Часть 1
17 декабря 2016 г. в 21:07
Я часто приходил к своим племянникам в качестве няньки. Мой брат Константин Романович (брату очень нравится, когда все его так называют, так что здесь я ему услужу) не доверял незнакомым женщинам своих детей. Он вообще недолюбливал женщин. Кроме своей жены, конечно. Она мне самому нравилась. Ирина всегда прилежна, добродушна, с ней легко общаться. Но дома она была реже, чем ее муж, потому что являлась театральной актрисой. Константин Романович очень сильно ревновал ее, когда ей приходилось играть чью-то возлюбленную, но после понял, что это просто игра. Поэтому я сначала не доверял Ире. Ее актерская игра могла скрыть ее настоящие мысли и намерения, но, как оказалось, она никогда не лгала своим близким.
Конечно, к племянникам приходил я не один. Люсиль, моя сиделка, всегда должна ходить вместе со мной, и дом Константина Романовича – не исключение. Она плохо разговаривала по-русски, хоть со мной она возится больше четырех лет. По этой причине она не могла общаться с моими родственниками, кроме Ирины, а со мной она общалась чаще на английском или французском. Люсиль просто сидела в соседней комнате, пока я общался с племянниками, но ее все устраивало: она могла отдохнуть и посидеть за компьютером, посмотреть какие-нибудь французские сериалы. Люсиль всегда была ранимой и романтичной женщиной, но всегда становилась хладнокровнее, если со мной что-то происходило. Она вообще всегда была хладнокровной со мной. «Mangez![1] – гордо говорила она мне, когда я упрямился, и чуть ли не силой тащила ложку к моему рту. Детей она не любила, но когда племянники сказали ей, что она красивая, а я перевел ее комплимент, она была готова запищать от радости, но виду не подавала.
Племянники очень любили любят меня, как и я их. Их двое, два брата, Слава и Артём. Слава старший и постоянно это доказывает: он пытается командовать и выделяться из толпы. Его очень интересует военное дело, поэтому мои рассказы он слушает всегда очень внимательно. Артём мечтателен, постоянно где-то витает в облаках, верит в добро и чудеса. Он поверит в любые небылицы, о которых ему расскажут (он до сих пор верит в домового в холодильнике и в «фиксиков», но не мне его судить). Им интересно общаться со мной, слушать мои рассказы, со мной играть.
Им очень нравился нравится мой дом. В отличие от их трехкомнатной квартиры, у меня есть скромный коттедж на окраине города, где есть небольшой дворик и немного растительности в виде березок и ясеней. Они всегда бегают по всему дому и бесятся, как все дети, что очень раздражает Люсиль. Моя сиделка прячется в какой-нибудь комнате, запирая двери, и, наверно, читает там книги или слушает музыку.
Кстати, о книгах; именно они позволили мне купить коттедж. Правда, иногда скучно жить, когда мои бестселлеры сами приносят деньги, а идей на новые книги еще нет. Все мои близкие, кроме племянников, читали мои книги. Может, Константин Романович (ох, все, меня раздражает, когда я его так называю. Будешь просто Костя. Прости, брат) не читал их, потому что времени нет. «Ага, хорошая книга, мне понравилось» - говорил он мне сомнительным тоном, и больше про мои произведения он ничего не говорил. Ирина читала мои книги весьма охотно, она всегда интересовалась продолжением или спрашивала, если что-то не понимала. Она часто помогала писать мне их, добавляла идеи, подсказывала, помогала описать какие-либо напряженные моменты. Актриса, как-никак. Люсиль читала мои книги на английском и вечно к ним придиралась. «This end is horrible![2]» или «How could you kill Gregory?[3]» - она часто говорила подобные фразы. Но мне всегда казалось, что ей нравятся мои романы. Даже если в них нет никакой романтики. И все вокруг говорили мне, чтобы я писал что-то посветлее и добрее, иначе я угроблю весь свой литературный талант. Что поделать, я писал только про войну.
Но однажды (это случилось, когда Славе было семь, а Артёму – четыре, получается, шесть лет назад) я рассказал племянникам о том, как меня перевозили на вертолете. Детей это поразило. У них заискрились глаза, на щеках натянулись счастливые улыбки. На настоящем вертолете! Тогда их больше интересовал вертолет, чем моё приключение: «А у него большие лопасти?», «А какого он цвета?», «А что у него в кабине было?». Мне приходилось вспоминать тот вертолет или что-то выдумывать, чтобы не разочаровывать детей. Возможно, за всю свою жизнь они никогда не полетают на вертолете, от чего мне становилось грустно. Мой брат, к примеру, не летал. Окончательно меня добил вопрос Артёма:
- Ты летал, прямо как птица?
Я согласно кивнул. Мальчик улыбнулся.
- Здорово!
Мне казалось, что мне было хуже, чем Артёму со Славой. Мысль о том, что эти дети могут никогда не полетать на вертолете, не давала мне покоя. Почему я, хладнокровный солдат, так волнуюсь за обычные детские мечты? Может, потому что я солдат?
Я все думал, как воплотить мечту детей в жизнь. Это очень просто: можно взять вертолет на прокат. Но все стало гораздо проще, когда я нашел в телефонной книге номер Веснякова.
Весняков Илья Сергеевич являлся моим хорошим военным приятелем. Между прочим, он как раз тот вертолетчик, который меня перевозил. Мы летели меньше часа, а он запомнил меня душевным и хорошим человеком, наверное, на всю жизнь. Я мигом ему позвонил; тот ответил на звонок с радушием. Хоть я звонил ему в последний раз примерно два года назад, такие люди, как Весняков никого не забывают. Мы договорились о встрече в одном ресторане, и я ждал её с нетерпением.
Люсиль привезла меня к ресторану и хотела пойти вместе со мной, но я сказал ей прогуляться и отдохнуть. Она была поражена моим решением. «Vous me cacher quelque chose?[4]» - разозлилась она. Я ответил ей, что это встреча с моим старым другом, и что она будет лишней. Она подчинилась, открыла для меня дверь в ресторан, а я заехал в теплое помещение.
Тогда Веснякова еще не было. Я сел за свободный стол, заказал кофе и терпеливо ждал вертолетчика. Он пришел через минут двенадцать-пятнадцать, да и то я его сразу не признал. Он был младше меня на три года, но, казалось, что все наоборот. Он был короткостриженым, покрытым щетиной, у него были крупные глаза, длинный нос, большая голова. Он был широкоплечим, высоким и статным, выглядел грозно, но лицо было добродушным. Зато он меня узнал сразу. Илья сразу меня заметил и пошел ко мне. Внимательно осмотрел меня и с улыбкой сказал:
- Чудесно выглядишь! – он смотрел на мои ноги, которых у меня не было.
Он заказал что-то из алкоголя, и мы дружелюбно завели беседу. Мы разговаривали, словно виделись каждый божий день, хотя больше говорили о том, что произошло с нами за два года разлуки. В разговоре я узнал, что он до сих пор работал вертолетчиком и подрабатывал, где только можно, в свободное время. Он показал мне обручальное кольцо, сказал, что его жену зовут Саша. У него две дочери. Одна – Наташка, семилетняя падчерица, другая – Юля, которой было год от роду. Весняков показал мне их фотографии. Наташка выглядела забавно и причудливо, а Юля, как любой младенец, надуто и грозно. Я же рассказал, как дела у меня, а вертолетчик внимательно слушал. Его очень заинтересовали мои племянники, сказал мне: «Старшему тоже семь? Они бы с Наташкой могли бы дружить!».
После я заикнулся о вертолете и попросил Веснякова покатать моих племянников на нём. Тот ответил:
- Не вопрос! Можно прямо завтра!
Я искренне его поблагодарил. Я думал, он обидится из-за того, что я позвонил ему только по этому поводу, но он тогда либо не догадался, либо просто не видел причины обижаться. Весняков дал адрес его вертолетной площадки. Потом мы еще немного посидели, а затем Весняков сказал, что его ждет семья. Мы попрощались, и он покинул ресторан, а я позвонил Люсиль. Пока она ехала за мной, я заказал себе десерт.
Оглушительный звук расшатал землю; казалось, началось землетрясение. Мои уши готовы были лопнуть от всевозможных звуков: выстрелы, чьи-то крики, шелест вереска, треск огня. Невообразимый хаос царил вокруг. Я осмелился посмотреть на поле битвы, но весь вид загораживал горящий вертолет. Его охватывал огонь, который съедал его заживо. Дали приказ отступить, но я смотрел на вертолет, как завороженный, потому что заметил шевелящиеся обгорелые ладони.
- Там ЛЮДИ! – завопил я. Все бросились ко мне.
Мы быстро прибежали к вертолету. Один из солдат выбрался сам. В вертолете остались еще два солдата и пилот. Мои товарищи доставали солдат, я пытался вытащить пилота. Он был без сознания, и у него заклинил ремень безопасности. Мне кто-то пришел на помощь. Я держал вертолетчика, а мой товарищ перерезал ремень. Мы вытащили его, навалили на плечи и понесли прочь от вертолета.
Но вдруг сзади нас раздался оглушительный взрыв.
С этим звуком в ушах я проснулся. Солнце тогда только поднималась. Я со вздохом закрыл глаза, но, увидев картину из моего воображения, мигом распахнул их и лежал так, пока ко мне не пришла Люсиль.
В тот день я снова был с племянниками. Я сказал, что мы поедем гулять, и дети радостно поспешили одеваться. Люсиль всех нас усадила в автомобиль, что-то приговаривая на французском языке. Я дал ей адрес, и моя сиделка покорно записала его в навигатор и завела машину.
Мы приехали на площадку. Меня посадили в коляску. Дети попросили меня покатать. Они везли меня очень быстро и весело смеялись, а я вместе с ними. На нас кричала сердитая Люсиль, но мы ее не боялись, и меня продолжали катать. Потом дети отдали меня сиделке, а та чуть ли не приклеилась ладонями к ручкам коляски, сердито бубня себе под нос.
Дети побежали к единственному вертолету на площадке. Они заворожённо смотрели на его лопасти, на его зеленый «кузов», на длинный хвост. У вертолета стояли Весняков с какой-то девчушкой. Это оказалась Наташка, которая любопытно смотрела на моих племянников. Весняков с улыбкой обратился мальчишкам.
- Что, нравится?
- Очень! – ответил Слава. – А он летает?
- Конечно, летает! Вы можете даже прокатиться на нем!
Мальчишки заискрились вдвойне.
- А можно? – запищал Артём.
- Ну, если вам разрешит ваш дядя.
Дети мигом бросились ко мне и стали умолять меня позволить им полететь на вертолете, а я с улыбкой разрешил им с условием, что я полечу с ними.
Мальчишки запрыгали от восторга. Весняков открыл дверь вертолета и попросил всех забраться на борт. Он помог забраться племянникам и позвал меня.
Люсиль спросила у меня:
- Will you be to fly?[5]
- Yes, of corse.[6] – ответил я.
Люсиль задумалась и сказала:
- Я полететь с вами!
- Люсиль, я знаю, как вы боитесь высоты.
- А я знаю, как вы бояться ве’гтолетов! Я буду с вами до конца!
Я не стал ее отговаривать, все равно бессмысленно. Она очень упряма, а я могу ее, разве что, уволить или ноги ее переехать. Меня сняли с коляски и посадили на одно из кресел, пристегнули. Рядом сидели пристегнутые племянники. Слева от меня посадили Люсиль. Она напряженно схватилась за ремень.
Весняков убедился, что все крепко пристегнуты, и полез в кабину пилота. Рядом с собой он пристегнул Наташку. Вертолетчик надел шлем и спросил, готовы ли мы, на что все ответили: «Готовы!».
Вертолет загудел. Дети приготовились к полету, в отличие от меня и Люсиль. Нам было немного страшно (немного, ага), но, схватив друг друга за руки, нам стало немного легче. Если честно, я не ожидал такой преданности со стороны Люсиль. Хоть она со мной почти пять лет. Как она, оказывается, заботится обо мне. Тогда я был ей благодарен: когда я чувствовал, что не мне одному страшно, я становился храбрее.
Вот вертолет взлетел. Он только оторвался от земли, а я уже видел, как наш транспорт горит. Я уже был не в этом городе, а где-то в горящей степи, где гремят выстрелы, где кричат люди, где беззаботно цветет вереск. Лишь Люсиль возвращала меня в реальность. На войне ведь меня за руку никто не держал.
Все, надо довериться Веснякову. У него много опыта. И рисковать он не будет: в кабине его дочь.
Дети предвкушали прекрасные ощущения. Открытая дверь впускала холодный воздух и позволяла любоваться ясным небом. Затем повернули вертолет так, чтобы солнце слепило нам глаза, а затем так, чтобы нам был виден город.
Наш большой город казался маленьким и незначительным с такой высоты. Крыши домов отчаянно пытались дотянуться до нас, но мы были, наверное, выше всех. Людей и машин почти не было видно. Мы кружили над городом, как какая-нибудь пчела или муха в квартире. Грохот лопастей заглушал восхищенные крики племянников. Больше кричал Слава: он смеялся и улыбался от счастья. Артём кричал меньше, но широко лыбился, завороженный красотой города. Люсиль смотрела на прекрасный пейзаж со скромной улыбкой, хоть ее ладони очень сильно потели.
Что касалось меня, я не боялся до сих пор, но уже не так сильно. Мою улыбку сначала вызвало счастье племянников, лишь потом – пейзаж. Я смотрел на картину в дверях пристально и завороженно, потому что таких картин я никогда не видел. Особенно в кошмарах.
Полет продолжался минут двадцать пять, а казалось, что гораздо дольше. Звуки вертолета исчезли, испарился и он сам. Вся наша семья на стульях парила в воздухе и любовалась ясным городом. Раньше он мне всегда казался серым, унылым, нелюдимым, что я подтверждал своими настроением и произведениями. Оказалось, что если смотреть на него с другой стороны, то он будет очень красивым и приветливым.
Мне понравилось летать. В полете ноги не нужны.
По телу разлилось знакомое ощущение. Оно наполнило мою грудь, заставило быстро работать мою голову. Это ощущение всегда было приятным. Как его у меня давно не было! Мы не виделись с ним больше трех месяцев! Здравствуй, вдохновение!
Иногда обидно, что все так быстро кончается, но сейчас это было только хорошо. Все устали от этого путешествия. Когда мы приземлились, первой из кабины вырвалась Люсиль. Потом она вспомнила, что ей нужно забрать меня. Слава и Артём долгое время выглядели ошарашенно, словно увидели что-то необыкновенное, и им нужно это переварить. Наташка смеялись над их лицами. Весняков помог Люсиль усадить меня в коляску.
- Это было так круто! – восхищенно улыбался Слава. – Спасибо большое!
- Не за что, дети, - улыбался Илья.
Я сказал племянникам сесть в машину. Они направились к автомобилю и, как обычно, спорили:
- Когда я вырасту, я буду пилотировать вертолет!
- Нет, я буду!
Люсиль крепко сжала в ладонях ручки коляски. Я спросил у нее: «Какие ощущения?». Она неуверенно ответила:
- Je ne sais pas.[7]
Весняков улыбчиво смотрел на меня.
- Я краем глаза смотрел на тебя, - обратился ко мне он. – Что-то я не наблюдал у тебя «вертолетофобии». Ты спокойно летел.
- Мне понравилось летать, - смущенно признался я. – Но вертолетов я до сих пор боюсь.
Весняков хмыкнул.
- Если тебе понадобится аэротерапия, обращайся!
- Обязательно! Спасибо, Илья! Я скоро позвоню!
С нами вежливо попрощалась Наташка. Потом я слышал, как она интересовалась у отца: «Пап, эти мальчишки еще приедут? Они такие смешные!».
А я лишь сказал Люсиль с большим энтузиазмом.
- Люсиль, нас ждет бессонная ночь!
Примечания:
Mangez![1] – Ешьте! (франц.)
This end is horrible![2] - Этот конец ужасен! (англ.)
How could you kill Gregory?[3] – Как ты мог убить Григория? (англ.)
Vous me cacher quelque chose?[4] – Вы от меня что-то скрываете?
Will you be to fly?[5] – Собираетесь ли вы летать? (англ.)
Yes, of corse.[6] – Да, конечно. (англ.)
Je ne sais pas.[7] – Я не знаю. (франц.)