Родная.

Вытерпеть, пережить, прикоснуться к лицу ладонью. Это пока ты спишь, чтоб не потревожить. Стань моей самой важной на свете болью! Стань моей самой сладкой на свете кожей. Заставляешь меня светиться под новым флагом. И идти через пустоши, чтоб отогреть ладони. Эй, родная, мне в этой жизни не много надо. Одного я прошу — не вживляй в меня больше боли. Я уже натерпелся. Не пределом, но под завязку. Переполнился, расплескался, обжегся снова... Вот, родная, сдирай с меня боль, как маску. Я давно не любил никого другого. Мы словами завязли в призрачном интернете. Ты мне пишешь, когда придётся... когда я сдохну. Я живу или плавлюсь в ламповом недо-свете. И мне жарко... я чахну быстро, потом засохну. И умру. Я, родная, отнюдь не сильный. Я не тот по кому проходятся сапогами. Приходи в мою душу, а после меня насилуй. Всё равно мы не знаем, что скоро случится с нами. Вытерпеть, пережить, прикоснуться к страхам. Я же держал огонь на своей ладони! Знаешь, родная, я помню горелый запах... помню и боль, что опять не делю с тобою. Это давно случилось... я дат не помню. Где-нибудь в ноябре. Я остыл и умер. Слушай меня, родная, я всё запомнил... Я тобой жил когда-то в слепом июле. Мне всё равно, что шептала за краем вечность, что говорили другие, глядя на брешь и раны. Я теперь сплю, родная, а ты беспечно строишь другим забытые мною храмы. Ты их так любишь... но я так любим не буду. И никогда, никем не воскресну снова. Ты не скучаешь, а что до другого люда — я им никто. И тебе я никто. И снова крутится карусель, разорвав краями плоть мою, чтобы стало ещё больнее. Знаешь, родная, мёртвых ничем не ранят. Что до любви... я попросту не умею.