Кабинет

      За окном льёт дождь, барабаня в старые стёкла, обрамлённые деревянной, обшарпанной рамой, где в некоторых местах красуются дыры, из-за которых холодный, влажный воздух проникает в комнату, создавая приятный для меня холодок. Этим летним днём… или вечером — не разобрать из-за туч, заволокших всё небо, не дающих ни единому лучику солнца упасть на сырую землю, мне чрезвычайно одиноко и тошно. Это всё давит на грудь, заставляя подкашиваться ноги, сгибаться пополам, пытаясь слегка заглушить эту боль и найти то, чего так не хватало уже долгое время — чьей-нибудь близкой, тёплой поддержки, на которую захотелось бы откликнуться, поддержать в ответ.       Я уже давно не выхожу из этой комнаты, сидя на этом мягком и тёплом бордовом кресле, стоящем возле камина и больших стеллажей с книгами, укрывшись своим фиолетовым, пушистым, тёплым пледом и свернувшись клубком. На камине стоят старые, деревянные часы с римскими цифрами, знакомые ещё с детства. Они мерно измеряют времяпровождение в этой комнате, тикая посекундно, но не идя вперёд, ведь здесь нет ни календарей, ни времени как такового, всё в этой комнате относительно. Там же лежит стопочка из двух книг, которые я взяла с полки, и тетрадка с рукописями, к которым я иногда подхожу, встав с кресла и решив размять ноги.       Я не помню, прикасалась ли к этим книгам, читала ли их, сидя в своём кресле, затянутая происходящими в ней событиями, но точно могу достать подходящую с полки, если сказать её название или краткое содержание. У них нет красочных обложек с картинками — они все красивы, несмотря на содержание. У некоторых из них потрёпаны корешки, так что они надорваны по бокам; видимо, я часто их достаю, перелистываю и ставлю обратно. Стеллажи из тёмного дуба, с множеством книг, располагаются по обоим краям от выложенного рыжим кирпичом камина, спрятанного под тёмную штукатурку, но всё равно имевшим рельеф кладки; а над камином висит полка с книжками, которые я никогда не прочту, ведь никак не могу дотянуться до них, из-за высоты этой полки — под потолок, но они являются моими любимыми. Чуть ниже висит чудесная картина с домиком в лесу, выполненная в теплых коричнево-рыжих и зелёных тонах. Я иногда залипаю на неё часами, разглядывая каждый миллиметр картины, но оторвавшись от неё не помню ничего из того, что так долго обрисовывала глазами, запоминая только тепло и свет.       Сзади меня стоит чистый компьютерный стол, колонна с полками и такой же бордовый диван. Туда я поворачиваюсь не часто, но бывает, хожу по комнате в очередном приступе и разглядываю мебель, расположенную именно в этой части комнаты. В левом углу неизменно стоит полукруглый компьютерный стол, сделанный из дерева, светлее полок, со стеклянной столешницей, повернутый так, чтоб сидящий на чёрном бархатном с кожаными вставками кресле сидел спиной в угол, огородившись удобным расположением от лишних незамеченных глаз сзади. В столе по обоим концам находятся ящики. В каждый из них врезана замочная скважина со вставленным в неё ключом, но ящики никогда не закрыты. В них находятся различные канцелярские вещи: коллекция блокнотов, цветная бумага, забавные ручки и прочие штуки, так или иначе пригодившиеся творческой личности. Иногда я сажусь за него, кладу на стол одну из тетрадей или стопку чистых листов и начинаю судорожно записывать ту или иную мысль, или зарисовывать чрезвычайно мягким карандашом. Возможно лица, города, или, быть может, животных, в особенности кошек, которых здесь мне так не хватает. Но как только я заканчиваю, то на автомате убираю это всё в один из ящиков, тут же забыв о содержании своего творения, что иногда выводит меня из себя и, распсиховавшись, я начинаю открывать тот ящик, в который только что убрала, резко дёргая на себя, но он будто закрывается на замок. Он не поддаётся, сопротивляется. Внутри характерно клацает механизм замка, не открыв который пытаются выдвинуть ящик. После нескольких попыток открыть его ключом или сломать, я в слезах забиваюсь в угол, к шторе, и сдавленно рыдаю, закрывшись руками и поджав под себя ноги.       Дальше стола стоит диван. У него очень приятная ребристая фактура, которую хочется гладить, цеплять ногтями. Он точно такого же цвета, как и кресло, но не фактуры — немного грубее, но от этого диван ничуть не жёстче кресла. Он трёхместный и занимает почти всё оставшееся пространство стены, оставляя крохотный участок между ним и стеной справа. Тоже не бывает обделён моим вниманием. Усевшись на пол и склонив на него голову, я вдыхаю запах, исходящий откуда-то из прошлого или будущего. Этого я не поняла, но запах пленит меня, напоминая о возможно счастливом детстве, о возможно счастливом будущем, он наполняет меня воспоминаниями, которые похожи на лёгкую пленяющую дымку, давая призрачные воспоминания, но я не имею возможности разглядеть их и насладиться ими до конца, отчего становлюсь гораздо печальней, а иногда доходит и до новой волны приступа.       Над диваном висят различные фотографии в тоненьких разноцветных ярких рамочках, закрытых прозрачным стеклом. Всё так же гуляя по комнате, я, бывает, подхожу к ним, всматриваюсь в лица людей, которые кажутся мне знакомыми, но которых я не могу вспомнить, как бы ни старалась. Тогда, поддавшись какой-то мысли, пытаюсь дотронуться до фотографии под стеклом, обрезаю палец об осколки, которые в эту же секунду со звоном падают на пол, рассыпаясь звенящим треском. За стеклом уже не найти фотографии — только белый задник рамки и торчащие большие осколки, удержавшиеся на месте и не упавшие с остальными. А из раны на пальце быстрой струйкой начитает течь кровь, которую я обычно облизываю, не давая направиться дальше по пальцу. Осколки мне убирать не приходится, так как через несколько минут они исчезают сами, вновь образовав цельное стекло, защищавшее появившуюся опять фотографию от повреждений, но порез мучает ещё долгое время.       По правой стене чуть дальше от дивана стоит колонка с несколькими отделами в ней. Вверху была полка, за дверцей которой стоял различный алкоголь. Да, бар тут тоже есть. И в тяжёлый момент он несомненно используется, даже несмотря на мою укоризну к самой себе. Именно это иногда помогает подсластить то безумное время, что накатывает с удвоенной силой в нестабильные эмоциональные часы. Обычно я выпиваю не более трёх-четырёх бокалов, но два раза я срывалась и на бутылки. Крепкие, вязкие, горячие и сладкие. Ниже этой полки была открытая, в которой находится двухъярусная ваза с фруктами и конфетами, а также лежит разряженный мобильный телефон, зарядка к которому давно потеряна за ненадобностью. Ниже — снова закрытая полка, в которую убрана немаленькая белая пластмассовая коробка с красным крестом — аптечка, в которой лежит всё для оказания первой помощи, а также анальгетики и успокоительное. Больше всего мне нравятся в этой коробочке миленькие пластыри различных форм и цветов, которыми я заклеиваю ранки. Согласись, немного поднимает настроение милый жёлтый жирафик, приклеенный на ногу или куда-либо ещё. На этой полке расположились и ткани, которые я использую для изготовления обложек блокнотов, я их делаю, а потом исписываю или разрисовываю, опять-таки убирая их в стол. Здесь же лежат ленточки, бисер и бусины, вспомогательные инструменты для изготовления и всё прочее. Ещё ниже снова открытая полка, на которой стоит маленький чёрный проигрыватель в форме коробочки, через который обычно слушаю радио, где играет музыка как раз под стать моему настроению. Диски с музыкой у меня тоже есть, и стоят они чуть за проигрывателем, но я их не слушаю, доверяясь радио волне, где иногда слышу приятные голоса ведущих радиопередач. В самом нижнем отделении хранятся милые подушки, среди которых можно найти пачки сигарет. Курю ли я? Очень редко. Эти моменты скорее являются исключением из правил, чем постоянным серьёзным и тяжёлым увлечением. И они специально спрятаны глубоко в подушки, чтобы в тяжёлые моменты не попадались на глаза, ведь подушки оттуда я достаю только когда за окном солнце и у меня хорошее настроение. На самом деле этот отдел я называю «во все тяжкие», и не только из-за сигарет.       Между колонной и диваном, в оставшемся пространстве стоит мольберт, который я достаю, когда мне не хватает цвета. Я креплю на него лист, обычно А4, достаю из стола акварель с кистями и сажусь рисовать, взяв не то стул, не то стол, который стоит рядом с креслом и на котором расположена моя кружка с чаем, чтобы сесть.       Сейчас же я стою у окна. Дождь усилился, слышны оглушающие раскаты грома, по небу красным светом танцует молния, завораживая своей красотой и артистичностью. Она бьёт в землю, находящуюся далеко за рекой и тёмными кронами деревьев. Я стою и не жду, что за мной кто-то придет, что кто-то зайдет в гости, потому что мне и так хорошо, так мне лучше. Но если хочешь, можешь зайти.