О соловьях, лугах и кроличьих норах

— Бека! Посмотри, что я нашёл! А затем по лугу разливается смех — такой серебристый и радостный, что казалось, будто даже хрустальная роса издаёт тихий звон, перекатываясь с одного блестящего листа на другой. Шелковистая трава, всё ещё мокрая от рассветного тумана, приятно щекотала босые ноги, забираясь по самые щиколотки. Однако, как заметил Отабек, это не волновало ни его, ни смеющегося юношу. — Бек, тут кроличья нора! — не отстаёт мальчик, переминаясь с ноги на ногу. Отабек идёт к нему легко и непринуждённо, едва не паря над землёй. Он легонько жмурился от росы на своих ногах и улыбался так ласково, как вообще мог. Глаза блестели от обилия цветов, которые торчали пучками из длинной травы, склоняясь под ветром и словно бы пританцовывая. Юра стоял около крошечной рощицы из пяти-семи деревьев и увлечённо рассматривал землю под своими ногами, а точнее, как потом заметил Бек, он рассматривал едва заметную нору, прорытую под одним из деревьев. Мальчик так увлечённо разглядывал её, что парню в один момент показалось, будто он вот-вот упадёт и повредит себе ногу. Будь Юра хоть трижды финалистом Гран При, а от повседневной неловкости ему не отделаться. Отабек подхватил юношу на руки и, заставив того вскрикнуть от неожиданности, рассмеялся своим тихим, бархатистым голосом. — Ну-у, вдруг ты упадёшь в неё? — протянул парень, заглянув в блестящие малахитовые глаза. — Я же буду скучать по тебе, моя Алиса. Мальчик рассмеялся — тихо, пряча за улыбкой смущение. — А ты пойдёшь за мной в Страну Чудес? — Юра обхватил своими худыми руками шею Отабека. — Прыгнешь следом или будешь ждать возвращения? — Ты же запугаешь всех жителей Подземелья! Они сами тебя принесут ко мне, — улыбнулся он. — Ах, вот значит как! — на миг рассердился юноша и, прижавшись к Отабеку всем телом, легонько укусил его за мочку уха. Когда ухо обожгло дыханием, парень не смог сдержать смеха. Единственное его слабое место — уши, и никто, кроме Юры, никогда не знал об этом. Отабек легко опустился на одно колено, пытаясь увернуться от мимолётных укусов, но в конце концов сдался и просто упал на спину, позволив Юрию по-хозяйски улечься на нём. — Ну на-а-адо же, — довольно протянул Юра, хитро прищурившись. — Неужели фея победила рыцаря? Знаешь, можешь не прыгать за мной в нору, я и сам там отлично справлюсь. А в ответ — пылкий, но до страсти нежный поцелуй, которым юноше перекрыли весь доступ к сарказму. Отабек чуть шевельнулся, не разрывая поцелуя, и вот он уже нависает над Юрой, одной рукой упираясь в сыроватую землю, а другой придерживая негодника за талию. Когда поцелуй заканчивается — к недовольству обоих — Юра растягивает бледные губы в хитрющей улыбке. Его волосы растрепались и беспорядочно лежали на лице, глаза — затуманены счастьем, а на щеках словно расцвели маки. Сколько же нежности было в, казалось бы, простом жесте Отабека. Юра закрыл один глаз, когда Бек слегка потрепал мальчишку за щёчку, а затем откинул с лица надоедливые пряди. Солнце играло в еловых глазах мальчика, и парень подумал, что никогда бы не захотел идти сейчас в какой-нибудь лес. Им не хотелось ни скрывать свою любовь, ни прятать её меж камней и сосен. Сейчас, на этом лугу, находясь под огромной пропастью лазурного неба, они словно бы кричали о своих чувствах, и чувства их были услышаны. Парочка соловьёв, уютно уместившихся на ветках того маленького леска, во всю распевали свои никому непонятные песни. Юре и Отабеку казалось, что вот-вот они поймут слова счастливых птиц. — Бек, а о чём поют соловьи? — задумчиво спросил юноша, утопая в чёрных глазах своего возлюбленного. — О любви, думаю, — так же задумчиво ответил Отабек. — Или же они поздравляют тебя. — Поздравляют? С чем? — Юра чуть приподнялся на локтях. — У меня для тебя есть подарок. Видели бы вы, сколько звёзд загорелось в блестящих под солнцем изумрудах! Отабек поднялся на ноги и помог подняться Юре, осторожно сжав его хрупкое запястья. Не отпуская, он повёл его в центр огромного луга, не говоря при этом ни слова. Мальчик отчаянно пытался разузнать о подарке, пытался вытянуть из Бека хоть словечко, но всё было тщетно. В конце концов, он сдался и шёл молча, изредка посмеиваясь от шелковистой щекотки под ногами. — Закрой глаза, — шепнул Отабек, остановившись и взяв руки Плисецкого в свои. — Не хочу. — Упрямый… Бек не стал долго церемониться и легонько коснулся своими губами переносицы мальчика. По юным плечам пробежала цепочка приятных мурашек, а глаза зажмурились как-то сами собой, заставляя сердце таиться в тягуче-сладком предвкушении. Отабек отпрянул и шагнул в сторону, зашуршав чем-то под ногами. Юрий стоял, не смея пошевелиться, и ему казалось, будто весь мир замер вокруг него. Слух ласкали трели соловьёв, трава по-прежнему щекотала ноги и заставляла морщить носик от холодной росы. Ветер нёс в себе букет из ароматов: колокольчики пахли свежестью, ромашки — простотой, а маки пахли счастливыми сновидениями. Солнце приятно грело плечи и макушку, а со светлых прядей до сих пор капала прохладная вода. Искупаться в озере — прекрасная идея, но теперь крупные капли падали на плечи и стекали под футболку, заставляя чувствовать себя совсем нагим. — Можешь открывать. В руках Отабека — две косы из полевых цветов. Пёстрые, яркие и невероятно пышные, казалось, будто Отабек потратил на них целую вечность. На щеках вновь запылало смущение, а в глазах блеснула детская радость, и Юра разразился в благодарностях и похвалах. Он подал один незавершённый венок Юре. — Давай выберем по цветку и вплетём их в венок, чтобы закрепить. — Маки! — тут же воскликнул юноша со сверкающими глазами и принялся озираться вокруг. — Что-что? — Маки! Давай скрепим их маками! Найти их не составило труда. Ярко-красные пятнышки, точно рубины, сверкали в их самодельных коронах, чем невероятно гордился Юра. Убедившись, что венок крепко уцепился за золотистые локоны, юноша со всей своей силой, скоростью и любовью набросился на Отабека, сжав его в объятиях. Не рассчитав силы, они вновь упали на мягкую землю, на сей раз устланную пылающими маками. Мягкие лепестки сверкающим рубиновым облаком взмыли вверх, скрыв за собой на какую-то секунду влюблённых и до безумия счастливых ребят. Наконец, расцепив поцелуй и набрав в лёгкие тёплого воздуха, пропитанного простой роскошью, Бек не выдержал: — А почему маки? — Ничего ты не понимаешь! — фыркнул Юра и стянул венок Отабека со лба на глаза. — Маки — символ сновидений. — И что с того? — Сны, знаешь ли, в какой-то степени являются мечтами. Раньше я думал, что это бессмыслица, но теперь… — Юра ласково улыбнулся, а взгляд, полный безмятежности, скользнул из-под пушистых ресниц на лицо Бека, а затем устремился ввысь, за лазурь и звёзды. — Теперь мне кажется, что я и сам во сне.