Отыскал её

Отыскал её, бедную, среди скал и льдов, обнажённую прятал в плед, согревал без слов, и к огню уложил поспать, сам сидел в тенях, поил её чаем с мятой и дрожал впотьмах. Её волосы чёрные — кольцами по груди, они словно шептали: «Лучше не подходи». Но ты разве послушался? Кожи белый плен… Ты желал, и ты жаждал, и не вставал с колен. Скоро раны совсем сошли, жизнь пошла на лад. Она больше молчала и прятала свой взгляд. Но улыбку её ловил, думал — для тебя. И про камни не помнилось, не казалось зря. Ты не знал о том, кто она, и не жаждал знать, ты хотел, чтоб была жена, чтоб потом и мать. Под венец ты и платье ей справил до зимы. Год уж минул да с той поры, прошли дни и сны. Год уж минул, но только вот ни единый раз ты не слышал ни смех её, ни одной из фраз. «Что немая? Да будет так», — себя утешал, ты не видел и в этом знак, как не чуял жал. Уж подкатывал год к концу, свадебный венок ты принёс на рассвете ей, пал у её ног. Она молча смотрела вдаль, ничего не взяв. Может, было тебя ей жаль, это ль не печаль? Так хотел её, мочи нет, проводил во храм. Собирался народ честной, все уж были там. И лишь только вуали флёр сброшен был с неё, как под куполом вскрик и ор, точно вороньё. Все узнали в ней злобы цвет, тьмы, увы, дитя. Ты стоял и ни жив ни мёртв, больше не шутя. А она засмеялась вдруг — страшен голос был. Проклинала уж всех вокруг, да под шорох крыл. Чернота окружила всех, храм был осквернён, улетела, ах, ведьма, прочь, улетела вон. Ты стоял всё, ни жив ни мёртв — сердце на куски, полюбил её навсегда и сгорел с тоски.