преступник

Чанель вылетает из здания, закутываясь в тонкое пальто, чтобы хлопья снега не попали под одежку. Он регулярно оборачивается, нет ли за ним погони, и скорым шагом, стараясь не вызывать подозрений, идет к припаркованному недалеко такси. — Пак, Пак! — слышит он разъяренный крик мужчины, выбежавшего на мороз без куртки. Он не спрашивая садится в такси, спешно обращаясь к водителю: — Мне на каток в Олимпийском парке, скорее! — приказывает он. На него оборачивается парень, жующий гамбургер и испачканный в кетчупе. Он смотрит сначала непонимающе, а потом возмущенно: — Чего-о-о-о? — тянет он с набитым ртом, выгнув бровь. — До Олимпийского парка, говорю! — грубее, потому что он видит, как за окном мужчина мчится к машине, в которую Чанель сел. Таксист глотает еду и неспеша говорит: — Парень, ты машиной ошибся. Проваливай! Чанель захлебывается от такого грубого отношения, но не может показать этого: он слишком нервничает. — Заплачу вдвое больше! Прошу, езжайте уже! — опасно оборачиваясь на почти достигнувшего их мужчину. — Я даже не поужинал еще, и никуда не поеду, пока... В окно начинает яростно бить мужчина и кричать, и водитель ойкает, испуганно глядя на него, как на безумца. — Поехали! — кричит Чанель и перегибается через сиденье, чтобы ударить по рулю и бибикнуть. Таксист пугается и зажимает педаль, бросая недоеденный бургер в сторону. Он ошарашенно смотрит то на Чанеля, то на мужчину, что бежит за их машиной, и выезжает на главную трассу. Чанель снимает медицинскую маску с лица и падает на сиденье, облегченно выдыхая. Вроде отвязался. Хотя он знает: потом ему знатно попадет от менеджера за то, что он выкинул. Но это потом, сейчас он хочет хотя бы немного расслабиться. — Эй, ты, — зовет его водитель, смотря на него через зеркало заднего вида, — из-за тебя я не смог нормально поужинать. — Он говорит на диалекте, незнакомом Чанелю. Значит, он не городской. — Господи, я дам тебе столько денег, что ты валом наешься на ближайшую неделю, — отмахивается Пак. — И, кстати, сворачивай. Поедем в другое место. — Ты же сказал ехать в Олимпийский парк. — Это чтобы ты хотя бы сдвинулся с места. Езжай по адресу Н., не разберешься — покажу. — Это же дальний свет! — возмущается парень. — Много не болтай, — затыкает его Чанель. Он устало прикрывает глаза, откидываясь снова. В голове гудит от наружнего шума. Только сейчас он понимает, что таксист, кажется, не узнал его даже тогда, когда он снял маску. Еще и на диалекте говорит, значит, какой-нибудь приезжий деревенский. Замечательно, думает Чанель. Хоть он и разозлился из-за такого бестактного отношения, но лучше уж так, чем камера, которой ему будут тыкать в лицо, и куча вопросов. Водитель что-то бурчит себе под нос, жалуясь на то, что «даже в Новый Год заставляют работать» и «поесть нормально нельзя». Они застревают в пробке, и вскоре Чанель засыпает под это тихое ворчание парня. Он просыпается от настойчивого звонка телефона. Это менеджер. Чанель бьет себя по лбу: он забыл избавиться от телефона. Он открывает окно и выбрасывает сходящий с ума мобильник в снег. — Сколько мы едем? — сонно спрашивает он у водителя. — Сорок минут. Как минимум, еще столько же придется ехать. Надеюсь, до полуночи успеем добраться. Чанель смотрит на циферблат часов. Ровно одиннадцать часов. Дорога заметно опустела: все уже наверняка сидят дома за праздничным столом, ожидая бой курантов. Паку как-то наплевать, успеют они добраться до его загородного дома до Нового Года или нет. Все равно он ляжет спать. — Эй, жмурик, — окликает его таксист, — а че это за мужик тебя догонял? — А не все ли тебе равно, — вздыхает Чанель. — Ну откуда я знаю, может, я какого-нибудь преступника везу до тайной базы оружия. — Он отпускает на мгновение руль и делает из рук пистолет, стреляя им и издавая характерные звуки. Чанель закатывает глаза. — Я не преступник. — А-а-а, я понял, — он воровато улыбнулся и поиграл бровями, посмотрев на него через зеркало заднего вида. — Ты, наверное, как там их называют... айдол, да? У Чанеля замерло сердце. Господи, только не это! — Ну, они же носят эти свои маски, как будто болеют, и фанатов у них много. Моя сестра по таким тащится, особенно визжит, когда они эти мордашки делают... кийоми, точно, кийоми! — с видом всезнающего знатока. — Нет, я не из этих, — неуверенно говорит Чанель. — Эй, а знаешь! — он расширяет глаза, зардевшись. У Чанеля вспотели ладони, он боялся услышать что-то о себе. — Однажды я сам встретил этого самого, айдола! Он всем афтографы раздавал, а я туда случайно попал, в туалет сходить хотел... Он начал увлеченно рассказывать историю о том, как видел вживую какого-то актера, спутав его с певцом. Чанель расслабился, поняв, что о нем благополучно забыли. Таксист оказался на редкость болтливым малым: рассказывал ему глупые истории и задавал вопросы, слава Богу не относящиеся к паковской работе. — Эй, жмурик, а ты на лыжах кататься умеешь? — в который раз обратился к нему парень. — Да не жмурик я! — разозлился Чанель. — Ну я имени твоего не знаю-то. — Я Пак Чан... эм, Пак Чанрим. — Чанрим? — он засмеялся и произнес это имя совсем коряво на своем диалекте. — Разве такое имя существует? — Ну, раз уж я его ношу, — откашлявшись, сказал Чанель. — О, наконец-то поставили, — неожиданно сказал таксист, увеличив громкость колонок, и дал понять, что сейчас требуется тишина. Чанель глупо улыбнулся, когда услышал свою песню. Почему-то его обрадовало то, что этот невежа оценил его музыку, а не его внешность: ни для кого не секрет, что большая часть его фанатов любят его за лицо, а не за его музыкальный талант. Парень что-то подпевал под песню, перековыривая все слова, и порой тихо мямлил, когда не знал, что вообще поется. Чанель несдержанно хихикнул. Его забавляло то, что водитель даже не догадывался, что сидел в одной машине с автором и исполнителем песни, под которую он подпевал и отбивал ритм. Чанель сказал ему, что он поет совершенно неправильные слова. — Какая разница, если мне нравится эта песня, — улыбнулся в ответ парень, но Чанель этого не увидел. — Правда поет ее, походу, какой-то идиот. Улыбка сошла с лица Чанеля, и он возмущенно подтянулся к водительскому креслу, спросив: — В каком смысле идиот?! Парень аж подпрыгнул на месте от его напора и злости в голосе. — Ну, знаешь, с такими педиковатыми замашками, — попытался объяснить он. — Все айдолы же такие. Не удивлюсь, если он тоже наверняка строил эти мерзкие рожицы для своих поклонников. Ну, это просто мои предположения. Я даже не знаю, кто это поет, и, может быть, это и вовсе лысый дяденька, раз уж у него такой голос сиплый. Чанель искренне недоумевал, в каком месте и как он выдал свою голубую сущность. Он-то думал, что выглядит как самый мужественный мужик. Неужели он вызывает именно такие впечатления одним своим голосом? — А что ты имеешь против педиков? — задиристо спросил он. — Ха! Ничего. Особенно против красивых и высоких я точно не имею ничего против, — мечтательно сказал он. Чанель посмотрел на него непонимающими глазами. — Эй, только не надо бить меня сразу! — он шутливо прикрылся руками, отпустив руль. Чанель испугался, когда машину скосило, и перехватил управление, поругав: «Держи, твою мать, руль!». Этот парень, к слову, очень часто не следил за дорогой: отпускал руль, чтобы жестикулировать, игнорировал гудки других машин, нарушал мелкие правила. Когда они выехали за город, машин на трассе уже не было. Чанель указал ему свернуть на узкую дорогу, проходящую через лес, но таксист впервые помедлил: — Там столько снега навалило. Я не смогу проехать. — Езжай, все у тебя проедет, — уверенно приказал Чанель. — По-другому до дома не проехать. Водитель завернул, и свежий непритоптанный снег заскрипел под колесами. Эта дорога не освещалась так, как главная, а высокие деревья вдоль нее немного пугали своей темнотой и величественностью. Тем не менее, таксист восхищался, что здесь, далеко за городом, ощущение Нового Года ощутимее и ярче. Чанель снова закатил глаза: парень уже немного достал его своими бесконечными разговорами. Когда таксист начал коряво напевать «Джинга Бэз», Пак подумал, что ему жутко повезло с новогодней компанией в лице деревенского таксиста, голос которого уже отдает звоном в ушах. Тот отбивал ритм по рулю и был слишком уж расслаблен для человека, который проделывал тяжелый путь через темную лесную дорогу. — Джинга ол зэ вэй... — Да заткнись ты уже! Чанель устало потер виски. Боже, как же хочется скорее домой! — Чувак, я в тишине ехать не могу, — пожал плечами таксист, нисколько не обидевшись. — Так включи радио уже, что ли. — Здесь не ловит. Прозвучало это немного нервно. Чанель только сейчас обратил внимание, что они слишком долго едут по лесной дороге: его дом точно не находится в такой глубине. Кажется, водитель пытался унять нервы и поэтому напевал, боясь давящей тишины. — Сколько мы уже едем по этой дороге? — обеспокоенно спросил Пак, глядя на заволакивающий все вокруг снег. — Где-то полчаса. — Мы не проехали поворот налево? Там должна была быть еще одна дорога, ведущая к моему дому. — Чувак, да ты сам посмотри: разве в такую погоду кто-нибудь увидит твой поворот? Чанель сглотнул. Он приказал ему развернуться и ехать обратно. Машина с трудом развернулась на узкой и скользкой дороге, неспеша направившись в противоположную сторону. Через десять минут пути такси неожиданно занесло на гололеде. Водитель ойкнул, когда машина застряла в сугробе снега. На мгновение все замерло: и Чанель, и таксист, и даже снег как будто перестал падать с неба. Стало страшно оттого, что они едва не врезались в дерево. Водитель робко попробовал сдвинуть машину, но она начала буксовать. Он расстроенно выдохнул. Он задал вопрос, который Чанель совсем не ожидал услышать: — Сколько осталось до Нового Года? Пак взглянул на свои наручные часы. 23:54. — Шесть минут, — безразлично сказал он. — Наверное, нужно выйти и подтолкнуть автомобиль, чтобы тронулся. — Никуда я не выйду в эту погоду, и ты, мой дорогой, тоже! — приказал парень. Он включил свет, и Чанель впервые смог увидеть его лицо ясно: он до сих пор был весь измазан в кетчупе, забыв стереть его, а еще был очень красивый, и выглядел намного моложе, чем казалось Паку. И немного был больше похож на подростка. Таксист начал перелезать с переднего на заднее сиденье, толкаясь и пыхтя, под недоуменный взгляд Чанеля. Он достал из-под сиденья бутылку шампанского. — Что ты делаешь? — Посмотрел на него Чанель. — Собираюсь праздновать Новый Год, — уверенно сказал он, рыская одной рукой под сиденьем в поисках чего-то еще. — Но мы застряли! И как ты поведешь дальше, если выпьешь? — Ох, ладно тебе! Новый Год куда важнее, — улыбнулся водитель. Чанель поджал губы и внимательно посмотрел на него. Не зная, что больше сказать, он сделал замечание: — У тебя весь рот в кетчупе. — Правда? — он посмотрел на себя в зеркало заднего вида. — Спасибо, что сказал, а то не хотелось бы встретить год грязным! Он почти оттер рот и посмотрел на Чанеля вопросительным взглядом, как бы интересуясь, все ли теперь в порядке, но уголок рта все еще был испачкан. Чанель вздохнул и утер ему рот. Деревенский ребенок, что с него взять? Он даже не пытался отговорить водителя: по одному его виду было ясно, что он хоть умрет, но встретит праздник как положено. — Ты хоть совершеннолетний-то, а? — скептически посмотрел на него Чанель, когда он с характерным звуком откупорил бутылку. — Ох, а я уж думал, ты не спросишь, — снова улыбнулся парень. Он что, всегда с этой глупой улыбкой на лице? Он полез в задний карман, нетерпеливо вытащив права и горделиво показав их Чанелю. — Бэкхен, значит... — прочитал он вслух. — Ни за что бы не поверил, что тебе двадцать лет. — И я бы ни за что не поверил, что ты можешь носить такое глупое имя, как Чанрим. Чанель попытался сделать злое лицо, как будто его и впрямь это оскорбило, но потом понял, что все это глупо. Все равно этот недалекий мальчишка не знает его, лучше уж сказать настоящее имя. — Я Чанель. Тебе послышалось, что я сказал Чанрим. — О! А это подходит куда больше. — Он вдруг прищурился, вглядываясь в лицо Чанеля. Впервые ему стало не по себе от такого внимательного взгляда. — Слушай, а ты, оказывается, красавчик. Красавчик-преступник, — повторил он, сделав загадочное лицо, как на постерах к боевикам. Чанель рассмеялся впервые за последнее время искренне и ответил: — Спасибо, ты тоже ничего. Бэкхен отпил шампанского прямо с горла, обхватит бутылку двумя руками, как ребенок — бутылочку с молоком, и сладко причмокнул. Он спросил, сколько времени, и Чанель ответил, что одна минута. Ему тоже было предложено глотнуть, но Чанель отказался. Бэкхен начал распевать «С Но-вым Го-одом!», когда часы показали полночь, и в небе раздался звук фейерверков, которые пустили на площади столицы. — Пошли, посмотрим! — он начал тянуть его за рукав и застегивать на себе куртку. — На этот холод? Нет, спасибо. Бэкхен выскочил из машины, толком не одевшись, и упал в сугроб, но тут же подтянулся и обошел машину, встав прямо на свет фар. Чанель смотрел на него удивленно: сколько в этом человеке сил? Он смотрел на взрывающие темноту неба салюты так влюбленно, что Пак искренне позавидовал ему. В нем столько жизни и красок, в этом обычном недалеком дурачке, что уже давно умерло в Чанеле из-за работы, славы, тяжелого графика. В карих глазах парня отражались краски фейерверков, он восторженно раскрыл рот и смотрел не моргая. Чанель не выдержал и тоже выбрался из машины. — Рот закрой, муха залетит, — сказал он ему. — Да ты погляди! — он потряс его за рукав, тыкая пальцем в небо. — Это же так круто! — Ты что, салюты никогда не видел? — изумленно посмотрел на него Пак. — Да я недавно в Сеул переехал, а салюты только по телевизору видел! Вот так Чанель стал свидетелем такого чуда: человек на двадцать первом году впервые видит салюты, которых в жизни Чанеля были тысячи. Что-то в этом моменте было сказочное. — Я специально собирался на них еще с площади посмотреть, — добавил Бэкхен. Чанель почувствовал укол вины: это ведь он заставил этого парнишку везти его через лес, когда как тот так хотел поглядеть на фейерверки вблизи, а не в темном лесу, на холоде и рядом с каким-то ворчливым парнем. В этом парне было столько очарования, столько тепла, что даже несмотря на его глупые разговоры и вечно рассказывающий о ненужных вещах рот хотелось быть рядом с таким источником доброты и простоты. — Ну и что здесь такого, — буркнул Чанель, засунув руки поглубже в карманы. Он хотел вернуться в машину, чтобы там, оставшись один, избавиться от этого наваждения, минутной слабости к Бэкхену, но поскользнулся и упал в снег. Бэкхен звонко рассмеялся, а Чанель покраснел (да чтобы над ним и какой-то таксист смеялся!) и бросил в него снег. Парень рассмеялся только громче и закидал его пушистым снегом, не дав подняться на ноги. В небе раздавался гром фейерверков, снег падал не переставая, а они играли в снежки, в то время как машина так и была в сугробе, а где-то в Сеуле все искали Чанеля, даже не подозревая, что он резвится как маленький ребенок, бросаясь снегом, чего он не делал, пожалуй, уже больше десяти лет, когда в последний раз так веселился в тринадцать. Они оба были без перчаток, и руки быстро окоченели. Это был знак, что пора уже трогаться в путь. Бэкхен сел за руль, а Чанель подтолкнул автомобиль, чтобы вытащить его из сугроба. Бэкхен не остановил машину, когда выбрался из ловушки, и проехал дальше, а Чанель всерьез испугался, что он собирается его оставить, и кинулся за такси. Бен вытащил голову из окна и рассмеялся, а Чанель, когда сел в машину, больно ударил его за такую шутку. Только к часу ночи они отыскали дом Чанеля. Оказалось, они ездили кругами около него, из-за плохой видимости не заметив. Бэкхен остановил такси у ворот, а в неожиданно бодром от игры в снежки Чанеле возникло грустное чувство: теперь дом, до которого он так отчаянно хотел добраться, показался таким одиноким и темным. — Держи, — он протянул Бэкхену купюры. — Как и обещал, на эти деньги купишь себе хоть сотню гамбургеров. — Чувак, ну ты даешь! — он рассмеялся. — Новый Год же! Считай, это мой подарок тебе. В голове Чанеля проскочила мысль, что сам Бэкхен стал ему подарком. — Возьми. Мне неудобно перед тобой. Бэкхен сказал, что если Чанель еще раз предложит ему деньги, то он возненавидит его, и под этим страхом Чанель все-таки выбрался из машины, не зная, как оттянуть момент расставания. Он мимолетом взглянул на часы: половина второго ночи. Он окликнул Бэкхена, который уже почти тронулся с места, чтобы вернуться вновь в город. Бэкхен вопросительно опустил окно и внимательно посмотрел на него. — Раз уж Новый Год, может, останешься у меня? — неуверенно сказал Пак.

:

— Да ты точно преступник! — ахнул Бэкхен, когда снял обувь и прошел в холл с высоким потолком и хрустальной люстрой. Дом, который Чанель купил в тайне ото всех и переписал на имя одной из своих служанок, был довольно большим и богато обставленным. — Кто ты? Наемный убийца? Или аферист? — Может, переоденешься? — Чанель не посчитал нужным отвечать на его вопрос и сочувственно взглянул на мокрую от снега толстовку и прилипшие к бедрам джинсы. Он постарался проигнорировать тот факт, что бедра были очень аппетитные. — В моей спальне можешь взять любую одежду, которая тебе понравится. Бэкхен скрылся в глубине дома, попутно снимая с себя мокрое, а Чанель остался на кухне. Он вспомнил, что его одежда наверняка будет велика Бэкхену, но посчитал это скорее плюсом, чем минусом. Ему хотелось увидеть Бэкхена в своей одежде, что точно будет ему велика. Тихо ругая себя за такие немного извращенные мысли, он дернулся, когда услышал радостный крик Бэкхена за спиной. К несчастью, Пак не смог лицезреть милую картину Бэкхена в большой для него одежде, а кое-что менее романтичное и немного пугающее: Бэкхен облачился в костюм-пижаму оленя, даже надев на нос красный мячик. — Где... где ты это вообще достал? Бэкхен повернулся задом и вильнул коротким хвостом, рассмеявшись. — Порылся тщательнее! — он убежал из кухни, чтобы посмотреть на себя в зеркале. Чанель даже понятия не имел, откуда в его доме взялся этот жуткий костюм оленя, да еще и красный нос в придачу. Он, конечно, редко бывал в этом жилище, но навряд ли служанке вздумалось принести что-то подобное сюда. Пак не знал, посчитает ли Бэкхен странным то, что он достал вино, и действительно переживал. Он боялся, что Бэкхен косо посмотрит на такое предложение. Наверное, он рассматривал нахождение в этом доме только как ночлег в плохую погоду, а не совместное времяпрепровождение с Чанелем? Чанель вдруг разозлился на себя за такие мысли. Почему его вообще должно волновать, что подумает о нем этот простак? Он — звезда, у него кучи фанатов, а его вдруг беспокоит то, как посмотрит на него таксист, говорящий на диалекте и одевающийся в костюм оленя! Из мыслей его вырвал подскочивший Бэкхен. — О! А это то, что надо, — увидев в его руках бутылку вина. — Тебе помочь? — он заглянул ему в глаза. Чанель понял, что все равно не может злиться на него. Не знал почему, но просто не мог. Даже когда они сели за стол, Бэкхен не замолкал. Он все говорил, говорил, говорил, и Чанель уже даже привык к его диалекту. Ему нравилось слушать его, а особенно отвечать на вопросы, которые не докучали. — В Новом Году я хочу иметь еще больше сил и энергии! — неожиданно озвучил свое желание Бэкхен, подняв бокал. Чанель удивился, ведь куда еще больше? — И куда ты будешь ее тратить-то? — он улыбнулся. — На учебу. Я учусь на экономиста и подрабатываю таксистом, потому что стипендии не всегда хватает. — Тогда можно я подарю тебе деньги? — спросил Чанель, немного удивившись, что Бэкхен оказался совсем не дурачком, каким казался. — Только посмей! — он ударил его по лбу, перегнувшись через стол. — А ты что загадал? — Стабильность. Хочу, чтобы в моей жизни было что-то постоянное. — Низко ты планку ставишь! Загадай чего-нибудь покруче. Я вот каждый год загадываю волшебство. — И что, сбывается? — усмехнулся Чанель. — А разве то, что я сейчас пью чертовски дорогое вино в костюме оленя в шикарном доме красавчика-преступника, — это не волшебство? Чанель рассмеялся. — Ну, тогда я прошу волшебства, хоть уже и поздно. Но желание Чанеля уже начало сбываться. Казалось, все стало волшебным, благодаря Бэкхену. Он был жутко очаровательный: так и не снял красный нос, на щеках играл легкий румянец, челка растрепалась, а костюм висел на нем мешком, но это делало его очень трогательным. Он улыбнулся, и где-то в мире наверняка зажегся светлячок от тепла улыбки Бэкхена. Он подпер подбородок рукой, устремив внимательный, не изучающий и не любопытный, а увлеченный взгляд на Чанеля, как будто он рассказывал что-то невообразимо интересное, хотя в действительности просто молчал. Он не мог выдержать этого взгляда Бэкхена, немного пьяного, но слишком пронизывающего и читающего. Чанель решил, что раз уж он загадал волшебство, то исполнению этого желания нужно посодействовать. Он резко потянулся к Бэкхену и поцеловал его, но вышло коротко и неловко, потому что он ударился носом о красный нос оленя. Бэкхен не отпрянул и не удивился, он глупо захихикал, опустив голову. — Ради бога, извини... — Чанель пришел в себя и мгновенно испугался, что все испортил. Бэкхен улыбался сам себе и снимал с себя красный нос. Он привстал, перегнувшись через стол, и надел нос на Чанеля, который сидел сконфуженно из-за своего поступка. Бэкхен осмотрел плоды своего труда и поправил нос Чанелю, а потом, сохраняя все то же молчание, медленно подтянулся к нему и поцеловал красный мячик. Пак от этого простого жеста жутко покраснел. — Не думал даже, что красавчики-преступники умеют смущаться, — тихо, но с большим удовольствием сказал Бэкхен, оставляя сантиметры между их лицами. Он удовлетворенно улыбнулся, счастливый тем, что застеснял Чанеля. — Да не преступник я, — угрюмо сказал Чанель, потупляя взгляд на губах Бэкхена. — И не смущен... — Ага, я вижу. Чанель неожиданно возмутился тем фактом, что этот парнишка заставляет его, Пак Чанеля, кумира многих, звезду и знаменитость, краснеть от поцелуя в красный олений нос. Что вообще происходит не так? Он подался вперед и поцеловал Бэкхена, и даже красный мячик на его носу не помешал ему настоять на своем. Бен ухмыльнулся в поцелуй. Бэкхен, разорвав поцелуй, шепотом позвал его: — Чанель... В жизни Пака его имя произносили всегда громогласно, гордо, четко, чтобы все слышали; фанаты истошно вопили его имя, срывая глотки; менеджеры звали его всегда грубовато и также громко, а Бэкхен, он произнес его имя так тихо, так близко, так целомудренно, и, кстати говоря, впервые за вечер назвал его по имени, что даже пошли мурашки по коже. Пожалуй, это было слишком интимно. — М? — также тихо отозвался Чанель. В глазах плясали пьяные огоньки. — Ты со всеми таксистами так целуешься? — Нет, — выдохнул. Он положил ладонь на лицо Бэкхена, большим пальцем касаясь нижней губы и проводя по ней. — Я вообще на такси никогда не езжу. Бэкхен едва заметно кивнул. Они в уютной тишине смотрели друг на друга. — Эй, — позвал его таким же шепотом, — и ты меня по имени назови. Чанель задумался, сосредоточился (зачем — вообще непонятно). — Бэкхен. — на выдохе, тихо-тихо. Названный улыбнулся слишком широко и засмеялся, заставив Чанеля вновь покраснеть. Ну что за дела! — Тебе так идет этот нос! — сказал он, смеясь. Чанель чертыхнулся и снял с себя красный мячик, отбросив его в сторону. В своей жизни он много раз надевал глупые вещи, но как никогда смущенным он чувствовал себя именно сейчас. Он ушел наверх, чтобы постелить где-нибудь Бэкхену. Когда он закончил, Бен позвал его смотреть телевизор, объяснив это тем, что новогодние шоу и представления — это традиция в его семье. Они сидели на диване и невнимательно просматривали всякие новогодние передачи, но вскоре заснули прямо там. Утром Чанель проснулся с болью в шее. Он так и заснул сидя, уложив голову на плечо Бэкхена, который в свою очередь оперся о его макушку. Бэкхен тоже разлепил глаза, когда Чанель задвигался. Они, кстати говоря, так и не выключили телевизор. Чанель сонно потянулся на диване, Бэкхен вскоре пришел в себя и последовал его примеру. В Паке было приятное теплое чувство: именно так он хотел проснуться на утро после Нового Года, немного хмельной, но счастливый. Он зачем-то поцеловал Бэкхена в нос, как будто он делает это каждое утро на протяжении уже многих лет, до того это получилось привычно, естественно. Бэкхен лишь довольно зевнул в ответ. По телевизору уже показывали новости, и дикторша монотонно диктовала: — Вчера ночью, в канун Нового Года, поп-певец и артист SM Entertainment, Пак Чанель, был замечен покидающим здание. Он сел в такси и скрылся. С тех пор его никто не видел, пользователи сети очень взбудоражены фото, которые сделали очевидцы в тот момент... На экране показали фотографии низкого качества, на которых Чанель, в своем тонком пальто и в медицинской маске, садится в такси, и даже видно возмущенное лицо Бэкхена, что жует гамбургер. Потом еще пара фотографий, на которых такси скрывается за поворотом. Чанель сокрушенно выдохнул. Ну ведь все равно когда-нибудь Бэкхен бы узнал. Однако ему жутко нравилось то, что Бэкхен относится к нему просто и искренне, поэтому он прикрыл глаза, не зная, как оправдаться перед ним. — Ну, как-то так, — сказал он, неловко почесывая затылок, когда не мог выдержать молчания со стороны Бэкхена. — Чанель! — возмущенно вскрикнул Бэкхен. — Ты! Из-за тебя вся страна видела, как я жрал чертов бургер в машине, боже, какой стыд! — Ну... ты выглядел сексуально, пока ел его. — Нет тебе прощения, — он ударил его по плечу и сразу же поцеловал. — Теперь, раз уж ты знаменитость, я буду шантажировать тебя тем, что у меня есть компромат на тебя. Не будешь со мной встречаться — вся сеть узнает, что ты на самом деле ворчливый и стеснительный дурак. Чанель похлопал глазами и затем улыбнулся Бэкхену. — И это говорит мне человек, который заснул в костюме оленя? Бэкхен не нашелся, что ответить, и дернул Чанеля за уши, сбежав со словами «преступник!». Чанель потер уши и расплылся в еще более широкой улыбке, когда хвост оленя скрылся за углом. Кажется, его желание о волшебстве уже сбылось.