой жизни. Мне захотелось резко сейчас упасть в эту постель и так и заснуть, и не потому, что обладатель этой постели должен лечь рядом, а потому, что это было что-то настолько… Ностальгическое? Как письмо из прошлого. Ну или мне просто дико хотелось спать. На письменном столе, на самой его середине, стояла фотография в рамке. В комнате было темно, но свет из прихожей широкой полосой проник в этот малогабаритный мир, и я смогла разглядеть на фото двух человек, мужчину и женщину, стоящих в обнимку. Вот черт. - Раздевайся, - вздохнул Игорек, - проходи на кухню. Он уже скрылся за очередным поворотом невероятно гибкой для своего размера прихожки, а я стояла в ступоре, размышляя, почему это я должна раздеться. Лида, ты дура. Сними пальто. Сними шапку. Надень мозги, блин. Я стянула с себя пуховик, и только сейчас, при свете лампочки под странным супербюджетным абажуром поняла, что он изрядно пострадал во время лесного забега. Пятна кругом, в молнии какие-то веточки застряли, хорошо хоть не порвала нигде. Или порвала? Нет, слава Богу, все в порядке. И сапоги все в комьях грязи, а на лицо, наверное, и смотреть страшно… Я разулась, повесила пуховик на какую-то чисто символическую вешалку в углу шкафа, сделала шаг в сторону кухни, но замерла на месте. Нет, я же теперь не успокоюсь. Я бесшумно, на цыпочках, прошла в комнату и приблизилась к столу. Даже в таком плохом освещении было видно, что фотография не слишком новая, но хорошо сохранившаяся. Стекло рамки бликовало, и мне пришлось взять ее в руки, чтобы рассмотреть получше. Мужчина был удивительно похож на Игоря, только выражение лица было совсем другим, каким-то более беззаботным, что ли, да и выглядел он старше. Женщина сначала показалась мне абсолютно незнакомой, пока я не вгляделась в ее лицо. Совсем другие черты лица, другие глаза, другие губы, но та же улыбка, та же упертость и сухость во взгляде… В углу фотографии была красивая, сделанная, видимо вместе с фото в фотоателье подпись. «Курорт Евпатория, 1995». Я поставила фотографию на место, и, от чего-то сбивчиво дыша, выскочила назад в прихожую. Надеюсь, Игорь не подумает ничего такого. Надо быстрее на кухню… Черт, почему в прихожке нет зеркала? У меня ведь наверняка вся рожа в грязи. Сначала я достала телефон и пыталась осмотреть себя в отражение в экране, потом подумала, наугад потерла лицо рукой и зашла в кухню. Стоило мне хоть чуть-чуть оглядеться, как волны воспоминаний, связанные с едва ли не каждой вещью в этой кухоньке, накрыли меня. Вот почти такой же чайник, железный, с длинным прямым носиком, стоял и у нас на плите. И большой дешёвый календарь с фотографией какого-то поля так же висел, приклеенный к стене скотчем. Даже бежево-коричневый линолеум на полу, истертый и местами порванный и приклеенный заново, выглядел так мило и по-домашнему, что я бы даже всплакнула, если бы было чем. Орлов заварил две чашки чая и сел за стол ближе к двери. Мне, видимо, полагалось сесть напротив, возле холодильника. Я примостилась на шаткой табуретке и отхлебнула чай, от которого шёл восхитительный пар. Мой организм уже просто предвкушал замечательный напиток, но чай оказался мало того, что пакетированный, так и ещё и до одури сладкий. Я поперхнулась, но проглотила. - Лида, - глядя куда-то позади меня, произнёс Игорек. - Ты всегда такая? Вот это заявочки. - Какая? - Севшим от чего-то голосом переспросила я. - Такая неадекватная. - Ээ... Ну как бы... - Что-то я вообще ничего не понимаю. Игорек оторвал взгляд от стены (или от окна, куда он там смотрел) и уставился прямо мне в глаза. Господи, как он смотрит так серьёзно, я чувствую не только восхищение, но и... страх? - Ты сбегаешь из школы и носишься по городу, напиваешься, дерешься, а потом ходишь по городу в три ночи... А как ты вообще меня нашла? - Это телепатия, - буркнула я, изучая содержимое чашки. - Поверьте, если бы у меня были варианты... - Ты сбежала из дому? - Нет, ну разве перебивать вежливо? - Нет. - Я подняла на Игорька самые честные в мире глаза. Ведь я правда сбежала не из дома, разве машина - дом? - А, то есть у тебя это в порядке вещей - шататься по городу ночью?! - О Боже, чего он так нервничает? - Лида, ну если тебе плевать на себя, подумай хотя бы о родителях! Они вообще в курсе, где ты? - Нет. - Я говорила все тише и тише, опуская голову все ниже и ниже, потому что, чёрт возьми, он прямо-таки властный человек. - Они тебе не звонили? - Нет. Я отключила телефон. - Тогда включай и звони! - По-моему, он сейчас запульнет в меня чашкой. Да, лучше бы я осталась в кабаке. - Я выкинула симку! - Мне надоело изучать глазами клеёнку, и я подняла голову. - Сломала и выкинула. В снег. В лесу. Некоторое время Игорь Семенович молча смотрел на меня, и блин, никогда я ещё не видела таких выразительных глаз. Настолько выразительных, что некоторые выражения неплохо было бы зацензурить. Затем он встал, чуть не снеся при этом стол, и вышел из кухни. Так, если я выпрыгну с третьего этажа, я смогу сделать это так аккуратно, чтобы добежать до ближайшей остановки, а? А то что-то мне стремно. Вернулся Игорь с телефоном в руках. Слава Богу, я уж думала, он принесёт, по меньшей мере, дробовик. - Звони. - Он положил телефон передо мной и сел рядом. - Не буду. - Лида, - я бы просто испарилась бы от звуков этого голоса, но только опасно испаряться рядом с учителем физики. Законденсирует назад, чего доброго. - Я серьёзно. Они волнуются. Звони. - Раньше надо было волноваться! - Я вскочила со стула. - Извините, что потревожила. Сама не знаю, какого хрена я сюда пришла. - Ты пришла, - он поднялся со своего места и уперся руками в стол, – потому что на улице в три часа ночи молодым девушкам делать ничего! Как тебя вообще родители куда-то пустили в такое время? - Ну ушла-то я, еще девяти не было, - невесть зачем призналась я. Наверное, если бы я была ребенком-инвалидом из неполной семьи, совершим убийство, на меня и то бы смотрели не так… не так. - То есть ты… Часов шесть ходила по темноте? - Даже по лесу бегала, ага. – Чувствуя, что сил особо нет на противостояние, я плюхнулась назад на стул. Игорек последовал моему примеру. Обстановка как-то немного разрядилась, но теперь я прямо кожей чувствовала висящую в воздухе усталость. Вот все бы отдала сейчас за возможность просто уснуть… - Зачем? Ты что, не могла пойти там, я не знаю… к знакомым, к друзьям? - Именно это я и сделала, но что-то эти друзья не рады меня видеть. – Я заглянула Игорю прямо в глаза. Честно слово, никогда мне еще не было так страшно. Как будто в любви призналась. Аж пот на лбу выступил. Игорек как-то смутился и отвел глаза. Боже ты мой, никогда еще не видела такой прелести. Такой сонный смущенный физик в три ночи. Жалко, что нет с собой потайного фотоаппарата. - Ладно, звонить ты, я так понял, не будешь? – Он встал и направился к двери. – Одевайся. - Зачем? - Повезу тебя домой, зачем. - Не-ет! Если уж так, то я лучше сама. – Пришлось моей королевской заднице подняться во второй раз. Игорек стоял у двери и сверлил меня взглядом. Еще минуты две назад я готова была провалиться сквозь землю от стыда, не понимая, зачем совершила такую глупость, придя сюда. Теперь от этого чувства остался лишь легкий намек, а все остальное место было занято предчувствием чего-то необычного, немного пугающего, но неизбежного. - Ты не хочешь ехать со мной? Тогда дай телефон, я вызову такси. – Видя, что я опять хочу возразить, Игорек быстро добавил: - Деньги потом вернешь, я согласен. - Нет, я не поеду домой. – Раз уж стоять, то на своем. – Давайте так: я тут тихо посижу, чаек попью, а когда станет посветлее, уйду. И никому, никому ничего не скажу. На этой фразе я сделала самое честное лицо, какое только могла, но, в общем-то, я говорила правду. Кому я могу рассказать такое? Да мне самой от всего этого не по себе. - Лида, ну кто так делает… Ты подумай о маме: она ведь будет волноваться, а ей нельзя… - Она не волновалась, когда отправляла меня в эту школу, она не волновалась, когда я пошла на соревнования, когда я напилась, она и то волновалась, по-моему, не за меня, а за собственную репутацию! - Она будет звонить твоему отцу. – Орлов серьезно посмотрел на меня. – Ты понимаешь, что будет? Даже, наверное, уже было? - Да ничего не будет, - отмахнулась я, хотя под ложечкой немного засосало. – Они вообще с мамой не общаются лет десять точно, так что… - Ну и что ты предлагаешь? - Я предлагаю, - неожиданно мне стало как-то неловко, - я предлагаю забыть обо всем этом. Я пойду. Извините. Я уже обулась и заматывала шарф, когда Игорь Семенович словно опомнился: - Эй, куда это ты собралась? - Ну… посижу где-нибудь до рассвета, а там поглядим. – Я с деловым видом перекинула конец шарфа через плечо и потянулась уже к двери, но Игорек опередил меня и встал с другой стороны проема. - Никуда ты не пойдешь. - В смы-ысле? – Протянула я недовольным тоном. – Хочу и пойду. - Лида, не все на свете делается по твоему «хочу», когда ж ты поймешь. – Он запустил руку в волосы и так шикарно их взъерошил, что я очень пожалела, что мое «хочу» действительно так мало значит. – Ты думаешь, я смогу спокойно спать, зная, что выставил фактически ребенка на улицу ночью? Ребенка?! Я бы сейчас матернулась, но не то время и место. - Ну тогда оставьте ребенка тут, - медленно, глядя по-детски прямо, заговорила я. – Я буду тихо, спокойно сидеть, спать не помешаю. - И как ты себе это представляешь? Что я оставлю у себя дома ночью несовершеннолетнюю девушку? - Господи, да причем тут несовершеннолетнюю, я что, в костюме медсестры сюда приперлась? – Не выдержала я. – Или я остаюсь тут, или вы открываете дверь. - При чем тут костюм… - Начал было Игорек, но запнулся и покраснел. – О Боже, Лида… - Что?! – Кажется, меня уже не остановить, и в таком состоянии я сама себя пугаюсь, так что бедному Игорьку вообще не сладко. – Все мы тут взрослые люди, да? Вот вам сколько лет? - Какая разница, - поморщился еще не отошедший от заявок про костюмированный парад Орлов, - послушай… - Сколько? – Не сдавалась я. - Ну двадцать пять, и что? - Двадцать пять? – Хмыкнула я. – Такое ощущение, что наоборот. - Как это? – Блин, а еще физик. - Пятьдесят два… - Я задумчиво уставилась в стену. – Откройте дверь, а. А то я выломаю ее. - Она крепкая. - А я постараюсь. - Послушай, я не могу тебя тут оставить, потому что это будет покровительство твоих капризов, и я не могу спокойно думать о том, в каком состоянии твои родители. И отпустить тебя тоже не могу… - Да почему?! – Так, тихо, Лида, это уже неприлично, сейчас соседи жаловаться прибегут. Испорчу тихому-мирному физику репутацию. - Да потому что… - Чуть ли не так же громко, как я, начал было Игорь и запнулся. Мне показалось, что даже воздух застыл, что даже лампочка накаливания перестала тихонько гудеть. Вот оно. Вот этот момент истины. Я прямо слышала каким-то собственным, нереальным слухом, как он скажет «Потому что я люблю тебя!». Ну, пожалуйста. Ну, это что, так сложно? За эти сотые доли секунды во мне все успело перевернуться несколько раз и встать обратно на место, и в нем, я уверена, тоже. Я даже смотреть ему в глаза боялась, и вообще было ощущение, что сердце работать перестало, и я жива еще просто по инерции. - Потому что я взрослый человек. Господи, в моей жизни много обломов было, но такого еще не было ни разу. Ну а чего ты ожидала, Политаева? Признаний, поцелуев, долгого нежного раздевания, в котором ты явно затормозишь из-за трехметрового шарфа и пуховика? Вернись с небес на третий этаж, ало. Вид у меня явно был дуратский, но терять уже было нечего. - Послушайте, взрослый человек, откройте мне дверь, а то я буду кричать. Игорек вздохнул, причем так тяжко, что будь я врачом, я бы тут же упекла его в легочный диспансер, но протянул руку куда-то мне за плечо и снял с крючка связку ключей. Так можно было?! Лида, ты дуреха. Он медленно протянул руку к двери, вставил ключ, повернул один раз и толкнул. Дверь абсолютно бесшумно открылась, и даже не стукнулась эпично о стену. Секунд десять мы стояли молча, и эти десять секунд напоминали прощание навеки. Я сделала шаг в сторону коридора, а он так и продолжал смотреть на меня. - Ну и куда ты пойдешь? – Этот голос был каким-то таким… холодным, что мне стало жутко. То ли он умело маскируется, то ли… - Неважно, - вздохнула я. – Вы не бойтесь, я хоть и не взрослый человек, но все понимаю. Спокойной ночи. Я уже спустилась на один пролет вниз, когда Игорь крикнул из еще не закрытой двери: - Тут есть лифт. - Вот сами на нем и катайтесь! – Позволила себе эдакий минивзрыв на прощание я. Что же он обо мне будет думать после этого? Да наверняка будет шарахаться от меня, как от бубонной чумы. Но так оно мне и надо. Это еще круто, что я не застала в той милой постельке какую-нибудь бабу. Если бы случилось что-то подобное, я бы без преувеличений пошла бы и повесилась, а так могу пока поскитаться еще где-нибудь до рассвета. На единственную остановку, которую я нашла в этой темноте, за час не приехал ни один автобус, даже ни одной маршрутки не было. Чтобы не заснуть, пришлось читать в свете телефонного экрана все объявления, которыми были щедро улеплены ободранные стены. Как же мне жалко себя, я бы даже заплакала, но на улице слишком холодно для слез. В тот момент, когда я уже всерьез подумывала начать карьеру бомжа, к остановке с киношным скрипом тормозов подлетел джип. Я уже успела мысленно попрощаться со всеми родными, близкими, с компом и с моим ещё ни разу не опробованным новым гелем для душа, когда передняя дверь открылась и... - Лида, ... - Ого, какие слова. Ребенок, закрой уши. - Ты какого ... тут делаешь? Я неуверенно приблизилась к машине и заглянула внутрь. Кроме водителя там, к счастью, никого не было, а водителем, (к счастью или нет, не знаю) был мой родной папочка. Мда-а. - Ты как меня нашёл? - Я уселась в машину, хотя мне пока, собственно, никто не предложил это сделать. - Тебе мама позвонила? - Ну как сказать... - Он резко тронулся с места. - С тобой хоть все нормально? - Да, - бодро соврала я. - Я же сначала зашла к одной знакомой... - Что же это за знакомая, что её родители пустили тебя в такое время? - А она одна живёт, - не моргнула глазом я. - Студентка она, в общаге. - Вот оно что... - А куда мы едем? - Сонно пробормотала я. - Ну как куда, - папа резко выкрутил руль на повороте. - К маме. - Ой, - подскочила на месте я, - а можно куда-нибудь в другое... место? А то меня там Женя прибьет... - Пусть только попробует. - Да уж, судя по голосу, Женечке лучше сидеть и не высовываться. – Слушай, они тебя даже не пытались… остановить? - Кто «они»? – Не поняла я. - Ну мама и… Евгений. – Хмуро глядя на дорогу, пояснил отец. Евгений. Ничего себе, а то я уже и забыла, как его на самом деле зовут. - Да нет вроде, - я отрешенно глядела на пролетающие мимо огни фонарей и вывесок. – Я так просто вышла из машины и ушла. - С ума сойти, - прошипел папа и резко затормозил перед светофором. Он ехал так уверенно, ни пропуская нужных поворотов и объезжая в темноте все ямы, как будто он часто бывал здесь. Если бы я была менее уставшей, я бы непременно этому удивилась, но честное слово, никаких сил не было. Не помню, как мы приехали, не помню, как я вылезла из машины, помню только, что прошла, не раздеваясь, в свою комнату под неодобрительный взор отчима и закрыла дверь на ключ. Потом кое-как разложила диван, во что-то переоделась и отключилась. А мама даже не вышла нас встречать. Глава 19 - Внимание, внимание! Пожарная тревога! Срочно покиньте помещение! Внимание, внимание! Пожарная тревога! Срочно покиньте помещение! Я так сладко спала, так спокойно, безмятежно… Выходные дома наконец-то кончились, и я снова могла спать, не вздрагивая от каждого шороха, и так наслаждалась этим, а тут эта ерунда. Это вообще что?.. - Ты чего сидишь? – Мариша, надевая спортивную камуфляжку смотрела на меня, все еще сидящую на кровати в майке и в трусах. – Давай, быстрее! - А что… - Внимание, внимание! Пожарная тревога! Срочно покиньте помещение! - Да поняла я! – Заорала я во всю мощь легких. Мариша так шарахнулась от моего крика, что я сама от неожиданности подпрыгнула с кровати, запнулась об одеяло и растянулась в проходе. Стоило мне хоть на мгновение потерять контроль над ситуацией и прилечь на полу, как надо мной тут же нависла бегущая Дьякова. - Твою дивизию, Политаева, какого … ты тут развалилась? – Взвизгнула она, перескакивая через меня. – Расти не будешь, ясно. - Напугала ежа колючкой… - Я поднялась с пола и убрала с лица спутавшиеся за ночь волосы. – Мы реально горим или это учения? - Если бы мы реально горели, - возле выхода возникла Рыбина, - ты б уже сдохла. - А ты была бы счастлива этому, да? - Язвительно фыркнула я и кинулась заправлять кровать. – Не дождешься. - Ты вообще не торопишься, я смотрю! – Возмутилась Рыбина. - Это же учения, смысл? – Поморщилась я и взялась за расческу. - Сейчас мы будем строиться, - Мариша достала из моей тумбочки форму и сунула мне ее буквально в лицо, - и Мамай тебе покажет смысл! Возмущаясь на всех мне известных языках, я натянула-таки одежку, кое-как завязала не расчесанные и от того страшноватые на вид волосы в хвостик и вслед за остальными, завязывая на ходу шнурки, выбежала в коридор. Так, а куда бежать? Нас будут что, на улице строить? В мороз?! К счастью оказалось, что в этот раз построение проходит возле главного эвакуационного входа, к которому вели две такие узенькие лесенки, что за этот забег я испытала больше физических контактов, чем за всю жизнь. Смысл вообще эвакуироваться из одной части горящего здания в другую его часть? А уж строиться – вообще абсурд. Сгорим, мол, по линеечке и с прямыми спинами. Мамаева с важным видом недовольной мегеры прошла вдоль строя один раз. Затем развернулась и прошла еще раз в другой конец. Когда она решила навернуть третий круг, я не выдержала и вздохнула. Не слишком так громко. Как будто небольшой гейзер выплюнул пару тонн кипятка. - Политаева! - Я! – Если бы мне так ответили, я бы живо подобрала рифму. - Выйти из строя! - Есть… Я вышла вперед, поставила ногу к ноге, как положено, выпрямила спину и с готовностью взглянула на Мамая. Ну и что звали в такую даль? - Скажи мне, пожалуйста, Лидия, в чем смысл эвакуации? - Ну… В том, чтобы за кратчайшие сроки территория, подвергнувшаяся какой-либо чрезвычайной ситуации, была освобождена от людей с наименьшими потерями. – Я аж облегченно выдохнула. За спиной послышался удивленное перешептывание. Честно, сама не ожидала, что смогу такое выпалить, но с другой стороны – вы же не думали, что я буду стоять и молчать? - А объясни мне тогда, Политаева, почему ты бежала в числе последних? - Потому что не хотела ломиться вперед и сеять хаос. – Да, Лид, тебя сегодня хоть на диктофон записывать. Мамаева нахмурилась, покраснела, но продолжала сверлить меня своим взглядом из-под накрашенных какой-то дикой гуашью век. - Сейчас я покажу тебе, что такое хаос… Мальчики, можете быть свободны. Девочки, за мной шагом марш! Интересно, что такое она нам хочет показать? Женский туалет? Мы прошли в казарму, где Мамаева опять заставила нас построиться (фетиш у нее на строи, видимо), затем командирша встала в позу и грозно взглянула на мою кровать. Моя койка стоит в числе первых от входа, и это считается не самым лучшим вариантом, мол, «слишком палевно». Хотя меня еще ни разу ни за чем таким не ловили, в постели у я не курю, ровно как и за ее переделами, но сейчас моя кроватка действительно выделялась среди остальных. Кто ж мог знать, что в процессе эвакуации нужно еще успеть заправить постель и сложить вещи в тумбочку? - Как это называется? – Кивнула начальница на мое ложе, напоминающее сейчас пособие для натюрмортов с тканью и складками. - Кровать… - А по-моему, это называется бардак! – Рявкнула Мамаева. Она, видимо, ждала, что я пошатнусь от ее крика и упаду в обморок, но я ожидала чего-то подобного, поэтому даже не шелохнулась. – Живо убрать это безобразие! Я смиренно пожала плечами и, обойдя эту суровую женщину, пошла приводить мою бедную оскорбленную в лучших чувствах кроватку в человеческий вид. Мамаева не распустила строй, какое там, все стояли и смотрели на то, как я застилаю покрывало и взбиваю подушку. Ой, да мне-то что, вы бы боялись лучше толпы сонных и злых девушек, товарищ командир. - Ну что же, Политаева, надеюсь, вы учтете, что в следующий раз кровать надо застилать не так, как вас дома научили, а так, как положено. Господи, чем ей мой дом-то не угодил? - Вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись… - начала было Мамаева, но я успела перебить ее. Черт его знает, зачем. - У меня есть один вопрос. - Да, Лидия? – скривилась моя собеседница. - Зачем тратить свое эвакуационное драгоценное время и приводить в порядок то, что потом все равно сгорит? По строю прошелся тихий возмущенный шепоток. Нет, а что, я имею право знать, ради чего я рискую своей жизнью в горящей избе! - Если у тебя, милая моя, - ого, уже «у тебя», - есть какие-то вопросы такого рода, я могу тебе дать уйму времени обдумать их во внеочередном наряде. Еще вопросы остались? - Никак нет. – Ну ладно, ладно, я буду хорошей. Хотя кого я обманываю, я просто притворюсь. - Вот и замечательно. Разойдись! *** За завтраком я ела просто в две глотки, сама не знаю, откуда во мне взялась такая прожорливость. Наверное, все дело в том, что в выходные дома я практически ни разу не вышла из комнаты, только так, в туалет да в ванну попить из-под крана, стоит ли говорить, что на кухне я вообще не бывала. Только так, прячась от всего мира за запертой дверью, можно было избежать маминых косых взглядов и Жениных нотаций. Зато теперь я поглощала гречку с такой скоростью, что сидящая Мариша только и успевала, что судорожно икать. - Маш, выпей компот и не... - Я прожевала кусок хлеба и проглотила его так быстро, что аж внутри все заболело. - Не подпрыгивай тут над моей тарелкой. - Да тебе не тарелку, тебе... Ик... Кастрюлю принести надо, жрешь, как не в себе! - Недовольно пробурчала подруга, ковыряя ложкой в почти полной тарелке. - А ты что, худеешь что ли? - Хмыкнула я. - Да нет... Просто что-то... Ик! Не хочется. Слушай, - оживилась подруга, - а я тебе звонила все выходные, а номер недоступен был?.. Я напряглась, причём так, что замерла с ложкой, полной каши, на полпути ко рту. Будем надеяться, что подруга этого не заметила. - А чего звонила? - Как чего? - Удивленно глянула на меня Салихова. - Поговорить... И Миша тебе тоже звонил, между прочим... - А он зачем? - Ну этого я уже не знаю, - Мариша встала из-за стола и стала собирать посуду. – Давай быстрее. - Э-э-э-м! – Завозмущалась я с полным ртом гречки, не обратив внимания, что на меня тут же обернулась добрая половина столовки. – Не уходи! - Чего? – Замерла на месте подруга. - Оставь мне кашу… - Я протянула руку за тарелкой. – Ну серьезно, я потом сама унесу. - Да на здоровье… - Марианна растерянно пожала плечами, поставила тарелку назад на стол и села рядом со мной. – Слушай, а ты часом это… не беременна? Я поперхнулась так, что горло прямо разрезало пополам, и чтобы не начать извергать полупережеванную пищу на все училище, пришлось прикрыть лицо рукой и судорожно кашлять, сотрясая весь стол. Сидящий по другую сторону Тимирязев испуганно взглянул на меня и отодвинулся поближе к краю. - Ты дура или да? – Прохрипела я, как только обрела возможность выражаться более или менее членораздельно. – От кого? От твоих фантазий? - Ну от кого – уже дело твое! – Со злорадным хихиканьем подруга сорвалась с места и убежала, а я даже не успела кинуть ей вслед что-нибудь остроумное. Или просто острое. Оставшаяся часть дня прошла довольно скучно – единственным более-менее интересным уроком был английский, где нам просто включили какой-то фильм с субтитрами. Ни названия, ни актеров я не запомнила, с моей парты было плохо видно, колонки еле работали, но я хотя бы смогла поспать минут пятнадцать, пока меня не спалили и не сделали выговор. Честное слово, в такие минуты я всерьез задумываюсь, что лучше – усталость физическая, нежели моральная. - Господи, как же я ждала этого досуга… - Я с трудом закинула рюкзак на плечо и поплелась вслед за Маришкой. – Ну вот прямо самые прекрасные шестьдесят минут за этот день. - Еще бы, - хмыкнула подошедшая Дьякова. – Мне родаки целую коробку еды привезли. Надо ликвидировать, понимаете, о чем я? - Понимаем! – Воодушевилась я. – Тащи! - «Тащи», тоже мне! – Хмыкнула Саша. - Она тяжелая. - Пойдем, заберем вместе, - сделала шаг вниз по лестнице я. – Ради еды я готова помочь тебе. Мариша крикнула что-то мне в спину, но я уже спешила с Сашей вниз, на КПП. Так, сейчас Лидок поест, да-а… - Ого, нифига ж себе! – Присвистнула я, когда дежурный достал из-под стола здоровенный ящик, в который мог поместиться средних размеров двуспальный диван в разобранном виде. – Твои родители что, на пищепроме работают? И у них этого гуталина ну просто завались? - Какого гуталина, балда, - фыркнула Саша, перехватывая коробку так, чтоб я могла взяться с другой стороны. – Это еда. - А это цитата, - не смогла смолчать я. – А что там хоть? - Ну… Пончики, потом пышки, потом, наверное, шоколадки… Да сейчас разберемся, не боись. Главное, чтобы никому на глаза не попасться. Давай, в казарму, живо! Мы спринтерским шагом, ступая вдоль стенки, дошли до жилого корпуса, и уже хотели свернуть в коридор, ведущий к спальням, как навстречу нам выбежала Мариша. - А ну назад, - прошипела подруга, оглядываясь. – Там Мамаевич бродит. - Чего ей тут надо, а? – Возмутилась было я, но Дьякова дернула меня за руку, и мы втроем побежали в комнату досуга. Черт, ведь там и парни будут, мелькнуло у меня в голове, нам меньше достанется. Ну и ладно. - О-о-о, вот это дело, - завопил Шиншин, кидаясь к нам, как только мы втроем с коробкой наперевес втиснулись в двери. – Так, закрываем дверь, вот та-ак… - На стол ставьте! – Крикнула Мальцева и первая ломанулась в дальнюю часть комнаты, где стоял длинный, вдоль всего дивана, стол. Я пыталась на ходу открыть картонную крышку, дернула за край, потом потащила с другой стороны… - Ё моё… - Растерянно произнесла стоящая рядом со мной и держащая коробку снизу Саша. - Что такое?.. - Я подняла голову и осеклась. Прямо в центре стола, между двумя нарисованными шахматными досками, стоял букет. В старой глиняной вазе, которая все время торчала тут пустая, это шикарное собрание цветов в блестящей фольге выглядело как-то даже слишком пафосно. Я нервно сглотнула. Да-а, ну дела. Интересно, кто из наших сокурсниц раскачал своего кавалера на такую красоту? - Саш, - хмыкнула Мариша, - у тебя что, родители флористы? - В смысле? – Не поняла Дьякова, робко взгромождая коробку на стол. - Ну цветы они тебе передали? - Нет… Маш, смысл им мне цветы дарить? - Может, у кого-то день рождения? – Предположила я. - У меня через два дня, - хихикнул откуда-то сзади Тимирязев. – Но я не думаю, что это мне. - Ну и Слава Богу, - хмыкнул стоящий рядом Борька Шиншин. – А то я с тобой, как-никак, на соседних кроватях сплю… - Там, может, записка какая-то есть? – Подскочила к столу Мальцева. – Надо посмотреть. - Смотри, - махнула я вперед рукой в стиле плакатов времен Красной армии. - А чего я-то? – Попятилась Кристина. - Ой, блин, ссыкло, - выперлась вперед, немного сшибив меня бедром Рыбина. – Это тебе что, бомба? Ну-ка, Политаева, кыш… - Я тебе сейчас как дам кыш… - Буркнула я, но пропустила замкомшу к столу. Кто его знает, может быть, в таких ситуациях это действительно ее полномочия? Рыбина потянулась к вазе, бережно подвинула ее ближе к краю, и стала осматривать букет. Народ замер словно в ожидании, а мне вдруг стало душно. - О, вот… - Настя выудила из недр зеленых веточек и разноцветного благоухания маленькую карточку бежевого цвета. Секунды две она всматривалась в этот несчастный кусочек бумаги, а затем побледнела, швырнула визитку на стол и выбежала из комнаты. - Вау, - хмыкнул Миша, - чего это она? Стоило слоновьим шагам Настюхи утихнуть в коридоре, как страшная догадка охватила меня. Я сделала робкий шаг к столу и взяла в руки карточку. В витой рамочке из лепестков и стебелечков четким компьютерным шрифтом в стиле письменного текста было выведено «Политаевой Л.» Я подняла глаза. Толпа смотрела на меня настороженно и в какой-то момент мне захотелось выбежать вслед за Рыбиной. Когда я решила, что отступать дальше некуда, дверь в комнату досуга неожиданно распахнулась и на пороге предстала Мамаева. - Та-ак, что тут у нас происходит? Политаева! - Цепкий взгляд выхватил меня из толпы. - Тебе родители для чего телефон купили? Твой тренер дозвониться тебе не может, а ты, кстати, заняла первое место на этих своих соревнованиях. Пополам с какой-то ещё участницей. Поздравляю. - Спасибо... - Пробормотала я, чувствуя, как выступивший на лбу пот начинает, судя по ощущениям, превращаться в лёд. - А что это тут у тебя? Букет? - Командира обошла стол с другой стороны и выхватила карточку у меня из рук. - "Политаева Л"... И от кого же это такой щедрый дар? - Я не знаю... - Я отпустила глаза в пол, потому что на губах расплывалась улыбка, а щеки охватывал румянец. Да, чёрт возьми, мне приятно, что кто-то дарит мне цветы. Пусть я не люблю всю эту флористику, но... Круто-то как, блин!.. - Не знаешь? Вот оно что… - Мамаева прищурилась. – Бери свою красоту и шагом марш за мной. Будем разбираться. Я взяла в руки букет и прижала его к себе. Прижала так нежно и осторожно, чтобы не поломать, не смять лепестки. Как называются эти цветы? Хризантемы?.. Гибискусы? Кажется, все же хризантемы. А вот это лилии, это я знаю. Ну, точно не ромашки и не розы, а больше я в цветочках как-то и не смыслю. Я прогуливала ботанику в шестом классе. *** - Сегодня тебе букет неизвестно кто принес, а завтра что? – Мамаева грозно шлялась из стороны в сторону вдоль своего строгого командирского стола, бросая на меня полные недовольства взгляды. И что ей опять не так? Скорее всего, это зависть, ей-то букеты дарят только по первым сентября, да и то не факт. - Но это просто подарок. – Я прижала букет еще крепче. Если она будет пытаться у меня конфисковать, я буду отбиваться руками и ногами, я буду кричать, да я даже готова быть исключенной, но только с букетиком. - А если завтра тебе захотят просто бомбу принести? - А я не виновата, что дежурный все это пропустил! – Я потянула носом восхитительный аромат и вновь подняла глаза на Наталью Георгиевну. – Можно, я пойду? - Пока ты не скажешь мне, что это за ботанические пособия у нас нарисовались, никуда ты не пойдешь. Я опустила глаза в пол и задумалась. Что мне сейчас отвечать? Состояние шока и окрыляющей эйфории спало, и я стала сама волноваться. Кто мог подарить мне такую красоту и, самое главное, в честь чего? Вариантов, собственно, немного. Это может быть какой-то мой тайный поклонник, но это настолько маловероятно, что даже не подлежит рассмотрению. Может быть, папа решил утешить дочку и сделал ей такой вот подарок? Тоже вряд ли, он бы сделал это ещё на выходных. Остаётся всего два варианта, один из которых - мой сосед по парте. Понятия не имею, откуда у Зимина деньги на такой букет, но как же мне хочется думать, что это он, потому что если не он, то... Стоп, а что, если какая-то несомненно лживая информация обо мне и об Орлове просочилась в ряды начальства? Блин, да достаточно одних доносов ревнивой задницы Рыбиной, чтобы была испорчена репутация ни в чем не повинного человека. Я не могу этого допустить. - Извините, пожалуйста, Наталья Георгиевна… - Дверь приоткрылась и на пороге возникла какая-то из тех девочек-студенток, что проходят практику у нас в школе. – Я уже закрываю списки на литературный конкурс, у вас… - Вы что, милочка, - рявкнула Мамай, - не видите, что я занята? Закройте дверь. - Подождите! – Выпалила я, когда испуганная насмерть девчонка хотела уже улететь отсюда на реактивной тяге. – Что за конкурс? Господи, да хоть конкурс купальников, сейчас бы отвлечь Мамая и всех остальных… - Конкурс стихов, - оживилась девчушка, - осталась всего пара мест! - Запишите меня, - бодро подскочила я на месте. – Лидия Политаева, ну взвод вы, я так поняла, знаете. - Хорошо, да, все знаю… - Студентка черкнула что-то в списке, затем подняла глаза на Мамаеву, охнула от увиденного, развернулась и просто свалила, оставив меня наедине с этим фашистом в юбке. - Вы закончили, Лидия Политаева? – С сухой издевкой спросила Мамай, сверля меня своими колючими, просто режущими глазами. – Не думайте, что мне можно зубы заговорить. Отвечайте на мой вопрос, и я не собираюсь его повторять. Я прикусила губу и скрестила два пальца за спиной. - Этот букет... В общем, это мне папа подарил. - Я подняла на Мамая самые честные в мире глаза. Хотя, думаю, лёгкая дрожь в голосе только прибавляла картине реалистичности. - Папа? - Приподняла бровь Мамай. - Ну да... - Я даже немного замялась. - Родной отец. Мы просто немного поссорились, и вот он, видимо... Извините, я не слишком хочу говорить об этом. - Папа, значит... - Командирша опустила глаза. - Конечно, конечно, можешь идти. - Есть. - Прижимая букет к груди одной рукой, я толкнула дверь и вышла в коридор. Господи, сама не знаю, но почему мне опять хочется плакать? Если этот букет - дело рук Орлова, то... То не надо делать такие дуратские предположения, он не мог этого сделать. Он, конечно, хорошо ко мне относится, но не настолько, чтобы после той ночной истории задаривать цветами. Я вернулась в комнату досуга и на глазах у молчащей публики поставила букет назад в вазу и унесла к себе в казарму. Целей будет, ей-Богу. Теперь дело за малым - разобраться во всей этой чертовой романтике. *** - Ну и что ты скажешь по этому поводу? – Размахивая мокрым полотенцем, в казарму зашла Мариша. Я уже сидела на постельке переодетая в пижаму и с мокрой головой. На коленях лежал учебник по истории, который был уже пятую минуту открыт на одной странице. Мне абсолютно ничего не лезло в голову, а взгляд каждую секунду волшебным образом перемещался с черно-белых строк сухого текста на эту волшебную цветочную красоту. - Что?.. – Я махнула головой, и пара мокрых прядей с размаху залепили мне по лицу и в глаза. Я ойкнула и закрыла лицо руками. - Романтика у тебя, я смотрю… - Маша села рядом и, подперев голову руками, взглянула на цветок. – Это тебе… он подарил? - Ну уж явно не она, - буркнула я и захлопнула учебник. – Я еще не докатилась, чтобы мне бабы цветы дарили. - Ну и не тридцатилетние мужики же… - Подруга приблизилась ко мне настолько, чтобы ее трагический шепот был слышен только нам двоим. - Тридцатилетнее? – Охнула я. – Ему же двадцать пять! - Ну вот ты и спалилась. – Машка с победным выражением лица закинула полотенце за спину. – Так это что, букет от… Орлова? Я опустила взгляд и уставилась в паркет. Блин, как же хочется, чтобы в моей жизни был человек, с которым все можно было бы обсудить, как-то поговорить по душам… Но нет, нельзя. Это слишком опасно в нашей… в моей ситуации. Да и я не уверена еще на все сто. - С чего ты взяла? Может, это мне Миша подарил. - Миша? – Чуть не рассмеялась подруга. – Я стояла рядом с ним тогда в досуге и видела его лицо. Это не он, можешь не выкручиваться. - С чего ты взяла, что я выкручиваюсь? – Кажется, я начинала потихоньку закипать, но даже не от злости, а от собственной беспомощности. – Мало ли кто мне мог подарить букет! - Просто если это от… от того, кого я имею в виду, - понизила голос Маша, - то это капец, Лид. Я подняла глаза на Машу, которая готова была, похоже, задушить меня собственным полотенцем от нетерпения. - Нет. – Голос мой звучал как-то так до странности отчуждено, как будто вся моя сущность противилась этой лжи. – Не от него. - А от кого?.. - Если тебе так хочется знать, - я поднялась с кровати, - и если всем остальным это так важно, то слушайте все! Девки замерли кто за чем: кто-то сушил волосы феном, но шустро выключил его, кто-то замер с полунамазанной кремом рожей, кто-то застыл в позе цапли в одной штанине пижамы. Я собралась с духом, и, чувствуя, как что-то внутри меня ползет вниз противным холодным комком, произнесла: - Это букет от моего отца. Он живет не со мной. Но он приезжает иногда. Вот, решил меня порадовать. За дополнительной информацией обращаться ко мне лично. Под гробовую тишину я развернулась к публике задом, резко сорвала с кровати покрывало, скинув при этом на пол многострадальный учебник истории, и плюхнулась с размаху на кровать. Странно, что она не рухнула подо мной, что было бы очень в тему, просто как по сценарию. - Лид, ты странная. – Сухо произнесла Салихова, глядя на меня из-под покровов своего одеяла с соседней койки. - Я в курсе, - буркнула я. – Спокойной ночи. - Пусть тебе приснятся букеты и моя аллергия, - фыркнула Мариша и отвернулась от меня. Ну и пожалуйста. Глава 20 На самом деле, нет ничего хуже, когда ни за окном, ни в комнате нет уюта. Нет тепла. Точнее, батареи-то топят, только толку от этого… Все равно внутри как-то пусто, как будто ветер гуляет по коридорам брошенного дома. - Tell me, please... Politaeva! Я охнула и подняла голову от учебника. Боже, раз уж моё имя так неприглядно звучит на английском, я никогда не поеду в англоговорящие страны. По крайней мере, пока не сменю фамилию. - Эээ... - Я пихнула в бок сидящую рядом Маришу, но та лишь растерянно пожала плечами. Ну как всегда. - А можно повторить вопрос? - In english, please! - Англичанка сделала пару шагов в мою сторону. Эй, женщина, не надо, стой. - Repeat the question, please. - Вот эта фраза - мой верх в английском, уже за это мне должны ставить пять. - Exercise three hundred and six! - Учительница, имя которой я никак не могу запомнить, закатила глаза, и, не услышав от меня ни слова в ответ (а потому, что я вообще не знала, что сказать), сдалась, и перешла на великий и могучий: - Лидия, скажи мне, ты какие предметы сдавать собираешься? - Я ещё не определилась, - ответила я и тут же с задней парты послышался голос Мальцовой: - Она у нас по точным наукам в основном. Физику вот очень любит. Боже, ну пошути ещё, я ж не слишком посмеялась. Не слишком крепко сжала кулаки. - Поклянись мне, что мой предмет ты сдавать не будешь. - Обещаю и клянусь! - Я даже хотела приложить руку к козырьку, но к пустой голове, как говорится... Англичанка, кажется, собиралась что-то добавить к своей пламенной речи, но тут в дверь постучали. Все взгляды тут же обратились в другую сторону, и я даже почувствовала некоторое облегчение. Всего на пару мгновений, пока открывалась дверь. Потому что стоило только створке со скрипом отвориться, как по моему телу пробежал сначала холодок, а потом настоящий жар. - Извините, Елена Павловна, я не надолго... Садитесь, садитесь... - Я сглотнула. Игорек, так внезапно появившийся в дверном проеме, махнул классу рукой, мол, можно не вставать, а я все стояла, как дура, и если бы Мариша не сдернула меня вниз... Ох, тяжко это - быть влюбленной коровой. Физик наклонился к англичанке и начал что-то есть показывать в каких-то листках, закрепленных на синей планшетке, а та... У меня аж глаза на лоб полезли. Она улыбалось ему своей, как ей казалось, милой улыбкой, хотя это было больше похоже на защемление лицевого нерва, переступала с ноги на ногу, гремя каблуками ("ах, посмотрите, какие у меня ноги!"), трясла своей головой, где лака было больше, чем волос… Наверное, пугающее у меня в этот момент было лицо, судя по тому, как отшатнулась от меня Салихова. - Какого. – Я глубоко вдохнула и сжала кулаки под партой. – Хрена. Она. Творит. - Лида, - испуганно схватила меня за плечо подруга, - Лида, тише. Они просто разговаривают, они же учителя, да… - Ты чего разговариваешь со мной, как с полоумной?! – Моим шепотом, будь он материален, можно было бы гранит резать. – Она с ним заигрывает?! - Ну даже если и так, - Маша еще крепче сжала мою руку, словно боялась, что я сейчас вырвусь и растерзаю англичанку. В общем-то, она была недалека от истины. – Пусть заигрывает, ну чего ты… Я стиснула зубы так крепко, что услышала, как молит о пощаде эмаль. Какого черта меня так трясет? Неужели все настолько плохо? Игорек говорил что-то, стараясь не замолкать и не поднимать глаз на эту фифу, к которой я теперь испытываю та-акую неприязнь, что просто ухх… Интересно, сколько ей лет? Да какая разница, грудь у нее все равно больше моей. И тут она протянула руку куда-то дальше грани моего терпения – так, что практически коснулась его плеча, и даже коснулась бы, если бы моя горячая кровь не вскипела настолько, что пар полностью затуманил мозг. Я резко поднялась, сама не знаю, зачем, но Мариша держала меня достаточно крепко, поэтому мне удалось только наклониться, буквально лечь на парту. Что-то пошло не так, и я поняла, что мощный деревянный стол, за которым сидели еще будущие пионеры и комсомольцы, резко накренился куда-то вперед. Я попыталась поймать его за дальний от меня край, но только усугубила ситуацию: в последний момент Мариша успела ойкнуть и отпустить мою руку, и вовремя, иначе бы она тоже упала. А так пострадали только мы вдвоем. Я и парта. Грохот был такой, как будто упал, по меньшей мере, большой адронный коллайдер, а не небольшая такая парта и не в меру нервная ученица сорока килограмм весу. Конечно же, на нас тут же обернулся весь класс, в том числе и эта сладкая парочка, которую совсем неплохо было бы сделать сладкой единичкой. Ох и глаза были у этой дамочки, да за один этот взгляд, полный ненависти и разочарования в силе собственного бюста, я готова уронить еще парочку парт. - Политаева, ты в своем уме? – Взвизгнула училка и кинулась ко мне, но я смотрела не на нее. Секунды две Орлов смотрел прямо мне в глаза, сверху вниз, так сказать, потому что я сидела на полу. Это были самые крутые две секунды за всю мою жизнь, ну если не за всю жизнь, то за этот день наверняка. - Лида, ты чего? – Он сделал пару шагов ко мне, но я резво подскочила и попыталась поставить парту на место. Маша браво дернула ее с другой стороны, и я смогла сесть назад. Внутри все клокотало. Лида, что ты творишь? Тебе мало позора? - Я тетрадку уронила. – Сухо ответила я. - Подняла? – Повел бровью физик. Я вздрогнула и, ничего не ответив, уставилась в окно. *** - Политаева, ты просто нечто… - Мариша откусила от здоровенного батончика с арахисом и сунула аппетитно обкушенный кусок мне в лицо. – Будешь? - Спасибо, нет. – Я отстранилась от подруги, и, обняв себя руками, стала у окна туалета возле раковины. – А почему это я нечто? - Ну хотя бы потому, что ты уронила стол перед своим возлюбленным, стол, понимаешь? – Подруга хихикнула и закашлялась. Так тебе и надо, чертова шутница. – Обычно девушки, когда хотят привлечь внимание кавалера, роняют… ну, там, носовой платок, розочку, ручку, на худой конец… Но не парту же, братан! - Ой, - поморщилась я, - в любви, как на войне… То есть при чем тут… Ай! Меня просто выбесила эта английская леди. Тварь. - Ну что же тут неясного, - вздохнула Маша. – Ладно, забудем. Ты мне вот что скажи: ты правда участвуешь в конкурсе стихов? - Откуда ты знаешь? – Удивилась я. - Ну я видела список на стенде… Просто знаешь, это такое мероприятие, которое принято согласовывать с учителем литературы, а я что-то не помню, чтобы Тимофеевна давала тебе добро.. - А если я сделала это без ее добра? – Хмыкнула я. - Ну тогда ты просто обязана не опозориться, а еще молиться за свою жизнь. Мариша уже вышла из уборной, а я все стояла спиной к окну, чувствуя, как разливается по телу какая-то дуратская слабость. А правда, зачем я записалась на этот конкурсец? Тоже мне, начинающий поэт нашёлся. Я пробовала писать стихи. Даже писала. Пару раз выставляла в интернете, высших похвал не получала, но в общем, неискушенной публике нравилось. Ой, да ладно, не так уж это и сложно - берешь какую-нибудь красивую и не слишком заумную фразу, подбираешь к ней рифму, а дальше все пойдёт как по маслу... Я надеюсь. *** В комнате досуга было до отвратительности тихо, и только тикание стрелок часов дико раздражало. Никогда не замечала, что этот допотопный механизм так трещит. Хотя неудивительно, обычно тут так шумно, что голоса своего не услышишь, а вот сейчас, в два ночи, тут абсолютно некому создавать звуковой фон. Я поджала под себя ноги, чтобы сидеть немного выше над столом, и уставилась в листок, на котором планировала наваять шедевр. Бедный листик был уже так исчеркан, изрисован и местами даже смят, что было абсолютно ясно - вдохновение нейдет. Дверь в комнату досуга была открыта всегда, поэтому я даже не заметила в муках творчества, как сзади меня материализовалась Салихова. Она долго, щурясь и зевая, вглядывалась в мой несчастный листок, после чего спросила, прикрывая рот рукой через каждое слово: - Ну как, получается? - А что, не видно? - Я хотела даже пнуть ногой стол снизу, но вспомнила, что сижу на коленках. - Ничерта не пишется... - Ну, это сложно, люди этому годами учатся... - Мариша отодвинулась соседний стул и привела рядом. Чёрт возьми, она что, не понимает, что нет злее человека, чем поэта без вдохновения, и не стоит трогать такую взрывоопасную субстанцию, если планируешь умереть только от старости? - Причём тут годами, Маш, - раздраженно поморщилась я. - Вот сейчас я просто тупо не знаю, о чем писать, и никакие года обучения мне тут не помогут. - Ну напиши про любовь... Хотя нет, не стоит, - спохватилась подруга, - напиши лучше про... - Про убийство. - Я зажала ручку в кулаке и прикрыв один глаз, картинно прицелилась. - Ой, ну что ты сразу... О, - подпрыгнула на месте Маришка, - напиши про этот свой... Ну где ты в детстве жила? Луга, поля, озёра... - Какие ещё поля? - Психанула я. - Выйду в поле, сяду срать, далеко меня видать? Нет, прости, поля - не мой конек. - Тебе помочь хотят, а ты ещё выпендриваешься, - поднялась со стула подруга. - Вот и сиди тут одна, и пиши, про что хочешь. - Спокойной ночи... - Буркнула я, не оглянувшись. Через час мучений я была готова понять всех тех поэтов, которые покончили жизнь самоубийством. Столько терзаний ради пары строф - непосильный груз для любой нервной системы. В какой-то момент мне показалось, что у меня выходит что-то годное, но уже через пару секунд листик полетел в корзину для мусора для воссоединения со своими предшественниками. Потом я решила начать просто записывать красивые фразы, а потом прочесть их, и авось на какой-то из них меня зацепит вдохновение, но и тут был полнейший крах. Неужели я всегда так убого разговариваю? Простите меня все, кто вслушивался в мой бред. И только тогда, когда я утратила уже всякую веру в Эвтерпу и иже с нею, в моей голове родилась строчка. Это была даже не первая строчка, если уж на то пошло, а последняя, и писать мне пришлось... снизу вверх. Ну и ладно, уж как-нибудь... Результат моих стараний меня впечатлил не особо. Можно даже сказать, что вообще не впечатлил. Но, в конце концов, это конкурс начинающих поэтов, а я даже не начинающий, я так, просто... Хотя как говорил один человек, у меня ничего не бывает просто. *** - Ну покажи, ну мне же интересно, - ныла идущая за мной по коридору Марианна. - Что ты, блин, за подруга такая, а... - Сама в шоке... - Я спустила сумку с плеча и достала из внутреннего кармана бальзам для губ. - Маш, это не стихи, а жалкая пародия. - И ты хочешь сказать, что собралась читать перед всем, блин, залом, жалкую пародию? Я застала на месте. Читать перед всем залом? Что?! - Нужно читать? - Ну можешь спеть, - хихикнула подруга, по всей видимости, очень довольная моей реакцией. - Ну а как иначе жюри и слушатели смогут оценить твоё произведение? - Ну... - Я даже растерялась. - Я думала, написала на красивом листике, сдала, потом результаты... Ну, как олимпиада, короче. - Ну это же не олимпиада. - Логично, однако, даже не поспоришь. - Я не буду читать. - Я остановилась возле подоконника и достала из сумки аккуратный беловик с моим «шедевром». - Я сейчас это порву. - Я тебе порву! - Мариша резко перехватила мою руку. - Выйдешь, прочтешь, уйдешь, - все! А то как парты там ронять или подруге дерзить, это тебе не страшно, а тут на тебе... - А кто сказал, что мне страшно? - я почувствовала во рту соленый привкус крови и перестала кусать губу. - Просто не люблю публику. И выступления. И себя на сцене тоже не люблю. - Ой, хватит прибедняться, - хлопнула меня по плечу Мариша. Я уже собиралась ответить ей столь же нежным дружеским хлопком, но она вовремя увернулась и скрылась с глаз моих долой. Ее счастье. Ненавижу выступать перед публикой. Когда я была маленькой, я часто представляла себе, что стану знаменитой певицей, буду петь на сцене, а толпы восторженных зрителей будут сканировать мне и ломиться за автографами. Как же жестоко были разрушены мои мечты, когда в пятом классе меня заставили произнести коротенькую, на три минуты, речь перед залом. Стоя на сцене, глядя на всех этих детей и родителей, которые пришли, кажется, просто поглазеть на мой позор, я молчала. Молчала и не сказала от страха ни слова, и готова была уже упасть в обморок прямо здесь, но меня вовремя ввела со сцены классная. С тех пор я дала себе зарок, что больше я на подмостки - ни-ни. И тут на тебе. А с другой стороны... Почему бы и нет? Да, бывают неудачные опыты, но времена меняются, и я тоже должна меняться. Нет, я, конечно, полноправная женщина и никому ничего не должна, кроме десяти рублей за буфет Дьяковой, но все же. Попробуем, Лидка, что нам терять? В актовом зале было совсем не так много народу, пожалуй, взвода два, максимум три по количеству человек. Я в который раз ощупала волосы, одернула юбку, подкрасила губы, пощипала себя за щеки... Так, Лида, не мандражируй, мы справимся, мы сможем. В первых рядах сидели жюри и конкурсанты, и, глядя на то, как непринужденно читают некоторые со сцены свои опусы, я окончательно успокоилась. А что, можно подумать, вот эта рыжая фифа с танкообразной задницей смогла, а я не смогу? Ха. - А теперь зачитать свое стихотворение приглашается Лидия Политаева, седьмой курс! Поприветствуем! – Ведущий сделал пару вялых хлопков, но по его лицу было видно, как же ему на все это плевать. Сдернули человека с уроков, более того – с досуга, заставили тут имена и фамилии зачитывать… Кто же обрадуется. И тут началась паника. Стоило мне только встать и пойти к сцене, как тысяча и одна мысль обрушились на меня: а вдруг у меня юбка задралась? А вдруг я сейчас споткнусь и упаду? А вдруг я зацеплюсь за собранный с краю сцены занавес? А вдруг я забуду свое собственное стихотворение? А-а-а! Ноги буквально сами вынесли меня по малюсеньким ступенечкам на центр сцены. Так, теперь главное не забиваться вглубь сцены, не смотреть в пол, читать громко и выразительно… Хотя нет, лучше просто громко. - Мое стихотворение… - Господи, сколько же тут народу, из зала они выглядели куда менее устрашающе! – Посвящено… просто жизни. Боже, Лида, зачем ты вообще это говоришь? Зачем ты опять несешь какую-то ересь? Надо просто прочесть, спрятавшись в анабиоз собственного страха, а потом слезть со сцены и с чистой душой дрожать от стыда уже в зале. Ну, вперед. - Ничто не повторится, никогда. Все будет лишь единожды навеки. И эти спящие в потемках города, И эти океаны, эти реки… И глаз родных внезапное сверканье, И эта голубая глубина, И осени прощальное дыханье, Что никогда не ощущается сполна. Минуты жизни вдаль бегут годами, Их накрывает пылью суета… Живите этими волшебными часами, Ничто не повторится, никогда. Я стояла и ждала. На какое-то мгновение мне показалось, что я слышу звон тишины, и что сейчас эта тишина разрушится и обрушится на меня гвалтом и криками, свистами, тухлыми помидорами… Но вот послышался один хлопок, второй, затем уже вполне стандартные аплодисменты немного заскучавшей публики. Ну слава Богу. Легонько поклонившись публике, я сделала шаг в сторону и поползла со сцены. Скорее бы добраться до моего стульчика в первом ряду, сесть, и слушать с невозмутимым видом других. Теперь я имею полное право на невозмутимый вид. Да что там, я просто чертовски горда собой – мало того, что я сама написала стихотворение, так я его сама и прочла, и даже ни разу не запнулась, не устроила истерику, не упала в обморок на сцене… А уж о том, что мой опус был на самом деле каким-то напыщенным, можно и забыть. Не боги горшки обжигали, да. После меня вышло еще двое юных поэтов, один из которых зачитал нечто о природе и космосе, показавшееся мне смутно знакомым, вторая участница, девочка лет одиннадцати, вызвала у меня самые громкие аплодисменты просто потому, что она запнулась раз пять и мне стало ее жалко. Некоторые сидящие в зале и члены жюри то и дело поворачивались ко мне, словно желая узнать, тут я еще или решила испариться, чтобы не слышать слов позора в свой адрес. Индейская национальная изба, как говорится, никуда я теперь не уйду. Что-то я, кстати, не вижу кубков, медалей… Чем будут награждать солнца будущей поэзии? Шоколадками? - Ну что же, дорогие зрители, - ведущий, по всей видимости, принял для бодрости, - члены жюри долго и тщательно совещались и вынесли вердикт… Вердикт? Блин, хорошо хоть не приговор. - Все работы, несомненно, достойны оваций и первого места, поэтому победители у нас сегодня все! Грамотой за активное участие и творческий подход награждается Лоренкова Мария… Я уже не слушала этого задорного паренька, а лишь смотрела, как баран, в стену. Все победили? Серьезно? Ало, народ, вам по сколько лет? Может, еще встанем в круг, возьмемся за руки и объявим, что победила дружба? А с другой стороны, Лида, вот объявили бы сейчас тебе восьмое место, было бы лучше? Ладно, мне уже даже не так важно, насколько крут был мой шедевр, важно то, что я смогла перебороть себя, как ни банально это звучит. Сжимая в руке светло-синюю лощеную бумажку, которая именовалась «грамотой», я направилась к выходу. Сейчас бы в буфет, а то есть хочется так, что просто не есть, а жрать. Аж в желудке сосет. Стоило мне выйти из зала в коридор, разделенный колоннами на две части, вроде как для входа и выхода, как у меня в животе не то что засосало, а просто свернулось все. У одной из колонн, самым фотогеничным образом прислонившись к ней, стоял Игорь Семенович. Я даже немного запнулась об какую-то девчушку, так внезапно было это появление. Все это время мы практически не виделись. На единственный урок физики, который у нас был за это время, я попала в наряд, а завидев Орлова где-нибудь в коридоре шустро ретировалась. Не знаю, почему, но передо мной словно выросла какая-то стена, и даже всемогущие законы физики не могли её нарушить. Интересно, что он тут делает? Может, он ждёт свою великолепную англичанку? Я сделала шаг в сторону, подальше от этой опасной колонны, затем ещё шаг, ещё... - Девушка, смотрите, куда идете! - Возмутились какая-то пышнотелая тетенька, видимо, мамаша кого-то из участников. Неужели через такой слой жира можно почувствовать, как в тебя врезается такая козявка, как я? И вообще, она не могла потише возмущаться? Быстро развернувшись, я кинулась к дальней стене, чтобы уйти, наконец-то отсюда, но было поздно. Орлов заметил меня и направился прямо ко мне. О Боже. О-ой, а можно в меня сейчас кто-нибудь врежется? Килограмм так под сотню кто-нибудь. Можно сразу несколько человек. - Лида, - как же давно я не слышала этого голоса, бли-ин... - Ну что, тебя можно поздравить? - С чем? - Голос у меня, как оказалось, пропал, и мне пришлось зайтись в приступе чахоточного кашля и повторить вопрос: - С чем поздравить? Игорек улыбнулся этой своей фирменной улыбкой, у которой был диапазон от «я в восторге» до «я сейчас кину в тебя метроном». Спокойно, Лида, у него руки пустые... А я хотя бы умею бегать. - Ну как же... С первым местом! - И он протянул мне руку. Интересно, если я сейчас отвечу на этот жест, я смогу когда-нибудь рассказывать внукам, что мы с ним «держались за руки»? Внимая какую-то дуратскую и совершенно неуместную улыбку, я подала ему руку в ответ. Быстренько так, пока пот не выступил. - Тут у всех первые места, - хмыкнула я. - Твоё стихотворение в любом случае его достойно. Стоп. Он что, слышал мой бред? Жизнь, ну за что? - Вы слышали?.. - совсем растерялась я. - Конечно. - Да хватит улыбаться, мне и так нелегко! - Я даже не думал, что ты так пишешь… Довольно глубокая мысль для твоего возраста. М-да. И как мне на это реагировать? Это вообще был комплимент или камень в огород? Такой небольшой камушек весом в мои шестнадцать лет. - Спасибо, коль не шутите, - я старалась не опускать глаза в пол, но получалось не очень. Очень не. – Игорь Семенович, можно я вам задам один вопрос? Я опять переломила себя (второй раз за день, ага!) и подняла взгляд на Орлова. После этих моих слов у него даже губы побледнели. Испугался, неужто? - Ну… Задавай, постараюсь ответить. Да уж, постарайся, пожалуйста. - Это вы принесли букет? – Я уставилась ему прямо в глаза. Это довольно опасно, учитывая, как на меня влияет одно только выражение его лица… Но надо идти до конца. - Какой букет? – Быстро ответил он, глядя на меня в ответ. Черт, я никогда не умела играть в гляделки. - Никакой… Извините. – Чувствуя себя так, словно я по своей воле сиганула в прорубь голышом на глазах у всей гимназии, я развернулась и бросилась к выходу. - Да, я. Знаете такое ощущение, когда во сне как будто резко падаешь откуда-то? Вот примерно так я себя ощутила после этих его слов. Хорошо хоть не упала, только водой как будто окатили. Я замерла на месте, а затем медленно повернулась. Наверное, если бы мое лицо сейчас сняли крупным планом и запостили где-нибудь на сайте благотворительности, то сразу собрали бы на питание всем голодающим детям Африки. А он смотрел на меня так серьезно и спокойно, что в этом взгляде можно было просто спрятаться от атомной войны, да даже от Мамаевского крика и всей моей семейки с ее закидонами. Наверное, так и бывает в счастливой семейной жизни – прячешься ото всех проблем в любви… Блин, Лида, ты совсем уже или да? - Тебе не понравился букет? - Нет, он, конечно, очень красивый, но… - Я запнулась и сжала руке грамоту так, что смяла край. – Зачем? Теперь настала его очередь опустить глаза. Тут я поняла, что мы стоим посреди коридора, пусть за колонной, но блин, на нас все равно наверняка сейчас смотрит какая-нибудь тварь вроде Рыбиной. Но я даже не могла оглядеться по сторонам. Этот визуальный контакт, или как это назвать, был таким хрупким… И таким нереально кайфовым. - Я хотел извиниться. – Вот это поворот. – Я поступил как… очень плохо поступил, когда выгнал тебя ночью тогда. - Что-о?! – Чуть не задохнулась я. – Меня никто не выгонял, никогда! Я ушла сама. Абсолютно сама. - Но я позволил тебе это сделать, а порядочные люди так не поступают! – Господи, когда он повышает голос, это выглядит просто шикарно. И на слух как музыка. - Тише вы! – Шикнула я. – Просто столько всяких разговоров из-за этих цветов было… Но все равно, они красивые. Боже, что я несу. - Но ты простила?.. – Он попытался заглянуть мне в глаза, но я уже не могла на это решиться. Обстановка становилась слишком… горячей. - За что? – Я передернула плечами. – Я просто сделала так, как хотела. Я всегда делаю так, как хочу. - Так нельзя, - тихо произнес Игорь. – Не все на свете… - Делается по моему «хочу», я помню. – Перебивать нехорошо, да, но я сегодня слишком долго была правильной. Могу и побунтовать. – Вы не заморачивайтесь на этот счет. Это же я. У меня все всегда непросто. Он продолжал смотреть на меня, причем как-то так, как смотрят интересный фильм: внимательно, вдумчиво, но как-то… оценочно, что ли. Как будто размышлял, что еще сказать мне такого, чтобы повергнуть меня в крайнюю степень волнения. Я не стала ждать, пока он догадается, и, круто развернувшись, быстрым шагом направилась к лестнице. *** - И о чем вы говорили? – Не успела я закрыть за собой дверь в бытовку и уютно устроиться на подоконнике, как мое спокойствие нарушила вездесущая Мариша. Вездессущая. - Кто «мы»? – Я вдела нитку в иголку и расправила рубашку на колени. – Маш, посмотри, нитки подходят? - Подходят, подходят… Порвала что ли? - Шов распоролся. – Я ткнула иглой в ткань так резко, что попала в свое же колено. Молодец, Лида, все в лучших традициях. Сейчас еще от крови отстирываться придется. - Ты с Игорем стояла возле зала. – Мариша плюхнулась на другой конец подоконника и уставилась на меня. - Маш, - я сделала один стежок и оглядела результат своей работы. – Тебя не учили, что лезть в чужие дела – плохо? Особенно если у хозяев этих дел в руках колюще-режущее предметы? - Ну мне просто интересно. Ладно, - подруга соскочила с подоконника и с обиженным видом двинулась к выходу. – Все понятно. Мариша порылась в ящике с ножницами, отрезала от футболки какую-то торчащую нитку и уже собиралась уходить, когда я, сама не знаю почему, произнесла голосом блаженной дурочки: - А он мне руку пожал… - Что? – Живенько развернулась к лесу передом Марианна. - Руку, - я подняла вверх правую ладонь. – Вот тебе пожимал руку учитель физики? Не-ет. А мне да-а… - Ты еще скажи, что мыть эту руку не будешь, - глядя на меня, как на полоумную, хмыкнула подруга. - А еще поздравил меня с первым местом и сказал, что для моего возраста у меня глубокие мысли. – Я сделала последний стежок и затянула узелок. – Вот так-то. - Ну, у тебя действительно неплохо вышло, прямо как у настоящего поэта… Я отрезала нитку, спрыгнула с подоконника, с размаху закинула ножницы в деревянный стакан, и, уже держась за ручку двери, повернулась к Марише: - А еще… Еще он подарил мне букет! Вот этот букет! Он! Мне! – Меня разобрал дикий, какой-то истеричный смех, и расхохотавшись очумевшей Салиховой в лицо, я чуть ли не с ноги открыла дверь и вылетела в коридор. Я бежала, подпрыгивая на ходу, наверное, на целый метр вверх, размахивая несчастной блузкой, и только возле двери в медкорпус поняла, что мне в другую сторону. Фыркнув, я развернулась в прыжке, поскользнулась, и ощутив резкую боль в ноге, упала на пол. Этот удар, как падение с небес на землю, подействовал на меня отрезвляюще. Под потолком горели лампы, местами протертый линолеум блестел под их тусклым светом. Из окна, которое было сейчас прямо надо мной, безжалостно дуло. И ни души… - Лида, - в который раз за последнее время спросила я себя, - ну какого черта ты делаешь?.. Глава 21 Нужно было пробежать стометровку. Вообще-то, я неплохо бегаю, но сейчас мне почему-то казалось, что это будет совсем не так легко. Может, потому, что я от чего-то была босиком. Линия старта. Минина с другого конца стометровки стоит с поднятой рукой. Как опустит - надо бежать. Но почему-то она стоит и стоит на месте, не двигаясь, пока кто-то сзади не говорит мне, что это манекен и уже давно пора бежать. Я срываюсь с места и бегу. Сто метров - не так уж много, но уже на половине дистанции начинается какая-то ерунда. Сначала мне приходится бежать в горку, которая потом становится такой крутой, что надо цепляться руками за землю, чтобы не покатиться вниз; потом я вбегаю в зимний лес, и голые ноги адски вязнут в снегу, потом начинается какая-то речка, которую я то переходу вброд, то переплываю... Может, я заблудилась? Я стою посреди просторного поля, где-то с самого его краю проходит шоссе. Надо мной - провода электросетей, а вокруг - бескрайняя степь. Ноги задевает что-то мягкое. Я усаживаюсь на землю и беру в руки мягкую кисть светло-палевого цвета. Да это же ковыль... Кажется, я знаю, где я. Я дома. Мне так не хотелось просыпаться и возвращаться из этого южного степного простора назад в эту серость. Но ничего не поделаешь, пришлось разлепить веки, скованные сладким сном, потянуться так, что в ушах зазвенело... На глазах почему-то были слёзы. Мамы на кухне опять не было, только Женя сидел в уголке (на моём, между прочим, любимом месте) и трескал яичницу. Интересно, он сам себе её жарил? Судя по грязной сковородке на плите, да. - Доброе утро, - оторвавшись от планшета, кивнул мне отчим. Я в ответ буркнула что-то не слишком членораздельное и поплелась к холодильнику. Мама у нас стационарно сидит дома, поэтому холодильник всегда забит до отказа. На верхних полках расположились всякие борщи, холодцы, котлеты, в общем, все то, чем питаются мама с Женей. Моя еда поскромнее, стоит пониже, но из-за того, что дома я теперь только по выходным, мои депозиты заметно оскудели. Вот сейчас у меня нет даже сока, моего любимого апельсинового сока... Да что там сок, даже минералка кончилась. Хотя я помню, что ещё вчера, во время очередного заезда по супермаркетам, я сложила в тележку бутылки две точно. - Тебе кошмары что ли снились? - Спросил Женечка, наблюдая, как я пытаюсь вытащить из дальнего угла холодильника что-то, похожее по очертаниям на бутылку воды. - Всю ночь то стонала, то ворочалась, через стенку слышно было. - Ну почему сразу... Чёрт... - Дуратская бутылка на суперреактивной скорости вылетела прямо мне в лицо. - Почему кошмары? Может, мне снилась жаркая ночь с шикарным кавалером? Бедный отчим аж подавился, да так музыкально, что я бы даже записала это на диктофон. Чувствуя себя полной заразой, но довольной и удовлетворённой заразой, я покинула кухню, обнимая бутылку с водой. Дойти до комнаты мне не удалось - прямо навстречу мне из спальни вышла мама. Честное слово, я не понимаю, как можно по утрам, только встав с кровати, выглядеть так свежо? Хотя если бы у меня был муж я бы тоже за собой следила, может быть даже и круче. Да я и сейчас готова следить, если на чистоту... - Лидочек, ты уже встала? - Ого, какие мы добрые. - Ты собралась завтракать водой? - Ну... - Я подняла своё дитятко до уровня собственных глаз. - Пожалуй, да. Чем еще-то? - Да уж найдём что-нибудь, пойдём. - Я подала плечами и покорно двинулась вслед за мамой. Оказывается, на полке над столом были ещё шоколадные хлопья, которые я на самом деле не люблю, но сегодня я почему-то решила не вступать в пререкания. Хватит уже и прокашлявшегося Женька. - Уже весна вовсю идёт, а у тебя и одежды нормальной нет, - нарушила молчание мама. - Сегодня поедем в центр, я не могу смотреть на эти твои жуткие кроссовки. - Нормальные кроссовки, - буркнула я, дожевывая шоколадно-молочный комок. - И потом, мам, ну ты посмотри в окно: тут же не весна, а просто месиво. Сюда только костюм пожарника есть смысл покупать. Был уже конец марта, но погода все равно была отвратная, настолько отвратная, что нас даже на физподготовке не выгоняли на улицу. Днём таяло и намокало все, что только могло таять и намокать, а за ночь опять промерзало до ледяной корки. Каждые сутки этот нехитрый алгоритм повторялся с завидным упорством, и меня это уже начинало порядком доставать. Я, чёрт возьми, пока что ещё девушка, я хочу платья поносить, юбки, да и по кедам уже соскучилась! А тут одна сплошная грязь во всех агрегатных состояниях. - В любом случае, нам надо в центр. - Мама достала из цветной коробки свои витамины для беременных и запила таблетку водой. - Нужно купить кое-чего в поездку. Я молча отвернулась и уставилась в стол. В поездку. Ещё одно приятное напоминание, блин. Ещё полмесяца назад мамочка образовала меня шикарной новостью: мы едем в Филадельфию. Ну не едем, летим, но не суть. Сказать, что я была ошарашена - все равно что просто промолчать. Мало того, что седьмой месяц беременности не слишком подходящее время для путешествий, так ещё и Филадельфия... Что там делать? Фоткаться с колоколом свободы? Я сказала сразу, что у меня учеба, что я никуда не поеду, и, как ни странно, особого сопротивления не встретила. Собственно говоря, они уедут всего на неделю, так что самое большее, что мне светит - один или два выходных в одиночестве. Горе-то какое, хоть пой, хоть пляши. И все равно я не понимаю этого рвения куда-то лететь. Самолёт, аэропорты, вся эта современная далеко не безопасная обстановка... Да неужели нельзя куда-то в более безопасное место отправиться? К папе, например. Не знаю, что я буду делать одна все выходные, кроме того, что буду все время со страхом проверять мировые новости и сводки авиалиний. *** - Так вы уже сейчас вылетаете? Ало! - В трубке что-то адски шуршало и ворчало, слышимость была просто ужасная. - Мам! - Да, Лида, да! Мы... Рейс... Минут... Ты будешь дома... - Что? - Я дернула плечом, отмахиваясь от тормошащей меня сбоку Салиховой. - Связь прерывается!.. - Все хорошо, говорю! - Внезапно у связистов как будто совесть взыграла, и мамин крик ударил мне в ухо так, что пришлось отшатнуться. - Вылетаем скоро! Ты, когда дома одна будешь, не забывай на пульт ставить! Там автоматически... Да сейчас, сейчас... Там автоматически ставится, но ты все равно смотри! Все, пока, у нас сейчас контроль! - Удачи... - Только и успела вымолвить я, перед тем как из трубки запищали гудки. Стоящая над моей душой и телом Мариша продолжала от меня чего-то хотеть. А-а-а! - Маш! - Сердито повернулась я к подруге. - Ты что, не видишь, что я по телефону говорю?! - Вижу, - Марианна, похоже, не капли не смутилась. - Просто у нас сейчас досуг и... Короче, Миша там хочет что-то обсудить. - Твою дивизию! - Я еле удержалась, чтобы не выругаться более витиевато. - И ты из-за того, что Миша чего-то там хочет, не давала мне нормально с мамой поговорить? Между прочим, они вот сейчас улетают за границу, но это же такая фигня по сравнению с тем, что Миша чего-то хочет! - Ну я не знала, Лид, и вообще... - Подруга отошла от меня на метр, и я поняла, что сейчас прозвучит очередная мегасмешная шуточка. - Будешь такая злая, Игорек на тебе никогда не женится! Сначала я хотела отблагодарить Машку за её юмор, но потом лишь фыркнула и отвернулась. Вот ещё чего не хватало - бегать тут за всякими. Лучше просто не обращать внимания, и этот юморок, быть может, иссякнет сам собой. На самом деле, я не делаю и не говорю ничего такого, что могло бы спровоцировать эти шутки. Я по прежнему хорошо учу физику, сижу на первой парте, исправно отвечаю у доски...Точно так же я веду себя на куче других предметов, просто никто же не знает, что в эти сорок минут творится у меня внутри. После того случая с букетом и беседы возле колоннады прошло уже чуть ли не два месяца. Игорь общается со мной ровно так же, как и раньше, но почему-то каждое сказанное им слово, даже если он просто просит начертить график или дополняет мне условие задачи, заставляет меня вздрогнуть. Сначала я прямо-таки вздрагивала, но это было слишком явно, и пришлось научиться держать себя в руках. Хотелось бы мне думать, что моё появление и мои слова тоже заставляют вас встряхнуться, Игорь Семенович. Я подошла к окну и выглянула наружу. Было все ещё холодно, но первые курильщики уже начали потихоньку выползать за мусорные баки, а это - верный признак потепления. Эх, вот будут выходные, надену я свое новое пальто, сапожки лёгкие, и пойду вся такая красивая по городу. Как мало надо бабе для счастья, а. Ещё бы рядом кавалера... - Лид, - услышала я голос Салиховой из коридора. - Ну иди сюда. Я захлопнула окно так, что аж стёкла звякнули, мило улыбнулась и отправилась вслед за подругой в комнату досуга. Если сейчас окажется, что Мишина причина не достаточно важна, чтобы оторвать меня от созерцания местной природы, я даже не посмотрю, что земля ещё малость мерзлая. - Я просто вот что предлагаю... О, ну наконец-то! - Поднял голову Зимин при виде меня. - Ни тебе здрасте, ни тебе ковровой дорожки... - Я плюхнулась на диван рядом с каким-то парнем из параллельного, и тут поняла, что это Маришкин Леха. Так-с... - Ну и что за срочные дела? - Да дела её срочные, просто мы решили, - Леша оглянулся, на месте ли его... Девушка? Возлюбленная? Подруга? И продолжил: - ...сходить куда-нибудь вчетвером. - Куда? - Без особого энтузиазма отозвалась я. - Ну, можно в кино... - Начал было Миша. - А можно в филармонию или на концерт казачьего хора, - закатила глаза я. - Если уж свои родные выходные мы хотим потратить на отдых, то это реально должен быть отдых... - Ну ты предлагаешь сидеть дома и жрать пиццу? - Усмехнулась Мариша. - Кстати, - неожиданно оживилась я. - У меня родаки за границей, можем просто посидеть у меня и на славу поесть. Все с меня, как с хозяйки. Компания задумчиво переглянулась. - Ребят, вы не обижайтесь, - вздохнула я, - но я хочу посидеть дома. Если вы хотите посидеть со мной - вперед, не хотите - идите втроём. - А смысл дома сидеть? Погода вон какая хорошая! - Попытался было возмутиться Миша, но я тут же его перебила: - Если ты хочешь гулять, то мне достанется больше еды. Да и какая погода, Господи, такая же, как и всегда. - А мне идея нравится, - Леша сделал какой-то странный жест в сторону Маши, нечто вроде дружеского объятия, но та живенько смахнула его руку ребром ладони. - Пожрать никогда не помешает. Я миленько улыбнулась и потянулась за каким-то журнальчиком, лежавшем на столе, давая понять, что разговор окончен. Эх, сложно это - быть частью компании. За эти месяцы они как-то все сплотились, вся эта весёлая троица, а я, видимо, шла как приложение к Марише. Или к Мише, чёрт его знает. Мы ходили вчетвером в кино, в парк, вместе тусовались на переменах, и почему-то считалось, что мне с ними тоже весело и здорово. Нет. Абсолютно комфортно я чувствую себя только в одиночестве... Хотя и это не совсем верно. Есть один человек, один образ которого перед моими закрытыми глазами вызывает спокойствие и необыкновенное блаженство души, но ясное дело, что гулять и тусить с ним у меня возможности нет. А больше ничье общество, кроме своего собственного, мне не подходит. Но стоит мне оказаться наедине с собой, как моё внутреннее я начинает задавать так много сложных, не лишних, а именно сложных вопросов, так много открывает болезненных тем... Изображая душу компании, я убегаю от самой себя, но ведь когда-нибудь мне придётся остановиться... Даже думать об этом страшно. - Лид, в буфет пойдешь? - Ткнул меня в плечо Миша. - Нет, не хочу. - Я откинулась головой на спинку дивана и закрыла глаза в знак неимоверной усталости. Надеюсь, у нашего мальчика хватит ума понять, что я никуда не хочу идти. А с ним тем более. Так уж вышло, что Леша и Маришка вроде как пара, и нас с Мишей тоже усиленно пытаются посватать. К чести моего псевдокавалера могу сказать, что он гораздо раньше, чем Салихова, уяснил, что быть моим женихом – гиблое дело. Мы нормально общаемся, но мне все равно не нравится, когда он предпринимает какие-то попытки побыть со мной наедине. Не потому, что он мне так противен, а потому, что придётся поддерживать беседу, отвечать на вопросы, задавать их самой… Совершенно нет на это сил и желания. Я уже даже жалею, что позвала всю эту веселую компанию к себе домой. Но не скажешь же теперь «ребят, я тут подумала и решила, что нафиг вы мне не нужны». Ладно, все, что меня не убьет, сделает меня сильнее. *** - Серьезно?! На улицу? – Ныла идущая позади меня Рыбина. – Там же грязно… - Не грязнее, чем… Ладно, лучше промолчу. – Прошептала я на ухо Марише. - Надо же, Лида научилась молчать… - Закатила глаза подруга. Мы вышли из спортзала через заднюю дверь и под неусыпным взором Мининой спускались на площадку. Солнце грело уже неплохо, но если бы у нас не было тёплой формы, я бы ни за что никуда не вылезла. - Выходим на стадион и строимся! - Рявкнула Мина откуда-то сзади. Наверное, ей стоило бы дать в руки кнут, чтобы она шла и погоняла нас, как стадо коров. - Блин! - Взвизгнула Мариша, выпрыгивая на одной ноге из лужи. - Теперь ноги будут мокрые!.. - Не брызгай на меня! - Я отскочила в сторону. - Нам сейчас, похоже, кросс бежать... - Как я побегу с мокрой ногой? - Начала ныть подруга. - Не знаю, намочи вторую, чтоб как-то баланс был... - Я прищурилась и взглянула на небо. Оно было абсолютно чистым, солнце играло в лужах, и казалось даже, что пришло настоящее тепло, но стоило выйти на улицу и вдохнуть полной грудью... Кругом обман. - Почему это ты встала раньше меня? - Возникла перед моим носом Рыбиха. - Я выше тебя, алло. - Детский сад... - Я снисходительно улыбнулась и прошла в самый конец строя. Стоявшая до этого последней коротышка Самсонова удивленно взглянула на меня, но ничего не сказала. В последнее время занятия по физподготовке стали для меня чем-то вроде развлечения. Немного садистского, немного странного, но развлечения. Особенно когда вокруг лужи, грязь, солнце светит прямо в глаза, не пробежка, а сплошной экстрим. - Так, а теперь отходим в стороночку, сейчас буду вызывать по списку… Политаева! - Да?! – Я выскочила из бегущей толпы так резко, что едва не поскользнулась на грязи. - Тебе в рифму ответить? – Крикнула в ответ Минина, чем вызвала смех бегущей толпы. – На КПП к тебе пришли. Я удивленно выпучила глаза. - Что ты так смотришь? Иди быстрее, одна нога здесь, вторая уже кросс бежит! – Махнула рукой Мина. - Кто ко мне пришел? – Никак не могла сообразить я. - А я тебе что, твой личный секретарь? Лида, пожалей мои нервы и свои ноги, дуй быстрее!.. - Есть… - Я перепрыгнула лужу с грязью и побежала вниз по крутой асфальтовой дорожке. Что-то мне неспокойно… А вдруг сейчас на КПП стоит какой-нибудь Женин зам, и мне сейчас скажут, что самолет… Ой, Господи, нет, не надо, не надо думать о таких вещах. Уже на подходе к спортзалу я поняла, что быстрее добежала бы до главного входа, чем сейчас идти через всю школу. А у меня еще и кроссовки все в грязи, и волосы растрепались, и рожа наверняка красная, как помидор. Все то время, пока я поднималась по лестнице к КПП, у меня дрожали руки, а сердце стучало в бешеном ритме. Вот так же хорошо день начался, чёрт возьми, так нет же... Диваны на КПП пустовали, и сначала я даже подумала, что это чей-то розыгрыш, и тут сзади меня окликнули: - Лида!.. Я обернулась и растерянно сделала пару шагов к лестнице, возле которой стоял папа. В голове закрутились тысяча странных мыслей, одна другой глупее. Вот так встреча. - Пап... - Я подошла поближе. - А ты чего? Что-то случилось? - Да нет, я просто заехал проведать тебя. Пойдём, может, сядем? - Он махнул рукой в сторону диванчиков в зале ожидания. Я подала плечами и направилась к самому ближнему. Интересно, а почему нельзя было сразу меня там ждать? Или он так боялся меня упустить, что караулил возле лестницы? - Я тут узнал, что Женя с мамой твоей решили проветриться... - Произнёс он, присев на край дивана и поднял на меня глаза. Я кивнула, пытаясь скрыть удивление. Женя с твоей мамой... То есть для него мой отчим на первом месте как бы, а бывшая жена уже потом? Ничего не понимаю. - Я тут подумал и решил... Ты не хочешь это время пожить у меня? У меня перехватило дыхание и засосало под ложечкой. Что это значит?.. - У тебя?.. - Видимо, по моим глазам было слишком просто прочесть мои мысли, потому что папа тут же прервал меня: - В смысле тут, в этом городе... Ну как ты будешь одна дома? - Ну вообще-то... - Господи, Лида, не разревись только прямо тут. - Я уже договорилась с друзьями на выходных встретиться... Да и одна я буду только день, максимум два, что такого... Папа молчал. По всей видимости, ему было что сказать, но он... Стеснялся? Боялся? Не знаю. В любом случае я не собиралась развеять этот барьер. Раньше надо было свою заботу проявлять. - Ты извини, но у меня уроки сейчас как бы... - Я решительно поднялась с дивана, хотя в горле стоял комок. - Я пойду. Я тебе позвоню. Он тоже встал, и так и стоял, молча глядя на меня. Во всяких сериалах в такие моменты отцы обычно произносят что-то вроде «Как ты повзрослела!» или «Какая ты у меня уже умная/красивая/свой вариант». Но он молчал. - Пока... - Я сглотнула и сделала аккуратный шаг назад. - Пока. - Этот сдержанный кивок был для меня словно удар. Не знаю, почему, в этом не было ничего такого, но я почувствовала себя так, словно в меня кинули кирпич. И попали. Я развернулась и побежала к лестнице, когда вспомнила, что сейчас опять пойду в обход, и хотела повернуть назад, но через главный вход тоже не выйдешь - встречаться с папой опять не хотелось. Тогда я вышла с другой стороны и пошла через коридор медкорпуса. Взглянув на часы, висящие на стене, я сердито чертыхнулась и ускорила шаг. Сейчас все бегут этот чертов кросс, и если я не успею пробежать сейчас, то придётся потом искать Мину во время досуга, отлавливать по коридорам... Двери медкорпуса выходили на автостоянку. Теперь просто подняться вверх, и по прямой до площадки. Главное не слишком запыхаться, а то ещё на скорость бежать, как-никак... - ...! - Обычно я не выражаюсь такими резкими словами, но сейчас это было слишком внезапно и мерзко. Самую глубокую и грязную лужу специально выкопали и залили именно тут, мне под ноги, да?! - Ну ничего себе... - Я подняла глаза и увидела Игоря. Он стоял в паре метров от меня, сжимая в руке ключи от машины. - Не ожидал, что ты знаешь такие слова. - Представьте себе... - Я поскребла ногой об асфальт, пытаясь хоть как-то привести свои бедные кроссовки в божеский вид. - Ну что вы на меня так смотрите? - Да нет, - произнёс Орлов, делая шаг в мою сторону. - Ничего. Я выпрямилась и тут же столкнулась с ним взглядами. Он, конечно, как всегда выглядел свежо и прекрасно, а я, тоже в своих лучших традициях, выглядела как раб, сбежавший с галер. Раб в мокрых кроссовках и забрызганных штанах. Не отрываясь взглядом от его глаз, я сделала несколько шагов в сторону, затем опустила голову и ускорила шаг. Мне на физподготовку пора, я человек занятой. Через пару шагов я не выдержала и обернулась. Физик стоял, все так же глядя на меня. Мне показалось, что кроссовки сейчас высохнуть сами - такой жар меня вдруг охватил. - На самом деле... Я хорошая! - О Боже, Лида, что ты несешь, ты в лужу чем упала, ногами или головой? - Я не говорю такие слова... Это я так, просто. Ай, да ну вас! Последнюю фразу я сказала достаточно тихо, но, думаю, он вполне мог её слышать. Чувствуя, как буквально огнём полыхают уши и шея, я вышла со стоянки и свернула за угол прочь от этого всемогущего взгляда. *** - Ну ничего себе... - Это была первая Маришина фраза, когда мы подошли к моему дому. Глядя на то, как подруга с восхищением и как будто даже страхом таращится по сторонам, я почувствовала даже некоторую неловкость. Неужто я действительно так круто живу? Никогда не замечала. Честное слово, мне было бы куда приятнее позвать друзей в гости в нашу старую однушку, но она, как и все моё прошлое, осталось в другом городе... И в другой жизни. - Приходим, не стесняемся... Миш, захлопни дверь. - Я скинула сапоги и прошла на кухню к холодильнику. - Так, еды у нас не слишком много, поэтому лучше заказать пиццу. Или суши, кто как хочет. - А что у нас по бухлу? - В отличие от Мариши, её кавалер сразу освоился на местности. Даже слишком освоился. - А по бухлу, - выразительно взглянула на него я, - у нас сухой закон. - Ладно, чего ты сразу, сухой так сухой... - У тебя тут просто склад полуфабрикатов! - Мариша открыла морозилку. - Не надо ничего заказывать, давай съедим это. - Ты хочешь есть... - Я аккуратно выудила с полки первый попавшийся пакет: - «Королевские пельмешки»? Или эти... Что это такое? - Это блинчики! - Подруга выхватила у меня из рук холодный запотевший лоток. - А что, это трогать нельзя?.. - Да трогай, сколько влезет, - пожала плечами я. - Просто это такая еда... Какая? Плебейская. Но не скажешь же этого вслух. - Я тоже не против пельменей, и вообще, - Леша выхватил у Салиховой лоток с блинчиками и начал вертеть его в руках. - Когда ещё пиццу привезли бы... А так сразу поедим. Я хочу жрать, так что если меня не покормят, я съем Маню. - Приятного аппетита. - Я решила пока пойти помыть руки. Честно, я пыталась быть хорошей хозяйкой, но кто же виноват, если у моих гостей такой низкий уровень гастрономического развития. - Ванна на втором этаже и на первом справа. - У тебя две ванны? - Удивленно уставилась на меня Мариша. - У меня даже телевизоров несколько! - Я сделала страшные глаза и махнула рукой. - Короче, вы поняли, где руки помыть. - А тут нельзя? - Миша открыл кран над мойкой. Точно. У нас же есть раковина на кухне. Но кто, чёрт возьми, моет руки в кухне? Жидкостью для мытья посуды? - Можно... Я помыла руки и поднялась к себе в комнату. Интересно, а тут много таких вещей, которые подвергнут моих дорогих гостей в шок? - У тебя есть консоль?! - Я аж подскочила от Мишиного голоса за моей спиной. - Что? - Не поняла я. - Ну вот! - С горящими глазами он подлетел к длинной книжной полке и схватил чёрную коробку. - А, это... - Я махнула рукой. - Ну это мне подарили, на день рождения, кажется... Но я её даже не открывала. - Как так-то... - Миша вертел коробку в руках, бережно ощупывая каждый картонный краешек. - Я не играю. - Подав плечами, я вышла из комнаты и свесилась через перила вниз. Интересно, Мариша хоть знает, как пользоваться микроволновкой? А то вдруг они дома все разогревают над костром в глиняном котелке. К моему удивлению, с СВЧ Мариша как раз разобралась, судя по запаху, а вот куда идти, не поняла. Чувствуя какую-то неловкость за собственные хоромы, я спустилась вниз и провела сладкую парочку, нагруженную едой, в мою комнату. Леша, увидев играющего на этой неимоверно крутой штуковине Мишу, засел вместе с ним, подруга накинулась на еду, как будто ее год не кормили, а я залезла в угол дивана, прикрыла глаза и попыталась придумать, что мы будем делать оставшееся время. Скорее бы все уже наелись, наигрались, и можно будет свалить на улицу погулять, а уж как тихонько смыться с улицы домой в гордом одиночестве, я придумаю. - Лид... – Потрепала меня за плечо Маша. - Аюшки? – приоткрыла один глаз я. - Покажи мне дом… - Робко попросила Салихова. - Какой дом? – Не поняла я. - Ну, твой… - Маша выразительно помахала руками вокруг себя. – Этот. - Смотри, кто не дает? - Ну я не хочу одна шататься, это неприлично… Вот так вот. То есть делать из моего дома музей и впрягать меня в качестве экскурсовода – нормально, а самой погулять неприлично. Ну ладно. - Пойдем, - слезла я с кровати. – Правда, не очень понимаю, чего тут интересного. - Ну не скажи… - Произнесла Маша, оглядывая потолки с черными под мрамор карнизами над лестницей. – Ты так богато живешь. - Я не богатая, у меня ничего нет, - сухо поправила я. – Это все Женино. Подруга прикусила губу, и чтобы не разводить неловкость, я решила поиграть в тетю-экскурсовода. - Тут у нас второй этаж. Вообще у нас два этажа, есть ещё подвал и чердак, но там холодно и мерзко. Тут вот одна ванная, по совместительству туалет. Самое гостеприимное место в доме. Моей косметики тут больше, чем воды в трубах. Раньше тут было большое зеркало во всю стену, но потом я разбила его феном, и повесили обычное. Мариша не стала задавать вопросов, хотя по лицу её было видно, что она как минимум заинтригована. - А за этой запертой дверью Женин кабинет. Я там практически никогда не бывала, так что не знаю, что про него сказать. Вернёмся к лестнице. - А что это за картины? - Спросила Мариша, когда мы проходили мимо лестницы. - Без понятия. Их тоже покупал Женя, а мне как-то по боку все, что он покупает. Или продаёт. А вот это кабинет. Тут стоят книги, лежат всякие ненужные бумаги, которые лень выкинуть, и стоит комп. Правда, у меня свой комп в комнате, у Жени тем более, так что им пользуется только мама. И то редко, когда забывает свой ноутбук где-нибудь на кухне. - У вас компьютеров дома больше, чем людей... - Ошарашенно пробормотала подруга. Я в ответ лишь пожала плечами. - Так уж вышло. Тут у нас спальня моих... - Я поморщилась. - Мамы и Жени. Там тоже ничего интересного нет и быть не может. Спустимся вниз. - Ого, смотри, это же ты! - Указала Маша на одну из фотографий, висевших на стене сбоку лестницы. - Я... Как же я не хотела тогда фоткаться, до сих пор тошнит от этой фотки. Ну а тут ты уже была: там туалет и ванна, тут кухня, тут выход через гараж, вон там гардеробная и за ней выход через подвал. Вот и вся география. Ты пить не хочешь? - Спросила я, переступая порог кухни. - Да нет... Странная ты, Лида. Я даже поперхнулась водой, и не столько от слов подруги, как от её сухого холодного тона. - Это почему же? - У тебя такой шикарный дом, такие вот просто… - Маша даже не смогла сразу подобрать слов. – Царские условия… А ты ко всему относишься с таким презрением, даже как будто с ненавистью. - У меня свое отношение ко всему этому, и тебе этого не понять. – Жестко отрезала я, давая себе торжественную клятву никогда и никого больше не приводить к себе домой. - Да уж куда мне… - Обиженно пробурчала Салихова. – Как можно еще относиться к тому, что о тебе так заботятся?.. Я собиралась уже напомнить подруге, кто тут хозяин и подыскать благовидный предлог выпихнуть их всех из дому, но мою не начавшуюся пламенную речь прервал громкий телефонный звонок. Во второй уже раз за эти минуты я вздрогнула. Несмотря на то, что наш дом весь напичкан всякой электроникой современного типа, и даже холодильник оснащен какой-то умной системой, правда, я не знаю, какой и для чего, телефон у нас самый обычный, стационарный. Он висит на стеночке над маленьким диваном в прихожке, который, по сути, стоит там только для мамы, которая очень любит поговорить именно по проводному телефону. Я его трели всегда игнорировала, но теперь мне опять стало не по себе. Кто там, мать вашу? Это не могут быть мамины подруги, потому что я так думаю, что она всем им похвасталась, что едет отдыхать. А кто еще? Что-то мне страшно. Видимо, на моем лице отразилась такая широкая палитра эмоций и чувств, что Маша перестала смотреть на меня исподлобья и даже предложила робко: - Взять?.. - Нет. – Я сделала решительный шаг к разрывающемуся аппарату. – Я сама. Видит Бог, теперь, пока эти гулены не приедут, я буду трястись каждый раз, когда зазвонит телефон, придет смс-ка или прилетит почтовый голубь. Я подняла трубку с рычага и сжала ее так сильно, что она могла бы и треснуть. - Алло?.. - Алло… Лида? Я ожидала услышать кого угодно, хоть представителей герболайфа, хоть торговцев наркотиками, хоть президента Германии. Но не его. - Да, здравствуйте, Игорь Семеныч. Теперь настала очередь Маришки закашляться, и я ощутила даже некоторое злорадство. - Ты дома? Человек, ты звонишь мне на домашний, где я могу быть? А кстати, откуда он знает мой домашний? - Да, - ответила я после секундного промедления. – Как вы узнали мой номер? - У меня есть журнал, а там записаны координаты всех учеников. Скажи, ты сейчас что делаешь? Я растерянно обернулась по сторонам, словно ожидая увидеть нечто вроде зеркала, в котором буду отражаться я во весь рост с отбивным молотком в руках, или я над книгами и рефератом, или я со сворой собак на поводках… Что я сейчас делаю, а? - Говорю с вами. – Честно ответила я. - Я имею в виду, - в голосе послышалась легкая усмешка, - ты сейчас как, занята? - Не-ет! – Даже слишком энергично ответила я. – Я не занята. У сидящей на кухонном стульчике Мариши так вытянулось лицо, что я увидела это даже краем бокового зрения. - Просто мне нужно встретиться с тобой. Я сначала схватилась рукой за стенку, потом тихонько согнула колени, потом медленно опустилась на диванчик и еле слышно, но очень вовремя выдохнула. - Что-то случилось? – Робко выдавила я. - Нет, мне просто нужно… поговорить с тобой. Ты не против? Да как я могу быть против, Господи, это моя мечта, это просто все мои самые светлые сны, я никак не могу быть против, что ты спрашиваешь вообще?! - Да нет… - Когда ты сможешь? Всегда. Хотя сейчас, хоть сию секунду. Я судорожно поискала глазами часы. Та-ак… - Ну давайте в час… А где? - Где тебе удобно? Я бы мог заехать за тобой, но, как на зло, машина подвела. – Ох уж этот извиняющийся тон. - Давайте… Давайте на цирке! – Понятия не имею, почему на цирке, я даже плохо знаю, где в этом чертовом городе цирк. И есть ли он тут вообще. - Возле цирка? Хорошо. Я буду ждать. - Я даже пошатнулась, сидя. - До встречи. - Я выдавила из себя два последних слова и положила трубку. Взгляд мой блуждал где-то по стене прихожей, но его перехватила Марианна. - Это был Игорь?! - Самым трагичным шепотом, какого, наверное, и во МХАТе не услышишь, спросила подруга. - Да. - Я встала с дивана и опять прошла в кухню. Теперь мне точно надо глотнуть водички. - Чего хотел? - Гулять вот позвал... - Я пыталась сделать спокойный вид, но трясущаяся в руках чашка выдавала меня. - И ты пойдешь? - Выпучила глаза Мариша. - Да, а то ты не слышала. Блин, это же уже через... Полтора часа! - Я в ужасе схватилась за подставку под горячее, повертела её в руках и сердито отшвырнула. - Мне надо помыть голову, переодеться, а-а-а! - Лида, не стоит тебе туда ходить! - Подруга встала со стула и положила мне руки на плечи. - Подумай! - И ты подумай! - Я сердито освободилась от опеки. - Я пойду. Господи, да это же просто счастье, и ты думаешь, что я могу отказаться? - А как же мы? - А что вы? Вы сейчас быстренько уйдете... Ведь уйдете же, да? - Я умоляюще сложила руки и сделала котошрековские глаза. *** Мне удалось изобразить какую-то брехню про внезапно приезжающих родственников, благо, телефон находится в одном углу дома на первом этаже, а мальчишки сидели на втором в противоположной части. У Мариши был такой вид, словно я только что на её глазах испытала косметику на котенке или слопала младенца, но мне было все равно. У меня едва хватало сил удержаться от громкого визга и смеха, но уж когда за друзьями закрылась дверь... - Есс! - Я разбежалась, упала на колени и проехалась по полу. - Да! Уж и не знаю, как это понимать, но да, да, да-а-а! За полчаса я успела промыть голову, высушиться, расчесаться, откопать у мамы кондиционер-спрей, напшикать им волосы и замереть перед открытым шкафом. У меня даже и в мыслях не было напялить на себя каблуки или вечернее платье, сейчас прям. Просто джинсы джинсам тоже рознь, да и свитерков у меня много... Я даже решила надеть на всякий случай шапку. Чёрт её знает, эту местную погоду, в мои планы шмыгать красным носом не входит. В какой-то момент меня даже посетила мысль накраситься, но, к счастью, у меня хватило ума понять, что вряд ли с первой в жизни попытки это выйдет красиво, и я ограничилась тем, что просто подмазала прыщики тоналкой. Все то время, пока неторопливый ПАЗик вёз меня к пункту назначения, я просто тряслась. Сидевшая напротив меня бабулечка с корзинкой, похоже, уже собиралась предложить мне визитку «Наркомания? Алкоголизм? Выход есть!», но я вовремя вышла. Возле цирка не было, в общем-то, никого. Никого, интересного мне. Бегал какой-то мальчишка лет пяти, разгоняя голубей да читал газету на лавочке старичок, видимо, его дедушка. И все... Чёрт, а если это развод? Я приблизилась к входу и замерла на месте, как дура. Ну конечно, это был тупой развод, а ты, дебилка, повелась! Интересно, шутники выпрыгнут из-за кустов сейчас, или запишут моё физиономиё на камеру и покажут это всей школе?.. - Оп! Я подскочила от испуга и резко развернулась. Сначала мне было страшно, потом я смогла выдохнуть, а потом и задышать достаточно для того, чтобы кислород поступал в мозг. Передо мной стоял Игорек. Абсолютно довольный, с той самой своей улыбкой на лице, за которую сейчас, чёрт знает, почему, мне хотелось его задушить. - Привет?.. - Он посмотрел на меня вопрощающе. - Ты чего, Лид? - Вы всегда так с людьми здороваетесь? - Возмущенно выпалила я. - Я чуть Богу душу не отдала! - Только с тобой. - Ага, - я засунула руки в карманы. - И чем же я это заслужила? - А я не знаю, - пожал плечами Орлов. - Просто вокруг все такое красивое, весеннее, и мне так хорошо... Мне было так приятно на него смотреть, что я не выдержала и улыбнулась. Так, как улыбаются взрослые, наблюдающие за радостным ребёнком. За слишком радостным ребёнком. - Послушайте, - усмехнулась я, сначала опустив глаза, а затем вновь устремив взгляд на него: - Процитирую сейчас один старый добрый фильм... Меня осенила догадка, вы пьяный? Игорек улыбнулся, прикрыл лицо рукой, а затем уставился на меня вновь своим гипнотически-винным взглядом: - Ну как ты можешь такое подумать... Я только совсем чуть-чуть... Ну самую малость, с кем не бывает? - Да, кому, как не мне, это знать! Куда пойдём? Или вы позвали меня сюда, чтобы постоять тут, как тополя на плющихе? - Куда хочешь, правда, - он махнул рукой, - все дороги - твои! - Ну тогда... Туда! - Я указала вперёд, и сделала шаг. Он пошёл рядом. Итак, Лида, ты гуляешь по городу со своим малость выпившим учителем. Супер. А с другой стороны, почему бы и нет? Неужели хоть иногда я не могу позволить себе такой безрассудный, но неописуемо приятный закидон? Мы шли просто рядом, не держась за руки и даже не особо глядя друг на друга. Если бы это был какой-нибудь вечерний спектакль в театре, светский раут или что-то в этом роде, то мы могли бы взяться под руку и это было бы абсолютно нормально. Но на улице средь бела дня это выглядело бы странно, а держаться за руки, чтобы рука в руке... Это удел влюблённых. - А я, признаться, думал, что ты не придешь. - Я, признаться, думала то же самое. - Я вызывающе взглянула на моего спутника. - Про вас. - Вот как... - Он покачал головой и прикусил губу. Да что ж ты делаешь, при людях, а самое главное, при мне... - И почему же? - А почему я должна была не прийти? - Решила идти в атаку я. - Вообще-то, я спросил первый, - усмехнулся Игорь, - но ладно. Я думал, ты... Побоишься, что ли. Я рассмеялась. Учитывая то напряжение, в котором я находилась последние полчаса, вышло это не очень мило, но стало легче. - Я не побоялась припереться к вам домой в три ночи, а тут побоюсь средь бела дня выйти погулять? - Да ты, на самом деле, смелая девушка. - О как, уже не ребёнок, уже девушка. - Скажи, а ко многим ты вот так припираешься по ночам? - Только к вам. Наступило недолгое молчание. Я думала, что буду чувствовать себя неловко, что я буду мяться и молчать, как умственно отсталая, но нет. Мы молчали, но было такое ощущение, что это молчание было необходимо нам обоим. - А почему я мог не прийти? - Что? - Не сразу очнулась от собственных мыслей я. - А... Ну просто вы же взрослый человек! Весь такой серьёзный и рассудительный. Я нарочно сделала ударение, даже не простое, а с ноткой издевки на словах «взрослый человек». Может быть, это было даже лишнее, не знаю. У меня в голове был розовый туман. Игорь Семенович (хотя у меня даже в голове язык не поворачивался называть его сейчас по имени-отчеству) замедлил шаг, затем замер на месте и посмотрел прямо мне в глаза. - И что? Господи, как же мне не хватало этого голоса. Наверное, такой особенный голос бывает у людей лишь в определенных случаях. Когда они говорят слишком серьезно, или боятся. Или хлебнули винишка перед прогулкой со своей ученицей. - И ничего. - Я стойко выдержала этот взгляд, а потоп мило отпустила глаза. Да, я тоже умею играть взглядами! Теперь умею... - Да... Это ничего не значит на самом деле. Просто я вспомнил вдруг твои стихи... - Какие еще стихи? - Ну, те, с конкурса. Что ничто не повторится, и надо жить каждой секундой. Я понимающе кивнула, хотя на самом деле мне было нихрена не понятно. Это значит, что сегодня вот ему в одну прекрасную секунду взбрело в голову потусоваться со мной, а завтра ему взбредет в голову, например, позвать в жены эту нашу англичанку? А что, жить надо каждой секундой. Мы вышли на площадь со скамейками и фонтаном. Народ вовсю почувствовал весну, и все лавочки были просто забиты, чему я, отчасти, была даже рада. Неожиданно откуда-то сбоку на меня выехал мальчишка на трехколесном велосипедике и едва не снес меня на довольно большой для его габаритов скорости. Я даже вскрикнула и отпрыгнула в сторону, недобро проводив взглядом юного Шумахера. - Что за дети пошли... - Буркнула я скорее в шутку, чем в серьез. - Ты-то в их возрасте была совсем другой, да? - Усмехнулся Орлов. - Я в их возрасте... Ох. - Лучше тебе, дорогой мой, не знать, что было со мной в этом милом, казалось бы, возрасте. - Пойдём туда, - предложил мой спутник. - Там смотровая площадка. Я пожала плечами, но возражать не стала. Площадка, так площадка. Романтики и интимности на этой пятачке плитки с бортиками при дневном свете в любом случае не дождешься, так что пусть будет площадка. Я подошла к самому краю нависающей над спуском площадочки и положила руки на бортики. Ветер удобно сдувал волосы назад, и, наверное, я сейчас выгляжу вполне себе нечего так. - Красиво тут… - Произнес Игорь, глядя вниз. Я ничего не ответила. Измытое и вытертое вечными тучами и снегами небо спускалось на земляно-черные холмики, закиданные домами и перевязанные дорогами. Голые ветки деревьев мотались туда-сюда на ветру. Какая тут красота? - Тебе не нравится? - Что тут может нравиться, - пожала я плечами. – Все такое серое и черное… Как и зимой, как и осенью, как и большую часть лета. Вон, только бутылки и пачки от чипсов снизу цветные. - Не очень ты любишь свой город, я смотрю. – Игорь сложил руки на бортике, как он делала это всегда, и повернулся ко мне. И что это было? Провокация на откровенный разговор или что? - Это не мой город. – Я постаралась сдержанно улыбнуться. - Вот оно что… А какой же тогда твой? Наверное, он ждал какого-то иного ответа, типа Лос-Анджелес, Нью-Йорк или Питер, куда уж современные пропитанные интернетом девочки без Питера, но я не собиралась изображать из себя нечто подобное. - Вам мало что скажет его название, - я отвернулась на пару секунд, а затем взглянула ему прямо в глаза. – Это небольшой городок на юге России… Даже не приморье, просто Кавказ. - Кавказ? Вот оно что… - Он как будто бы задумался. - Что? - Ну теперь мне понятно, откуда у тебя такая горячая кровь. - Это стереотипы. Повисло молчание. Я видела, что он хочет что-то спросить, но то ли боится, то ли не знает, как… Да я ж не укушу, зайчик, давай уже. - Ты там была? - Хо, - чуть не задохнулась я. – Конечно, я там была. Я там родилась, я жила там, пока не… - Пока не что? – Игорек сделал какое-то непонятное движение в мою сторону. Как будто хотел подойти ближе, но в последний момент передумал. - Вам это будет неинтересно. И вообще, это слишком… слишком личное. Нет, ну вы это видели? Да кто давал ему право устраивать тут мне допросы? Какое его дело? Может, он сейчас вообще достанет из-за пазухи диплом психолога и спросит, хочу ли я об этом поговорить? Если я и согласилась погулять, поторчать тут на этой чертовой площадке, созерцая мокрую северную красоту, это ещё не значит, что я начну выкладывать все свои тайны. Ни слова он от меня больше не дождется, вот так. - До того, как мама увезла меня сюда. Интересно, можно ли стать пассивным пьяницей? Как с курением - кто-то рядом дымит, а ты тоже попадаешь в зону риска. Иначе как объяснить эту мою чертову словоохотливость? - А папа?.. - Зачем вам это? - Я развернулась к нему лицом. - Мне просто хочется больше знать о тебе... Ну, чтобы в очередной раз, когда ты попадешь мне под машину или придешь ко мне ночью, - он мимолетно усмехнулся, - я знал хотя бы, на что думать. Я прикусила губу. Интересно, вот он рассказал мне тогда о своих родителях. Не только о том, что они развелись, но и обо всем другом... Нужно ли мне отвечать взаимностью на эти откровения и не превысила ли я ещё лимит? - Просто мама ушла от отца, забрав меня с собой, и они переехали сюда. - Они? - Мама и Женя. Будь моя воля, я бы никуда с ними не поехала, но мне было четыре года, что я могла решать... Но у меня ещё все впереди. - Ты хочешь поехать туда? - Не поехать, а уехать. Не хочу тут оставаться. - А как же учёба? - А что учёба? Вы думаете, там нет школ? - Я хитро прищурилась и отвела взгляд. Интересно, скажет ли он, что будет скучать, если я уеду? - А мама не будет против? - Будет, только у неё скоро новый ребёнок появится, не до того, знаете ли. - А отчим? - А уж это, - хмыкнула я, - волнует меня меньше всего. - Он плохо к тебе относится? О Боже. Ну даже если я сейчас скажу, что он бьёт меня телефонным кабелем и ставит коленями на соль, что ты сделаешь, братан? Проткнешь его насквозь эбонитовой палочкой? - Нормально относится. И всегда нормально относился, с самого начала. - Что же, как бы это ни было неприятно, но так оно и есть. - А ты к нему? Я уставилась в небо. От его чистоты и солнца болели глаза, и если бы у меня сейчас потекли слезы, это было бы очень эпично. Но не стоит. Внутри стало невыносимо тесно и тошно. Так бывает в детстве, когда утаила от мамы какой-то проступок, и прямо все разрывается от желания признаться, и в какую-то минуту не выдерживаешь, и рассказываешь, чувствуя ужасное отвращение к себе, что сегодня крикнула очень плохое слово тому мальчику на площадке, и плачешь, уже не только от горя, но и от облегчения. - А я его боялась. Это было очень короткое признание, пара слов, секунда звука. Но как же это было тяжело. Никому еще в жизни, даже самой себе, я не признавалась в том, что боюсь Женю. Да, я могла часами говорить о том, как он меня бесит, как я его ненавижу, но о своем страхе я боялась сказать даже самой себе. Теперь этот человек стал для меня гораздо ближе морально, настолько ближе, что я могу дотянуться до него рукой (тоже морально) и врезать. А вот это уже вполне физически. - Ты боялась? – Игорь удивился не на шутку. – Почему? Почему? Да потому, что с того момента, как он появился в нашей жизни, я больше ни разу не была у себя дома. Потому, что теперь он, а не мой папа, обнимал мою маму. Потому что он от него слишком много зависело, потому что я жила в его доме, да потому, что он был чужим дядей, а мне и пяти лет не было, в конце-то концов! - Это уже… не в вашей компетенции. Я вообще не знаю, - я развернулась и оперлась на бортик спиной, - зачем я сейчас вам так много рассказала. Вам бы в МВД работать, допросы устраивать всяким крепким орешкам. - Ты рассказала, потому что сложно держать в себе все, - он повернулся так, что смотрел прямо мне в лицо. – А в тебе очень много всего, ты может быть, сама не знаешь, но это так. - Знаете, - решила прикрыть дверь в психоэмоциональные разговоры я, - я как-то всегда думала, что эти рассказы про людей под алкоголем, мол, они становятся сразу философами и психологами, просто вранье для юмористических шоу, а нет, похоже, так и есть. Орлов смотрел сначала на меня, а потом, не отводя взгляда, сквозь меня. Странное ощущение, как будто человек сначала был с тобой, в сознании, а потом погрузился в какую-то дикую задумчивость, больше похожую на кому. - Ты необычный человек, Лида, - произнес он наконец, глядя куда-то вдаль, выше меня. – Тебе часто будет сложно из-за этого, но только у таких людей жизнь бывает настоящей. *** - Ну что?! – Чуть ли не заорала в трубку Мариша, когда я, заперев дом со всех сторон и на все замки, лежала на расправленной постели, готовясь отойти ко сну. – Вы там что, до ночи бродили? - Нет, - лениво улыбаясь, отозвалась я. – Чуть-чуть погуляли, а потом я сказала, что мне пора, он проводил меня до остановки и ушел. Все. - Все-е? – В голосе подруги прозвучало разочарование. - А ты чего ждала? Поцелуев, признаний, ЗАГСа? - Ну нет, но… А о чем вы говорили? - Ну… - Я улыбнулась. – Много о чем. Тебя вот обсуждали. - Что-о? – Возмутилась было Маша, но тут же опомнилась: - Опять шутишь, да? Не заговаривай мне зубы, о чем вы болтали? - Он сказал мне, что я необычный человек. – Я поймала прядку волос и накрутила ее на палец. – Как ты думаешь, что это значит? - Я думаю, это значит, что ты ненормальная… Что? – Крикнула подруга куда-то мимо трубки. – Да иду, сейчас! Ладно, Лид, пока, мне тут надо… - Да-да, пока, до скорой встречи, до скорой встречи, моя любовь к тебе… - На этом моменте из трубки понеслись гудки. – Ну и пожалуйста. Я лежала на кровати, пялилась в потолок, и ощущала себя словно висящей в воздухе на большой высоте. Без парашюта, без самолета, просто так. С одной стороны как бы страшно, потому что можешь грохнуться, но с другой стороны – по какой-то причине ты еще висишь, еще не летишь камнем вниз, а вокруг так красиво… И не хочется ни о чем думать. Глава 22 Я подошла к окну и высунулась прямо в весенне-сырую прохладу. Ветер подхватил мои волосы и швырнул пару прядей прямо мне в лицо. Ладно, намёк понят. Будни. Учебный день. А я дома и жутко раздражена. Мне дали официальное увольнение, чтобы я могла встретить маму и Женю из поездки, хотя особой необходимости в этом и не было. Но раздражена я не поэтому. Женя сидел за моей спиной на кровати, упершись локтями в стоящий у его ног чемодан, а мама лежала рядом, закрыв лицо рукой. - Мы ведь даже питались только в русской кухне... -Сокрушенно показал головой отчим. - Женечка, это просто токсикоз... Такое бывает... - Мама застонала и закрылась от мира сего подушкой. - У тебя ведь раньше этого не было! - Ну а теперь вот появилось... - Я не понимаю, - подала голос я, - вот смысл был туда переться? А я же говорила... - Ты ничего не говорила! Ты просто смотрела на нас с таким суровым видом, но молчала. - Женя откинулся на кровать. - Можно подумать, если бы я что-то сказала, меня бы прослушали! - Ну Ли-ида... Ну что ты... - Господи, неужели вынашивать ребёнка действительно так тяжко, как изображает мамочка? Если да, то я уже готова простить ей кучу грехов за отведенные мне девять месяцев тошниловки. - Когда нам ещё ездить? Когда малыш родится? Вы ещё подождите, пока он родится, это ваш малыш. Вслух я этого, конечно, не сказала, даже лицом не повернулась, а то прочтут ещё по глазам. - Ну ладно... Мне уже пора в гимназию. Мам, ты лежи пока, и пей побольше воды. Вода - лучшее лекарство. - Я тебя отвезу, - поднялся было с постели Женёк. - Я сама, - сухо ответила я, - транспорт пока ходит. Ты за мамой ухаживай. И чтобы не вздумал никуда уехать сегодня! Не знаю, что ответил мне отчим на эти проявления заботы и ответил ли что-нибудь вообще. Я уже оделась, обулась, воткнула наушники в уши и вышла в гараж, а оттуда на улицу. Ну вот, Лида, закончилась твоя самостоятельная жизнь. Много ли я преуспела за то время, пока мама и Женя изучали туалеты и аптеки Соединённых Штатов? По крайней мере, я не спалила дом, не устроила масштабную тусовку с алкоголем и полицией, не сбежала за кордон с каким-нибудь студентом художественного училища... В общем, я была примерной девочкой. А ещё у меня было свидание с самым крутым парнем на свете. На самом деле эту прогулку очень сложно назвать свиданием. Мы не целовались, не обнимались, мы даже не держались за руки. Между нами всегда была дистанция, которая, однако, не помешала мне наговорить тогда кучу всякой ерунды о себе. Не знаю даже, радоваться этому или как. Больше всего я боялась, что теперь в школе он начнёт меня сторониться. Будет избегать, отводить глаза в коридорах, и я смогу лишний раз убедиться, что все, что было тогда, на смотровой площадке, было просто бредовым голосом алкоголя. Но нет, все было по прежнему. Он все так же сдержанно улыбался и кивал мне в коридоре, даже иногда немного дольше задерживался на мне взглядом. Я не выдавала себя никак, хотя это и стоило мне неимоверных сил. Когда-то я услышала от мамы такую фразу: «Ни перед кем нельзя открывать душу». Это было сказано не мне, а какой-то подруге по телефону, да и мне тогда было лет десять-одиннадцать, но я запомнила эти слова, и они даже стали моим девизом по жизни. Единственным девизом, который я взяла от своей мамы. Я дождалась своего автобуса и залезла в практически пустой салон. Три часа дня, народ или уже на работе, или ещё на ней, так что никто особенно по городу не катается. Тем лучше. В наушниках играла музыка, автобус плавно катил по изгибам улиц, и не хотелось вставать, выходить, хотелось ехать так дальше, пока не стемнеет, а когда стемнеет, закрыть глаза и уснуть... Для полного шика не хватает крепкого плеча, на которое можно положить свою сонную головушку. Я вышла на своей остановке и зевнула, абсолютно никого не стесняясь. А стесняться, собственно, было и некого - вся аллея до самой гимназии была пуста и безмолвна. Ещё бы лужи были помельче, да снежно-грязевые глыбы пониже, и было бы просто идеально. Ну что, Лидок, вперёд назад, как говорится. *** - Нет, ну просто капец, - возмущалась Мариша, - ты вот послушай. Делаю я с Изиком уроки... - С кем? - Фыркнула я. - С Изиком... Ну это Измаил. - М-м, - кивнула я и натянула на себя футболку. Мы переодевались на очередную физподготовку, слава Богу, в зале, и вот в это время Салихова решила излить на меня немного своих проблем. Пару кубометров. Я была не против, слушать не значит слышать, не мною сказано, кстати. - Так вот... Объясняю, он не понимает, я ему говорю: «Ты что, дурачок?», и он сам даже не обиделся, а эта... Услышала и как давай возмущаться... - Подруга злобно вывернула майку на левую сторону, затем выругалась и не менее жестоко вывернула её обратно. - Она ж сама ничерта с ним бы не занималась, а мне его жалко, мальчишка умный... - Ох, вот послушаю я тебя, и начинаю бояться за своего будущего брата или сестру. - Так а что, ещё не известно, кто будет? - Удивилась Мариша. Мы встали и пошли в зал. - Доктору известно, но они попросили не говорить. Мол он смотрит на УЗИ, что все в порядке, а пол не говорит. - Почему? - Чёрт их поймёт, мне все равно. Двери в зал были открыты наполовину - одна створка распахнута, одна на шпингалетах. Следом за нами из переодевалки выскочила Рыбина и сделала шаг в дверь, но там уже в некотором роде стояла я. Я сделала ещё шаг вперёд, и туша замкомши осталась позади, как вдруг она взяла и пихнула меня в спину. Я развернулась, и скорее на рефлексах, чем на силе ума, толкнула её в ответ. - Ты что творишь? - Прошипела Настюха, выпихивая меня своим бюстом в спортзал. - Ты меня первая пихнула, - буркнула я, собираясь уже развернуться да пойти подальше отсюда. А то сейчас начнутся разборки на уровне детского сада, кто кого первым пихнул. Я гордо отвернулась, давая понять, что разговор закончен, и двинулась в сторону взвода, который уже скучковался в углу зала в ожидании Мины. - Ты какого... Ты что думаешь, если тебе отчим жопу прикрывает, то тебе все можно? Опачки. Нехило ее, однако, задело... - Ты о чем? - Я не хотела драться, я просто повернулась к ней лицом, чувствуя, что взгляды всего взвода теперь обращены на нас. - А то ты, ***, не знаешь! - Глаза Насти горели такой злобой, что на какой-то момент мне стало не на штуку страшно. - И вести себя можно, как шлюха, и по городу гулять с Ор... Она не успела ещё открыть рот, чтобы сказать это, а я уже налетела на неё и закрыла её поганый рот рукой. Со стороны это, наверное, выглядело как пощечина, но замечательно другое: я умудрилась свалить её на пол и самой упасть сверху. - Я тебе сейчас покажу шлюху... - Я размахнулась рукой и хотела ударить её, но эта зараза оказалась верткой, и я лишь содрала немного её кожи ногтями. - Я видела тебя... Я видела вас! - Заорала Настя, поднимаясь с пола. - Да ты хоть знаешь, что за это будет? Я стояла и не могла прийти в себя. С одной стороны, я не должна её сейчас злить. Если эта тварь скажет хоть кому-то... Блин, это будет скандал. Мне самой-то плевать, честно, пусть меня хоть в свиданиях с Бараком Обамой обвинят, но Игорь... О Боже. Я глубоко вздохнула, и сделала шаг назад. В коридоре замелькал серый костюм Мининой. Сейчас мы тихо разойдемся, а потом, надеюсь, все забудется... И тут во мне что-то переклинило. Как будто кто-то нажал на кнопку, а я была роботом. Машиной. Не чувствуя своего тела, ощущая лишь стук крови в ушах, я кинулась на Рыбину и схватила её за горло. Я пинала её ногами и царапала ногтями, она была сильнее и больше меня, но сейчас, видимо, была просто в шоке. Она отбивалась, и довольно ощутимо, но я, прикрыв руками лицо, продолжала бить её везде, где только можно. - Я тебя убью, скотина... - Даже голос у меня был какой-то другой. Хриплый, чужой, дикий. Мне казалось, что я, обычная я, более-менее адекватная, стою и смотрю на происходящее со стороны, а то, что дерется сейчас с замкомшей - просто моя оболочка... Мой двойник, моя копия, манекен, что угодно, но не я. Мне казалось, что этот дикий бой длился вечность, но на самом деле это были считанные секунды, пока не подоспела Минина, не схватила за локти Настю, пока не схватил меня за плечи кто-то из парней... В конце я ухитрилась и поула ногой противнику. Попала прямо в живот. Рыбина выдохнула и согнулась пополам. Я почувствовала себя победительницей, и гордо подняла голову. Шею тут же защипало. Неужели эта дрянь меня поцарапала? Не знаю, как выглядела я, но Рыбина была похожа на неудавшийся эксперимент юного гримера. Вся правая сторона её лица была в странных царапинах, губа кровоточила, воротник майки разорван, на руке жуткие красные царапины, больше похожие на порезы... Батюшки, это все что, я сделала?!.. *** Женя: - Нет, вы поймите, Евгений Витальевич, - широкая дама села на стул и уставилась на меня. - Она не просто дралась, она билась с такой злостью, с таким остервенением... - Знаете, было бы страшнее, если бы она дралась с блаженной улыбкой на лице. - Я закрыл глаза рукой и провёл ей вниз, словно пытаясь снять усталость. Не помогло. Мы летели уйму часов, мы маялись с этим чертовым багажом, у Марины токсикоз, у меня просто раскалывается голова, а теперь ещё этой Лиде потребовалось с кем-то подраться. Политаева, что тут ещё скажешь. - Она ведь дралась с девочкой, со своей совзводницей! - Эта дама, имя которой мне никак не приходило в голову, видимо, поражалась моему легкомыслию. - То есть, если бы она дралась с мальчиком... - Евгений Витальевич! У меня такое ощущение, что вы совершенно не понимаете возникшую ситуацию! Много чего мне бы сейчас хотелось сказать этой женщине. Например, что дома у меня лежит беременная жена, которая не сном, не духом о том, что творит тут ее дочь. О том, что я дико устал, и от Лиды в том числе. О том, что я вообще немного побаиваюсь ее, зная, кто у нее отец. Но я лишь смиренно кивнул и обратился к суровой даме: - Ну хорошо, я-то проведу с ней беседу, но… Что вы сейчас предлагает сделать? Мы не имеем возможности перевести ее в другую школу. - Что вы, что вы, - покраснела тетка, - зачем же сразу… переводить? Я предлагаю просто… пусть она неделю, скажем, посидит дома, обдумает свое поведение, может быть, запишите ее к психологу… Господи, да врагу не пожелаешь оказаться рядом с Лидой Политаевой, когда ей скажут, что ей нужно походить к психологу. - А я, собственно, так и не понял, из-за чего был конфликт? - Знаете, меня там вообще не было. Я рассказываю вам со слов учителя физкультуры. Но по ее словам, а так же по словам ребят… Настя ей что-то сказала про вас… - Про меня? - Ну что-то вроде… «Если тебя отчим везде прикрывает, то тебе все можно»… А потом сказала что-то про прогулки по городу. Я сама не поняла, в чем дело, но мне кажется, - дама перешла на доверительный тон, - они поссорились из-за мальчика. Я с сожалением поглядел на эту… Завуч или кто она там. Да я скорее поверю в то, что Лида защищала мою честь, чем в то, что она подралась из-за мальчика. - Извините, у меня не так много времени… Где сейчас Лида? - Она должна ждать вас в коридоре уже с вещами, я ее предупредила. И поймите, Евгений Витальевич, при всем моем к вам уважении… Если так пойдет дальше, то не только нам будет тяжело, но и вашей Лиде тоже. - Я вас прекрасно понимаю, спасибо за сигнал. Уже закрыв дверь, я выдохнул и сжал кулаки. «Вашей Лиде»… Да скорее мы все тут ее, чем она наша. Моя нареченная собственность стояла у окна в коридоре, скрестив руки на груди и уставившись в пол, возле ног валялась спортивная сумка с вещами. Она едва подняла на меня глаза, затем снова стала изучать свои ноги. - Ну молодец, что я тебе могу сказать. – Я подошел к ней и встал напротив. – Как же тебе повезло, что маму обо всем этом не информируют. - Нам всем повезло, - сухо бросила Лида и вновь подняла на меня глаза. Я нервно сглотнул. Сейчас она была даже слишком похожа на Гену. Этот взгляд ни с чьим не перепутаешь. - Придется ехать домой. Будешь сидеть под домашним арестом и обдумывать свое поведение. И мне плевать, - повысил голос я, видя, что она собирается что-то возразить, - из-за чего вы там поцапались. У тебя царапина на щеке, ты знаешь? - Догадываюсь. Домой я не поеду. - Лид, не начинай. Сумку в руки и пойдем. - Я не поеду. – Она отошла от подоконника и опять засверлила меня взглядом. – Домой я не поеду, все. - Тогда оставайся ночевать на вокзале. Как же мне это все надоело! – Я уже развернулся, чтобы уйти, но повернулся назад: - И что ты предлагаешь? - Ну… Меня папа приглашал к себе вообще-то. - То есть ты хочешь, чтобы я отвез тебя к… папе? – Удивился я. - Да. Политаевы, они такие. Они знают всегда, чего хотят. *** Машина медленно преодолевала поворот за поворотом в вечерней пробке. Я не слишком хорошо знал Генин адрес в этом городе, ориентировался просто по магазинам и торговым центрам, но спешить было некуда и нельзя. Точно так же как и остановиться никак нельзя было. Лида сидела на переднем пассажирском, сжимая в руках сумку. В глазах ее было сосредоточено столько какой-то боли, злобы, безысходности… Я видел, что ей плохо, и мне даже было ее жалко. Серьезно жалко. Но помочь я ничем не мог. Каждый раз, когда мой взгляд падал на неё, меня охватывала странная дрожь. Как будто призрак из прошлого сидел со мной в одной машине. Призрак того Генки, которого я знал раньше. Господи, как же круто иногда заворачивает жизнь. Говорят, что деньги меняют людей. Мне кажется, это бред. Только неустойчивую, неуверенную душу совратят монеты, настоящего человека не изменит ничто. Гена всегда искал деньги. С того самого момента, как мы познакомились. Да мы и познакомились тоже из-за денег. И я не считал это странным, наоборот, это казалось понятным - кто его обеспечит, кроме него самого? Мать пила, не просыхая, я не знаю, как её не лишили прав и не отослали Генку в приют. Он держался обеими руками... Не за мать, а за тот барак, в котором они жили, ведь жилплощадь - тоже деньги. Когда у него появилась Марина, я отдалился от него... От них. Но и тогда Политаев не переставал зарабатывать. Он ввязывался в какие-то аферы, проворачивал махинации, стоял на грани сроков и суда. Он был готов убить каждого, кто лез ему под руку во время работы, но зато как щедр был и добр, когда проставлялся за очередной сорванный куш... Потом родилась Лида. У них уже была в то время квартира, купленная на его деньги, замечательная однушка в центре города, в новом практически доме. Но и этого было мало, очень мало, хотя как казалось мне, у Гены было все. Я заходил к ним в гости на чай и видел Марину, которая даже в домашнем халате была красавицей, видел Лидочку, которая тогда была абсолютно безобидным ребенком и подглядывала за мной из-за двери ванны; пил вкусный чай, какой умела заваривать только Марина, восхищался запахом пирогов, который она пекла… Все это я мог созерцать только из кухни, в комнате работал Гена, и заходить туда было ни в коем случае нельзя. Я помню этот день до сих пор, в мельчайших подробностях: четвертое января, шесть утра, со мной в постели какая-то девушка, имени и внешности которой я уже не помню и вспоминать совершенно не хочу. На улице жуткая метель, такая странная вещь для южного городка, но такая ожидаемая в том непредсказуемом климате. Звонок в дверь. Забытая мною красотка не хочет меня отпускать, но я иду, открываю дверь, не поглядев в глазок. Марина стояла на пороге, низко опустив голову, сжимая в руке ручку Лиды. Они обе были жутко замерзшими, одетыми совсем не по погоде, Марина плакала так, что едва могла говорить, а Лида… Она молчала, не говорила ни слова, не размыкала губ. Это было странное зрелище – четырехлетний ребенок, одетый черт знает во что, в чужом доме, в шесть утра – и такое каменное спокойствие. Абсолютное отсутствие эмоций. Ни одна генетическая экспертиза не подтвердила бы столь точно отцовство гены, как это холодное и жуткое безразличие. - Он… Он говорил… Я не понимаю! – Марина схватила меня за руку. – Я сказала ему… Про де-еньги… А он! Женя, он… - Женечка, что тут такое? – Возникла сзади моя ночная красотка. Я лишь отмахнулся от нее рукой. - Что, Марина, что?! - Он сказал «убирайтесь». – Она подняла на меня глаза. – Понимаешь, не «убирайся» а… «убирайтесь»… Это значит, и Лида… И она зарыдала, упершись головой в косяк. Да. Это значит, и Лида. Эта девушка возмущалась и что-то пыталась выяснить, но мне было не до нее. Я бегал за водой на кухню, чтобы успокоить Марину, потом я бегал за таблетками, потому что воды тут было мало, потом я бегал набирать горячую ванну, потому что Лида была уже не красная и не бледная, а просто синяя. Потом был развод. Оформление бумаг, переезд… Я думал, Гена будет звонить мне. Кричать в трубку, угрожать, может, приедет хотя бы за Лидой. Нет. Он молча подписывал все нужные бумаги, ему некогда было думать о дочери, о жене, о том, черт возьми, что его жена сейчас живет с другим мужиком – главное, что никто не мешал работать. Никто не ругал его деньги. Никто ни в чем не обвинял. Первый раз крики про «ты бросила папу» из Лидиных уст я услышал, когда ей было лет одиннадцать. Она хлопнула дверью и убежала в свою комнату, а я просто стоял и смотрел на Марину. - Ты бросила папу?.. - А что я должна была ей сказать? – Она сидела на диване, сжав в руках подушку. – Жень, осуждай, как хочешь, я не хочу, чтобы она это знала… Он объявился года через три, позвонил мне, хотя я тогда уже давно сменил номер телефона и место жительства. Он не говорил, что скучает по дочери, не просил передать, что любит ее, ничего того, что я мог бы ждать. Он требовал отчетов – фотографий с морей и дней рождений, видео с утренников в школе, фотографию табельного листа в дневнике. Он контролировал ее жизнь по электронной почте, и если бы он не был моим давним другом, я бы послала его куда подальше с такими запросами. Буквально пары месяцев такого общения мне хватило, чтобы понять – Марина ни о чем не знает и знать не должна, ровно как и Лида. Это казалось мне таким диким, но я не стал сопротивляться. Мне было жалко Гену. *** - Скоро уже? – Лида дернула ручку сумки. - Скоро, скоро. - Откуда ты вообще знаешь, куда ехать? – Она попыталась открыть окно, но регулятор был заблокирован. - Ты думала, я тебя на деревню дедушке повезу? - На деревню папе, - хмыкнула она. Да уж, Лида. На ту еще деревню… *** Женя смотрел вперёд, на дорогу, но ощущение было такое, как будто он смотрит по телеку какую-то расчлененку. Отчим так сильно временами сжимал руль, что белели костяшки пальцев. Прямо гнев в высшей концентрации. Я не знаю, зачем я решила ехать к папе. Он меня вряд ли ждёт. Он мне стал чужим за эти двенадцать лет, я ему, видимо, тоже. Но ехать домой я тоже не могла. Одна только мысль о том, что придётся сейчас опять врать что-то маме, отсиживаться у себя в запертой комнате, ходить по дому, как призрак... Нет. Царапина на щеке саднила, ныло плечо, но в общем-то, по сравнению с Рыбиной, я была просто красоткой. Ей больше досталось, да-а... Вот ты докатилась, Лида, уже дерешься из-за него. А дальше что будет? С крыши прыгнешь? Ага, сейчас. Если только с крыши подвала. Женя затормозил на стоянке перед каким-то совершенно обычным многоквартирными домом. На меня тут же напал мандраж, но я со всей имеющейся уверенностью распахнула дверь и вылезла из автомобиля. Прямо в лужу. Ну что же, суперское начало. - Он тут живёт? - Снимает квартиру... Пока что. - Женя закрыл машину и обошел с другой стороны. - Нам направо. Чем ближе мы подходили к подъезду, тем страшнее мне становилось. Однако вид этого обычного дворика, в меру обшарпанного подъезда и уютно светящихся окон квартир навевал воспоминания... Эх, а что, вдруг сейчас я вот так раз - и вернусь в детство? Может такое быть?.. Женя позвонил в дверь. Я мысленно перекрестилась и сделала полшага вперёд. Дверь открылась. - Женя? Какими судьба... - Начал было папа. - Лида? Нет, блин, не Лида. Петя. И тем не менее я робко кивнула. - Ты звал Лиду в гости? Вот, пожалуйте. Звать свою собственную дочь в гости... Здорово, наверное. Меня вообще немного смущал Женщин тон, такой он был весь из себя суровый и раздраженный, а папа... А он как будто и не возражал. - Ну проходи, конечно, проходи... Ванна в конце коридора. Это была абсолютно обычная квартира, современная, вполне уютная, не похожая даже на съёмную. Ощущалась как будто рука хозяйки. Я прошла в ванную, и тут же навстречу мне вылезла какая-то красоточка, блондинка в странном зеленом платье с пояском. Ну конечно, как же я могла забыть… Сначала я немного опешила, глядя на её выбеленные волосы, а потом кивнула: - Здрасте. - Здравствуй... А... Гена?.. - Растерянно крикнула дама, высовывая голову в коридор. -Лида, познакомься, это Элоиза, моя… - Жена? – Подсказала я. - Да, - быстро кинула блондинка. - Не совсем, - одновременно с ней покачал головой папа. Ха. Интресненько. - Будем знакомы, - хмыкнула я, и, изобразив поклон, закрылась в ванной. Элоиза. С ума сойти. Интересно, это ее настоящее имя? В ванной на пластиковой полочке стояла целая куча шампуней, муссов и масок для волос. Что же, госпожа Элоиза, они вам ни капли не помогают, ваши волосы похожи на солому, вот так. Так, Лида, давай успокоимся. Не надо находить себе приключения на задницу сейчас, у тебя их итак хватает. Эта Элоиза может не беспокоиться за собственную безопасность – она мне не особо нужна. Меня куда больше волнует сейчас то, что происходит в школе. Не проболтается ли зараза Рыбина о том, что она видела в городе? Не понял ли кто-нибудь слишком догадливый это и без ее слов? Не узнал ли Игорь о случившемся?.. - Это твоя дочь? – Голос папиной не совсем жены звучал недовольно. Я не закрыла кран, но прижалась ухом к двери. - Да, я же тебе о ней рассказывал. - И она будет жить с тобой? - С нами, Эля, с нами. После этих слов мне захотелось станцевать прямо в этой крошечной ванной. Шах и мат, Эля. Тебе придется меня потерпеть. Глава 23 - Ее зовут Элоиза. Нет, ты понимаешь, Э-ло-и-за! Эллочка-людоедочка, блин. – Я сидела на диване в той комнате, которая была отведена мне, и болтала по телефону с Маришей, пока дома не было никого. – Теперь я не так удивляюсь, что твоего брата зовут Измаил. - Двоюродного брата, - ревностно поправила меня Маша. – Да какая разница, как ее зовут, главное, чтобы она была хорошая. Она хорошая? - Без понятия, сейчас она на работе, вообще мы пока не общались так что бы… Ну чтобы понять. – Я замялась и наконец решилась спросить: - Маш, а как там… Ну в школе? - Ты хочешь сказать, как быстро заживают раны нашей замкомши? – Хихикнула подруга. – Ну как тебе сказать… Она ходит по гимназии чернее тучи, вся в полосках зеленки, а еще она теперь прогуливает физику. - Вот так вот. И ей разрешают? - Ее вообще хотели оставить в медпункте или отправить домой, но она отказалась. – Салихова вздохнула. – Лид, вот ты не обижайся, но ты все-таки дурында. - Да чего дурында? Она начала орать на всю школу, что я гуляла с Игорем, а я должна была стоять и слушать с милой улыбкой? – Возмутилась я. – Да ей еще мало досталось. - Ты меня пугаешь. И знаешь, не только меня. Откуда вообще в твоей костлявой тушке столько злобы и жажды крови? Ты бы видела себя со стороны, когда налетела на нее… - Надо было снять на видео, - съязвила я. – Мань, ты не бойся, тебя я бить не буду. - Попробуй только, - хмыкнула Маша. Из коридора послышался звон ключей и скрип открываемой двери. - Ой, Маш, кто-то пришел, давай, пока, - скороговоркой выпалила я и выключила телефон. Элоиза, влача за собой шлейф холода и дорогих духов, зашла в квартиру. В одной руке она держала крошечную, но наверняка дорогущую сумочку, а в другой – пакетик, в котором болтались пару коробочек и пакет молока. Это называется «сходила за продуктами». Ясно. - Я вот купила пирожных, - улыбнулась хозяюшка. – Спросила у твоего папы, и он сказал, что ты любишь сладкое. - Откуда ему знать… - Я с независимым видом прошествовала в кухню. - Ну он ведь твой отец. – Коробка с эклерами шлепнулась на кухонный столик. - Он вам много обо мне рассказывал? - Может, перейдем на ты? Да ради Бога. - Он много тебе обо мне рассказывал? – Не отступила я. - Ну… - Элечка налила в чайник воды. – Он говорил, что ты учишься в специальной школе… - В гимназии военного типа. – В специальной школе, мать вашу. Интересно, это она так исковеркала папины слова, или мой родитель реально сказал своей пассии, что его дочь учится в школе для тупых? - Да. Еще говорил, что ты живешь с мамой. - Логично, - фыркнула я. – Если я живу не с папой, то вероятно, с мамой. Не совсем жена покосилась на меня, но промолчала. Бесшумно распахнулась дверца холодильника – запасливая хозяюшка засунула туда пакет обезжиренного молока и морковные котлеты – самый жуткий полуфабрикат, который я когда-либо видела. Бедный мой отец, как он тут вообще еще не позеленел от таких харчей? Или не порыжел. - А что у нас есть из еды? – Без всяких комплексов осведомилась я. - Ну… Я вот купила мюсли, потом там салаты в холодильнике, ты не видела? - А из еды? – Решила проверить степень собственной наглости я. Конечно, никто тут не обязан меня, корову шестнадцатилетнюю, кормить с подноса, и тем не менее, что в этом доме вообще едят? Судя по всему, Элоиза из числа тех дам, которые помешаны на холестерине, фитнесе и брокколи, а значит, питаться мне придется манной небесной. - Мы вообще-то это и едим. – Ой, кажется, я кого-то обидела. Как жаль, что мне плевать. - Понятно… - Я замерла на месте, постукивая пальцами по столу. - Тут внизу есть кафе, там можно купить пиццу, шаурму и все такое на вынос, если хочешь, можешь сходить. Тебе дать денег? - У меня есть, - фыркнула я и пошла за одеждой. Надо будет попросить Женю, чтобы в следующий раз он привез мне еды. А лучше бы он меня забрал отсюда. Не так я себе представляла жизнь с папой, совсем не так. Кстати, с папой все было в полном порядке. Он много со мной разговаривал, правда, я далеко не на все вопросы хотела отвечать, он все время пытался мне помочь и все такое, но… Его все время не было дома. Он был, видимо, что-то вроде Жени – все время занят, все время в разъездах. А дома сидела его Элоиза. Кто она ему, я так и не поняла до конца. Колец на пальцах у них не было, иначе она бы явно тыкала мне рукой в лицо каждую свободную секунду, но она жила с ним, значит… Девушка? Ну, в принципе, любви все возрасты покорны. На самом деле она меня практически не раздражала, и изо всех сил пыталась казаться хорошей, милой, любящей и все дела. Я, в свою очередь, изображала невинного подростка-ангела, но мы обе видели, что это была дикая фальшь. Одному папе наивно нравился этот театр. Уже второй раз за эти два дня я понимаю, что с Женей все как-то по-иному. Я даже скучаю по нему, черт возьми. Кафешка, которую порекомендовала мне Элечка, оказалась обычным ларьком, правда, с дверью и двумя столиками в углу. Заказав себе две шаурмы и половину пиццы (а что, на случай конца света) с собой, я села за один из столиков и стала ждать. Ну вот, Лида, тебя занесло в какую-то задницу. Больше всего меня волнует, не разболтала ли Рыбина о том, что я гуляла с Игорем. Потому что если разболтала, то меня посадят лет на пятнадцать за убийство, и мы вряд ли в скором времени погуляем снова. А вообще-то, что такого в том, что двое людей просто проводят время вместе? Почему если парень и девушка ровесники, они могут ходить по кальянным, курить и бухать вместе, а если парень ну чуть-чуть старше, то все, туши свет, бросай гранату? Хотя о чем я говорю, он мне не парень, и я ему не девушка. Закрыли тему. - Девушка, ваш заказ! – Бодро выкрикнул парень из-за прилавка. - Я не девушка… - Пробормотала было я и спохватилась. – Ой, спасибо. Сколько с меня? - Вы уже оплатили… - Растерянно хмыкнул парнишка. - Да? - Да, у нас оплата до подачи. Приятного аппетита. - Спасибо, - буркнула я и, схватив свой здоровенный пакет, выбежала из кафешки. Наверное, этот бедный кассир решил, что я умственно отсталая. Кстати, он был не так уж и далек от истины. Пакет казался довольно тяжелым, но это была приятная тяжесть – тяжесть еды, которую ты сейчас съешь. Всю. Плохая, вредная, жирная еда. То, что доктор прописал. Уже подойдя к подъезду я вспомнила, что ключей у меня нет, никто мне отдельного комплекта не выделил, а взять Элоизины я не догадалась. А номера квартиры я не знаю. Блин, мне что, придется есть мою шаурму тут? На холоде, с пакетом в руках, и, кстати говоря, в демисезонных сапогах? Интересно, как посмотрит на меня тот кассир, если я сейчас с гордым видом вернусь в кафе и примусь трапезничать там? Я набрала наугад одну квартиру, но мне никто не ответил. То же самое было и с вторым, и с третьим номером, и только на четвертую попытку мне отозвались. - Здравствуйте, я ваша соседка, - мило защебетала я. – Вы не могли бы открыть дверь, а то я ключи забыла… - Пошла на …! – Злобно отозвался домофон и отключился. - Вот так вот, - усмехнулась я. – Ладно, тридцать восьмая квартира, я тебя запомнила. Попробуем еще раз… В сорок пятой квартире кто-то явно долго не хотел брать трубку, но ответили мне вполне дружелюбно: - Да? - Я ваша соседка… - Я прислушалась. – Я ключи забыла, вы не могли бы мне открыть, пожалуйста? - Да-да, конечно… - Отозвался любезный голос, пол которого мне не удалось определить. Я ждала, а мой невидимый собеседник не спешил открывать дверь, но и трубку не клал. - Э-э… Вы откроете? – После некоторой паузы переспросила я. - А куда нажать? – Спросили меня в ответ. - Извините. – Я психанула и сбросила вызов. Боже мой, мой отец снял квартиру в доме для дебилов. Одни посылают по далекой дороге, другие, похоже, не отличают домофон от пылесоса. Тут мои злобные молитвы были внезапно услышаны, и, едва не сбив меня, железная дверь распахнулась и из подъезда вылетела какая-то крошечная собачонка с тучной хозяйкой на поводке. Именно так это выглядело, по крайней мере. Восхваляя биологические потребности всех псовых мира, я забежала в подъезд и хотела уже вызвать лифт, когда вспомнила, что лифта в этом чудесном пятиэтажном доме нет. Ну что ж, физическая активность улучшает аппетит. На подходе к четвертому этажу я остановилась и принюхалась. Откуда-то несло мерзким табачным дымом, причем с примесью каких-то странных ароматизаторов, нечто среднее между ментолом и чесноком. У меня в семье никто никогда не курил, и запах курева вызывает у меня жуткое отвращение. Приготовившись дышать ртом, я уже занесла ногу на следующую ступеньку, как услышала голос Элоизы сверху: - Алло… Да, это я. Ах вот, оказывается, кто у нас курит такую дрянь. Что же, спасибо хоть за то, что она в квартире не разводит эти благовония. Сама не зная, почему, я не стала идти дальше, а замерла на месте, причем так, чтобы меня никак нельзя было увидеть с площадки четвертого этажа. - Да потому что раньше не могла! – Рявкнула Элечка. Интересно, не с моим ли папенькой она в таком тоне беседует? - Конечно, уехал… Как всегда. Видимо, не с ним. Ну и хорошо. - Да как тебе сказать… Все шло хорошо, только потом приехала эта его… дочь. О, а это про меня, да? - Ну как что? Да хотя бы то, милый мой, - кажется, у милашки Элоизы уже сносит крышу от злости, - что теперь он не уедет через два дня! Конечно, не уедет. А ты что хотела? - Да я знаю, что даты стоят! Не ори на меня! Я попробую его уговорить. Интересно, а что это вообще за разговоры? - Ты не сможешь прийти и забрать документы, пока мы в городе, пойми ты! Так не поступают даже такие неосмотрительные идиоты, как ты. Вот это да. Что-то мне это не нравится. - Да потому что он узнает, почему еще-то? Так, не надо паниковать. Я попробую его уговорить… Из трубки послышался какой-то такой адский крик, что даже до меня долетело слабое вякание. - А если нет… Слушай меня! Если нет, то тебе придется подождать! Я-то ждала тебя, между прочим, почти три года ждала! Я аж вцепилась в перила от неожиданности. Блин, откуда, мне очень интересно, она ждала своего собеседника столь долгий срок? Явно не из пионерлагеря. - Все, мне пора. А то скоро его дочурка вернется… Давай. Как же не хватает тут концовочки «целую, милый». После того, как за Элоизой захлопнулась дверь, я постояла на лестнице минуты три, а затем, нарочито громко топая, стала подниматься наверх. Ну вот, не могла эта таинственная особа побыстрее болтать по телефону? У меня уже вся пицца и вся шаурма остыли. *** Я сидела на диване и смотрела в завешенный тонким тюлем квадрат окна. Было часов семь вечера, но уже давно стемнело, и только огни вывесок и проезжающих машин подсвечивали мое окошко. На самом деле я не люблю сидеть в темноте. Даже самые негустые сумерки меня угнетают, но сейчас мне было как-то лень вставать и зажигать люстру. Посидим в темноте… Тогда, когда мы были все вместе, у нас был такой способ проводить вечера – посиделки в темноте. Мы гасили свет во всей квартире и ложились на кровать втроем, и начинали говорить. Я плохо помню эти истории, потому что я была маленькой и почти каждый раз засыпала во время этих вечерков. Помню только, что я лежала между мамой и папой, смотрела в потолок и следила, как пробегают по потолку полоски машинных фар со двора, разрисованные узорами занавесок. Где-то в глубине души я надеялась, что не просто перееду к папе, а восстановлю наш… тройственный союз. Но теперь я понимаю, как это глупо. Этого никогда не будет, мои родители разошлись, жизнь разделилась на две дороги, и мне надо как-то умудряться идти по обеим сразу, потому что, черт возьми, я не хочу терять никого из них. Я взяла со стола телефон и набрала номер. Недавно Женя купил мне новую симку в замен той, которая сейчас, наверное, только-только проглянула из-под снега в лесу. Эх, Женек, а ты, оказывается, еще не такой мерзкий, как мне казалось… - Алло, Лида? - Да… Жень, привет. Я нервно сглотнула и тут де спросила: - Как там мама? - Хорошо мама… Сейчас вот заберу ее с йоги. Ты там как? - Живем потихоньку… Жень, если мама про меня будет спрашивать, то у меня все хорошо. В школе все хорошо, да? - Да. – Вот какой у меня отчим понимающий. – Я ей ничего не говорил, я так понял, ты этого не хотела. - Совсем не хотела… Ну ладно, давай, пока. – Я положила трубку и опять уставила в окно. Ну вот, у них там все хорошо. Счастливый будущий отец забирает свою жену с йоги. Идеальная картинка. Картинка, на которой нет места вредной падчерице. *** - Ну дорогой… Мы как-то можем уехать пораньше, а? Я так соскучилась по дому… Я невольно замерла возле двери гостиной, где сейчас беседовали папа с Элечкой. По всей видимости, она начала его обрабатывать. Как-то мне это не нравится, они с этим типом, который три года гулял по полям да по лугам, замышляют что-то гадкое. Они явно хотят как-то обмануть моего отца. Но ведь он на это не согласится, ведь так? - Эля, ну как я могу уехать? У меня тут дела, да и Лида… - Никуда не убегут твои дела… - Судя по звукам, она перебралась поближе к своему кавалеру и повесилась ему на шею. Или еще на какую-нибудь часть тела. – А Лиде пора уже назад, к ребятам, в школу, тебе не кажется? Она по дому такая грустная ходит… Ох ты ж блин, да как мне не быть грустной, если мня кормят тут одной травой да мюслями? Ну ничего, такими темпами я скоро из грустной в сердитую превращусь. - Я не знаю, Эль… Это как-то нехорошо. - Что нехорошо? Она меня стесняется как-то, понимаешь? Может, нам лучше попробовать… ну, сблизиться уже попозже? Через некоторое время? Я ее стесняюсь? Что за бред? Мне хотелось сейчас просто распахнуть дверь и, эпично влетев в комнату, выпалить: «Не слушай ее, папа, она на пару со своим любовником хочет тебя обмануть, я все знаю!», но это было бы… странно. И глупо. Да он мне не поверит, и будет прав. Я решительно развернулась и двинулась прочь от своего поста подслушивателя. Меня душила обида. По папиному голосу слышно, что он согласится на все, что ему предложит эта Эля, а я… Я так, на время в гости приехала, и пора бы меня уже выпихивать к чертям собачьим. В конце концов, где был этот папочка, когда мне было так плохо? Когда я сидела и часами рыдала, запершись в своей комнате? Когда мама с Женей гуляли под ручку, а я шлялась за ними третьей лишней? Да зачем далеко ходить, кто забрал меня из школы и привез сюда, кто заглаживал все мои косяки, он что ли? Нет, это все делала Женя, которого, конечно, это не сильно возвышает, но не суть. Я не буду ничего ему говорить, пусть выпутывается, как хочет. В конце концов, речь шла всего лишь о каких-то документах. Не о нападении, не об убийстве, ни о поджоге. Ничего страшного не случится, если этот Элечкин хахаль, или кто он там, сопрет какие-то документы, а уж волноваться, что папа после этого разочаруется в своей пассии, я точно не стану. И все же у меня было как-то мерзко на душе. Хочу домой. Но туда сейчас не вариант попасть, поэтому я заперлась в ванной и от души протестировала все Элины крема, гели и пенки. Если уж меня и пнут из дому, то я буду хотя бы чистенькая. *** Весь следующий день я словно сидела на здоровенной подушечке для иголок, причем все иголки были на месте. Я не дослушала, чем закончилось папино разбирательство с Элечкой, но судя по взглядам, которые он то и дело кидал на меня, когда думал, что я не вижу, мне пора собирать сумку. У меня даже была такая мысль – собрать вещи, заявиться к папе и сказать, что так мол и так, хотели меня выгнать? Не нужно, я ухожу сама. Год или даже полгода назад я бы так и сделала, но сейчас… Сейчас я решила просто подождать. Я сидела на диване, подложив под спину все те дурацкие маленькие подушечки, которые нашла в комнате, и все равно было не слишком удобно. Что за мода такая – куча маленьких вещей вместо одной большой? Я пыталась сложить пазл на телефоне, такую хитрую головоломку, где пазлы можно двигать, но есть только одно свободное место для перегруппировки. Если честно, я и не собиралась собрать эту странную картинку то ли с пеликаном, то ли с ежом, просто надо было чем-то себя занять. Папа вошел как-то так неслышно, что я, считающая себя вообще-то человеком с хорошим слухом, не заметила его, пока он не наклонился ближе, что бы рассмотреть экран телефона. - О, Господи! – Подскочила от неожиданности я. – Ты чего пугаешь? - Ты так была занята своей картинкой, - усмехнулся папа. - Это не картинка, - я выключила телефон. – Ты… Чего хотел? Он закрыл за собой дверь и просто стоял, глядя на меня. Я смотрела на него в ответ, молча, почти не мигая, и это было очень, очень странное ощущение. Такое бывает, когда видишь где-то в чужом месте какую-то вещь, до боли знакомую, и никак не можешь вспомнить, где же это видел. Смотришь так на чехлы в такси и никак не приходит в голову, что такой же узор на чехлах в машине твоего хорошего друга. Так и я смотрела на своего собственного отца, и никак не могла понять, где я видела этот до боли знакомый взгляд и вообще все это выражение лица. - Лида, слушай… - Слушаю. – Я устроилась поудобнее и приготовилась изображать внимательную дочу. - Тут такое дело… В общем, мне нужно уехать. Это по работе. - И Элоиза поедем с тобой? По работе? – Не удержалась я. - Она поедет со мной, потому что я не могу оставить ее одну в городе, когда сам буду за сотни километров отсюда… Ты извини, - вздохнул он, - но тебе придется вернуться домой. - Домой я не поеду, - буркнула я. - То есть как? Я прикусила губу. - Тебе Женя разве ничего не говорил? - А что он должен был мне сказать? – Папа присел рядом на краешек дивана. Ну, приплыли. - Дело в том, что у меня как бы учебный год идет, мне в школу нужно… - Тебя же отпустили на неделю, вроде как каникулы… Да уж, на каникулы. За хорошее поведение досрочно освободили. - Пап, я вернусь только в школу, хорошо? Хотя чего я спрашиваю… - Я поднялась с дивана и подошла к двери. – Надо уехать – хорошо, считайте, что я уже собрала сумки. - Лида, что за тон? – Папа резко поднялся с кровати. Я уже думала, что сейчас начнется очередной скандал, но он глубоко вздохнул и сунул руки глубже в карманы домашних штанов. – Ты собирайся, а я отвезу тебя завтра в школу… Ко скольки там вам нужно быть?.. - Меня Женя отвезет. – Я открыла дверь. - Ту куда? - У меня вещи на балконе высохли, собрать надо. - А где твоя сумка? - Вон стоит, - махнула рукой я и убежала. Ну вот и супер. Ты молодец, Лида. Мало того, что тебя выгоняют из дома твоего же отца, так ты сама ведешь себя, как… да как обычно. И зачем я сказала, что позвоню Жене? Это наверняка было обидно. *** - Опачки, какие люди! – Дверь казармы с шумом распахнулась и в комнату влетела Мальцева. – Тебя что, амнистировали? - Меня и не приговаривали, вообще-то. – Я с равнодушным видом поставила на кровать сумку и ползла в нее за спортивной формой. – Сейчас физподготовка была же? - Ну допустим… - К соседней кровати подскочила Мариша. – Лид, а это… Все в порядке? Я оглядела себя с ног до головы, пошевелила пальцами, размяла шею. - Вроде все на месте. - Дурище, - беззлобно проворчала подруга, снимая майку. – А ты ж говорила, что тебя на недельку отправили? - Да в том-то и дело… - Я прикусила губу. – Знаешь что… А хотя нет, ничего. - Как знаете, Лидия Геннадьевна. – Пожала плечами Салихова. – Ты умываться пойдешь? - Зачем? Я у папы с утра помылась, как белый человек… - Понятно, - подруга перебросила через плечо полотенце. – Пока кто-то мылся, как белый человек, мы бегали, как самые обычные рабы. Мимо нас с гордым видом, сверля взглядом стену, прошествовала Рыбина. Она не удостоила меня ни словом, ни взглядом, зато уж я-то вдоволь насмотрелась на нее. Пожалуй, теперь она выглядела немного лучше, но полоски зеленки на лице ее явно не украшали. - Слушай, - прошептала я на ухо уже собиравшейся уйти Маше. – Она что, специально себя зеленкой красит? У нее ж уже и не болит ничерта! - Слушай, - покачала головой подруга, - не в твоих интересах сейчас это обсуждать. Ты ей еще за неэкономное использование зеленки врежь. Это же твое любимое занятие теперь – молотить людей по чем зря. - Ой-ой, - поморщилась я. – Иди мой свою рожу. - Ну и иду! – Крикнула Маша уже из коридора. Все девчонки разбежались по душевым приводить себя в порядок после физподготовки, а это значит, что минут эдак на десять я останусь одна. Женя привез меня с утреца пораньше, и мне ничего не оставалось, как сидеть в казарме, переодевшись уже в учебную форму, и читать учебники. Страшно ли мне было? На самом деле да, страшновато. И как оказалось, не зря. Рыбина меня игнорирует, и Бог с ней, мне так даже проще, но остальные… Даже Мариша, похоже, считает меня виноватой в случившемся. Да, я была похожа на бешенного генномодифицированного зверя, когда била несчастную Настеньку, но я все равно не понимаю, как при всей ее противности она еще у кого-то вызывает сочувствие? Наверное, дело в том, что я была и останусь тут новенькой. Даже если бы я училась с ними с первого курса… Я не такая, как они, и я не знаю, почему. Обычно среди девочек моего возраста быть «не такой, как все» - можно и круто, но мне что-то совсем не круто. С самого первого дня я зарекомендовала себя как изгой, и вот только-только лед тронулся и я начала даже думать, что эти люди не такие уж плохие и достойны общения со мной, но теперь все опять пошло наперекосяк. Да и вообще, в моей жизни еще ни разу не было столько таких наперекосяков в один год. У меня была довольно скучная жизнь, не смотрят на то, что я часто меняла школы и закатывала скандалы Жене. Это была не жизнь, это была полная чепуха, взращённая на моих капризах. Только теперь началась настоящая жизнь, но она началась не с того края, не с легкого начала, а с какого-то слишком высокого уровня сложности. Только раньше мне на это все было плевать, потому что у меня был запасной аэродром – уехать к папе. Уеду туда, и там-то буду уже жить, как надо, а это все – так, демоверсия. Только теперь вот оказывается, что и с папой все не так просто. И дело ведь даже не в этой Элоизе, ужилась я как-то с Женей, а уж с ней-то тем более уживусь. Даже неизвестно, кому еще кого придется терпеть. Дело в том, что сейчас моего отца, возможно, обманывают и подставляют, а я решила, что это все не мое дело и пусть он разбирается сам. Потому что я обижена. Да, я дико обижена за все эти годы, когда у меня, может быть, тоже были проблемы, меня тоже подставляли и обманывали, но ему не приходило в голову даже поинтересоваться, как у меня дела, не говоря уже о помощи. Так что пусть разбирается сам со своей бабой, ему ведь не десять лет и даже не двадцать, в конце концов. Я встала с кровати и подошла к двери. Стоило мне распахнуть ее, как какой-то дичайший сквозняк оглушительно хлопнул оконной створкой. Я вздрогнула и обернулась. За закрытым окном медленно качалась туда-сюда черная ветка, мокрая, блестящая под утренним солнцем на фоне голубого неба и края соседнего корпуса. Даже не верилось, что такая мирная картинка могла создать такой звук, резкий, пугающий, как выстрел. Во всем этот мир какой-то двуличный. *** - Ты сегодня какая-то… как не в себе. Будешь? – Мариша махнула перед моим лицом свеженьким беляшом из буфета. - Спасибо, нет. - Лида, ты отказываешься от еды? Да еще и говоришь такие слова, как «спасибо»?! Что с тобой, ты явно больна! – Мариша попыталась потрогать мой лоб, но я с раздражением откинула ее руку. - Да ладно тебе, я же просто пошутила… - Обиделась подруга. - Шути где-нибудь подальше от меня. – Я распахнула дверь уборной и мысленно поблагодарила всех существующих богов за то, что в холодной кафельной комнате не было ни души. – Мне сейчас как-то не очень шутится. - Что у тебя случилось? Сегодня у нас магнитные бури или что?– Мариша встала за моей спиной и наблюдала через зеркало за тем, как я пытаюсь причесать волосы рукой. – Дать тебе расческу? - Дай мне тишины и покоя! – Рявкнула я, но пожалела об этом тут же. – Лучше дай мне по роже, пожалуйста. - Вот так вот… - Ошарашенно пробормотала подруга. – А чего это вдруг такие склонности к самобичеванию? - Да потому что я тварь… - Я облила все лицо холодной водой и запрыгнула на подоконник. - Воистину, блин! – Мариша запрыгнула рядом со мной. – Почему это? Если ты из-за Рыбиной, то совсем ты не тварь, уж я тебе могу это сказать. Я ее знаю больше твоего. - Да причем тут Рыбина… - Я вытерла лицо рукавом толстовки. – Дело в другом. Я просто… Даже не знаю, как сказать. Я вот сейчас предаю одного очень важного для меня человека. Близкого человека. - Игоря что ли? – Приподняла бровь Машка. - Да при чем тут Игорь?! – Я спрыгнула с подоконника. – Я про своего отца. - М-м… И как же ты его предаешь? - Я знаю, что ему, возможно, грозит опасность, но я ничего ему об этом не сказала. - Знаешь или возможно? - Что? – Не поняла я. - Ты точно знаешь об этой опасности? - Ну… - Я сжала кулаки. – Да. - Тогда почему не скажешь? - Потому что я на него обижена. - За что? Я молчала. - Лид? - Какая разница! Просто обижена, и все! Он меня бросил на двенадцать лет, понимаешь, на двенадцать, а теперь… - Мой отец бросил меня на семнадцать лет, и даже не знает о моем существовании, - фыркнула Марианна. - Это другое… - Я закрыла лицо руками. – Давай ты меня послушаешь… Только не перебивай, хорошо? Подруга кивнула, и я начала свое повествование. Я рассказала далеко не все, только то, что слышала разговор Элоизы, и то, что после этого разговора она уговорила папу улететь из города. Мариша действительно слушала, ни разу не перебив. Даже когда я закончила, она молчала, хотя вот сейчас как раз надо было уже говорить. - Ну? – Не выдержала я после двух минут молчания. - Что «ну»? Не знаю я, Лид, это все не слишком точно, я бы на месте твоего отца вряд ли бы поверила. Но на твоем месте я бы ему все рассказала. Я прикусила губу и уставилась в пол. - Вот если бы такая ситуация произошла с Игорем или с Женей, ты бы им рассказала? - При чем тут Игорь, а тем более Женя? – Не выдержала я и схватила с подоконника сумку. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Поглупее пример найди, а. Мариша так и стояла в уборной, а я уже выбежала в коридор, но не пошла в казарму, а пролетела дальше, и распахнула дверь на пожарную лестницу. Обычно эта дверь всегда была заперта, как раз для того, что бы тут не курили, не пили, прячась от глаз преподавателей, да и не топтали, но сейчас она была открыта, и это был просто подарок судьбы. Я спустилась на один пролет, села на узенький подоконник, обхватила себя руками и уставилась в окно. С этой стороны гимназии вид был не ахти – краешек автостоянки, дорожка, ведущая на спортплощадку, и дальше пустырь, где с другого края, если мне память не изменяет, стоят мусорные баки. Не слишком живописно, но именно такой пустой и ни к чему не обязывающий вид нужен был мне, как вода в пустыне. Просто сидеть, смотреть, ни о чем не думать… С первыми двумя желаниями все было нормально, а с третьим полный абзац. В этих краях темнеет позже, сейчас еще светло. Пять вечера, время досуга… Пожалуй, надо вернуться в расположение, ибо мое долгое отсутствие может насторожить какую-нибудь не в меру пронырливую личность. *** - Ну Лид, ну да-ай… - Ныла Саша Дьякова, пристроившись за моей спиной на моей же кровати. - Отстань. – Я отвернулась и перелистнула страницу учебника по геометрии. Надо сказать, от смены страниц иероглифы не стали более понятными. - Чего она хочет? – В казарму вошла Салихова. Я сжала покрепче кулаки и глубоко вдохнула. Блин, лучше бы осталась сидеть на лестнице, честное слово. - Смерти моей она хочет. - Я просто прошу дать мне шампунь, а этой жабе жалко, или что, я не пойму… - Обиженная Сашка наконец-то подняла свой зад с моей кровати. - У тебя нет шампуня? – Удивилась Мариша. - У меня есть, но у нее-то очень хороший, я видела. - Да мне не жалко, - захлопнула учебник я, - просто у меня в сумке чертова Нарния, я сейчас буду час искать его! - Зачем час? Если ты не найдешь его даже за полчаса, я отстану, правда! – Умоляюще сложила руки Саша. Я вздохнула и полезла в сумку искать злосчастный шампунь для Дьяковой. Вот в следующий раз у всех на виду помою голову жидкостью для мытья посуды, чтобы больше никто не лез ко мне. На пол посыпалась целая куча вещей, половину из которых я даже считала потерянными, а о существовании второй половины вообще не подозревала. У меня есть цветные карандаши? Ну надо же. А откуда у меня эта резинка для волос? Под руку наконец-то попалась бутылка с таиландскими надписями - тоже мамин подарок - и протянула его Саше, выставив руку вверх на манер Супермена. - Ой, спасибо, спасибо, спасибочки! Ты самый прекрасный на свете человек! - Дьякова схватила шампунь и с радостным видом упрыгала в душевую. Я села на полу перед горой вещей, высадившихся из сумки, и вздохнула. Теперь надо как-то всё собрать, да так, что бы завтра хоть что-то можно было найти. - О, а вот и та тетрадка, пропажу которой ты повесила на меня, - фыркнула с соседней койки Маша. - Я вижу... Она тебе ещё нужна? - Уже нет. - Тогда запихаем на самое дно. - Я подняла тетрадку с пола и так и замерла с поднятой рукой. На полу, там, где только что была тетрадь, лежал браслет. Браслет из розовых толстых нитей с бусинками. Их гладкие и некогда блестящие бока местами облупились, а нитки возле узелка были знатно перетерты, и все равно я узнала эту вещь. Это был тот самый браслетик, подарок папы на наш последний Новый Год. Чувствуя, как дыхание обжигает горло, я взяла украшение в руки и натянута на запястье. Тогда, в четыре года, он мне был большеват, а теперь жмет... Как он тут оказался? Я точно помню, что искала его много раз, но так и не нашла. Видимо тогда, когда мама в спешке сматывалась, волоча меня за собой, я не успела его надеть. - Стильная вещица, - хмыкнула Мариша. - Сколько ему лет? - Двенадцать... - Я прикусила губу. Когда я решила побыть ещё немного гордой и жестокой и побежала звонить Жене, папа спросил, где мой сумка. Да, выходит, именно тогда он и положил его в неё. Наверное, он хотел отдать браслет мне лично, но какое там... Я была слишком... Слишком тварью, вот так. - Он это сделал, а я... Я просто дура! - Что опять? - Подскочила с кровати Мариша. - Я должна его предупредить, - прошептала я, чувствуя, как перехватывает дыхание от волнения. - Чего бы мне это теперь не стоило. Глава 24 Я встала с пола и ринулась к выходу, но тут же развернулась и плюхнулась на кровать. Где, чёрт возьми, мой телефон?! - Лид, ты чего? - Встревоженно спросила Марианна. Я приложила палец к губам и судорожно ткнула пальцем в нужный контакт. - Алло?! - Да как можно так долго не брать трубку! - Папа? - Лида, да, что такое? - Слышимость была отвратительная, на заднем плане что-то шумело, галдело и верещало. - Что случилось? - Вы где? - Со всей дури крикнула я, заставив Маришу и ещё пару девчонок подскочить от испуга. - В аэропорту, Лида, у нас самолёт через полчаса! Что такое? - Папа, слушай меня! - Я выбежала из казармы и от греха подальше забаррикадировалась за цветочными горшками в дальней части коридора. - Тебе нельзя улетать! - Что значит «нельзя»? Я тебя, наверное, не очень хорошо слышу... - Связь прервалась на пару секунд, но быстро восстановилась: - ... говорить. Давай я позвоню тебе, когда буду дома? - Поздно будет... - Пробормотала я скорее себе, чем телефону. - Что? - Не расслышал папа. - Ничего. - Я сбросила вызов и побежала назад в казарму. Мариша все ещё сидела на кровати, поджав под себя ноги. Я подскочила к своей койке и вытащила из-под неё кроссовки. Не слишком тепло, ну и ладно. - Маша, - прошептала я, желая, чтобы никто, кроме нас двоих, разговора не слышал. - Мне сейчас надо срочно отличиться. - Тебе не дадут увольнительную, ты что?! - Возмутилась подруга. - Или ты будешь просить Женю?.. - Нет у меня времени на Женю... Дай мне свою спортивную куртку, а? - А твоя где? - А твоя теплее! - Я сдернула со спинки Машиной кровати куртку, и зажав её под мышкой, побежала вниз. На половине пути я поняла, что надо бы вызвать такси, а деньги я не взяла. То есть с собой-то у меня есть, и достаточно, но они в тумбочке... Эх, блин, что делать? А может?.. У меня не было времени на размышления, поэтому я просто бросилась к двери учительской и буквально залетела внутрь. Одного мимолетного взгляда мне хватило, чтобы понять, что того, кого я ищу, тут нет, зато есть англичанка. Она подняла на меня полные раздражения глаза, но мне было как-то все равно на наши взаимоотношения. - Здравствуйте... А вы не знаете, где Игорь Семенович? - Здесь его нет. - А где он есть? - Меня всю просто трясло от нетерпения. Эта стерва так зыркнула на меня, что не будь я сейчас слишком озадачена проблемами, я бы даже покачнулась. - Это этот, мальчик такой? По физике который? – Высунулась из-за шкафа техничка со шваброй наперевес. Мальчик… От попыток объединить это словечко с образом Игорька у меня немного помутилось в голове, но прикинув мысленно возраст технички, я кивнула. - Да, он. - Так только что в столовой был! – Добродушно шлепнула тряпку на пол уборщица. - Спасибо! – Я развернулась и бросилась вниз по лестнице. В столовой, в столовой… Черт, там же сейчас будет полно народу, а если он уже с кем-то беседует? Плевать, сварю этого кого-нибудь в борще, если понадобится. В пищеблоке, как ни странно, было не так много людей, в основном детвора с младших курсов, преподавателей видно не было. Только в углу, за одним из специальных учительских столов, сидел Орлов и поглощал что-то со скоростью света, то ли гречку, то ли манку… Блин, да мне все равно, пусть он там хоть змей жареных жует, главное, чтобы не подавился. Я подлетела к столу и попыталась затормозить, но ботинки заскользили по гладкой плитке, и мне пришлось упереться в столешницу руками, от чего она немножечко покачнулась. Раз пять. Игорь вытаращил на меня глаза, проглотил еду и растерянно приподнял бровь. Я открыла рот, чтобы ответить, но дыхание за время забегов по этажам так сбилось, что еще минуту, наверное, я просто хрипела, как загнанная лошадь. - Лида?.. – Растерянно произнес физик, аккуратно кладя на стол вилку. – Ты чего? - Я… У меня срочное дело… Это вопрос жизни и… Ухх. – Я плюхнулась на скамейку напротив него и сложила руки на столе. – Здравствуйте. - Ну здравствуйте, - хмыкнул Игорь, не переставая сверлить меня взглядом. - У меня срочное дело, если вы откажете мне, то… это будет плохо. - Даже так… И что, ты мне даже не дашь доесть? – Осведомился бедный голодный Орлов. - Не дам. Мне нужно в аэропорт, срочно, рейс через… - Я поискала глазами часы, но их, конечно же, нигде не было. Я схватила Игоря за запястье и начала крутить, пытаясь понять, с какой стороны смотреть на его часы, но ничего не поняла и буквально бросила его руку на стол. Нет времени на нежности. – Через двадцать минут. - Лида, - взволнованно произнес он, потирая левой рукой правое запястье, - я даже не спрошу, зачем, я просто интересуюсь: куда ты собралась лететь? - Я никуда не собралась! – Подскочила я. – Моему отцу грозит опасность, я должна его предупредить, по телефону он меня не слышит, а если он улетит, то мои предупреждения будут уже бесполезными. Все это я выпалила просто на одном дыхании, и сейчас, надо думать, выглядела еще круче, чем тогда, когда подлетела к мирно ужинавшему физику на скорости атомной ракеты. - И ты хочешь поехать туда, схватить его за руки и кричать «Не уезжай, не совершай ошибку?» - Да! - Лида, послушай меня… - Я не буду слушать… - Сядь. Я послушно села, так послушно, что бедная скамейка аж скрипнула. Ну, удивите меня, Игорь Семенович. - Ты понимаешь, что ты, похоже, опять лезешь не в свое дело? - Ну и что? То есть это мое дело, куда мне лезть, это мой отец… - Я не против отвезти тебя хоть в аэропорт, хоть на вокзал, хоть на Кудыкину гору, но ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз? Я уставилась в стол. Его слова были, конечно, справедливыми, но мне сейчас нет времени его слушать. Но и послать его я тоже не могла… - Это тоже было очень важно, это тоже было твое дело, но ты приехала в эту больницу, и что? Ты что-то изменила? Что-то исправила? - Сейчас совсем другой случай! Ладно, я поняла, - я встала, - извините, ешьте. - Что? - Ешьте дальше, приятного аппетита. – Я схватила со стола вилку и сунула ее ему в руку. Хорошо хоть, что нужным концом. - Лида! – Игорь схватил меня за руку. Сказать, что я просто выпала в осадок – ничего не сказать. Он не взял меня за руку, нет, именно схватил, больновато так, за запястье, и это было совсем не романтично, но блин… Где сейчас все мои совзводнички? Пусть посмотрят, заразы. Он смотрел на меня сейчас снизу вверх, потому что я стояла, а он сидел, и я почувствовала себя настолько окрыленной, что на секунду даже забыла, что произойдет, если я сейчас не побегу вызывать такси до аэропорта. - Пообещай мне, что ты никуда не поедешь! - Это еще почему? – Фыркнула я. - Потому что на улице темно, потому что ты лезешь не туда, куда надо, потому что это будет очередной побег, в конце концов! Иначе у меня не будет выхода. - В смы-ысле… - Протянула я растерянно. - В смысле, что я за вот эту руку, - он помахал у меня перед лицом моей же кистью, - оттащу тебя к Мамаевой, и уж она-то, я думаю, объяснит тебе, что да к чему. Вот оно что… Еще такой подставы мне не хватало. Я скрестила за спиной пальцы другой руки и изобразила мучительное принятие решение на лице. - Хорошо… Я не поеду. - Обещаешь? - Да! – Я дернулась, и, наверное, меня бы это выдало, если бы Игорь не был занят чем-то другим внутри себя. Вот странный человек – секунду назад говорил со мной со всей живостью, а сейчас уже погрузился в недра своего физикоматематического мозга. - Ладно… - Игорек задумчиво смотрел куда-то мимо меня в пустоту. – Иди. Я освободила свою руку и медленным шагом двинулась к выходу из пищеблока. Вряд ли Орлов сейчас отвлечется от своих мыслей и посмотрит мне в след, но лучше все-таки сделать вид, что я успокоилась и одумалась. Стоило мне выйти за порог столовой, как внутри меня вновь завелся реактивный двигатель, и я со скоростью света полетела наверх. Так, сейчас накину Маришину спортивную куртку, благо, они не сдавали сегодня форму в гардеробку, кроссовки у меня теплые, да и в конце концов, поеду я туда на такси… Надеюсь. - Лида, слушай! – Выскочила на меня из-за угла Мариша. – Ты никуда не поедешь. Я даже не стала спорить, просто поднырнула у подруги под рукой и схватила с тумбочки сотовый, потом открыла дверцу, забрала на всякий случай все деньги и вылетела из казармы. Да уж, часы физподготовки не прошли даром. Выйти за территорию было просто мегасложно: на главном выходе было полно дежурных, выход на стоянку был заперт, а вылезать через окно вообще не вариант – засекут. В конце концов я вызвала такси к соседнему зданию, и уверенной походкой направилась к главному выходу с КПП. - Стоять! – Дежурный перегнулся через стойку и вопросительно глянул на меня. – Увольнительная? - Да я не в город, - ничего не оставалось, как импровизировать мне. - А куда? - На спортплощадку. - В шесть вечера? – На лице старшекурсника изобразилось искреннее недоверие. - Ну когда пустили, тогда и иду, - честно заморгала я глазками, - готовиться надо к спартакиаде. - К спартакиаде… Ну иди. Стой, - опять пристал парень, - а почему тебя через спортзал не выпустили? - Да потому что вечером ключи уже сдают на вахту, ну! – Раздраженно рявкнула я и спортивной трусцой выбежала на улицу. А тут, однако, прохладнее, чем я ожидала. Так, теперь отбегаем подальше от КПП, и следующая наша цель – забор. *** - Здравствуйте… - Я плюхнулась на переднее сидение такси. – Мне нужно в аэропорт. Срочно. За десять минут! Сидящий за рулем мужичок средних лед враждебно покосился на меня и фыркнул: - Сумасшедших не возим, покинь салон, девочка. - А так? – Я достала несколько купюр. - Ну… За десять минут-то вряд ли… А за одиннадцать – легко! - Спасибо, только быстрее, умоляю! – Я пристегнулась и вжалась в сидение. Это было страшно. Очень страшно, я никогда не думала, что езда по городу может быть такой экстремальной. Во мне смешался испуг и нетерпение, и это было настолько изматывающе, что я даже порою думала, не попросить ли у водителя аптечку. Когда машина наконец-то подъехала к главному входу в аэропорт, я уже была просто не в состоянии нормально передвигаться, я бежала через эту чертову стоянку так, что от меня шарахались автомобили и даже один погрузчик, если бы я таким макаром бежала через летное поле, то меня бы даже самолет пропустил. Даже танк. Я влетела в крутящиеся двери аэропорта и замерла на месте. Зал ожидания был практически пуст, а это значит… Нет, не не-ет! Я подбежала к стойке консультации, и девушка, сидящая за ней, с опасением посмотрела на меня сквозь бронестекло. Интересно, она что, новенькая? Ей за всю свою практику не пришлось столкнуться с бешенной девчонкой, которая сейчас, кажется, снесет несколько несущих стен? - Здравствуйте… - Я уперлась рукой в стойку с смахнула пот со лба рукой. – Скажите, самолет на Ставрополь когда взлетает? - Секундочку… - Дама глянула в монитор, или что у нее там стояло, я не видела толком. – К сожалению, самолет улетел шесть минут назад, но вы можете забронировать билет на следующий рейс в четыре часа утра. - Спасибо, не нужно… - Я отошла от стойки, добрела до ближайшего дивана и просто рухнула на него, чувствуя, как весь пот начинает замерзать на мне в ледяную корку. Я не успела. Я не знаю, что у них там произошло, но факт остается фактом – я опять все упустила. Шесть минут, Господи, шесть минут! Может, эти минуты решили сейчас дальнейшую жизнь моей и без того разбитой семьи. Может быть, двенадцать лет назад точно так же какие-то минуты, секунды, мгновения и сделали этот раскол, вот так вот просто не хватило секунды, чтобы поймать падающую со стола вазу… Потом омжно хоть часами стоять над осколками, ничего уже не изменишь и не склеишь. Ну молодец, Лида, ты все испортила, как всегда. *** - Взвод, стройся! – Голос Мамаевой звучал как никогда сурово. – Равнение на середину! Петренко, тебе осанку шваброй подровнять?! Лавровская, нечего на пол смотреть, там твоя судьба не написана! - А что-то случилось, Наталья Георгиевна? – Осведомилась Рыбина из первого ряда. - Случилось… - Командирша поджала губы. – Еще как случилось. Сейчас я задам вопрос, на который кто-нибудь из вас обязан будет ответить. Тот, кто знает, что отвечать. Мариша поежилась. В отличие от остальных, она не просто догадывалась, она прекрасно знала, что за вопрос сейчас огласит Мамаева. И еще лучше знала, в чьи обязанности войдет дать на него исчерпывающий ответ. - Почему в строю нет Политаевой? Взвод переглядывался, перешептывался, взволнованно крутил головами. Штучки Политаевой уже давно сидели у всех в печенках, хотя бы потому, что из-за каждого ее выкрутаса страдали все, по принципу «все за одного». И теперь ее где-то черти носят на ночь глядя… - Салихова! – Скорее прошипела, чем проговорила командир взвода. - Я! – Марианна сделала уверенный шаг вперед, хотя одному Богу было известно, сколько усилий ей стоило унять предательскую дрожь во всем теле. - Ты случайно не знаешь, где твоя подруга? - Не знаю… Наверное, где-то в библиотеке… - В библиотеке? Ее там нет. Мариша, - Мамаева приблизилась к девочке так, что та чуть не отшатнулась назад. – Мы сейчас обыскивали всю территорию. Ее нигде нет. - Тогда я не знаю. Злобные глаза сверлили Маришу, но она крепко сжала губы. Перед глазами, словно в кино, мелькали кадры: Лида, обхватив себя руками, сидит на подоконнике. Ей кажется, что никто не видит, что она вот-вот заплачет, но это видно даже дураку. Вот Лида наклоняется над партой и передает листок с ответами на тест. Вот она стоит возле окна у уборной в шикарном платье и глотает слезы, слушая ее, Маришин, голос. А вот три тысячи, которые таким странным образом исчезли и потом не менее таинственно возвратились на место. - Точно не знаешь? – Повела бровью командирша. – Взвод, разойдись! С ворчанием и перешептыванием стройные ряды распались в обычную толпу школьников и перекочевали из зала в коридор. - Так точно. Мамаева сглотнула и сжала кулаки. Она сделала шаг назад от Салиховой, которая стояла, глядя только в пол, неподвижно, как статуя. Что-то мелькнуло в коридоре, и Наталья Георгиевна резко повернулась, но все равно не смогла увидеть, кто был этот человек, который стоял только что в коридоре и наблюдал за происходящим. Это был Игорь Орлов. Глава 25 Игорь: Я спустился к выходу на автостоянку, но дверь была заперта. Идти за ключом на вахту было некогда, и я просто вышел через главный вход. Вот зря говорят, что логика – удел мужчин, а интуиция доступна лишь женщинам. Никакя логика не помогла бы мне понять Лиду, а вот что-то подсказало же, что не будет она сидеть на месте. Ее даже искать не пришлось – вся школа из-за нее на ушах. Как вообще я мог поверить ей? О чем я думал, когда требовал с нее это обещание? Держа ее при этом за руку… Хотя понятно, о чем. Вернее, о ком. Я никогда так о своем отце не волновался. Он был взрослый и независимый человек, у него была своя жизнь, у меня – своя. Теперь я очень жалею о том, что никогда не спрашивал его о работе, о друзьях, да мало ли о чем… Это казалось глупым и не нужным, какому нормальному подростку вообще интересно, что там творится во взрослой скучной жизни его родителей? А вот Лиде, оказывается, не все равно. А значит и мне теперь спокойного житья не будет. Какое вообще может быть спокойствие, когда твоя ученица – Лида Политаева? Вот как она собирается добраться до этого аэропорта за считанные секунды, если по вечерним пробкам до туда езды минут сорок минимум? Вызовет такси? Это было бы самое разумное решение, но я теперь знаю ее, она разумных решений не приемлет. От этого человека можно ждать чего угодно: она может угнать машину, или мотоцикл, или вертолет, или… танк. Дорога на середине пути стала немного посвободнее, и я увеличил скорость. Только бы успеть, пока Лида не разнесла к чертям весь аэропорт и не взорвала пару самолетов. Впереди замаячили огни какой-то машины. Я сбавил скорость и плавно вошел в поворот, а вот этот джип, катящийся мне на встречу, не только не замедлился, но даже ускорился. Он даже не ехал, а именно катился – вправо-влево, вправо-влево… Внутри все как-то похолодело от неприятного предчувствия. Я сжал руль покрепче и попытался отъехать ближе к обочине, но джип летел прямо на меня. Потом я ничего не успел понять. Это был удар, очень сильный, причем не точный удар в определенную область, а как-то сразу везде… Я дернулся назад к рулю, но что-то защемило руку и заболело в голове. Я пытался нажать на тормоз, но удар повторился, правда, теперь гораздо слабее, и откуда-то сбоку, но этого хватило, чтобы меня отбросило куда-то назад и в середину. Рука заболела еще сильнее, и я пытался посмотреть, что там случилось, но не успел – меня накрыла темнота. *** Я вышла из здания аэропорта и поежилась от холода. Конечно, я ощущаю себя бесполезной и глупой, но если я еще и заболею… Надо найти такси, что ли. Денег у меня осталось не так много, но как оказалось по расценкам таксистов, коих на стоянке перед аэропортом было просто великое множество, мне этого хватит чтобы проехать до гимназии и обратно раз пять. Вот, наверное, счастье привалило тому мужичку, которому я дала раза в три больше самых щедрых тарифов. Дребезжащая «Волга» медленно ехала по уже совсем темным улицам, то и дело попадая в пробки и заторы, но я просто сидела, опустив голову и закрыв глаза, не глядя в окна. Мой побег не мог остаться незамеченным, так что сейчас мне предстоит вынести долгое и нудное описание всех моих грехов и пороков. Наверное, Мамай думает, что столкнулась с самым отвратительным, избалованным и неуправляемым подростком на свете, но она даже не подозревает, сколько всего она обо мне не знает. Я бы согласилась быть еще раза в два более дикой и странной, если бы эта дикость помогала мне быть лучшей дочерью, а скоро, я думаю, и сестрой, но куда там… Я попросила таксиста остановиться полквартала выше, возле небольшого продуктового магазинчика, и оттуда уже, почему-то через дворы, направилась к зданию гимназии, маячившему вдалеке. Меня не было в общей сложности час… Хватило ли, интересно, этого времени, чтобы Женя развел тут масштабные поиски? Сейчас приду, а по территории бегают кинологи с ищейками, а над крышей здания летают вертолеты с лучами прожекторов. Я вошла через главный вход, безразличным взглядом окинула дежурного, который при виде меня чуть душу небу не отдал, и еле переставляя ноги, поплелась вверх по лестнице. - Лида! – Послышался сзади голос. Выпучив глаза, на меня неслась Дьякова, и судя по ее лицу, она вот-вот готова была меня растерзать. – Какого ты, …, делаешь? - А что не так? Мне нужно было срочно уйти! - Уйти?! – Сбоку откуда-то выскочил Миша. – Да ты хоть в курсе, что тут было? - А что было? - Мамаева взвод строила… Всю гимназию прошерстили… - Твоему отчиму звонили, между прочим! – Саша сердито толкнула меня в бок. Я хотела даже ответить ей на этот жест, но лень было даже рукой пошевелить, не то что драться. - И что?.. Ну звонили, ладно. - Да тебе-то конечно «ладно»! – Миша возмущенно махнул рукой. – А Машку, бедную, чуть заживо не сожрали! - Ее-то за что? - За то, что с тобой дружит на свою голову. – Да, судя по Сашиному голосу, и я впрямь наделала тут кучу… неприятностей. – Ты дура, Политаева. - Ой, только вот этого не надо… Пойду хоть разденусь. – Я сделала шаг в сторону казармы, и тут же навстречу мне оттуда вылетела Мариша. Лицо ее было все красное, как будто она не просто плакала, а пускала слезы через все кожные поры, и выглядело это, прямо скажем, жутковато. Но еще страшнее мне стало, когда она увидела меня. - Ты?! …, Лида! – Да что же на меня все сегодня такие крепкие слова-то расходуют! – Явилась, …! - Куртку возьми… - Я сняла спортивку и протянула ее подруге. - Я тебе сейчас как дам куртку! - Да ладно тебе, Маш, давайте успокаиваться, - внесла нотку примирения Саша. – Ее сейчас еще у Мамая распекать будут. - Я приду и подкину дровишек, - буркнула Маша. – Ты хоть успела-то? - Нет… - Я прикусила губу. – Я ничерта не успела… На шесть минут опоздала, понимаешь?! - Ты о чем? – Не поняла Дьякова. - Да не важно, - махнула рукой я. Я села на кровать, но просто не могла сидеть спокойно, и тут же вскочила и подбежала к окну. Дверь в казарму распахнулась и в комнату влетела Настя Рыбина. - Политаева, - с нескрываемой злостью прошипела она, - к Наталье Георгиевне шагом марш! Я молча двинулась к выходу, заметив краем глаза, что и лицо Рыбиной тоже не отличается свежестью. Интересно, а она-то чего ревела? Неужто за меня переживала? - Насть, ты чего? – подскочила к ней сзади Мальцева. - Ничего. – Замкомша развернулась и со скоростью света умотала в темноту коридора. - Чего это она? – Обернулась я к Марише, которая, конечно же, вышла следом за мной. - Понятия не имею, - буркнула подруга, - мне, знаешь ли, не до нее было. Из-за поворота со скоростью обалдевшего баранчика вылетел Жорик. Увидев меня, он на секунду опешил, но тут же пришел в себя, чего нельзя было сказать о нас с Маришей, которых он чуть не сшиб насмерть. - О, а вот и ты, давно не виделись… Слушайте, дамы, а седьмая больница это в том районе, где автовокзал? - Ну да, а тебе зачем? – Не поняла Мариша. - А ты еще не знаешь?! И ты не знаешь? – Жорик перевел взгляд на меня. – Игорь Семенович в аварию попал! Секунд пять мне понадобилось на то, чтобы вновь ощутить в горле дыхание, внезапно пропавшее от этих слов. Я вцепилась рукой в стену, но она была до жути скользкая и холодная. - Как в аварию?... В какую еще аварию? – Голос хрипел так, как будто я только что без телефона разговаривала с каким-нибудь приятелем из Йошкар-Олы. - В какую, в какую… На машине. На шоссе перед аэропортом. Пол внезапно стал таким же скользким, как стена, и я почувствовала, что падаю. Я изо всех сил попыталась встать, но даже примерно не могла понять, в каком я сейчас положении, где небо, а где земля, а когда попыталась посмотреть… Вокруг была одна темнота и тишина. *** - Ну вот, мы уже и глаза открыли… - Проворковал надо мной чей-то пахнущий карболкой голос. – Ну что, Лидочка, мы снова встретились! Я закрыла глаза руками от яркого света ламп под потолком, бьющего мне по глазам, и попыталась сесть. Вышло не слишком ловко, но телом я почувствовала чистейшие прохладные простыни и жесткую, как бревно, подушку под шеей. - Дюже часто вы, нынешняя молодежь, в обмороки-то падаете… - Прошаркала к окну медичка. Как там ее звали, Татьяна Петровна?.. Так, стоп, а почему я в медпункте? - Я окно открою или на тебя дуть будет? - Не надо… Татьяна Петровна, - робко осведомилась я, - а что со мной опять произошло? - Ты опять упала в обморок, рыба моя, - деловито одернула белый халат врачиха. – Но на этот раз-то, как говорится, причина была… - Какая причина? – Не поняла я и тут же схватилась за голову. – О, Боже! Там же Игорь… Татьяна Петровна, хмыкнув, взглянула на меня через плечо, и мне ничего не оставалось, как вяло закончить: - Семенович… А что с ним, вы не знаете? - Специально для тебя и узнала, - поджала губы медичка. – Он в больнице, у него сотрясение мозга, перелом руки, а в остальном – цел твой физик. - Он не мой… Ну то есть мой, конечно, у нас ведет… - Я откинулась на подушку и закрыла глаза. – А Женя не приезжал? - А кто у нас Женя? - Женя – муж… Моей матери муж! – Быстро закончила я, видя, как вытянулось лицо бедной Татьяны Петровны. Да уж, я в ее глазах, наверное, просто малолетняя распутница – и физики из-за меня в авариях бьются, и мужья ко мне в больничку ездят… - Натворила ты делов, конечно, только что уж теперь… Лежи и не вздумай мне что-нибудь тут учудить, ясно тебе? Я молча отвернулась. - Молчание – знак согласия. До конца дня ты точно тут пробудешь. – Моя собеседница невозмутимо отодвинула свой суперскрипучий стул и плюхнулась на него. – Шуме-ел камы-ыш, деревья гну-улись… Я едва удержалась, чтобы не боднуть стену головой, но силы воли хватило, и я просто упала головой в подушку. Да уж, веселые мне денечки предстоят. *** К полудню меня наконец-то осчастливила своим присутствием Мариша, догадавшаяся на этот раз принести мне телефон и наушники. Ну что же, уже неплохо, хотя мне ничего сейчас не хотелось смотреть или слушать. Я просто ждала момента, когда смогу закрыться где-нибудь ото всех и пореветь наедине с собой, а потом… А потом посмотрим. - Ну что ты тут, еще не скисла? – Мариша протянула мне мою стеклолопату и робко подняла на меня глаза. Татьяна Петровна вышла, и я могла со спокойной душой говорить в полный голос, чем немедленно и занялась. - Что с Игорем? - О, Боже… - Маша вновь опустила глаза в пол. – В больнице твой Игорь, жить будет, до свадьбы, как говорится… - Да ну тебя! – Я сердито стукнула матрас кулаком. – Смешно дюже, только я повешусь скоро от таких каламбуров. - А что ты хотела услышать? С ним все в порядке. Ну попал мужик в аварию, ну он водитель, а машины сейчас… - А что люди говорят? - Что они могут говорить? – Пожала плечами подруга. – Что придурки на дорогах, что дороги плохие, что… - Да не про это! – Я взвилась так, что Маша даже отпрыгнула от моей постели вместе со стулом. – Я про… меня. - А про тебя говорят, что ты дура и пора тебя выпороть. - Маш, ты издеваешься? – Я села на кровати и уставилась Салиховой в глаза. – Это все из-за меня! Он в больницу из-за меня попал! Не знаю, что такого я сказала неожиданного, но на лице у Мариши было написано такое удивление, как будто я ей сказала только что, что я ее родной брат и нас разлучили в детстве. - Никогда не думала, что ты такое скажешь… - В смысле? – Не поняла я. – Он поехал туда за мной и… - Я похожа на дебилку? Я поняла, что он поехал за тобой, Лид! – Мариша встала со стула, обошла его кругом и снова села. – Просто не думала, что ты обвинишь в этом себя, у тебя же все вокруг всегда виноваты, все, кроме тебя. Сказать, что я была ошарашена – просто промолчать. Было, конечно, обидно, но вся эта обида начисто перекрывалась удивлением. - Когда это такое было? – Возмутилась я. - Да всегда! С мамой ссоришься – отчим виноват, с отчимом ссоришься – мама виновата, с отцом поговорить нормально не можешь – тоже он провинился… Я думала, что и в том, что в аэропорт ты не успела, будет виноват таксист. - Чушь! – Не выдержала я. – Тут я ничего не могла сделать… Ну да ладно, ты скажи мне, я должна перед ним извиниться? - Перед таксистом? – Вытянулась Маришкина физиономия. - Перед пилотом, блин. – Я прикусила губу. – Перед Орловым. - Не знаю, решай сама. – Маша сложила руки на груди. – Я же тебя предупреждала. - О чем? - О том, что не надо было так далеко заводить всю эту вашу… канитель. Ты мне не верила, да, - быстро добавила подруга, видя, что я собираюсь перебить. – И чем все кончилось? - На самом деле он поступил просто по-человечески, при чем тут это!.. – Мне хотелось сейчас взять и врезать кому-нибудь, поэтому я на всякий случай отодвинулась подальше от Маши. – Можно подумать, если бы ты такое отчебучила, он не поехал бы тебе помочь? - Он бы просто сообщил об этом Мамаевой, - пожала плечами Мариша. Дверь в медпункт отворилась, и шаркающей походкой в нее вплыла Татьяна Петровна с каким-то дикого хохломского цвета термосом в руках. Салихова быстро попрощалась и покинула место своей обвинительной дислокации, а я так и осталась сидеть, залипая в стену. Интересно, это Мариша у нас любитель субъективного мнения, или я действительно такая? То она мне заявляла, что я мизантроп, теперь вот, оказывается, я еще и эгоистка, любящая скидывать вину со своих плеч на чужие головы. Супер. *** В казарму меня отпустили только вечером, часов около пяти, когда народ был на строевой, куда я, естественно, не пошла. Стоило мне разложить вещи, как позвонил Женя и чуть ли не командирским криком вызвал меня на КПП. Все то время, что я спускалась в холл, я думала об одном: приехала мама или нет? Скорее всего, она опять не знает ни о чем, что тут со мной случилось, да и не нужно ей этого знать, и все же было дико обидно… Этот ребенок еще не родился, а уже отбирает у меня мою мать, которой с тех пор, как мне исполнилось пять лет, у меня практически и не было. Женя сидел на одном из кожаных диванчиков, такой серьезный и суровый, что мне на какое-то мгновение даже стало страшно. Сразу вспомнилось папино «пусть только попробует». Я присела рядом, но он даже не поздоровался со мной. Он молча смотрел в пол какое-то время, а затем медленно, словно производя впечатление психологической атаки, поднял на меня глаза. - Ну и что ты опять вытворяешь? - А тебе что, еще не рассказали? – Парировала я. - Мне рассказали, но хотелось бы услышать из первых уст. - Что именно тебя интересует? – Вздохнула я. - Меня интересует, зачем ты ездила в аэропорт к Гене. Я растерянно уставилась в стену, не понимая даже, что мне сейчас не ясно. Наконец-то до меня мало по малу стало доходить. - А кто тебе сказал, что я ездила в аэропорт? - Ну я даже не знаю, может быть, твой отец?! – Неожиданно взорвался наш эталон спокойствия. - А может быть не надо на меня кричать?! – Взвилась я. Женя закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. Да бедненький ты наш, может, тебе еще стакан воды с капельками притащить? - Мне позвонил Гена, сегодня с утра… - Начал было отчим, но я быстро его прервала. - А почему это он звонит тебе? - А кому он должен звонить, маме твой? - Да уж логичнее было бы, если бы маме… - Надо же, - взмахнул рукой Женя, - кто у нас рассуждает о логике! Ты зачем туда ездила? Умоляла не улетать? Просилась полететь с ним? - Еще чего… - Я прикусила губу едва ли не до крови. – Жень, давай не будем про это… Была причина, глупая, дуратская, но была. Я знаю, что я дура, хватит, хоть ты меня пощади. Женя хотел, кажется, что-то еще добавить, но промолчал, за что я была ему просто безмерно благодарна. Какое-то время мы сидели молча, наблюдая за тем, как какая-то сердобольная мамаша пытается запихнуть в своего худосочного отпрыска здоровенную ватрушку, с которой сыпался творог прямо на пол. Минуты через три такого молчания я уже думала встать, попрощаться, пожелать всех благ и уйти летящей походкой, но не тут-то было. - И как ты себя сейчас чувствуешь? – Приподнял бровь отчим. – Я же был у Мамаевой твоей, если что. - Да? Я-то нормально себя чувствую, но я не знала, что ты у нее был. – Удивилась я. – Когда, сегодня? - Да, вчера она мне звонила, - поежился Женек, - а сегодня я к ней зашел. Поговорили по душам. По твою душу, вернее. - Ну и как, хороший собеседник моя начальница? – Хмыкнула я. - Лид, не паясничай. – Отчим уставился мне прямо в лицо. – Лучше скажи, что с этим физиком? Я удивленно выпучила глаза. Если так пойдет и дальше, то мне придется расписывать состояние здоровья всех, кто так или иначе относится к гимназии. - Нормально… Ну то есть не совсем, - я выдохнула, - он в больнице, но ничего серьезного. Сотрясение мозга и… - Я не про это! – Женя сделала какое-то странное движение, такое подозрительное оглядывание, как будто не хотел, чтобы нас кто-то услышал, и наклонился ближе ко мне: - Что с ним у тебя? Я вцепилась в бортик диванчика, чувствуя, как стремительно вспотевшие руки скользят по его кожаным бокам. Откуда, как, зачем?! - У меня… - Я прямо физически чувствовала, как моя рожа по цвету приближается к свекле. – Как это у меня? У меня ничего! Женя, ты что?.. - Лидочка, - Женя наклонился еще ближе, и теперь его голос, раздающийся в непосредственной близости от меня не на шутку пугал, - ты можешь сколь угодно изображать из себя крутую и строптивую, но врать ты совсем не умеешь. Ты думаешь, я совсем идиот? И я не понял, куда он ехал? Ты думаешь, я… - Да ничего я не думаю. – Я откинулась на спинку и прикрыла глаза рукой. – Ну что у меня… У меня правда ничего. Он мой учитель, и… даже если бы я хотела, он очень умный и… достойный человек. У меня с ним ничего. - Каждый думает в меру своей испорченности, я не спрашивал, затаскивал ли он тебя в постель! – Женя раздраженно поморщился. – Я спросил… - Я поняла, что ты спросил! – На глазах почему-то закипали слезы. – Ничего. Ни так, ни по-другому, нигде ничего нет. А теперь уже и быть не может… Я отвернулась и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Не разрыдаться бы, Господи. - Мне теперь, наверное, опять придется менять школу? – Наконец смогла выдавить я. - Это еще почему? – приподнял бровь Женек. - Ну как же… Я и Игорь… Все подумают… - Никто ничего не подумает. – Женя положил на колени свой вечный кейс и застегнул замки. – Я сказал, что ты ездила ко мне в офис. - К тебе? – Не поверила своим ушам я. - Ко мне, ко мне… У тебя возникла… ну, небольшая ссора со мной, и ты не смогла сдержаться и примчалась ко мне выяснять отношения. Это ведь так на тебя похоже, не правда ли? - Правда ли… - Женя встал, и я тоже поднялась с диванчика, не в силах поднять глаз. – Спасибо. - Обращайся. Женя ушел уже десять минут как, а я все стояла у холодного окна, по стеклу которого нещадно лупил дождь, невзирая на подозрительные взгляды дежурных. Вот интересно, чем я заслужила такое к себе отношение? Разве я достояна, чтобы меня выгораживал Женя? Не знаю. Знаю только, что он меня вообще не заслужил, надо очень постараться, чтобы заслужить такую гадость, да еще и прикрывать ее везде. А вот не жалуется же. Глава 26 Проведенные в гордом одиночестве часы подошли к концу, и мне пришлось вернуться в этот пресловутый коллектив, без которого мы все - никто. Особой радости от встречи с одноклассниками я не ждала, но все оказалось совсем не так плохо, как могло бы. Половина меня просто не замечали, как и раньше, что у нас было вполне взаимно, вторая половина с дежурным беспокойством осведомилась, как я себя чувствую и побыстрее свалила в закат. Были, правда, индивидуумы вроде Рыбиной, которая смотрела на меня теперь с такой иступленной злобой, что мне становилось страшно, но когда меня вообще волновала Настюха? Физику у нас вела теперь девочка-студентка, которую никто не слушал, но на которую с явным интересом заглядывалась вся мужская половина взвода. Через пару занятий мы негласно сошлись с ней на том, что мы пишем конспекты по параграфам учебника, а она их время от времени проверяет на оценку. Какое-то время я старательно учила темы, выделяла цветными маркерам заголовки в тетради, решала задачи... Потом до меня стало потихоньку доходить, что я делаю это с каким-то бессознательным ожиданием возвращения Игоря, для этой-то клуши мне сто лет не нужно было так усердствовать. А ведь он запросто мог не вернуться. Обо всей этой истории со всеми её тонкостями знали только я и Мариша, и если за себя я была спокойна, то за Салихову... Правда, в последнее время она сама ходила, как в воду опущенная, и может, это было эгоистично, но мне слишком хватало собственной «воды», чтобы спросить у подруги, в чем же дело. На очередном досуге перед ужином я подошла к Маше с тетрадкой по химии и аккуратненько пристроилась сбоку нее на диване. Подруга подняла глаза от книги, которую уже минут десять держала открытой на одной странице, и вопросительно взглянула на меня. - Что читаешь? – Без особого интереса спросила я. - «Преступление и наказание», - буркнула Салихова таким голосом, словно я только что сама совершила преступление и сама же наказала за это кого-то другого. - Достоевский? – Решила-таки пойти на контакт я. - Чуковский, блин. - Маш! - Я не выдержала и шлепнула тетрадку на пол. - Я, вообще-то, пытаюсь с тобой поговорить! - Я не очень хочу с тобой говорить, - пожала плечами подруга. - Такие вот дела. - Именно со мной или вообще? - Или вообще. - Маша демонстративно отвернулась. - А я думала, ты мне химию объяснишь... - Задумчиво провела я. - Химию тебе пусть учитель объясняет. - Я уже как-то пошла к учителю по твоему совету, - поднялась с дивана я. - Что-то не помогло. - Только меня не надо виноватой делать! - Подруга, видимо, внутри была совсем не такой спокойной, как снаружи, и крикнула эту фразу так громко, что на нас обернулась вся комната. Я гордо мотнула головой и вышла в коридор. Видит Бог, я не собиралась делать все еще хуже, что же поделаешь, если оно у меня так само... *** Вода из крана непрерывной, успокаивающей струей лилась мне на руки, приятно согревая озябшие за время утренней пробежкт пальцы. Несмотря на все круги, которые весь взвод только что намотал по весеннему холодку, мне дико хотелось спать, и поэтому я не сразу заметила, как к соседней со мной раковине подошла Рыбина. В уборной в ряд висели штук шесть раковин, но ей, конечно же, понадобилась соседняя со мной. Злобно косясь на меня, она открыла воду и тупо уставилась на струю, положив руки на белые фарфоровые бортики. - Может, помоешь?.. - Робко осведомилась я, немного пугаясь этого до жути пустого взгляда сквозь раковину куда-то в недра земной коры. Замкомша подняла на меня взгляд и вдруг резко, не сказав ни слова, схватила меня за запястье. В фильмах ужасов всегда пугает не столько визуальное изображение ужаса, как внезапность, с которой это изображение появляется. Именно поэтому я вздрогнула так, что ударилась второй, свободной рукой о раковину. - Отпусти... - Прошептала я, чувствуя себя действительно героем страшилки. - Что, когда Орлов за руку держит, приятнее? - Выдавила Настя, глядя прямо мне в глаза и в то же время куда-то сквозь меня. - Что? - То! - Рыбина разжала пальцы. - Я все видела. - Что ты видела? - Да уж, спать я теперь точно не хочу. - Тебя и Игоря. И на улице, и в столовой... Он из-за тебя в больнице... Шлюха. В любое другое время я бы просто вокзала ей за такие слова, но сейчас меня больше шокировало то, что у Настюхи хватило извилин, чтобы додуматься до верного ответа. - Ну и что ты теперь сделаешь? Или уже сделала? Ты можешь всем рассказать, - взмахнула я руками. - Хоть прямо сейчас. - Если бы это касалось только тебя... Но у него проблем тогда будет... Больше. Она очень странно говорила, когда не кричала или не издевалась. У неё была речь какого-то заторможенного ребёнка. Я молча повернулась и проводила её взглядом до двери. Уже выйдя из уборной, Настя обернулась и сухо произнесла: - Откуда ты вообще взялась? *** Я стояла на остановке, чувствуя, как все сильнее ноет от тяжести сумки правое плечо. Автобус никак не ехал, а лезть в тесную маршрутку мне совсем не хотелось. Сегодня я поеду домой. Мой дом - теперь я могла его так называть, сама не знаю, почему, - не был моим убежищем, но мне хотелось сейчас приехать, залезть в ванну, намылиться кучей пенок и гелей, набрать горячей воды, и лежать среди этого ароматного великолепия хоть все выходные. Никто не будет меня трогать, никто не будет задавать дуратских вопросов, никто не будет злобно коситься на меня... Красота. После той беседы с Рыбиной, если, конечно, все произошедшее можно назвать беседой, я всерьёз задумалась: а правда, кто я такая? Я внезапно появилась в жизни Насти, в жизни Игоря, да даже в относительно спокойной учительской жизни Мамаевой, и теперь срубаю все на своём пути. Ведь Рыбина, похоже, реально влюблена в Игорька, только хоть убейте, не понимаю, как это странное существо способно на любовь и вообще на какие-то чувства. Но факт остается фактом – приперлась какая-то богемная блатная особа-недоросток, и все пошло вкривь и вкось. Если бы меня не было, Настя, наверное, так бы и вздыхала тихонечко по Орлову, и не пришлось бы ей столько драться, злиться и выслеживать наш странный дуэт по городу. Автобус наконец-то подъехал, и я кое-как втиснулась в салон, пробралась поближе к окну и вцепилась в поручень, чувствуя, как тележка какой-то бабульки с ритмичным постоянством бьется об мою ногу. Несмотря на девять часов утра ПАЗик был забит до отказа, радует лишь мысль, что ближе к центру города вся эта компания рассосется, и от центра до своей элитной окраины я смогу доехать хотя бы сидя. К центру города пробки стали еще плотнее, и автобус останавливался чаще, чем трогался с места. Я смотрела сквозь пыльное стекло на улицу, и чувствовала, как каждый луч света выжигает где-то внутри меня какие-то иероглифы. Вот девочка лет семи бежит по дорожке, сжимая в руках здоровое облако сахарной ваты. Ветер треплет ее волосы, они липнут к белому воздушному кому, сахар пачкает лицо, но ей все равно – она смеется так, что мне кажется, я слышу ее смех с другой стороны улицы сквозь стекло. Вот идет по тротуару парочка, судя по виду, студенты. Она держит под руку, так элегантно, и в то же врем словно кричит всему миру: «Этот самец мой!», и смотрит на небо, а он смотрит на нее. Идиллия, черт возьми. Так, Лида, нечего тут сентиментальничать. Не смотри на влюбленных, смотри лучше на бабулек в автобусе. Или вон на бомжа на лавочке. Я шла вдоль дороги к тем самым воротам, эпично вклинившимся между деревьями, и пыталась не грустить, но природа словно издевалась надо мной. Все было таким теплым, зеленым, свежим и живым… Хотелось даже снять куртку. В голове промелькнула мысль, что там, на моей родине, сейчас еще теплее. К дому я подошла абсолютно раздавленной, и все желание побыть счастливой семейной девочкой в эти выходные испарилось, как недавние лужи на дорогах. *** Ни мамы, ни Жени дома не было. На кухне еды было ничтожно мало, но мне удалось отыскать коробку эклеров, и именно ими я и занялась, сидя в гостиной перед телевизором. Я мало вникала в происходящее на экране, мне лень было даже переключать каналы. Только когда внезапно зазвонил телефон, я потянулась-таки за пультом и выключила звук. На экране отобразился только номер, потому что это был единственный неподписанный контакт в моем телефоне. Я знала эти цифры наизусть, но не знала совершенно, как мне подписать. «Папа» было как-то слишком самонадеянно, как констатация факта, который я была пока не готова принять. А подписывать фамилией или именем совсем уж глупо. - Да. – Я взяла трубку, хотя первым желанием было швырнуть телефон в стену. - Лида, привет. - Привет… - Я легла на диван и принялась изучать глазами потолок. - Как дела? Пока не родила. И даже не зачинала. - Нормально… У меня выходные. В трубке воцарилось молчание, и когда я уже хотела заполнить его чем-нибудь, хоть вопросами про Элоизу, будь она не ладна, на том конце невидимого провода ожили: - Ты о чем-то хотела поговорить со мной? Ну тогда, до отлета… - А тебе Женя звонил? – Я решила узнать степень папиной осведомленности. - А при чем тут Женя? – В его голосе послышалась какая-то… ревность? - Да нет, - хмыкнула я, - не при чем. - Так у тебя все хорошо? – Решил доиграть до конца спектакль папа. - Да, - бодро отозвалась я, - все нормально. На выходные вот вышла с одними пятерками. - Да ты что? Молодец! Я уперлась взглядом в стену. Эх, это ведь старо, как мир: хочешь заболтать родителей – заведи разговор об учебе. - Как там мама?.. Это был такой странный вопрос, из разряда тех вопросов, на которые не слишком ждешь ответа, который был задан только затем, чтобы скрасить молчание. - Хорошо... - Кстати, их нет дома. Обоих, с утра пораньше. Куда они могли деться? А вдруг что-то случилось? - Ну и хорошо, - откликнулся папа и вновь замолчал. - Ну я это... - Я подошла к окну, выглянула во двор, но там, конечно, было пусто. - Я пойду? У меня тут уроки и вообще... Я тебе потом позвоню. - Да, давай, удачи. - Звонок закончился так резко и быстро, что я даже не успела первой положить трубку. Так, надо позвонить маме. Надо же, раньше мне было так плевать на то, где она шляется, а сейчас прямо беспокойство взыграло. Телефон противно запищал, сообщая, что осталось десять процентов зарядки. Я закатила глаза и побежала наверх, где в моей комнате у меня всегда была вставлена в удлинитель стационарная зарядка. Я сунула кабель в гнездо, но телефон не успокоился и продолжал голодать на своих десяти процентах. Так, что-то я не поняла... В прихожей хлопнула дверь и послышался шорох пакетов. Облегченно вздохнув, я вышла на лестницу и увидела сверху, как мама осторожно присаживается на диванчик под телефоном, а Женя затаскивает в дом кучу торб и пакетов гигантской величины. И как это понимать? Мы что, ждем гостей? - Вы где были? - Я забрала у мамы маленькую чёрную сумку и повесила её на крючок. - Я пришла, а никого нет... - По магазинам ездили. - Женя загрузил с улицы последний пакет. - Мама твоя все боялась, что ты придешь на выходные и умрёшь с голоду. - Вообще-то, я уже поела... - Я заглянула в один из пакетов. - А что ты поела? - Мама открыла дверь в гардеробную. - Эклеры. - Эклеры? Лида, ну это же не еда! - Возмутились мама. Мне захотелось сказать, что тут ничего и не было другого, и я сама решу, чем мне питаться, но внезапно произнесла совсем другую фразу: - Ну ладно, поем ещё раз. Мама подняла глаза и улыбнулась. Я вздохнула с явным облегчением, и схватила один из пакетов. - Отнесу на кухню. - Нет, поставь! - Женя перехватил мою руку. - Они же тяжелые! В этом вообще картошка. - Как знаешь! - Я отпустила торбу на пол. - Жень, у меня удлинитель не работает в комнате. - Как не работает? А, погоди, - отчим открыл дверь на кухню. - Я его, наверное, в розетку не вставил. Я его себе брал вчера. - В розетку? Серьёзно? - Я хлопнула себя рукой по лбу и побежала наверх, к себе. Только закрыв за собой дверь комнаты, я смогла наконец улыбнуться. Я так привыкла сдерживать свои эмоции, находясь дома, что сейчас чувствую себя даже как-то неловко. Я залезла рукой за шкаф и нащупала на полу провод удлинителя. Я шарила рукой в пыли, пытаясь найти саму вилку, но рука наткнулась на что-то твердое и холодное. Я схватила это что-то и вытащила на свет божий. Оно было все в пыли, и мне пришлось обдуть его, чтобы понять, что это такое. Это был осколок сиреневого фарфора. Его края и грани были острые, шершавые, и только одна сторона была гладкой, блестящей, с рельефной прорисовкой стилизованных перьев на крыле. Я села на пол и прикусила губу. Как недавно, и в то же время, как давно это было... Я собирала сумку, проклиная весь белый свет, и швыряла в разные стороны все, что попадалось под руку - и этого ангклочка в том числе. Такое ощущение, что этот осколок специально спрятался в зашкафную даль, чтобы сейчас обнаружиться и заставить меня погрузиться в пелену воспоминаний. Я ненавидила маму, ненавидила Женю, ненавидила школу, хотя ни разу её ещё не видела. Я ненавидела весь мир такой слепой ненавистью, на какую только способна шестнадцатилетняя девочка. Какой же дурой, чёрт возьми, я была. Изменилась ли я за это время? Да. Я теперь понимаю, что гимназия действительно меня воспитала, как я этому не противилась. Теперь я чувствую, что мама и Женя - действительно моя семья. Неправильная, странная, далеко не идеальная, но все же семья. Эти двое - моя семья в куда большей степени, чем папа, и это я теперь тоже понимаю чётко. Я прямо-таки сильно эволюционировала по сравнению с собой годовалой давности. Но та, прошлая я, успела наделать столько ошибок, столько несусветной ерунды, и за все это в ответе я настоящая. Год или даже меньше назад я бы наплевала на все это с высокой вышки, но теперь. Теперь я вижу, что делала все так глупо: столько раз обижала людей, столько раз была полной тварью, столько раз делала людям больно и не просила прощения... Надо с этим расправиться, и я даже знаю, с чего начать. *** - Лида! Лида, ты же не поела! - Высунулась в окно Марина. - Жень, ну вот куда она побежала? - Ну откуда мне знать... Она девочка взрослая, мало ли... Погулять пошла. - Погулять? Женя, я с ней свихнусь! - Марина устали опустилась на стул. - Да ладно тебе... Пойдём смотреть фото твоей подруги. - Женя вытер руки салфеткой и поставил тарелку в мойку. - Какой подруги? - Встрепенулась Марина. - Ну как же... Той, что с Бали вернулась, Лены. - Это Кира! - Улыбнулась Марина, и совсем забыв обо всем, уткнулась в планшет. *** - Дэвущка! Купи яблоки! Такие нигде не найдешь больше! Я вздохнула и пожала плечами, адресовав этот жест мастеру маркетинга, зазывающему меня из-за ободранного прилавка. Пришлось ускорить шаг, чтобы быстрее миновать этот абсолютно автономный и явно незаконный рыночек, выросший посреди улицы. С каждым шагом, который приближал меня к седьмой городской больнице, моя уверенность потихоньку таяла. Но я знала, что даже если она иссякнет совсем, я уже не поверну назад. Хватит уже бегать от самой себя, пора что-то менять в этой жизни. Чёрт, а может и вправду стоило купить яблок? Хотя нет, с яблочками в больничку - это просто дешёвый дамский сериал. Не хватает только фразы «вот тебе витаминчики, кушай и поправляйся». Я иду туда не для того, чтобы скрасить больничное одиночество Игорька, хотя я даже не уверена, что он там одинок. Да пусть у него там хоть целый гарем у койки дежурит, я иду туда только чтобы извиниться. Облегчить душу, так сказать. Если бы пару дней назад мне сказали, что я должна извиниться перед Орловым, я бы даже слушать этого человека не стала. Но сейчас я понимаю, что другого выхода у меня, а тот выход, который там же, где вход, закрылся для меня навсегда. Здание больницы состояло из чертовой кучи корпусов и переходов, между которыми расположились площадки и тропинки с затененными скамейками. Райское местечко на самом деле. Только таблички «Добро пожаловать!» не хватает. Минут десять я проторчала перед огромным плакатом с картой территории, хотя на самом деле я даже не знала, куда мне идти. По идее, в травмотологию... А вообще-то, кто его знает. Зайду лучше в приемное отделение или как тут это называется. В просторном светлом холле, в конце которого сверкал ряд широких окон под табличкой «Регистратура», было на удивление мало народу. Собственно, никого тут и не было, только у одного из окон стояла с отсутствующим видом какая-то бабулечка в сером палатке. - Вы стоите? - Вежливо осведомилась я. Божий одуванчик непонимающе взглянул на меня. - Если вы в регистратуру, то перед вами никого… - Я замялась. – Можете подойти. Бабушка отвернулась, затем снова повернулась ко мне и, не мигая, уставилась куда-то за мою спину. Я невольно отшатнулась и медленно приблизилась к окошку. Стоило мне сделать это, как странная женщина резко сорвалась с места, и со скоростью, совсем не характерной для её возраста, учесала куда-то вдаль. - Э... - Я нагнулась в окошко, за которым сидела девочка в белом халатике, на вид едва ли старше меня, но килограмм на -цать пышнее. - Здравствуйте, вы не могли бы мне помочь? С резким и громким звуком барышня поставила печать на какую-то бумажку, и кивнула. - Я бы хотела навестить одного человека, но не знаю, где он... Находится у вас. - Часы приёма с двенадцати до шести, - монотонно отозвалась регистраторша. - За дополнительной информацией... - Нет, мне не нужна дополнительная... То есть нужна. - Я вздохнула и наклонилась ещё ниже. - Просто понимаете, один мой знакомый попал в аварию, с ним вроде бы все нормально, но хотелось бы навестить, поддержать... - А когда он поступил? И имя с фамилией? - Сжалилась девушка. - Игорь Орлов, - воодушевленно отозвалась я. - Поступил... Сейчас скажу число... - Орлов? - Медичка как-то сразу покраснела. - А вы кем ему приходитесь? Я чуть не поперхнулась. Уж не знаю, какое отношение больные из травматологии имеют к таким вот деревенского вида регистраторшам, но мне это как-то совсем не нравится. Ох и Игорек, и тут покоя не даёт женским сердцам. - Я?.. Эм... Ученицей. - Ученицей... А имя ваше можно узнать? - А зачем это вам? - Не поняла я. - У нас такие порядки. - Лида, - пожала плечами я. - Лида Политаева. Серию и номер паспорта, надеюсь, не потребуете? Девушка как-то резко смутилась, прикусила губу и отвела глаза. Руки её судорожно бегали по столу в попытках найти что-то, чем можно было бы изобразить чрезвычайную занятость, но как на зло, ничего не попадалось. Наконец она решила пойти в наступление и взглянула мне прямо в глаза. - Вам к нему нельзя. - Ему что, плохо? - Внезапно севшим голосом пробормотала я. - Нет-нет, с ним все хорошо, но... Вам нельзя. - Мне нельзя? Именно мне?! - Именно вам. - Это ещё как так? Может быть, больной сам разберется, кому к нему приходить, а кому нет? - Не выдержав, повысила голос я. - Да он сам и разобрался, девушка! Он так и сказал, что вы к нему... В общем, чтобы вас не пускали. - А если я сейчас быстро побегу? - Приподняла бровь я. - Ради Бога, - усмехнулась красотка, - вперёд. Но мой тебе совет... Ну не хочет он тебя видеть - не навязывайся! - Это я навязываюсь?! - Возмутилась я. - Да если бы вы знали... - Я, конечно, прямо-таки запретить не могу, но он... Я уже не слышала, что там сказал он. Ноги сами вынесли меня из светлого стеклянного здания на широкую тропинку, а с неё к главным воротам. Я шла, низко наклонив голову, чувствуя жуткое смятение и даже… стыд. Нет, не стыд, а буйство ущемленной гордости. Не хочет меня видеть, значит. Вот так вот, да. *** Игорь: Когда я стоял на крыше высотки, глядя вниз, на асфальт, на котором с такого расстояния не было видно ни одной трещины, я пообещал себе, что буду искать то, ради чего стоит жить. Я за всю свою ещё недолгую жизнь успел поверить, что судьба бывает доброй, и отвыкать теперь было очень тяжело. Я сделал шаг назад и поклялся себе, что буду искать смысл жизни, чем бы и кем бы он не оказался. Пусть даже это отговорка моей трусости и все моё существование так и ограничится просто поиском - плевать. Пускай так. Я даже примерно не знал, что именно ищу и где это лучше разыскивать. Я ждал чего угодно, но никогда мне в голову не приходила, что этим смыслом, этим путеводным знаком окажется шестнадцатилетняя девочка. Уже тогда, при первом нашем знакомстве (хотя знакомство вторым и не бывает), я понял, что она не совсем обычный человек. Только вот на сколько «не совсем» - это мне только предстояло узнать. Мне нравилось за нею наблюдать – как он постукивает пальцами по парте, когда думает; как резким, режущим движением зачеркивает неправильную строчку; как уверенно водит мелом и морщится, когда камешек из мела скребет по доске… Как она смеется, как обижается шуткам других… Я не был влюблен, нет, какое там – мне было просто интересно. Так, наверное, бывает интересно художнику наблюдать за людьми и пейзажами. Только я вот совсем не художник. А потом – я так и не понял, по чьей вине, - она все время оказывалась рядом. Или я рядом с ней. Постепенно я уже так привык к тому, что могу видеть ее каждый день, что по выходным становилось невыносимо тоскливо. Если бы не куча работы, рефератов и чертежей, я бы задумался: что это со мной? Но времени не было. Я чувствовал себя счастливым, когда она была рядом. Мне даже страшно спросить самого себя, почему так вышло, да мне и не хотелось выяснять. Мне просто было хорошо, впервые с тех пор, как жизнь поделилась на «до» и «после» я почувствовал, что жить реально стоит. Не ради денег, которые перечислят за очередной написанный диплом, не ради машины, на которую вот-вот уже накопишь, даже не ради этих учеников, большинству из которых плевать на мой предмет. Просто жить ради счастья, которое берется ниоткуда – разве это не прекрасно? Я все время ощущал, как будто кто-то тянет меня сзади за руку, шепчет на ухо: «Остановись, идиот!». Но я не обращал внимания, я шел дальше, шаг за шагом приближаясь к пропасти. Я не мог ее бросить, потому что она была трудным подростком, который сам себе создает проблемы, потому что не может жить в тишине. Я помогал ей, и готов был бы помогать еще хоть сотню раз, но беспокойство внутри меня с каждым днем нарастало. Ключевой момент наступил тогда, когда она обрушила эту парту в кабинете английского. Еще ни одна ученица на моей памяти не делала что-то подобное из-за меня. Я смотрел в эти глаза, и видел там злость, обиду, все эти чувства, которыми она иногда просто жила, и… ревность. И тогда я понял – это конец. Ты доигрался, Орлов, ты кретин. Чем она тебе так не угодила? За что ты так вообще? И все равно я не нашел в себе сил отступить, я все равно улыбался ей, все равно думал о ней, все равно спрашивал ее на уроках иногда чаще, чем других ребят. Я позволили себе быть счастливым и послала судьбу к чертовой матери, а она такого не прощает. И вот теперь наступил этот момент. Самый удобный момент, когда я еще могу все спасти. Пусть даже мне будет так плохо, что я не смогу больше жить, как прежде. Под благовидным предлогом я должен оборвать все нити, пусть даже ради этого мне придется опять лезть на высотку и стоять там, пялясь на проезжающие снизу машины. Человек не имеет права губить даже свою собственную судьбу, не говоря уже о чужой, тем более если эта чужая судьба так еще свежа, и ни в чем, ни в чем не виновата… Глава 27 - Нет, ты подумай только! - Я с размаху врезалась кулаком в кафельную стену над раковиной и тут же пожалела о содеянном. - Не хочет он меня видеть! Ишь ты, какая цаца! - Лид, - вздохнула Мариша, подкрашивая ресницы. - Между прочим... - Да что он о себе думает?! - Кипя праведным гневом, я меряла женский туалет шагами. Три шага туда, четыре обратно. - И ещё я тут эгоисткой считаюсь... - На самом деле этого стоило ожидать. - Подруга завинтила крышечку на туши и протянула её мне. - Спасибо. - Оставь себе, - махнула рукой я. - Ты же знаешь, я этими шутками не пользуюсь. - Его можно понять, - продолжала Маша. - Человек из-за тебя лежит в больнице... - Ой, прямо-таки лежит! Сотрясение мозга всего-навсего. - Легко так говорить, когда самой сотрясать нечего, - буркнула Машка. - Вполне вероятно, что он на тебя обижен... - Так я для того и шла туда! Извиниться хотела. Нет, ну прикинь, - я села на подоконник и закинула ногу за ногу. - Первый раз в жизни решила извиниться, и такой вот облом. Да что бы я ещё хоть раз... - Может, судьба тебя так испытывает? Мол, а сделаем-ка мы ей дополнительное препятствие да посмотрим, как Лидочка с ним справится. - А Лидочка пошлет все нафиг! - Я спрыгнула с подоконника, забросила сумку на плечо и с ноги открыла дверь уборной. Несчастная створка отлетела на угол сто восемьдесят градусов и шарахнулась об стену. - Смотри, как бы тебя не послали... Ещё дальше. - Мариша вышла следом за мной и аккуратно прикрыла дверь. *** - Увы, Лида, но за такой ответ я тебе даже четверку не могу поставить. - Русичка показала головой. - И что с тобой случилось? Влюбилась ты, что ли? - Тоже мне новость... - Фыркнула с задней парты Рыбина. Я чувствовала себя настолько подавленной, что даже не стала огрызаться в ответ. Я просто мрачно плюхнулась на стул и закрыла лицо руками. Это чёртово стихотворение я учила вчера час. Целый час, учитывая, что обычно я выучиваю стихи минут за пятнадцать. У меня в голове как будто дым, вата, не знаю даже. Хочется просто лечь и заплакать. - Мамаева сказала, что после этого урока классный час будет, - шепнул мне на ухо Миша. - Супер. - Я отвернулась от надоедливого соседа и уставилась в пол. - Ты же останешься? - Ну а куда мне деваться! – Кипящее раздражение внутри меня уже начало выплескивать горячие брызги. Боже мой, да я же становлюсь похожей на прежнюю себя – такая же злая и трудно идущая на контакт. А всего-то нужно было запихать в больничку одного-несчастного учителя физики. - Что-то случилось у тебя? - Продолжал лезть Миша. - Все прекрасно! - Обычно, когда у человека все прекрасно, он таким тоном не разговаривает. - Да пошёл ты на хрен! - Не выдержав, заорала я. В эту самую секунду дверь открылась, и на пороге кабинета появилась Мамаева. Мало того, что на нас и так смотрел весь класс по главе с учителем, так ещё эта махина умудрилась зайти в самый нужный момент. - Политаева! - Командирша приблизилась ко мне и буквально над партой. - Встать! Я нехотя встала, чувствуя, как вздрагивают ноги где-то между бедрами и коленями. - Что ты себе позволяешь? Я молча смотрела в пол, не удосужившись даже поднять глаз. Обычно, когда меня отчитывают (или пытаются это сделать), я всегда смотрю в глаза этому смельчаку, моему оппоненту, чувствуя, как силой взгляда буквально высасываю из него уверенность. Но сейчас мне не хотелось видеть никого вообще - хватит и того, что я слышу и ощущаю что-то, кроме паркетного блеска пола. - Вон из класса. Я молча вышла из-за парты, обошла Командирша, сделав при этом нехилый крюк, и вышла в коридор. Ради Бога. Я подошла к окну, распахнутому своим весенним ветром прямо в школьный коридор. От обилия звуков, красок и тепла мне могло бы стать хорошо, но только в том случае, если бы я знала, что после всех этих уроков и томлений в четырёх стенах меня ждёт весёлая прогулка, дальняя поездка или что-то в этом роде. Меня не ждало ничего. Я смотрела на то, как носятся по площадке младшие курсы, и понимала, что дико устала. Не физически, нет, гораздо хуже - морально. Я устала от всего того, что окружает меня уже годы, но от чего я пока что умудрялась как-то отгородиться. Но вот в моей броне появилась брешь, и чёрт возьми, я даже знаю, как её зовут. Вернее, его. Я устала, что моим родителям на меня плевать, я устала, что не могу быть любимой дочерью, я устала от взглядов одноклассников, от каждодневного созерцания одних и тех же лиц, между которыми нет самого главного и важного для меня. Да даже от этой любви, или что это у меня, блин, я так устала... И самое страшное то, что усталость эта - не сиюминутные проблемы, не что-то, что можно решить и забыть, как задачу по алгебре. Эта усталость сложена из тысячи проблем, с которыми я, похоже, родилась, и с которыми мне теперь не расстаться никогда, потому что это уже часть моей жизни, а значит - часть меня. Дверь кабинета распахнулась, и с обыденным гомоном растеклись по рекреации ученики. Я терпеливо стояла у окна, дожидаясь, пока все выйдут, чтобы зайти и спокойно забрать свои вещи. - Лидия, подойди ко мне. Я вздрогнула и обернулась. Меня так редко называют полным именем, что я вообще порой забываю, как меня зовут на самом деле, и даже в тетрадях или документах частенько подписываюсь как Лида. - Мне нужно с тобой поговорить. Я вздохнула, взяла с парты сумку и двинулась вслед за Мамаевой, заранее уже зная, что меня ждёт - пожизненное осуждения и долгие нотации о том, какая я плохая и как трудно всем со мной приходится. Но, как ни странно, командирша ни слова не сказала о моём поступке. Она усадила меня напротив себя, скрестила руки на груди и хмуро взглянула на меня. Я в ответ уставилась на неё. - Лида, - начала она наконец, - что с тобой происходит? - Со мной? - Повела бровью я. - Со мной все в порядке. - Когда у человека все в порядке, он не ведёт себя так, как ты! - А как это я себя веду? - Не поняла я. - Ты устраиваешь истерики, ссоришься со всеми, чуть ли не матом орешь на своих товарищей... - У меня просто плохое настроение, - вздохнула я и уставилась в потолок. - А при чем тут коллектив? При чем тут другие люди, если у тебя плохое настроение? Тебе что, три года, чтобы падать на пол, плакать, бить ногами, смотрите ,мол, все, как мне плохо! - Я не заставляю никого смотреть! - Вскипела я. - Если уж так... - Не мне... Лида! - Жестко перебила меня Мамай. - Не мне, в конце концов, в этом разбираться! Для этого есть наш школьный психолог. - Я не пойду ни к какому психологу... - Даже поперхнулась я. - А я тебе скажу, что пойдешь! - Мамаева поднялась из-за стола и уставилась на меня. - Это приказ! - У нас тут что, психушка с принудительным лечением? - Подскочила со стула я. - Лида, ты думаешь, мы тут все идиоты? Ничего не видим, ничего не понимаем? - В глазах Мамевой сверкнул какой-то жутковатый огонёк. - Не понимаю, о чем вы. - О том, что с тех пор, как ты появилась тут... Ты поставила под угрозу спокойствие и репутацию многих людей, и один из них сейчас, между прочим, в больнице! Я сжала кулаки так, что аккуратно подпиленные с утра ногти впились в ладони чуть ли не до крови. - Я тут ни при чем… Я была в офисе у Жени. Наталья Георгиевна продолжала сверлить меня взглядом, и, судя по всему, пустота и серость в моих глазах заверили ее, что даже школьный психолог, будь он не ладен, мне уже не поможет. - Извините… К Политаевой на КПП пришли! – Пискнул за спиной чей-то голосок. Испуганная малышка лет двенадцать захлопала глазами, глядя на Мамаеву. - Стучаться тебя не учили?! – Рявкнула командирша. - Извините, я пойду. – Я развернулась и выбежала из кабинета. Какое же счастье, что ко мне кто-то все же приперся, хоть и жалко эту бедняжку. Такая еще молоденькая, эх. Интересно, кто у нее командир взвода и сможет ли он противостоять нашей бой-бабе? На КПП было настолько шумно и многолюдно – день свиданий – что я даже не сразу поняла, куда смотреть. Тут какая-то бабуля с котомкой, тут мамаша с девочкой лет трех на вид, тут какая-то семейная пара… Стоп. Семейная пара? Я выпучила глаза от удивления и ускорила шаг. На одном из диванов, сияя всеми цветами радуги, сидели Женя с мамой. Увидев меня, мама помахала рукой, а Женя сделал было попытку подняться (зачем?), но осекся и плюхнулся назад. - Привет… - Растерянно пробормотала я, подходя к ним. Сесть мне было некуда, поэтому я схватила один из стульев, стоявших вдоль стены и поставила его напротив диванчика. - Привет, Лидочка! – Мама говорила так весело и оптимистично, что я даже запуталась в предположениях, что могло ее так обрадовать. Они узнали, что меня перепутали в роддоме? Учебу в школе продлили до двадцати лет? Что, черт возьми, случилось-то? - Я говорил твоей маме, что вы прекрасно обо всем поговорите и в выходные, но она… - Начал было Женя. - Какие выходные, Женя, первые занятия уже завтра! – Добродушно возмутилась мама. - Занятия? – Не поняла я. Мне было сейчас несколько плохо, мягко говоря, мне хотелось сдохнуть, меня только что обвинили в том, чего я на самом деле не делала, а тут еще мои драгоценные будущие родители с какими-то занятиями… - Мы с Женей подумали, и решили… Тебе скоро поступать, уже в следующем году, может быть, тебе кажется, что это не скоро, но ты сама не заметишь, как быстро пролетит время… - Затарахтела мамуля. - Стоп, - вздохнула я, - а можно покороче? - Смотри, - мама развернула передо мной какие-то бланки и цветные брошюры. – Это курсы профориентации. - Вот так вот, - наклонилась поближе я. – И что? -Тебе там помогут определиться, чему лучше посвятить свою жизнь… - А почему я не могу сама это определить? – Опять не могла понять я. - Ну… - Мама повернулась за помощью к Жене, но тот лишь отвел глаза. – Ну у тебя не всегда хорошо выходит принимать решения… Ага, вон оно что. - Просто пойми, там работают профессионалы, люди с опытом… - Люди с опытом чего? – Уставилась я на маму. – С опытом выколачивания денег из богатеньких родителей? - Лида, там работают хорошие педагоги, психологи, тебе будет очень полезно… - Психологи?! – Я аж со стула подскочила. – Да вы сговорились что ли… Какие мне, к черту, психологи?! - Лида! – Мама испуганно отшатнулась от меня. – Ты почему таким тоном говоришь? - Да потому что! Я не пойду ни на какие курсы, я буду сама решать, куда мне поступать! - Ну и много ли ты уже нарешала? – Ехидно осведомился Женя. – Кроме того, за курсы уже заплачено, а эти бланки – твой пропуск. - Если ты думаешь, что можешь командовать… Да что там ты, - махнула рукой я, - мам! Вот скажи, зачем ты все время так делаешь? - Как «так»? – Растерянно пробормотала мама, но мне ее растерянность была просто как танку поцелуй. - Да вот так! Решать все за меня. Вот когда ты меня от папы забрала, например, - пустила в ход свой главный козырь я, - ты тоже думала, что права? - Лида, ты сама не понимаешь, что говоришь… - Да все я понимаю! - Замолчи, Лида, почему так сложно с тобой! – Неожиданно рявкнул Женя. – Почему ты не можешь просто, как нормальный человек, взять эти чертовы пропуски и пойти на эти курсы?! Какого хрена у тебя все сводится к скандалу?! Я даже как-то сжалась от этого крика, не потому, что это было очень громко или страшно, просто Женечка всегда был таким тихим и терпеливым… - Да потому что не надо все решать за меня… Я сама хочу свою жизнь делать… Мам, а вот что будет, если эти курсы покажут, что у меня будет какая-то низкооплачиваемая работа, а? Ты меня тоже бросишь? - Лида… - У мамы было такое лицо, как будто ее сажали пожизненно за убийство, совершенное другим человеком, хотя я говорила полную правду. - Лида, замолчи… - Начал было Женек. - А я бы на твоем месте и за себя побоялась! – Не выдержала я. – И за ребенка своего будущего тоже! Вот пойдут у тебя дела чуть похуже, и все, поминай, как звали! Уйдет к кому-нибудь третьему… - Ты просто тварь… - Прошептала мама, глядя в пол. – Женя, пойдем. - Подожди, я хочу договорить. – Вот это еще что за новости, а? - Жду тебя в машине пятнадцать минут и ухожу. – Сухо бросила мама и двинулась к выходу. Я смотрела ей вслед, чувствуя, что я действительно тварь, но как же так, мне есть, в кого такой стать… Женя сидел молча, не глядя на меня, скрестив пальцы в замок и сверля злобным взглядом плитку на полу. Я хотела встать и просто уйти, но он неожиданно ожил. Не поднял головы, не шевельнул рукой, просто голос прозвучал как-то жутковато и странно: - Лида, ты такая дура… - Что?! – Чуть не подскочила на месте я. – Я дура?! Поговори мне еще тут… - И поговорю! – Отчим резко повернулся ко мне и я даже отшатнулась. – Вот скажи, с чего ты взяла, что твоя мама бросила отца? Вот кто тебе такое сказал? - Да я там была, я была участником всего этого, алло! – Гневно прошипела я. - Тебе было четыре года! Лида, ты ничего не знаешь, но продолжаешь гнобить людей своими выдумками… - Да что ты можешь знать… - Поморщилась я. – Конечно, мама тебе правды не скажет. - А ей не нужно ничего говорить, - пожал плечами Женя, ставший внезапно каменно-спокойным. – Я все знаю сам. Я недоверчиво хмыкнула, но что-то в его лице заставило меня насторожиться. - Я знаю Гену с… Лет с шестнадцати. Мы были младше, чем ты сейчас, когда познакомились. Я сжала руки в кулаки. Та-ак, и как это понимать? - Вот тебя никогда не интересовало, почему письма папа передавал через меня? Звонил всегда мне? Тогда, в кафе, говорил со мной, а не с твой мамой? - Интересовало, но… - Но! – Фыркнул Женя. – Но ты была слишком занята развешиванием ярлыков… Повисло нелегкое молчание, но меня было уже не остановить. - И что? Чего я не знаю? - Ты, наверное, и в том, что о родителях отца ничего не знаешь, тоже обвиняешь маму? А зря, Лида, зря, он бы сам тебе ничего не сказал, потому что отца у него и не было, а мать – алкашка, умерла еще когда ему только восемнадцать исполнилось… Он всю жизнь был сам по себе, сам на жизнь зарабатывал, сам крутился. Ты бы видела его в то время... До жути похож на тебя. Я прикусила губу и закрыла глаза руками. М-да. - Он твою маму, может, и любил, но куда больше он любил деньги. Ты думаешь, вы жили так скромно, потому что твой отец мало получал? О-о, он получал столько, сколько по тем временам мало кому снилось, но он был диким экономистом. Он все время был в работе, в делах, проворачивал какие-то махинации, может, не совсем даже честные… - Ну и что ту плохого? – Не выдержала я. – Как будто ты сейчас не тем же самым занимаешься! - Да то плохого, - на нас обернулась половина КПП, - что однажды твоя мама попыталась ему напомнить, что кроме денег есть семья, есть дом, любовь, а что сделала он? Он выставил вас обеих из дома, ночью, на мороз! Я хотела было что-то сказать, что-то, что приготовила заранее, но слова просто застыли в груди. Резко, словно белый свет молнии, всплыла в моем сознании холодная, ледяная темнота, снежинки, режущие щеки, и мамина рука, грубо волокущая сонную меня по этой темноте… - Из-за этого брака твоя мама порвала все связи со своей семьей, - уже тише, практически неслышно продолжил Женя. – Ей больше некуда было пойти. А Гена позвонил только через четыре дня, чтобы узнать что-то насчет документов на развод. Просто чтобы выгоднее разделить имущество, но я сразу сказал: не надо нам ничего. Мне как-то стало легче, когда я услышала в его голосе ясное ударение на «нам». Но внутри все было так мерзко… - Мне посчастливилось с моим бизнесом, и мы смогли уехать. Считай меня кем хочешь, но я до сих пор думаю, что этому человеку лучше было бы не появляться больше в вашей жизни. - Почему я ничего не знала? - Твоя мама не хотела говорить. Думаю, она и сейчас будет не рада, когда узнает о твоей просвещенности. – Женя встал с дивана и положил бланки с пропусками мне на колени. – Вот и думай теперь. - О чем? – Жалобно проблеяла я. - О чем хочешь… И сможешь. - Почему она позволяла себя обвинять? - Потому что она любит твоего папу, - развел руками Женя. – Что я тебе могу сказать… - Да как его можно любить… - Зажмуривая покрасневшие глаза, прошептала я. - Уж кто бы говорил… - Женя вздохнул и встал с дивана. Листки и пропуски из школы профориентации упали на пол. – Удачи. Я нагнулась и подобрала бумажки. Да уж, удачи мне сейчас только не хватало. *** Дзынь! Я подскочила от испуга на полметра вверх, затем, спасибо моей реакции, на метр вбок, и недобрым словом помянула лихого велосипедиста, который скрывался уже вдалеке в клубах дорожной пыли. На улице было уже жарко, по-настоящему жарко, и я даже сняла спортивную куртку и завязала её на поясе. Учебный год неумолимо двигался к концу, и меня, прогнозируемую отличницу, отпустили-таки во внеочередное увольнение. В такие отгулы я буду теперь уходить каждую пятницу, но не просто так же, дурака валять, не-ет. Курсы профориентации - это вам не хухры-мухры. После того разговора с Женей я ещё долго ощущала себя так, как будто бы меня просто сбросили с десятого этажа, но каким-то чудом я выжила и теперь стою и не понимаю, что происходит. Все как-то рухнуло в один момент. Мой отец оказался редкостной тварью, а мама - чуть ли не ангелом во плоти. Женю я тоже раньше могла оценивать максимум как неконфликтного подкаблучника, а теперь... Даже когда он рассказывал все это, он был каким-то другим. А самое жуткое то, что все на самом деле существует так уже много лет, но до меня доперло только сейчас. А я всю жизнь вела себя как тварь, обвиняла людей, которые этого не заслужили и превозносила существ, которые того не достойны... А все почему? Потому что мама не смогла сказать мне правду. Потому что любит. До сих пор мурашки по коже, когда вспоминаю Женщину холодную улыбку и слова: «Уж кто бы говорил»... Может, я такая же? Может, я тоже вру сама себе и Игорю отчасти? Может, сейчас это кажется не так важно, а потом, лет через двенадцать, буду думать, какой дурой была... Новенькая, блестящая, оснащенная электронным табло остановка за километр излучала жар. Стоило мне встать под её железной крышей, как пот потек с меня в три ручья. Чёрт, что же будет в автобусе... После десяти минут ожидания я не выдержала и обратилась к бабуле, которая с невозмутимым видом обмахивалась носовым платком размером со скатерть: - Извините, не подскажите, сорок пятый тут ходит? - Сорок пятый? Нет, лапочка, сорок пятый он мимо рынка идёт, на квартал выше... Уфф, какая жара. Я чуть не пнула стену от досады, но пожалела еще не слишком запыленное стекло. И это мне сейчас по жаре тащиться наверх один квартал, а потом смотреть издалека, как уезжает от везучей меня нужный мне автобус? С мерзким скрипом к остановке подкатил фырчащий ПАЗик, в салоне которого было на удивление свободно. Я мельком глянула на номер, который мне, впрочем ничего не сказал, и быстро пробежалась глазами по потрепанной табличке с названиями остановок. «Гор.больница №7». Не надо, Лида, не надо, ты же не сделаешь этого? Что будет, если ты сейчас туда поедешь? Это глупо и как-то… неуважительно по отношению к самой себе. Солнце пекло, поджаривало плечи, ветерок поднимал волосы и кидал мне их горстями в лицо… А перед глазами выла вьюга, клубилась поземка, и мамина рука волочила меня по холоду куда-то в темноту, а шея мерзла без шарфа и губы уже не размыкались от холода… Автобус уже тронулся с места, но я успела запрыгнуть на ступеньку и ухватиться за поручень. Неодобрительно заворчала какая-то тетка, рассевшаяся сразу на два сидения, но я с гордым видом прошла мимо и плюхнулась на свободное место у окна. ПАЗик набирал скорость, легкие выцветшие занавесочки колыхались от ветра, и на душе было как-то легко и светло, и в тоже время черным-черно… Пусть все будет хорошо. Глава 28 Над головой шумели кроны деревьев, под ногами мягко шуршала щебенка, перемешанная с песком. По дальним дорожкам прогуливалась какая-то супружеская пара лет пятидесяти, курила за транспарантом с планом территории девушка в белом халатике. Тишь, гладь... В больницу меня не пустили, заявив со всей наглостью, что у них там дезинфекция помещений и зайти я смогу только через пятнадцать минут. Я хотела уже принять это как знак свыше и поехать на эти чертовы занятия, где должна сейчас быть, но поняла, что уже не успею, и решила подождать. Больница была для взрослых, насколько я понимаю, но в одном из сквериков стояла детская площадка - видимо для деток, которые придут к своим заболевшим родственникам. Я села на лавочку возле площадки и не успела достать телефон, как меня окликнула с качелей худенькая девочка лет десяти на вид: - Привет! - Привет... - Улыбнулась я и помахала рукой. - Покачай меня, пожалуйста? - Наклонилась немного вперёд девочка. - Это же просто, двигай ножками, и раскачаешься! - Я не могу, - девочка как-то странно дернулась пару раз, видимо, в подтверждение своих слов. Я встала с лавочки и пару раз легонько подтолкнула качели. - Как же ты обычно катаешься, если не умеешь? - Меня мама катает, - вздохнула девочка, - но она отошла просто. А меня зовут Таня. - А меня Лида, - улыбнулась я. - А вы к кому-то пришли с мамой? - Нет, мы тут часто гуляем... Мама говорит, - малышка отбросила с лица прядку, - что мне лучше гулять тут. Я удивленно пожала плечами. Странная какая-то мамаша... Что же хорошего, если ребёнок все время гуляет возле больницы? - Тут людей меньше, - пояснила Таня. – Мама не любит, когда вокруг меня толпа народу. Вот так вот учат детей какой-то мизантропии, а потом удивляются, откуда в них столько эгоизма. Я еще пару раз подтолкнула качельки, и, глядя на счастливую девочку, подумала: а ведь если все будет хорошо, то когда-нибудь я буду катать так своего братика или сестру… Или даже своего ребенка… - Таня! Тебе кто разрешал качаться! Панический крик заставил меня обернуться. От неожиданности я резко затормозила качели, и Тане пришлось резко наклониться вперед. Через площадку к нам бежала женщина, на вид, может быть, лет сорока, но ее фигура и голос выдавали, что она гораздо моложе, просто очень измучена. - А вы что?! Зачем вы ее качали? – Накинулась на меня странная дама. - А что, нельзя? – Ошарашенно пробормотала я. - Нельзя! А вдруг что-то бы случилось?! Я отшатнулась. Эта женщина явно ненормальная – мало того, что прячет ребенка от общества, так еще и на качелях кататься запрещает. А я-то еще на свою маму сетовала… - Мама, ну это же я попросила! – Пискнула Таня. - А ты молчи вообще, я тебе сколько раз говорила, без меня не качаться! Иди сюда… - И не замечая моего шокированного лица, мамаша сняла дочку с качелей и на руках понесла ее к дорожке. Что-то нехорошее шевельнулось внутри, пока я смотрела им вслед. Какой-то мужчина, судя по одежде, санитар из больницы, подкатил к площадке инвалидную коляску. Женщина сдержанно кивнула ему и усадила девочку. Я почувствовала, как у меня холодеют руки. - Лида, пока! – Обернулась ко мне малышка. - Пока, - помахала я рукой, пытаясь улыбаться, - пока, Танюша. Ветер тряхнул кроны деревьев, заставив меня вздрогнуть. Я поймал себя на том, что все еще стою, глядя на эту дорожку, посыпанную гравием и песком, на которой четко видны были следы тонких колес… Какое странное ощущение. С одной стороны жутко, а с другой… Господи, эта девочка младше меня раза в два и уже во столько же раз несчастнее, но умудряется улыбаться и вообще радоваться жизни, а я… А я придумываю себе проблемы на ровном месте и мучаюсь из-за них, вот мол, какая я несчастная! Да у меня все супер, Господи, прошли там уже эти пятнадцать минут? Сейчас пойду, поговорю, и все будет хорошо. Все уже хорошо. *** - Девушка, вы куда? Часы посещения еще не начались! – Шустро выскочила из-за конторки проворная тетенька лет пятидесяти. - Я… Я к маме! – Бодро отозвалась я, ища глазами ближайший коридор. - А почему без передачи? - Без какой? – Не поняла я. Без «Спокойной ночи, малыши», или что? - Без фруктов, без гостинцев, - укоризненно покачала головой врачиха. – Мама, как-никак. - А, да я ее сегодня уже выписывают, - крикнула я, летящей походкой ускальзывая вдаль по коридору. - Эй, стой, там же только мужчины лежат, женщин нет! – Опомнилась бдительная стражница, но я была уже далеко. Так, палаты травматологии находятся на этом этаже, если я буду ходить и заглядывать в каждую, то вряд ли вызову подозрения. Пожалуй, стоило реально купить каких-нибудь апельсинчиков или бананов на худой конец. В первой же палате в меня чуть не полетел стул (я даже не поняла, почему), а во второй палате я сначала никого не увидела, и только во второе мгновение заметила сидящего на постели мужчину. Он сидел ко мне боком и собирал сумку, спортивную серую сумку с вещами. На нем были джинсы и футболка, на лице пара царапин, правая рука перебинтована, а в остальном он выглядел просто шикарно. Будь я лет на пятьдесят старше, мне бы непременно захотелось его откормить. Я засмотрелась на эту картинку настолько, что даже забыла, зачем пришла, а он, похоже, даже не замечал меня, рылся себе в своей сумке и все. Я тихонько выдохнула. Игорь замер на месте, затем медленно, нервно сглотнув, повернулся ко мне и выпрямился. Мы встретились взглядами. В одну секунду я забыла всю свою уверенность, все мысли, которые так прочно засели в моей голове, даже собственное имя я бы сейчас вряд ли назвала. Я смотрела на него и просто питалась его взглядом, как будто я была вечно разряженным андроидом, а он - запасной батареей. Он молчал, и вообще по его лицу читалось, что он не ожидал меня увидеть. Не то чтобы не хотел, именно не ждал. Картина Репина. Вся моя уверенность словно испарилась, я стояла, чувствуя, как дрожат коленки. Я хотела зайти так круто и эффектно, встать в шикарную позу и извиниться, но извиниться так, чтобы он сам почувствовал себя виноватым и ещё долго смотрел мне вслед грустными глазами. Но в реальности я только прикусила губу и молчала, как дурочка. - Здравствуйте, - пожала плечами я, не зная, что еще-то сказать. - Привет... - Игорь поднялся с кровати и сделал было шаг ко мне но как будто передумал и остался стоять не месте. - Я не думал, что ты придешь. - Ну конечно, - развела руками я, - вы же вообще запретили меня к себе пускать... - Что ты такое говоришь, я совсем... - Он запнулся и отвернулся. - Да, вы совсем... - Я скрестила руки на груди и прошлась в сторону окна. - Но это не столь важно. Я на самом деле пришла извиниться. - Извиниться? Ты? – У Игорька на лице было написано такое удивление, как будто я только что сказала ему что-то вроде «Мамаева ждет от вас ребенка». - Ну да… Это же из-за меня как-то вроде вышло. Но я не хотела, правда. А вас уже выписывают? - Да, как видишь, - он показал рукой на сумку. Игорь Семенович опустил глаза. Я видела, что он словно готовится сказать что-то мегаважное, и инстинктивно замерла на месте. Хотя кого я обманываю, Боже мой, он никогда не скажет того, чего бы мне хотелось, да он скорее зачитает мне сейчас законы Ньютона, чем признается в любви или что-то в этом роде. - Лида, - тихо произнес он, глядя мимо меня куда-то в стену и вообще избегая смотреть мне в глаза, - неужели чтобы ты поняла, что неправа, должно было случиться нечто такое? - Что «такое»? - Да как что? Авария, к примеру! – Он сделала шаг в мою сторону и снова замер на месте. – Хотя что я говорю, на меня тебе наплевать, а что, если бы в этой машине была твоя мама? Или ты сама, блин? - Если бы вы отвезли меня сразу, ничего бы этого не было! – Не выдержала я. - А, то есть это я еще виноват? - А кто? - Ты соврала мне, когда пообещала, что никуда не поедешь, ты помнишь? Это что, честно было? - А вы мне поверили! – Не осталась в долгу я. – Это что, умно было? Игорь вернулся к постели, сел на край и закрыл лицо руками. Ты там плачешь что ли? Подойти подуть? - Лида, ты много не понимаешь… Ты действительно виновата… - Вы же так не считаете, - растерянно пробормотала я, - вы можете сколько угодно из себя жертву строить, но я же вижу! - Ну что опять ты видишь? – Раздраженно посмотрел на меня Игорек. - Я вижу, что вы врете! Вы так не думаете! Да ни в чем я не виновата, - я откинула с лица прядь волос, - это все вы! - Я-то тут причем, Лида? – Произнес он, заглядывая мне в глаза. - Да при том… Да насколько было бы лучше все, если бы вы не строили из себя правильного, а просто помогли мне! А еще лучше если бы никуда не поехали вообще! А еще лучше, если бы вы… Мне было тяжело дышать, кровь стучала в виски, голова гудела и земля уходила из-под ног. В принципе, больница – самое лучшее место для падения в обморок, но все же не стоит. - Если бы вы вообще никогда в моей жизни не появлялись! Еще секунду, может быть, я смотрела на него, а потом круто развернулась и бегом бросилась прочь. Кеды скрипели по чистой матовой плитке цвета серой плесени, в ушах стоял гул. Я бежала вроде бы быстро, на пределе сил, но ощущение было как во сне, когда бежишь, а тебя за ноги тянет назад. Меня шатало от стены к стене, и я на пару секунд остановилась, чувствуя, как сердце болит и пытается вылезти из околосердечной сумки. Я прекрасно понимала, что если он сейчас побежит за мной… Да что там побежит, просто выйдет из палаты и окликнет меня, да просто подумает обо мне, черт возьми, я уже не смогу бежать дальше. Лида, ты не можешь так поступить, у тебя что, нет гордости? Я никому никогда не позволяла себя в чем-то обвинить. Я готова стать лучше, но он… Я даже не знаю, почему. Мне так больно, что я сейчас просто упаду. Я сделала шаг в сторону лестницы, потом еще один, еще, и развивая бешенную скорость, цепляясь ногами за порожки ступенек, понеслась вниз. Сидящая за конторкой у входа дежурная посмотрела на меня с явным возмущением, но мне было все равно. Я вылетела из здания больницы, оглушительно хлопнув стеклянной дверью, и побежала по дорожке, чувствуя, как ударяются о подошву кед мелкие камни. *** Ветер гудел в узких проходах между домами, трепал листву деревьев, рвал ее в клочья. Шумели стволы и ветви, и среди этого шума мерным однотонным грохотом лупил по стенам и земле дождь. Никогда раньше не видела такого сильного ливня. Такая вот чепуха – ураган с ливнем – привилегия юга России, раньше я тут такого не встречала. А может, просто не замечала. Кеды промокли уже практически насквозь, но мне было плевать. Я медленно шла вдоль сырой и грязной стены какого-то малоэтажного дома, чувствуя, как мокрые волосы прилипают к спине. С меня уже стекло столько воды, что можно было бы напоить всех детей Африки, а еще больше впиталось. Казалось, каждая клетка моего тела теперь состояла просто из воды. И внутри было так же водянисто-пусто, как бы в тебе что-то есть, но это что-то – ноль калорий, на этом чем-то не проживешь. Даже плакать не было сил. Вот что я делаю? Что опять я сделала не так? Я опять соврала. Я сказала ему, что знать его не желаю, а разве это так? Что вообще произошло за этот год? Я изменилась? Да ничерта. Я узнала только больше всякого дерьма о себе и своей жизни, а еще поняла, что я сама ничем не лучше, чем все это… минеральное вещество. Узкий парапет, идущий вдоль стены дома, был весь залит водой и забрызган грязью, но мне было все равно. Я медленно присела на самый край и безвольно опустила руку с сумкой на землю. Новая сумка – мамин недавний подарок – с мерзким звуком упала в лужу. Рука сама собой потянулась к голове, затем к плечу, к бедру… Больно. Но у меня не было ни сил, ни желания себя останавливать. *** - Лида, кинь гель, - крикнула мне через перегородку душевой Мариша. Я аккуратно взяла с полочки бутылку и поставила на перегородку. - Лида! – Не унималась подруга. – Ну дай гель! - Да я поставила! – рявкнула я и схватилась рукой за стенку, чтобы не поскользнуться. Плечо тут же отозвалось резкой болью. Ненавижу себя за все то дерьмо, что иногда с собой вытворяю. Многие девочки сейчас режут себе руки и ноги, демонстрируя, какие они несчастные, а я вот… По всему телу синяки, все болит, и что самое жуткое – я вообще не могу себя контролировать в такие минуты. Это началось еще очень давно, я даже не помню, в каком классе начальной школы, может, даже раньше. Уже года четыре мне удавалось себя контролировать, но вот тогда, сидя под дождем, не смогла. Первый удар кажется больным, неприятным, и хочется опустить руки, но какое-то странное существо внутри тебя кричит: «Слабачка, не жалей себя! Бей еще! Бей сильнее!». И каждый новый удар кажется уже не таким разрушающим, как предыдущий, но все сильнее гудит голова, все больше ноют ноги и плечи, но ты уже не можешь остановиться и только усталость в мышцах рук заставляет безвольно упасть на пол и лежать, глотая собственные слезы. У меня все костяшки разбиты в кровь, я даже не помню, что я там била – стены, асфальт, деревья… По моему виду можно сказать, что я дралась со стаей бомжей. Даже тюбик мази, выдавленный на все больные места, не особенно спасает. Я вышла из душевой, стараясь прикрыться полотенцем по максимуму, но Рыбина все равно заметила синяк на плече и подозрительно прищурилась. Быстрым шагом я вылетела в коридор и, забежав в казарму, с разгону плюхнулась на кровать. Это было большой ошибкой. - Ой, что это у тебя? - Мариша поставила на мою тумбочку гель для душа и показала взглядом на сбитые костяшки пальцев. - На каратэ, - равнодушно пожала плечами я. - У тебя же ещё не было тренировки... - Это с прошлой, - закатила глаза я. Мариша хмыкнула и плюхнулась на свою соседнюю кровать. Я пыталась лечь так, чтобы не задеть жизненно важные синяки, а подруга сверлила меня недоверчивым взглядом. - Где ты была? - На курсах. Маш, ты будешь меня допрашивать? - Раздраженно буркнула я. - Ещё как буду! - Подруга села в позу лотоса, и у меня от одного только вида такой экзекуции у меня заболели ноги. - Ну и что тебе там сказали? - Мне сказали, что мне очень подходит профессия киллера, - буркнула я, обнимая подушку. - Спокойной ночи. - Ещё без пяти девять! Так, - Маша оглянулась, соскочила со своей койки и села рядом со мной. - Ну, рассказывай! - Что рассказывать? Маш, отвали, а... - Я закрылась лицом в подушку, демонстрируя, что разговор давно окончен. - Ты же ходила к Орлову, да? Я замерла под одеялом, затем медленно, с самым хмурым выражением лица вылезла из своей норы и уставилась на подругу: - С чего это ты взяла? - Да я тебя уже год почти знаю, - фыркнула Маша. - Ну и что, извинилась? Я села на кровати, морщась от боли, и уставилась в стену. - Э-э... Что там такое случилось? У тебя такое лицо, как будто тебя трактором переехали! - Я его послала... - Я сдала в руках край одеяла. - Послала? То есть не извинилась? - И извинилась, и послала. - Я с размаху плюхнулась назад на кровать. - О-ох... - Извините, Игорь Семеныч, а не пойти ли вам... далеко и надолго? - Примерно так все и было. - Но зачем? А если он теперь обидится? - И что? Это я должна обижаться! И вообще, посмотрите, какая принцесса! Да пусть хоть с крыши прыгнет от горя, мне пофиг! - Смотри, как бы ты сама не... тогокнулась. - Я тебе сейчас врежу, - на полном серьезе произнесла я. Мариша закатила глаза и с гордым видом ушла к себе, а ян легла на спину и принялась смотреть в потолок. Уже получили свет, и по потолку бегали туда-сюда силуэты веток, подсвеченные уличными фонарями. Интересно, а он уже дома? Скорее всего, да. Спит он сейчас или нет? Может, так же лежит, смотрит в потолок и думает... О чем? Явно не обо мне. Люди - странные существа, и мне саму себя порою понять сложно. Да что там порою, всегда. Вот зачем я наговорила ему весь этот бред? Зачем сказала, что лучше бы не знала его вообще? Ведь это ложь. Или нет?.. Глава 29 - И вот ещё что... - Мамаева вытащила из ящика стола стопку каких-то листков. - Дежурный, раздать. - А что это? - Поинтересовалась я. - А может быть, Политаева, ты подождешь, пока тебе раздадут листок, и прочитаешь? - Ехидно осведомилась Рыбина. - Я хотя бы смогу прочитать, - фыркнула я и взяла со стола листок, который положил передо мной дежурный. - Это не что иное, как перечень предметов, которые вы собираетесь сдавать в следующем году... Дело в том, что с сентября одиннадцатого класса, самого старшего нашего курса, у вас начнётся подготовка, дополнительные занятия по профильным предметам, и учителям уже сейчас нужно знать, кто и что будет сдавать, чтобы правильно сформировать группы. - А если я ещё не определилась? - Вновь подала голос я. - А пора бы уже, Лида, - покачала головой Мамаева. - Определялся сейчас. Я пожала плечами и уставилась в листик, ожидая, пока кто-нибудь пошутит про физику. Но, как ни странно, среди тишины класса были слышны лишь скрип ручек и шорох бумаги. С того рокового посещения больнички прошло уже три дня. Совсем немного, и в то же время - уйма времени. К счастью для меня, дни были настолько забиты учебой и разгребанием оценок, что у меня особенно не было времени думать обо всем том, что я тогда наговорила. Теперь мне кажется, что я даже правильно поступила. Ничего у нас быть не может, и пусть он катится куда подальше. Как же меня это пугало... Неужели я способна любить человека только пока все гладко? Стоит чему-то случиться, и мне уже хочется придушить того, о ком грезила ещё вчера ночью. В лучшем случае меня жлет одинокое будущее со сворой кошек под боком, а в худшем... Даже подумать страшно. Мне внезапно вспомнился тот вечер, когда я узнала, что моя мама беременна. Когда я сидела у него в машине и думала, что убью сейчас всех, только вот сил не хватит. Когда он сказал, глядя в запотевающее стекло, что остаться одному в жизни - самое страшное... Вот как я останусь одна в этом мире, где все люди друг другу чужие, где всем друг на друга плевать, где доброта и взаимопомощь есть только в социальной рекламе... - Лида! - Рявкнула у меня над ухом Мамаева. - Сдаем листки! - Я не знаю, что писать, - протянулась я листок командирше. - Я ещё не знаю. - Ты же ходишь на свои курсы, неужели тебе там ничего не говорят? Я равнодушно пожала плечами. - Политаева, ты у меня дождешься, - прошипела Мамаева, но листок забрала. – Наряд вне очереди! - За что? – Возмутилась я. - Сейчас два наряда будет! - Есть наряд вне очереди, - буркнула я. - Прекрасно, заступишь после уроков. Я посмотрела вслед командирше и показала ей язык в спину. Тоже мне нашлась королева. *** - И вот теперь вместо того, чтобы исправлять эту чертову тройку по географии, я должна бегать полы драить! - Я возмущенно швырнула сумку на пол. – Бесит меня эта тварь. - Да тебе все бесят, - покачала головой Маша. – Ну ты что, не могла написать там… Физику и информатику, например, и все дела. - А если передумаю? - Исправишь! Ты думаешь, эти пара строк – твой приговор? Это всегда можно переписать. - А что ты мне это раньше не сказала? – Возмущенно махнула сумкой я. – Вот это ты во всем виновата. - Откуда я знала, что ты начнешь бунтовать? Кстати, а почему ты серьезно не написала физику? - Мне что, год потом терпеть эту дурищу? – Я хмыкнула. – Она меня на уроках своим козьим блеянием вымораживает, а если еще эти дополнительные… - А что, Игорь не собирается вернуться? – Удивленно произнесла подруга. Я молча открыла сумку, достала расческу и принялась неистово чесать свои кудри. Со стороны, наверное, было похоже, что я борюсь с блохами. - Ли-ид? - Я не спрашивала! – Я сердито дернула молнию сумки. – И вообще… Кто-то сейчас на досуге будет, а кому-то в наряд… - Я бы тебя не только в наряд отправила, - крикнула мне вслед Маша, но мне уже было все равно. Все то время, пока я терла пол жуткой, вечно соскальзывающей со швабры тряпкой, я думала только об одном: а что, если он действительно не вернется? С одной стороны я теперь не знала даже, как в глаза ему смотреть, а с другой… В голове все время крутились моменты, как кадры из кино: как он заходит в класс, я вижу его впервые и думаю: «вот это да»; как он оглядывает класс, где никто не хочет отвечать, и вопросительно, едва заметно улыбается, глядя на меня; как он сонно трет рукой глаза, глядя на чокнутую девку, которая приперлась к нему домой посреди ночи… Неужели это все было просто так? - Стены все еще грязные, - крикнул мне прохаживающийся туда-сюда дежурный. - Они не оттираются! – Развела руками я. - Конечно, и не ототрутся, если будешь тереть просто водой… - Злобная полуторатонная красотка с последнего курса грозно направилась ко мне. – Нужно взять соду, малыш. О Господи, какой я тебе малыш?! - И где мне взять соду? - Можешь обработать едкий натр углекислым газом, - хмыкнула любительница малышей, - а можешь пойти к завхозу и попросить. Вперед, негр, солнце еще высоко! Я деловито дернула плечами, развернулась и со скоростью космической ракеты почесала искать соду. Чёрт бы вас побрал, хамоватые старшекурсники, да эта девка, быть может, всего на пару месяцев старше меня, а все туда же... - Здравия желаю, - распахнула я дверь хозчасти. - А можно у вас соды попросить? Стены почистить... - Знамо не пирог испечь, - вздохнул сидящий за старинным столом завхоз. - Вон на полке коробка. Только верни потом. - Верну... - Я аккуратно сняла с верхней полки объемистую картонную коробку, которая уже просто разлезалась по швам. На голову мне тут же просыпался белый порошок. - Спасибо... Апчхи! - Будь здорова, - откликнулся завхоз. Я вытерла нос рукой и уже собиралась идти назад, как вдруг в кармане зазвонил телефон. Телефоны в школе вообще запрещены, но все все равно пользуются, как без них? Мне даже пришлось найти дома старый маленький мобильник вместо здоровой стеклолопаты, чтобы помещался в карман брюк. Удерживая одной рукой чертову соду, которая весила, похоже, тонну, я левой рукой достала аппарат и взглянула на экран. Женя?.. Я спустилась вниз, на лестничный пролет к спортзалу, где редко появляется какой-то народ, поставила коробку на парапет стены и взяла трубку. - Алло? - Лида?.. - За голосом Жени фоном играла музыка в машине, жужжал вентилятор, шумела переполненная улица. - Ты только не пугайся... - Что?! - Блин, дипломат ещё хренов. - Маму увезли... - Куда?! - Заорала я так, что даже из бедного коробка соды вылетело лёгкое белое облачко. - В роддом... Зачем ты перебиваешь? Все в порядке, я же сказал тебе, не пугайся! - Уже в роддом? А не рано? - Рано, но... Она сама так захотела, она боялась, что начнутся эти... - Схватки, - раздараженно подсказала я. - И? - Ну когда она тебя ждала, все началось в магазине, ты же помнишь? - Как я могу помнить, Жень, ты нормальный? - Не выдержала я. - Но я знаю, да, мама мне рассказывала. - Вот она решила, что лучше будет, если она заранее будет под наблюдением врачей и все такое. И вообще, Лид, - продолжал отчим, - я её в хорошую частную клинику определил, там, знаешь ли, не то, что в наших госучреждениях... - Ну слава Богу, - выдохнула я. - Ты знаешь, как я тряслась сейчас? Как псих. Сообщать новости - не твой конек. В ответ Женек пробормотал что-то неразборчивое и отключился. - Ну что, гидрокарбонат, - вновь обняла я коробку. - Пойдём. Нас ждут великие дела. *** - И что, ты так и не собираешься ничего исправлять? Я медленно подняла последний, пятидесятый раз пресса и села на скамейку. На занятия физподготовкой в конце года всем было уже, по большому счету, плевать, поэтому спасение утопающих было делом самих утопающих. С великим трудом мне удалось вытянуть Марианночку в спортзал, где кроме нас, собственно говоря,никого не было. Ради такого дела я даже достала из чемодана шорты, которые купила мне мама года эдак два назад, и которые выглядели так, как будто… как будто трусы. - А как мне исправлять? – Я опустилась на кулаки и сделала одно отжимание. – Мне даже рапортичку с оценками не выдали! - Я не про это, Лид! – Маша сердито пнула скамейку, да так сильно, что она отлетела на полметра, выскочила у меня из под ног, и вся нижняя часть моего тела с легким грохотом приземлилась на пол. - Ты дура или да?! – Подскочила с пола я. - Ну извините, пожалуйста! Ты в последнее время с этим Игорьком совсем чокнутая стала, да тебя уже впору бояться! - Да при чем тут Игорек? – Я резким движением соврала резинку с хвоста и поморщилась от парочки выдернутых волос. – Я о нем сейчас думаю меньше всего. - А по-моему, у тебя просто на лбу написано, - Маша провела рукой возле моей головы, обозначая область надписи, - «в моем несчастном мозге только физик Игорь». - У меня не такой здоровый лоб, чтобы туда влез этот бред.- Раздраженно буркнула я. - Ты такая злая в последнее время, и знаешь, мне даже плевать, из-за чего или из-за кого! - А может из-за тебя?! – Не выдержала я. Мариша злобно втянула носом воздух. - Вот значит что… Ну ладно. Я думала, она полезет в драку, но Господи, это же Мариша. Она просто развернулась и ушла, изящно виляя бедрами, но это явно был знак злобы, а не чего-то там еще. - Псих. - Я с гордым видом повернулась в противополодную сторону и направилась к шведской стенке. Нужно ещё нижний пресс проработать. Вот для кого я это делаю, чёрт возьми? Тренировок каратэ летом не будет, а красоаваться своим шикарным прессом, которого нет, мне теперь не перед кем. Да и раньше, если быть честной, ценителей особо не было. Чувствуя, как я меня катится лавина пота, я стёкла вниз по шведской стенке и поползла в сторону двери. На сегодня хватит, а потянуться и лёжа в кроватке можно. Я уже открыла дверь в раздевалку, когда на полной скорости в меня влетела тушка Мариша. - По-моему, кто-то меня даже видеть не хотел, - заметила я. - Я и сейчас не особо хочу, - фыркнула подруга. - Меня заставили. - И кто же? - С равнодушным видом вытерла пот со лба я. - Завхоз! Он ходит по всему корпусу и орет, что какая-то герла с сегодняшнего дежурства не вернула ему соду. - Чёрт, - я провела рукой по лицу. - Реально, а куда я её дела? Видимо, вместе со шваброй и тряпкой отнесла в уборную. Блин. - Ну так иди и принеси! - Чего ты орешь? Он тебя укусил или что? - Раздраженно крикнула я, поднимаясь вверх по лесенке. Это может казаться смешным, но даже если ты взял у завхоза какую-нибудь губку, которой мыли ещё первый бюст Ленина, и забудешь её вернуть... Тебя ждёт жестокая кара. Я могу купить ему хоть десять новых пачек этой дурацкой соды, но он так развоняется, что себе дороже. Я быстренько добежала до уборной, открыла крайнюю кабинку и с облегчением вздохнула: коробка была на месте. Подхватив бедную кислую соль на руки аки ребёнка родного, я побежала вниз, в хозчасть. - Петр Николаевич, вы мне все же скажите, скольких моих красавцев вы забрали себе с урока химии? Я приоткрыла дверь и увидела замечательную картину: завхоз сидел за столом, скрестив руки, у стены стояли двое парнишек по виду курса со второго, а над ними нависал их взводный, который был явно чем-то недоволен. - Я забирал двоих, товарищ взводный, - поднялся со своего места оскорбленный завхоз. - Если ваши стрижи вас обманывать повадились... - Кто из вас, - гаркнул взводный, поворачиваясь к прижухшим ученикам, - помогал Петру Николаевичу? Двое мальчишек сделали шаг вперёд, один, низко опустив голову, остался стоять. - Киреев... - Закатил глаза взводный. - Ты хоть понял сам... Тебе чего надо? Я не сразу поняла, что этот гневный окрик обращен ко мне. - Я... Я вот, соду принесла. – Не, а чего он орет? Он вообще имеет право? - Поставь и уходи! - Да ради Бога, - пробурчала я под нос так, чтобы злобный командир меня не услышал. Кажется, я даже понимаю этого бедолагу Киреева – я бы при таком взводном тоже чудила. - Скажи мне, Киреев, где же ты был эти сорок минут? – Продолжал наступать злобный дядька. – На уроки химии тебя не было, вещи Игорю Семеновичу ты тоже не помогал носить? Я замерла на месте, чувствуя, как коробка начинает крениться с полки назад мне в руки. Игорю Семеновичу? Вещи? - Я… - Мялся несчастный Киреев. – Да я просто… В смысле… - А ну… - начал было взводный, но я уже решила не терпеть. - А что, Игорь Семенович вернулся? – Выпалила я, глядя попеременно то на завхоза, то на взводного, то, чем черт не шутит, на прогульщика Киреева. - Вернулся и ушел, - фыркнул завхоз, - вещички собрал и уехал. А мне вот теперь, пока отдел кадров наш по отпускам гуляет, с его заявлениями носиться… - Заявлениями?.. – Ошарашенно пробормотала я. - Люди, когда увольняются, заявления обычно пишут! – Повернулся ко мне взводный. – Ты вообще с какого курса? - Я? Да какая разница? – С трудом отдышалась я. - Да никакой! Марш отсюдова! – Заорал начальничек так, что я даже пошатнулась и бросилась бежать из хозчасти так, что только пятки засверкали. Правда, бежала я так вовсе не потому, что боялась гнева этого вредного мужика. - Наталья Георгиевна! – Я распахнула дверь кабинета так, что на столе у Мамаевой бумаги разлетелись в разные стороны. – Мне… Срочно… - Политаева, - закатила глаза командирша, - тебя стучать, для начала, не учили? Я повернулась к двери и три раза стукнула по ней. - Товарищ взводный! Мне срочно нужно в город. – Я прислонилась к стене и постаралась отдышаться. Мамаева сложила руки на груди и сжала губы. - Зачем же? - Моя мама… - Ох, мамочка, прости, но, в конце-то концов, я даже не вру. – Она же ждет ребенка, может, вы знаете… - Евгений Витальевич, кажется, говорил мне… - Насторожилась командирша. – И что? - Он сегодня определил ее в больницу, - выбирала как можно менее опасные выражения я. – На всякий случай, мол, она боится… Я просто хочу к ней сходить, проведать там… Вот. Мамаева задумалась, видно было, что ее терзают сомнения, и я понимала, что если в ближайшие секунд пять она не даст мне добро, я просто без лишних слов убегу сама, и плевать на все. - Ну просто мама же… - Пустила в ход последний аргумент я. – Мне Женя только что звонил… - Ладно, - вздохнула взводная и взяла листок. – Смотри, на один час тебе! Опоздаешь – будут у всех проблемы. И у тебя, и у мамы, и у Же… Евгения Витальевича… Распишись. - Спасибо большое! – Я подлетела к столу, черкнула свои каракули в увольнительной записке, вырвала ее из рук Мамаевой и бросилась бегом вон из кабинета. – Я не опоздаю! Переодеваться было некогда, поэтому я прямо так, в спортивный шортах, майке и кедах, прошла через КПП и рванула на улицу. Погода была уже прямо-таки летняя, и было так хорошо… Если бы не было так плохо. Глава 30 Я вышагивала по улице, стараясь выглядеть при этом не слишком странно, если вообще может выглядеть не странно деваха, спешащая куда-то в спортивных шортах, натирающих кедах (вовремя, блин) и со злобным выражением лица. Уже на подходе к остановке я поняла, что не взяла с собой денег, а как я туда доберусь, в эту чертову задницу? Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления... Учитывая, сколько их у меня уже, мне эта гипотеза не слишком помогает. Внутри меня все просто кипело от возмущения. Это что же теперь получается? Я сказала ему, мол, лучше б вы от чумы подохли, а он решил - пусть так и будет? Теперь, если этот самоотверженный красавчик останется без работы, а он останется, потому что кому нужны в этом городе молоденькие физики, виновата буду я? А он вообще подумал, каково будет мне, я же буду терпеть все укоряющие взгляды, и каждая тварь будет думать, что он ушёл из-за меня! А может, он сделал это специально? Своеобразная такая месть. Ну ничего, я сейчас покажу вам, Игорь Семенович, как с людьми поступать не стоит. - Девушка! За проезд оплачиваем! - Рявкнул мне в спину водитель и нажал на кнопку, закрывающую дверь маршрутки. Я вцепилась в дверь мёртвой хваткой и потянула её обратно. Как оплачивайте, чем? Натурой? - У меня только пять тысяч! - Выпалила я и дернула дверь так, что она жалобно звякнула где-то под низеньким потолком маршрутки. Буквально в последнюю секунду мне удалось выскользнуть из кипящего злобой на меня микроавтобуса, и, соскочив с подножки, я побежала что есть духу в сторону застроенного обшарпанными многоэтажками квартала. Тут тоже обнаружилась небольшая трудность: все эти кварталы были похожи друг на друга как две капли воды, дома в них - и того хуже, а если учесть, что парочка домов вообще были многоподъездными... Я была тут всего один раз, и то ночью, блин, что же делать? Я обошла все хаотичные автостоянки, но знакомой девятки нигде не было. Рассудив, что пятьдесят восьмая квартира должна быть где-то в первых рядах, я открыла лишенную домофона дверь одного из подъездов. Все дома такого рода похожи друг на друга - грязноватые или откровенно грязные, кое-как отремонтированные, с доебезжащими лифтами и сквозящими окнами на лестничных площадках. Я не была уверена, что иду в нужном направлении, пока не поднялась на третий этаж и не увидела эту дверь. Если бы меня попросили описать это творение безымянного советского столяра, сказать о нем хоть пару слов или, упаси Боже, нарисовать, я бы даже и не вспомнила ничего. Но сейчас, просто увидев эту панель, обитую дермантином, я почувствовала странное волнение, похожее на то, которое охватило меня в тот вечер, но какое-то более... Осознанное? Тихими шагами, как будто меня кто-то мог подслушивать, я приблизилась к двери и начала на кнопку звонка. Так, а что я сейчас скажу? А что вообще надо сказать? А может, просто влепить ему леща? А может... - Тебе кого? Передо мной на пороге стояла увесистая бабуленция лет шестидесяти, одетая, как и многие старушки в жару, в тясячу кофт и какой-то грязно-серый кардиган. Она взирала на меня с явным недоверием, и я даже заглянула ей за спину, чтобы удостовериться, что это именно та квартира и я не ошиблась. - Э... А я могу с хозяином квартиры поговорить? - Я хозяйка! Я опешила. - Игорь Орлов тут живёт? - Орлов? - Прищурилась бабища. - А ты ему кто? - Ученица... Понимаете, - начала было я. - Понимаю, понимаю. Квартиру у меня снимал ваш Орлов. - Снимал... - Блин, Лида, ну ты могла бы и додуматься, в конце концов. - А когда он будет, не подскажете? - Тут его уже не будет, - вздохнула с явным сожалением хозяйка. - Уехал он. - Надолго? - Севшим голосом пробормотала я. - Навсегда. Работу, говорит, в другом городе предложили хорошую... А жалко, платил он вовремя, не курил... Хороший был мальчик. - Даже слишком... - Пробормотала я и сделала шаг назад. - Спасибо. Извините. - Да не за что, - хмыкнула Годзилла и захлопнула дверь. Я медленно отступала назад, в буквальном смысле этого слова, пока под ногу мне не попалась ступенька. В последний момент я ухватилась за шаткие перила и просто осела на пол. Вот значит что. Уехал. Работу хорошую предложили. В другом городе. Ну что, теперь я, вроде как, могу быть спокойна. Обвинять он меня ни в чем не сможет, хотя бы потому, что умотал куда-то к черту на кулички. Но почему внутри так пусто, так холодно? Такое ощущение бывает, когда просыпаешься после самого прекрасного в своей жизни сна, и понимаешь, что это был только сон. Даже не кусочек реальности, который ускользнул от тебя по какой-то причине, а просто... Сказка, которой никогда не суждено сбыться. Я закрыла глаза и откинула голову назад. Ну вот и все. Не будет теперь больше в моей жизни моей маленькой сказки. Не будет больше уроков физики, к каждому из которых я готовилась чуть ли не со священным трепетом. Не будет этих случайных прогулок по городу, не будет машины, не будет вечеров, не будет этих его нотаций в стиле: «Лида, ты неправильно все делаешь, делай по-другому». Не будет этих глаз, сложенных на столе рук, грустной улыбки... Ничего. Кого я обманываю, Боже, мне абсолютно плевать, найдёт он работу или нет, мне асе равно, где он будет жить... Главное - я теперь без него. Одна. Не было больно, не было обидно, не было ревности. Только внутри было так дико пусто, что даже не поймешь – то ли там все пылает от эмоций, в этой пустыне, то ли там бескрайние льды. От этой пустой черноты хотелось выть, но даже звуков там не было, там не существовало ничего, и никуда, никуда от этой пропасти не деться. Он меня просто бросил, хотя я ему так сказала сделать. А он и послушался. Хороший мальчик. *** Игорь: - Вам нехорошо? Может, принести воды? - Склонилась надо мной улыбчивая стюардесса. - Нет, спасибо, все в порядке, - через силу поднял голову я. - Скажите, а где у вас туалет? - Вон там, в конце, - со все той же безукоризненной улыбкой объяснила девушка. - Спасибо, - кивнул я и остался сидеть на месте. Мне не нужен был этот туалет, просто хотелось, чтобы она поскорее ушла. За окном был какой-то туман, может, это было облако, а может, тут как-то закрыты иллюминаторы... Как же все-таки тяжело. Прощай, родной город. Я никогда не думал, что придётся вот так вот бросить все и уезжать, улетать, даже можно сказать убегать… Хотя что «все»? Как оказалось, ничего у меня и не было. Квартира съемная, друзей особо нет, машину тоже можно в другой город перегнать. Вот Лида… Но ради нее я это и делаю. Пусть я убегаю от чего-то неизбежного, но лучше это неизбежное будет гнаться за мной, а не за ней. Тем более она, кажется, ясно сказала, что знать меня не желает. Очень больно слышать такие слова, очень больно смотреть в глаза человеку и понимать, что он тебя ненавидит, и непонятно, почему. Может, это юношеский максимализм, может, минутная слабость, а может – обдуманное решение? Она может думать обо мне все, что захочет, но я вижу одно – нужно спасать. Уже поздно, но лучше поздно, чем никогда, и нельзя мне быть больше рядом, как бы того не хотелось. Этот странный город забрал у меня все: и семью, и счастье, и человека, рядом с которым мне было хорошо. Теперь я даже понимаю, почему Лида его так не любит, хотя ей хотя бы есть куда сбежать отсюда. А я иду практически наугад. Главное – не оборачиваться. *** Я выскочила на перекресток, даже не глянув на светофор. Кеды терли так, что я еле двигала ногами, и поэтому когда меня оглушил громкий автомобильный гудок, я только замерла на месте. Какая-то блестящая иномарка подлетела прямо ко мне, затормозив с противным скрипом в считаных сантиметрах от меня. Бампер толкнул меня где-то на уровне бедер, я легонько пошатнулась и упала на асфальт. - Твою мать! – Из машины выскочил парень на вид лет двадцати, не больше. – Ты вообще смотришь на дорогу, когда ходишь? Я взглянула на него снизу вверх, на его моднючую футболку, на стильную прическу, на джинсы, которые стоили, наверное, как весь асфальт на этой улице вместе с укладкой, а перед глазами стоял тот осенний вечер, и девятка на дороге, и Игорь, протягивающий мне руку… Мне не было ни капельки больно физически, но неожиданно стало так плохо морально, что я разревелась прямо сидя самым выдающимся местом на асфальте у капота чьей-то чужой машины. Парень опешил и все пытался поднять меня, рядом затормозила еще парочка машин… Я подскочила и руками попыталась отмахнуться от назойливого паренька, но тот, похоже, не собирался сдаваться. - Ты ушиблась? Может, в больницу надо? – Выспрашивал он, щупая меня за руки, как будто я руками тормозила об асфальт. - Да отвяжись ты… - Чего ты плачешь? Слушай, я же видел… - Да отвали! – Заорала я как бешенная, наугад махнула куда-то рукой, попала ему по лицу, развернулась и галопом понеслась прочь, слыша за спиной агрессивные оценки моего поведения. Слезы лились и лились, это была просто истерика, и люди, мимо которых я неслась, смотрели на меня кто с жалостью, кто с испугом. Я бежала то дворами, то улицей, то перебегала какие-то переходы… Откуда-то взялись силы добежать до гимназии, а дальше я уже ничего не помнила. Помню только удивленное лицо Мариши, когда вечером она в числе первых зашла в казарму, а на постели сидела я, все в той же одежде и даже не разувшись, с красным лицом, нечесаными волосами… Жуткое, наверное, зрелище. - Лида, что такое?! – Кинулась ко мне подруга. – Мамаева говорила, ты к маме ездила? Что-то случилось? О Боже мой, Лидочка… Она пыталась меня обнять, видимо, подозревая худшее, а я просто сидела, пялясь в одну точку. Толпа девчонок вокруг раз нас росла, и все молча смотрели на происходящее, думая, наверное, о том же, о чем Марианна. А у меня даже сил на объяснения не было. - Лида, что случилось? Да говори уже! – Закричала Маша, тряся меня за плечи. – Что-то с мамой? С малышом? Да Лида! - Он уехал… - Тихо пробормотала я, медленно падая на постель. Хорошо хоть головой в нужную сторону. – Уехал. Насовсем. В другой город… - Кто уехал?.. – Не поняла Мариша и тут же прикусила губу. - Игорь, - я сжала подушку руками. – Игорь Семенович. - Ну да, - еле слышно произнесла подруга. – Он уволился. Ты не знала? Я помотала головой и уткнулась лицом в подушку. Думала, зареву, но слезы кончились. Как ни банально это звучит. *** Мариша: На Лиду жалко было смотреть. Не страшно, а именно жалко, как бывает жалко глядеть на корчащегося на дороге сбитого кота. А ведь я как знала, что так все и будет. У всей этой ерунды под названием «любовь» вообще редко бывает веселый конец, да что вообще бывает веселого в конце? Но Лида же у нас никого не слушает. Она изображала из себя мизантропа, дерзкую и злую девочку, которой на всех плевать, но кого она обманывала? Видно же, что она самый обычный человек. Самая обычная школьница, готовая влюбиться в любого красавчика-учителя. Кто же знал, что этот красавчик окажется таким впечатлительным. Я не знаю, почему я к ней так привязалась, наверное, просто потому, что одна бы она тут вообще не выжила. Её дерзости хватает только на препирания с учителями да ссоры с отчимом, так что... Теперь она часами, чуть ли не целыми днями лежала на кровати, практически не двигаясь, глядя в потолок пустым взглядом. Жутковатое зрелище, особенно ночью, как просыпаешься от чего-то, поворачиваешься, и видишь все тот же холодный и бессознательный взгляд. Школа, мягко говоря, гудит от этого известия, только ленивый не выучил наизусть имя Лиды и не треплет его по всем углам. Ей завидуют маленькие девочки с младших курсов, о ней злорадствуют ровесницы, злобно косится на неё Рыбина... А Лиде, видимо, все равно. Если бы она не пришла тогда в таком виде, не упала на постель да не начала стонать - может, обошлось бы, и никто бы не догадался ни о чем. А так... Последние дни учёбы - чисто формальная беготня по кабинетами, поэтому уже на следующий день за Лидой приехал Женя и забрал её домой. Мне стало гораздо легче, да и все, по-моему, вздохнули с облегчением. Таких людей, как Лида, нужно любить, нужно, но опасно. Она сама такой человек, что если полюбит - пиши пропало. Есть такие сердца, которые если стукнут как-то не так, то все, ничего ты с этим не сделаешь, никакой разум не поможет, никакая логика... Я вот так думаю иногда: а способна была бы я так любить? Вот так вот безнадёжно, зная, что ничего не выйдет, что все против нас, смогла бы? И понимаю - нет. Вообще, мало кто способен на то, что натворили тут эти двое. И слава Богу. Конец первой части.