И никакой драмы

У перечницы три дырки. У грёбаной перечницы на столе три дырки вместо двух, и Донхэ в самом деле не представляет каким образом он, по мнению персонала, должен отличить соль от перца. Рискнуть и попытаться посолить еду? А если вместо соли в банке окажется перец? Понюхать? Чёрта с два это приятно — затянуться перцем! Высыпать на стол? И что, потом вытирать это локтями? А если ты в белой рубашке? Сдуть? На кого? На того, кто сидит напротив? На, мать его, Хичоля? Нет, это забавно, но настроения ржать нет совсем. Поорать — да, ржать не хочется вовсе, а Хиним кажется слишком довольным жизнью, миром и ситуацией в целом. Перечница его тоже не беспокоит, а должна. Можно дуть вбок, но сбоку сидит Хёкджэ. Тотчас справа, у стены, плечо касается плеча, он тараторит не умолкая все полчаса, что они сидят за плохо протёртым столиком, то и дело трётся о руку, бросает косые взгляды и так рад их всех видеть, словно бы они не встречались каждый выходной. Как будто бы действительно не видели друг друга два года, что совершенно точно не так, а у проклятой перечницы три дырки. Донхэ думает об этом ещё несколько мгновений, крутит белую баночку в руках, с грохотом отставляет её в сторону и срывается с места. Выходит к чёртовой матери через чёрный вход, и за столом тут же виснет густая как сахарный сироп тишина. Чонсу громко вздыхает. Йесон ерошит тёмный затылок, переглянувшись с Шиндоном, пожимает плечами и молчит. Ынхёк смотрит на Хичоля, и это как раз тот самый момент. «Ты или я?» Иногда Хёкджэ казалось, что кто-то третий, незримый, подбрасывает за них монетку. Везёт через раз, но сегодня, именно сегодня, он не хотел никаких ссор. От слова совсем. Его хорошо проводили на службе, прекрасно встретили здесь, и все были рады его видеть. Донхэ тоже был рад. Сиял как обожравшийся сметаной кот какой-то жалкий час назад, а сейчас нарывался на скандал так старательно, что едва ли не прямым текстом просил съездить себе по роже. Ну или подставить свою. Хёкджэ как раз додумывает последнюю мысль, когда Хичоль встаёт из-за стола и, сжав плечо Чонсу, выходит. Улыбается бармену и тихо закрывает за собой дверь. Шиндон тут же хлопает в ладоши и начинает рассказывать про какую-то ерунду. Хёкджэ отставляет в сторону солонку… перечницу?.. смотрит на неё несколько секунд и, шустро обернувшись, просит официанта принести другие. С двумя дырками. Чтобы не перепутать.

* * *

На улице, в узком переулке, возле мусорных баков душно и пахнет пивом, пожухлыми овощами и несвежим мясом. Запах отвратительный, нагретые солнцем алюминиевые баки пышут жаром, и мучительно даже стоять рядом, не говоря уж о том, чтобы попытаться глубоко вдохнуть. — Я не истеричная баба, чтобы выбегать вслед за мной, — тихо бурчит Донхэ и пинает носком белого ботинка смятую пивную банку. — Если ты так драматично вышел поссать, то туалет внутри, — равнодушно пожимает плечами Хиним и, прикурив, глубоко затягивается. Морщится от попавшего на язык запаха помойки и шумно выдыхает. — Если всему виной перечница, то я сейчас докурю, мы вернёмся и попросим их поменять. Если… — Хичоль стопорится о хмурый прищур донсэна и всё так же невозмутимо заламывает бровь. — Что? Как ты себя ведёшь, так я с тобой и говорю. Донхэ упрямо отворачивается, скрещивает руки на груди и начинает ковырять ботинком сколотую дорожную плитку. — Хэ, что не так? — сдаётся Хичоль. — Нас не было два года. — Самый длинный утренник в вашей с Шивоном карьере. Вы себя в зеркало видели? Ходячая реклама органов правопорядка, я даже… — А тебе тридцать пять. — Да, спасибо что не поздравил. — Я звонил. — И я ответил, но ты бросил трубку, — Хэ готовится спорить, но Хичоль поднимает раскрытые ладони, зажав сигарету между губ, и качает головой. — Я не обиделся. — Смотрит, как горбится младший, и затушив сигарету, жмурится на яркое солнце. — Донхэ, это ерунда всё. Годом меньше, годом больше. — Десять лет назад ты говорил, что если доживёшь до тридцати, то сиганёшь с моста, — не слишком уверено возражает тот. — И ты назвал меня идиотом. Так что завязывай с драмой и тащи свой зад обратно в кафе. Увижу, что портишь Хёкджэ настроение, поставлю фингал, на который ты так напрашиваешься. Донхэ фыркает и, расцепив руки на груди, криво улыбается. — А раньше ты был на моей стороне. — В этом — никогда. Точить зубы можешь о меня, что до перечницы, то можно сыпать на ладонь и кидать через плечо. Я где-то читал, что... В кафе шумно. Пахнет сладкой выпечкой, жареным арахисом, плавленым сыром и сильнее всего — кофе. На двери висит табличка «закрыто», в зале только обсуживающий персонал и они. Разговор затухает на те пару секунд, что Хичоль и Донхэ садятся обратно на свои места, и тут же продолжается. Хёкджэ касается плечом плеча. Перечница… С перечницей всё в порядке.