После

Джин и Кассиан сжали друг друга в объятиях за мгновение до поглотившего их ослепительно-огненного сполоха. За миг до смерти. Которая… отчего-то все не наступала… Или они уже умерли? Что известно о смерти, кто может рассказать о том, как это – только что быть живым, а секунду спустя стать уже мертвым? Целая планета взорвалась, была разнесена в клочки, расщеплена на атомы. Что же тогда говорить о них, не песчинках даже по сравнению. Но чувства остались! Осязание – крепко держащие руки, все тело целиком продолжало ощущаться. Слух тоже сохранился - оба слышали, как часто дышит у уха другой, а ноздри улавливали теплый запах волос. Инстинктивно зажмурившиеся глаза распахнулись у обоих разом. Глаза, продолжающие видеть! Друг друга… И все тот же гигантский огненный вихрь кругом! Нет, не совсем так, видоизменившийся. Сжавшийся вокруг них коконом, истончающийся на глазах до паутины, тающий все более тонкими нитями-молниями. Что это?! Где они? А это кто? Друзья, враги? Посмертные галлюцинации? Как, на самом деле, и они сами? Нет, на смерть как-то совсем не похоже. Они живы! Живы! Вот только надолго ли?.. Одинаково одетые люди – солдаты? На чьей они стороне? Форма незнакомая, не понять. Смотрят доброжелательно, даже с сочувствием – это внушает надежду. Но где они?! Ясно только, что в космосе, вон он, безбрежно расстилается снаружи, и что на странном каком-то космическом корабле или вовсе станции, понятно тоже. Дальше непонятно ровным счетом ничего, начиная с того, как они здесь оказались. - Приветствую вас на борту «Энтерпрайза». – поднялся из кресла, которому место скорее в «забегаловке», молодой человек с располагающим к себе добродушным лицом. Неужели капитан?.. – Я капитан Джеймс Кирк. Разумеется, это было в высшей степени невежливо, и, конечно же, Кассиану с Джин было в этот момент абсолютно на то наплевать. Едва встав на ноги, они вновь бросились в объятия друг к другу. Ожидая того, что их сейчас растащат, разлучат навсегда. Убьют. Не сразу, но непременно. На повстанцев капитан и его команда были похожи меньше всего, в этой своей лощеной униформе. Тянули скорее на имперцев и иже с ними. - Гибнущая планета… Я больше не мог этого видеть. Не смог допустить. – через силу выговорил какой-то остроухий парень, отворачиваясь в сторону. - Сбой в системе, иначе бы нас здесь не было, если бы мы знали – прибыли бы раньше, спасли больше. – живо затараторил совсем уж молоденький вихрастый паренек, сидящий за пультом управления. - Вас перенес сюда «Луч захвата». – разъяснил хоть что-то капитан корабля. – Потом нас отбросило назад, на прежнюю точку. Что там у вас случилось? Боюсь, у нас для вас не очень хорошие новости – вернуться обратно вряд ли получится. Все данные стерлись и восстановлению не подлежат. Что это вообще было, вы знаете? - Думаешь, им можно доверять? – тихо-тихо спросил Кассиан, боящийся выпустить Джин из рук хоть на долю секунды. - Думаю, что ты уже можешь поцеловать меня. – еще тише ответила Джин, и улыбнулась. Чуть заметно, эта улыбка больше прозвучала в ее голосе и отразилась во взгляде. – Заслужил. Она не стала говорить, что этот поцелуй может быть первым и последним. Откуда узнать, что кому-то доверять можно, пока этого не выяснишь. Зачастую слишком поздно. Она не сказала, но Кассиан уже сам раз сто подумал о том же. Он просто не знал, как сказать, можно ли поцеловать ее. К чему спрашивать, все так, но меньше всего ему хотелось сделать напоследок то, о чем он пожалеет. Не встретив отклика на сокровенный порыв. Увидев, что Джин это было неприятно. - Ничего, ничего, мы все понимаем, не стесняйтесь, пожалуйс… - Чехов! - Да, капитан? - Сделай одолжение, помолчи минутку. - Слушаюсь, сэр. - Так же, весьма кстати, было бы отвернуться. – мрачно подсказал остроухий. – Или хотя бы не рассматривать настолько пристально. Джин и Кассиан никого из них как будто не слышали вовсе. И не видели, никого больше. Так или иначе, рано или поздно, когда-нибудь настанет последняя минута жизни для каждого, в ком она есть. До времени. Но эта – принадлежала им. Как друг другу – они. Скорая смерть обостряет все чувства, ускоряет бег крови, движение которой должно вот-вот навсегда остановиться. Не остается времени на размышления о том, к чему все это приведет, а надо ли это вовсе и что это, собственно, такое? Мимолетный интерес, влюбленность? Или же любовь?.. Потупившийся Чехов точно сказал бы последнее. Если бы ему не дали четкое указание лучше помалкивать. Но в точности то же самое могли бы сказать и Джеймс Тиберий Кирк, и мистер Спок, и все остальные, находившиеся в этот момент в рубке. Всегда понимаешь, когда что-то нечто большее. Чувствуешь.