В отблесках взрывов

Не важно, кто мы, гомункулы или люди, Все мы живем в погоне за своей целью. Кубики льда постукивают о край граненого стакана. Сквозь слой желтой жидкости серое помещение кажется золотым. Обнаженная беднота — золотой долиной. Потрескавшиеся стены, осыпающаяся штукатурка потолка, грязная обивка, клочьями торчащая из дырявых диванов — все выглядит облагороженным, нежно-желтым, теплым. Виски — идеальный вариант для создания легкого тумана в голове. Именно такой густоты, чтобы на доли секунды забыть, что сидишь в прокуренных стенах дешевого бара «Чертово Логово». Чтобы не вспоминать, что был когда-то Государственным Алхимиком. Кубики льда постукивают о край стакана. Сквозь янтарную жидкость Кимбли смотрит на человека в обтягивающей черной коже, развалившегося на диване. Гомункула, спасшего ему жизнь. Он не испытывает к Гриду ни капли благодарности, слишком дорого берет гомункул за свою добродетель, а Кимбли не нравится быть шлюхой. Хотя перспектива быть убитым прельщает бывшего Государственного Алхимика еще меньше. Только поэтому он терпит и выжидает. Кимбли нравятся призрачные шансы. Кимбли нравится играть только за себя. И Кимбли очень не нравится, когда Грид смотрит так, как сейчас. Гомункул разваливается на диване, к бокам его липнут слащавые красотки, похожие, словно сестры: одинаковый макияж, одинаковые платья. Грид навряд ли замечает их. В его жадности есть что-то противоестественное: он ищет лучшее и забирает себе без остатка. Кимбли не хочется думать, как так вышло, что лучшим оказался он. Всего гомункулов должно быть семь. Ни больше, ни меньше. Так рассказал Грид. Они олицетворяют семь смертных грехов и, каким бы человек ни был при жизни, после воскрешения сущность его основного греха возьмет верх. Кто-то пытается научиться с этим жить, кто-то — умереть. До сегодняшнего дня все семь гомункулов не собирались вместе ни разу. Это взрывоопасная смесь. Кимбли улыбается, думая о взрывах. Он не забыл и вряд ли забудет свое военное прозвище: Багровый Алхимик. Ему нравятся слова, напоминающие кровь. Когда-нибудь он взорвет Грида. Гомункулы — большие дети. Заново рождаясь, они познают мир целиком. Информацию, как снежок, забрасывают им в голову. Гомункулы не успевают отследить узор каждой снежинки, они не умеют пользоваться большей частью полученных знаний. И еще, из-за одержимости своим грехом, их очень легко использовать. Это Кимбли понимает сам после недолгого общения с Гридом. Жадность — хороший грех, чем-то он даже симпатичен Алхимику. Но Грид — сумасшедший, как все гомункулы. И при этом отчаянно доверчивый. Абсолютный Щит, совершенно неуязвимый физически, в своей непомерной жадности оказывается беззащитнее ребенка. Кимбли хорошо знает все его слабые места, но не стремиться использовать ни одно. Слишком уж явно ненавидят Алхимика химеры гомункула. Кимбли допивает виски одним глотком и закидывает ногу на ногу. Вытягивает руки на столешнице барной стойки и укладывает на них голову. Ему даже не нужно ловить чужой вспыхивающий взгляд или облизывать губы — Грид ведется и так. Кимбли ненавидит быть шлюхой. Кимбли прекрасно знает, что иначе ему не уйти из «Чертова Логова» до утра. И еще Кимбли знает, что если не решит все сегодня, потом может быть поздно. Грид поднимается с дивана, ласково звякают браслеты на запястьях. Кимбли закрывает глаза, чтобы не видеть похотливой улыбки на губах гомункула. Жаль, что он не выпил еще стакан виски. Грид сдергивает его с твердого стула одной рукой, притягивает к себе как куклу, и жестко целует в губы. Свободной рукой наматывает на кулак длинные волосы. Кимбли научился не вздрагивать от его прикосновений. Он обнимает Грида за шею и отвечает на поцелуй. Он знает, что все его прикосновения выглядят до отвращения фальшиво. Он знает, что химеры презрительно опускают глаза, но ему это только на руку. Он старается не вздрогнуть, когда Грид жестко отстраняет его от себя, толкая спиной на стойку. Дыхание у Грида хриплое и сухое, после его поцелуя на языке остается вкус никотина. Кимбли сдерживается, чтобы не вытереть губы. Когда Грид жестко целует его в шею, Кимбли опирается локтями на стойку за спиной и закрывает глаза. Он позволяет себе не отвечать на ласки гомункула. Грид и так возьмет себе все, что, по его мнению, ему причитается. Для этого вовсе не обязательно долго целоваться и шептать в ухо ничего не значащие глупости. Достаточно сминать пальцами ткать темно-бордового пиджака и оставлять на шее красные следы засосов. Кимбли убеждает себя, что ему стоит потерпеть меньше часа. Кимбли ненавидит терпеть. — Не здесь, — хрипло шепчет Кимбли, когда Грид вцепляется в пояс его брюк. Грид паскудно ухмыляется и тащит Кимбли в комнатушку для гостей. Кимбли позволяет швырнуть себя на смятые простыни продавленной кровати. Он поддается буйным, жестким ласкам одержимого гомункула. Он никогда не отказывался от хорошего секса. Он прекрасно знает, что в их сексе нет места эмоциям. Его это вполне устраивает. После секса Грид засыпает почти сразу. Кимбли вытаскивает свои волосы из его крепких пальцев и быстро одевается. Он выбирается из «Чертова Логова» через черный ход, известный ему одному. Если удача будет на его стороне, он вернется в бар до полуночи. Если удача будет на его стороне, никто не заметит его отсутствия. Кимбли верит в свою удачу больше, чем во что бы то ни было на этом свете. Полковник Фрэнк Арчер работает в военном трибунале. У полковника Фрэнка Арчера жесткий голос уверенного в себе человека и ледяные глаза. Кимбли знаком с полковником Фрэнком Арчером три дня. То, что полковник не Алхимик, Кимбли понял сразу. Алхимики никогда не удивляются настолько сильно, увидев, как с грохотом обваливается под ладонями толстенная стена. То, что полковник может стать для него проводником на пути к возвращению в армию, Кимбли тоже понял сразу. Он не собирался задерживаться в банде Грида дольше предельного минимума. А чтобы вернуться в армию всего-то и нужно привлечь внимание полковника Арчера. Когда известны цели, средства не имеют значения. — Во всех официальных сводках вы казнены, Зольф Кимбли, — Арчер стоит у окна, наблюдая за их отражениями в стекле. — Я знаю, — Кимбли пожимает плечами, развалившись на жестком диване. Диван похож на полковника Арчера: строгий, сухой, но если надавить пальцем чуть сильнее — чувствуются твердые пружины. Значит, надо давить до тех пор, пока пружина не прорвет обивку. — Вам стоит верифицировать ваши официальные сводки. — Если бы Вас судил я… — Вы бы меня казнили, да, Арчер? — Казнил бы, — сухо отвечает полковник, и спокойно добавляет. — Если был бы уверен, что Вы не окажетесь мне полезны. Кимбли смеется. Ему не хочется оставаться куклой, пусть и изменившей род деятельности, но у него не такой уж большой выбор. — Тогда считайте, что я мертв. Багровый Алхимик встает, по-кошачьи потягиваясь. Он никогда не был талантливым психологом, зато всегда был чертовски талантливой шлюхой. Именно это позволило ему выжить в тюрьме. Только об этом никто не должен знать. — Что Вы имеете в виду? — Арчер поворачивается к Кимбли, взгляд с разгона натыкается на его выгнутую спину. Секундная заминка, переоценка ситуации. Этого вполне достаточно, чтобы впечатать кулак в натренированный живот полковника. Кимбли любит эффекты. Кимбли ненавидит недомолвки. Кимбли обожает оставлять открытыми для себя все возможные двери. И еще Кимбли знает, что полковнику Фрэнку Арчеру он нужен так же сильно, как полковник Фрэнк Арчер нужен ему самому. Против ожидания, Арчер не падает. Полковник Фрэнк Арчер — отлично натренированная боевая машина. Это единственная причина, по которой человек, не являющийся Алхимиком, дослужился до такого высокого ранга. Арчер бьет не глядя, Кимбли уворачивается, мягко прогнувшись в пояснице. Запоздало дергается, когда полковник наматывает на кулак его волосы. Он не позволяет себе повернуться спиной к противнику. Он не может быть уверен, что Арчер достаточно благоразумен, чтобы не убить случайно выжившего приговоренного к смертной казни Алхимика. Иногда он жалеет, что никакая алхимия не позволяет читать мысли. Когда Арчер пододвигает его лицо почти вплотную к своему, Кимбли пытается уверить себя, что ему не страшно. Глаза полковника — узкие щелочки концентрированной ярости. Кимбли ненавидит быть загнанным в ловушку. Кимбли ненавидит балансировать на грани. Кимбли прекрасно знает, что если он действительно хочет вернуться в армию, он ни в коем случае не должен взрывать этого человека. Кимбли умеет быть благоразумным, когда это необходимо. Он не вырывается и пытается расслабить напряженные перед схваткой мышцы. Он стискивает зубы, чтобы не вскрикнуть, когда кулак полковника врезается ему в живот. Он сглатывает горькую слюну и оседает на руки Арчера, усилием воли не давая звездочкам перед глазами окунуться в темноту. Он никогда не признается даже себе, как сильно подорвали его здоровье годы, проведенные в тюрьме. Когда темнота немного отступает, Кимбли может различить черты склонившегося над ним полковника. Арчер проводит по его лицу кончиками пальцев и отдергивает руку, замечая дрожание ресниц. Кимбли стоит усилий не улыбнуться. Спусковые крючки сработали один за другим. Не совсем так, как хотелось, но и не слишком неверно. Кимбли это вполне устраивает. Он не прощается с Фрэнком Арчером и не принимает протянутую руку, когда полковник пытается помочь ему встать. Это вовсе не гордость. У Кимбли очень своеобразные представления на счет этого чувства. Просто он хочет вернуться в армию, а не стать сексуальной игрушкой железобетонного полковника. — Если я скажу, что мне жаль, Вы не поверите, — говорит Арчер ему в спину. — Может и поверил бы, если бы Вы сказали, — ухмыляется Кимбли через плечо. Он любит оставлять взведенные курки. Кимбли возвращается в «Чертово Логово» через главный вход и, не дойдя пары метров, понимает, что его ждут. В этом ожидании чудится что-то зловеще скомканное, затаенная обида и надежда на месть, не приносящую облегчения. Кимбли слышит тяжелое дыхание и успевает увернуться, уйти от удара, сбить кого-то подножкой. Он химер пахнет страхом и злобой. И отвращением. Кимбли ненавидит искусственно созданные способности. Кимбли ненавидит животных. Кимбли ненавидит, когда на него нападают в темноте. Он ловит плечом удар, способный прошибить череп и запоздало удивляется, что цела кость. А потом кто-то бьет под колени, заставляя уткнуться носом в остро пахнущую землю и на спину приходится ряд беспорядочных ударов. Багровый Алхимик группируется, пытаясь избежать серьезных повреждений. Он уверен, что химеры ни за что не пойдут на убийство. Шайка Грида опускает палки очень скоро. Зверям, ожидавшим сопротивления и не получившим его, быстро становится скучно. Они расходятся, чуть слышно скрипя подошвами по земле. — Тварь, — бросает кто-то в темноту. Кажется, здоровяк. Кимбли не утруждает себя запоминанием имен. Багровый Алхимик улыбается, вытирая ладонью перепачканные землей губы. Ему все равно, что думают о нем те, кто не проживет дольше его самого. В том, что лучшие живут вечно, Кимбли не сомневается. Кимбли не сомневается и в том, что он — лучший. Ночью, проваливаясь в муторный неглубокий сон, он слышит за стеной звуки неутихающей в баре гулянки. Грид долбится в дверь, и его пьяный голос кажется даже более властным, чем трезвый. Багровый Алхимик надеется, что в скором времени забудет о звуке этого голоса. Ночью Кимбли снится бескрайнее ромашковое поле. Кимбли ненавидит ромашки. Кимбли вообще не любит цветы. У Грида мечты, фантазии, идеи. У Грида пронырливый человек-ящерица в качестве информатора. У Грида неуемные желания. Грид сам не знает, чего хочет и зачем. Несколько минут назад он хотел заполучить малолетних братьев Элриков. Положив телефонную трубку, он уже думает о другом. — Гомункул вроде меня, способный применять алхимию… Кимбли нет дела до гомункулов, а алхимия интересна только тогда, когда несет с собой взрывы и запах гари. Но когда Грид заговаривает о том, чтобы поймать нестандартного гомункула, Багровый Алхимик позволяет себе растянуть губы в улыбке. — Я работал в Южной штаб-квартире... Девка-змея обрывает его резким «не встревай». И, с секундной задержкой, добавляет: «Государственный Алхимик». В этом обращении слышится насмешка пополам с ненавистью. Девка-змея тоже не отказалась бы оказаться в постели Грида. Но босс выбирает лучших. Даже несмотря на непомерную жадность. — Нет, — тянет Грид и смотрит на Кимбли мимо черных стекол очков. — Может, ты сумеешь провести этих двоих. Но если предашь нас… — Дело ваше, — тянет Багровый Алхимик, поднимаясь с жесткого сиденья. Он уже давно предал их. Он хочет еще раз полюбоваться фейерверком. Он слишком давно ничего не взрывал. В Южной штаб-квартире, куда они приходят с Ящерицей, пыльно от сыплющейся отовсюду штукатурки. Кимбли и сам добавляет пыли, взрывая стены. Ему все равно, что в этой пыли почти ничего нельзя разобрать. Ему все равно, притащат они Гриду мальчишку-гомункула или нет. Ему все равно, чего добивается женщина в белом платье и с кровавым потеком на лице. И ему наплевать, почему белобрысый мелкий пацан называет женщину «учитель». То, что белобрысый мелкий пацан и есть широко известный Эдвард Элрик, Кимбли догадывается скорее интуитивно. А потом за спиной Элрика вырастают Фрэнк Арчер и майор Армстронг, имеющий большее внешнее сходство с книжным шкафом, чем с человеком. Кимбли нравится отмечать, как темнеют синие глаза Арчера. Кимбли любит момент узнавания. Кимбли интересно наблюдать за полковником в неформальной обстановке. — Зольф Дж. Кимбли, — говорит Армстронг. Отчетливо, как зубами лязгает. — Кимбли, — повторят Арчер. Ну конечно, когда имя произносит кто-то другой, оно и звучит по-другому. И, возможно, обретает другой смысл. — Багровый Алхимик? — то ли спрашивает, то ли утверждает мелкий Элрик. Этот не помнит Кимбли в лицо, но наверняка слышал имя. Кимбли рад, что эта встреча происходит именно так: в клубах дыма и пыли, под крики и звуки ударов. Когда слова ничего не значат, и произносятся лишь затем, чтобы обозначить присутствие. Он еще успевает скользнуть взглядом по напряженному лицу Арчера, и отходит в тень взорванной стены, заметив за спиной полковника Баско Грана, фюрера. Схватка не похожа на бой или поединок. Схватка похожа на драку зверей, делящих добычу. Настолько, что становится даже жалко женщину в белом платье, прижимающую к груди мальчишку-гомункула. Только Кимбли не умеет жалеть. Он просто наблюдает, как фюрер вырывает ребенка из рук женщины и как Ящерица впечатывает мелкого Элрика затылком в пол. А потом кладет руку на бок парня в доспехе за секунду до того, как тот успевает дернуться. Как и ожидалось, доспех пуст внутри. Это Багровый Алхимик чувствует тоже интуитивно, пытаясь преобразовать металл во взрывчатую смесь. Доспех отпрыгивает в сторону и что-то мямлит, наблюдая как растворяется облачко гари от взрыва, произошедшего прямо в воздухе. То, что теперь выглядит как доспех, по всей видимости, второй из братьев Элриков. Кимбли даже не старается вспомнить его имя. — Я слышал об алхимике, преобразующем вещества из которых состоит тело в некую взрывчатую смесь, а потом резко сжимающем ее, вызывая мощный взрыв, — говорит с пола тот из Элриков, который выглядит как человек. Кимбли прислоняется спиной к стене и лениво наблюдает, как оба Элрика дерутся с Ящерицей. Ему наплевать на судьбу всех трех, и, когда химера валится на пол у ног Алхимика, задорно выставив вверх хвост, Кимбли непроизвольно сжимает пальцы на скользкой коже. Нет, взрывать эту тварь нельзя. Гриду нужен информатор. Но издеваться может помешать только совесть, в наличии которой у себя Багровый Алхимик сильно сомневается. Элрики в десятый раз спрашивают одно и то же, Кимбли отвечает невпопад уже набившими оскомину фразами. По другую сторону стены стоит Арчер, и Кимбли нравится не слышать, но знать о его присутствии. В этом есть что-то чересчур личное, что-то даже более интимное, чем обычные прикосновения. Возможно, потому что они не видят друг друга и, разделенные стеной, не могут слышать дыхания. Кимбли чувствует, когда неслышно исчезает Арчер, и прерывает поток красноречия Элриков очередным взрывом. Вылазка получилась даже скучнее, чем предполагалось. Багровый Алхимик уверен, что при разговоре с Гридом у Ящерицы будет больше проблем, чем у него. Если бы Кимбли не хотел подорвать здание, он бы не развернулся. Если бы Кимбли не развернулся, дуло пистолета полковника Арчера не уперлось бы ему в лицо. Фрэнк Арчер стоит на крыше. Фрэнк Арчер любит пафосные позы и бравые речи. Не стоит сомневаться, что полковник Фрэнк Арчер великолепно стреляет. — Вы не хотели бы вернуться в армию? Я могу это устроить. Это называется «официальное предложение». Широкий жест и демонстрация собственной власти. Кимбли прекрасно знает, что власть — очень неустойчивая вещь. Кимбли понимает, что отношение к нему Арчера уже вышло за пределы одного только «интересен». Кимбли уверен, что предложение вступить в армию — личная инициатива полковника Фрэнка Арчера. Багровый Алхимик позволяет себе улыбнуться и уйти. Ему все равно, за что будет принята эта улыбка. В ответ на нестройный рассказ Ящерицы Грид только ухмыляется. Кимбли знает, что когда он ухмыляется так, он не думает о делах. Кимбли знает, что когда Грид не думает о делах, он дает волю своей жадности. Жадность кажется Багровому Алхимику зеленой и склизкой субстанцией, стекающей по коже. Грид отворачивается от Ящерицы и кивает Кимбли: — Идем. Секс с Гридом похож на ураган, сметающий все на своем пути. Мысли, логику, саму жизнь. Остаются обломки, разрозненные факты, синяки от пальцев и хриплое дыхание. За серыми, поеденными молью шторами, встает или садится солнце, но время совершенно не ощущается в этой комнате. Если бы Кимбли спросили, нравится ли ему Грид, он ответил бы «нет». Если бы Кимбли спросили, нравится ли ему секс с Гридом, он бы не нашел, что ответить. В этом сексе есть все: страсть, похоть, боль, алчность, сила, желание и страсть. И под конец, искрами перед глазами, разрывающее на части удовольствие. А потом только жаркое дыхание Грида в плечо и его пальцы, путающиеся в волосах Багрового Алхимика. Кимбли не нравится быть вещью в чужих руках. Кимбли хочется свободы, которая в его представлении связана с синим мундиром Государственного Алхимика. Кимбли надоело оставлять в чужих крепких пальцах целые пряди. Грид доверчив, как ребенок, и это единственное, что позволяет Кимбли играть своими фигурами на чужой доске. Фигуры гомункула Багровый Алхимик принимает только в постели. Кимбли уверен, что если бы они играли в шахматы, Грид играл бы белыми. Все-таки у зла слишком много оттенков, чтобы считать, что черные фигуры — обязательно плохие. — Что такое любовь? — невпопад спрашивает Грид. Кимбли дергает плечом, врезаясь косточкой Гриду в челюсть, и досадливо морщится. — Не знаю. — И не хочешь узнать? — наивно переспрашивает Грид, по-детски заглядывая Кимбли в глаза. Без очков он выглядит на порядок добродушнее, особенно когда не улыбается, демонстрируя заостренные зубы. — Посмотрю завтра в словаре, - отмахивается Багровый Алхимик, сбрасывая Грида с себя и отворачиваясь. Кимбли не нравится делить с кем-то постель. Кимбли все равно, что эта комната принадлежит Гриду. Кимбли думает, что у ненависти — цвет кровавых синяков. Такер прячет под шляпой и бесформенным пальто изуродованное алхимией тело. Такер мямлит и не знает, о чем говорить. Может показаться, что Такер раскаивается, но для Государственных Алхимиков это недопустимое удовольствие. Кимбли ставит перед горе-алхимиком стакан коньяка и ждет стука в дверь. Он знает, что утром Грид пошел проведать старую знакомую, некую Данте. По непроверенным данным, ту самую женщину, что сделала его гомункулом. Кимбли знает, что Грид всегда находит приключения на свою голову. Кимбли уверен, что на этот раз приключение гомункулу он спланирует сам. Им требуется двадцать минут, чтобы собраться у дома Данте, вычурного особняка позапрошлого века, спрятанного в глухом лесу. Грид сидит на корточках, пересыпая в ладонях мелкие камешки, и улыбается паскуднейшей из своих улыбок. У него есть на это право. У дома Данте топчется старший из братьев Элриков. — Действуем по плану, — щурится Грид. — Пошли. И только после того, как все расходятся, Грид оборачивается. Кимбли стоит, прислонившись спиной к шершавому стволу. У Кимбли — самый короткий поводок. Кимбли уверен, что другой конец поводка вот-вот выскользнет из руки Грида. — Мелкий — наш, — хищно шепчет Грид в губы Багрового Алхимика, неуловимо оказываясь рядом, и высыпает в его ладонь пригоршню мелких камешков. — Идем. Первый камешек взрывается у ног Элрика, и Кимбли с удовольствием наблюдает за тем, как тут же напрягается тело мальчишки. Ему нравятся тренированные бойцы. Вот только рядом с Гридом, каким бы ты ни был бойцом, ты все равно ни на что не годишься. Кимбли улыбается, когда за спиной Элрика вырастает гомункул. Самое приятное в работе с Гридом — эффект неожиданности. Кимбли думает, что драться бок о бок с гомункулом намного приятнее, чем спать с ним. У Грида — ухмылки, показуха и понты. У Грида — детская наивность в своей безнаказанности. У Грида — та форма самолюбия, которая может быть свойственна только жадности. Разумеется, Элрик не верит в Абсолютный Щит. Разумеется, Элрик наносит первый удар. Разумеется, после ответного удара Грида мальчишка даже не может встать. Бой всегда одинаков, настолько, что это набивает оскомину. И Грид, и Элрик понимают только примитивную рукопашную. Единственный вид боя, который признает Кимбли — это взрыв. Грид, покачиваясь, подходит к лежащему на спине Элрику. Кимбли думает, что из Грида вышла бы куда более опытная шлюха, чем из него самого. Вот только кукол обычно выбирают хозяева, а в хозяевах нынче гомункулы. — Вот досада будет, если ты увяжешься за нами. — Грид встряхивает мелкого Алхимика, как котенка. — Ногу тебе сломать, что ли? Кимбли совсем не уверен, что у Грида хватит на угрозу силы духа. Грид жалостлив, и это играет на руку всем, от друзей, до врагов. Врагам, впрочем, даже больше. За фигурным окном вычурного особняка стоят две женщины. Старая и молодая. Чем-то неуловимо похожие друг на друга. Молчаливые, равнодушные, наблюдательные. Две женщины с жесткими злыми глазами. Одна из них — Данте. Кимбли ловит себя на мысли, что не хочет знать, какая именно. Когда Грид швыряет Элрика на землю и сбегает прочь, как нашкодивший мальчишка, Кимбли следует за ним. Кимбли уже не уверен, что налет на дом этой женщины-Алхимика столь уж безопасен, каким казался вначале. Когда Кимбли видит в «Чертовом логове» младшего из братьев Элриков, он думает о том, что Грид не зря кормит химер. У младшего Элрика смешной писклявый голос и логика десятилетнего ребенка. В последнем они с Гридом очень похожи. Кимбли любуется на то, как гомункул снимает голову железному доспеху, заглядывая внутрь. Кимбли не слушает, что там несет Грид про вечную жизнь. Кимбли знает, что солдаты Арчера уже штурмуют район. Кимбли выбирает время для финальной атаки. Самая ценная вещь для гомункула — это его кости. Жизнь гомункула принадлежит тому, кому принадлежат его кости. До сегодняшнего дня жизнь Грида принадлежала ему самому. На стареньком железном сейфе сложный код, но Кимбли нет до него дела. Ни один код не может устоять перед взрывом. А череп Грида, обычный череп, чуть пожелтевший, чуть поистершийся, уютно умещается в холщовом мешке. Кимбли думает, что власть, это не тогда, когда ты что-то делаешь. Власть — это когда ты знаешь, что именно нужно делать. Арчер верит, хотя для такого, как полковник Фрэнк Арчер, верить нелогично. Арчер вертит в руках череп гомункула и тихо посмеивается. А потом прижимает Кимбли спиной к стене и жестко целует в губы. Кимбли жалеет, что так и не научился догадываться, что в голове у этого ледяного полковника. Вместо того, чтобы воспользоваться дверью, Кимбли взрывает стену. Просто чтобы продемонстрировать, насколько он ненавидит Грида. И с улыбкой наблюдает, как спадает с тела гомункула Абсолютный Щит. — Кимбли… ах ты мразь. Ты предал нас. Все это Багровый Алхимик слышит не впервые. Его не трогают слова Грида, как не трогали никогда. А сейчас, когда рядом, почти спина к спине, стоит Арчер, чужие слова не имеют ни веса, ни силы. Партия разыграна как по нотам. И пусть Фрэнк Арчер отлично играет, ноты все равно писал Кимбли. Кимбли позволяет Гриду сбежать, хотя мог бы убить. Кимбли знает, что солдаты Арчера, посланные вдогонку, вернуться ни с чем. Кимбли слишком хорошо понимает, что с таким количеством врагов, что нажил себе Грид, ему недолго осталось ходить по земле. Полковник Фрэнк Арчер оказывается великолепной организаторской машиной. Мало кому удалось бы одним ударом перебить всех химер и захватить в плен старшего Элрика и его учителя. Кимбли не знает, что будет делать с такой удачей непредсказуемый полковник. Кимбли ловит себя на мысли, что ему очень хочется посмотреть, как работают шестеренки в механизме по имени Фрэнк Арчер. — Приветствую вас, Багровый Алхимик, Зольф Дж. Кимбли; Сшивающий жизни Алхимик, Такер. В спину Кимбли шумно дышит Такер, ему неудобно в шляпе. Кимбли позволяет себе улыбаться в надменное лицо полковника Арчера. Он не выносит дешевый обмен пустыми фразами. Он не поверит ни одному сказанному здесь слову. — Именем Фрэнка Арчера я ручаюсь за вашу безопасность. Вы вернетесь на службу, продолжите исследования. Как мои прямые подчиненные. Кимбли видит, как сжимаются бледные пальцы полковника на холщовом мешке с черепом Грида. Кимбли думает, не сожмутся ли когда-нибудь эти пальцы на его шее. За стеклами автомобиля проносится серый от сумерек город. Небо смешивается с землей, взрывается теплым светом множества горящих окон. Кожа сидящего рядом Арчера в таком освещении кажется мертвецки бледной. Кимбли украдкой любуется четким профилем молодого полковника. — Любишь цветы? — Арчер поворачивает голову, щурит ослепительно-синие глаза. — Терпеть не могу, — бурчит Кимбли сквозь зубы. Он не выносит щенячьи нежности и подарки. — Я так и знал, — ухмыляется полковник, доставая из внутреннего кармана плоскую, похожую на флягу, бутылку. — Это что? — Кимбли с сомнением рассматривает бутылку. В плену из толстого стекла плещется жидкость цвета темного янтаря. Этикетка почти стерта, но пять звездочек, глубоко вдавленных в бумагу, можно почувствовать на ощупь. — Коньяк, — поясняет Фрэнк Арчер, не переставая улыбаться, — в честь нашего… Он не успевает договорить, когда холщовый мешок с черепом Грида оседает на его коленях. В мешке — только труха, пепел, костяная пыль. Арчер пересыпает в пальцах белесый песок и довольно жмурится. Кимбли заставляет себя нарисовать на губах улыбку. В доме, который выделил ему полковник Арчер, не горит свет. В незашторенные окна бьется огонь из чужих домов. Кимбли сидит на выложенном желтоватой плиткой полу и хлебает из горла подаренный коньяк и не чувствует вкуса дорогого спиртного. Он не винит себя в смерти Грида и не жалеет о ней. Просто это его манера прощаться. Когда коньяк кончится, Кимбли найдет в себе силы доползти до кровати. Когда коньяк кончится, Кимбли навсегда забудет пьянящий от никотина вкус чужих губ. Когда коньяк кончится, Кимбли убедит себя в том, что ничего не потерял. Когда коньяк кончится, будет уже раннее утро. Синяя форма подполковника вкусно пахнет выстиранной тканью. Кимбли полирует рукавом две звездочки на погонах, прежде чем накинуть пиджак на плечи. Ему больше идет красный цвет, но форма олицетворяет власть, и Кимбли не откажется от нее даже во имя собственной привлекательности. Из всех Государственных Алхимиков форму не носит только Эдвард Элрик. Кимбли считает, что для этого маломерка ее просто не смогли подобрать. Кимбли не удивляется, когда натыкается в штабе на пустой доспех, откликающийся на имя Альфонс Элрик. Кимбли не удивляется, когда из доспеха выскакивает девка-змея, химера, некогда подчинявшаяся Гриду. Кимбли не удивляется даже тогда, когда девка-змея удерживает его руки и прижимает к шее нож. Он не впервые на волосок от гибели. Он все еще уверен, что лучшие живут вечно. Он все еще не сомневается, что он лучший. А действительно удивляется Кимбли, когда на его насмешливые подстегивания откликается железный Элрик и оттаскивает девку-змею. От смеха у Кимбли сводит челюсти. Он смеха и от той чуши, что приходится говорить этим двоим фанатикам. Троим, если считать офицера, которому до превращения в бомбу остается меньше двадцати секунд. — Я солдат. У тех, кого я убил, нет причин злиться на меня. Кимбли не уточняет, что больше всего любит убивать без приказа. Взрыв сносит стену штаба и осыпает Багрового Алхимика сухой штукатуркой. Кимбли остро неприятно от того, что девку-змею спас железный Элрик. Девка-змея его раздражает, даже откровенно бесит. А вот с Элриком хочется поиграть еще немного. Кимбли спрыгивает во двор, где беспорядочно валяются и доспех, и девка-змея. К сожалению Алхмика, оба они живы. — Ну я так не играю, — насмешливо тянет Кимбли, пиная ничего не чувствующий доспех, — хотел насладиться чудненьким взрывом, а ты взял и вмешался. Ему все равно, что там пискляво доказывает Элрик. Ему все равно, убьет ли он девку-змею. Ему всегда нравилось играть в кошки-мышки. Поэтому Багровый Алхимик и не сразу замечает безупречно выстроенной ловушки. Младший Элрик всегда соображает оригинальнее, чем старший. Произошедший внутри замкнутого каменного круга взрыв обжигает только самого Кимбли. Когда Алхимик вываливается наружу, в тишину внутреннего дворика штаб квартиры, ноги его уже не держат. Присыпанные пылью камни, которыми вымощена мостовая, больно врезаются в ребра. Кимбли чувствует, как согревает лицо сбегающая по щеке кровь. И когда перед глазами возникают начищенные военные сапоги, Кимбли находит силы только чтобы приподнять голову и встретиться взглядом с мерцающими от злости глазами полковника Мустанга. — Ал и его брат — мои подчиненные, — полковник по-уставному чеканит слова. — Если у Вас есть жалобы, можете подать их в письменной форме. «Все равно я тебя взорву», — думает Кимбли одновременно об Элрике, девке-змее и Рое Мустанге. Ему хватает силы воли даже не потерять сознание. Днем идет война. Днем они вдыхают пыльный из-за взрытой танками земли воздух. Днем полковник Фрэнк Арчер и подполковник Зольф Дж. Кимбли не встречаются ни при каких обстоятельствах. В этом нет надобности. Им хватает семичасовой ночи, которую они проводят в одной постели. В аскетичной комнате Фрэнка Арчера горит ночник и почти выветрился запах табака. Арчер никогда не позволяет себе курить при Кимбли. Багровый Алхимик сбрасывает мундир на пол и блаженно разваливается на чужой твердой постели. Чтобы соблазнить Фрэнка Арчера не надо принимать поз и строить глазки. Фрэнк Арчер создан для двух вещей: убийства и секса. Кимбли все равно, чем может обернуться его увлечение этим человеком с ледяными глазами. До утра Кимбли вообще все равно. После секса Арчер глотает пиво из притулившейся в углу бутылки и лезет в обшарпанную тумбочку у кровати. Кимбли убирает с лица мокрые волосы и садится, прислонившись спиной к жесткой подушке. Ночник перегорел, а луне хватает сил осветить только контуры и добавить лишних теней. Кимбли вздрагивает, когда Арчер нащупывает в темноте его руку, что-то надевает на палец. — Что это? — Кольцо, — усмехается в темноте полковник. — Ты идиот, — Кимбли пытается снять подарок, но Арчер перехватывает его руки. — Не психуй. Полковник Арчер уже не смеется, голос сухой, как тогда, когда он отдает свой любимый приказ: «убить всех». — В это кольцо вложен эквивалент философского камня. Ты пользовался такими, я знаю. Он усиливает алхимию. Кимбли думает о том, что Фрэнк Арчер перечитал любовных романов. Кимбли думает о том, что Фрэнк Арчер слишком благоговеет перед алхимией. Кимбли думает, что подарки – слабое место полковника Фрэнка Арчера. — Почему кольцо? — растерянно спрашивает Багровый Алхимик. — Потому что я так хочу. Арчер обнимает его крепко и жестко, как обнимают приклад любимого оружия, без единого лишнего движения, без единой заминки. — Что такое любовь? — спрашивает полковник и Кимбли кажется, что он видит сон во сне. Он ненавидит сны. — Посмотрю завтра в словаре, — отмахивается Багровый Алхимик, позволяя себе не обнимать Арчера в ответ. Завтра Кимбли едет в Лиор. Завтра Кимбли будет искать того дурака, что решил, что способен создать философский камень. Завтра Кимбли даже не вспомнит о наивном вопросе своего любовника. Он в этом уверен. По узким улочкам Лиора несется волна человеческих криков. Сначала слышится только звук. Волна разрастается, течет в разные стороны, набухает и отражается от стен. Потом появляются люди. Люди бегут. Вперед, в стороны, по извилистым улочкам, по звонким камням мостовых. Последними идут взрывы. Череда взрывов, один за другим. Взрывы взмывают ввысь алым пламенем, взрывы осыпаются на землю пылью и каменной крошкой, взрывы настигают людей. И Лиор захлебывается криком. Кимбли идет, вдыхая пьянящий запах взорванной плоти, расчищая дорогу в и без того полупустом городе. Кимбли безразличны приказы фюрера. Кимбли не интересно, что за тонкую игру ведут те, кто правит балом. Кимбли сыграет свое соло по высшему классу. Ишварца, выросшего перед ним, Кимбли узнает только по шраму на лице. Такие шрамы — личная метка Багрового Алхимика: участок выжженной кожи на лице, крест-накрест через лоб, по векам и до скул. Кажется, они уже гоняли когда-то ишваритов. Кажется, те уже пытались чего-то добиться. Вот только чего, и добились ли, Кимбли не помнит. Ему это и не важно. Он хочет наслаждаться взрывом, а не слушать рассуждения шрамированного парня в бесформенном зеленом плаще. — Сейчас я в последний раз убью Государственного Алхимика, — говорит парень, сбрасывая плащ и срываясь вперед. Кимбли протягивает вперед сжатую в кулак руку, кольцо на безымянном пальце жарко блестит красным. Ровно несколько секунд, пока красный камень не разбивается в куски. Кимбли смотрит на то, как осколки законченного философского камня впитываются в татуированную руку ишварита и думает о том, что уже видел где-то такой рисунок. А потом Шрам поднимает помутневшие от боли глаза и нападает снова. Кимбли ненавидит драться с теми, от кого не знаешь, чего ожидать. Кимбли ненавидит, когда его пытаются загнать в ловушку. Кимбли пытается уловить в словах ишварита хоть какой-то смысл. — Я сражаюсь ради мести за брата, — говорит Шрам и татуировка на его руке загорается красным цветом, — а за что сражаешься ты? — Ни за что. Кимбли нравится наблюдать, как вспыхивают яростью красные глаза его противника. Кимбли думает о том, что убьет этого парня так или иначе. — Ты, я — мы все пустышки, — улыбается Багровый Алхимик. Ему все равно, сколько правды в его словах. Ему все равно, как отреагирует на них шрамированный парень. Ему просто нужна передышка. Он уже давно перестал верить во что-то, кроме взрывов. — В людях нет ничего особенного, — улыбается Багровый Алхимик. Он улыбается еще несколько секунд, ровно до того момента, когда земля под ногами вздымается каменной рукой, крепко стискивая ребра. — Я не пустой, — пискляво сообщает автор ловушки, малолетний Альфонс Элрик, душа, заключенная в железную оболочку. Кимбли думает о том, что обязательно взорвет этого парня. — Я уже говорил тебе, — каменные пальцы сдавливают грудную клетку и голос получается задушенным и слабым, но Кимбли не может скрыть улыбки, — Я Государственный Алхимик, как и твой брат. — Вы просто убийца, — безапелляционно заявляет Элрик. Он говорит что-то еще, но Багровый Алхимик уже не слушает. Слова давно потеряли смысл. Когда взрыв разбивает каменные пальцы, Кимбли спрыгивает на землю и толкает железный доспех в сторону шрамированного ишварита. Это занимает несколько секунд, но Багровый Алхимик успевает услышать, как свистит ветер в ушах. А потом его пальцы сжимаются на крепком запястье Шрама и чужая рука поддается алхимической реакции. Кимбли мог бы рассказать, что Алхимия похожа на электрический ток. Кимбли мог бы рассказать, что Алхимия пахнет озоном. Кимбли мог бы рассказать, что Алхимия по фактуре напоминает лед. Только Кимбли никогда не имел привычку подбирать сравнения своим ощущениям. — Я хорошо преобразовал твою руку. Сейчас она впитывает кислород из воздуха, а когда напитается полностью — будет взрыв! — Багровый Алхимик привык не скрывать своих восторгов. Вот только Шрам привык не играть по чужим правилам. Кимбли понимает это слишком поздно. Только тогда, когда сумасшедший ишварец отрывает преобразованную руку у плеча. На то, чтобы убежать, остается не больше пары секунд. Вот только бежать некуда. Кимбли успевает развернуться и чувствует, как пробивает грудь чужая обжигающая сила. И быстро, с хлынувшим на мостовую потоком крови, уходят силы. Багровый Алхимик падает, встречая землю коленями и ладонями, и облизывает соленые от крови губы. Он никогда не боялся умирать. Он просто не верил в то, что смерть существует. И, чувствуя, как медленно остывает что-то в груди, Кимбли делает последнее, что он может сделать — обнимает железную ногу Альфонса Элрика и позволяет току Алхимического преобразования пройти через тело. А потом — уже наплевать на то, что орет ему в лицо Шрам. А потом — уже наплевать, что сломанные ребра больно впиваются в легкие. А потом — уже наплевать, что будет с этим чертовым городом. Кимбли сжимает в кулак ослабевшую руку и улыбается, ощущая на пальце кольцо Арчера. Кимбли надеется, что Арчеру будет сложно забыть о нем. Кимбли не жалеет, что так и не узнал значения слова любовь. Его нет в словаре. Кимбли всегда ненавидел слова. До того, как его сердце прекращает биться, Кимбли успевает пожалеть, что так и не увидит лучший из своих взрывов. 10.05.2008-22.07.2008