***
Несколько недель назад, когда они пили пиво после работы, Эрик признался Чарльзу, что на самом деле его не заботила Ханука. Он не был религиозным человеком — его просто бесило то, что все считали, будто он, конечно же, должен праздновать Рождество. — Рождество даже нравилось мне в малых дозах до работы здесь, — сказал тогда он. Но больше нет. Чарльз до сих пор даже не знал наверняка, как именно Эрик начал работать в Ксавьерс. Чарльз знал, что ему нужны были деньги для того, чтобы закончить обучение, но Эрик был настолько лаконичным и раздражительным, что Чарльз мог представить себе полдюжины других должностей, которые не включали бы в себя обслуживание клиентов, оплачивались бы намного лучше, и на которых Эрик мог бы работать с учетом того, что учился на последнем курсе. Не то чтобы он жаловался, совсем нет. Когда Чарльз впервые вернулся сюда в августе, ему достаточно было бросить лишь один взгляд на Эрика — безукоризненно одетого, высокого, стройного и великолепного, — чтобы почти что забыть собственное имя. — Это, — пробормотала Рейвен, которая тогда только закончила необходимую шестимесячную практику работы в розничной торговле и, наконец, могла заниматься тем, что действительно нравилось ей — организацией корпоративов, — менеджер отдела мужской одежды, который работает в ночные смены и по выходным. Горячий, но мудак и ненавидит это место, так что даже не надейся. — Я и не надеюсь, — прошептал Чарльз в ответ, — я всего лишь... оцениваю вид. Конечно, это была ложь. Он надеялся тогда и продолжает надеяться до сих пор, даже если их с Эриком отношения и установились на уровне дружбы. Ушли недели на то, чтобы пробиться сквозь оборону Эрика и объяснить, что да, он был Ксавьером и да, его семье принадлежало это место и да, он работал здесь только потому, что должен был из-за тайных семейных правил, касающихся наследия, целевых фондов и колледжа, но он не был похож на других членов своей семьи (Рейвен — исключение), и он не собирался сразу же бежать и рассказывать своему отчиму, что застал Эрика курящим за зданием универмага с именным бейджиком на груди. Только из-за того, что он был больше заинтересован в наблюдении за курящим Эриком. Может, это была и отвратительная привычка, но, Господи, пальцы Эрика, то, как его губы обхватывали сигарету и то, как он выдыхал дым... Сейчас они были друзьями. Скорее всего, Чарльз был единственном другом Эрика во всем универмаге, даже во всем штате, хотя Эрик начал открываться еще и Рейвен после того, как Чарльз уверил его, что она тоже не такая, как другие члены их семьи. Но Чарльз был единственным человеком, в присутствии которого Эрик вел себя свободно и был настолько близким к счастью, насколько только мог. У Чарльза не было много друзей, много настоящих друзей, по крайней мере, и он ценил возможность провести время с кем-то, кто не является ему сестрой. Болтать ни о чем, без того, чтобы тратить чье-то время понапрасну, гулять и просто быть рядом с кем-то новым и интересным. Ему нравилась их дружба. Он всего лишь верил, что целовать Эрика ему понравилось бы еще больше.***
Эрик казался высоким оазисом порядка в том хаосе, что творился в Мире Санты. Чарльз остановился на секунду, чтобы оценить, как на Эрике сидели идеально выглаженные брюки и рубашка, и как линия жилетки подчеркивала его талию, а зеленый галстук — цвет глаз, прежде чем окунуться в пучину орущих детей и родителей. Он был хорош в этом. Он думал, что Курт определил его в детский отдел в качестве чего-то на подобии наказания, но и детям, и их родителям он, казалось, нравился, да и сам Чарльз не ненавидел своих клиентов так, как другие работники. Если бы он не мечтал о том, чтобы стать ученым с тех пор, как был достаточно взрослым для того, чтобы читать, он бы всерьез задумался о работе с детьми на постоянной основе. Он с легкостью проскользнул сквозь толпу и оказался рядом с Эриком. Руки Эрика покоились на бедрах, а на лице сохранялось выражение отвращения ко всему происходящему вокруг. — Что ж, это... — начал Чарльз, но запнулся, когда Эрик повернулся и сердито посмотрел на него. — Я могу чем-то помочь? — неубедительно предложил он. — Если еще хоть один человек пожелает мне счастливого Рождества, я не буду нести ответственности за свои действия, — отрезал Эрик. — По крайней мере, толпа настолько громкая, что заглушает все рождественские песни, и ты их не слышишь? — предположил Чарльз. Эрик посмотрел на него еще раз, а потом его глаза сузились, и он глянул куда-то за плечо Чарльза. — Ты! Встань и звени своим колокольчиком! — рявкнул он. Чарльз обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть молодую женщину, одетую в костюм эльфа, которая суетливо пыталась встать с пола. Она натянула на лицо улыбку, начав снова трясти своим большим золотистым колокольчиком, и Эрик удовлетворено кивнул прежде, чем вернуть все свое внимание Чарльзу. — Эльфы, — сказал он с тем же неодобрением в голосе, что и на прошлой неделе. Чарльз в оборонительном жесте поднял руки. — Я слишком доставал тебя со всеми этими праздниками? — спросил он. Эрик снова сузил глаза и покачал головой. Что-то в его взгляде было такое, от чего Чарльз едва не покраснел, но смог взять себя в руки. — Нет, — неохотно признал Эрик. — Что, с учетом того, насколько ты любишь Рождество, как рассказывала Рейвен, довольно удивительно. В этот раз Чарльз все-таки покраснел. Чертова Рейвен с ее длинным языком. В любом случае... — А когда это вы с Рейвен говорили обо мне? — спросил он. Эрик уклончиво посмотрел в сторону. — Мы с Рейвен разговаривали, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Маленький ребенок с криком пробежал мимо них, а один из его родителей— вслед за ним. Эрик бросил на них хмурый взгляд. — Тем временем, — сказал он, — в моем отделе полнейший беспорядок, идиоты, на которых я его оставил, даже не могут ничего запомнить, а до Рождества все еще полторы недели. — Это улучшит твое настроение, если я куплю тебе выпить позже? — поинтересовался Чарльз. Чем ближе было Рождество, тем чаще они выпивали вместе после работы. Не было ничего столь мучительно прекрасного, как напиться настолько сильно, чтобы погрузиться в пьянящее притяжение, пока Эрик наклонялся к нему достаточно близко для того, чтобы его слова были слышны в шумном баре. — Улучшило бы, но я не могу, — сказал Эрик, закрыв глаза и сжав переносицу. Те усталость и недовольство, что были видны в эту долю секунды, являлись наибольшим проявлением уязвимости, что Чарльз когда-либо наблюдал у Эрика на публике. — У меня последний экзамен завтра утром. Даже если уйду сразу после смены, все равно не окажусь дома раньше часа. Чарльз не позволил себе принять это в качестве отказа. Это «не сегодня», а не «никогда». — Прости, — сказал он. — Он хоть последний, так? — он думал о том, нужно ли будет пригласить Эрика куда-то после его экзамена, и о том, странно ли строить совместные с ним планы, которые выходили за рабочие рамки, когда Себастьян Шоу издал раздражающий смешок, подойдя к ним. — Взаимодействие с обществом, Леншерр? — спросил он. Поведение Эрика полностью изменилось, а напряжение вернулось в его плечи и лицо. — Консультация, — спокойно вставил Чарльз. — В конце концов, больше всего опыта работы с детьми здесь именно у меня. Шоу жеманно улыбнулся ему. Чарльз нередко радовался тому факту, что не умел читать мысли, и поэтому мог только вообразить себе, насколько сильно Шоу приходилось сейчас сдерживаться, из страха оскорбить наследника Ксавьера. — Тогда консультация окончена, — отрезал Шоу. Возвращайся к работе, Леншерр. И покажи немного больше рождественского настроения. Почему бы тебе не сходить за одним из тех галстуков с изображением Санты? Чарльз никогда не видел Эрика в менее идеально подобранной и сочетающейся одежде, чем та, в которую он был одет сейчас. Он никогда не видел его даже с засученными рукавами. Эрик сказал ему однажды, что единственным преимуществом работы здесь были смехотворные скидки на весь ассортимент и, в особенности большие, на товар из его собственного отдела. Чарльз не мог представить себе Эрика в галстуке с изображением чего-либо, но в рождественском галстуке? Такое отношение к Эрику привело Чарльза в ярость. — Мистер Шоу, — холодно обратился к нему Чарльз, а его руки сжались в кулаки. — Не знаю, осведомлены ли вы, но Эрик — еврей. И я более чем уверен, что просить его носить галстук такого типа — это нарушение анти-дискриминационной политики нашего универмага. Если вам угодно, я мог бы позвонить своему дедушке и уточнить это. Лицо Шоу покраснело и покрылось пятнами. На мгновение показалось, что сейчас он ударит Чарльза, но затем он развернулся на каблуках и сурово посмотрел на Эрика. — В этом отделе должен быть порядок, Леншерр. Возвращайся к работе. Оставьте поцелуи на потом. Шоу ушел прочь и Чарльз смог выдохнуть. Эрик посмотрел ему вслед и отвел взгляд, покачав головой. Его губы растянулись в совсем небольшой улыбке, и Чарльз никак не мог разобрать его выражение лица. — Мне жаль, если я только ухудшил все, — сказал Чарльз. — Он настолько ужасен, что я не смог сдержаться. — Иногда я действительно мог бы поцеловать тебя, — бросил Эрик прежде, чем вернуться к хаосу и исчезнуть в толпе кричащих детей. — Тогда почему ты этого не сделаешь? — тихо спросил Чарльз, но его слова растворились в окружающем его шуме.***
Чарльз сидел в приемной офиса Курта, все еще не зная, стоит ли ему разговаривать с ним, или же лучше просто подождать полторы недели до Рождества и надеяться, что Эрик найдет себе работу сразу же после выпуска, и ему не придется проводить праздники в Ксавьерс и в следующем году. У его нерешительности были и другие причины, которые не касались человека, игнорирующего собственного сына и избивающего Чарльза на постоянной основе, как, например то, что это не дело Чарльза, и если бы Эрика действительно беспокоил этот вопрос, он поговорил бы с Куртом сам. Но дела обстоят иначе, когда ты всего лишь обычный студент, который работает для того, чтобы оплатить свои счета. Жизнь Эрика под руководством Шоу и так нельзя было назвать легкой — возможно, он просто не хотел усугублять ситуацию. Чарльз вздохнул и постучал в дверь. Прошло некоторое время, прежде чем Курт отозвался. — Это я, — сказал Чарльз. А затем, как если бы он не вырос в одном доме с этим человеком и не являлся единственным сотрудником с нелепым британским акцентом, добавил: — Чарльз. — О, — сказал Курт, — ну тогда, я думаю, ты можешь войти. Чарльз разгладил свой кардиган и, удостоверившись, что его галстук был аккуратно завязан, а на брюках не было пятен, открыл дверь и вошел в кабинет Курта. Мужчина сидел за своим столом, склонившись над бумагами. Он даже не поднял голову. — Давай быстро, — бросил он. — У меня работа. — Ладно, — ответил Чарльз. Он сглотнул. — Я просто хотел… ну, поведение одного из менеджеров универмага, честно говоря, довольно ужасающее, и я бы хотел обратить на это твое внимание. Курт вопросительно хмыкнул. Чарльз вздохнул. — Себастьян Шоу, — продолжил он. — Он работает в ночные смены и по выходным. Он… — Я знаю, кто он, Чарльз, — перебил его Курт. — Я сам нанял его. Он хороший парень. Отличный менеджер. На самом деле знает свое дело. Я думаю, он мог бы быть полезен компании и с другой стороны. Чарльз вздрогнул. Может, он и не был заинтересован в ведении семейного бизнеса, но это не означало, что он хотел, чтобы Шоу стал представителем Ксавьерс. — Он… не такой, — быстро проговорил Чарльз. — Он очень грубый, особенно с… у меня есть друг, он еврей и я весьма обеспокоен пренебрежительным отношением Шоу к нему. Он заставляет его работать в Мире Санты и целенаправленно… — Это не похоже на Себастьяна, — вставил Курт. — Мы делаем все, что можем, но это Америка. У нас есть и другие проблемы. И мы не можем изменить все только из-за одного сезонного работника. — Он работает здесь три года, — сказал Чарльз. — И я не прошу тебя менять все, я просто говорю о том, что Шоу груб с ним. Курт повернулся к нему, и его лицо ничего не выражало. — А я говорю тебе, что это неправда, — парировал он. — Что-то еще, Чарльз? У меня действительно полно работы. Чарльз пожалел о том, что не мог позвонить своему дедушке и рассказать обо всем. Настолько сильно, насколько он предпочитал работу в лаборатории встречам директоров, он ненавидел то, во что превращалась Ксавьерс, и надеялся, что кому-нибудь из его кузенов или Рейвен удастся перенять управление компанией прежде, чем его дедушка умрет, оставив Курта главным. — Рождественская вечеринка, — холодно сказал Чарльз. Курт закатил глаза и вернулся к работе. — Это праздничная вечеринка, — поправил его Курт. — Красно-зеленые украшения повсюду и колпаки Санты для каждого сотрудника, — сказал Чарльз. Курт фыркнул. — Чарльз, ты понимаешь, что твой друг не единственный еврей, работающий здесь? У нас есть еще индусы и люди… с всякими другими… религиями. И никто раньше не жаловался. Рождество — американский праздник, а не христианский. — Это неправда. Не для всех, — проговорил Чарльз. — И даже не для большинства, просто потому что… — И не могу не заметить, — продолжил Курт, — что здесь сейчас стоишь ты, а не твой друг. Разве тебе не приходило в голову, что он лишь использует тебя в качестве способа связи со мной? Чарльза почувствовал прилив гнева. — Он даже не знает, что я здесь! — возразил Чарльз. — Он… — Тогда почему ты здесь, если ему плевать? — Чарльз молча уставился на затылок Курта. — Не трать мое время, Чарльз. Если ему нужно все то дерьмо, что у них принято употреблять на Хануку, он может принести его сам. В противном случае, он будет есть и пить то, что мы предлагаем. Сомневаюсь, что он будет воротить нос от своих «рождественских» бонусов. Чарльз вздохнул. — Закроешь за собой дверь, — сказал Курт, и Чарльзу пришлось глубоко вдохнуть, чтобы сдержаться и не хлопнуть дверью на выходе.***
Праздничная вечеринка для персонала проходила в баре за углом, и когда Чарльз вошел внутрь, рождественская музыка оглушила его, а его коллеги уже пили. Он вздохнул и снял шарф, пробираясь сквозь толпу. Еда была расположена на столах вдоль стен, а все остальное пространство занимали остролист, гирлянды и омела. Чарльз позволил себе только одну фантазию касательно омелы перед тем, как снять пальто и, повесив его на вешалку, вернуться вглубь толпы, сразу же находя глазами Эрика, прислонившегося к стене. Он взял стаканчик с вином со стола и улыбнулся, когда Эрик поймал его взгляд. — Что ж, — сказал Эрик, — теперь-то я вижу, что это праздничная вечеринка, а не рождественская. — Кажется, я видел драники на столе? — слабо предположил Чарльз. — Это был мой личный вклад в этот вечер, — сухо сказал Эрик, и Чарльз пожал плечами. — Я… ну, я говорил об этом со своим отчимом, — признался Чарльз. — Кажется, он подумал, что… ну, он определенно думал не о самом приятном, и я не знаю, зачем рассказал это, — он допил свое вино одним большим глотком и сдавленно улыбнулся Эрику. — Прости. Эрик смотрел на Чарльза, а его выражение лица было нечитаемым. — Ты говорил со своим отчимом? — задал он вопрос. — Да, — ответил Чарльз. — Прости. Я знаю, что мне следовало сказать тебе, но Шоу так сильно разозлил меня… — он снова пожал плечами. — Нет, — сказал Эрик. — Эм… спасибо. Я знаю, что ты ненавидишь его. Я о твоем отчиме. — Ненависть к нему отнимала бы у меня слишком большое количество энергии, — признал Чарльз. — Я просто… пытаюсь игнорировать его, если могу. Эрик кивнул и повел плечом. Он перекатывал пустую бутылку из-под пива в своих руках. Чарльз заставил себя отвести взгляд. — Эм, нужно еще? — спросил он, кивая в сторону бара, где два парня, одетых в черное, пополняли запасы пива и разливали вино по пластиковым стаканчикам. — Не откажусь, — сказал Эрик. — Спасибо. Чарльз забрал из его рук бутылку и вместе со своим пустым стаканчиком бросил ее в мусорное ведро, после чего весьма вежливо протолкнулся к столу с напитками и захватил там две бутылки пива. Ему стоило бы помедлить и съесть что-то, если он хотел провести всю ночь с Эриком и остальными сотрудниками, но это можно было сделать позже. Сейчас ему хотелось наслаждаться пивом с Эриком и, возможно, набраться смелости и спросить его о том, какие у него планы на Новый Год, и не хотел бы он сходить с ним на вечеринку Рейвен. Однако его надежды были разбиты, когда, вернувшись обратно, он увидел девушку из обувного отдела, болтающую с Эриком. Он утешил себя тем, что Эрик не казался столь увлеченным разговором, как она. — Знаешь, — сказала она, когда Чарльз подошел достаточно близко, чтобы слышать их разговор, — я стою под омелой. Черт, она действительно стояла под омелой. А до этого там стоял Чарльз. Он был прямо там. У него была идеальная возможность, но она ушла. — Да, и? — поинтересовался Эрик, бросив взгляд вверх. Девушка нахмурилась. — Ну, ты же знаешь, что следует делать, находясь под омелой, не так ли? — спросила она. — Нет, — ответил Эрик. — Я еврей. У нас нет традиций, связанных с омелой. Девушка скептически посмотрела на него, и Чарльз использовал это в качестве возможности вклиниться в разговор. — Пиво, — сказал он, протягивая Эрику бутылку. — Спасибо, — сказал Эрик. — В любом случае, как я и говорил до того, как ты ушел, я провел примерно четыре часа в комнате сборки, и я до сих пор не могу придумать, как установить заднюю панель в соответствии с остальной частью корпуса, так что… Девушка исчезла, и Эрик замолк. — Прости, — сказал он. — Я нашел действующий способ, с помощью которого можно вызвать в ком-либо незаинтересованность мной: достаточно лишь начать говорить о моей области исследований. Чарльз засмеялся и расслабился, непринужденно занимая место у стены, где недавно стояла та девушка, снова коря себя за то, что не заметил омелу раньше. — У меня наоборот, — признался Чарльз. — Довольно долгое время у меня было несколько ужасных фраз для пикапа, основывающихся на генетике. Я использовал их в основном в барах, пытаясь подцепить кого-то. — Я уверен, что все парни и девушки укладывались перед тобой штабелями, — сказал Эрик таким тоном, что сложно было понять, шутил он или нет. — Да-да. Я был молод, глуп и выглядел достаточно хорошо для того, чтобы это не имело значения. Эрик широко улыбнулся, обнажая зубы. — Это было в прошлом году, не так ли? — спросил он, заставив Чарльза рассмеяться и признать, что это было правдой. — Леншерр! Чарльз чертыхнулся себе под нос. Он надеялся, что Шоу пропустит эту вечеринку в пользу корпоратива, на который, Чарльз знал, он получил приглашение, но не стоило и мечтать о таком. Как бы он упустил возможность досадить Эрику? — Наслаждаешься праздничной вечеринкой? — спросил он, ухмыляясь. Словно по команде «We Wish You a Merry Christmas» начала играть из динамиков. Эрик не сказал ни слова, но костяшки на руке, которой он сжимал бутылку пива, побелели. Чарльз заметил это. — Ты… ты… ты Гринч!— прокричал Чарльз. Это было… совсем не тем, что он хотел сказать. Но это ввело Шоу в ступор на некоторое время. Воодушевленный этим, Чарльз продолжил. — Ты не можешь спокойно смотреть на людей вокруг, если они не несчастны или напуганы, так что ты пытаешься разрушить жизни всех вокруг, чтобы улучшить свое самочувствие! — сказал он. — Но это не сработает! Самооценка Эрика не зависит от твоего о нем мнения! И он будет наслаждаться своей жизнью независимо от того, как сильно ты будешь пытаться сломить его дух. Шоу моргнул и открыл рот. Чарльз схватил Эрика за запястье. — Идем. Ты будешь танцевать со мной, — сказал он и утянул его вглубь двигающихся на импровизированном танцполе людей. Он знал, что его лицо было красным, а музыка не совсем подходила для танцев, но его это не волновало. Он поставил этим точку. Эрик положил руки на бедра Чарльза и приподнял брови. —Вау, — сказал он, кратко подведя итоги стычки. — Боже, прости, — сказал Чарльз. — Я не хотел… теперь он будет еще хуже. Он и мой начальник, я должен был… нам не нужно танцевать. Я просто… сказал первое, что взбрело мне в голову, чтобы увести нас и… Он поднял взгляд на Эрика, который счастливо улыбался ему. — Все в порядке, — сказал он. — Ты не обязан заступаться за меня, но это было… — По-идиотски? — предположил Чарльз. — Господи, подумать только, я назвал его Гринчем. — Нет, — возразил Эрик. — Это было… смело. И мило. Чарльз прокручивал эти слова в своей голове, пока они покачивались под музыку. — Хочешь уйти отсюда? — спросил Эрик. — Думаю, на сегодня с меня достаточно праздничной атмосферы. — Хочу, — согласился Чарльз. Он надеялся, что, находясь вдали от своих коллег, сможет натворить меньше глупостей. — Как насчет бара? — Может, лучше пойдем ко мне? — предложил Эрик. — Если ты не против. Я живу в Квинсе, но это не так далеко, если добираться поездом. Или… у меня есть с собой наличка, мы могли бы вызвать такси. Поехать к Эрику. Эрик только что пригласил Чарльза к себе. — Эм, у меня ноутбук подключен к телевизору, — продолжил Эрик, изучая взглядом пол. — Я смотрел QI**, потому что ты все время болтал о нем, и мы могли бы… — Да! — выпалил Чарльз. — Да-да, давай уйдем, пожалуйста, — добавил он, неловко пытаясь оправдать свою торопливость. — Эта вечеринка ужасна. Эрик улыбнулся, и в его улыбке было что-то немного неловкое. — Хорошо, — сказал он. — Только позволь мне забрать мои драники. Мне пришлось достать рецепт моей мамы, чтобы сделать их… я не собираюсь оставлять их этим идиотам. — Отлично, — сказал Чарльз. — Да. Хорошо, — черт, ему пора заткнуться. — Я... схожу за пальто. Встретимся у двери? — Да, — ответил Эрик. Но они продолжали стоять на месте: руки Эрика покоились на бедрах Чарльза, ладони самого Чарльза лежали на его плечах, и они все еще держали бутылки с пивом. И они не двигались до тех пор, пока «The Chipmunk Song» внезапно не заиграла из колонок. — О Боже, — сказал Чарльз, отодвигаясь. — Уходим, уходим, уходим. — Только не она,— проговорил Эрик и бросился к еде, пока Чарльз поспешно пробирался сквозь толпу, чтобы забрать свое пальто.***
Два часа спустя подвыпивший Чарльз сидел на диване Эрика и хихикал, смотря на то, как участники дискуссии QI обсуждали гигантских морских черепах. Эрик смеялся тоже и, что было даже лучше, он снял свой галстук и расстегнул жилетку. Его рукава были закатаны до локтей, и он стянул свою обувь вместе с носками. Его ноги были несправедливо привлекательны, и Чарльзу приходилось переводить взгляд на экран, пока они доедали последние драники. — Ох, вау, — сумел выговорить Чарльз, вытирая слезы смеха с уголков своих глаз. — Я и забыл, насколько ужасно смотреть это на полный желудок. — В следующий раз не забудь предупредить, — согласился Эрик и в один глоток допил свое пиво.— Я собирался предложить заказать пиццу или что-то другое, но… — Боже, нет, — сказал Чарльз. — Мой желудок переполнен. Кроме того, ты платил за такси, так что это я купил бы пиццу, если бы не съел десять килограмм картофеля. — Я боялся, что они не получатся, — признался Эрик. — Я впервые готовил их сам. Обычно я… не праздную Хануку. С тех пор, как мои родители умерли. Я вообще ничего не праздную, если быть честным. Шоу просто… — Тебе не нужно ничего объяснять, — сказал Чарльз. — Даже если ты не празднуешь Хануку, это не означает, что ты автоматически должен праздновать Рождество. Шоу — придурок. Я почти пожалел, что он не принял предложение моего отчима о повышении, которое, я уверен, он ему предложил. — Тогда он больше не доставал бы меня. И где тут веселье? — пробормотал Эрик, покачав головой. Он вздохнул, откинувшись головой на диван, и Чарльз позволил себе смотреть на его шею ровно пять секунд прежде, чем отвести взгляд. — И в любом случае, ты не обязан запихивать в себя мою дерьмовую еду. — Эрик, нет, — сказал Чарльз, — они были вкусными. Правда. Мне определенно нравится праздник, который предполагает поедание груды жареного картофеля. Эрик засмеялся, слегка повернувшись и, все еще опираясь о спинку дивана, посмотрел на Чарльза. — Моей маме приятно было бы услышать это, — сказал он. А затем нерешительно добавил: — Ты понравился бы ей. Произошло изменение. Изменение в тоне разговора, в атмосфере в комнате, в потоках энергии между ними. В животе Чарльза затрепетало от ожидания и предвкушения. Его ладони вспотели. — Я уверен, что она тоже понравилась бы мне, — осторожно проговорил он. — Ну, то есть, если ты похож на нее… Эрик фыркнул. — К сожалению, нет, — сказал он. — Прежде всего, она была действительно милой. — Ты милый, — возразил Чарльз. Он протянул руку и потянул за край рукава Эрика, а его губы сложились в небольшую улыбку. На манжете Эрика торчала нитка. Чарльз сконцентрировался на ней и обхватил ее пальцами. — Я не милый, — пробормотал Эрик. Когда Чарльз поднял взгляд, Эрик смотрел на него. У него действительно были великолепно красивые глаза. Чарльз не мог оторваться от них. — Ты милый для меня, — прошептал он. Эрик наклонился к нему и поцеловал. Руки Эрика обхватили лицо Чарльза с обеих сторон, он придвинулся к нему еще ближе на диване, а его губы все еще были прижаты к губам Чарльза. Шок вместе с восторгом заставили Чарльза затормозить прежде, чем он смог ответить Эрику, но тот не собирался останавливаться, не говоря уже о том, чтобы отстраняться, до того, как Чарльз не начал шевелить губами, открыв рот, вздыхая месте с Эриком, и запуская пальцы в его волосы, притягивая еще ближе. Чарльз наклонил голову в сторону, и это дало Эрику возможность изменить угол поцелуя и углубить его. Его язык прошелся по нижней губе Чарльза медленно и осторожно, а затем он проделал то же, но уже зубами. Чарльз издал стон, и это заставило Эрика вздрогнуть. — Я никогда, — прошептал Эрик, отстраняясь достаточно для того, чтобы можно было говорить, — не хотел трахнуть никого так же сильно, как когда ты назвал Шоу Гринчем. Сердце Чарльза забилось быстрее. У него перехватило дыхание от слов Эрика. — Сначала ты полностью проигнорировал омелу, под которую я заставил тебя встать, а потом ты просто… он даже не является твоей проблемой, но то, как ты сделал его, и твое лицо при этом… я был готов упасть на колени перед тобой прямо там. Чарльзу казалось, что он задыхался. — Ты не можешь просто так говорить такое! — прохрипел он. — Ты не можешь просто… — он остановился и заполз к Эрику на колени, вызывая у него молчаливое удивление. Он пытался вспомнить, на чем остановился, наклоняясь, чтобы прижаться к губам Эрика, но застыл. — Подожди, — сказал он. Эрик оставил на его шее поцелуй и поднял на Чарльза взгляд. Его зрачки были расширены. Чарльз моментально забыл, что хотел сказать. — Я жду, — хрипло проговорил Эрик. —О-омела, — удалось выговорить Чарльзу, блокируя ту часть своего мозга, в которой произошло короткое замыкание из-за голоса Эрика и ощущения его пальцев, вытягивающих рубашку Чарльза из его брюк. — Ты планировал это? — Конечно, — сказал Эрик. — И… отгонял всех, кто пытался встать рядом, пока не появился ты. Чарльз не смог сдержать ухмылку. — О, не будь таким самодовольным, — сказал Эрик и утянул Чарльза в очередной поцелуй, а потом в еще один, и так до тех пор, пока Чарльз не сбился со счета.***
Майкл Кейн умолял призрака грядущего Рождества позволить ему измениться, когда Чарльз услышал писк домофона. Он не заказывал еду, и Рейвен не собиралась возвращаться до тридцатого числа, так что это не мог быть кто-то из ее друзей. Он приблизился к домофону с некой нерешительностью. — Здравствуйте? — выговорил он. Наступила пауза, а затем послышались помехи. — Привет? Чарльз? — Эрик? Очередная пауза. — Да, привет, — сказал Эрик. — Могу я… могу я войти? Чарльз моргнул. — Эм, сейчас канун Рождества, — сказал он. — Я знаю, — ответил Эрик. Чарльз моргнул опять и, отпустив кнопку, медленно отпер дверь. Он неподвижно стоял несколько секунд, тупо пялясь на дверь, пока до него не дошло, что Эрик впервые войдет в эту квартиру, и было совершенно очевидно, от чего не менее ужасно, что они с Рейвен были абсолютно беспомощны, когда дело доходило до уборки или раскладывания вещей по своим местах, или хотя бы до сохранения некоторого подобия порядка. Он хотел быстро убрать самое худшее, но даже не знал, с чего начать. Он поспешно собрал полупустые чашки и грязные тарелки и положил их в раковину на кухне, когда услышал стук в дверь. — Иду! — прокричал он. Остальная часть комнаты все еще напоминала зону стихийного бедствия. Он споткнулся на пути к двери и, пытаясь разгладить свой помятый, слишком большой свитер, открыл дверь. Эрик стоял на его пороге, конечно же, держа в руках коричневый бумажный пакет, из которого исходил запах китайской еды. — Привет, — сказал он. — Привет, — повторил Чарльз. Прошло три дня с праздничной вечеринки. Он задумался о том, приемлемо ли было поцеловать Эрика в качестве приветствия. В любом случае, он решился на это и сделал шаг вперед, размещая одну руку напротив груди Эрика и прижимаясь губами к уголку его рта. Эрик улыбнулся. — Это сюрприз. — Да, — сказал Эрик. — Я собирался позвонить, но Рейвен сказала, что и так нормально, — Эрик протянул ладонь и скользнул ею по челюсти Чарльза, утягивая его в поцелуй дольше и глубже предыдущего. — Рейвен? — переспросил Чарльз, когда Эрик отстранился. — Я разговаривал с ней до того, как она уехала, — признался Эрик. — Если бы план с праздничной вечеринкой не сработал, это было бы моим запасным вариантом, — он поднял пакет с китайской едой. — Твоим запасным вариантом была китайская еда? — спросил Чарльз и поцеловал Эрика еще раз, потому что так он заставлял его улыбаться. — Да, — ответил Эрик. — Рейвен рассказала мне, что ты останешься один, и я подумал… что мог бы составить тебе компанию, — он поцеловал Чарльза еще раз, и это было хорошо. Целоваться. Существовало лишь несколько вещей, которые нравились Чарльзу больше, чем «Рождественская история Маппетов», но это можно было считать приемлемым заменителем. — Сейчас Рождество, — сказал Чарльз и за его словами последовал очередной поцелуй. — Знаю, — ответил Эрик. — Поэтому я и принес традиционную еду своего народа. Чарльз засмеялся. — Нет, — возразил он. — Я в том смысле, что… я знаю, что тебе не нравится Рождество. А я… люблю его. Он жестом указал на рождественское дерево и гирлянды по всей квартире, а также на экран телевизора, на котором был поставлен на паузу момент с приведением-маппетом на викторианском кладбище. Он застенчиво отступил назад и кивнул на свой большой рождественский свитер, который Рейвен подарила ему несколько лет назад. Эрик осмотрел это все, задержавшись взглядом на Чарльзе, и пожал плечами. — И? — спросил он. — Мне нравишься ты. И тебе нравится Рождество и… ты не должен быть один. В этом суть, так ведь? Чарльз медленно кивнул. — Так, — согласился он. — Я просто… спасибо тебе. Я смотрю фильм, — он почесал затылок. — Ладно,— признал он, — я собирался посмотреть полдюжины фильмов, и сейчас я только на втором. Тебя будет тошнить от рождественских фильмов до завтрашнего дня. — Не знаю, — сказал Эрик. — Я планирую отвлекать тебя во время их просмотров, так что… — он улыбнулся одной из тех своих улыбок, которые заставляли колени Чарльза подгибаться. — Давай. Еда стынет, — он взял Чарльза за руку и повел его к дивану. — Я все равно чувствую себя плохо, — признался Чарльз, хоть он и позволил усадить себя на подушки и уже держал в руке пластиковую вилку. — Ты делаешь все это ради моего праздника, а во время твоего мы просто смотрели QI и занимались сексом на диване. Эрик вытаскивал бесконечное количество картонных коробок и пластиковых контейнеров, складывая их на журнальный столик. — Во-первых, — сказал он, — мой праздник был еще неделю назад и я просто ужасный еврей. Во-вторых, секс на диване это намного большее удовольствие, нежели чтение молитв. Ханука это конечно круто, но в ней нет ничего особенного. Если ты настолько зациклился на этом, я мог бы взять тебя с собой на нашу Пасху. И моя кузина вроде как устраивает вечеринку на Пурим***. Она немного стерва, но это может быть весело, — он протянул Чарльзу пластиковый контейнер. При близком осмотре стало понятно, что там находились лапша со свининой. — Ужасный еврей, — повторил он, увидев скептический взгляд Чарльза. Чарльз покачал головой, сдерживая улыбку. Он подцепил вилкой лапшу и остановился, попытавшись обдумать то, что только что сказал ему Эрик. Он не знал, что такое Пурим, но Пасха… — Пасха разве не в апреле? — спросил он. — В этом году в марте, — ответил Эрик. — Вроде бы. Чарльз больше не мог сдерживать улыбку. — Март, — сказал он. — Думаешь, это у нас надолго? — они еще не говорили об этом. Все было так быстро — сначала праздничная вечеринка, а затем они только коротко виделись на работе несколько раз. Универмаг был переполнен, и им не оставалось ничего кроме поцелуев во время перерывов. Вчера, перед работой, Чарльз проводил Рейвен в аэропорт, чтобы она могла встретиться со своими друзьями в Париже, а после работы он был слишком уставшим для чего-то большего, чем стакан вина в баре, и был способен лишь на то, чтобы свернуться рядом с Эриком, пока его глаза не начали закрываться. Они работали сегодня весь день и существовали определенные традиции, к которым Чарльз привык, и к которым он не хотел насильно приобщать Эрика, даже если ему и пришлось бы провести сочельник в одиночку в этом году. Но, в конце концов, он не был одинок. Возможно, он не был больше одинок на долгое время. По крайней мере, он надеялся на это. — Да, — подтвердил Эрик. — То есть, я выпускаюсь в мае и планирую уволиться на следующий же день. И если я хочу заняться сексом в каждой примерочной прежде, чем уйду, в качестве мести, ты мне еще пригодишься. — Ох, ну в таком случае, — сказал Чарльз, но не смог убрать улыбку со своего лица. — А теперь замолчи. Если хочешь остаться, тебе придется сидеть тихо до конца этого фильма. И не смейся надо мной, если я начну плакать, когда Бикер отдаст шарф Майклу Кейну. — Я бы никогда не стал смеяться над тобой, — уверил его Эрик. Он откинулся на спинку дивана и потянул Чарльза за собой в теплоту и комфорт, чтобы провести вечер, с удовольствием поедая лапшу перед телевизором. С удовольствием провести так же вечера всех последующих недель, месяцев и, если повезет, лет.