* * *
Французский прошёл спокойно, Лариска, как собственно, и обычно, просто махнула рукой на наше опоздание. Тридцать минут мы старательно делали вид что что-то пишем, периодически переглядываясь. Прозвенел звонок и большая часть нашей группы осталась в классе, что уж тут поделаешь — профильное обучение. Мы с Полиной отправились в раздевалку, ласково именуемую «раздёвой». Далее по расписанию у нас с ней обществознание. Профильное, чёрт. Мало того что Рёвкина Юлия Алексеевна за последние годы стала относиться ко мне как к одной из лучших учениц, так ещё и нормального образования я не получаю. Просто говорю то, что я знаю, слышу по телику ежедневно. Вот тебе и пятёрка в полугодии, просто за то что ты слушаешь и смотришь. К сожалению, профиль у нас объединён с 11 «д», поэтому мой любимые Кувалдина, Маврин и Строганов будут в кабинете. И на кого же они планируют учиться, если выбрали обществознание? Что Кувалдина, что Строганов только в этом году выбрали в профиль обществознание, что стало порядком напрягать мои и без того, напряжённые нервы. В десятом классе они учились как и прочие подобные им, выбрав в профиль физру и дополнительные часы для подготовки к ЕГЭ по математике и русскому, а что заставило их одуматься я не знаю. И знать не хочу. Тусоваться в раздевалке, определённо, весело: тут всегда сидят наши, точнее те, кто от них остался — одни разошлись по кабинетам с углублённым профильным, другие после девятого ушли в медицинский, кого-то исключили и вот, некогда переполненный 5-11 «е» класс, теперь вместо 28 учеников, вмещает в себя 18. Хотя, так даже лучше. Тише и спокойнее, хотя актив класса остался всё тем-же. Казачук и Никуша, а по паспорту, Никон, преспокойно курили электронки прямо в раздевалке, словно не задумываясь о том что сюда может зайти кто-то посторонний. Хлопнув себя рукой по лицу, я села прямо под свою вешалку, с грустью отметив что с восьмого класса я так и не прибавила в росте, до сих пор еле дотягиваясь до своего крючка. — С чем сига? — киваю на небольшой аппарат, благодаря которому они выпускают громадные облака пара через нос и рот, колечками и сплошными потоками. — Вроде лесные ягоды, но больше на клубничку тянет. — Ясно. Забавный у нас с Пашей вышел диалог. Мы не часто общаемся, но всё-таки, парочка интрижек нас всё-таки связывает. Только знать об этом, пожалуй, никому не стоит. — Па-аш? — протянула Полина, подсаживаясь и обнимая его руку, —, а что у вас сейчас? — У меня Русский, Ирина Анатольевна отпросила меня с географии. С пробниками ЕГЭ совсем плохо. Говорит, я не сдам. Внутренне ликую. Как бы я не любила Полину, Паша иногда меня просто вымораживает, вызывая твёрдое желание взять парочку ручек, дабы проткнуть ими его пустые от глупости и лицемерия глаза. — Сдашь, успокойся. Русский каждый дурак сдаст. За ОГЭ же ты получил четвёрку, значит и за ЕГЭ получишь, — не знаю, кого Полина пытается убедить, у неё с русским тоже не очень. Думаю, ни он, ни она ничего выше тройки не получат. Звенит звонок и дабы не сесть на обхарканые какими-нибудь идиотами стулья, мы бежим к кабинету, залетая туда одними из первых. Моя любимая третья парта у окна пустует и мы спокойно усаживаемся на свои места, достаём учебники, фломастеры и блокноты — чтобы во время пустых споров Рёвкиной со всякими быдло-раздолбаями, порисовать и просто поиздеваться над бедными бумажками. Стандартная процедура «приветствия» учителя, обход с досмотром домашнего задания и новая тема, изученная мною в пятнадцать лет на занятиях по подготовке к ОГЭ по обществознанию. Первые двадцать минут всё идёт просто прекрасно: одних придурков пересаживают за первые парты, других за последние. Люду Ушканову, сидящую перед нами, за второй партой, пересадили за последнюю противоположного ряда и никакой говно-музыки из её наушников мы больше не слышим. А потом моя душа, расслабленная хорошим началом урока, ушла в пятки, когда Строганов, без стука вошёл в кабинет, бесцеремонно развалившись прямо на задней парте. Я напряглась, что, конечно-же, не осталось незамеченным Бинедиктовой, которая успокаивающе коснулась моей ноги. Не самый невинный жест, но он стал нормальным, привычным для нас ещё классе в седьмом, так что я благодарно кивнула, прислонившись головой к её плечу, хихикнув. Рёвкина стала его отчитывать, а он, в своей привычной манере, стал хамить ей, распластавшись на стуле и даже не удосужившись снять куртку, шапку. Я знаю что выгляжу жалко каждый раз, стоит ему подойти близко, замаячить на горизонте, но моё нутро так и кричит о событиях двухлетней давности, предупреждая что контактировать с ним — опасно. — Ты не выглядишь жалко, ты выглядишь настороженно, словно перед ударом, как на прошлых соревнованиях, — прошептала Виня, засмеявшись из-за моего выражения лица, — не волнуйся, никто кроме меня тебя не слышал, ты просто пробормотала это, а я сумела разобрать твои ненормальные бредни, как, собственно, и обычно. — Нету больше никаких соревнований, я бросила и гимнастику, и баскетбол, и самооборону, и айкидо.. я непостоянная, сама знаешь. — Тем не менее, ты снова начала ходить на баскетбол! — громко крикнула она, перебив меня. К моему великому счастью, нашу беседу прервали. А догадаться, кто это сделал, довольно-таки просто. — Бинедиктова! Вижу, ты всё знаешь, тогда, быть может, выйдешь сюда вместо меня? — Простите, Юлия Алексеевна, я.. — Бинедиктова, — перебила её Рёвкина, — я сказала тебе выйти сюда! — к Полине она, к моему великому сожалению, лучше относиться не стала. Всё стало хуже, даже не смотря на то что теперь она сидит со мной. Эта неприязнь зародилась в голове Юльки ещё в шестом классе, когда она только пришла в нашу школу, заняв место нашего предыдущего историка, куда более пофигистичного, нежели она. Полина встала, раздражённо цыкнув и подмигнув мне. Медленно подошла к доске и начала слушать лекцию Юльки о том, какая она — Бинедиктова, плохая и отвратительная, даже не смотря на то что сидит с Вронской, такой хорошей и правильной. Я захихикала. А вот с парты позади раздался дикий смех. Мои пальцы похолодели и озноб пробежался по телу. А я уже почти забыла что он тут. — Чтоб Вронская, да правильная! Да знали бы вы что она может, никогда бы не сказали такого бреда! — он снова загоготал и парочка его дружков, таких как Антон, кажется Апоров, Никита Манилин и Вася Жориму, вторили ему. — Строганов, заткнись, — шиплю, медленно оборачиваясь, потому как ловлю на себе заинтересованный, скорее даже любопытный взгляд Юльки, которая, несомненно, была бы не против узнать подробности. — Смотрите-ка, кто открыл свой рот, не уж-то твой талант к игнору пропал? Разочарован, разочарован, а всего-то надо было упомянуть о тебе настоящей при учителях, Вронская, — прохрипел он, так как возможности шептать у таких заядлых курильщиков нет, — как бы я тебя ни унижал, какие бы слухи ни распускал — всё нипочём, а тут… такой прогресс! Чувство ярости и отвращения проснулось во мне, да..да..да как он смеет! Если бы я могла, я бы с удовольствием вмазала по его надменной морде, подправив его поломанный раз восемь нос. Этого ублюдка и уничтожить не жалко! А глаза я выколю и заспиртую, поставлю на полочку. Улыбка заиграла на моих губах. Глаза, о да, теперь я знаю о чём думать, чтобы выкинуть его из головы. — Юлия Алексеевна, не могли бы вы пересадить Строганова, пожалуйста? У него, кажется, не в порядке с головой, — ехидно косясь на него, но безупречно отыгрывая роль примерной ученицы, спрашиваю я. В классе поднялся хохот и Юлия Алексеевна решила его-таки пересадить. Да как пересадить! Прямо на вторую парту, как же сильно мне это поможет. — Лицемерная сучка, — повернулся он ко мне прямо перед тем, как Рёвкина отправила Полину обратно, за парту. И вот, наконец, я слышу звонок. Долгожданный, такой приятный и раздражающий одновременно. Весь оставшийся урок я сидела и просто пялилась на сутулую спину этого ублюдка, стараясь думать о всяких приятных моментах, связанных, например, с Полиной. Подорвавшись с места, я закинула все сумки в учебники, тьфу ты, наоборот и просто выскочила из кабинета, забежав в раздевалку, схватив куртку и на максимальной скорости её надев. Обняв Полину на прощание, я пошла к главной лестнице, пилинькнув карточкой на выходе, и, наконец, оказавшись на свежем воздухе. Дальше — проще. Не смотря на то что наши с ним дома находятся рядом, после школы он свой путь держит в курилку, а я — прямиком домой, дабы избежать каких-либо проблем. Не понимаю, насколько глупым нужно быть, чтобы курить в своём районе, рядом со своим домом и школой. С другой стороны, я не знаю такого человека в нашем лицее, который бы не знал что он курит и пьёт. Это стало аксиомой ещё в седьмом классе, когда их только начали ловить за куревом. Оглядевшись по сторонам, и, не увидев никого, кроме младшеклассников, я преспокойно пошла в сторону дома. Тем не менее, уже приблизившись к подъезду, я получила СМС от мамы, мол, отец уехал в Москву, я на работе, а ужин — на тебе, я поняла что прежде чем идти домой, нужно купить картошки и, каких-нибудь сосисок, поскольку в магазин съездить времени ни у кого нет. На спине портфель, который я не смотря на возраст, предпочла сумке, в правой руке пакет с бутылками газировки, сосисками и прочей лабудой, в левой мешок с картошкой и я, спокойно пиная дверь магазина «Перекрёсток», что расположен прямо напротив школы, собралась уж было идти, да только наткнулась на «что-то». Чёрт, нет. Судьба не может быть столь беспощадной. Но свежий запах сигарет и футболка, в которой он ходит всегда, не смотря на время года, моментально выдали своего обладателя. Чёртов Лайт, который закончил школу два года назад, никому на глаза все эти два года не показывался, предстал передо мной. — Вронская, ты что ли? Нет, только не Лайтов. Не сейчас, пожалуйста. — Э-ээ, вы, наверное ошиблись? — поднимаю голову и, как можно беззаботнее пожав плечами, обхожу его, молясь сатане о том, чтобы он мня всё-таки не узнал. Я ведь всё ещё крашусь, то в красный, то в синий, то в фиолетовый, он просто не может догадаться что я — это я. Вита, которая около четырёх лет назад внесла тенденцию краситься во всякие разные цвета, ушла из школы только после девятого, значит он вполне может спутать меня с ней. — Такая мелкая, а таскаешь мешки с картошкой, вот и не растёшь, — фыркает, но помочь, слава богу, не вызывается. За это я и люблю Лайтова, он не пристаёт после того, как его отшили или послали. Двери закрываются и я вижу как он идёт к кассе, протягивает продавщице купюру в сто рублей и начинает рассматривать табачный ассортимент. Чтож, лучший момент свалить домой.* * *
Моя сестра, ныне переживающая подростковый период, а если быть точной, своё четырнадцатилетие, просто лежала на диване, пялясь в телевизор и изредка глядя на телефон. Она, в отличии от меня, ленивая. Спорт — не её, как и любое другое занятие в роде рисования, гимнастики или какого-нибудь английского, хотя на него она, всё-таки, ходит. — Привет, малая, — лениво оборачивается, кривит рожу. Иисус, неужели она до сих пор не привыкла? — я принесла продукты, захочешь есть — приготовишь. Я ушла на тренировку. Родители будут не раньше восьми. Бывай, — выхожу из её комнаты, захожу в свою и беру сумку с формой. Лестница, гостиная и дверь. У меня ещё двадцать минут, а я уже вышла. Дойти до школы минуты три, переодеться пять, ну-с, думаю, можно идти. Интересно, кто вообще будет? Медленым шагом направляюсь к магазину, в котором чуть позже покупаю бутылку воды. Двухлитровую. Все ведь начнут заливать про то что «всегда давали мне попить, а я такая злая, не делюсь», так что во имя восстановления моих нервных клеток, я решила что буду делиться. Простая логика, верно ведь? Скоро Новый год, а снега всё ещё нет, хотя холод лютый. Помимо воды захватив Тульский пряник и пакетик мультифруктового сока, расплачиваюсь и спокойно иду в школу. Зал у нас большой, скорее даже, громадный. Раздолье для баскетболистов. Не могу назвать себя фанаткой этого вида спорта, но любовь к нему я, определённо, испытываю. Занимаюсь с шестого класса, переодически забрасывая. Например, в восьмом классе я была от силы на двадцати тренировках за весь год. Быстро переодеваюсь, отметив что девчонки, видимо, опоздают. Поднимаюсь в зал. Отлично, только Антон Викторович. Здоровается, спрашивает где остальные. Пожимаю плечами и иду за мячом. Шестёрка, семёрками нельзя. Антон Викторович говорит что девушки играют только шестёрками. Чёрт, почему тут так много сдутых мячей? Этот проколот, этот сдут. Почему их не выбросят? Чёрт, вот и нормальный мяч! Неужели? Чеканю о пол, хорош. Можно идти. Клешированое «врезаюсь в кого-то» посреди дверного проъёма. Серьёзно? Дважды за день? Скажите ещё что Лайт пришёл на тренировку. Нет, это, слава всевышнему, невозможно. Делаю шаг назад, радуясь что мяч не дал моему телу врезаться в его обладателя. Зелёная футболка, шорты, символика лицея и номер 5. Сутулый, от него разит чем-то странным. Даже не поднимая взгляд, понимаю кто стоит передо мной.Впереди свет. Длинный коридор, плохо освещённый. Школа в пять вечера, да ещё и в мае — пустует. Наверное, это мне в плюс. Поворот, шикарно..Осталось только посмотреть, нет ли за ним кого? Странный шелест и, словно чьи-то голоса. Прижимаюсь к стене, затаиваю дыхание. Мимо меня на невероятной скорости пролетают завуч и директор. Они на повышенных тонах о чём-то говорят и, к слову, совсем игнорируют окружающий мир. Прекрасно, в очередной раз не знают как отмазаться от очередной проверки. Элитное учебное заведение, что сказать. Ну, как элитное. Элитное теперь, а то быдло что учится тут уже много лет — не выгнали. Они не то что вступительных экзаменов не сдавали, они припёрлись сюда с тройками в четвертях, в то время как меня и моих одноклассников в четвёртом классе пугали байками о том что две четвёрки — уже не факт что поступишь в среднюю школу. А всё эти двое — столько денег крадут, а прогресса не видно. Фух, значит его здесь нет. Тут никого нет, кроме этих двоих, конечно. И слава Всевышнему! Как же я теперь людям в глаза буду смотреть? Что я скажу если вся эта ситуация всё-таки всплывёт? Боже, Рая, думай о чём угодно, но только не об этом. Твои нервные клетки итак порушены — хуже некуда, так ты ещё и заморачиваешься. Что же делать? Точнее не так: что делать, это ведь процесс естественный, верно, Вронская? Накручиваю себя, как обычно. Очередной поворот. Ну уж тут-то звуков не слышно, можно сразу идти. Где этот чёртов туалет? Учусь тут 8 лет, а дойти никак не могу. Врезаюсь во что-то. Блять, только не это. Сигареты, его сигареты. Он пах так же сорок минут назад. - Рая, — растягивает моё имя, отступая на пару шагов, — пришла за добавкой? — глумливо склоняется надо мной, рассматривает, — прости, но не сегодня, хотя, я не прочь повторить? Только позже, как насчёт, скажем, — подносит свои руки к подбородку, задумчиво хмурится, — следующей недели? Мы ведь друзья, а друзья всегда помогают друг другу, да? — смеётся, поводит рукой по своим коротким волосам. В ужасе прижимаюсь к стене, голова начинает кружиться и я слышу как что-то, как кто-то внутри меня ломается, трещит по швам. Слышу свои слёзы, которые ещё не выступили из глаз, слышу истерику, которую я успела успокоить в себе. Дважды не смогу. Слабачка. Толкаю его, забегаю в треклятую уборную и подхожу к раковине. Достаю зубную щётку, пасту, которые купила минут десять назад. Не смотрю на себя в зеркале, слишком мерзко, стыдно. Пол тюбика пасты отправляются мне в рот, не на щётку. Давлюсь, кашляю. Я отвратительна самой себе.
Воспоминания прочь. Валите нахер. Отхожу ещё на пару шагов, кладу мяч и начинаю оттряхивать руки, поправляю волосы. Знаю что его это раздражает. Выглядит так, словно я испачкалась и пытаюсь хоть как-то стереть с себя следы грязи, коей он для меня и является. — Брезгаешь? — только что покурил, чувствую. Усмехается. Старая шутка, класса из седьмого. — Ответ тебе известен. Снова беру мяч в руки, выхожу. Он берёт СВОЮ семёрку, которую никто кроме него почему-то не трогает. Я иду на одну часть поля, он на другую. Игнорируем друг друга. В зале камеры и хорошенько отмудохать его не получится, так что нужно вести себя соответствующе. Минут через десять в зал заходит тренер, хвалит меня и его за пунктуальность и орёт про то, насколько сильно достанется опоздашвим. Выходит. На часах шестнадцать сорок. Мда, я помогу Антонычу убить их. Таким отборным матом покрою, мама не горюй! Снова беру мяч и к досаде замечаю что он носится от кольца до кольца, значит нормально покидать не выйдет. Ладно, пойду порастягиваюсь. Штук тридцать лесенок с множеством перекладин, идеально подходящих для растяжки. Словно вернулась во времена гимнастики. Разминаю руки, таз, ступни, колени, корпус в целом. Прыгаю на месте, делаю наклоны, приседаю и просто разминаюсь. Думаю, достаточно. Просто тянусь, закидывая ногу так высоко, как могу. Рост под метр шестьдесят не позволяет делать всё что хотелось бы. Я могу в шпагаты. Особенно в поперечный. Вот и сейчас. Чёрт, больновато. Нужно было потянуться получше. Сидя на шпагате, делаю наклоны вперёд, продолжая разминать корпус. Моя фигура многое мне не позволяет. У меня мягковатый живот, без идеального пресса и худобы, хотя в свои шестнадцать я вешу всего пятьдесят килограмм. Грудь у меня небольшая, обычная, что-то между третьим и вторым размерами. Задница — единственная накачанная часть тела. На неё я потратила много дней и часов, приседая и выполняя самые разные комплексы упражнений. Пожалуй, задница — моя гордость. Правда сидеть на шпагате не удобно, зато на любой другой поверхности мягко. В полуметре от меня пролетает мяч. Врезается чётко в пространство между деревянными перекладинами, застревает. Подбегает Его-Величество-Лучший-Игрок-Да-И-Вообще-Просто-Лучший, хмыкает, достаёт мяч и спокойно начинает вести его к кольцу, на всей скорости, заставляя воздух всколыхнуться. Подпрыгивает, делает обманку, уводя мяч в сторону и закладывает данк. Красивый.. данк. Я не знаю, зачем хожу на тренировки. Мой уровень игры не так уж высок, растёт медленно. Просто это хорошая трата времени, а ещё отличная возможность понаблюдать за всеми: подругами, врагами, незнакомцами, ублюдком. Наконец, дверь хлопает, слышу смех. Оборачиваюсь, он тоже. Полина. Идёт, смеётся, пялится в телефон. Кладёт его и, наконец поднимает взгляд на меня и него. Её радостное лицо медленно, но верно меняется. Разглаживаются мимические морщины, улыбка спадает с губ, брови выгибаются. И тут она как заорёт: — Почему ты мне не написала? Мы бы прибежали побыстрее. — Не прибежали бы. — Ладно, прости. — Нет причин извиняться. Хоть я его и презираю, но находиться с ним в одном помещении я всё ещё способна. — Я всё ещё тут, вас это не напрягает? — кричит с другой части зала, немного порыкивая. Мм-м, животное. - Нет, — хором. Она берёт мяч, мы вместе выбираем одно из колец и просто разговариваем, кидая мяч из-под кольца, со штрафной линии, пытаемся забить трёшки. Минуты через четыре приходят остальные. Антоныч орёт, хвалит меня и ублюдка. Говорит что, мол нужно брать пример. Нас восемь. Борис — хороший игрок, примерно на одном уровне с Строгановым. Он играет в команде, даёт мяч нам — девушкам, дружелюбный, да и вообще — неплохой товарищ. Ублюдок и Боря — два капитана, два единственных пацана. Остальные почему-то не пришли. Выбирают себе команды. Нас — девочек, шесть. Сначала в расход идут Маша и Даша — забивающие, потом мы с Полиной — универсалы, которые нормально умеют всё, кроме того чтобы забивать, ну и наконец Марина с Лерой — их охарактеризовать трудно. Но сегодня Антон Викторович решил скреативничасть, чёрт бы его побрал и стал самостоятельно распределять команды. Я с Ублюдком. Отлично. Я, Ублюдок, Даша и Лера. Мега команда, мда. Захватывающая игра, пасы — даже он сегодня играет в команде. Эти данки, которые он закладывает, скорость, мастерство — слишком хорош для своей гнилой натуры. Он отменный игрок в баскетбол, но ужасный человек. Мяч у вражеской команды, Марина скидывает. Маша мой игрок и я крою её, вижу же что Марина отдаст пас именно ей. Может это опыт, а может что-то другое, но за те годы что я играю с ними, я неплохо научилась понимать во время игры, что же они сделают. До конца тренировки три минуты, значит и до конца игры три минуты, нужно перехватить мяч и оторваться от них ещё на пару-тройку очков. Думаю, поговорка о дураках что мыслят одинаково, верна. Маша — мой игрок, а он полез отбирать мяч. Марина делает обманку, выпад, будто хочет скинуть Полине, а на самом деле кидает Маше. Я разворачиваюсь, готовлюсь словить мяч, прыгаю и врезаюсь во что-то, оно, кстати, на большой скорости вписывается меня. Больно, резко и неожиданно. Голову как прострелили. Мир мелькает, какие-то моменты типо потолка спортзала, мяча, а затем лиц. Сначала Марины, потом Полины, Даши, Маши. Взволнованное лицо Антоныча и, наконец, его лицо. Водит рукой перед моим лицом, Ублюдок обеспокоен, он, судя по всему, тоже вспомнил. Вспомнил Новогодние каникулы восьмого класса. - Эй, Вронская! Рая! — касается меня и мозг окончательно погрязает во тьме.Всё в мире повторяется. И моя история повторится
_________________________________________