Вечерние истории

      Рождественская ночь постепенно приближалась, а Драко сидел на странного вида балконе и смотрел, как редкие снежинки опускаются спутанными хлопьями на стекло. Такие праздники принято встречать с семьёй, кружа в лучшей парадной мантии по украшенной домовиками зале, на радость матери и отцу. Только сейчас наследник древнейшего рода сидел, поджав ноги, растягивая ткань одолженных у Поттера брюк, разумеется, чтобы не измять свои, и любовался на магловский Лондон. Согревающие чары действовали безотказно, само собой, да и огромное количество странных и совершенно разных подушек на этом подобии дивана тоже делали своё дело, окружая Драко Малфоя странным теплом и непривычной заботой.       Хозяин этого, с натяжкой сказать, дома гремел посудой на кухне, а Драко никак не мог осознать, как же так получилось, что он до сих пор здесь, и уходить в ближайшее время от Поттера точно не намерен.       Запах из кухни тянулся божественный, и Малфой прикрыл глаза, позволяя аромату заполнить его изнутри, окутать приятным туманом. Да и думать о подобном не было никакого настроения. Какой бы ни была причина, но это Рождество они решили отметить вместе, а как Драко уже знал, Поттер, как и он сам, особенно религиозным не был, да и фантазией не отличался. Так что, видимо, встретят они его на этом самом балконе.       Рядом приземлился бариста, передавая большую кружку горячего напитка в руки Драко. В такие минуты ему хотелось остановить время и замереть в этом моменте навсегда. Как они сидели в тишине, грея руки о кружки и прижимаясь друг к другу плечами. Как Гарри, а он всё равно был именно Гарри, доставал откуда-то плед и закутывал их в тёплый кокон. Как нежно перебирал волосы Драко свободной рукой, чертя лёгкими касаниями неизвестные фигуры у него на шее. Такие вечера хотелось сбросить в думосброс и пересматривать особо паршивыми одинокими ночами, впитывая в себя буквально физически ощущаемые теплоту и спокойствие.       С Поттером всегда было так. Спокойно и тепло. Идеально. Гарри мог терпеть Малфоевские истерики неделями, материться, но выбегать морозными днями в соседний переулок, чтобы получить абсолютно бессмысленную записку с «этими дикими животными». И сколько бы Драко ни объяснял ему прелести совиной, птичьей вообще-то, почты, Поттер продолжал возмущаться, вместе с тем не пропуская ни одной крылатой посланницы. Он был другим. Особенным. Неповторимым. И даже не потому, что был маглом, всячески отказываясь от своего настоящего имени и матерясь на все лады, но не соглашаясь идти в магический мир. Хотя и это тоже бесило Драко неимоверно. Но Поттер просто был… другим.       За четыре месяца этих странных отношений Малфой не узнал о Поттере ничего. Расспрашивать того было бесполезно, на все вопросы он, с мастерством неизвестного ему Дамблдора, уходил от ответа. Только лишь давая Драко понять, что о магии он в курсе и родное имя ненавидит искренне и, к сожалению, неисправимо. Только Драко всё равно бесился, учился матному лексикону, но не мог отказаться от привычки мысленно называть Поттера — Гарри. Это было что-то такое… правильное, необъяснимо правильное и жутко эгоистичное — любить Гарри Поттера.       Драко мечтал, что тот откроется, доверится, расскажет о своих невероятных приключениях. Малфой строил немыслимые теории заговора, предполагал безумнейшие вещи и просто умирал от любопытства, но Поттера не трогал. Самое главное, что он понял за эти недолгие потрясающие отношения, — Гарри расскажет сам. Драко лишь надеялся дожить до того момента и не услышать историю Поттера на смертном одре, страдая глухотой.       Он сам не заметил, как снова впал в раздумья, медленно попивая кофе и положив свою голову Гарри на плечо. Тот тоже, казалось, витал где-то в мыслях с самого утра, а на лице то и дело появлялась странная решимость. В плохое Драко верить не хотел, точнее, ещё как верил, но мысли отчаянно отгонял до последнего. Да и что толку съедать себя переживаниями, если есть такие вещи, которые он изменить просто не в силах.       — Малфой? Уже засыпаешь? — Гарри завозился под боком, отставляя в сторону пустые кружки и плотнее закутывая их обоих в плед. Согревающие чары Драко постепенно истончались, но колдовать при Поттере он не хотел — по многим причинам. И нежелание выбираться из тёплого кокона было одной из самых главных.       — Просто задумался, ты же знаешь, со мной бывает. Мы не дождёмся полуночи? Я думал, мы романтично проклацаем зубами по двенадцать раз…       — Да я не против, романтика от Малфоя слишком редкая субстанция. Как я могу от такого отказаться? — Поттер продолжал нервно возиться и невольно стаскивать плед в свою сторону, видимо, решив исполнить задуманное целиком и полностью.       — Я останусь здесь только в том случае, если ты прекратишь дёргаться, как после Кру… ай, не важно. Верни мне плед!       — Не толкайся, Малфой, ты сейчас уронишь нас обоих, — они ещё некоторое время переругивались, пока не приняли, наконец, удобные позы, переплетясь руками и ногами. Голова Драко примостилась, совершенно непонятным образом, у Поттера на груди, а руки хозяйски облапали его задницу — идеально. — Я хотел тебе что-то рассказать сегодня… Знаешь, праздники… и всё такое, плохо действуют на меня…       — Становишься меланхоличной древней развалиной?       — И это тоже. Выслушаешь?       Теперь уже Драко завозился, перемещая затёкшие конечности в более удобное положение. И откуда у него только такие глупые вопросы в голове берутся?       — Конечно, выслушаю, Гар…эн.       — Знаешь, Драко…       Я, может, и родился в потрясающем мире, но детство у меня протекало совершенно обычно. Обыденно даже, сказал бы.       Кто мои родители и кем они были, я не знал, единственное, что смог выведать у строгих воспитательниц, — мои ближайшие родственники от меня отказались. Да и хер с ними, в самом деле.       Знаешь, мне всегда казалось, что со мной что-то не так. В драках я — хлипкий сопляк — всегда выходил победителем. Когда боялся — свет мог включиться сам собой, когда голодал — находил еду в пустых до этого местах. Но магия? Бред какой-то.       И когда ко мне в одиннадцать лет прилетела одна из ваших несносных птиц, я не поверил ни единому слову в этом свитке. Ни в первом, ни в десятом.       Ну, а потом пришёл он. Чёрный человек в странной одежде и с ужасной причёской. Но в тот момент, веришь, мне было всё равно до его носа или головы. Я с первой же минуты смотрел в его пустые глаза.       Такие глаза бывали у наших парней в приюте перед тем, как их увозили вперёд ногами или арестовывали копы.       Я выслушал его тогда лишь потому, что не мог перестать смотреть в его глаза.       Он рассказал мне всё, про мать и отца, про школу волшебства и мир магии, не переставая при этом пытаться увидеть во мне что-то, хрен его знает что.       Может, он и увидел, а может, просто наплевал, но, когда я сказал, что не поеду никуда, человек просто ушёл. Только предварительно посоветовал сменить имя и научиться контролировать эмоции.       За время нашей «беседы» я, кажется, случайно испепелил шкаф.       Поттер замолчал, смотря куда-то в сторону и не шевелясь. Казалось, что он все ещё находился там, в приюте, и продолжал беседу с Северусом Снейпом. Даже если он и не помнил, что того звали именно так. Драко прижался к Гарри чуть ближе, пытаясь отогнать печальные мысли и кляня себя всеми новоприобретёнными матными словами за глупое любопытство. Героические приключения? Мерлин, какой же бред…       Я ушёл из приюта за месяц до двенадцатилетия, когда всплеском магии переломал нападавшему на меня парнишке все кости в левой ноге. Просто боялся, что меня найдут и заберут туда.       Ты меня, конечно, не поймёшь, но, Драко, я просто не мог уйти в тот мир. Мир, где все считали меня героем, но никто не захотел взять к себе в семью. Где, судя по словам того мужчины, мне посвящались книги и поэмы, а я в то время рыдал ночами в окружении таких же одиноких детей.       Лучше было уйти. Сменить имя, подрабатывать, где придётся, перебраться в Лондон. Это было честнее, Малфой, и я не жалел о том выборе ни секунды.       С кофе вышла просто невероятная история. Я мыл посуду уже заполночь в придорожной забегаловке и, чтобы окончательно не свалиться, осмелился, нарушая все правила, сварить себе какую-то бурду в турке. Разумеется, меня спалили и уволили. А через день наняли пятнадцатилетним баристой в ту самую забегаловку.       Стихийных всплесков не было с тех самых пор.       — Так что, возможно, ты пьёшь мою магию, Драко. Драко? Ты что, умудрился уснуть?       Малфой не смел шевелиться, задержав дыхание и просто боясь, что новый вздох сотрёт оставшиеся небольшие толики сдержанности. В глазах щипало, а сердце пустилось в галоп ещё в начале рассказа, обеспечивая Драко подрагивающими руками и совершенно нездоровым желанием выпрыгнуть без метлы из окна.       Гарэн Поттер был успешным парнем, для магла. С собственной небольшой кофейней, доброй улыбкой и глупым чувством юмора. Гарэн Поттер был нежным любовником и нескончаемым романтиком, варил идеальный кофе и будил поцелуями с утра. А Гарри Поттер разрывал Драко Малфою сердце на куски. Резал защитные барьеры и прорывался своими руками к эгоцентричным мечтам, к самовлюблённым фантазиям, к счастливому прошлому, и просто, Мерлин, просто был…       Глаза предательски слезились, сосало под ложечкой, а руки намертво вцепились в Поттеровский свитер. Навсегда. Даже если Гарри и попытается когда-нибудь оторвать от него Драко, ни черта у него не выйдет. Он просто не мог поднять вверх глаза. Не мог сейчас смотреть в лицо тому, кого он с детства считал «достойным» своей дружбы. Ни разу, блять, не задумываясь. Ни разу не задаваясь вопросом, что же стало с сиротой-героем.       Свитер постепенно намокал, Поттер рассказывал истории со своей магловской работы, хлопья снега всё так же падали и таяли на стекле. Полночь наступила, знаменуя, как хотелось бы верить, рождение нового Драко Малфоя, который отчаянно желал сохранить этого Поттера в самый надёжный думосброс. И никогда не забывать.