Чай

      Акутагава молчал.       Он молчал всегда, когда разговор подходил к той части, где Ацуши спрашивал, зачем Рюноске напрашивается на дополнительную порцию чая.Он просто отпивал большой и громкий глоток из кружки, и продолжал молчать, ставя тигра в неловкое положение, сам того не понимая. Накаджима всегда сжимал края своей рубашки, нервно крутился на месте, ожидая ответа, а затем безнадёжно тихо вздыхал, чтобы Рюноске его не услышал.       В глубине души Акутагава был рад, что этот беляш наконец отстал от него.       А ещё разговор заходил в тупик тогда, когда Рюноске резко приказывал Ацуши заткнуться, а потом глядел на него так пристально, не моргая. Накаджима всегда съёживался под взглядом этих чёрных глаз, и не знал куда себя деть. Ацуши краснел, как маленький ребёнок, не зная почему, а потом рефлекторно предлагал новую порцию чая Акутагаве, на что тот с лёгкостью соглашался. Накаджима всегда удивлялся этому, ведь если эти двое разговаривали и при этом возникали разногласия, так чуть ли не до драк доходило. А сколько побитых тарелок…       Но потом всё заканчивалось чаем. Ацуши знал, как успокоить бушующего напарника. — Так…почему ты остаёшься на чай, А-акутагава? — тихо спросил тигр, даже не ожидая ответа. — Тигр, — вздохнул Рюноске, попутно отпивая небольшой глоток зелёного чая, — просто ты делаешь вкусный чай. — Это обычный покупной чай. — Заткнись уже!       Рюноске…не выносил Накаджиму чисто физически. Ацуши его бесил. Бесил своей наивностью, бесил своей внешностью, бесил рвением помочь людям, бесил своей добротой, бесил своими тупыми разговорами. Но Акутагава всё равно оставался на чай чуть ли не каждый день после работы, если таковая имелась. Рюноске тянуло в дом к Ацуши и он не знал, почему.       Но Акутагава никогда не признается даже себе, что ему нравилось навещать тигра просто для того, чтобы ещё раз посмотреть на его краснеющую мордашку, например. Или чтобы прибить нафиг. Но для отсрочки смерти Ацуши, Рюноске всегда находил отговорки, просто чтобы убедить самого себя.       А ещё Акутагаве нравилось бесцеремонно вламываться в дом тигра, это прям его.       С размаху влетать в дверь, выбивая её, и пугать Накаджиму до бледности поганки, и при этом ни разу не извиниться. С того же размаху разбивать окно и случайно напарываться на несколько осколков рукой или ногой, а потом нагло просить, даже приказывать Ацуши перебинтовать ему конечность, на что добрый тигрёнок не мог отказать.       И Накаджима густо краснел, когда видел напарника с оголённым торсом. Таким бледным, как мрамор, таким хрупким, что казалось, — один удар и Рюноске переломит надвое, а с этим и смерть. Акутагава гаденько усмехался, смотря на помидорку-Ацуши, который бережно накладывал бинт, стараясь не причинить напарнику лишней боли.       А ещё Рюноске нравился чай. Но дома он, почему-то, не пил его. У Акутагавы его попросту не было. И это ещё одна причина наведаться к тигру в гости, — просто попить чай, который Ацуши покупал чуть ли не тоннами уже, ведь Рюноске, как снег в мае, появлялся резко, заставал тигра врасплох за домашними делами (Ацуши, почему-то, постоянно убирался в доме. Ну не сиделось ему на месте, а заданий не было как назло). — Итак…уже веч-чер, тебе домой, наверное, пора… — «галантно» намекнул Ацуши Рюноске, стараясь не глядеть на нахмурившегося напарника. — Ещё не вечер. — Семь часов уже… — Тигр, — снова неторопливо начал Рюноске, растягивая слова и прикрывая глаза, надеясь отогнать раздражение, — кто разрешал тебе открывать рот? Не помню, чтобы давал его. Плесни-ка лучше ещё чаю и заткнись наконец. — Х-хорошо… — Накаджима еле-слышно вздохнул и повернулся лицом к чайнику, внутренне молясь, чтобы Рюноске уже покинул дом и дал Ацуши спокойно поспать наконец. — Сахар? — Не надо. — Акутагава уперся рукой себе в щёку, мимолётно поглядывая за Ацуши, смотря на его плавные действия, будто он делал это раз сто. Ну, не сто, конечно, но раз пятьдесят было точно. — Ты такой мягкий, тигр. Что не попрошу — всё сделаешь, это даже не интересно.Так и хочется тебе какое-нибудь прозвище дать, на подобии «мягкий-пушистик», аж тошнит от своих мыслей. — Рюноске передёрнуло и он продолжил наблюдать за Ацуши, который соизволил повернуться передом к напарнику.       Тигр молча облокотился задом на столешницу и наблюдал за Рюноске, так бессовестно рассматривал черты его лица, взглядом прошёлся по губам, таким бледным, как и сам Акутагава.Задержав свой взгляд на глазах напарника, Ацуши с ужасом понял, что Рюноске смотрит прямо на него и, возможно заметил, как тигр рассматривал его. — На моём лице что-то не так? — ехидно спросил Акутагава, расплываясь в широкой ухмылке. — А…Что? Н-нет, н-нет, что ты… — замялся покрасневший Ацуши, стыдливо отведя взгляд и считая трещинки на полу. Рюноске еле слышно хохотнул, видимо, от жалкого вида тигра.       Красный тигр. Это даже не смешно, по сути-то.       Ацуши снова отвернулся, ссылаясь на то, что закипел чайник и благодаря Бога за это.Ещё ни разу Ацуши так открыто не рассматривал Акутагаву, если только изредка, да и то на поле битвы. А тут у себя дома, рассматривал своего напарника с отнюдь не «бойцовским» интересом.       Тигр вздрогнул, когда почувствовал на своих тёплых руках чьи-то холодные, которые так аккуратно придержали чашку с чаем в дрожащих пальцах Ацуши. Этот «кто-то» слегка прижался сзади к Накаджиме, отчего ему стало совсем не по себе. Коленки мелко задрожали, а дыхание, почему-то, немного участилось. — Тигр, ты сейчас прольёшь чёртов чай, — охрипшим голосом сказал Акутагава и крепче сжал пальцы Ацуши в своей ладони.       Накаджима судорожно вздохнул, умоляя своё сердце успокоиться, а рот зашевелиться и хоть как-то ответить, чтобы Рюноске не подумал ничего такого, но всё это, на пару с разумом, пожелали отказаться от такого «странного» предложения.       Рюноске даже не ждал ответа от тигра, сильнее прижался к горячей спине напарника, заставил Ацуши отпустить руку с чашкой на столешницу, чуть не расплескав напиток по ней, и усмехнулся Накаджиме куда-то в затылок. Благо, рост позволял.       Если бы Ацуши сейчас выдохнул, это получилось бы громко. Умопомрачительно громко, судя по тишине комнаты, в которой они стояли. Но, чтобы жить, — нужен воздух, поэтому Накаджиме пришлось сделать несколько коротких, тихих вздохов-выдохов. С чего бы он так реагирует на Акутагаву? — Тигр, — непривычно «мурлыкнул» Рюноске на ухо Ацуши, опаляя своим горячим, и в то же время каким-то сухим дыханием, — ты же помрёшь сейчас, дыши.       Накаджима едва заметно дёрнулся, сделал глубокий вдох, а с ним и выдох. Ацуши умолял себя не краснеть хоть минутку, а затем медленно, словно кошка, повернулся к Рюноске и…       И чуть не умер.       Губы Акутагавы, такие сухие, мертвецки-бледные и тёплые соприкасались с губами Ацуши. Рука Рюноске машинально легла на затылок тигра, а язык мягко, но властно очертил контур губ Накаджимы и проскользнул внутрь. Ацуши не сопротивлялся, что было никак не странно, — он же пай-мальчик, крути как хочешь, делай всё, что душе угодно.       Правой рукой Акутагава ухватился за подбородок тигра, притягивая поближе и углубляя поцелуй. Накаджима же, немного неуверенно (боясь, что его оттолкнут) зарыл левую руку в жёстких волосах напарника и неумело отвечал на поцелуй, положив правую ладонь на плечо Рюноске. Языки рефлекторно сплелись, неуверенно вращаясь во ртах своих владельцев, ведь каждый из них ожидал отторжения, пощёчины, кулаком в нос, но никак не такого. — Тигр, — выдохнул Рюноске после поцелуя, судорожно хватая ртом воздух и уткнулся лбом в плечо Ацуши, а потом неожиданно мягко произнёс: — Накаджима, ты чёртов придурок…       Кажется, завтра тигрёнку придётся идти за новой пачкой зелёного чая для Рюноске, ведь последний пакетик полетел в урну тогда, когда чай уже совсем остыл. А Акутагава не любит холодный чай.