Часть 1
18 декабря 2016 г. в 23:14
— Так вы... друзья?
Юрий крепко зажмуривает глаза, когда чужой язык раздвигает его губы. Он разжимает стиснутые зубы, открывает рот и позволяет проникнуть в него. Чувствует вкус чужой слюны, наполнившей его глотку, и понимает, что только от этого голова его начинает кружиться, а тело становится невыносимо лёгким. Если бы не стена, к которой его прижимают, он бы точно упал на пол, не в силах устоять на ватных ногах.
Поднимает дрожащие руки, обвивает ими шею, путается в коротких волосах пальцами. А когда лёгким его дают свободу, разжимает веки и смотрит в глаза стоящего напротив: тёмные, пленяющие. Казалось бы безразличные, но наполненные вихрем эмоций. Или ему просто хочется думать, что так оно есть?
— Лучшие друзья! — соглашается он, радостно улыбаясь.
Когда Отабек касается его лица ладонью, Юрий невольно прикрывает один глаз, чуть хмурит нос, на миг думая о том, что, будь он котом, точно бы залился тихим урчанием. Но он продолжает молчать, выжидающе глядя на парня, и поддаётся навстречу, когда к нему наклоняются за новым поцелуем. Ему нравится целовать Отабека. И вместе с тем его тошнит от каждого подобного случая.
Невинные прикосновения, дружеские касания. Всё казалось таким банальным, таким нормальным, особенно для такого, как Юрий: одиночки, близких отношений у которого не было абсолютно ни с кем.
«Нормально ли это?»
«Мы ведь друзья»
Плисецкий помнит их первый поцелуй. Он был не таким мокрым и жадным — почти невинным, совсем невесомым. И сердце подростка на тот момент пропускало сотни громких, почти оглушающих ударов. Ему казалось, ничто не могло успокоить сердцебиение, но лишь сжатая ладонь в чужой руке и взгляд ставших близких глаз стали для него на тот момент всем миром.
Юрий любит, как никогда не любил, и это чувство проступает в нём каждую секунду их совместного времяпрепровождения. Но место в его душе занимает не только она: непроглядная тоска и боль, все те эмоции слёзы, которые он никогда не показывал. Крики, вопросы, недоумение и возражения. Всё это стоит в его глотке противным комком, который не сглотнуть, не выплюнуть наружу. Он покорно молчит и позволяет обстоятельствам течь по тому пути, на который ступил сам мальчишка.
— Отабек, — зовёт он тихо, почти неслышно.
Глаза его полуприкрыты, но внимательны. Он смотрит на фигуриста помутневшим взглядом, дышит тяжело и через рот. Хочет задать этот вопрос — тот самый, что мучает его днями и неделями, не давая уснуть ночами и думать о важных вещах во время бодрствования.
Юрий принимает положение сидя, укладывает ладони на лицо Отабека. Смотрит на него внимательно и пристально, желая узнать всё без ответа. Но понимает, что во взгляде того не может прочитать абсолютно ничего.
— Мы ведь... друзья, да?
Отабек молчит. Смотрит ему в глаза, тем самым напрягая, и Юрию хочется кричать, закрыть их ладонями, спрятаться. Но он покорно ждёт, незаметно прикусывая внутреннюю сторону щеки. Нервничает, зная, что ему ответят.
Его руку берут в свою, целуют пальцы. И отвечают — непринуждённо, совсем обыденно.
— А как же иначе? Друзья.
Юрий кривится в улыбке, прикрывает глаза и кивает. Имитация радости — не более. А сам, пряча лицо в подушке, заливается слезами, обманывая, что эта боль — физическая, а далеко не душевная.