Мы - пара

- А Вы были на последнем показе в Милане, мистер Эванс? Странная жена у Браункёнига – уже пятнадцать минут пытаюсь вовлечь её в беседу, а она только сейчас подала голос. - Увы, нет, - изображаю искреннее сожаление, глядя на субтильную брюнетку. – Я находился на съёмках. - Должно быть, Вы очень устаёте – все эти перелёты, отели, жизнь на чемоданах, - в интонациях миссис Браункёниг нет высокомерия или пренебрежения, только сочувствие. - Напротив, мне нравится такая жизнь, - широко улыбаюсь ей. – Часто бывают напряжённые дни, но я быстро восстанавливаю силы. Кстати, предстоящую неделю моды в Лондоне я не пропущу. - Хорошо, что Вы напомнили! – она энергично кивает. – Дорогой, - обращается она уже к мужу. – Надо заказать билеты! - Да, конечно! – Браункёниг оживился, явно довольный тем, что к обсуждению Брексита мы не вернёмся. – Я позвоню секретарю. С Вашего позволения, мистер Эванс, мы Вас покинем. Рады будем снова пообщаться на показе в декабре! - Не смею задерживать! – раскланиваюсь с семейной четой миллионеров из Австрии и ищу глазами Джона. Он стоит всё там же, в конце зала, и что-то рассказывает высокому блондину. К ним подошли ещё двое мужчин. Джон здоровается за руку, смеётся… И по-прежнему не смотрит в мою сторону… За все полтора часа с начала вечеринки мне ещё ни разу не удалось перехватить его взгляд. Я для него словно не существую. Хочется выпить, точнее - упиться в хлам, но как минимум часа три надо быть в форме – улыбаться, вести беседы, играть лицом, сверкать часами Булгари. На мне ещё костюм от Валентино и ботинки от Феррагамо. Всё это нужно демонстрировать приглашённым на сегодняшнюю вечеринку. За это я тоже получаю деньги. И немалые. Поначалу я наслаждался подобными мероприятиями, а теперь меня от них мутит. Разговоры одни и те же, впрочем, как и вопросы, которые задают из раза в раз. И обязательно найдутся желающие сфотографироваться. Девушки вообще не церемонятся – просят разрешения сделать селфи только для приличия и, даже не дождавшись ответа, пристраиваются рядом. Иногда так хочется сказать «нет», но я не могу. Мой образ на таких вот «суаре» – симпатяга, рубаха-парень. - Чего желаете, мистер Эванс? – бармен восторженно смотрит на меня. Наверное, любитель фильмов про вампиров или фанат «Форсажей». С удовольствием выпил бы виски, неразбавленный и даже безо льда, но я в праве позволить себе сейчас только что-нибудь лёгкое. Один из спонсоров вечеринки – шампанское «Моэт». До сих пор задаюсь вопросом – почему именно «Моэт»? Я бы предпочёл «Вдову Клико» или «Жозеф Фагот», но везде неизменно подают «Моэт» – весьма посредственное на вкус. Увы, мой выбор предрешён. - Шампанского, пожалуйста, - улыбаюсь своей дежурной улыбкой. Бармен виртуозно открывает бутылку, наполняет узкий высокий фужер наполовину. - Спасибо, - беру фужер. - К Вашим услугам. На вечеринках не принято слоняться одному. За этим всегда следят - заранее поручают трём-четырём персонам, так называемым «нянькам», присматривать за приглашёнными. Стоит только кому-нибудь остаться без компании, как кто-то из «нянек» подхватывает одиночку под белы руки и ведёт к какой-нибудь группе гостей. Сегодня одна из нянек – Карла Бруни. Она уже заметила, что я один, и извиняется перед собеседниками, что вынуждена их покинуть. Готов поспорить, к Джону она меня не поведёт. - Люк! Скучаешь? – она очень милая, с ней всегда легко. Несколько минут в обществе этой обворожительной мадам я могу просто побыть собой. - Слова «скучать» нет в моём лексиконе, Карла! – мои губы невольно растягиваются в улыбке. – Не поверишь, это мой второй фужер, не было времени даже горло как следует промочить, - с упоением делаю хороший глоток шампанского. - С тобой хотел познакомиться Альмодовар. - Правда? - Я беседовала с ним полчаса назад, ему понравился фильм «Высотка», он восхищён твоей игрой. - Это честь для меня, - я приятно удивлён и даже смущён интересом со стороны великого режиссёра. Не отказался бы сняться в его картине. Карла вытягивает шею, окидывает взглядом часть зала справа от нас. - Он сейчас занят, но я обязательно вас познакомлю, - она легонько касается моего предплечья. – Пойдём, пока представлю тебя банкиру из Люксембурга – он фанат тенниса, вам будет, о чём поговорить. - С удовольствием, но после того, как покурю. Договорились? - Хорошо! – в искристых глазах Карлы нежность и дружелюбие. Она мгновенно переключается на проходящую мимо нас пару, но даже недолгое общение с мадам Бруни сделало своё дело – обменявшись с ней всего несколькими фразами, я немного успокоился, стал менее раздражённым. А как тут не раздражаться, если Джон совсем не смотрит на меня! Я уже прожёг взглядом его затылок, но он ни разу не обернулся… Если честно, не ожидал абсолютного игнорирования с его стороны. Настроение просто на нуле. И дико хочется курить. На террасе точно никто не побеспокоит – мне необходимо побыть одному, в тишине. В этом особняке я уже был несколько раз, тут часто проходят различные мероприятия, банкеты, презентации. Место очень красивое – с просторной площадки перед домом открывается шикарный вид на Средиземное море. Я вообще люблю Монте-Карло. Уже давно стемнело, россыпь огней на склонах переливается так ярко, что даль над морем кажется чёрной. И только круизные лайнеры снуют крохотными светлячками в кромешной тьме. Я опираюсь на широкие перила ограждения, достаю сигареты и зажигалку. Как же приятно затянуться! Справа, метрах в пяти от меня, двое – девушка с парнем. Не курят – просто наслаждаются видом. Слева, поодаль, какой-то мужчина. Очень надеюсь, что ему не нужен собеседник. Подведём промежуточный итог - богат ли мой «улов» за полтора часа, проведённых здесь? Итак - четыре визитки от сильных мира сего с предложениями всяческого содействия и заверениями в дружеской симпатии плюс два приглашения. Одно – от главы концерна Ауди посетить выставку автомобилей в Мюнхене, мероприятие будет с размахом, неплохо было бы засветиться там. Второе – частное – поиграть в гольф с медиамагнатом из Франции. По тому, как недвусмысленно он пожал мою руку во время приветствия, я понял, на какой гольф он намекает, и в чью лунку жаждет загнать мяч. Таких вот «папиков» я чую за милю. Своих мне хватило под завязку. Даже вспоминать противно. Как бы ни сложилась моя карьера в будущем, я рад, что избавился от богатых покровителей. Боковым зрением вижу, как мужчина, стоящий слева, тушит только что закуренную сигарету, уходит. Девушка с парнем обернулись на особняк и поспешно удалились. В чём дело? - Довольно тепло для середины октября. Не находишь? Джон… Я слышу его шаги за спиной. В висках предательски заломило. Поворачиваю голову чуть влево, жду его приближения. - В новостях писали что-то про циклон, а может про антициклон, не помню точно, - от волнения я не произнёс, а просипел эту фразу. Джон встаёт рядом, достаёт сигарету, охлопывает свои карманы. – Кажется, где-то зажигалку оставил. Дашь прикурить? Самое простое – пододвинуть ближе к нему зажигалку, но есть слабая надежда, что он придержит ладонями мои сжатые в кулак пальцы… Как делал это раньше… Сигарета уже во рту у Джона. Тонкая щель между губами выглядит вызывающей, слишком соблазнительной для меня… Молча щёлкаю зажигалкой, протягиваю руку. Мы смотрим друг другу в глаза, он склоняется над подрагивающим язычком пламени и обвивает мою руку ладонями… Такое привычное когда-то прикосновение обжигает кожу. Я на миг опускаю веки… Он убирает пальцы, выпрямляется. Судя по расшатанности движений, он прилично выпил. Вся эта ситуация тоже давит на него. Допускаю, что ему даже тяжелее, чем мне, но в отличие от меня он может себе позволить выпить вволю. Всегда мог. Потому что он - один из самых крутых манекенщиков мира, и все успешные модные дома выстраиваются в очередь, чтобы подписать с ним контракты. - Могу поспорить, что пока мы тут с тобой, никто на эту террасу не выйдет, - Джон прищуривает глаза, затягивается. – Ты ведь тоже обратил внимание, как молниеносно испарились те трое, стоило мне только переступить порог гостиной? - Да, я заметил. - Все нас пасут. Они словно в сговоре, следят. Когда ты вышел курить, я стал ловить на себе выжидающие и любопытные взгляды, в некоторых даже был укор. - Ты просто много выпил. Не преувеличивай, - пытаюсь изобразить улыбку. - Считаешь, я пьян? Мне не нравятся его интонации. Такое впечатление, что он хочет поскандалить. Надо быть осторожней, не вестись на провокации. - Не нужно искать что-то предосудительное в моих словах, - перевожу взгляд с лица Джона на башню маяка вдали. - Расслабься, Люк, я не ругаться с тобой подошёл, - он поворачивается лицом к особняку и, прислонившись к ограждению, опирается локтями на широкие перила. Сигарета, словно приклеенная к уголку его рта, погасла. - Diablo…* - Джон любит сквернословить на испанском. – Сигарета погасла, - он смотрит на меня котом из «Шрека». Снова щёлкаю зажигалкой, подношу руку почти к самому кончику сигареты. Сейчас я уже боюсь его прикосновений, боюсь потому, что после них мне мучительно захочется большего… Он поднимает руки и обхватывает ладонями мой кулак с зажигалкой. Я чувствую слабый нажим его пальцев… Я бы хотел, чтобы они сомкнулись на моём напрягшемся члене… Прямо сейчас… - Зачем ты это делаешь? - Что «это»? – он только задрал голову, но мою руку из своих не выпускает. - Зачем ты прикасаешься к моей руке? – я закипаю. – Дразнишь? Провоцируешь? - неконтролируемая волна злости уже поднялась к самому горлу. Как всё плохо-то… - Извини, я просто хотел притронуться к тебе… - он опускает руки. - И что мне теперь прикажешь делать? – я невольно подаюсь вперёд. – Пойти подрочить в туалет? Джон широко открывает глаза, испуганное выражение лица сменяется томным. Он выплёвывает сигарету и прижимается губами к моему рту… Я подсознательно ждал этого. Жадно мну пересохшим ртом его полные влажные губы. Ладонь Джона уже на моём затылке. Он тяжело дышит. Притягиваю его к себе за бёдра и понимаю, что он тоже возбуждён. - Infierno… infierno…** - внезапно отстранившись, он чертыхается и мотает головой. – Теперь и мне придётся передёрнуть в туалете… - У меня есть другое предложение, покоряющее своей новизной, - пытаюсь шутить, хотя мне вовсе не до веселья – челюсти сводит от желания осязать его нагое тело. Даже не знаю, чего я хочу больше - обладать Джоном или чувствовать его в себе… Он фыркает, сгибается пополам в приступе беззвучного смеха. Это у него нервное. - Потрахаться? – он резко выпрямляется. - Зачем же так грубо? – мне каждый раз неприятно, когда он употребляет это слово. Оно всегда режет слух. - Глагол ёмкий. Чётко выражает суть. - Мне казалось, что мы с тобой занимались любовью, - пристально смотрю в глаза, пытаясь понять причину внезапной смены его настроения. - Ах да, всё верно! Занимаются любовью с основным партнёром, а со случайными трахаются, - он прикладывает пальцы к виску, словно пытаясь зафиксировать мысль в голове. – Выходит, с сербом ты тоже любовью занимался? – Джон с издёвкой глядит на меня. - Опять началось… - я уже не в силах скрывать раздражение. – Ты так и будешь обсасывать эту тему, мазохист хренов?! Нравится смаковать свою боль? - Несравнимо меньше, чем тебе возводить в культ своё чувство вины. Сейчас Джон выглядит серьёзным и спокойным. Координация движений как у трезвого человека. Трудно поверить, что алкоголь так быстро выветрился, хотя на террасе уже довольно свежо... - Ощущение моральной боли и чувство вины оба отвратительны, но знаешь в чём разница? – он достаёт новую сигарету, демонстративно берёт зажигалку и прикуривает. – В том, что боль – она всегда боль, и в ней нет ничего прекрасного - она унижает, опустошает, делает человека беспомощным, жалким, в то время как чувство вины возвышает, как бы облагораживает. Разве нет? Он пронзительно смотрит на меня, но совершенно ясно, что вопрос риторический. Я настолько хорошо изучил Джона, что уже инстинктивно понимаю, когда лучше промолчать. - Сейчас в глазах всех своих близких и друзей ты - этакий великомученик. Ещё бы! Ты пытаешься восстановить наши отношения, смиренно несёшь тяжкий крест своих страданий и угрызений совести, а я – злой гений, который тебя отвергает, глумится над твоей любовью. Твоё раскаяние трогает сердца людей, а моё неумение прощать воспринимается как гордыня, упрямство и непомерное эго. Вижу боковым зрением, как Джон глубоко затягивается. Его монолог ещё не окончен. - Тебе самому не тошно от своей «святости»? Голову даю на отсечение, что после нашей с тобой последней ночи в июле ты больше ни с кем не занимался сексом. И вовсе не потому, что тебе никого, кроме меня, не хотелось, а потому что ты осознанно себя наказываешь за свои прошлые измены. Воздержание возвеличивает тебя в твоих же собственных глазах. Ты наверняка кажешься себе героем, поскольку борешься со своей похотью и пока что успешно. А мне вот гордиться нечем - я от своей боли до сих пор не могу избавиться… - Джон, я… - Знаю – сожалеешь, и очень… - он оборачивается на особняк. – Хорошо, что никто нам не помешал. Мне нужно было сказать тебе всё это, - он метко кидает окурок в урну и, не удостоив меня взглядом, идёт к дверям в гостиную. Всё. Это конец. Я даже не буду его окликать, останавливать. Пытаюсь достать сигарету из пачки, но руки трясутся. Мне нужно покурить, чтобы немного успокоиться. Ещё два-три часа я обязан проторчать здесь, а хотелось бы свалить прямо сейчас из этого особняка подальше от всех этих людей, подальше от Джона. Смирюсь ли я когда-нибудь с тем, что потерял его?.. Двумя часами позднее - Пожалуй, мы уже пойдём, мистер Эванс, - мсьё Перпенье смотрит на часы. – Нам ещё предстоит ночной перелёт в Таиланд, - он переводит взгляд на жену. – Надеюсь, Вы приедете к нам зимой – у нас четыре гостевых коттеджа рядом с домом. Покатаетесь на лыжах, насладитесь великолепными видами, да и просто подышите морозным воздухом швейцарских Альп. - С радостью принимаю Ваше приглашение, - беру протянутую мне визитку. – Желаю вам приятного полёта и не менее приятного времяпрепровождения в Таиланде! - Позвоните мне, когда соберётесь отдохнуть у нас, - мсьё Перпенье жмёт мою руку. – До встречи, мистер Эванс! - Au revoir!*** – люблю козырнуть каким-нибудь французским словом из своего скудного запаса. - Au revoir! – супруги заулыбались – их явно позабавил мой ужасный акцент. Мы расходимся в разные стороны – они к выходу, а я к бару. Нет повода не выпить! Визиток в моём кармане прибавилось, равно как и заманчивых предложений по рекламе, об участии в благотворительных компаниях и прочих мероприятиях. А, кроме того, беседа с Педро Альмодоваром очень польстила мне, как актёру. Оказалось, он высокого мнения о моём таланте, расспрашивал о работе над ролью в «Высотке» и самое главное – пригласил на кастинг его следующего фильма, попробоваться на одну из главных ролей! И всё было бы просто отлично, если бы мысли о Джоне не отравляли моё настроение. После нашего разговора я перестал выискивать его взглядом среди гостей - не хочу знать, с кем он беседует, кому улыбается. Я даже курить не выходил, чтобы исключить вероятность снова встретиться с ним на террасе. - Люк! Окрик генерального директора Булгари настигает меня у барной стойки. Мысленно досадуя, что не успел заказать себе выпить, оборачиваюсь. Ба! Да на нём лица нет! - Мистер Бабен? - Прости, что отвлекаю, но у меня к тебе деликатное дело, - он потерянно оглядывается по сторонам, словно нашкодивший юнец. - Я к Вашим услугам, - продвигаюсь вместе с Бабеном к выходу из гостиной. - Давай встанем здесь, - он останавливается у стены, в паре метрах от дверей. – Нужна твоя помощь. - Я внимательно Вас слушаю, - мне уже тревожно. - Даже не знаю как начать… Заранее прошу извинить, но просто мне не к кому обратиться с такой деликатной просьбой, потому что он приехал один… - Кто? - Джон… - Что случилось? – от охватившего волнения у меня сдавило горло, непроизвольно тянусь к галстуку, чтобы ослабить узел. - Джон слишком много выпил… В таком состоянии ему нельзя находиться среди гостей, но если я отправлю его одного в отель, то завтра сайты будут пестреть фотографиями папарацци, которые не просто скомпрометируют Джона - они поставят под сомнение высокий уровень организации вечеринок Булгари. Он не столько за Джона волнуется, сколько за себя. - Вы хотите оставить его здесь в гостевых комнатах? – я знаю, что в таких вот особняках всегда подготавливают несколько комнат на случай плохого самочувствия или алкогольной интоксикации кого-то из приглашённых. - Да, но за ним бы лучше приглядеть… до утра… Вдруг ему станет плохо ночью… Он может упасть, сломать себе что-нибудь… - Я побуду с ним. - Спасибо тебе! Ты меня очень выручил! – Бабен меняется в лице. – Я твой должник! - Не стоит благодарности. - Гостевые апартаменты на третьем этаже. Там есть всё необходимое, включая медикаменты. Вот тебе карта, - он суёт мне в карман пластиковую магнитку. – Дверь справа от лифта. Завтра до двух часов дня вы должны съехать. Когда закажешь машину, предупреди охрану. Звони мне в любое время, в случае непредвиденных обстоятельств. - Хорошо. Где Джон? - Ребята вывели его на воздух через другой вход, с торца дома. Я пройдусь с тобой до лифта, а потом поищу их на малой террасе, - Бабен делает приглашающий жест в сторону дверей гостиной. - Без проблем. Мы минуем холл, сворачиваем в боковой коридор. Гул голосов стихает по мере нашего углубления в левое крыло особняка. - Это всецело моя вина… Мой недогляд… - вполголоса бормочет директор, еле слышно ступая по паркетному полу. – Не припомню, чтобы Джон раньше налегал на алкоголь… - Все мы люди, с каждым может случиться, - вставляю избитые фразы. «Просто Джон может позволить себе напиться, а я нет», - хочется добавить мне, но я сдерживаюсь. - Да-да, - Бабен согласно кивает. – Оставлю тебя тут. В любом случае, отзвонись мне завтра. - Хорошо. Директор скрывается из виду в ближайшем коридоре. Итак, я проведу ночь с Джоном. При других обстоятельствах этот факт безумно обрадовал бы меня, но реалии таковы, что предстоящие несколько часов не будут ни приятными, ни сладостными. Об отказе не могло быть и речи - я бы не оставил Джона тут одного, пьяного, и уж тем более не допускаю мысли, что кто-то посторонний находился бы рядом с ним, когда он в таком беспомощном состоянии. Моя вина, что он перебрал с алкоголем, мне теперь и расхлёбывать. Разумеется, я уже готов ко всему – к скандалу, истерике, драке. Моё преимущество в том, что я почти не пил, и мне хватит сил усмирить Джона. Опять же, я сильней и уже задал себе установку не реагировать на его провокации, упрёки. И кроме всего вышеперечисленного – я люблю его. Слышу приглушённые голоса, дикий смех Джона, и через пару минут трио мужчин модельной внешности выворачивает из прилегающего коридора к лифту. Джон идёт сам, только качается. Незажжённая сигарета во рту, ворот сорочки расстёгнут, а из кармана брюк свисает галстук. В таком состоянии ему точно нельзя в гостиную. - Мистер Эванс! – блондин протягивает мне узкую ладонь. - Добрый вечер, господа, - я жму руки двум подоспевшим парням. - Куда вы меня привели? – язык Джона заплетается. – И что он тут делает? – мотает головой в мою сторону. - Тебя проводят в твои комнаты, - невозмутимо говорит шатен. - Вы что? Серьёзно? Я никуда с ним не пойду! – Джон нервно смеётся, вынимает сигарету изо рта. – И дайте мне, в конце концов, зажигалку! – он вращает кистью руки. Невольно любуюсь тонкими длинными пальцами. - Может, мы проводим его наверх? - В этом нет необходимости, я справлюсь сам, - пытаюсь непринуждённо улыбаться. - Ладно, мы тогда пойдём, - блондин поворачивается к Джону. – Созвонимся на днях! - Эй! Вы же не оставите меня с ним! – Джон хватает шатена за рукав. Парни молча косятся друг на друга. Я нажимаю кнопку вызова лифта, и двери бесшумно разъезжаются. - Заходи в лифт, Джон, - я постарался придать голосу властность. Он смотрит на приятелей, потом на носки своих ботинок. - Всё ясно… - он усмехается. – Сговорились… - не глядя на меня, заходит в старомодного вида кабину. Я нажимаю на кнопку этажа. Несколько секунд в гнетущей тишине, и двери лифта открываются. - Нам направо, - беру его под локоть. - Я в состоянии идти сам, - Джон кидает на меня возмущённый взгляд. Глаза пьяные, с поволокой. Он непростительно красив… Я отымел бы его прямо сейчас в лифте… Он переступает порог кабины и чуть заваливается назад. Я удерживаю его, подставив плечо, потом обнимаю за пояс и веду к дверям гостевых комнат. Пока он молчит, но это затишье не рождает в моём мозгу обманчивых иллюзий. Я примерно знаю, что ждёт меня дальше. Провожу магнитной картой в замке и толкаю дверь. Освещение уже автоматически включилось. Плащ Джона висит на вешалке, на тумбочке под ней стоит его сумка. - Мне нужно отлить, - он останавливается, ищет глазами дверь ванной комнаты. - Ванная комната в спальне, пойдём, - беру его под руку и тяну к дверям из гостиной. Похоже, Джона развезло от перепада температур. Я чувствую, что он тяжелеет. Спальня - просто мечта молодожёнов: тёплые, песочные тона обоев, мебели и белья. Огромная кровать, приглушённый свет от напольных ламп. Открываю дверь в ванную комнату, подвожу Джона к унитазу. - Только ты отвернись, - он возится с пуговицами. - Помочь расстегнуть? – тянусь рукой к поясу его брюк. - Может ты мне ещё и подержишь? – Джон отталкивает мою ладонь. Встаю у него за спиной и обнимаю сзади, чтобы его не болтало в стороны. - А это ты хорошо придумал, - он беззвучно смеётся, сотрясаясь всем телом. Я привык к таким вот резким перепадам его настроения по пьяни. Сейчас мне нужно просто уложить его в кровать, не вступая в дискуссии, не отвечая колкостями на его выпады. - Руки помою, - Джон делает два неуверенных шага к раковине. Я придерживаю его, пока он обливает водой лицо, фыркает, мотает головой. Дотягиваюсь до полотенца, подаю ему. - Пить хочу, - произносит Джон, вытирая лицо. - Дойдём до кровати, и я дам тебе воды, - легонько подталкиваю его к выходу. Он задевает плечом дверной косяк, бормочет что-то на испанском. Бросает снятый на ходу пиджак на спинку кресла. - У тебя есть волшебные таблетки? – спрашивает Джон, присев на край кровати. - Я всегда их беру с собой на вечеринки, на всякий случай, - открываю бутылку «Эвиан», наливаю воды в стакан. – Пока что без них обходился, - лезу во внутренний карман пиджака, достаю пластинку с капсулами. - Утром будешь свежим и бодрым, - протягиваю на ладони две капсулы. Джон наклоняется и берёт их губами… Прикосновение его рта к моей коже отзывается сладким потягиванием в паху. Нет, сейчас все мысли о сексе надо гнать. Подаю Джону стакан. Он жадно пьёт, большими глотками. - Помнишь, как два года назад, тоже на вечеринке Булгари, нас рассадили за разные столы, и мы так распалили друг друга взглядами, что я, под предлогом недомогания, выпросил ключ от гостевой комнаты у Бабена? - Конечно, помню, - беру из рук Джона пустой стакан, ставлю на тумбочку. Опускаюсь на пол и начинаю развязывать шнурки на его ботинках. - И мы там с тобой уединились… - его голос звучит мечтательно и немного грустно. - Мы так сильно хотели друг друга, что занялись сексом прямо в прихожей, потому что не в силах уже были дойти до кровати… Сколько у нас было таких вот умопомрачительных встреч – урывками, в гостиничных номерах, на вечеринках - полных страсти, нетерпения и любви… А потом ты всё испортил. Я ждал эту фразу – наши скандалы раньше зачастую начинались с неё. Невозмутимо снимаю с Джона ботинки, носки. - Откуда взялся этот ебучий серб, а? Из какой щели он вылез? Я до сих пор охуеваю, как ты мог променять меня на этого долбаного урода??? Тебе нравилось трахать его необъятную задницу? Или наоборот, ты кайфовал, подставляя ему свою??? До боли закусываю губы и молчу. Надо снять с Джона сорочку. Верхние пуговицы он уже давно расстегнул, я тянусь к остальным. - Понимаю, если бы ты замутил с Ганди. Мне было бы ничуть не легче, но, по крайней мере, ты бы не унизил меня своим выбором - Дэвид красив, с безупречной фигурой, знаменит и всё такое, но, сука, отсасывать после меня у серба… - Джон закрывает руками лицо. - Чего тебе не хватало? Разве я не любил тебя? Что я делал не так? Плохо трахал? Отдавался без страсти? – он плачет, размазывая по лицу слёзы, слюни. – Ты же был моим светом в окне, кобель хуев… Сейчас бесполезно извиняться, что-либо говорить. Стягиваю с Джона сорочку, беру его ладони в свои и целую пальцы, запястья, выпуклые вены. Бедный мой малыш… Я никогда не думал, что он способен на такие сильные переживания. Чувствую себя последним негодяем… - Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог?... No puedo entender, el diablo,**** - он даже не пытается отстраниться – просто сидит, глядя остекленевшим взглядом перед собой. – Ненавижу тебя, ненавижу… - добавляет еле слышно. Он всё ещё плачет. - Ложись, малыш, - шепчу ему на ухо, обнимая за плечи. Он послушно откидывается на спину, начинает вытирать краем простыни мокрые от слёз щёки. Снимаю с него брюки, трусы, кидаю на стул. - Почему нет лекарств от памяти? Вот для улучшения памяти есть, но до сих пор не изобрели средств, чтобы забыть отдельные воспоминания, блокировать их в извилинах мозга… Я бы горстями закидывал в себя порошки и таблетки, лишь бы забыть о тебе, о нас… - он поворачивается на бок. – Если бы я знал, что будет так больно, никогда бы с тобой не связался… Накрываю Джона одеялом, целую в висок, глажу растрепанные волосы. - Ты ведь не уйдёшь сейчас, правда? – спрашивает он, резко приподнявшись на локте. В его глазах испуг и тревога. - Я никуда не уйду, малыш. Спи, - очерчиваю кончиками пальцев подбородок Джона. - Хочу, чтобы ты лёг и обнял меня сзади. - Да, конечно, - я поспешно раздеваюсь, ложусь в кровать и прижимаюсь к спине Джона, обняв за пояс. Он берёт мою руку и целует внутреннюю сторону ладони. - Te amo*****… - шепчет он, приложив мою ладонь к своей груди. - Buenas noches, mi amor,****** - я целую Джона в шею, досадуя на нестерпимое желание обладать им. Лежу неподвижно, ожидая, когда он заснёт. Через пару минут дыхание Джона становится ровным. Теперь он проспит до утра. Чувствую, как хватка его пальцев ослабевает - он выпускает мою руку из своей. Я провожу ладонью по его бедру, ягодице, рельефным мышцам пресса. От тактильных ощущений мой член ещё сильней упирается в спину Джона. Не думал, что это может быть так мучительно – обнимать нагое тело любимого мужчины без шансов на секс. А если учесть, что с июля у меня ни с кем не было физической близости… Как сказал Джон? «И вовсе не потому, что ты не хотел никого кроме меня»… Он бы очень удивился, но я действительно никого не хотел. Никого кроме него. И мастурбация, сопровождающаяся отрывочными воспоминаниями о нём, не самый плохой вариант снятия напряжения. Крепче обнимаю Джона за пояс, прижимаюсь членом. Головка уже увлажнилась и мягко скользнула по коже. Наверное, мне хватит нескольких движений бёдрами, чтобы кончить. Целую плечо, шею, выступающие бугорки позвонков и снова трусь членом об его спину. Ощущая, что наступает разрядка, зарываюсь лицом в волосы Джона и втягиваю ноздрями знакомый запах его тела, смешанный с ароматом парфюмерной воды от Форда. Острое наслаждение прошивает меня изнутри. Я переворачиваюсь на спину и выплёскиваю семя себе на живот и грудь. Джон мирно посапывает. Он даже не почувствовал, что я только что занимался любовью с его спиной. Теперь в душ и спать. На следующий день Ряды. Нескончаемые ряды рынка в Ковент Гардене. Я иду мимо лотков и деревянных ящиков, переполненных овощами, ягодами, экзотическими фруктами. Помидоры невероятно крупные. Я беру спелый томат в руки, и он трескается, являя моему взгляду влажную мякоть. Сладко ноет мой напрягшийся член, я достаю его и погружаю в сочный плод. Ещё раз, ещё… Мне хочется проткнуть его насквозь… Я открываю глаза и вижу голову Джона, ритмично поднимающуюся и опускающуюся над моим пахом… Он ловит мой взгляд, откидывает каким-то немыслимым жестом влажные волосы со лба и заглатывает член глубже. Я ощущаю тесноту его горла, нежность ладони, ласкающей мои яйца, тепло губ, обхвативших мою болезненно напрягшуюся плоть. Я невольно выгибаюсь, резче вскидываю бёдра навстречу желанному рту, и пружина экстатического удовольствия, скрученная внутри меня, распрямляется, вырывая из моей груди громкий стон. Тяну руку вниз, чтобы успеть вынуть член, но Джон перехватывает её и с силой вжимает в матрас. Я кончаю на язык, скользящий по моему подрагивающему стволу. Излившись, блаженно выдыхаю. Губы Джона размыкаются, выпуская свою жертву из сладкого плена, он сплёвывает на ладонь. - Какое приятное пробуждение, - я призывно смотрю в глаза Джона и медленно подтягиваю колени к груди. Это немое приглашение словно отключает в нём невидимые тормоза – его взгляд затуманивается откровенной похотью. Дрожащей от нетерпения рукой он смазывает мой вход спермой и вводит в тело пальцы. Я принимаю их, пытаясь максимально расслабить кольцо мышц. Я люблю, когда Джон во мне. Никто из нас так и не отвёл взгляд - зрительный контакт обострил наше желание близости до предела, за которым должно последовать яростное, на грани жестокости, совокупление. Но я хочу этой схватки. - Вставь мне, Джон… - шепчу я в полном изнеможении, и он со стоном врывается в моё тело, потом наваливается сверху и целует пересохшие губы. Мне хочется кричать, но горло сдавило от волнения и заново переживаемых ощущений. Я сжимаю ладонями ягодицы Джона и тяну на себя. Он всё ещё не может оторваться от моего рта – кусает, лижет и посасывает язык, губы, хрипя, с трудом переводя дыхание, но я хочу, чтобы он долбился в мою задницу. - Выеби меня, - упираюсь руками в плечи Джона, прервав поцелуй. Его взгляд становится жёстким и хищным. Он делает несколько медленных толчков, а потом начинает трахать… Я не знал, что Джон может быть безжалостным в сексе – он остервенело двигает бёдрами. Кажется, что его член уже достал до моего желудка. Ощущения странные – болезненно сладкие, и мне хочется как можно шире развести ноги, чтобы он вколачивался в тело ещё глубже. Мой горячий испанец… Джон вынимает член, прерывисто дышит. - Перевернись на живот, - выдыхает он, и от его шепота у меня волосы на затылке встают дыбом. Я переворачиваюсь и слегка оттопыриваю задницу. Он грубо вставляет на всю длину, потом его движения становятся яростными, рваными, но мне нравится, боже… как же мне это нравится… Я покачиваю бёдрами в такт толчкам, с упоением насаживаясь на член. Последний мощный рывок и Джон замирает, изливаясь в меня. Мы даже не пытаемся шевелиться. Чувствую приятную тяжесть тела Джона, который распластался на мне, уткнувшись в шею. - Я был очень пьян вчера? – негромко произносит он над моим ухом. - Просто в хлам. - Это Бабен попросил тебя присмотреть за мной? - Он самый. - Спасибо… - Джон откидывается на спину. - Надеюсь, ты не из благодарности всё это делал сейчас? – переворачиваюсь на бок, лицом к нему. - Нет. Просто соскучился. - Иди ко мне, малыш, - обхватываю его двумя руками и притягиваю к себе. Прижавшись к боку, Джон закидывает на меня ногу, потом облизывает мой сосок и кладёт голову на плечо. - Во сколько нам надо съехать отсюда? - В два часа крайний срок. И не говори мне, что разбудил меня полвторого – я не переживу. - Ещё и одиннадцати нет, - голос Джона ласковый, умиротворённый. Всё ещё не могу поверить, что мы лежим, обнявшись, отдыхая после бурного секса… И я не хочу выяснений отношений, набивших оскомину вопросов… - Не знаю, как ты, но я проголодался. Может, закажем пиццу? – надеюсь, моё предложение не оскорбило его своей примитивностью. - Какой ты молодец, что предложил! Есть хочется ужасно! – он задирает голову и с нежностью смотрит в глаза. Я удерживаю его за подбородок и целую в улыбающиеся губы. Он очень милый сейчас. - Я люблю тебя, Джон, - признание вырвалось само. - Я тоже тебя люблю. - Планы на сегодня есть? - Деловая встреча с модным директором немецкого GQ. Мой фотосет намечен в январском номере. - А меня выдвинули на премию «Человек года» от их журнала, - приятно козырнуть подобной новостью. - Правда? – Джон снова запрокидывает голову. – Я так рад за тебя! – он проводит ладонью по моей щеке. - Довольно неожиданно было, если честно. Прости, но пицца сама себя не закажет – мне нужен телефон. - Лежи, я подам. - Во внутреннем кармане пиджака, - уточняю, провожая глазами Джона. Мой взгляд скользит по его узким бёдрам и упругой заднице. А так ли я голоден?... Он ощупывает пиджак, висящий на спинке стула, достаёт мой мобильник. Беру из его ладони айфон, ищу номер пиццерии. - Добрый день. Я хотел бы заказать четыре пиццы. Две "Кватро Стаджиони", - прикрываю рукой динамик. – Тебе "по-неополитански" или "Дьяболу"? – обращаюсь к Джону. - И ту, и другую по одной. - Одну "Дьяболу" и одну "по-неополитански". И ещё пару бутылок "Кьянти" две тысячи первого года. Вилла ля Вижи. Когда подвезёте заказ? Через сорок пять минут? Отлично! Пусть наберут этот номер у ворот виллы, – нажимаю на «Отбой». – Я в душ. Ты со мной? - Да, - он целует мою грудь. - Тогда пошли. У нас ещё есть сорок пять минут до пиццы, - увлекаю его за собой в ванную комнату… Две недели спустя Я – фанат английских завтраков, равно как и их вариаций – лишь бы был жареный бекон и яйца – в виде яичницы, или омлета, непринципиально. В редких случаях, когда у меня выдаётся свободное утро в Лондоне, я ловлю такси и еду в своё любимое кафе. Обычно здесь мало народу. Никто не отвлекает просьбами сфотографироваться или оставить автограф. - Английский завтрак со шпинатом, чёрный чай и чизкейк, - приветливо говорю подошедшей официантке. Она традиционно, слово в слово, повторяет мой заказ и удаляется. У меня есть минут десять-пятнадцать, чтобы посидеть в тишине, потаращиться на улицу в окно. Послезавтра я уже буду сидеть в подобном кафе Берлина и есть баварские сосиски с тушёной капустой. Почему именно баварские и почему с капустой? Вот они – стереотипы. Впрочем, на вечеринке после вручения премий GQ, нас наверняка будут потчевать чем-то изысканным. Потом меня ждёт Лондон, Мадрид, Лос-Анджелес. Города, но не люди… С Джоном, увы, никаких подвижек – на утро после вечеринки Булгари мы так и не осмелились поговорить, определить характер нашей связи. Наверное потому, что мы были слишком счастливы, слишком одурманены любовью. Нам не хотелось поднимать вопросы, на которые Джон не знал ответы. Именно Джон. Для себя я уже давно всё решил. Я звонил ему несколько раз за прошедшие две недели, а он проявился только однажды – просто узнать, как мои дела – ни намёка на встречу. Я уже устал ломать голову и строить догадки – тупо плыву по течению. И ничего не жду. Телефон завибрировал в кармане брюк. Неспешно достаю мобильник. Звонит моя агентша. - Да, - откидываюсь на спинку стула и обвожу взглядом картины на стенах кафе. - Люк, я бросила тебе на почту статью из GQ, - она говорит так громко, что я вынужден чуть отвести руку с айфоном от уха. - Прочти и, если будут замечания, напиши мне какие именно. Номер должен выйти в печать послезавтра. - Хорошо! Я перезвоню тебе, – нажимаю "отбой" и захожу в свою почту. Письмо из редакции GQ самое верхнее. Интересно, что можно написать обо мне в такой маленькой статье, больше напоминающей анонс в телепрограммке? "Наш босс моды о голливудской звезде, которой он восхищается по особым причинам: Мое представление о Люке Эвансе сформировано под впечатлением контакта с его спутником жизни, Джоном Кортахарена, который является одним из самых успешных моделей-мужчин нашего времени. У Джона капризный характер дивы тридцатых годов, а Люк обладает способностью с этим мириться. Заслуга Люка, кроме его актерского мастерства в том, что он открыто признается в своей сексуальной ориентации. К сожалению, в Голливуде является исключением, когда актеры открыто живут гомосексуальной жизнью. Эвансу было всегда наплевать на общепринятые нормы морали, и он всегда оставался самим собой. Такими фильмами как "Дракула», «Форсаж » и «Хоббит», он доказал, что для достижения успешной карьеры не нужно быть ханжой и прятаться под маской двойной морали."******* Я сижу, как громом поражённый. Даже не знаю, как реагировать на прочитанный текст. По сути, это камин-аут Джона и не просто камин-аут, а признание нас парой… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой… Ещё раз пробегаю взглядом строчки – нет никакого подвоха… Чёрным по белому: «… с его спутником жизни, Джоном Кортахарена…». - Ваш завтрак будет готов через пять минут, мистер Эванс, - официантка ставит передо мной корзиночку с горячими тостами. - Я пока выйду покурить, - накидываю пальто и устремляюсь к двери во внутренний двор. На улице промозгло, моросит дождь, но я весь горю, и влага, прорезающая мелкими каплями воздух, спасительно охлаждает моё лицо и пальцы, судорожно мечущиеся по экрану айфона. Долгие длинные гудки… - Привет, Люк! – по голосу чувствую, что Джон улыбается. - Привет, - мои губы невольно растягиваются в улыбке. – Так мы всё-таки пара? - Прочёл статью в GQ? – он смеётся. - Только не говори мне, что это какая-то злая шутка, - я внутренне напрягаюсь. - Да я камин-аут сделал! Ты не понял, что ли?! – смех Джона такой счастливый. - Прости, я в себя не могу прийти от прочитанного… - Ну, тут всё в твоих руках – если заметка тебя смутила, ты можешь «зарубить» её, - голос звучит уже серьёзно. - Нет, - я готов целовать фотку Джона на сенсорной панели. – Ни слова не заменю. Ты где сейчас? - В Барселоне. Сегодня прилетел на четыре дня. - Тогда жди меня вечером. Я дико соскучился, - хочется вдавить трубку в ухо, чтобы быть ближе к Джону. - Я соскучился больше, поверь. Просто поверь… - он вздыхает, и все нервные окончания внутри меня словно завязываются в один причудливый узел в области паха и тянут, сладко тянут… - Верю, малыш… - если бы я мог передать ему словами всё то, что чувствую в эти минуты… - Отзвонись мне, когда билет купишь. Чтоб я знал, во сколько ты прилетишь. Заеду за тобой в аэропорт. - Я могу добраться сам. Ты в «Параизо» остановился? - Мой девиз тебе хорошо известен: от добра добра не ищут. Он всегда и во всём постоянен. - Люблю тебя, Джон. - Я тоже тебя люблю. - Перезвоню! - Услышимся! Мне не хочется прерывать разговор, но нужно купить билет. - Да, - голос моей агентши по-деловому сух. - Я прочёл статью. Меня всё устраивает, - невозмутимо говорю в телефон. - Ты уверен? - Более чем когда-либо. И ещё – купи мне билет в Барселону на вечерний рейс. - Но тебе надо быть послезавтра в Берлине! - И я там буду. - Хорошо. Я перезвоню, когда куплю. - Жду! Теперь ещё один звонок, и можно вернуться к завтраку. Но сперва закурю. Достаю сигареты, прикуриваю. Прислонившись к дверному косяку, глубоко затягиваюсь и закрываю глаза от удовольствия. Я так счастлив сейчас, что хочется разреветься, но мне нельзя предаваться сантиментам и идти на поводу своих эмоций - через два с половиной часа у меня интервью на радио. Тычу пальцами в экран айфона. Где-то должен был остаться номер того магазинчика в Барселоне… Вот он! - Buenos días!******** – старательно произношу слова. – Я бы хотел заказать букет, - перехожу уже на английский. - Какие цветы предпочитаете? Вы можете посмотреть наш ассортимент на сайте… - Спасибо, - я несколько бестактно перебиваю собеседника. – Мне нужны розы сорта «Бордо», сто пятьдесят штук. Личный счёт заказчика – пять семь восемь шесть три пять. - Одну минутку. Менеджер, наверняка, проверяет мои данные по базе. – Спасибо за ожидание. Будьте добры, Ваш код подтверждения. - Девятнадцать восемьдесят пять девятнадцать. - Вы являетесь нашим постоянным покупателем, поэтому оплатить заказ можете в течение двух дней. Куда доставить цветы? - Отель «Параизо». Оставьте на стойке регистрации для Джона Кортахарена. Несколько секунд тишины, и в трубке снова слышится голос. - Будут ещё какие-то пожелания? Упаковка? Сопроводительная открытка? - Ничего не нужно. Спасибо. - К Вашим услугам! Я делаю ещё две затяжки, тушу окурок о металлическую крышку урны. Статья в GQ и разговор с Джоном так взволновали меня, что голод теперь ощущается острее. Рассиживаться в кафе уже некогда – закину в себя завтрак и поеду домой собирать сумку в дорогу. И неважно, что впереди у меня всего один свободный день и две ночи, главное, что я проведу их с моей дивой тридцатых годов. И если последние четыре месяца я не знал, кто мы друг для друга, то теперь мне ясно: мы – спутники жизни. Мы - пара. _________________________________________________________ * – Дьявол (исп.) ** – Чёрт (исп.) *** – До свидания! (фр.) **** – Я не могу понять, дьявол (исп.) ***** – Я люблю тебя (исп.) ****** – Спокойной ночи, любовь моя (исп.) ******* – Перевод статьи из немецкого журнала GQ за декабрь 2016г ******** – Добрый день! (исп.)