Дружеский вечер

Рутберг перебирает стопку исписанных листков, ищет нужный рецепт. Свечи приглушенно мерцают, пламя колышется едва заметно. Рутберг ждет, хоть до сих пор продолжает работу. Улыбается, не глядя на порог. Зазвенит колокольчик – он поднимет голову, выпрямится, впустит на порог – случайно ли прохожего, частого ли покупателя, ученика ли, врага ли, друга ли… Раскрывается дверь – без предупреждения, порывисто, громко. Рутберг хмурится, пряча улыбку. Недовольно смотрит, придавливает ладонью листки. – Я помешал? – радостно, довольно. Дэшвуд щурится, прикрывает дверь. – Сам видишь, – произносит Рутберг негромко. Улыбку совсем не стереть, не скрыть тепло во взгляде. – Не вижу, – Дэшвуд улыбается широко, подходит ближе, садится, кладет на стол долговую книгу. Рутберг замечает царапины, испачканный локоть. Тихо вздыхает, взглядом ища средство от ссадин. – Устал сегодня? – голос Дэшвуда заботлив. Рутберг качает головой. Даже если под конец дня навалится тяжесть – он ее не ощущает. – До конца недели я свободен, – говорит Дэшвуд. Жмурится, трет глаза. Рутберг хмыкает, глядя на друга. Незаметно выдыхает, робкая радость от услышанных слов осторожно пробуждается. – Никаких незапланированных дел? – тихо спрашивает Рутберг. – Никаких, – улыбка Дэшвуда счастливая, яркая. Уверенность в голосе отводит сомнения прочь. Рутберг чуть склоняет голову, откладывая в сторону рецепты. Дэшвуд опирается на спинку стула, незаметно зевает. Рутберг прячет смешок. Работать сейчас бесполезно. – Я согрею ужин, – говорит он, вставая. Дэшвуд кивает, выпрямляется. Рутберг чувствует отголосок усталости, но сумеет развеять ее. – Можем сходить к Деспани, – оживляется Дэшвуд. – Прихватить с собой Генная, – продолжает он. – После полуночи таверна свободна, если кому-то вдруг не приспичит. Рутберг улыбается каждому слову, скрываясь в маленькой кухне. Он видит полутемный зал таверны, слышит звон стаканов, плеск вина… Разжигает очаг, достает тарелки. Он думает о грядущих нескольких вечерах, когда они втроем окажутся у Деспани. Рутберг греет ужин, неспеша накрывает на стол. – Все готово, – говорит он, кивая Дэшвуду. Тот быстро встает, поправляет рубашку. Долговая книга остается среди бумаг. Рутберг прикрывает глаза – и правильно, нечего дневным делам мешать отдыху. Рутберг ведет Дэшвуда за собой, дает время вымыть руки. Сам трет глаза украдкой, подходит к столу, садится. Дэшвуд довольно тянется, вдыхая аромат ужина. Приветственно поднимает бокал, отчего Рутберг вновь тихо хмыкает. – Можем сходить, – отвечает он, наконец, невольно думая о скорой встрече. Стол, накрытый на четверых, дружеские шутки, понимающие взгляды. – Завтра предупрежу их, будь готов вечером, – отзывается Дэшвуд, берясь за вилку. – Буду, – улыбается Рутберг снова. Он не считает себя мечтателем, но предвкушение дружеского вечера становится сильнее. – Тогда все выходные – наши, – щурится Дэшвуд, и Рутберг соглашается. Он сдержан, но не может не думать, как давно они не встречались все вместе. Даже от этих мыслей становится хорошо. Дэшвуд с удовольствием принимается за ужин, благодаря взглядом, а Рутберг думает, как лучше устроить выходные. Чтобы снова погрузиться в уютную атмосферу, разделить череду вечеров с друзьями, укрепить эту близость, родное чувство, возникшее однажды, и ставшее очень важным. – Наши, – откликается Рутберг, глядя на Дэшвуда. Тот снова счастливо жмурится, думая о скорой встрече, и Рутберга вновь накрывает предвкушением. – Естественно, – кивает Дэшвуд. – Жду с нетерпением.