Хмель и солод

- Виктор, приезжай к нам в Хасетцу! У моей семьи там горячие источникии... ик... ой... - Виктор смотрит в расширившиеся зрачки и не знает, что можно ответить на столь щедрое предложение. Он даже не сразу его узнал. Кацуки Юри, 23 года, Япония, 6-е место в турнирной таблице. Неудивительно, что парень накидался! Из одежды на юном алкоголике только брюки, едва держащиеся на бёдрах, по причине отсутствия ремня, да галстук. В руках здоровенный бокал с темным пивом, хотя Виктор может поклясться, что до этого несколько раз замечал разгуливающего в более подобающем наряде фигуриста, с бокалом шампанского в руках. Толпа вокруг улюлюкает, заслышав опрометчивые слова юнца, где-то справа щелкает затвор фотоаппарата, и Виктор растеряно оглядывается по сторонам. Где, мать вашу, тренер, этого прелестного создания? - Если я выиграю, ты станешь моим тренером? - Вопрос застает врасплох. Он? Тренером? На барной стойке уже во всю отплясывает вошедший в раж Кристофф, на котором уже и брюк не осталось, а неугомонный японец, без капли стеснения хватается руками за рубашку, едва не вырывая пуговицы, пробирается пальцами за пояс. В шальном взгляде столько непонятной ему, Виктору, искренней надежды, что хочется пообещать мальчишке весь мир. Кацуки улыбается пьяно, безумно, делает из объемной кружки несколько больших глотков и, утерев влажные губы тыльной стороной ладони, смело шагает в сторону танцпола. Джакометти прекрасный танцор, Виктор знает это лучше, чем позволяют рамки приличия. Пожалуй, он единственный, кто был удостоен приватных танцев в его исполнении. Так что это будет занимательное зрелище! Изрядно выпившие спортсмены во всю развлекаются, радуясь устроенному представлению. Вспыхивают яркими огнями вспышки фотокамер, и Виктор достает собственный мобильник, делая несколько снимков. Если он возьмется тренировать этого юнца, ему, как тренеру, вполне может пригодиться хороший компромат. В воспитательных целях, так сказать. Не то чтобы он всерьез обдумывал эту мысль... Но парень отлично двигается, даже будучи пьяным, как говориться, в стельку. Тонкий, гибкий, с ярким румянцем на светлой коже, даже в этом хмельном безумии, от него все равно веет чем-то чистым. Непорочным. Виктор фотографирует Юри, и чувствует странный восторг от мысли, что Джакометти вряд ли продержится еще раунд. Безумие, но почему бы и нет? Юри улыбается прямо в камеру, и Виктор чувствует, как его самого начинает вести. Местный тамада что-то радостно кричит, дергая Кацуки за руку, а Джакометти устало улыбается, прислонившись спиной к стене. Он победил. Как и обещал. Это все конечно дурость, так, пьяный бред... - Виктор... - Никифоров совсем потерялся в собственных мыслях, когда кто-то настойчиво дергает его за рукав. Кацуки Юри неуверенно топчется на месте, обхватив обнаженные плечи руками, и зябко ежится. В глазах все еще хмельной задор, а на губах нерешительная улыбка. Полуголый, растрепанный, раскрасневшийся, он стоит неприлично близко, и смотрит глазами непорочной девственницы, готовой на все. Слишком ядреное сочетание невинности и похоти. Виктор стискивает пальцы в кулаки, сдерживая желание прикоснуться к разгоряченной коже, и вопросительно смотрит на неугомонного мальчишку. - Ты же пр..едешь? - Кацуки заглядывает ему в глаза почти с мольбой и какой-то отчаянной надеждой, цепляясь пальцами за измятую рубашку. Рядом снова кто-то похабно свистит и пару раз моргает вспышка. Виктор тянет несопротивляющегося Кацуки прочь. Это было забавно, но лишние слухи сейчас им обоим ни к чему. В толпе виднеется блестящая лысая макушка Якова. Он видит его, но находится слишком далеко, чтобы перехватить, а потому, просто неодобрительно смотрит вслед, качая седой головой. Виктор виновато улыбается тренеру, спешно выходя из зала. Богато декорированный коридор встречает их тишиной, прохладой и любопытными взглядами обслуживающего персонала. Виктор тащит Юри за собой по хитросплетению лестниц и анфилад, и сам не разбирая, куда же они идут. По пути попадаются одинокие гости, видимо потерявшиеся в мудреных переходах, парочки, забившиеся по углам, в поисках уединения, и двери. Много, много дверей. Виктор дергает резные ручки, но все, как на зло, заперто. Поддается лишь одна неприметная дверь, и, облегченно выдохнув, Никифоров толкает совсем разомлевшего Юри внутрь. Небольшое помещение оказывается кабинетом, по все видимости кого-то очень малозначимого в этом заведении. Едва ли с десяток квадратов, оно вмещает в себя разве что крупный стол, одно потертое кресло и целый ряд стеллажей, забитых макулатурой. После полутемных коридоров яркий свет сто ватной лампы режет глаза. Кацуки подслеповато щурится и трет покрасневшие веки. Видимо, весь задор в нем выгорел после всей этой беготни. Виктор этому даже рад. В его же интересах, если парень поскорее протрезвеет и они просто забудут эту историю. Никифоров и сам здорово набегался. Ноги гудят и он с удовольствием опускается в продавленное кресло. Тренер! Ишь, чего удумал! Кацуки бесцельно бродит кругами по скромной площади кабинета и то и дело шмыгает носом. Водит пальцами по корешкам каких-то папок, шелестит бумажками, и Виктор старается игнорировать его мельтешение. Он надеялся, они смогут поговорить, когда градус отпустит несчастного алкоголика, но теперь даже не знает, что и сказать. Юри явно сболтнул дурость с пьяных глаз и смысл теперь все это обсуждать? Задумавшись, Виктор на какое-то мгновение полностью погружается в свои мысли, перестав следить тяжелым взглядом за Юри, бродящим между полок. Он приходит в себя только когда ноги касаются острые коленки. - Я замерз, - скорбным тоном сообщает Юри, возвышаясь над сидящим Виктором. Никифоров только сейчас обращает внимание, что ко всему горе-танцор еще и босой! А он его добрые полчаса по каменным лестницам таскал! Юри недовольно надувает посиневшие губы и совсем по-детски трет опухшие глаза, забавно щурясь. А потом просто падает сверху всей массой, выбив из Виктора разом весь дух, и повозившись устраивается поудобнее на чужих коленях, засовывая ледяные ладони под рубашку. Виктор вздрагивает от прикосновения к теплому животу холодных пальцев, и старается не думать о двусмысленности позы. Мальчишка просто все еще не протрезвел, и явно промерз до костей. Надо его отогреть и уложить, чтоб поспал. Никифоров стягивает пиджак, кое-как выпутываясь из рукавов, и набрасывает поверх продрогшей тушки. Кацуки жмется к нему всем телом, утыкаясь носом куда то в шею и жарко дышит, обжигая чувствительную кожу. - Знаешь, а я не шутил, ну, когда просил тебя стать моим тренером. Я с детства от тебя без ума. У меня вся комната в твоих плакатах. Честно. - Юри издает тихий смешок куда-то за ему за шиворот и Виктор чувствует, как по спине бегут колкие мурашки. Мальчишка еще и его фанат! Просто отлично! - Ты не подумай, - продолжает Кацуки, кажется и не рассчитывая на ответ, - я не сумасшедший фанат. Хотя, может и так. Просто... ты изменил мою жизнь. Я увидел, по телевизору, твое выступление. У тебя еще волосы тогда были. В смысле длинные такие, красивые. Хотя, ты и сейчас очень красивый. И понял, что хочу быть таким как ты. Точнее, хочу почувствовать то, что чувствовал ты, тогда на льду. Не поздравления. А именно когда ты катался. У тебя было такое лицо, будто целого мира не существует, а есть только ты и лед. И музыка. Она словно звучала внутри тебя. Я наверно странно объясняю. Я, кажется, пьян. - И Кацуки снова хихикает, как нашкодивший первоклассник, удваивая волну мурашек. Виктор улыбается краешком губ и гладит спутанные густые пряди. Во всем этом есть какая-то своя ирония, что этот мальчишка спьяну, смог парой фраз выразить то, что он сам не мог облачить в слова уже много лет. Понял то, что он и сам не осознал до конца. Юри вздрагивает, почувствовав, как ладонь аккуратно касается волос, и рвано выдыхает, ерзая на чужих коленях, придвигаясь ближе, и обвивая руками шею. Виктор матерится сквозь зубы, чувствуя, как тесно становится в штанах, и как упругие ягодицы плотнее вжимаются в пах. Возбуждение накатывает горячей волной, собираясь тугой пружиной в низу живота. - Юри, мне надо встать. А ты сядешь в кресло и попробуешь поспать, - Кацуки протестующе мычит и снова начинает возиться, только ухудшая положение. - Я оставлю тебе пиджак! Давай, тебе надо отдохнуть и проспаться, не хочу, чтобы потом сказали, что я довел до больницы восходящую звезду Японского фигурного катания. - Виктор натянуто улыбается и пытается расцепить собранные в замок пальцы Юри у себя на затылке. - А я хочу, - говорит Кацуки с легким смешком, снова совершая опасный маневр ягодицами. На этот раз абсолютно точно намерено. - Пожалуйста, Виктор... - горячие губы утыкаются куда-то в шею, в голову ударяет кровь, комната перед глазами плывет, раскачиваясь на волнах пьяного восторга. Виктор сжимает побелевшие пальцы на узких бедрах, чтобы оттолкнуть, а вместо этого крепче вжимается эрекцией в округлый зад. Юри глухо стонет, прогибаясь в пояснице и до синяков вцепляясь в широкие плечи. - Пожалуйста... - В голосе звучит почти что мольба. - Ты пьян, - Виктор уже и сам не понимает, кого пытается убедить, нетрезвого Кацуки или самого себя. Действия противоречат словам, и жадные руки уже шарят по голому торсу. Пиджак падает на пол, и только галстук продолжает болтаться на шее. Кацуки подставляется под ласкающие руки, выгибаясь навстречу каждому прикосновению умелых пальцев. - Виктор... Хочу тебя... пожалуйста! - Никифоров резко останавливается и цепко хватается за острый подбородок, заставляя Юри смотреть себе в глаза. В расширенных зрачках полыхает неприкрытое желание, яркое, откровенное, несдержанное. И легкая тень пьяного дурмана. В кровь убойными дозами поступает адреналин, смешиваясь с возбуждением, и горячие губы впиваются голодным поцелуем в приоткрытый рот. Юри пораженно выдыхает, глотая тихий стон, и полностью сдается во власть Никифорова, позволяя делать все, что тот пожелает. Виктор целует глубоко, властно, прикусывая зубами чувствительную нижнюю губу. Сильные пальцы сминают ягодицы, ловко расправившись с застежкой на брюках и добравшись до обнаженной кожи. Кацуки задыхается, едва успевая делать быстрые, жадные вдохи, и выдыхать рваными, низкими стонами, Виктору в губы. Все еще затуманенное сознание едва улавливает сквозь мутную пелену сладкого хмеля, и бьющего по нервным окончаниям возбуждения, реальность происходящего. Ноющий член прижимается влажной от смазки головкой к животу Виктора, и соприкосновение с разгоряченной кожей доводит до исступления. Виктор прерывает поцелуй, скользя губами по взмокшей шее, оставляя ноющие, наливающиеся синевой засосы. Кацуки тяжело дышит горячим воздухом, что царапает легкие, как наждачкой, путаясь пальцами в серебристых прядях. Виктор ведет ладонями по бокам, пересчитывая быстрым касанием выступающие позвонки, и огладив широким жестом плечи, кладет руки Юри на грудь. Сжимает напряженные соски, вырывая высокий, протяжный стон. Кацуки запрокидывает голову назад, и длинные пальцы прикасаются к припухшим губам. Юри прихватывает мягкие подушечки зубами, облизывая каждый палец, посасывая, впуская глубже в рот. В помещении остро пахнет мускусом и потом. Виктор наклоняется ближе, слизывая соленую капельку с виска, и с пошлым влажным звуком вытаскивает мокрые от слюны пальцы изо рта. Целует медленно, со вкусом, словно извиняясь за предыдущую грубость, пока рука опускается вниз, поглаживая спину и раздвигая ягодицы. Кацуки дергается, как от удара, почувствовал прохладу, и Виктор прижимает его к себе плотнее, перехватив поперек спины второй рукой. Пальцы кружат возле входа, подразнивая и обещая. Кацуки нетерпеливо трется горячим напряженным членом о липкий от смазки живот Никифорова, все сильнее ерзая на месте, желая получить больше. В мозгу уже давно перегорели последние предохранители, взорвавшись яркими фейерверками. Все тело дрожит, словно один сплошной оголенный нерв. Виктор сильнее нажимает рукой на поясницу Юри, вынуждая прогнуться, и толкается смоченным пальцем в тугое отверстие. Вскрик и неловкая попытка отстраниться. Кацуки закусывает ребро ладони, почти прокусывая кожу, и послушно опускается обратно. Палец мягко массирует горячие стенки изнутри, расслабляя сведенные мышцы, пока напряжение не спадает, а потом добавляется еще один. Кацуки хнычет, насаживаясь на трахающие его пальцы, не обращая внимания на дискомфорт и жжение, получая садистское удовольствие от мысли, что это с ним делает Виктор. Когда Никифоров вводит третий палец, Юри только поскуливает, уткнувшись раскаленным влажным лбом ему в плечо. Пальцы легко двигаются в узком проходе. Виктор отстраняется от юноши, убирая руку и заставляя смотреть себе в глаза. Приставляет головку эрегированного члена к растянутому анусу и слегка двигает бедрами, подаваясь вперед, не разрывая зрительного контакта. Рот Кацуки распахивается в немом крике, из горла вырывается лишь приглушенный хрип. Никифоров входит медленно, давая возможность привыкнуть. Юри бьется в его объятиях, царапая короткими ногтями плечи и спину, впиваясь зубами в кожу на горле и ключицах, оставляя россыпь багровеющих засосов. Войдя на полную длину Виктор замирает, выжидая, потом аккуратно начинает двигаться внутри, подаваясь назад и снова входя до основания. Еще раз и еще. Пока Юри не перестает крупно вздрагивать, болезненно морщась. Кацуки совсем теряется в невыносимой смеси из наслаждения, растекающегося от паха по всему телу, и тянущей болью, только добавляющей остроты ощущениям. Сорванные связки совсем не слушаются, и все что он воспроизвести лишь невнятное мычание, в такт ритмичным размашистым толчкам. Виктор с каждым проникновением увеличивает амплитуду, входя быстрее и глубже. Пока совсем не теряет контроль, глядя в широко распахнутые, доверчивые глаза, полные все той же искренней невинности. Резко поднявшись, выходит из податливого тела долгим, плавным движением, чтобы толкнуть едва держащегося на ногах Кацуки обратно в кресло. Юри опирается дрожащими коленями о горячую поверхность, облокачивая локти на невысокую спинку, и упирается лбом в сложенные руки. Виктор подтягивает липкими трясущимися пальцами подрагивающие бедра ближе, и, приподнимая зад выше, заставляя Юри полностью открыться, снова входит одним толчком. Растянутый анус легко поддается вторжению, крепко сжимая горячими мышцами пульсирующий член. Юри хрипит сорванным горлом и сам толкается на встречу. Старенькое кресло громко скрипит от каждого движения бедер, сопровождающегося непристойными, звонкими шлепками мошонки о ягодицы. Почувствовав, как конвульсивно сокращаются стенки ануса, Виктор сжимает ладонью член Юри, трахая быстрее, в темп с рукой, скользящей по напряженному стволу. Кацуки бьется, словно в судорожном припадке, выгибаясь в пояснице, и бурно кончает, заливая спермой обивку кресла и ладонь Виктора. Никифоров делает несколько резких толчков и, впиваясь зубами во взмокший загривок Юрии, изливается глубоко внутри. Юри сползает по сидению вниз, не в силах шевелиться и слабо улыбается запекшимися губами. Тело все еще рефлекторно вздрагивает, после пережитого оргазма. Виктор опускается рядом, поглаживая влажную кожу, покрытую потом, слюной и спермой. Где-то в коридоре слышатся отдаленные шаги. Вероятность что их здесь найдут ничтожно мала, но, все же, есть. Юри ворочается, устраиваясь поудобнее под боком и его, все еще неспокойное дыхание, звучит все размеренней, над самым ухом. Виктор поглаживает острое плечо, пытаясь осознать произошедшее. Пьяный, глупый мальчишка, соблазнил его, как последнего девственника, не сделав, по сути, ничего такого. Немного нетрезвой болтовни и пара неловких, неумелых движений. Только в голове все еще сахарная вата, вместо мозгов, а по венам растекается горячее наслаждение. Мышцы приятно ноют и какая-то неуместная, необоснованная нежность подкатывает к горлу тугим комком, стоит только взглянуть на доверчиво жмущийся, теплый комок. Сейчас Юри выглядит хрупким и беззащитным, совсем еще мальчиком, хотя Виктор точно помнит, что ему за двадцать, в данный момент он не дал бы ему и семнадцати. Вот только, что теперь делать с полностью отключившимся Кацуки и что будет завтра, когда этот любитель смешивать шампанское с темным пивом, проспится? *** Виктор снова нажал на плей, запуская видео, наверно, уже в сотый раз. Знакомые до боли движения, выверенные до секунды. Это практически идеально. Юри катал его программу так, словно она была создана для него. Темные пряди разметались, лицо раскраснелось. Виктор всматривается в черты лица и пытается найти в них хотя бы отголосок того, что произошло. Хотя бы крупицу тех эмоций, что Юри показал ему в ту ночь. Но, увы, ничего. Этот придурок настолько не умел пить, что не вспомнил на утро ни секунды! Виктор даже посмеялся, представляя, как Кацуки объяснил себе боль в заднице и засосы по всему телу. Но теперь уже это было не важно. Потому что это было год назад. Если это оказалось не важным для него тогда, какое значение всего одна ночь, да еще и на пьяную голову, может иметь теперь, спустя столько времени? Никифоров вздыхает и снова тычет в изображение треугольничка, воспроизводя видео по новой. Ролик был просмотрен уже множество раз не только им. Последний комментарий гласил: "Хасетцу вперед!". Хасетцу. Кюсю. Япония. Горячие источники. В голове всего за несколько секунд складывается почти идеальный план. Глупый, рискованный, безответственный и абсолютно ненадежный. Но, как ни как, а ведь он выиграл тот дурацкий танцевальный батл! А, уговор, как известно, дороже денег, в конце концов, Юри сам его пригласил, пусть теперь и не помнит этого. Виктор освежит ему память. Много, очень много раз! Пока весь хмель не выветрится из его непутевой головы.