Можешь попытаться

Самсон не знает, какой час на дворе. Но он судит по количеству посетителей и тяжести их опьянения : несколько чернорабочих, сладко спящих за стойкой, два шахтера из Клоаки в дальнем углу и одинокий стражник дневного патруля – вот вся их компания на этот вечер. Он смотрит на стражника – тот пропускает третью кружку местного эля, морщиться, словно проглотил костяк головастиков и уходит, грустно громыхая доспехом. Самсон бы может, присоединился к нему и вместе пропустил по одной – денег у него теперь в достатке, но он слишком хорошо помнил этот поцарапанный доспех и латную перчатку, схватившую его пару дней назад за шиворот на выходе из катакомб. Обыскал, хлопнул по тощей спине, отпустил – Ралей не попался с контрабандным лириумом только потому, что решил оставить его за решеткой люка Клоаки и вытащить свое тщедушное тело на свет первым. Как оказалось, по городу уже пробежал слушок о его богатстве. А об «источнике» этого самого богатства – нет. Хорошо. Тревожное видение ушло, и храмовник выдохнул с облегчением, устраиваясь по-удобнее в кресле, забываясь и ненадолго закидывая ноги на стол. Хорошую вещицу могут отыскать даже в такой дыре, если заплатить достаточно – все упирается в деньги, понял Самсон. В их случаи в деньги и лириум. Эльфиечка-служанка сняла с деревянного подноса две бутылки вина, пару бокалов и удалилась. Стекло сальное, запотевшее – Самсон берет второй, с трепетом дышит на него и осторожно протирает чистым краем рубахи, заполняет вином и ждет. Свой не чистит, попьет и так: он как-то раз слизывал пиво с деревянного пола под прохудившимся бочонком. Язык месяц кровил от заноз, но эта боль – ничто по сравнению с лириумной ломкой. Она даже отвлекала немного, эта приятная боль. Полчаса, час – Самсон все сидит и наблюдает из тени подранной рыжей занавески. Они развешаны по всему Висельнику – тянутся к потолку, собирают пыль и копоть. Ходит легенда, что когда это место только открылось, они были белыми (или красными?). Он всегда смотрел на них снизу – вверх, высоко задирал голову, чтобы на нос свалилась паутина или старая пыль, а сейчас мог отодвинуть жестом руки, выглядывая из темного окошка на втором этаже, незаметно подсматривая за остальными. Храмовник почувствовал Его приближение и сел ровно, выпрямляясь – способности возвращались, он слышал древнюю магию, заполнявшую комнату толстыми удушающими кольцами. Магия шла впереди Корифея, тот сел напротив, шелестя полами накидки, и бросил на Самсона озадаченный взгляд. Это был взгляд человека, точно уверенного, что его собеседника здесь и сейчас по всем правилам приличия не должно существовать. - Сон тебе не требуется? Самсон сидит, положив голову в ладони, и смотрит на своего нанимателя каким-то очень глупым и пьяным взглядом. Корифей фыркает, пригубив вино. Ралей внимательно следит, как сухие, покрытые шрамами, губы касаются края бокала, хранившего в себе память его дыхания. Магистр недоволен – он морщится и отодвигает его в сторону, переводя взгляд на посетителей. Самсон сглатывает, нарушая затянувшуюся тишину. - Плохое вино? - Понятия не имею, какое оно. Дурное ли, хорошее – все как вода. Он уже встречал такое в Ордене – некоторые бедняги после десятилетий службы напрочь теряли одно из пяти чувств : слух, зрение, обоняние, а иногда и все вместе. Корифею явно больше, чем самым древним храмовникам и судя по виду, с ним случались вещи и потяжелее лириума. - Так зачем ты меня ждал, трудности с поставками? - Нет, никаких, мессир. – Самсон думает, подбирая приемлемые слова, которыми можно доступно описать, чего он действительно хотел. – Хотел составить Вам компанию. Магистр морщится, складки на носу пролегают ярче. Они никогда не разглаживаются. - Глупейшая трата времени. Я не буду развлекать тебя. Ралей выдыхает. Он боялся услышать нечто более злобное и категоричное. Последним, чего он хотел от мессира сейчас – это попыток его «развлечь» после дня беготни по Киркволлу в поисках новых солдат. - Вообще-то все как раз наоборот. – Ехидная желтозубая улыбка, - Это я буду развлекать Вас! Корифей смотрит на него недоверчиво, делая еще глоток – скорее от скуки и желания промочить горло, нежели надежды поймать эйфорию за хвост. - Можешь попытаться. Самсон попытался: он смешал все, что смог предоставить скромный репертуар Висельника, в разных пропорциях, сочетаниях и дозах. Стекло бокала переливалось всеми цветами радуги магических напитков - после Косы черной Эры, он пару минут еще светился золотом. После местного эля, в сочетании с белым срезом – с трудом отчистился и был черен, как скверна. Самсон никогда прежде еще не видел скверну, но он решил, что на вкус и цвет она должна быть именно такой. Он рассказывал разные истории – сомнительного качества, глупые, приземленные новеллы о разодранных подвязках, злых ферелденских беженцах и мерзком мабари Защитницы, который стащил у него хлеб из под подушки. Самсон не помнил, как зовут эту тварь, но для себя решил, что «Ублюдок» ему идеально подходит. Корифей не смотрел на него, но когда Ралею казалось, что магистр не слушает и позволял паузе повиснуть дольше, чем нужно, тот неожиданно спрашивал о развязке, или о том, кто такие Лиандра и Гамлен, и Варрик, и если Самсон верно описал Варрика, то не следует ли им нанять убийцу, чтобы до Варрика этот разговор не дошел? - Он сейчас не в городе. И Защитница тоже – исчезла после взрыва церкви. Неспокойно здесь. Искатели рыщут повсюду. - Я вижу. Самсон запускает руку в ящичек с алкоголем и достает последнюю бутылочку – маленькую, небесно-синюю, излучающую тусклый потусторонний свет. Аква магус. - Эта последняя, с нее точно проберет. Лицо магистра ничего не выражает. Он не верит, да и не гонится за опьянением, но все равно протягивает ладонь – Самсон понимает, что Корифей потакает его прихотям и против своей воли развлекает его. Потому что Самсону хорошо, Самсон счастливый и пьяный, с кучей денег в кармане, полным животом и шкатулочкой с лириумом. А Корифей– нет, и тут ничего не попишешь. Самсон заполняет бокал медленно, даже нежно и протягивает магистру в жесте, в который вкладывает все возможное уважение и трепет. Так принимают присягу рыцари, так храмовник пьет свой первый лириум из рук капитана. Тот пробует и внезапно застывает. Корифей смотрит перед собой немигающим взглядом, перед его глазами проплывают редкие куски Тени : пески, зеленое небо, демоны, заметающие следы черными хвостами гнилого тряпья. Он сидит так пару минут, а затем улыбается. - Есть? - Есть. Самсон вывалил все золото, извалялся в пыли и саже, но нашел в погребе еще две. Он не знал, зачем спаивает его, но лицо древнего после каждого глотка становилось таким радостным и по-детски счастливым, что, честно – это стоило гораздо больше, чем он заплатил. Он подошел ближе, когда магистр, откинув голову, растекся в кресле, мечтательно прикрывая глаза. Смотрел несколько минут, а потом осторожно коснулся пальцами кожи лица – неуверенно и опасливо, ожидая, что эмиссар выйдет из млеющего забытья и отбросит его звонкой пощечиной. Но Корифей не двигался, продолжая излучать спокойствие и миролюбие. Самсон провел пальцами ниже, по щеке, обводя кривую дорожку шрама. Коснулся скулы, гладя впалые щеки – на ощупь жесткие и совсем холодные. Губы у Корифея исцарапанные, шершавые, но не такие бесчувственные – он видел, как тот изменился в лице, когда грубые пальцы Самсона подели белую ниточку шрама. Сердце отбивало бешеный ритм. Оно колотилось в груди, в ушах , в позвоночнике. Когда Самсон наклонился, чтобы провести языком по пергаментно-серой коже шеи – оно забилось сильнее. Корифей хрипло вздохнул, опуская плечи и задирая подбородок от этого прикосновения и Самсон понял, что победил. Он целовал его шею совершенно безбожно : кусал, втягивал губами, оставлял чернеющие засосы и рисовал языком узоры, заставляя мессира трястись и дрожать уже не от злости. Самсон скользит рукой вниз, не снимая одежды и гладит пах через ткань робы. О его руку трутся, в нее толкаются – Корифей ловит его запястье и сжимает дрожащими пальцами, но отпускает через пару мгновений, безвольно роняя, тогда Самсон забирается ладонью под робу. Он смотрит в лицо, когда водит пальцами по головке. Видит там мольбу, вместо ярости и увеличивает темп, не пытаясь заглушать стоны рукой или губами, пока один из пьяных рабочих внизу не вздергивает голову, прикрикивая на пустоту. Тогда Самсон подставляет ладонь и ловит их в нее. Взгляд Корифея обрел осмысленность через час, и Самсон чувствовал себя невероятно неловко в этот момент. Ему хотелось провалиться сквозь землю, стереть чем-то влажные пятна семени на робе, отбелить черные язвы засосов на шее и обтереть полотенцем когтистые руки, мокрые от поцелуев. - П-простите, мессир. Он готов был заплатить увечьями за столь непозволительную дерзость. Самсон виноват, Самсон одурел от богатства и пожелал слишком многого, не смог соблюсти субординацию, не смог устоять перед соблазном сломать стену хладнокровия и посмотреть, что кроется за ней. Пора бы уже Ралею Самсону понять, что кроме хорошеньких пиздюлей там для него ничего не припрятано. Корифей моргает, а потом неожиданно смеется, рванув Ралея за руку и целуя в пухлые губы – коротко, но Самсону этого достаточно, чтобы задохнуться от счастья. - Попытка удалась.