Кара

Мама замялась в дверях, посмотрела на него глазами, в которых под солнечной безмятежностью плескалась тревога. — Цу-кун, — ласково позвала она. — Цу-кун… Я понимаю, ты слишком взрослый, чтобы ехать с мамой, но… Всё-таки, может быть, передумаешь? У Цуны защемило сердце. Чем больше он увязал в мафии, в недетских играх с цветными коробочками и дешёвыми на вид кольцами, тем больше на маму набегала тень. Она ни о чём не догадывалась, это не раз и не два подтверждали Иемицу, Маммон, даже Реборн. Но она что-то чувствовала, беспокоилась, и Цуну каждый раз словно прошивало раскалённой иглой. До его окончательной «коронации» оставались считанные месяцы. Сразу после этого он уедет в Италию и неизвестно, когда ещё увидится с ней. Но маме было тревожно рядом с ним, пусть она этого и не осознавала. Ей следовало отдохнуть, и выигрыш в лотерее, обеспечивший им семейный круиз по Тихому океану, оказался как нельзя кстати. Цуна точно знал, что никто в их доме не играл в лотерею. Он знал и то, что почти все служащие на лайнере получают свою зарплату из бюджета ЦЕДЕФ. Это было и к лучшему. — Цу-кун… Ламбо и И-Пин стояли уже по ту сторону порога, смотрели на него с плохо скрываемой надеждой, непривычно серьёзные, терпеливые. На И-Пин не было очков, и Ламбо крепко держал её за руку, ничуть не стесняясь и не пытаясь вырваться. — Мама, но ты же знаешь, — Цуна заставил себя улыбнуться. — Там всего три места. Не волнуйся и отдохни как следует. Обещаю не водить сюда всяких странных девиц. Ламбо громко прыснул. — Братик Цуна, ну ты шутник! — громогласно заявил он, и Нана расслабилась. Когда за ними закрылась дверь, на Цуну обрушилась тишина. Он был в доме абсолютно один, и он отвык от этого. Гокудера с Ямамото уехали ещё раньше. Гокудера отправился искать очередное чудище, прочитав, что рыбаки видели его у острова Кюсю, а Ямамото увязался за ним со словами «никогда не ловил рыбу в море». Цуна вздохнул. Гокудера рвался остаться с Цуной и помогать ему с уроками, но Цуна видел, как горели глаза друга при упоминании неведомого существа, и решительно отказался. И Ямамото попросил приглядеть за Гокудерой. Мало ли что. Реборн улетел в Италию неделю назад, но он позвонил как раз тогда, когда Цуна пытался уговорить Гокудеру спокойно уехать. «Глупый Гокудера, — хрипловато рявкнули динамики телефона. — Цуна должен научиться полагаться не только на вас, но и на себя! Как он научится, если все будут водить вокруг него хороводы?» И Гокудера сдался… В животе как назло заурчало. Цуна невесело усмехнулся и пошёл на кухню. Он доел бутерброды и уже домывал тарелку, когда за забором у двери послышались какая-то возня и ругань. Неужели мама что-то забыла? Одежду Ламбо? Очки И-Пин? Билеты? Он выскочил наружу, отпер калитку, и его тут же сбили с ног. — Отвечай, травоядное, что всё это значит? — раздался сверху голос — неожиданно высокий и очень злой — с интонациями, которые Цуна узнал бы и во сне. — А? — уточнил ничего не понимающий Цуна, и две пары рук втащили его внутрь дворика. Цуна шлёпнулся на задницу, потёр ушибленный локоть. Поднял голову. Поморгал. — Что ты наделал, Савада Цунаёши? — спросил нависающий над ним Мукуро. Цуне показалось, что одежда на нём как-то странно сидит… Новое тело? Цуна нахмурился: — Вы о чём вообще? — А ты не видишь? — Мукуро нервно обвёл свою фигуру руками. — Да он привык, что ты в женском теле шляешься, — Хибари сделал шаг навстречу, с убийственным видом распахивая пиджак. Цуна охнул. — Хи… Хибари-сан, у вас си!.. — он зажал себе рот. Мукуро оскорблённо вскинул голову: — И не у него одного! Цуна перевел озадаченный взгляд. А у кого ещё? Мукуро, всё правильно поняв, выпятил грудь, и футболка обрисовала два небольших бугорка. — Могу ещё штаны снять, — язвительно заметил он. — Член тоже исчез, вместе с яйцами. — А-а-а… При чём здесь я?! — воскликнул Цуна. Вставать он не спешил, хотя кого он обманывал, эти про «лежачего не бьют» ничего не знали. — При том, что нас с утра, когда это случилось, тянет сюда, и Пламя зажигается только рядом с твоим домом! — Мукуро возмущённо потряс трезубцем. Он был бледен и, мягко говоря, сердит. Как и Хибари. Пламя? Мукуро и Хибари странно ощущались, как-то ближе и… и… нет, чётче сформулировать он не мог. Только в собственном теле поселился незнакомый жар, пока ещё слабый, но с каждой минутой рядом с этими двумя он нарастал. — Или ты немедленно всё исправишь, или я забью тебя до смерти, — процедил Хибари, доставая тонфы. Цуна замахал руками. — Я тут ни при чём! Клянусь! Я ничего не делал! Поверьте! — Откуда мы знаем, что ты не лжёшь, травоядное? Действительно, откуда? Он осторожно поднялся, представляя, что находится в клетке с дикими и опасными зверями, что, в общем-то, было недалеко от правды. — Давайте зайдём в дом и всё обсудим? Что могло случиться, кому это выгодно и всё такое прочее? Может, разгадка проста, и мы её просто не видим? Мукуро и Хибари покосились друг на друга. Кажется, они уже пытались выяснять всё это и безуспешно. Ну, две головы хорошо, а третья… Ох, вот тебе и отдохнул! Цуна входил в собственный дом пятясь, как перед стаей хищников. Когда Мукуро закрыл за собой дверь, Цуна вдруг вспомнил своё шутливое обещание, данное маме, и еле подавил истерический хохот. — Тебе смешно, Савада? — опасным голосом спросил Хибари, и Цуна мгновенно протрезвел. — Прошу прощения, — выдавил он.— Позвольте предложить вам чаю. За чаем они пришли на кухню, пользуясь тем, что большего уединения не требовалось. Цуна опустился на стул и рассеянно отметил, что оба его гостя сели так, чтобы видеть окна и дверь: Хибари сел во главе стола, а Мукуро — совсем рядом с Цуной. Цуна осторожно наливал обжигающий чай и понимал, что больше оттягивать время не получится. Он смущённо оглядел товарищей — называть их друзьями не хватало решимости, хотя Цуна и был бы рад, но и только хранителями они уже давно перестали быть. И если Мукуро выглядел непривычно, но не вызывал изумления, то при взгляде на Хибари… дичь же! — Итак, давайте по порядку. Когда вы проснулись, вы уже были э-э… такими? — Да, — откликнулся Мукуро. — Я сначала подумал, что опять проснулся в теле Хром, но у неё совсем другие пропорции и рост, да и милая Хром уехала позавчера с Чикусой на побережье. Тогда я подумал, что захватил другое тело. — Хибари фыркнул, а Цуна навострил уши. — Накануне я привёл одну симпатичную девушку на ночь… — огорошил их Мукуро, — но в зеркале увидел… себя. — А что твоя подружка? — Цуна слегка подался вперёд, крепко обнимая ладонями кружку. — Может, дело в ней? Может, ты чем её обидел, и она, ну, не знаю, прокляла тебя? — предположил он, сам себе не веря. Впрочем, в мире, где существовали десятилетняя базука, Пламя и Кавахира, могло случиться всякое. — Я тоже поначалу так подумал, — с видом «я не дурак» надменно ответил Мукуро. Хибари скривил рот. — Но она как раз пыталась сбежать из квартиры, кричала, что не лесбиянка и, видимо, много выпила вчера, раз приняла меня за парня. Ещё и начала извиняться, — Мукуро поморщился. — Хм… — Цуна задумчиво потёр подбородок. — А что ещё вчера произошло? Или в ближайшую неделю? Ничего странного не замечали? — Мы дрались, — как ни в чём не бывало ответил Хибари. Мукуро странно вздохнул, не то тяжко, не то укоризненно. — Ну да, я мог бы догадаться, — пробормотал Цуна и тоскливо оглядел кухню. Знакомые с детства шкафчики, новая плита, занавески на окнах. Любимые занавески Ламбо, между прочим, он обожал их за нарисованный на них виноград. Захотелось отмотать время назад и всё же махнуть в круиз с мамой и детишками. — А как вы выяснили, что у вас пропало Пламя? — Мы подрались. — Хибари сегодня был особенно немногословен. У Цуны начала болеть голова. — А с чего вы ко мне пришли? Я-то тут причём? — Когда мы физически соприкоснулись, нас обоих посетило видение. Ты и твоё Пламя, — задумчиво произнёс Мукуро, накручивая на палец прядь волос. Цуна неловко подумал, что выглядит это очень по-девчачьи. — Тогда нас и потянуло к тебе. Непреодолимо. Звучало двусмысленно! — А когда оказались у твоего дома, Пламя вновь появилось. — Хибари хмуро смотрел на свою грудь под натянутой до предела рубашкой. Кажется, она ему не нравилась. «Размер как у Бьянки, нет, больше», — машинально отметил Цуна и мысленно застонал. Вот же проклятье! — Пламя появилось, но слабое, да и наши тела не изменились. Даже иллюзия продержалась едва ли несколько секунд. — А как вы это выяснили? Дай угадаю. Снова подрались? — скучающе уточнил Цуна. — Нет, Савада Цунаёши. Ощущение Пламени, это как ощущение руки или ноги. Отсутствие сразу заметишь. Цуна сконфузился. — Ну да, а когда вы только проснулись… — Наше внимание было занято кое-чем другим, — мягко договорил Мукуро и допил чай. Цуна вновь смутился. Он встал, убрал кружки, помыл их — и всё это в напряжённом молчании. Только настенные часы монотонно тикали, разбавляя тишину. — Слушай, Мукуро, а может, это проделки твоего Пламени? Просто у тебя что-то вышло из-под контроля? Ты же можешь иллюзиями создать себе женское тело? Или заставить кого-то поверить, что он стал женщиной? — У меня всегда всё под контролем, — самодовольно заявил Мукуро. — Я вижу сквозь иллюзии, — отрезал Хибари одновременно с ним. — Можешь сам проверить, — нараспев предложил Мукуро. Цуна выдержал его взгляд и вошёл в гиперрежим; сосредоточился. Их Пламя выглядело… Непривычно. Тела этих двоих казались прозрачными сосудами с женскими формами; пламя наполняло их, волновалось штормовым морем, тянулось к Цуне множеством тонких щупалец, а его Небесное Пламя отзывалось на этот зов покалыванием в затылке и уже знакомым жаром. Цуну передёрнуло. Как же тогда ощущали себя Мукуро и Хибари? Только сейчас он понял, как они напряжены, словно жар огромной печи обжигал глиняные вазы. Чего же им стоило сдерживать эту тягу?.. — Иллюзий не вижу, — сказал Цуна, гася Пламя, чтобы не видеть стесняющих разум картин. Не чувствовать было куда труднее. Казалось, раз увидев, «не чувствовать» он уже не мог. И тягу в том числе! — Всё же я не понимаю, что произошло и как я причастен ко всему этому. Я ничего такого не делал: ел, спал, гулял с детьми, зубрил уроки, всё как обычно. Так что давайте позвоним Верде. Он учёный, работающий с Пламенем, у него может есть какая теория, а может даже, само решение. — Я ему уже звонил, — Мукуро подпёр кулаком щеку. — Верде впервые о таком слышит, но рад будет нас изучить. — Он тонко и неприятно улыбнулся. — Только приехать сюда не сможет. Верде сейчас в Берлине, и нам придётся туда лететь самим. Но сначала найти фальшивые документы. — Зачем? — удивился Цуна, садясь обратно на стул. — За тем, что мы теперь другого пола, травоядное. И даже при тебе он не меняется, — Хибари цедил слова сквозь зубы. — А что если мы пока поживём здесь, милый Цунаёши, посмотрим, как Пламя будет вести себя рядом с тобой? — Мукуро с интересом оглядел Цуну. Цуна поёжился. Он надеялся, что они понимают: если эти… неприятности и в самом деле как-то с ним связаны, это ещё не значит, что он же всё это подстроил. — Может, со временем я смогу дольше удерживать иллюзию истинного облика? Тогда мы сможем поехать все вместе. Итак, вердикт ясен: до выяснения обстоятельств они решили, что лучше с ним дружить. — Паспорта всё равно понадобятся, пока неизвестно, как будет вести себя Пламя рядом с Савадой. Подстрахуемся. Цуна впервые видел, как Хибари нервничает. А вот Мукуро — напротив, был вполне расслаблен. С одной стороны это говорило не в его пользу. С другой — Цуна помнил, как он смеялся, отсылая Кена и Чикусу прочь и оставаясь сам, чтобы задержать Вендиче. — Но против иллюзий в случае чего ты не возражаешь? — Мукуро с улыбкой откинулся на спинку стула. — Как-нибудь переживу, — фыркнул Хибари и встал. — Где здесь туалет? — Рядом, направо, — подсказал Цуна. — И что же мы будем делать? — Как и сказал Кёя, закажем фальшивые паспорта. А теперь показывай, где наши комнаты, Савада Цунаёши. Точно, их же надо будет где-то разместить! Цуна приуныл, но тут же взял себя в руки. — Пошли. Из туалета раздался отчаянный рык. Цуна, проходя мимо, прибавил шагу, старательно делая вид, что ничего не слышал. За спиной неслось насмешливое хихиканье Мукуро.

***

— Мне нужна новая одежда, — Мукуро критично осмотрел себя. Штаны на нём трещали по швам, футболка болталась на плечах. Он глянул на Хибари и добавил: — И не только мне. — Отвянь, — отбил, как тонфой пулю, Хибари. Он двигался неловко, явно сконфуженный женским телом, и хмурился каждый раз, когда замечал свою грудь. Неодобрительно так смотрел. — Я не слепой. — Так пойдёмте, обновим гардероб! — Мукуро хлопнул в ладоши. — И ты, Савада Цунаёши, пойдёшь с нами. — Я? Зачем? — Женщина должна доверять мужскому вкусу, — Мукуро подмигнул. У Цуны заполыхали уши. — Не издевайся! Я серьёзно! — Ну не можем же мы в центр города идти в таком виде, — принялся терпеливо объяснять Мукуро, покачивая закинутой на ногу ногой. — Я наброшу на нас иллюзию, думаю, рядом с тобой она продержится какое-то время. К тому же, не забывай, нас притягивает твоё Пламя, на большом расстоянии от него мне лично было… дурно. В этом Мукуро признавался с очевидной неохотой. А ещё он смотрел на Цуну… странно. Знакомо. Внимательно. Цуна и раньше замечал эти взгляды, мимолётом, случайно, но так и не понимал их. Видимо, Мукуро был из тех, кто играет со своей добычей. — Да, — подтвердил Хибари: выглядел он потерянно, будто наконец понял, что неудобство могло затянуться надолго, и это совершенно выбивало его из колеи. — Ну… ладно, — буркнул Цуна. — А деньги у вас есть? — Он скептически посмотрел на Мукуро. — У меня есть кредитная карточка. Но ты на неё даже не рассчитывай, — Хибари демонстративно зевнул. Мукуро поднял ладони в защитном жесте. — Как я могу! Цуна вздохнул, колупнул обивку дивана и тоскливо посмотрел на своих гостей: — Надеюсь, вы не впутаете меня в неприятности. И сразу скажу — бюджет у меня ограниченный. Рассчитан только на еду и только на меня одного! — Жить за счёт травоядного не входит в мои планы. — У меня есть наличка. Цуна ещё раз вздохнул. — Если вы меня как либо подставите, будете прилюдно ругаться или снова сцепитесь, я сдам вас полиции, — предупредил он на всякий случай, но без особой надежды в голосе. Мукуро многообещающе улыбнулся, а Хибари посмотрел с нарочитым интересом, вздёрнув бровь. Цуна встал, подхватил ключи и решительно вышел на улицу. До магазина женской одежды они добрались на удивление без приключений. Внутри было светло, много зеркал и мало народу, вешалки и полки пестрели товаром. Хибари старательно не смотрел в зеркала, Мукуро же на них и вовсе не обращал внимания: он быстро что-то похватал и скрылся в примерочной. Хибари же ходил между рядов с блузками, юбками, бриджами и прочим — и кривился. По лицу читалось крупными буквами: ему ничего не нравится. Потом он нырнул в следующий отдел, кажется, там висела спортивная одежда. Мукуро несколько раз выходил из примерочной, вешал обратно на вешалки одну вещь, брал другую. Цуна приготовился к нудному ожиданию и украдкой рассматривал ажурные шарфики и маечки. Изредка мелькали покупательницы, у кассы щебетала с напарницей продавщица. — Ну как я вам, босс? — Мукуро отдёрнул занавеску и сделал шаг вперёд. В обтягивающих тёмно-синих джинсах со стразами — видимо коротковатых, а потому подвернутых до середины голени — и в светлом топике со стоячим воротничком и глубоким декольте он смотрелся весьма… эпатажно. Цуна залип на ногах, длинных и стройных, на тонкой талии и пирсинге в пупке и ущипнул себя, напоминая: это Мукуро. Тот подло развернулся на каблуках, качнув бёдрами, и положил ладони на округлую задницу. — Нормально сидит? — Да, — сипло ответил Цуна и покосился на Хибари. Тот стоял с непроницаемым лицом. — Здесь нет ничего, что я мог бы надеть. — Ни одна рубашка не сходится на груди? — догадался Мукуро с каким-то торжествующим видом. — И на заднице, наверное, ничего нормально не сидит? Хотя я видел бриджи для полненьких, можешь взять. Он подошёл вплотную к Хибари и осмотрел его с явной насмешкой. Хибари расправил плечи, толкнув Мукуро своим внушительным бюстом: — На себя посмотри, страус. Цуна чего-то такого и боялся. — Может, сходим в отделение традиционной одежды? — осторожно предложил он. — Кимоно носят и мужчины, и женщины. Можно выбрать что-нибудь нейтральное. — А я хотел предложить тебе вот это миленькое платье, — протянул Мукуро, извлекая жестом фокусника скандально короткую тряпочку. Белую, усеянную цветами сакуры. — Как для тебя шилось, Хибари Кё-тян. Хибари мгновенно извлёк тонфы — из воздуха, не иначе. — Тебя в нём закопают. — Мукуро, прекрати! — Цуна привычно встал между ними. — Хибари-сан, не обращайте на него внимание. Юката. Мы сейчас пойдём за ней. — А я куплю нам белья, — весело подхватил Мукуро. Хибари смерил его страшным взглядом. — Никакой сакуры, обещаю. Простое белое бельё. Ну, может, с кружавчиками… Ладно-ладно, без них. Размер… — Мукуро прищурился, — я примерно понял какой. Оставив его подбирать трусы и лифчики — Цуна краснел при одной мысли об этом и был благодарен Мукуро, что не заставил делать это вместе с ним, — они с Хибари зашли в соседний магазин. Хорошо, в их маленьком городе всё было рядом. Хибари исчез в глубине зала, игнорируя приятную немолодую продавщицу и её предложение услуг, и появился через пятнадцать минут с лиловой юката в бабочках по подолу и рукавам. К ней прилагался чёрный с серебром пояс. — Завязывать оби умеешь? Цуна упаднически кивнул. Ему иногда приходилась складывать банты маме на праздники, она почему-то так и не научилась. Но это же придётся трогать Хибари! А если он сделает что-то не так? Его побьют? Цуна осторожно протянул руку к полосе ткани. Ему надо всего лишь надеть пояс, он справится! Хибари стоял, неподвижный, как статуя, и только развёл руки в стороны — воплощение покорности. Цуну бросило в жар. Обернув ткань вокруг Хибари, он заложил хвосты слегка дрожащими пальцами и принялся вязать упрощённый вариант бунко-мубуси. Ханхаба-оби был двусторонним, без подкладки, в половину длины от обычного оби, на нём не всякие узлы можно сделать, зато простор для импровизации — Цуна это всё выучил, одевая маму. Юката под пальцами скользила гладко и мягко, под ней был только тоненький хададзюбан, и сквозь них легко ощущалось тепло Хибари. Цуне процесс одевания казался очень интимным, и он так волновался, что перевязывал бант два раза. Но Хибари спокойно стоял и терпеливо ждал. Когда Цуна закончил, он осмотрел себя в зеркале и тонко улыбнулся. — Ты очень красивый, — вырвалось у Цуны, и он похолодел. От того, что сказал. От того, что перешёл на «ты». Хибари остро поглядел в ответ — как иногда смотрел в школе или на улице, бывало им столкнуться, но ничего не ответил, даже привычного «травоядное». Цуна не знал, что думать. На перекрёстке они встретились с Мукуро. У того было три пакета. Впрочем, Хибари тоже прикупил себе ещё что-то. Мукуро пристально осмотрел Хибари, подошёл и на удивление бережно поправил ему ворот юката. — Вот так совсем правильно. Напрягшийся было Хибари прикрыл глаза и дёрнул углом рта не то презрительно, не то… благодарно? Когда они заходили в дом, Цуна краем глаза уловил мелькнувшую на противоположной улице фигуру. Кажется, этого человека он видел там же с утра. Померещилось?

***

Мукуро извлёк из пакета бельё и стал раскладывать его на диване. — Это мне, это тоже мне. А это тебе, Хибари Кёя. Эта полезная вещь называется минимайзер. Такой специальный лифчик, визуально уменьшающий грудь. С твоим размером и любовью к традиционной одежде пригодится, хотя, я вижу, ты утяжку взял. А это трусы под юката, — Мукуро продемонстрировал что-то маленькое и беленькое, на нём было слишком много дырок. — Обрати внимание, тут есть разрез в промежности, чтобы, когда приспичит в туалет, не нужно было снимать. Хибари заскрипел зубами. Интуиция подсказывала Цуне, что ко всем этим заморочкам тот относится с пониманием, но в устах Мукуро всё принимало пошловатый оттенок. Сам Цуна считал, что знать таких подробностей ему не положено. Он невольно представил Кёко в таких трусиках — и сразу же панически отмахнулся от этих видений. Это же Кёко! Вот Бьянки… или Хибари… Проклятье! Ему срочно требовалось подрочить. — Пойду, приготовлю нам что-нибудь, — сказал Цуна и смылся. Через пятнадцать минут Мукуро появился в одной футболке, со своими бесконечно длинными ногами, почему-то с огромным синяком на бедре, и Цуна понял, что подрочить всё-таки надо было. Особенно когда Мукуро потянулся, футболка задралась и стали видны белые трусы, обтягивающие ягодицы. Простые белые трусы, но у Цуны чуть мозг не взорвался. — Что у нас на обед? — Заварной рамен. — Я не буду есть эту гадость. В кухню вошёл Хибари. Он сменил уличную юката на домашнюю, бежевато-серую с более светлыми ромбами и с белым в мелких цветах поясом, на оборотной стороне отделанным запёкшеся-красным шёлком. На этот раз с бантом он справился как-то сам. Цуну кольнуло досадой и сожалением. — Я готовить не умею, — признался он. — Давайте закажем пиццу! — предложил Мукуро, бесстыдно расписываясь в своём бессилии перед плитой. — Я умею. — Хибари подвязал рукава лентой и зарылся вглубь холодильника. Цуна восхитился: вот что значит дисциплина! На лице же Мукуро застыла недовольная гримаса. — Все вон из кухни, — Хибари указал ножом на дверь. Перед ним лежали овощи, зелень и курица. «то же будет карри!» — воодушевился Цуна. — Но как же ты сориентируешься, где что? — обеспокоился он и заметался по кухне. — Вот здесь тарелки, здесь чашки, здесь столовые принадлежности, тут сковорода… — Разберусь. — Хибари выглядел спокойно и собрано. Кажется, он хотел отвлечься. — Я пойду звонить нашим оформителям документов. Мукуро вгрызся в прихваченное со стола яблоко и ушёл в гостиную. Зазвучал телевизор. Цуна вздохнул. Вздыхал он в последнее время часто. — Я наверху, буду делать уроки. Если что, зови. «Если что» произошло через полчаса. Его потревожили вопли и грохот в гостиной, звук чего-то хрупкого, бьющегося об стены, и Цуна, скатываясь с лестницы, успел лишь крикнуть: — Только не любимую мамину вазу! Но это вазу не спасло. Как и часть любимых статуэток Бьянки. И обивку дивана. Ели в гробовом молчании. Мукуро оставили мыть посуду — Цуна был непреклонен. Спать Мукуро определили в комнате Бьянки. Тот осмотрел чисто женское убранство и попытался изменить иллюзиями под собственный вкус. Жалюзи перетекали в бежевые с розами занавески, на полках с духами и косметикой мерцали лотосы, а платяной шкаф превратился в монстра, сочетающего в себе арт-нуво и простой короб из ИКЕЯ. Мукуро скосоротился, пнул низкий пуфик, взмахнул трезубцем и в комнате остались только кровать, стул и тумбочка. Прежняя обстановка просвечивала сквозь иллюзии, как сквозь мутное грязное стекло, но Мукуро, видимо, было не привыкать. Хибари досталась комната Ламбо и И-Пин. Несмотря на то, что мама перед отъездом убирала во всём доме, им хватило забежать туда лишь на минутку, чтобы оставить за собой сущий бардак. Цуна охнул и кинулся прибираться, пока Хибари сверлил его яростным взглядом. … Спать легли поздно. Цуна без сил упал на кровать и обнял подушку. Он очень надеялся, что они разрулят ситуацию до возвращения мамы и остальных. Иначе как он объяснит двух подозрительных девушек у себя дома? Мама, конечно, решит, что это его новые друзья, и оставит их здесь. Но Бьянки ведь не обманешь? Да и за детей Цуна боялся. Мукуро мог их напугать какой-нибудь иллюзией, Хибари не переносил шум и толпы. Нет, это плохая идея. Он уже был готов лететь с этими двумя в Берлин. Только бы Верде что-нибудь придумал! Жаль, Гокудеры и Ямамото сейчас нет рядом. Их поддержки очень не хватало. Возможно, они бы помогли что-нибудь придумать… Или только усугубили ситуацию. Гокудера не удержался бы от замечаний, да и Ямамото в своей дружеской манере мог что-нибудь такое ляпнуть, от чего потом придётся либо себя, либо дом собирать по кускам. «Как он научится, если все будут водить вокруг него хороводы?» — вспомнил Цуна и зажмурился. Нельзя. Пока что нельзя. Он ещё не истощил все свои возможности. Нет, наверное, хорошо, что их здесь нет.

***

Цуна стоял перед старыми вратами храма, выцветшими от солнца, дождей и безразличия. Под ногами стелился туман, не слышалось ни пения птиц, ни шелеста крон деревьев. Впереди угадывалась выгнутая крыша хондэна — главного здания синтоистского святилища. Цуна смутно помнил упоминания о нём, но никогда сюда не ходил. Что-то потянуло его вперёд. Он взошёл по потёртым каменным ступенькам и огляделся в поисках хайдэна — святилища. Ему отчего-то было невыносимо стыдно, так, что нутро подводило от неловкости и страха. Он был готов встать на колени, чтобы молить о прощении, но не за себя, нет… Сбоку что-то прошелестело, мелькнуло белое с красным одеяние. — Ты — Небо. Ты в ответе за своих Облако и Туман, — произнёс гулкий женский голос, и Цуна открыл глаза. Перед ними в пупке переливался гранями прозрачно-синий камушек пирсинга. Впалый живот был покрыт едва заметным пушком. Цуна, ещё не до конца проснувшись, протянул руку и прикоснулся к нему. Повёл ладонью выше, к выделяющимся дугам рёбер и замер. Футболка так сильно задралась, что было видно мягкое и округлое с маленьким розовым соском. — Нравится? Хочешь потрогать? — хрипло спросил Мукуро и закинул ногу ему на бедро. Цуна попытался вывернуться, но оказался лицом к лицу с Хибари, лежащим от него с другой стороны. Точнее, с его декольте: ворот дзюбана разъехался, обнажая полные белые гру… — Какого чёрта, — прошипел Хибари. Он явно был ошарашен не меньше Цуны. Это отрезвило, и Цуна смог, наконец, сесть. — Это я вас хочу спросить! Что вы делаете в моей кровати?! — По-видимому, спим, — игриво заметил Мукуро и потянулся, длинный и угловатый даже в женском обличье. — Прикройся! — огрызнулся Цуна и соскочил с кровати. — И ты тоже! Хибари резко встал и запахнулся. Его трясло от бессильного бешенства. Цуна даже не сомневался, что как только ситуация разрешится, Хибари припомнит его рёбрам всё унижение. — А мне показалось, тебе всё нравится. Мукуро ехидно смотрел на Цуну, его глаза светились странным торжеством. Он бесстыдно пялился на его пах: утренний стояк никуда не пропадал. Цуна вспыхнул и скрылся в ванной. Обсуждать случившееся никто не хотел. Все пытались успокоиться и собраться с мыслями и только косились друг на друга с подозрением. Первым не выдержал Цуна: — Ладно, я понял, вы не знаете, что произошло. Я тоже не знаю! Может, это влияние моего Пламени, вы ведь сами говорили, что вас притягивает к нему! Но клянусь, я вас пальцем не трону! «И вы меня не трогайте», — закончил он мысленно. Хибари странно на него посмотрел и ничего не ответил, но кажется, заверения его устраивали. Или нет. Пойди пойми его! У Мукуро же был такой вид, словно он читал мысли Цуны. — В любом случае нам некогда рассиживаться. Человек, который может сделать фальшивые паспорта, готов встретиться в парке. Сегодня, в час дня, — Мукуро пощёлкал кнопками в мобильном телефоне. — Савада Цунаёши, ты летишь в Берлин с нами. — Зачем? — вяло поинтересовался Цуна. Этот вопрос неожиданно стал главным в его жизни. — Паспорта должны быть на вас таких, как сейчас, никаких иллюзий. — Ты забыл, что вдалеке от тебя нам… — Паршиво, — спокойно докончил Хибари, отпивая чай. — Ну и я хочу быть уверен, что смогу отбиться, если что пойдёт не так. Это у Хибари Кёи есть его бессменные тонфы, а у меня только иллюзии. Напряжение мелькнуло в голосе Мукуро, и Цуна понял: несмотря на показную браваду ему очень неуютно. Всю жизнь полагаться только на свою силу и тут лишиться её, да ещё и зависеть от кого-то. Пусть даже пока он сидел в Вендикаре, то зависел от Хром, но разве можно было сравнивать? Оказаться на милости человека, которому даже не особо доверяешь… Цуне искренне стало жаль Мукуро. За забором по-прежнему маячила уже знакомая тень давешнего незнакомца. Терпение Цуны лопнуло. Надо было рассказать Мукуро и Хибари. Они пришли в парк заранее. Купили выпить в кафе по дороге и стали ждать. Ярко и обыденно светило солнце, Мукуро уплетал мороженое, Цуна пил минералку, мимо них ходили парочки, гуляли старики и носилась шумная, бесстрашная детвора. Хибари с отсутствующим видом сидел на соседней скамье и потягивал молочный коктейль, где-то уличные музыканты исполняли на скрипках вариацию танго. Нехорошее предчувствие гнездилось в солнечном сплетении Цуны и с каждой минутой усиливалось. — Эй! Это же Никчёмный Цуна! Вот это да, двух таких красоток подцепил! Цуна, не познакомишь? Как в дурной подростковой комедии к ним подвалили бывшие одноклассники Цуны. Сердце тяжело ухнуло в желудок и сжалось там в комок. Только не это! А вдруг они узнают Хибари? Что делать?! Цуна решительно встал, загораживая собой «девушек». — Парни, я… — Не разговаривай с травоядными, Савада, — приказал Хибари. — И если кто-нибудь назовёт Саваду ещё раз «никчёмным», скормлю вам ваши языки. Мукуро с интересом глянул на него, тоже встал и собственнически приобнял Цуну за плечи. — Мы заняты, мальчики. Парни растерянно загудели, но лезть к ним не решились, предпочтя двинуться дальше по своим делам. Цуна незаметно выдохнул и посмотрел на Хибари. Тот невозмутимо допивал коктейль. — А знаешь, Савада Цунаёши, если Верде ничего не сможет сделать, у меня появился на этот случай план. Мукуро склонил голову — чёлка спрятала его глаза — и показал мелкие белые зубы в подобии улыбки. Он вообще много улыбался; интуиция подсказывала, что это очередная маска. — Если я не могу заполучить твоё тело, я могу выйти за тебя замуж. От неожиданности Цуна выронил бутылку, и та упала, пролившись на асфальт. Хибари закашлялся. — Паршивая шутка! — возмутился Цуна. Мукуро ведь просто развлекался за его счёт? Правда же? — Не буду я на тебе жениться! — на всякий случай добавил он. — Только через мой труп. — О-о, Хибари Кёя тоже претендует на руку и сердце Савады Цунаёши? — Убью. — Хибари встал и достал тонфы. Он их в рукавах, что ли, прятал?! — Прекратите! — громко и чётко приказал Цуна. Только драки посреди оживлённого места ему не хватало. Но почему-то Мукуро и Хибари его послушались. И как только все успокоились, раздалось вежливое покашливание. — Кто из вас двоих Хром Докуро? — Это я, — живо откликнулся Мукуро, ослепительно улыбаясь. — А вы, наверное, наш связной, господин?.. — Кавасаки. Из-за деревьев вышел немолодой мужчина в мятой рубашке и при этом наглаженных штанах. Глаза мышиного цвета бегали, взгляд ухватисто ощупывал Цуну, Хибари, Мукуро, и доверия это не вызывало. — Значит, вам нужны документы? — Да. И чем быстрее ты их сделаешь, тем лучше для тебя, — в своей манере ответил Хибари. Кавасаки не обратил внимания на тон. Он потирал руки и улыбался. — Я должен быть уверен, что вы не из полиции и достойны доверия. Обычно мы работаем с проверенными людьми. Рокудо Мукуро поручился за вас… — Вам мало его слова? — недовольно спросил Мукуро. — Доверяй, но проверяй, — елейным голосом ответил Кавасаки, часто кивая. — И как же вы нас проверите? — Цуна опасался, что с него затребуют какие-то личные данные, а у него всего лишь истёк заграничный паспорт, и он мог сам его восстановить. Он не стал этого делать, потому что всё равно не ехал отдыхать, и сейчас глубоко в этом раскаивался. С другой стороны, он не хотел в своём паспорте отметки о полёте в Берлин. Если бы злосчастная книжечка попалась на глаза Реборну… Врать ему Цуна до сих пор не умел. — О, не беспокойтесь, — услужливо ответил Кавасаки, дотрагиваясь до гарнитуры в ухе. — Я уже во всём удостоверился. Пройдёмте, нам потребуются ваши фотографии. Они шли полчаса улицами и улочками, сворачивали в подворотни. Напряжённая спина Хибари маячила впереди, он шёл рядом с Кавасаки, будто подозревал его в чём-то, и наверняка запоминал дорогу. Цуна не сомневался, что в скором времени эту контору ожидает визит любознательных молодцов из Дисциплинарного Комитета. Один Мукуро выглядел беззаботно, но глупо обманываться, взгляд у того был цепкий и недобрый. Цуна порадовался, что успел рассказать им про слежку. Когда Мукуро при помощи иллюзий попытался прощупать того, кто ошивался возле дома, то никого не обнаружил, только слабый отпечаток пламени. Видимо, пасли их не круглосуточно. А сейчас, сейчас следили? За выкрашенной серой краской дверью коварно начинались каменные ступеньки, круто уходившие вниз. Шагнёшь, не подумав, — костей не соберёшь. На дне, в одной из комнат за рядом дверей стояли камера на штативе и стул. А ещё во всю стену напротив стула было зеркальное окно. Цуне это не понравилось — в кино такими пользовались для слежки. А в некоторых случаях — для допросов. Его усадили первым. Камеру настраивала девушка, довольно вульгарно одетая, в пирсинге и в ярком парике. Сними она эти патлы и убери обилие штанг и цепочек, Цуна прошёл бы мимо неё на улице, даже не обратив внимания. Идеальная маскировка. Вспышка на мгновение ослепила его. Во время щелчка Мукуро обернулся к зеркальной поверхности; рука в перчатке с обрезанными пальцами взмыла в воздух, в ней материализовался трезубец, и Мукуро с размаху воткнул его в стекло. Оглушающе зазвенело, посыпались осколки, внутрь полезли лианы с лотосами. С той стороны окна закричали, а из незаметной двери появились вооружённые люди. Цуна не успел и проморгаться, а в комнату набилось человек десять-двенадцать. — Туманница! Проклятье! — Прошу любить и жаловать, — Мукуро церемонно поклонился. — Момокё-кай, — презрительно выплюнул Хибари. Девица в парике быстро приставила нож к горлу Цуны: — Дёрнетесь, и можете распрощаться с вашим бойфрендом. Цуна сглотнул и осторожно нащупал варежки в кармане джинсов. — Так и знал, что ты путаешься со всяким отребьем, — заметил Хибари. — Но если они твои приятели, что ж ты на них напал? — Тот типчик, — Мукуро указал трезубцем на патлатого, — следил за домом Савады Цунаёши. Я узнал его по отпечатку пламени. А я не люблю, когда за мной следят, особенно те, с кем я, вроде как, имею дела. Активировать силу колец они не могли, но даже без них Хибари Кёя и Рокудо Мукуро были опасными противниками. — Вот как… Что ещё ожидать от твоих знакомств, — Хибари ухмыльнулся. — Вот она! Она меня избила! — трясущейся рукой указал на Хибари какой-то бугай. — Шинтаро, ты совсем никудышный дебил. Вот эта пигалица умудохала тебя до кровавых соплей? Я думал, она хоть выглядеть будет внушительно, болди-билдерша какая-нибудь. Или она тебя сиськами задавила? Вон какие! Бандиты обидно заржали. Хибари выхватил тонфы и холодно сообщил: — Вы покойники. — Согласен, Хибари Кёя. — Мукуро тоже вышел вперёд. Про Цуну они очевидно забыли. — А можно я буду звать тебя Кёя? Ну, учитывая наши общие проблемы, они, знаешь ли, сближают… — Засунь фамильярность себе… — А эту я тоже знаю! Она мою девку совратила! — перебивая Хибари, взвизгнул тот же самый бугай. Он указывал на Мукуро. — Она в баре какого-то Рокудо Мукуро подцепила, я проследил до квартиры, подождал немного и хотел пойти разбираться, а там эта девка у дверей стояла! — Он указал на Хибари. — Когда я спросил, знает ли она Рокудо Мукуро, она меня избила! Я только отполз, как выскочила моя Канами, вся в слезах, а вслед за ней на лестницу вышла эта, — обвиняющий палец ткнул на Мукуро, — голая, и трусы ей вдогонку швырнула, ещё и посмеялась! «Это, кажется, твоё?» — вот как! — Видимо, ты не только драться не умеешь, но ещё и плохо свою девку удовлетворяешь, — хохотнул кто-то из толпы. Бугай зарычал и полез с кулаками на товарища. — Честное слово, я ни о чём таком не был в курсе! Рокудо Мукуро — мой надёжный клиент! — заголосил Кавасаки. Тут кто-то неуверенно воскликнул: — Народ! Народ, слушайте! А это не тот пацан, который со своими дружками нас побил? С ним ещё были трое: блондинчик с кнутом, бешеный с динамитом и ещё один, с битой! Повисла тягостная тишина. Девушка, угрожающая Цуне, испуганно отшатнулась. Цуна воспользовался этим: вывернул ей руку и выбил нож. Это и послужило сигналом к драке. — Ненавижу толпы. Хибари бил чётко и даже без замаха — очевидно, что за противников он никого из Момокё-кай не считал. Но и не щадил: Цуна был уверен, сейчас тот вымещал злость за всё случившееся с ним за последние дни. И не он один. Мукуро ловко орудовал трезубцем и улыбался безумно и кровожадно. Якудза, отбиваясь, воинственно вопили. Цуна вышел в гипер, натянул варежки и задумался. Справлялись тут и без него, но стоять и наблюдать было как-то… неловко? На него набросился один парень с катаной, объятой Пламенем Грозы, и Цуна с облегчением ударил в треть силы. Закончилось всё быстро, и только Цуна собрался погасить Пламя, как смутно знакомая картина встала перед внутренним взором: туман, стёртые ступени, выгнутая крыша хондэна — и его что-то ударило по голове. От боли из глаз посыпались искры, в ушах зазвенело. Цуна согнулся, прижимая руку к затылку; пальцы наткнулись на мокрое. На перчатках осталась кровь. Он медленно обернулся, чувствуя, как пол плывёт под ногами. На него в ужасе таращился какой-то тип с ирокезом. Мукуро и Хибари посмотрели на Цуну, перевели взгляды на незадачливого метателя… кирпича? Или что это было? И медленно взяли бандита в клещи, как хищники — свою жертву. Впервые в жизни Цуны за него кого-то били ногами. Ногами — девушки. Это было… да блин, «странной» была вся его жизнь, но сейчас — особенно. Сейчас Цуна не взялся бы точно сказать, что охватило его больше, ужас или благодарность. На улице лил дождь. Домой пришлось бежать, разбрызгивая лужи, но Цуна всё равно промок до нитки, и не он один. Вваливаясь в дверь, Мукуро и Хибари прямо у порога начали стаскивать с себя мокрую одежду. — Эй-эй! Может, хотя бы не при мне?! — взвыл Цуна. Хибари замер, неловко заведя руки за спину к застёжке лифчика. Мукуро пожал плечами, закинул топик на плечо и, голый по пояс, ушёл в кухню. — Сделаю нам чаю. Хибари Кёя, можешь идти в ванную, я просушусь иллюзиями. Савада, переоденься в сухое и дай я осмотрю твою голову. Вдруг ты истечёшь кровью, и мы лишимся драгоценного будущего босса? Или он лишится последних мозгов? Цуна хмыкнул. Он тронул рану и поморщился. После первого приступа тошноты ему стало легче. Голова болела, но умирать он вроде не собирался. Вообще-то он должен был первый идти в ванную, как хозяин дома, но пропустить девушек вперёд — банальная вежливость. Правда, ни Хибари, ни Мукуро девушками не были. То есть сейчас-то были, но… он запутался. Теперь ещё и паспорта накрылись. Не может же быть, чтобы та несчастная контора — их единственный вариант? Может, Хибари что знает? Цуна переоделся в домашнюю одежду и спустился в кухню. Мукуро ковырялся в аптечке, разложенной на столе, рядом с коробкой лежали бинт и перекись водорода. В гипер-режиме такие раны почти не страшны, но обработать её всё же стоило. — Садись на стул. Мукуро поднял взгляд и непривычным жестом заправил чёлку за ухо. На стуле висели джинсы и топик, на самом Мукуро была только большая футболка. Иллюзия? Лишь бы не развеялась не вовремя. Цуна с опаской опустился на табуретку. Он ожидал чего угодно, но не того, как бережно будет Мукуро ощупывать его голову, промывать ватным тампоном рану, украдкой перебирая длинными пальцами его волосы. Он нависал над Цуной прохладной тенью, от его кожи шёл приятный запах цветов. Захотелось уткнуться носом в футболку, обнять Мукуро за талию. Узнать, каковы на вкус эти вечно насмешливые губы. Но это же Мукуро! И он парень! И у Цуны есть Кёко! И — это Мукуро! Цуна замотал головой. — Не вертись, а то бинты лягут криво. — Мукуро аккуратно обматывал его голову. Выглядел он задумчиво. — Знаешь, я должен тебя поблагодарить. — За что? — Тот кирпич предназначался мне. Я дезориентировал придурка иллюзией, но не думал, что он швырнёт в тебя. — Мукуро ласково провёл пальцами по щеке Цуны, и эта неожиданная интимность испугала. Он с ним заигрывал? Издевался? Извинялся таким неожиданным образом? Это Мукуро-то?! Цуна недоверчиво моргнул. И тут снова навалилось: крыша хондэна, белое с красным одеяние, туман и ещё крики… Из ванной послышались грохот и вопль, переходящий в ругань. Цуна бросился туда, слыша за собой торопливые шаги Мукуро. В ванной было жарко, влажно, душно, и первое, что увидел Цуна, — голое тело Хибари. И кровь. С перепугу Цуне показалось, что ею забрызганы все стены. Цуна оцепенело стоял на пороге и не чувствовал ног. Он тупо смотрел на Хибари и не мог понять, почему же тот не поднимается. Хибари прижимал одну руку к себе, и красное струилось под горячим душем по его животу, а второй рукой он пытался ухватиться за бортик ванной и не мог, не мог… Мукуро тихо ругнулся за спиной Цуны и, отодвинув его, решительно вошёл в комнату. — Что за хрень, Хибари Кёя? — спросил он недоумевающим голосом. Чуть вздрогнул и сказал совсем другим тоном: — Не вставай! Да стой же ты! Ты себе и другую руку похерил! Хабири замер, загнанно дыша. — Откуда кровь? — глухо спросил Мукуро, наклоняясь над ним и быстро выключая воду. Тот стиснул зубы и медленно отвёл руку от живота. Мукуро втянул воздух носом, а Цуна подавился вскриком. Из предплечья Хибари торчала кость, отливая бело-сахарным блеском. Без постоянного потока воды кровь закапала густыми каплями, растекаясь по животу. Цуна торопливо отвёл взгляд и наткнулся им на правую кисть Хибари, бессильно лежащую на бортике ванной. С ней тоже было что-то не так. Что-то совсем не так… Мукуро тихо выругался. — Как тебя угораздило, Хибари Кёя? — потрясённо спросил он. Лицо у него было, как у человека, чьё солнце взошло на севере. Цуна его понимал. Не мог Хибари покалечить обе руки — не в драке, не в дикой катастрофе, а просто упав в ванной. — Не знаю, оно само, — выдавил Хибари, тяжело дыша. Глаза у него были потрясённые, неверящие. Не верил, что «само» и Цуна, но было не до выяснения этого. Мукуро сдёрнул с крючка полотенце и осторожно зажал им рану. Цуна торопливо схватил с другого крючка мамин халат и попытался накинуть Хибари на плечи. — Савада, потом, — сквозь зубы процедил Мукуро. — Помоги лучше его вытащить. Цуну обдало стыдом. Он посмотрел на стремительно опухающую кисть, теряющую свою форму, и споро подхватил Хибари под локоть. Вдвоём с Мукуро они смогли поставить его на ноги. Цуна плюнул на всё и принял на себя его вес, пообещав себе не сопротивляться, когда Хибари придёт его потом убивать. — Рёхей, — сказал Цуна. — Вот, кто нам нужен. И он, как назло, на Чемпионате в Америке. — Позвони Курокаве, — глухо сказал Хибари, выпрямляясь. Бледный до синевы, на грани обморока от болевого шока. — Он прилетит первым же рейсом. — Вот чёрт. — Мукуро рассеянно помог ему просунуть руку в рукав халата и запахнул полы, — М.М. — вообще во Франции. — Я вызываю скорую, — вздохнул Цуна. — Что мы им скажем? — Нет! — Хибари вскинулся было, но Мукуро подхватил его за талию и бережно придержал. — Глупый хищник, только хуже себе делаешь! Я помогу, и не спорь! Надо наложить повязку. И лёд на оба запястья, — он повернулся к Цуне. — Савада, у нас документы на Хибари Кёю, а он мальчик. Скорая будет в недоумении. — Сможешь создать иллюзию? — Цуна задержался на пороге ванной, сверля его взглядом. Мукуро кивнул. Сколько бы ни прошло времени, а порядок в Намимори всегда охранял Хибари Кёя. Глупо было бы думать, что новости о его переломах не разойдутся по всему городу ещё до утра. Но сейчас это было неважно. Позже Цуна поймёт, что, скорее всего, вошёл в гиперрежим, но тогда он не думал об этом. Паники не было, наоборот, он ощущал предельную собранность. Усадив Хибари на кухне, Цуна сходил за бельём, юката и телефоном, пока Мукуро накладывал повязку на переломанное предплечье. Сосредоточенный, внимательный и очень бережный. Словно Хибари никогда не был его врагом и не было никакого противостояния, а перед Мукуро сидел кто-то из его подопечных: раненный и требующий помощи. Из них троих дееспособным в полной мере оставался только Мукуро, и он без лишних слов взял ситуацию в свои руки. Кажется, он знал, что делать при таких травмах. Цуна испытал облегчение и вновь —благодарность. Сейчас он ощущал их троих как единое целое, почти как если бы он работал с Гокудерой и Ямамото. И отчего-то под рёбрами ширилась уверенность, что Мукуро тоже чувствует эту целостность, это единство. Что они не просто члены одной группы. Семья. Пока Мукуро колдовал над Хибари, тот морщился, шипел, сцепив зубы, но не возражал. Иногда они пересекались взглядами, словно вели молчаливый диалог. Цуне было неловко смотреть на это. От их незримого разговора веяло некой интимностью, и он чувствовал, что присутствует при тайных переговорах. Что эти двое приходят к каким-то выводам. Компромиссу. К перемирию. Интуиция подсказывала: они говорят про него. Что-то решают между собой о нём — о Цуне. Но… почему? Чем он заслужил? Что сделал такого? И что должен сделать, чтобы это хрупкое равновесие не нарушилось? Когда Мукуро закончил, Хибари коротко кивнул в знак благодарности, и Цуна помог надеть ему бельё и накинул на плечи юката, не думая том, что дотрагивается до обнажённого тела девушки. Скорая приехала быстро. Мукуро едва успел набросить на Хибари иллюзию. Удивительное дело, достаточно было одного кивка Хибари, чтобы Мукуро и Цуна смогли поехать вместе с ним. Ожидание длилось тягостными щелчками минутной стрелки. Мукуро сидел рядом с Цуной, прямой и неподвижный, как статуя. Цуна косился на его точёный профиль и старался не думать о том, что в воздухе пахло лекарствами и антисептиком, и эти запахи были у Мукуро явно не в пятёрке самых любимых. Но он не уходил. Сидел, прикрыв глаза, и поддерживал иллюзию, пока за закрытыми дверями медики колдовали над Хибари: сначала делали рентген, потом совмещали и собирали на спицу осколки, обрабатывали и сшивали разорванную плоть. Мукуро сказал, что делают всё это при местном наркозе. Медик, бейджик которого сообщал, что его зовут Йошитака-сенсей, вышел в коридор с видом скорбного глашатая. Он сообщил, что вторая рука у Хибари тоже сломана, но, слава богам, без смещения. Цуна молча достал телефон Хибари и сел звонить Хане. Мукуро развалился на стуле, откинувшись на спинку. Всё ещё держал иллюзию. Цуне хотелось поговорить, как-то отвлечься, но тревожить Мукуро он не решился. Да это и не было нужно — тот сжал руку Цуны своей, так уверенно и привычно, как будто давно этого хотел и не раз проигрывал движение в голове. Цуна легонько пожал холодные пальцы в ответ. — Кстати, здорово, что ты знаешь, что делать при переломах. Мукуро скривился: — При переломах — не знаю. Только при простейших травмах. Кен вечно… За дверью загрохотало. Перепуганно взвизгнул Йошитака-сенсей. — Видимо, Хибари что-то не понравилось, — вздохнул Цуна. Мукуро негромко фыркнул, крепче сжимая его руку. — Я удивлён, что никто из Дисциплинарного Комитета ещё не вломился сюда, — сказал Цуна, рассеянно поглаживая большим пальцем потеплевшую кожу. — За кого ты меня принимаешь? — Мукуро посмотрел на него с лёгкой жалостью. — Новость об… этом небольшом инциденте не покинет стен больницы. Они все считают, что уже всем всё рассказали, и больше не будут поднимать эту тему. — Спасибо! — с чувством выдохнул Цуна, на мгновение привалившись к нему плечом. В коридор вышел Хибари с загипсованными руками. Его слегка пошатывало от обезболивающих, и Цуна торопливо вскочил, подставляя плечо. Он осторожно придерживал Хибари за талию и рассеянно слушал врача: пить антибиотики и анальгетики, разминать пальцы, что-то ещё. Им ничего из этого не понадобится. Хана уже написала, что Рёхей прилетит на следующий день. Всего-то потерпеть немного. Они вернулись домой так поздно, что даже не стали ужинать и просто повалились спать. Теперь Цуна стоял перед хайдэном. Вокруг по-прежнему стелился туман и на уши давила тишина. Только кто-то тихо скулил и плакал. Цуна вошёл в святилище — на полу сидел молодой паренёк. Из-под тёмных прядей бежали густые струйки крови, руки были перебиты. Он укачивал их и всхлипывал. Уже знакомый потусторонний голос повторил: — Ты — Небо. Ты в ответе за своих Хранителей. Цуна открыл глаза. Утренние сумерки скрывали очертания комнаты, но два тёплых тела по бокам он ощутил очень чётко. Резко сел, но испугался, что разбудит, и застыл. Мукуро спал, подтянув ноги к груди, — так же спал в детстве Цуна, когда чего-то боялся. Цуна накрыл его лёгким одеялом и, обмирая от своей наглости, погладил по волосам: хохолок защекотал ладонь, будто ластился к ней. Хибари спал, вытянувшись на спине. В дзюбане и юката ходить оказалось теперь неудобно. Гипс белел в темноте, и Цуна осторожно провёл по нему рукой. Хибари хмурился во сне. Наверное, всё ещё болело. Цуне хотелось унять эту боль, но он не знал, как. Он мог только быть рядом. Захотелось обнять, поделиться теплом… Но ведь это же был Хибари. Словно подслушав его мысли, Хибари вздохнул. Узкий для него топик Бьянки обтянул аппетитные округлости. Цуна отвел взгляд и слез с кровати. Когда все проснулись, устроили маленький консилиум на тему, что Хибари может делать, а чего не может со сломанными руками. — Я всё буду делать сам, — цедил Хибари, упрямо сверкая глазами. — Не думаю, что это хорошее решение. Всё-таки травма серьёзная. Да и как в гипсе-то? Вдруг он сдвинется? Вдруг швы потревожишь? Нет, тебе не стоит ими вообще шевелить. — Поддерживаю, — развалившись на диване, сказал Мукуро, щёлкая в телефоне, и, глянув поверх него, подмигнул. Может, он думал иначе, но из вредности решил встать на сторону Цуны? Цуна не знал. Удивительным было то, что Мукуро и Хибари жили под одной крышей и до сих пор не поубивали друг друга, и это хрупкое равновесие стоило бы сохранить. Но Цуне нужна была поддержка, а не затяжные споры, поэтому он закрыл глаза на то, что Мукуро откровенно развлекался за их счёт. Цуна пожалел, что прослушал большую часть слов врача, но спросить у Йошитаки-сенсея Хибари точно запретит, слишком гордый. — Если есть сомнения, мы можем позвонить врачу и уточнить, — как бы между прочим предложил Мукуро, явно издеваясь, и Цуна едва не застонал. — Нет, — отрезал Хибари. Цуна почувствовал себя пророком. Завтрак пришлось готовить ему. Цуна сделал бутерброды, заварил чай: наверное, не такой хороший, какой получался у Хибари, наверное, стоило поучиться, может даже, чайной церемонии? Мукуро снова вышел на кухню в одной футболке, только теперь не синей, а тёмно-красной. Выглядел он при этом, как Бьянки в вызывающем коктейльном платье. Конечно, то было платье, а не футболка, но Цуна не мог отделаться от ощущения, что его соблазняют. Или издеваются над ним, что вероятнее. Выгнать Мукуро с кухни у него не хватило духу, ведь тот помогал: подавал хлеб, нож, чашки, и рядом с ним было легче. Цуна представлял, что пусть ненадолго, но всё в порядке. Ничего не было в порядке! Хибари стоял перед ним с непроницаемым лицом, совсем как в магазине, а Цуна мял в руке бежевый лифчик. Как там его назвал Мукуро, минимайзер? Он осторожно подставил лямки, чтобы загипсованным рукам было легче в них попасть, и приложил чашечки к груди, стараясь смотреть в сторону. Он всё равно остро чувствовал живое тепло, исходящее от Хибари, его тихое дыхание, бархатистую кожу — костяшками пальцев. Пришлось прижаться вплотную, чтобы зацепить крючки застёжки, и только потом до Цуны дошло, что мог обойти и встать за спиной. И удобнее, и не надо смотреть на Хибари. Ощущать, как вздымается и опадает его грудь. Тот повернул голову, мазнув носом по виску, и чуть сипловато спросил: — Какие-то проблемы? — Нет! Нет, я сейчас, почти… — Цуна засуетился и не сразу попал крючками в петли. Вот бы Кусакабе тоже стал девушкой! С такой же невозмутимостью обращаться с главой дисциплинарного комитета Цуна не умел. Он отступил на шаг, сглотнул и хрипло спросил: — Трусы менять будем? — Нет. — Хорошо. В смысле… — Хибари улыбнулся, и Цуна выдохнул: — Не важно. Следующей шла юката. Цуна осторожно продел загипсованные руки Хибари в рукава, накинул юката на плечи и запахнул. Оставался пояс. Чёртов пояс, с которого начались все эти непонятки между ним и Хибари. Стоп, Цуна видел на Хибари завязанный без помощи самого Цуны оби, наверняка это цуке-оби, пояс с готовым бантом! Цуна огляделся, увидел пакет и залез в него. Уличная юката, запасной дзюбан и косихимо, а вот и искомое! Цуна всё закрепил даже с первого раза, отошёл и бросил неуверенный взгляд на лицо Хибари — у того трепетали ноздри, а зрачки расширились. Ему не нравилось, что Цуна трогал его? А в магазине нормально перенёс, вроде… Ну и просил бы о помощи Мукуро! — Дальше. Ванная. Цуна помолчал. Зря он сердился. Он развернулся и пошёл выполнять обязанности, о которых не просил. В итоге Цуна Хибари ещё и умывал, долго регулируя температуру воды по отрывистым подсказкам, больше похожим на приказы, и держал зубную щётку, и бутерброд, и чашку под делано-сочувствующим взглядом Мукуро, от которого хотелось дать тому пинка. Но если Хибари и раздражался, то не подавал виду, держался с достоинством, только вот всё равно Цуна чувствовал исходящую от него беспомощную злость. Но самое страшное произошло, когда Хибари понадобилось в туалет. — Пошли, — сказал Хибари, когда Цуна ломал голову над учебником. Занятия он по понятным причинам пропускал, и это точно не могло сойти ему с рук. Ещё и Мукуро валялся на его кровати и слушал музыку в наушниках. Отвлекал. И музыкой, громко звучащей, и собой. И чего ему не сиделось в комнате Бьянки? — Куда? — настороженно спросил Цуна. — В туалет. — А-а-а, может, Мукуро? — Хибари смерил Цуну уничтожающим взглядом. — Ну, он же тоже девочка, — с отчаянием проговорил Цуна. Сейчас, в отличие от вечера, когда он готовил Хибари к приезду скорой, спокойствия и уверенности не было и впомине. — Представь, что ты — его Хром, Савада Цунаёши, — беззаботно предложил Мукуро, вынув один наушник. — Но я не она! — И хорошо, — хмыкнул Хибари и вышел из комнаты. Цуна поплёлся следом. В туалете Хибари встал напротив Цуны, спиной к унитазу, и с невозмутимым видом приказал: — Заткни подал за пояс. И сними трусы. Цуна зажмурился, протянул руки вперёд, ощупал бёдра Хибари, упругие и гладкие, провёл ладонями вверх, цепляясь за кромку трусиков. И рывком потянул вниз. — Почему ты не надел те, с прорезью? — пробормотал Цуна, сгорая от стыда. — Какие ты на меня надел, в тех и хожу. Далеко не уходи. Цуна припомнил, как хватал бельё впопыхах и застонал. Хотелось начать оправдываться, но он только отвернулся — и всё равно услышал журчание. Зашумел слив бачка, Хибари завозился, и Цуна, не размыкая век, хотел было повернуться и натянуть трусики обратно, как почувствовал тяжёлый взгляд Хибари. — Туалетная бумага. Выходил из туалета Цуна с ощущением, что его окунули в чан с кипятком и его кожа горит и плавится. Мукуро сидел в гостиной и тихо посмеивался. — Тяжела жизнь босса, да, Савада? — При чём тут это? — Цуна похлопал себя по горячим щекам. Почему-то перед Мукуро, наблюдавшим все эти пляски, было неудобно. — Хибари мой… э-э-э… друг. Вряд ли Хибари был того же мнения, но это уже неважно. — О, значит, окажись я на его месте, на подобную любезность мог бы не рассчитывать? — К чему ты клонишь? — Интересный ты. Самоотверженный такой, добрый. Всё ради друзей. А мне ты позволил в будущем десять лет гнить в Вендикаре, — нараспев сказал Мукуро, поглаживая ручку трезубца. Цуну окатило стыдом. — Не знаю, — честно признался он. — Правда, не знаю… Мукуро вдруг появился прямо перед Цуной, будто воспользовался иллюзиями или телепортировался, и крепко взял его за подбородок. Цуна сглотнул. Пламя Тумана не чувствовалось в воздухе, по крайней мере, не больше обычного фона, который всегда шёл от Мукуро. Отвернуться он не мог, так и стоял, боясь пошевелиться, и глядел в пытливые, пронзительные глаза, которые, казалось, пластают его самого на тонкие слои. — А здесь мы, значит, друзья? И ты только поэтому нам помогаешь? На статус Хранителя тебе плевать? И на что-то большее можно и не рассчитывать? Цуна не знал ответа. И думать об этом был не в силах. Он сжал кулаки. — Мукуро, зачем тебе всё это? Того будущего больше нет. Ты здесь свободен. Что тебе ещё надо? — Понять, чего от тебя ждать. Понять, как ты ко мне относишься, — повисло в воздухе недоговорённое. Да что тут происходит? Спас его звонок в дверь. — Привет, Цуна! Экстремально рад тебя видеть! Хана сказала, что Хибари у тебя! — заорал с порога Рёхей. — Брат! Как я рад тебя видеть! Как там Кёко? А как Чемпионат? Проходи, Хибари у меня, — затараторил Цуна и втянул Рёхея внутрь. — О, Мукуро, привет, ты тоже здесь! — радостно удивился Рёхей. — Ты какой-то э-э-э… — Я в чужом теле. — А, понятно, — легкомысленно закивал Рёхей. Иногда это раздражало и даже вызывало проблемы, но сейчас Цуна за эту веру на слово мог его расцеловать. — Так где Хибари? — Мукуро, позови Хибари, пожалуйста. Он, — Цуна выделил это слово голосом, — нуждается в помощи Рёхея. Рёхей, коробочка солнца ведь у тебя с собой? — Да, конечно! — Рёхей плюхнулся на диван и тут же подскочил. Из него торчала пружина. — Тебе экстремально стоит сменить обивку, — Рёхей почесал в затылке. Следующие полтора часа Рёхей трудился над руками Хибари. Как понял Цуна, Рёхей мог только ускорить регенерацию, а идти вытаскивать спицу Хибари придётся в больницу. Как он объяснит выздоровление за один день, Цуна думать не хотел. Когда он проводил Старшего Брата за дверь и вернулся в гостиную, от ран не осталось даже следов. — Спасибо, — неожиданно поблагодарил Хибари. — Мне-то за что. Это Рёхею спасибо. И Мукуро. — Ты мне будешь должен, — вклинился Мукуро. — И ты тоже, — обратился он к Хибари. У того на скулах проступили желваки. Цуна вздохнул, опять. — Какой же ты меркантильный. — Хочешь жить, умей вертеться, — Мукуро пожал плечами. Всё, казалось бы, начало налаживаться. Не считая того, что Мукуро и Хибари опять подрались. Цуна ворвался в гостиную, и у него перед глазами замелькали трусы и ноги. — Ну что опять?! — Мы тебя не поделили, — сообщил Мукуро, отплёвываясь от волос. Хибари сжимал его шею ногами, потому что руки у него были связаны лианами. — Опять издевки?! Всё, мне это надоело! — Ой, — вдруг сказал Мукуро таким голосом, что Хибари сразу выпустил его из захвата. Мукуро перекатился на бок и согнулся. — Кажется… Только не это! — Что такое? — раздражённо спросил Цуна. — Живот… болит, — процедил Мукуро, весь побледневший и с испариной на лбу. — Я тебя в него пнул. — Нет, я знаю эти боли. Такие же были у Хром, когда…. Когда у неё начинались месячные. — Мукуро в ужасе посмотрел на Цуну. — Хибари, пожалуйста, будь так любезен, сходи за прокладками. Заодно свой «долг» отработаешь, — еле сдерживаясь, попросил Цуна. Хибари нахмурился, но молча поднялся и пошёл одеваться. Цуна помог Мукуро сесть на диван, подложив на пружину подушку. — Я уверен, это ненадолго, и Верде всё исправит. Запел телефон. Цуна подал его Мукуро, которого мелко трясло, и завороженно наблюдал, как тот меняется в лице. — Идиот! — крикнул Мукуро и швырнул мобильный в стену. — Этот идиот Верде поссорился с местной мафией и теперь рвёт когти куда-то в Канаду. И заняться нами пока не может! Вот теперь у Цуны подогнулись колени. А он надеялся, что Хибари позвонит Кусакабе, и тот сделает проклятущие паспорта. Теперь это бессмысленно.

***

— От тебя кровью пахнет, — сказал Хибари, когда они все вместе пили чай вечером в кухне. Прокладки он Мукуро купил, и тот ими немедленно воспользовался. Из ванной он выходил с таким трагичным видом, что Цуна недоумевал: а как же опыт в теле Хром? — Ничего, от тебя тоже скоро будет так пахнуть, — огрызнулся Мукуро. — Не ссорьтесь, — попросил Цуна рассеянно. — Лучше пойдёмте спать. Завтра я позвоню Реборну, и, возможно, он что-нибудь придумает. До возвращения мамы с детьми оставалось два дня. Но за сегодня Цуна морально вымотался, чтобы ещё и с Реборном разговаривать. В этот раз они не стали даже расходиться по разным комнатам, а сразу легли втроём на кровати Цуны. Сон приходил мутными обрывками. Мелькали картинки с Мукуро и Хибари, оба злые, предвкушающе оскаленные, вспышки Пламени Тумана и Облака, искры от скрещенных трезубца и тонф, кровь, проливающаяся на землю… Чужую боль Цуна чувствовал как свою, она пронзала голову и руки, тянула силы, выворачивала наизнанку. — Я же ничего им не сделал! — плакал навзрыд смутно знакомый раненый парень в святилище. — За что, за что?.. — Кара затмила Облако, отмщение настигло Туман, — прошептала ками. В том, кто это, Цуна больше не сомневался. — Только Небо, что объемлет всё, может помочь им очиститься.

***

Мукуро с каждым часом становился всё женственней и сексуальнее. Казалось, изменённое тело продолжало меняться. Цуне хотелось его трогать, да так сильно, что нормальным это нельзя было назвать. К его спине прижимался горячей тяжестью Хибари, положив руку на бедро Цуне в опасной близости от паха. Цуна пошевелился. Хибари вдруг навалился всем телом, разворачивая Цуну и ложась на него животом и грудью. Цуна уткнулся носом в его выступающие ключицы и невольно вдохнул знакомый тёплый запах, исходивший от его кожи. Сердце зашлось в груди, стояк больно оттягивал пижамные штаны. Цуна обнял Хибари, чтобы перевернуть, но вместо этого задержал руки, погладил между лопаток. Отчаянно хотелось потереться о его бедро. Хибари что-то пробормотал во сне и просунул колено между ног Цуны. Тот закусил губу, зажмурился и постарался не застонать. Когда удовольствие начало неукротимо нарастать, он ужом выполз из-под Хибари и рванул в ванную комнату. Дрочить. Наконец сексуальное напряжение отпустило, в голове ощутимо прояснилось, и он решил, что пришло время действий, какими бы они ни были безумными. Цуна растолкал Хибари и Мукуро и спросил: — Где тот храм, где вы дрались накануне ваших э-э-э изменений? Хибари сонно хмурился. — Это заброшенное святилище на юге Намимори. — Откуда ты знаешь, что мы там дрались накануне? — Мукуро сел на кровати. — У тебя появилась идея? — Да. Собирайтесь. Мы идём в тот храм. И на вопросительные взгляды коротко пояснил: — Интуиция.

***

Высокие тории были совсем как во сне, но ни тумана, ни тишины, ни плача не было. Светило солнце, выбеливая старый потёртый камень, пели на разные голоса птицы, блестела крыша хондэна после дождя. Только когда они подошли ближе, стали заметны облупившаяся краска и то, как дерево потемнело от старости. Цуна не помнил имени ками-покровителя, не помнил вообще ничего об этом памятнике прошлого, кроме того, что, кажется, именно сюда когда-то приходили молиться женщины о здоровье, удачной беременности, лёгких родах. Как неловко-то. Цуна вышел к молельне и громко проговорил. — Я — хранитель кольца Неба Вонголы, наследник Примо, хочу поговорить с тобой, уважаемая ками! Я знаю, что мои Хранители провинились перед тобой, и я готов принести свои извинения за них! — На недовольное ворчание за спиной он не обратил внимания. — Пожалуйста, молю тебя, покажись! — закончил он и глубоко поклонился. На самом деле он понятия не имел, как себя вести, и импровизировал. И надеялся, что на него не прогневаются за непочтительность. Заскрипели двери хондэна, распахиваясь на сквозняке, и ветер метнулся, вздымая пыль и облизывая ноги. И ничего. Цуна стоял на залитой солнцем брусчатке и его тянуло за ворота, за стены. Он интуитивно понял — надо обойти территорию святилища. Мукуро и Хибари шли за ним молча и как будто скучающе. За хайдэном обнаружилась скамья, на которой сидела старушка в тёмном кимоно: сморщеннее маклюры, согбенная, с пучком белых как пух волос. Она кормила птиц крошками от рисового колобка. — Приветствую вас, молодые господа, — голос, в отличие от внешности, был молодой и чистый. — Пришли помолиться? Цуна снова поклонился. — Извините, госпожа, мы тут по делу. Мы… Не говорить же, что ищем ками. — Молодые господа хотят поработать в храме? Доброе дело, доброе… — старушка блеснула ясными глазами из-под кустистых бровей. — Служитель как раз на днях попал в больницу, бедный мальчик. Избили его какие-то хулиганы, вот отродье-то! — Пробили голову и сломали руки? — догадался Цуна, внутренне содрогаясь. Эти двое покалечили невинного человека в своих играх! Разочарование и гнев заклокотали в груди, поднялись к горлу першением и спазмом. Ну ладно Мукуро, но как же Хибари! Он сжал зубы. — Неправедно пролитая кровь изменила цвет облака. Кровь невинного окрасила туман багряным. Кровь на этой земле — святотатство. — Голос старушки стал ниже, налился знакомой гулкостью. Цуна вдруг заметил, что её тень какая-то странная. Нечеловеческая. Она шевелилась и менялась, принимая причудливые формы. Ками! — догадался Цуна и растерялся. Что делать? Пасть на колени и молить о прощении? Или вести себя непринуждённо? Кажется, это божество хотело общаться с ними на равных. Возможно, истинный её лик напугал бы их или был не виден простому взору. — Зло вернулось к тем, кто его совершил, — закончила старушка, стряхивая остатки рисового колобка с маленьких ладоней. — А я думал, Хибари Кёя, у тебя грудь в ванне перевесила. — Завидуй молча. — Хибари обратился к ками: — Мы вызвали скорую тому траво… человеку. Он случайно попал под нашу атаку. Понял ли он, с кем разговаривает? — Ринулся нас разнимать, — добавил Мукуро и глянул на Цуну. — Обычно это приходит в голову только одному ненормальному. Цуна нахмурился. Он что, каждый раз должен их разводить по разным углам? — Теперь вы нас… освободите от проклятия? — прямо спросил Мукуро. — Отчего же ты, прошедший шесть путей Ада и познавший страх, и боль, и печаль, считаешь именно это проклятием? — спросила ками, подперев подбородок кулачком. — Люди, как звёзды на небе, и многие из этих звёзд живут именно так. Но если тебе так проще, о прячущийся в иллюзиях, пускай это будет уроком. Или обменом — глаз за глаз, так у вас говорят, смертных? — Цуна краем взгляда заметил, как сжались кулаки Хибари. — Чтобы кровь проливали только свою, в дни месячных очищений, иначе она вернётся к вам. — С-сука, — прошипел Мукуро. У Цуны во лбу зажглось Пламя, и Мукуро с Хибари невольно отступили на шаг. — Ну? — Я приношу свои искренние извинения божеству, — церемонно произнёс Хибари, кланяясь и глядя строго перед собой. — То, что произошло, — нарушение дисциплины, это больше не повторится. Цуна взглянул на Мукуро. Он знал, что может вынудить его извиниться, но что толку? Раскаяние должно быть искренним, иначе какой во всём этом фарсе смысл? — Я извиняюсь и впредь обещаю чтить законы. — Искреннее раскаяние искупает вину. — Старушка важно кивнула и вынула из короба ещё один рисовый шарик, всем видом показывая, что разговор закончен. Цуна выдохнул. И вздрогнул от вопроса Мукуро: — Ладно, я понял, из-за чего на нас пало проклятье, но почему вы привязали нас к Саваде Цунаеши? Он-то тут при чём? — Ничего вы не поняли, дети, я вас к нему не привязывала, как невозможно привязать Облако или Туман к небесному своду, — старушка рассмеялась, но уже по-доброму, точно мать, которая журит несмышлёных детей. — Всё в ваших руках. Было и остаётся. — Значит, вы не снимете проклятье? — спросил Цуна, обмирая. — Вонгола, — морщинистое лицо от улыбки почему-то разгладилось, стало почти молодым и очень красивым. — Твои Кровь и Пламя могут всё, их силы безграничны почти так же, как небо над нами. И исчезла. Только пустой короб остался на скамейке. Всё так же пели птицы, светило солнце, блестела гнутая крыша хондэна. Трое молчали.

***

— Ну не знаю я, что она этим имела в виду! — в который раз рявкнул Цуна, меряя шагами свою комнату. Мукуро развалился на его кровати, Хибари сидел за столиком на полу. — Знал бы, уже сделал! — Где твоя хвалёная интуиция Вонголы, Савада Цунаёши? Подключи её! — Мукуро недовольно грыз чипсы и кидал смурные взгляды на Хибари: — Ты как будто сломался, что такое? — С ками не спорят, — покачал головой Хибари. Цуна закусил губу. Получалось… Мукуро прав? Нет, такие не ломаются. Он смирился, как человек, бессильный перед цунами. — Кровь и Пламя, — меланхолично произнёс Хибари и отпил из чашки. Странно усмехнулся. — Я хотел укусить Небо, а вместо этого связан им по рукам и ногам, — прозвучало это словно в подтверждение мыслей Цуны. Какой-то умный человек говорил, что если б можно было, попросил бы у бога три вещи. Силы изменить то, что можно изменить. Терпения переносить то, что нельзя. И мудрости — отличать одно от другого. Хибари упертый, да, если надо, он как Моска попрёт и никто не остановит. Но если он понимает, что где-то Моской переть бесполезно, это не значит, что он сломался. Он просто осознал и сделал необходимые выводы. Именно смирился. Цуна облегчённо выдохнул и сжал кулаки. Ему смиряться было не время. — Может, нам надо с тобой переспать? — вдруг предположил Мукуро. — Нет! — Цуна замахал руками. — Только не это! — Значит, ты не на всё готов ради друзей, — подытожил Мукуро, сминая с хрустом опустевший пакет. Хибари смерил Цуну прищуренными глазами. Цуна ожидал что-то вроде «с этим травоядным? Никогда», но получил: — Я согласен. Если это поможет… — Не поможет, — быстро ответил Цуна, сгорая от смущения. — В этом у меня подключилась интуиция, — приврал он. Хибари и Мукуро почему-то выглядели… расстроенными? Ну конечно, они же надеялись на избавление от наказания ками! — Ты хотел позвонить Реборну, — напомнил Хибари. — Он предложит заставить ками силой, — буркнул Цуна и зарылся пальцами в волосы. — Я готов хоть сейчас. — Мукуро спрыгнул с кровати, правый глаз его полыхал. — Я бы согласился с тобой, если бы это не была ками. Их волю надо уважать. К тому же, она сказала, что выход есть. Его надо найти. Понять. — Хибари поднялся, расправил юката и вышел из комнаты. Мукуро презрительно скривился и тоже ретировался, напоследок сверкнув серьгой Тумана в ухе. Кольца они по-прежнему использовать не могли. «Понять», — тоскливо подумал Цуна и уселся на пол. Ночью Цуна вышел в коридор. Его что-то тянуло вниз. Вокруг плескалась темнота. Осязаемая, обнимающая за плечи, она шёлком стелилась под босые ноги. Цуна спустился по лестнице на ощупь, тело словно плыло в воздухе, только скрип половиц нарушал тишину и вяз в ней. И Цуна тоже вяз, но что-то неодолимо толкало его вперёд. В гостиной он увидел Мукуро. Обнажённую острую фигуру напротив окна, облитую рассеянным холодным светом. Мукуро мерцал в темноте, как диск луны в ночном небе, и это определённо был мужчина: худые, сильные плечи, сухопарые спина и бёдра, длинные белые ноги. Свет и тени. Молоко и дёготь. Мукуро обернулся, правый глаз светился инфернальным огнём, лицо было усталым, похожим на маску с лёгким налётом грусти и ярости, но это не пугало, скорее завораживало, наводило жуть остальное. Тени, обнимавшие его, поползли по телу, обласкали плечи и ключицы, обняли грудную клетку и, словно покачивая в ладонях, вычертили две небольшие девичьи груди с тёмными сосками. Медленно облизали живот и накрыли пах тонкими чёрными пальцами. Мужское достоинство оплыло и превратилось в нежное женское лоно, чистое, без единого волоска. Цуну бросило в жар, тот жар, что сопровождал его всё время, пока рядом были Хибари и Мукуро, только намного сильнее. Но он продолжал заворожённо наблюдать, как чёрная матовая паутина теней обвила ноги, слегка меняя их форму, делая более округлыми и изящными. Мукуро встряхнул волосами, улыбнулся загадочно и плавно шагнул навстречу. Цуна обдало его теплом, запахами кувшинок и тины и адским огнём. — Знаешь ли ты, Савада Цунаёши, каково это, быть в женском теле? — спросил Мукуро, слегка склонив голову набок. Глаза его блестели драгоценными камнями. Как вода. Цуна помотал головой. — Каково это, быть женщиной? Иметь грудь, — он очертил пальцами свою, грубо сжал в ладонях, — испытывать месячные, это странное, одновременно приятное и отвратительное чувство? Из меня льётся кровь, как из забитой свиньи, и это считается нормальным — как тебе? Цуна задрожал. Он не хотел этого представлять, но Мукуро словно проник в его разум, хотя никогда не царапал его — это из-за проклятья, связавшее их Пламя? — и показывал картинки, насильно впихивая их ему в голову со всем набором сопутствующих ощущений. Испачканные красным бёдра, боль внизу живота и в пояснице, изводящее желание секса и кожа, которая казалось чужой. Это вызывало отторжение, отвращение и одновременно будоражило. Цуна сделал шаг назад, усилием мысли отгоняя видения, но Мукуро поймал его, зашептал прямо в губы — и тот не мог отвести взгляда от большого насмешливого рта: — Знаешь, как это, когда засовываешь в себя тампон или пальцы? Или когда ласкаешь себя изнутри? Хочешь, покажу? Он схватил Цуну за запястье и потянул руку вниз. Цуна дёрнулся, попытался вырваться, но Мукуро держал крепко, уверенно, и вот пальцы Цуны коснулись лобка и скользнули ниже, до мягкого и нежного. Направляемые безжалостной рукой, они проскользнули внутрь, неожиданно глубоко, и там было горячо, и влажно, и липко, и упоительно до дрожи. Мукуро сжался вокруг пальцев, глядя в лицо Цуне безумными глазами, а того как молнией ударило: мозги вскипели, а внутренности завязались морским узлом. Ноги подкосились, не держа, сердце загрохотало, яростно бросая всю кровь в пах… По пальцам потекло что-то чёрное. Цуна задохнулся, захлебнулся чужими ощущениями, болью и желанием, и тут Мукуро отпустил его. Цуна упал. — Ты ничего не знаешь о женском теле, — произнёс с какой-то горечью Мукуро и отступил, растворяясь во мраке. — И о желаниях — тоже, — прошептала темнота, и стало тихо. Цуна остался один на один с собой и лунным светом.

***

Цуна мыл руки в ванной, в раковину лилась розоватая вода, а его лихорадило не то от отвращения, не то от возбуждения, не то от всего сразу. В проёме двери показался Хибари. — Не спишь. — Нет, — Цуне не хотел разговаривать. — Ты это тоже чувствуешь, Савада Цунаёши? — Хибари вырос за спиной, неожиданно прижался всем телом, потёрся грудью. Потянул пояс юката, развязывая его. — Это проклятое желание… Цуна глянул на Хибари. В зеркале отражались пьяные горящие глаза, почти такие же сумасшедшие, как у Мукуро десять минут назад. Хибари накрыл ладонью его затылок и впился в губы совсем не по-женски. Цуна застонал, попытался протолкнуть язык в чужой рот, обхватил Хибари за плечи и потянул с них юката. Рот наполнился кровью, поцелуй, похожий на драку, мокрый и горячий, всё продолжался, Пламя внутри Цуны ревело, и вдруг Хибари распахнул глаза и удивлённо отпрянул. Браслет Облака на запястье сиял, Пламя Облака хлестнуло во все стороны и: — Камбиоформа, Ролл. Хибари смог изменить форму. Пламя вернулось в полную силу. — Получилось! — воскликнул Цуна. — Не совсем, — Хибари деактивировал наручники Облака и вновь стал девушкой. — Но прогресс очевиден. — Кровь и Пламя, — прошептал Цуна и ринулся вниз. — Мукуро! — Наткнулся на него в коридоре, сграбастал, обалдевшего, в охапку, и впился в губы, едва их не разбив, зарываясь пальцами в волосы. — Кусай, — приказал он, и следующие несколько минут они неистово целовались, пока всё вновь не повторилось: укус, кровь, камбиоформа серёг Тумана, мощный поток Пламени — и снова женское тело. — Возможно, нужно время, чтоб проклятие спало, — отрешённо заметил Хибари. — Или нам надо с тобой переспать, Савада Цунаеши, — усмехнулся Мукуро. Цуна отвел взгляд. Он уже был не уверен, что против.

***

Снился Мукуро, голый, блестящий от испарины, склонившийся над ним, так что Цуна видел закушенную губу и морщинку между болезненно сведённых бровей. Цуна ласково провёл по его чуть загорелой щеке пальцами, как тогда, на кухне, сам Мукуро, и не решился поцеловать. Мукуро двигался. Приподнимал и опускал бёдра, сжимая его член в своём мягком и мокром лоне, и постанывал. Цуну выгнуло от острого напряжения в паху, от удовольствия, пронизывающего до пальцев ног. Мукуро откинулся, упираясь коленями и руками в матрац, вильнул бёдрами, ошпарив тело и разум: сладкой теснотой, наготой, манящими линиями тела; облизнулся. Цуна бездумно задвигался навстречу, из последних сил потянулся, накрыл худые гладкие плечи, соскользнул вниз и обнял покачивающиеся груди ладонями, сжал горячие и сухие, как ягоды на солнце, соски. В голове билась единственная мысль: «Какой же ты красивый!» Мукуро вздохнул, его губы искривила улыбка. Раскованный, голодный и ревнивый, Цуна особенно ярко сейчас это осознавал. Пламя Тумана потекло по его коже, и вот уже ладони Цуны лежали на плоской твёрдой груди, а Мукуро продолжал насаживаться на него, и его светлый ровный член прижимался к животу влажной головкой, пачкая его смазкой. Цуна задохнулся, но вместо отвращения его окунуло в новый прилив желания. Он безголосо позвал Мукуро, но потолок опрокинулся и Цуна упал лицом в чей-то живот. Бархатный и крепкий. В сумерках белая кожа особенно ярка, а чёрные волосы как тень. Хибари. Хибари раздвинул ноги: кожа на изнанке бёдер была тоном светлее, чем рядом. Пальцами развёл налитые алые складочки и сунул пальцы в смазку, набухшей из розовой щели. Цуна, забыв обо всём, о всяком смущении, стыде и неловкости, втянул носом запах, тёплый, женский, чуточку пряный, прихватил ртом пальцы Хибари и скользнул языком в промежность. Во сне можно было всё. Цуна горел, целиком, весь, вылизывая Хибари под длинные хрипловатые стоны, желая прикоснуться к себе, и не мог. — Хватит тянуть, вставь мне, не будь травоядным. Хибари вздёрнул его наверх, обхватывая прохладной ладонью напряжённый член и направляя в себя. Так тесно, что больно. — Хибари, ты… — потрясённо прошептал Цуна. Хибари зло стиснул его коленями, а скулы едва заметно порозовели. Цуна поцеловал щеку, висок, мочку уха, округлое плечо и позволил себе толкнуться. И уже не останавливаться. Пот жёгся и стекал между лопаток, бёдра и предплечья сводило, Хибари ласкал себя, задевая рукой его живот, и хватило Цуны на пару минут. Он выплеснулся, содрогаясь и приоткрыв рот в беззвучном крике, и упал рядом. Когда спала послеоргазменная муть с глаз, увидел Хибари. Нагого, роскошного, раскрасневшегося. Хибари приподнялся на локте — чуть обвисла тяжелая женская грудь, и у Цуны едва вновь не встало, — уткнулся носом в изгиб шеи и впился зубами. Укусил Небо. Цуна обнял его, понимая, что стискивает в объятьях уже парня, а в бедро ему упирается чужой эрегированный член. Из сна Цуна выплывал не спеша. В постели кто-то сонно дышал, наверняка сверкая голыми коленями или случайно распахнув на груди дзюбан. Сквозь занавеси нетерпеливо пробивались лучи солнца, напоминающие: скоро они уйдут. Только вот утренний стояк никуда не девался, ныл так, что хотелось выть. Плестись в ванную было лень, и Цуна сунул руку в трусы, надеясь, что никого не разбудит. — Доброе утро, Савада Цунаёши. Цуна распахнул глаза. Сбоку лежал Мукуро с мокрыми волосами. Капли падали на его обнажённую грудь с бледными сосками. Форменные брюки плотно облепляли узкие бёдра. Цуна облизнул губы, забыв смутиться и вытащить руку. — Значит, проклятье спало? — Да. И мы пришли тебя отблагодарить, — Хибари шагнул в комнату лёгкой, пружинистой походкой, заметно наслаждаясь привычным телом. Он вообще был в одних трусах. — Забить меня до смерти? — предположил Цуна, вспоминая, сколько всего натерпелись эти двое: тяга к Пламени, зависимость от присутствия Цуны, невольное желание. Он тоже от них натерпелся, но кто об этом вспомнит. — Хуже, — Мукуро тонко улыбнулся, — мы знаем, что тебе снилось. — Знаете? — Цуна отчаянно покраснел. За эти дни он столько раз это делал, что должен был разучиться, сердито подумал он мельком, а у самого ладони вспотели. — Я что, говорил во сне? Приставал к вам? — Нет, ты так полыхал Пламенем, что при соприкосновении с нашим мы провалились в твои сладкие мокрые сны, — насмешливо бросил Мукуро, а Хибари сжал его руку, всё ещё лежащую на члене, сквозь пижамные штаны. Цуна невольно задрожал, — и приняли участие в них. И знаешь… — Мукуро сделал интимную паузу, от которой в животе как мятным холодком плеснули, — нам понравилось. — Мне тоже, — прыгая с обрыва головой вниз признался Цуна. — Мы заметили, — Хибари нетерпеливо сдёрнул с него штаны вместе с трусами. Лианы с лотосами обвили лодыжки и запястья, но страшно почему-то не было. Только предвкушение щекотало под рёбрами. Цуна задышал чаще и прикрыл глаза, всё ещё не в силах поверить, что это происходит с ним и происходит наяву. Мукуро тронул пальцем его ноющую головку, с нажимом обвёл, облизываясь. Царапнул уздечку — Цуна всхлипнул, подбросил бёдра. — Тсс, — прошептал Мукуро и приятно сжал в горсти его яйца. — Сними перчатки, — попросил Цуна. Мукуро послушно потянул одну за манжету. — Хибари, я… — Молчи. — Хибари его поцеловал, по-кошачьи вылизывая рот, и губы у него были твёрдые и прохладные, совсем не женские. Жаль и… хорошо. Цуна изгибался, постанывал, ерзал и не мог успокоиться. Мукуро гладил его везде узкими горячими руками, острое желание растекалось под его ладонями, а вокруг цвели ирисы, дул ветерок и пели птицы, такие же, как в синтоистском храме. Кончал Цуна с немым криком, выплёскиваясь в два кулака, задыхаясь и не жалея ни о чём. Это же просто дружеская благодарность? Ведь так? Так?.. — А знаешь, Савада Цунаёши, почему нас завязало на тебя? — спросил Мукуро, слизывая сперму с ребра ладони как что-то естественное, приятное. Цуна мотнул головой, всё ещё не в силах отдышаться. — Мы тебе доверяли, — подсказал Хибари и медленно погладил его по колену кончиками пальцев, глядя ему в глаза. Ох, блин! И похоже, не только доверяли. Значит, они и тогда, ещё до проклятия… Не может быть! Цуна перевёл взгляд с одного стояка на другой и понял, что утро будет долгим и насыщенным. В конце концов, мама с детьми приезжают только завтра.