~ Чарльз К., но вы можете звать меня куда угодно
Время ожидания пошло. Шло. Прошло… Уже два часа Чарльз лазил в интернете, но от Мойры не было ничего — ни мейла, в котором было бы написано, чтобы он шел до утра к черту, ни эсэмэски, где было бы написано, чтоб он шел к черту, ни гневного смайлика с факом в конференции… Ксавье посмотрел на часы, нахмурился и снова углубился в статью о работе криминалистов в России. Эрик Леншерр всегда шел напролом. Рожденный под немецкой фамилией в семье эмигрантов-евреев, он привык добиваться своей цели с немецкой точностью и еврейской бережливостью. Он всегда делал точные, выверенные шаги, чтобы добиться успеха. Успеха добиваются долго. Кропотливо и усердно. Эрик Леншерр считал себя выше интриг, на плетение которых уходит время и силы. Он сосредотачивался скорее на самом деле, зарабатывал репутацию холодного человека с интеллектом, обширными знаниями, выходящими за границы своей работы. Он начинал с самого низа, продвигался плавно, без рывков и помощи. Чтобы стать в один день редактором лучшего автора в издательстве. Он выбрал эту профессию не за многие плюсы. Просто так вышло, что он любил книги. Они часто спасали в его детстве, когда он, лишенный человеческого общения, тянулся к нему. Эрик всегда старался оградить себя от своих сверстников, которые щадили никого. Он устал еще в школе пытаться отражать нападки, углубляясь в книжные миры. Он устал бить в ответ. И устал от слез матери. Поэтому когда родителей не стало, он замкнулся на книгах сильнее. Книги вырастили его, воспитали. Хорошие авторы подарили ему этот мир, полный отчаяния и боли, любви и жизни. И с каждым годом после школы он утверждался в мысли, что, если нет таланта писать, но есть все качества, чтобы редактировать, то почему бы и нет? Так Эрик избрал свой путь после колледжа. Он стал добиваться своей цели — редактор с большой буквы Р. Успех приходит не сразу. Эрик знал это, поэтому не старался праздновать каждую маленькую победу. Каждое повышение. Он стремился к большему. Поэтому не старался даже сближаться с коллегами. Правда, коллеги думали иначе. За годы переходов из издательства в издательство он оброс Азазелем и Эммой. Увы, как не старался, он не смог от них избавится. Поэтому, как только Эмма оказалась в новом издательстве, то потянула за собой всех, устроив им новую увлекательную работу. Эрик Леншерр стал популярным и востребованным редактором к тридцати восьми годам. Он стал успешным. Оставаясь все также закрытым и профессиональным. Он не боялся риска, знал и чувствовал авторов, точнее их прозу, чувствовал рынок. Поэтому неудивительно, что Себастьян Шоу был его звездным клиентом. До поры, до времени. Эрик так и не понял что случилось. В один день все стало иным. Нет, мир не рухнул, планета не свернула с орбиты. Просто Эрика сместили. Кто щелкнул пальцами или махнул волшебной палочкой? Просто его заменили на Локи, на этого напыщенного сноба в дорогом костюме. Легко и просто. Эмма негодовала, Эрик был в ярости. Но Азазель посоветовал смириться и работать дальше, может быть чуть упорнее. Ведь он может вывести своего нового автора на новый рынок. Если бы все было так просто, как рассуждал Азазель за третьей рюмкой текилы. Эрику досталась дамская проза. Скорее всего, Локи не гнушался интригами, которые ненавидел Леншерр. Поэтому теперь эта пакостная рожа обходила стороной кабинет Эрика. Вероятно, волны ярости и силы исходили даже через стены в издательстве. Эрик боролся. Эрик бил кулаком по столу Марко. Но выходило плохо. Ему пришлось смириться с новым назначением. Мойра ушла в декрет быстро. Они знали друг друга поверхностно, но он стойко выдержал передачу дел, щебетание и хлопанье глазами. И его даже не смутил поцелуй в щеку и дружеское похлопывание, отдающее сочувствием. Что-то было не так. Но он в упор не понимал что. Может быть, Мойра слышала эту историю? Все слышали историю про Локи и Леншерра. И имя-то какое дурацкое у Лафейсона, Эрик подозревал, что совершенно ненастоящее. Зачем псевдоним редактору? Это выше его понимания. Мойра ушла, утекла, перенастроив все свои почты-телефоны-факсы на него. Обычно они так не поступали, но Эрик пожал плечами. А потом он понял, но было уже поздно. Новый кабинет не радовал своим удачным расположением. Новый кабинет, новая должность, новый автор. Жизнь начиналась заново. Он сидел за столом, открыв пиво, и разбирался с историей псевдонимов. Заполнял таблицу, чтобы не спутать какие книги, когда и кем написаны. Он мельком прочитывал предыдущие романы, морщась от некоторых сюжетных перепетий. Не то, чтобы плохо написано… Просто это не его жанр. Ему не нравились жеманные или чопорные дамочки, которые встречали мужчин своей жизни. Но Ксавье знал свое дело. Он делал исключительно читабельные вещи, оставаясь в рамках жанра. Для юного молодого человека это было очень даже необычно. Почта просигналила в тот момент, когда Эрик меньше всего ожидал. Его смартфон ожил, завибрировал, и он открыл ящик, вглядываясь в переадресованное письмо. Вот теперь все встало на свои места. Мойра сбежала в декрет. Сбежала, забыв сказать своему автору обо всем. И теперь ему придется расхлебывать. Закатив глаза и пробормотав что-то в адрес женщин, Эрик глотнул пива и открыл файл. Он скосил взгляд на часы и понял, что завтра опоздает. За время работы он, конечно, освоил технику скорочтения. Иначе он всегда задерживал бы сроки. И поэтому спустя пару часов он имел свое мнение о «гетеросексуальном романе для мужчин». Печатая ответ, Эрик хотел ударить себя в лицо, так как никак не ожидал, что профессионализм подведет его в самый неподходящий момент. Роман ему понравился, но голова должна оставаться холодной. Должна. Поэтому стерев «Дорогой Чарльз Ксавье» в начале, он перешел на более официальный тон. От кого: editor-24005@xpress.com Кому: charlie-x@gmail.com Уважаемый мистер Ксавье, был рад познакомиться с вашим творчеством в эту ночь. Пожалуй, уже могу сказать, что чистовой вариант неплох. Сюжет и стиль подходит под эксперимент, который вы задумали. И я уверен, что мисс Мактаггерт была бы в восторге от него. Увы, она больше не ваш редактор. В романе есть несколько моментов, но это, я думаю, стоит обсудить, когда я более детально прочитаю ваш роман. Вышлю чуть позже вариант с правками, которые мы сможем обсудить в любое удобное вам время. ----------------------------------------С уважением, Эрик Леншерр
Ожидание затягивалось. Дочитав достаточно нудную и полную мертвых цифр вместо живых подробностей статью («Словно Советский Союз и не заканчивался, » — подумалось Чарльзу) про работу следователей на просторах ныне Российской Федерации и так и не получив никакого ответа или посыла от Мойры, Ксавье начал размышлять над тем, чтобы пойти спать или пойти в душ скоротать время в компании одной из рук. В нем, как назло, плескалось слишком много энергии и, наверное, это был бы хороший способ избавиться от нее, но, подумав, Чарльз все же решил попробовать лечь спать — ведь тогда утро наступит быстрее, а значит и придет ответ от Мактаггерт, пришедшей на работу. В кровати Чарльз безуспешно (в отношении сна) пролежал, а точнее проворочался целых двадцать минут, в итоге плюнув на это дело. Мысли о самоудовлетворении, впрочем, тоже прошли: путем нехитрого диалога с самим с собой он обнаружил, что энергия в нем требует весьма конкретного выхода. Инерционную волну после редактуры и писательства можно было загасить только продолжением писать что-либо, пока она сама схлынет на нет, как только из-под пальцев посыплется мусор клише, кривых фраз и банальностей после прекрасного, обновляющего шторма из слов. Он подорвался с кровати и снова разбудил мак, переключаясь на вкладку со своим блогом и нажимая на «Новую запись»: […] И тут она задала вопрос, который было неожиданно услышать, если ты оказываешься на интервью в таком журнале. Вопрос был настолько глубоким и подразумевавшим настолько развернутый ответ, что это даже близко не было совместимо с форматом. Так что я завис, пытаясь выдать что-нибудь более-менее передающее суть, и чтобы при этом оно умещалось в три-четыре строчки узенькой колонки, и при этом не пришлось бы подбирать слова дольше десяти секунд. Вопрос был таким: «Мы часто слышим, как в рецензиях пишут про „картонных“ персонажей, плоских персонажей или наоборот живых, психологичных, верибельных, и так далее. А что это такое — живой персонаж — вряд ли кто-то скажет, если спросить. Какой персонаж для вас — живой?» Я честно даже не помню, что ответил, а перечитывать как-то не тянет, но в голове вопрос застрял. Хочется хотя бы здесь поделиться тем, что я правда думаю на этот счет, и чего не смог выдать тогда. Живой персонаж для автора — это персонаж, в отношении которого он испытывает человеческие эмоции, а не авторские, когда история изливается на монитор компьютера. Автор может любить всех своих персонажей и не мочь с ними расстаться, может бесконечно любить в них скрупулезно выверенные частички себя, испытывать восторг от того, что персонаж вышел тем или иным, но все это не то, это не то, что скажет о его живости. Но когда ты пишешь и понимаешь, что ты мог бы ненавидеть этого человека, который даже не существует, или полюбить, или испытывать к нему целый набор смешанных, человеческих чувств, когда принципы этого человека сталкиваются с твоими, хоть ты и сам приписал их ему — вот тогда читатели тебе поверят, тогда читатели увидят в персонаже жизнь, как видишь ее и ты, создавая его. Увидят, что эта жизнь, как и их собственная, может продолжаться и тогда, когда никто их не видит, они могут представить, каково бы это было, а может быть даже позавидуют […] Продолжить мысль Чарльз не успел, потому что телефон и браузер разразились одновременно трелью — пришел новый мейл, а учитывая, что людей, не спавших в три часа ночи, у Ксавье водилось не особо… Чарльз жадно вчитался в пришедшее письмо, даже не обратив внимания на то, что похожий мейл был далеко не идентичным тому, на который он отсылал свое сообщение. — Какого?.. Что значит, не «ваш редактор»? — вопрос был исключительно риторическим. Спасибо, конечно, неизвестный со странным именем «Эрик Леншерр», за то, что вы несете службу и вообще на страже литературного мира даже в столь поздний час, но это не отменяло вопроса. Рука Чарльза на автомате схватила старкфон, нажимая быстрый набор прямо на лету. До того, как он донес трубку до уха, Чарльз уже слышал, как вежливый голос автоматона вещает, что набранный номер недоступен. Более ранняя радость странно смешалась в голове Чарльза с замешательством. Он буквально почувствовал, как сдулся, и как на него разом навалилась усталость. Не став отвечать на письмо, он снова выключил компьютер и с мыслью, что в любой непонятной ситуации нужно лечь спать, и последовал этому совету, снова падая на кровать. Пройдя через непонимание, волнение, представление худшего и попытки убедить себя не думать об этом, Чарльз заснул с ощущением решительного недовольства и планом действий.***
— Что значит, «ушла в декрет»? Она ничего не говорила про декрет, Курт! — Вероятно, потому, что предполагала вот это. Ты ведь не отпустил бы ее, Ксавье. Чарльз чувствовал, как раздуваются крылья носа, пока он гневно сопит на Курта Марко — главу издательства «Икс-Пресс», и, заодно, воеводу войска редакторов «Икс-Пресс». На самом деле он больше злился на себя, что не понимает, почему Мойре понадобилось от него убегать, а не уходить в личную жизнь. Нет, он, конечно, бывал настырным, бывало, пропускал мимо себя знаки границ, за которые не стоит переходить, да, иногда слишком часто вспоминал их короткий и неудачный роман, в котором они не дошли до секса… Но все равно это не было поводом сбегать на Уайт, оборвав все рабочие связи за месяц! — Чарльз, мы не оставляем тебя за бортом. Леншерр работал с Шоу и с другими хорошими авторами — уж он-то в состоянии справится, — Марко хмыкнул, — с дамской прозой. — Только если у него имеется пара грудей, — Чарльз дернул бровью, пропустив мимо ушей очередной укол по поводу «презренности» избранного собой жанра. Он ничего не имел против неизвестного ему все еще Эрика Леншерра, но тот определенно был мужчиной. Может быть, в новом амплуа это было бы плюсом, но в старом… И да, сам факт резкой смены раздражал сам по себе. Чарльзу хотелось бы экспериментировать в той обстановке, где что-то могло бы его подстраховать. А в итоге, как оказалось, он прыгнул без запасного парашюта. И отношение Марко только еще больше усугубляло. Чарльз довольно неплохо разбирался в людях, даже можно сказать хорошо, но двоякое отношение к себе Курта просто не понимал6 как можно одновременно держаться за автора, потому что он приносит деньги, и при этом делать все, чтобы этого автора выжить или, на худой конец, унизить? — Ну буде расплескивать яд, Ксавье, пойдем, я вас познакомлю. Все еще сопя и продолжая разжевывать мысль, Чарльз на автомате двинулся за Марко, метая молнии тому в спину. Они, кажется, даже почти дошли до нужного стола (хоть и видел он только широкую спину Курта), как пол неожиданно раскрыл свои ламинатные объятья и бросился Чарльзу навстречу, грозясь помять лицо. В животе дернуло, как будто он во сне свалился в пропасть — как крюком вверх дернуло, но руки на автомате поспешили оттолкнуть чересчур любвеобильный пол. Увы, менее неуклюжим падение Ксавье от этого не стало. Он почти протаранил головой тот самый стол, к которому его хотел подвести Марко. Он здорово ударился левым коленом об пол и, наверняка, стесал ладони, не говоря уже о том, что на него теперь таращился весь офис. Чарльз растеряно оглянулся — во всех направлениях, кроме того, куда шел, разумеется, — но вставать не спешил. Чтобы не выглядеть еще хуже. В правую ногу, до этого лежавшую бесполезным куском мяса, пронзили миллионы иголок и даже несколько кожевенных шил имелось — чувствительность и способность двигать мышцами ноги возвращалась постепенно, по виску предательски стекал пот, но Чарльз отмахнулся от помощи Марко, чтобы подняться — стоило подождать, когда он снова сможет стоять на ногах. Зато теперь пришлось посмотреть вверх и прямо — прямохонько на своего типа нового редактора. Кажется, он спрашивал «Вы в порядке?» и тоже протягивал руку, но Чарльз просто смотрел, склонив голову набок, и губы все никак не хотели произнести что-нибудь приличнее, чем «Буду, как только окажусь на ваших коленях» или что-нибудь в этом роде. — Чарльз, это твой новый редактор — Эрик Леншерр. Эрик Леншерр сидел за столом в своем небольшом кабинете перед макбуком и продирался через сюжет романа. Книга вышла неплохой, даже очень. Особенно удачно Чарльзу Ксавье удавались сцены секса. Эрик всегда сторонился определенной вульгарщины, но все дело было в том, что его новый автор делал это исключительно метко. Как будто у него есть встроенный таймер где-то в мозге, который включался и пищал именно в самый нужный момент. Секс вплетался в сюжет, как дополнительная грань раскрытия персонажей. Не было лишнего, все оказалось на своих местах. И эта книга завораживала стилем нуара, правильным и емким стилем, выдержанным почти везде. Нужно всего-то поправить четкость линий, где-то сделать размытость. И подкорректировать тонкий намек, проскальзывающий уже в середине. Все же нагнетать закрутку сюжета нужно чуть тоньше, незаметнее. Потому что тогда концовка выглядит более контрастно. Эрик помечал моменты красным карандашом, подмечая опечатки от быстроты печатания, помечая выражения, которые на его взгляд лучше перефразировать. Если тон нуара задается во всем произведении, то и выдержать его нужно также во всем произведении. Только в сценах секса не было никаких правок. И это-то и раздражало. Потому что когда он доходил снова и снова до момента развязки, то его член дергался в плотных брюках. И он злился. Злился, что это действует. Возможно, стоило позвонить Эмме и позволить ей пригласить ту смуглокожую цыпочку, которую она сватала ему в прошлый поход в стриптиз-бар. Они тогда знатно упились, и он точно помнил, как она расхваливала девушку с крыльями стрекозы на плечах. Азазель тогда тоже подметил пластику танцовщицы. Но Эрик никогда не связывался с такими девицами. Сейчас полувставший член требовал внимания. После грязной и быстрой дрочки ночью, когда он дочитал роман, Эрик все еще оставался недоволен этим фактом. Чертов Ксавье умел правильно приправить все это. И Эрик был полностью согласен тем, что такая литература для мужчин должна существовать. Как редактор он готов был рискнуть, как мужчина — он понимал, чем это для него обернется. Поэтому он недовольно вскинул взгляд на открывшуюся дверь. Марко ввел в кабинет незнакомца, который тут же растянулся на этом небольшом пятачке перед столом. Эрик наклонил голову, и очки поползли вниз по спинке носа. Он положил распечатанные листы на стол, склонил голову. — Вы в порядке? А потом его брови удивленно изогнулись, подтверждая эмоцию, испытанную в эту секунду, когда Курт произнес «Чарльз, это твой новый редактор — Эрик Леншерр.» Его взгляд тут же прошелся по лицу, плечам, и снова вернулся к глазам его автора. Он был молод. Румянец вспыхнул на его щеках. И Эрик с сожалением подумал, что не может встать из-за стола. Даже вся плотность его брюк не может скрыть факта его неудобного положения. Поэтому он строго нахмурил брови и вернул очки на место одним движением указательного пальца на переносицу. — Очень приятно, — он протянул руку и потянул на себя, когда рукопожатие совершилось. Когда Чарльз аккуратно встал на свои ноги, то Эрик указал тому на стул перед его столом. — Спасибо, Курт, что привел моего автора ко мне. Но я думаю, что дальше мы сами разберемся. Он все еще был недоволен Марко. И тот это знал. Поэтому не стал спорить и удалился за дверь. Он имел право на него злиться, потому что именно Курт дал позволить совершить этот откат назад. Он сделал это с ним, на пике его карьеры. И теперь ему придется еще больше прилагать усилия, чтобы злые шепотки заткнулись за его спиной. Издательский мир слишком узок, чтобы он мог бы спокойно перейти в другое издательство. Чарльз сел. И Эрик сложил руки перед собой, сцепляя кончики пальцев в привычном движении мистера Холмса. И еще раз оглядел того. Все же мистер Ксавье имел вид скорее преподавателя литературы, чем писателя порно. Поэтому Эрик заинтересовался этим феноменом. Но вида не подавал, оставаясь совершенно контролирующим свое лицо и мимику. Адреналин от внезапного падения схлынул так же быстро, как накатил, оставляя после себя ледяной холодок накрывшей волны, оставившей одежду не просто мокрой, но, казалось бы, еще более ледяной, чем прибой. Чарльз даже уже не ненавидел свой дефект, так некстати каждый раз вырывающий у него (в буквальном смысле) почву под ногами: он просто принимал его как должное и старался максимально исполнять предписания по безопасности от врача и все меры по предотвращению подозрения со стороны случайных свидетелей. Обычно, это оказывалось идеальным преступлением, а сам Ксавье мыслями концентрировался на ощущениях, убеждаясь, что чувствительность и подвижность возвращаются к нему, чтобы подняться не слишком поздно. Но, казалось, пока Чарльз немо глядел на лицо Леншерра, поблескивающего стеклами очков, он вообще напрочь забыл о всем, о чем думал раньше, потому даже не сразу среагировал. — Да, все отлично. Не заметил порожек… Одна из причин, почему я не работаю в офисе. Ногу продолжали атаковать маленькие меч-рыбы, но Чарльз даже не поморщился, почти легко вставая на ноги и сразу падая в теплое, сухое рукопожатие — очень дружелюбное, с движением вперед. Кажется, мистер Леншерр в работе не такой закрытый, каким казалось его лицо. Это было хорошо — с формалистами Чарльзу работалось тяжело. «Так, стоп, в какой момент ты вообще решил, что будешь с ним работать? Мужская рука — это, конечно, хорошо, но не забывай, чем мы кормимся!» Чарльз на миг посерьезнел при этих мыслях, но его выражение снова сменилось привычной дружелюбной улыбкой. Он привык быть очаровательным, даже когда говорит людям свое веское «нет». В кресле перед Леншерром он устроился вполне вольготно и расслабленно — осталось лишь наблюдать за тем, как между Ленщерром и Марко проскочила предупредительная молния, и как в комнате на полградуса потеплело, когда главред покинул помещение, оставляя писателю и редактору их интимный творческий процесс. «Не тот это процесс, что я хотел бы… Черт, Чарльз, запиши уже себе куда-нибудь заметку, что неплохо бы трахаться не только буквами, когда пишешь новую книгу!» Ксавье потянулся к двери кабинета, не вставая с кресла, чтобы толкнуть ее в сторону захлопывания, прежде чем снова посмотреть на Эрика Леншерра… и молчать. Они просто рассматривали друг друга, Эрик — поверх слитых в клетку пальцев, Чарльз — склонив голову набок. Им было о чем поговорить, но почему-то Чарльз не знал, с чего из этого начать в первую очередь. Гнев, который бурлил в нем в кабинете Марко, как-то выветрился, падение лишило его пафосности и трагизма, все вопросы были одинаково важными, а загодя принятое решение избавится от нового редактора еще до начала работы здорово не сочеталось с тем, как споро в голове складывались строки несуществующей книги. …Он все сильнее сжимал крепкие, широкие плечи, не думая о том, что причиняет боль, что большие пальцы упираются прямо в болевые точки. Ему было куда больнее, и ответная боль было его своеобразной благодарностью за то, чего он не имел так долго. Хриплое дыхание обжигало шею, и на запястьях оставались синяки, но он чувствовал только глухое удовольствие от того, как член врезался в плоть, раздвигая чувствительную кожу входа… …— Тебе нужно отредактировать эту часть, Чарли Чарльз. — Я перепробовал уже все экзотические позы, которые смог найти — все не то. — Потому что дело не в экзотике, дело в том, как ты используешь то, что уже есть. Он и не заметил, как мужчина оказался совсем близко, но когда ноги перестали вдруг чувствовать пол, он уже сосредоточился на сеансе редактуры… В итоге, встряхнув челкой, Чарльз первым разбил тишину кабинета, но совсем не тем, чем ожидал Леншерр. И даже не тем, чего ожидал сам Ксавье: — И что же вы видите, мистер Леншерр? — о, этот наивный взгляд, синий и ясный, слегка снизу вверх. Если раньше Чарльз думал, что это оружие он использует вполне сознательно и никогда без причины, то сейчас это был явно спущенный раньше времени крючок. Бам, и ядерная ракета случайно полетела в сторону Китая… Эрик Леншерр приятно удивился. Он рассматривал своего автора с позиции прочитанного, что несколько не вязалось с тем, что получал он в своем кабинете. Сидящий на стуле перед ним Чарльз Ксавье совершенно выбивался из строя его псевдонимов, метафор, сюжетных линий. Его мягкие черты лица гармонировали с приятным тембром голоса, зазвучавшим в этой тишине. То, что он видел перед собой, нравилось ему. Оставалось только понравиться автору. И он никогда этого не умел. Эрик смотрел в ответ, понимая, что и Чарльз рассматривает его, делает свои выводы. И ему нужно сломать лед между ними, чтобы в процессе работы комфорт никуда не делся. Он привык работать с Шоу, который устраивал проверки молодому редактору. Он привык работать под жестким давлением авторитета автора, совершенно выбиваясь из своей жизни. Стресс в его работе был постоянным, сжигающим все внутри яростью бессилия. Но он верил, что с Чарльзом все будет иначе. Когда они наигрались в гляделки, нетерпеливый Чарльз разрушил молчание. Будто протянул руку первым, сделал первый шаг. И то, что он сказал, вызвало у Эрика легкую едва заметную улыбку. Эрик любил прямоту. Прямоту мысли, простоту суждений. Прямые слова, подкрепленные действием, что могло быть лучше? То, как смотрел Ксавье, спрашивая это, обескураживало. Он видел и возможно просто пытался понять эти ужимки. Он все же не осел, а редактор. Просто от автора, видящего его впервые, он этого не ожидал. И член, чуть опавший от всей этой ситуации, проявил реакцию. Мысль уже пошла, что этот человек пишет настолько интересные, жаркие сцены, что возможно… Нет, Эрик понимал, конечно, что чаще всего это просто фантазия. Но вот же он сидит. Горячий невинный взгляд. Скептически хмыкнув, Эрик постарался вложить в свой самоконтроль больше сил. Им придется долгая беседа. Все же он не осел, но и не железный. — Мистер Ксавье, — он чуть склонил голову, опуская руки на столешницу и позволяя взгляду безмятежно скользнуть по лицу мужчины. — Я вижу то, что совершенно не вяжется с текстами. Хотя последний больше ваш, чем остальные книги. Я почти закончил. Не ожидал так быстро, поэтому позволил себе несколько медленный темп. Он опустил взгляд на стопку листов, где изредка краснели линии и заметки на полях. Ему, вероятно, повезло, раз за столько лет Чарльз научился писать настолько хорошо. Он уже знал о его взлете, знал о книгах, линиях, псевдонимах. Знал слишком мало. И теперь видел его прямо перед собой. Все хотелось, чтобы Чарльз Ксавье напоминал бы милую старушку с сорока кошками, которой просто скучно. Хотелось бы обнаружить совершенно кошмарную девицу с завышенным самомнением. Но получился вот такой образец. И Эрик очень жалел, что не остался с Шоу. Все же на того у него не вставало никогда. От Эрика — Чарльз решил называть его для себя Эриком — еле заметно пахло каким-то свежим, приятным парфюмом, причем запах скорее витал в воздухе, так как хозяин кабинета каждый день приходил сюда поработать, и теперь отмечал это место, как принадлежащее кому-то. Чарльзу нравились мужчины, тонко обозначающие границы своей территории. Ведь, по сути, парфюм заменял людям метки, которые умеют от природы оставлять почти все звери. Запах используемого парфюма остается на вещах владельца, окрашивает помещение, где он живет и работает почти невесомо, остается на других людях, с кем происходил тесный контакт, помечает зону личного пространства. Важно делать это осторожно, незаметно для тех, кто не ищет. Потому, вероятно, Ксавье с подозрением относился к людям, от которых за версту несет одеколоном: такой человек, во-первых, понятия не имеет, для чего вообще нужен парфюм, во-вторых, кощунственно и неуважительно относится к чужому обонянию, в-третьих, скорее всего, не пользуется дезодорантом, ну, а в-четвертых, соответственно — ничерта не смыслит ни в своем, ни в чужом личном пространстве. В общем, тот факт, что к его новому-скоро-возможно-старому редактору это не относилось, Чарльза очень сильно порадовал, потому что ко всему прочему он любил, когда внутренности красивой оболочки не разочаровывали его. Но все это было поверхностно, поиск уровня википедии. Сейчас Чарльзу предстояло копнуть глубже, в конце концов речь шла о его карьере в первую очередь, а не о решении, стоит ли на кого-то взобраться, как на дерево. Об этом он подумает в нерабочее время. Нерабочее время Эрика Леншерра, конечно же. — Не вяжется с текстами, говорите? — Чарльз улыбнулся и наклонил слегка голову в другую сторону. — А вы знаете, сколько на самом деле эротических и просто дамских романов пишут литературные негры-мужчины, мистер Леншерр? Очень много. Женщины хорошо пишут о чувствах, но когда под боком долго нет мужа, они хотят читать не про чувства, а про секс. Ну, а секс — это уже наша вотчина, как более примитивного механизма. Чарльз звучал так безмятежно, как будто рассказывал студентам лекцию по генетике… Несуществующую лекцию, потому что диссертацию он защитил уже без намерения стать преподавателем — успех на писательской ниве обеспечил ему возможность заниматься научной работой в своей области и статьями, не отбывая срок в университете с десяти до пяти. двойная польза и для самого Чарльза, и для общества. — Когда вы говорите, что последний более мой, не имеете ли случайно в виду, что во мне куда больше тьмы, чем кажется из-за моего вида? — Чарльз все так же безмятежно улыбался. Его образ мягкого «профессора в годах», слегка старомодного и благообразного, родился еще в школе, которую Ксавье закончил раньше положенного срока — потому что тогда уже из-за своего интеллекта он чувствовал себя куда старше, чем был по паспорту, а затем уже сознательно перекочевал во взрослую жизнь в университете. Как ни странно, сейчас, в век хипстеров, такой образ пользовался популярностью у желающих найти себе пару, и Чарльз, да, энное количество раз пользовался этим без стеснения. Если присмотреться внимательнее к его одежде, то можно заметить, что она далеко не старческая, новая и приобретена в достаточно известных брендовых магазинах не за самую низкую цену. Возможно, этот Эрик даже заметит — это будет приятным бонусом, если тот хоть сколько-то разбирается в одежде. Хотя, даже если и нет, то он точно более-менее разбирается в чтиве. «Как же, не ожидал он, что я быстро приду, после моего-то письма… Знаю я, для чего ты взял медленный темп» …Слова, словно прикосновения, дотрагивались до разношерстных центров мозга, порождая неожиданную, нелогичную реакцию, которую просто не должны были вызывать описания подобных сцен. Господи, да здесь даже не было секса! Но выстроенная сцена, казалось, настолько пропиталась им, что в паху все сжалось, и забивший на логику член гордо оттягивал легкую ткань штанов, зазывая запустить руку под резинку. Он подчинился, продолжая жадно, словно тело любовницы, поглощать горящие страстью строки, в такт своим ощущениям лаская ствол. Хорошо, что никто не слышит его хриплых постанываний… «Стоп, почему любовницы сразу, Ксавье?» Взгляд Чарльза из рассеянного снова стал сфокусированным, но он понял, что пропустил какой-то очень важный вопрос или фразу, сказанную Леншерром в отношении работы, а не их недофлирта. Вместо того, чтобы извиниться и попросить повторить, Чарльз решил, что пора в наступление, если уж так. — Мистер Леншерр, я уверен, что вы настоящий профессионал своего дела — и как редактор, и как ценитель литературы. Но, мягко говоря, для меня слегка неожиданна эта смена редактора и весьма некстати, учитывая, что я хотел запустить новую ветку романов. Мне кажется, что в этом случае роль редактора больше подошла бы кому-нибудь женского пола, чтобы все это не превратилось для читателей в некий… гей-балаган. Что он несет? Это ведь то, чего ему уже два месяца не хватает! Гей-балаган! Какого ж черта он именно сейчас решил себя показать профессионалом, думающим только о работе? «Кто-то боится не взять высоту, да, Ксавье?» Чарльз сложил на бедре руки в замок и снова уставился на лицо Эрика, ожидая его мнения по возникшим разногласиям. Эрик Леншерр откинулся на спинку стула и чуть склонил голову, очень внимательно слушая своего нового автора. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду, ожидая в любой момент подвоха от такого интересного и талантливого молодого человека. Самое смешное, что он выработал привычку сдержанного молчания еще до Шоу, но с Себастьяном ему пришлось ее только усовершенствовать. Мистер Шоу, звездный автор, предпочитал говорить много, пафосно, не по существу, и иногда Эрик ловил себя на мысли, что Себастьяну Шоу нужно было идти не в писатели, а в лидеры переворота. Потому что ораторского таланта в нем было хоть отбавляй. Чарльза же он воспринимал иначе. Он чувствовал, что если правильно расставить акценты в самом начале, то их сотрудничество станет чем-то интересным, вдохновляющим, правильным. Он чувствовал какое-то странное единение с того самого первого взгляда с пола. Когда глаза в глаза, и рука сама потянулась к мужчине. Он будто слился на короткий момент с ним, но это было только небольшое мгновение. Странное и нереальное. Но отделаться от этой мысли было почти невозможно, потому что Чарльз Ксавье проявлял свои качества, которые так импонировали Эрику. Он понимал все негодование автора. Ему тоже не пришлась по душе такая резкая смена в редакции. И он готов был просто бросить все, хлопнуть дверью и начать заново. Но в его годы уже поздно карабкаться по карьерной лестнице с самого низа. И ответственность перед новым автором не давала сделать этот решительный шаг. Он не был трусом, просто еврейский просчет. Если он справится, выведет Чарльза на новый уровень, то Марко вместе с Локи будут кусать локти. Ему уже нужно думать о новой работе. И отдать Дженнифер Уолтерс свой контракт и контракт Чарльза. Нужно было подготовить почву ради лучшей жизни. Он так просто не отпустит ситуацию. И Марко должен знать это, черт возьми. И знать, что он постарается позаботиться о своем новом авторе. Чего Марко хочет? И чего добивается? Потому что чего добивается Лафейсон, Эрик себе представлял. — Я также буду предельно честен с вами, мистер Ксавье. Не поймите меня превратно, но я сам сбит с толку этим … этой сменой среди авторов и редакторов. Увы, я не смогу отмотать время назад и напомнить мисс Мактаггерт о том, что стоит предупреждать авторов о своем уходе. Даже если это декрет. Но мы имеем то, что имеем. Эрик вздохнул, снял очки и положил их перед собой на листы, позволяя теперь легкую улыбку. — Я говорил о том, что вы полны не тьмы, увы, а мужественности. Как и ваш новый роман, — сдержаться от улыбки было крайне сложно, но Эрик решил не затягивать паузу. — Поэтому я не думаю, что … гей-балаган так уж помешает вашему плану. Вы вправе просить другого редактора, но я не думаю, что вам нужно это сделать. Я слишком хорош, чтобы от меня отказываться. Эрик Леншерр почти слышал закадровый голос Эммы и Азазеля, но ничего не мог с собой поделать. Такая реклама себя ему была не свойственна. Но слова вылетели прежде, чем он задумался. Потому что он не хотел терять мистера Чарльза Ксавье. Ему хотелось работать с Чарльзом. Хотелось. Не из-за внешности милого профессора, который знает о сексе, судя по книгам, конечно, больше любой проститутки Лондона. Не из-за того, что насолить Марко теперь его кредо. А просто потому что он видел, как Чарльз талантлив. И хотел помочь огранить этот алмаз. Стать помощником. И видеть, как тот получит когда-нибудь возможно Пулитцеровскую премию. Может быть, лет через пять ее будут давать за эротическую прозу? — «Увы»? Вам нравятся плохие… авторы, мистер Леншерр? Не в плане письма, конечно же, судя по тому, с кем вы работали, — этой информацией милостиво снабдил его Марко, расписывая в красках все достоинства нового редактора (не упомянув главного, конечно), да так эмоционально, что не оставалось сомнений: мистер Леншерр Марко был не по вкусу, а может и насолил чем. Это, конечно, добавляло парню пару дополнительных очков в рейтинге Чарльза. Не все же ему быть одному на баррикадах деликатной оппозиции, в конце концов. «Охо-хо, если тебе дать время, и если есть желание, ты тысячу причин найдешь, чтобы объяснить, что ты хочешь кого-то трахнуть, Ксавье. Завязывай на сегодня.» — Не знаю, как плану, но мне точно не помешает, — правда сама собой сорвалась с языка, но Чарльз даже не думал ее удерживать, потому что последняя фраза Леншерра решила исход боя плюсов и минусов сложившейся ситуации. Слишком хорош, чтобы отказываться, говоришь? Для пишущего про ненастоящий секс человека, Чарльз на самом деле всегда был предельно честным, иногда даже брутально честным парнем, хоть и пытающимся всегда подсластить или аккуратно затолкать в кого-то пилюлю правды. И этого же он ожидал или точнее хотел от других людей, по крайней мере, в отношении таких громких заявлений. Потому что в противном случае у него появлялось навязчивое желание это проверить. Вот прям как сейчас. — Этот тезис, в таком случае, я хочу подвергнуть экспертизе. Если все так, как вы говорите, то мы продолжим наше сотрудничество. В противном случае, расстанемся полюбовно. Как вам такой уговор… Эрик? — Чарльз снова вскинул глаза на редактора, поменяв местами ноги, сложенные друг на друга. — Пока вы мне кажетесь профессионалом. Но, надеюсь, этот профессионализм не возобладает над эмоциями. Сами понимаете — особенность жанра, — он улыбнулся, словно извиняясь, а в это время в голове уже сам собой складывался тест для проверки совместимости. И местами он был очень далек от литературы. Основной момент был решен, возмущение и недовольство в связи с предательством Мактаггерт поутихло, в ситуации появились сроки разрешения, а потому, по сути, Чарльзу больше нечего было тут делать, так как полный отчет Леншерра о его произведении был пока, естественно, не готов. Ксавье мог бы расписать нюансы работы с собой по электронной почте, но не мог отказать себе в возможности еще немного полюбоваться невозмутимым анфасом перед собой. И да, еще кое-что… Чарльз поднялся с кресла, словно собрался уходить, чтобы потом «вспомнить», чего еще не сказал, на самом деле лишь заглядывая за массивный стол, чтобы оценить рост Эрика. «Черт… Высок. Все, как я люблю… А что это там?.. Нет, показалось.» — Ах да, — он снова плюхнулся в кресло, окончательно расслабившись. — Пара нюансов работы со мной, с которыми вам придется смириться. Во-первых, я не изменяю названия книг без аргументов, почему это правда необходимо, и коммерческие причины не являются уважительными. Во-вторых, я обычно работаю по ночам — особенно над интимными сценами, — он многозначительно стрельнул глазами, — по понятным причинам, поэтому мне бы хотелось иметь обратную связь хотя бы до часа ночи. В-третьих, предпочитаю встречи в неформальной обстановке, когда таковые требуются. Надеюсь, вы пьете. Если вспомню что-либо еще критичное, то уведомлю вас мейлом. «Уведомлю… Хах.» — Что ж, было приятно познакомиться, Эрик, — на этот раз Чарльз поднялся по-настоящему, чтобы пожать руку своему новому редактору и наконец-то отправиться восвояси. Дух офиса уже начал давить на нервы. — Надеюсь в ближайшее время получить от вас весточку. Приятного прочтения, надеюсь, концовка не оставит вас равнодушным. На том он подмигнул Леншерру и легкой походкой двинулся прочь из кабинета и из издательства — его уже ждала ближайшая кофейня с вай-файем и идея для свежей почеркушки для себя.