The last of our kind

Rykka – The Last Of Our Kind

      Бастиан делает шаг и оказывается на газоне чудесного ярко-зеленого цвета. Он глубоко вдыхает, позволяя чистому воздуху проникнуть в легкие. Солнце сияет, и Швайни жмурится, закрывая один глаз.       Он поднимает глаза на огромную трибуну и видит родную надпись. Солдат, сними свою броню, Покажи мне своё сердце, ты дома.       Он смотрит в небо и любуется его голубым цветом. Ни одного облачка. Какой удачный день! Или утро? Бастиан хочет посмотреть на часы, но их не оказывается на руке. Впрочем, какая разница, сколько сейчас времени? Тело обретает странную легкость, и Бастиану вроде как чуждо это ощущение, но он хотел бы, чтобы оно не покидало его больше никогда. И это чувство сильнее, чем прилив, Глубже истоков причин, дольше существования времени.       На «Альянц Арене» Бастиан не один. Он замечает, что с противоположного края поля к нему направляется человек в красной форме. Прикладывая ладонь козырьком ко лбу, немец пытается рассмотреть его, но ничего не получается. Только когда расстояние между ними сокращается до нескольких сот метров, Бастиан узнает эти глаза и улыбку. И вот они мы – в конце нашего фильма. Я никогда не чувствовала себя более живой. Пора воспрянуть духом!       – Лукас! – удивленно восклицает Бастиан. – А что это на тебе?       – То же самое, что и на тебе! – громко смеясь, отвечает Подольски и заключает Бастиана в свои медвежьи объятия.       После того, как Лукас выпускает Швайнштайгера из рук, тот осматривает себя и видит ярко-красный цвет футболки, эмблему «Баварии» слева и слышит, как сильно под ней бьется сердце.       – Ты счастлив, Басти? – весело спрашивает Лукас.       – Конечно! Я… – слегка запинается Бастиан. – Я счастлив!       Всюду на трибунах зажигаются файеры и взлетают вверх флаги, напоминающие пылающие языки пламени. Огни везде, и они придают Бастиану смелость, веру в себя и желание сражаться за печать на сердце вновь рука об руку с Лукасом. Мы – последние в своём роде. Перед нами целый новый мир, Мы идём навстречу огню, Без страха встретить призраков прошлого.       – Ты снова играешь за «Баварию»? – спрашивает Бастиан у Лукаса. – Когда ты успел перейти?       – Мы снова играем за «Баварию». – Подольски тепло улыбается и берет руки Басти в свои ладони. – Теперь мы оба дома, и давай пообещаем друг другу, что больше никуда не уйдем?       – Давай… – голос Швайнштайгера дрожит. – Я так скучал по тебе, знаешь…       – Знаю. – Шепчет в ответ Лукас. Мы – последние в своём роде. Мы не боимся быть смелыми.       Они стоят, обнявшись, и их души, успевшие опустеть за долгое время, вновь наполняются теплом. Бастиану хочется кричать от счастья, потому что впервые, кажется, за сотню лет он не чувствует тревоги, не чувствует неприятного тянущего чувства в груди, не чувствует слабости в ногах, не чувствует холодка, бегущего по спине вниз. Теперь на этой спине только приятная тяжесть рук Лукаса. Это рай. Отключи свет прожектора. Мы именно там, где мы должны быть: В самом конце нашей истории и с высоко поднятой головой Наблюдаем, как сталкиваются миры.       – Я всегда буду рядом. – Улыбается Подольски. – Вот там.       Его ладонь ложится аккурат на круглую нашивку слева. Швайнштайгер смотрит на нее до тех пор, пока она не начинает терять свои очертания.       – Лукас, твоя рука… – испуганно начинает он.       – Я буду там, Басти. – Отступая назад, говорит Лукас. – Буду до тех пор, пока ты хранишь все воспоминания. Я люблю тебя, Басти, слышишь? Люблю!       Бастиан в ужасе наблюдает, как фигура Подольски исчезает, а следом за ней исчезают яркие веселые огни, а «Альянц Арену» накрывает темнота.       – Я люблю тебя!       Вздрагивая, Бастиан распахивает глаза и резко садится в постели. Остатки сна еще некоторое время путают его разум, смешивая реальность с наваждением. В комнате темнота и тишина, рядом спит Ана. Немец обхватывает голову руками и замирает в этой позе. Наконец, словно очнувшись второй раз, он решает пойти на кухню. Там Бастиан надеется привести себя в чувство, выпивая стакан холодной воды и ею же смачивая виски. В груди вдруг что-то неприятно колет, а колено отзывается старой болью. Швайнштайгер чуть не роняет стакан и зажимает ладонью рот, чтобы не дать Ане услышать его стоны. Перед глазами все еще стоят яркие огни с трибун родного стадиона.       Завтра он тоже увидит огни – холодные, опасные, режущие кожу своим светом и будто издевательски подмигивающие. Он увидит огни Манчестера. Я знаю, без любви мы не справимся. Но в самой тёмной ночи Мы найдём свет...       В это же время за несметное количество чертовски надоевших километров Лукас беспокойно ворочается под одеялом и цепляется пальцами за простынь, будто отчаянно надеясь найти и сжать там чью-то ладонь.