На память

Утро декабря 1926 года выдалось на редкость ясным и солнечным для зимы. Люди сновали туда-сюда по улицам мегаполиса, стараясь не пропустить ни одной витрины с завораживающими декорациями. На лицах прохожих светились добрые, счастливые улыбки, означавшие, что Рождество, праздник, столь ожидаемый всеми жителями Нью-Йорка, вот-вот вступит в свои законные права. Однако выделялся из этой пёстрой толпы юноша, сиротливо стоявший поодаль. Лёгкий мороз неприятно покалывал руки Криденса, сплошь покрытые незажившими ранами от ударов Мэри Лу, приёмной матери мальчика. Протягивая листовки идущим навстречу людям, Бэрбоун в голове прокручивал лишь одну мысль: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу». Его вчерашнее опоздание обернулось очередной катастрофой: — За непослушание принято наказывать, — отчётливо повторяла женщина, крепко сжимая в руках кожаный ремень. Под воздействием голоса и ледяного, пробирающего насквозь взгляда Мэри Лу единственным выходом для Криденса было ожидать своей дальнейшей участи. А с каждым разом выносить боль было всё тяжелее и тяжелее. Да, магия Грейвса помогала юноше держаться на плаву, становиться ближе к своей заветной мечте. Но никто не был в силах помочь Криденсу забыть о страданиях, мучениях, казавшихся такими правильными с точки зрения его приёмной матери. Прохожие кидали на юношу пренебрежительные взгляды, обходя его стороной. Но вот листовка попала в руки к какому-то мужчине, остановившемуся посреди нескончаемого потока людей. Разглядывая выданную брошюрку, он почесал затылок и повернулся к Криденсу. — Что это? — лицо высокого, статного мужчины с тонкими усами, резко исказилось, когда тот обратился к Криденсу. Грубо взяв юношу за ворот поношенного пальто, он, будто бы задыхаясь от злости, дрожащим голосом проговорил, срываясь на крик: — Убирайся отсюда, ненормальный! Высвободившись из крепкой хватки незнакомца, Бэрбоун отошёл от него и упёрся спиной в стену здания, сверля мужчину взглядом. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу». Такой инцидент не привлек особого внимания. Обидчик лишь злобно пробормотал себе что-то под нос и, стремительно шагая прочь от Криденса, исчез в толпе. Опять саднило руки. Многочисленные листовки полетели на грязную брусчатую дорогу, мокрую от недавнего снега. Ещё больше сгорбившись, Криденс сжал кулаки, окинув взглядом украшенную к празднику улицу. Так красиво, и так бессмысленно. Он не мог понять радости, её истоков, причин. Всё, что он понимал, — это ничтожность людей. Мерзкие, ужасные существа, которые то и делают, что скрывают свою настоящую личину под маской безразличия. Ветер неприятно обдувал лицо, заставляя Криденса искать укрытие как от зимней стихии, так и от своих размышлений. Тело готово было разорваться от испытываемой ненависти, отголоски которой все ближе подступали к горлу, грозясь вырваться криком. Шагнув в людской поток, Бэрбоун устремился вперёд. Он не знал, куда идёт, но знал, почему. Он хотел бежать отсюда. Как можно скорее. Да, тогда это было его сильнейшим желанием. Перед глазами мелькали лишь какие-то неопределенные силуэты людей, яркие огоньки иллюминаций ещё больше усиливали нарастающее раздражение. Ноги подкашивались, голова разрывалась от обилия мыслей. Но Криденс шёл, можно сказать, бежал, расталкивая людей руками. Он опомнился, когда вышел на проезжую часть. Кадиллак, ехавший прямо на Криденса, еле успел затормозить. Водитель автомобиля просигналил, наверное, раз пять, в то время как его пассажирка, полная женщина лет сорока с приятным, круглым лицом, вышла из машины и устремилась к юноше, что-то взволнованно лепеча на ходу. Криденс не понимал буквально ничего. Он только мог следить за движениями её вскинутых вверх бровей, дергающимся носиком и пухленькими губами. Это забавляло, но, обратив внимание на крайне обеспокоенный вид женщины, Бэрбоун, мотнув головой, вернулся в реальность. Осознав произошедшее, он неуверенно отступил назад, ошеломленно осматривая все вокруг. — Простите, мне надо идти, — изрёк тот, после чего развернулся и пошел прочь, оставляя недоумевающую женщину наедине с собой. «Что со мной происходит? Как это вообще можно объяснить?» — паника постепенно охватывала Криденса. Он нырнул в ближайший переулок, дабы скрыться с глаз прохожих. Тяжело дыша, юноша подошел к пожарной лестнице, упершись в её перила руками. Послышались сдавленные рыдания, слёзы заструились по впалым щекам, оставляя за собой будто бы жгущие следы, ожоги. Боль терзала юношу изнутри, практически разрывая его своей тёмной силой. Криденс почувствовал резь в грудной клетке и, обессилев, медленно опустился на землю. Ещё долго он не мог прийти в себя, и, чтобы хоть как-то успокоиться, начал разглядывать причудливый медальон, подаренный Грейвсом. Мальчик внимательно всматривался в этот непонятный для него символ, аккуратно проводя тонкими пальцами по нему. Внезапно он разразился приступом смеха, сумасшедшего, пугающего смеха. — Особенный… как же, — едко проговорил Криденс, дёргая цепочку медальона. — Грейвс, твой черёд помогать! Что же ты не помогаешь? А какого хрена мне нужно помогать? — срывающимся голосом спрашивал юноша окружающую его темноту. Опять смех. Но кто-то появился в безлюдном переулке, заставив Криденса замолчать, притихнуть, следить за незнакомцем, приближающемся к нему. Он остановился и, положив на деревянные ящики что-то явно тяжёлое, громоздкое, достал из карманов волшебную палочку. «Волшебная палочка?» — удивился Бэрбоун, быстро утерев слёзы, жадно ловя напряженным взглядом каждое движение незнакомца. Видимо, тот не заметил Криденса, сидевшего чуть поодаль, в непроглядной тьме. — Люмос, — произнес волшебник. Ясный свет палочки, с помощью которого он пытался сориентироваться в пространстве, озарил профиль лица. Это оказался молодой парень приятной наружности с немного острым носом, выразительными скулами и вытянутым лбом, на котором лежала непослушная рыжая чёлка. Больше деталей Криденс заметить не мог и потому, влекомый непонятным желанием, скорее, любопытством, немного высунулся из тени. Решив не мешкать, незнакомец открыл замки на чемодане. Неожиданно на него вырвалось странное существо, внешне напоминающее обезьяну с серебристой шерстью. Животное юркнуло на плечи волшебника и прыгнуло на ближайший мусорный бак, как… — Импедимента! Ярко-голубой луч разрезал воздух, и обезьянка застыла в прыжке, медленно шевеля лапами. Незнакомец звонко рассмеялся, видимо, находя уморительным эту ситуацию. — Нью-Йорк, камуфлори, — город опасный, — поучительно говорил волшебник, аккуратно забирая животное на руки. — Что я буду делать, если ты убежишь? Потерпи, приятель, — подбадривал незнакомец. — Совсем скоро мы придём на квартиру, а там… Неожиданно мартышка издала громкий звук, похожий на рычание, и развернула мордочку в сторону Криденса, до того наблюдавшего за действом с широко открытым ртом. Волшебник заметил это и посмотрел на юношу, поняв, что всё это время он был не один. Но он не поднял палочку, нет. Незнакомец стоял и внимательно рассматривал мальчишку, над чем-то размышляя. Виновато потупив взгляд, Бэрбоун поднялся, отряхнув запачканные штаны. Он не представлял, что волшебник мог сделать с ним: может, заключить в рабство или, жестоко разделавшись с ним, использовать как редкий ингредиент для колдовского зелья? Однако Криденс сражу же отметнул подобные размышления. Покусывая губы, он поднял голову и встретился с взглядом незнакомца. Глаза волшебника лучились загадочным умиротворением; говорить о каких-либо недоброжелательных намерениях с его стороны было невозможно. «Да, Криденс, ты же прекрасно разбираешься в людях», — не упуская возможности, съязвил внутренний голос. Установившееся молчание нарушило «стечение обстоятельств»: мартышка, прежде мирно сидевшая на руках своего хозяина, пискнув, растворилась в воздухе. Волшебник, хлопая глазами, начал махать перед собой руками, надеясь поймать беглеца. Мусорные баки, стоявшие в переулке, начали падать, поднялся шум. Невидимая сила легонько отпихнула Криденса в сторону, послышался скрежет когтей по пожарной лестнице. — Скорее, за ним! — выкрикнул волшебник и, засучив рукава синего пальто, начал взбираться по лестнице. Остановившись, он повернулся и протянул руку Криденсу. — Кстати, меня зовут Ньют, — представился новый друг.

***

— Расскажи мне, — с надеждой в голосе попросил Ньют, сидя на небольшом диванчике напротив Криденса. Маг нервно тёр пальцем ткань подушки, лежавшей у него на коленях, направив взгляд в окно, за которым разыгралась январская метель, несвойственная для такого города, как Нью-Йорк. По сути, герои повествования скоро распрощаются с ним: Ньют запланировал поездку в Великобританию, не желая более задерживаться в шумном мегаполисе. Он украдкой посмотрел на Криденса, расположившегося в глубине старого кресла с немного потёртыми подлокотниками. Вообще, квартира, служившая временным пристанищем для молодых людей, не отличалась изысканностью: Саламандер снял её у какой-то старушки, у которой на рождественских каникулах намечалась поездка к сыну двоюродного брата чьей-то тётушки. Мебель была стара, что и говорить об отделке комнат, вероятно, не тронутой с прошлого века. По крайней мере, здесь знали, что такое уборка: не было ни толстого слоя пыли, ни грязного паркета (который ужасно скрипел; ночью, почему-то, особенно), а поливка комнатных растений проводилась в определённые часы определённых дней. Словом, всё устраивало волшебника и ничем не могло помешать его научной деятельности. Криденс закинул ноги на кресло и, положив на колени плед, начал перебирать шерстяные нитки на краях ткани. Бэрбоун решил промолчать. Несмотря на такую неразговорчивость, надо сказать, он сильно привязался к Ньюту за последнее время. «И зачем ты явился такой?» — шутя, частенько задавал себе вопрос юноша. Он изменился. Вспомнил, каково радоваться жизни; на его губах опять заиграла неуверенная, но искренняя улыбка. Участие в уходе за магическими существами, поразивших воображение Криденса, ранее видевшего мир в серых, будничных тонах, помогло ему овладеть собой. Больше всего юноше нравилось наблюдать за птенцами оккамия. Такие гордые, красивые существа. Однако Ньют, проводя экскурсию по своему тайному мирку, сразу предупредил: дальше тринадцати футов лучше не соваться. И Криденс беспрекословно внимал его советам, с особым вниманием слушая повествование об особенностях содержания животных, о характерах и повадках жителей чемодана. Однако прошлое иногда «играло» с сознанием Криденса: то неизвестные боли, доводившие его до критического состояния, то череда воспоминаний. Было одно «но»: Ньют Саламандер. Рядом с ним Бэрбоун не беспокоился, находясь за магическим барьером. Потому что Ньют сразу понимал, когда что-то шло не так, и как никогда аккуратно подходил к ситуации. Вот и сейчас он пытался осторожно выведать причину терзаний друга. Поняв, что покинуть гостиную не удастся, Бэрбоун нервно заёрзал на месте, перескакивая взглядом с одного предмета на другой. — Самое счастливое воспоминание, говоришь? — спросил Криденс со своего места, растерянно взглянув на собеседника. — Я не знаю. У меня такого не было. Ньют встал с дивана и, пройдя в сторону Бэрбоуна, сел перед ним на пол. Криденс вздрогнул: смуглая, сплошь усеянная веснушками рука накрыла его бледную ладонь. Волшебник нежно провёл указательным пальцем по костяшкам, рисуя причудливые, понятные только ему узоры. Бэрбоун заворожено следил за движениями, в то время как Ньют, не прекращая свой таинственный обряд, заговорил: — Брызги летят прямо в лицо. Я стою, наверное, в паре шагов от громадного водопада. Ступи ещё, — по мере повествования голос Ньюта становился всё тише и тише, — ступи ещё — упал бы на скалы. Вид завораживал, — Ньют обратил полное восторга лицо к Криденсу и, безмятежно вздохнув, продолжил рассказ. — Это был миг свободы, понимаешь? Передо мной хвойные леса, поля, рыжее закатное небо! Облака, уносимые ветром, плыли себе куда-то, — забывшись, маг прислонился горячей щекой к холодной ладони Криденса, всё это время с замершим дыханием слушавшего Ньюта. — Я чувствовал, что един с природой, с миром, к разгадке которого я смог подойти на один шаг ближе. Саламандер взволнованно дышал и, потупив взгляд, не решался продолжить разговор. Криденс и сам не мог найти слов: он был поражен искренностью волшебника, его эмоциональностью. Спустившись на пол, Бэрбоун, заправив за ухо прядь отросших волос, указательным пальцем коснулся подбородка смущенного Ньюта, рассматривая ставшие родными черты. — Наверное, это моё самое счастливое воспоминание, — заключил юноша, робко улыбнувшись. Приблизившись к Саламандеру, Криденс взял его ладонь и оставил мимолётный поцелуй на её тыльной стороне. Ньют, закрыв покрасневшее лицо руками, тихо засмеялся. На душе у Криденса было трепетно и в то же время спокойно. По груди приятно растекалось ощущение ещё не познанного светлого чувства. Бэрбоун не мог скрыть улыбки, да и не хотел. Он слышал, как взволнованно билось его сердце при одном лишь взгляде на рыжеволосого волшебника, деловито крутившего палочку в руках. Криденс нашёл своё. Он ещё не осознавал этого, скорее всего, боялся признаться себе, что полюбил. Закинув голову, юноша начал рассматривать потолок, явно пытаясь наткнуться на какую-либо разумную мысль. Но в голове отчётливо звучали слова: «Люблю, люблю, люблю».