«Не вбивайте мрію» (с) Океан Ельзи, «Осінь» (альбом «Без меж») «Но финала нет. И каждый летит на свой свет» (с) J-Mors, «На свой свет» (альбом «Воздух»)
Германия, Берлин, декабрь 2016 Задрав голову, Шимизу долго рассматривал полукруглый прозрачный купол, не зная что и сказать: если он и представлял с чужих слов нечто глобальное, то никак не настолько! Шедевр современной архитектуры, как гигантский зонт, парил над головами прохожих... Бесспорно, геометрически идеальная стальная конструкция поражала оригинальностью инженерной мысли. Сони-Центр, обступаемый ультрасовременными зданиями, был заботливо накрыт огромной крышей, невесомой на вид, но – доктор ни секунды не сомневался – потянувшей бы тонны. Стены, испещренные окнами, почти просматриваемые насквозь, расступались перед гостем, как неживой индустриальный лес на опушке. - Ва... – только и смог выдавить Мичия: все осмысленное из головы высыпалось. - Нравится? – прищурился «гид», гордо подбоченившись. – Я же говорил, обалдеешь. При всем моем уважении к Токио, рядом с Берлином он в своих деловых кварталах сер и безлик. И Йокогама тоже. Шимизу кивнул: замечание, пускай и немного обидное по отношению к его родине, было справедливым. Он никогда не подумал бы, что встретит здесь нечто настолько футуристичное, будто впрямь переместится в центр японской столицы, поросшей небоскребами, только там высотки походили друг на друга, как братья-близнецы, тут же – блистали индивидуальностью. А ведь сегодня ему показывали этот город совершенно иным: монументальным, аскетично величественным, дышащим историей – эдакий музей под открытым небом. Потсдамская площадь, воплощение «нового Берлина», покорила японца сразу и навсегда. - Пойдем, хорош зависать! – задорно расхохотавшись, Хироши нахально схватил его за руку и потащил к зданию, над которым красовалась яркая надпись – по-немецки длинная, без пробелов, потому практически нечитаемая. – Я страшно голоден. Мичия не противился: заваленный впечатлениями, он устал нисколько не меньше, ноги с непривычки гудели и в животе курлыкало сильно, однако, стараясь уловить и запомнить как можно больше, даже теперь он отчаянно крутил головой. Стеклянные офисы, нависавшие над ними, как клетки странных аквариумов, в рабочее время наверняка представляли собой весьма забавное реалити-шоу, но сейчас, в выходной, играли роль лишь немых декораций с как будто картонной мебелью и оргтехникой. «Весь мир – театр», – саркастично вспомнилось доктору. Место же, куда его так категорично приволокли, оказалось уютным кафе, в субботний вечер удивительно немноголюдным. Перекинувшись парой фраз с администратором за блестящей стойкой, Хироши без промедления провел своего спутника к маленькому столику рядом с панорамным окном, где, устроившись поодаль от прочих посетителей, можно было без помех любоваться площадью с ее срезанными зеленоватыми высотками. Заказали пива и чего-нибудь сытного из немецкой кухни – простой, однако безумно вкусной, само то для зимы. Хотя снег не лежал, морозец щипал за щеки, и горячая пища после долгой экскурсии пришлась кстати. Особенно – под местное пиво. Глядя, с какой жадностью, обжигаясь, дуя на вилку с наколотым куском да нахваливая, приятель лопает дымящийся ужин, Йошида устало улыбался: весь день, точно проклятый, он боролся с внутренним беспокойством, за напускной смелостью прятал стресс и, кажется, лишь сейчас позволил себе расслабиться. Наконец-то он видел: все хорошо, все получилось, Мичии понравилось в его городе. Что может быть важней для хозяина? Пусть даже хозяйничающего тут не с вылупления... теперь это его дом, а дом, как заведено, должен быть гостеприимным. «Клиентоориентированным», – мысленно поправил себя Йошида. Шимизу же был в восторге: прекрасный день, переливаясь множеством красок, пронесся для него точно миг! И чудесное завершение этого дня в «любимом ресторане» Хироши под легчайший хмельной напиток да сочные колбаски казалось йокогамцу верхом мечтаний. Неумолимо темнея, погружаясь в ночную мглу, Берлин медленно сжимался, окутывая своих жителей и гостей мягким незримым одеялом, пушистым и теплым, как плюшевый плед, ограждающим ото всех забот и зимнего холода. Лениво покачав в руке стакан с фирменной эмблемой заведения, Мичия полюбовался янтарным блеском оставшегося на дне и невольно подумал, как же здорово, черт возьми, что все это ему не приснилось. Он приехал сюда на медицинский симпозиум, приглашение на который получил, если честно, не совсем честно: изначально на встречу с немецкими коллегами должен был лететь Суемура (проблемы пульмонологии были больше по его части). Однако за неделю до назначенной даты Йоши угораздило простудиться и, чтобы не стать собственным пациентом, он взял больничный, вместо себя в списки участников по шумок записав фамилию Мичии, даже не поинтересовавшись мнением главного пофигиста клиники. Так хмурым декабрьским утром Шимизу озадачили: он едет в Берлин. Дальше все само раскрутилось. Нельзя сказать, чтобы Мичия обрадовался этой новости, скорее наоборот, он растерялся и помрачнел. Столица Германии с недавних пор вызывала у доктора единственную ассоциацию: предприниматель Йошида, которому он когда-то хотел продать дом, а продал в результате только фамильное письмо, зато весьма выгодно. Берлинский бизнесмен с японскими корнями. Больше двух лет Мичия ничего не слышал о нем, и теперь воспоминание про великодушного, но страшно одинокого, а потому слегка навязчивого человека вогнало врача в уныние. Какая-то безграничная тоска пополам с горечью вины, как тот самый, теперь уже пожизненно неуплаченный долг, заполнила сердце, на душе стало холодно, неуютно. «Я ведь так и не позвонил ему, хотя он просил, – вздохнул Мичия. – Наверно, он обижался». Буквально через месяц после их встречи с Шимизу связались из агентства недвижимости, сообщив о предложении от сети мини-отелей, и вскоре дедова развалюха, к искренней радости наследника, обрела новую жизнь в роли объекта придорожного сервиса. В общем, помощь коммерсанта не понадобилась, а тревожить его без дела... Мичия сам не знал, почему так и не решился набрать номер с мятой визитки, с трудом найденной среди барахла вроде сломанных зажигалок, старых чеков, металлических йен да слипшихся леденцов от кашля, – то ли постеснялся, то ли побоялся услышать в динамике уверенный голос... Черт разберет. Выйдя в обед покурить, он долго крутил в пальцах карточку. Будь сейчас вечер, тлеющий сигаретный огонек, то безжизненно затухавший, то разгоравшийся вновь, послужил бы своего рода маячком для потерянных и заблудившихся, пусть даже не в городе вовсе – в собственных мыслях. Правда, Шимизу это не спасло, и, когда сомнения окончательно выжали из него все соки, он поддался-таки порыву, ткнув в иконку вызова. Сначала на том конце молчали. Доктор как-то по-глупому вдруг припомнил, что в Германии сейчас пять утра, но сбрасывать было поздно: звонок приняли. - Hallo, – проворчал знакомый заспанный голос. Растерявшись, Мичия разом позабыл, что хотел сказать, но имитировать немого ему не дали. - Wer ist das?* – раздраженно спросила трубка, заставив собеседника густо покраснеть, мигом почувствовать себя на допросе да оперативно собраться. - Здравствуйте, Йошида-сан, – затараторил Мичия по-японски. – Пожалуйста, простите за беспокойство. Это Шимизу Мичия из Йокогамы, может, помните... - Мичия? – недоверчиво повторил абонент, чтобы тут же воскликнуть, переключив языки и бесцеремонно перебив вконец смущенного доктора: – Ну как же! Помню, Мичия... Шимизу-сан, сколько лет! Очень рад слышать! Вы по поводу дома? Вы в Германии? Как вы? Хироши говорил громко, возбужденно, будто с перепугу скатился с кровати кубарем, так что засыпанный вопросами Мичия поспешил прежде всего его успокоить, сообщив, что у него все в порядке, что он тоже неимоверно счастлив общаться с ним и что дом благополучно перешел в собственность гостиничной фирмы. Потом сознался, что звонит с островов, но в грядущую пятницу будет на симпозиуме в Берлине. - Может, пересечемся? – сам не зная зачем выдохнул врач, поздно спохватившись, что самым бессовестным образом навязывает Хироши свое дурацкое общество – неслыханная дерзость для восточного человека! Но слово уже упало в чужие уши и, как ни странно, было встречено без тени недовольства, наоборот, Йошида почти завопил от радости (если бы не спящие за стенкой соседи, он бы завопил точно). - Я вас встречу и все устрою, Шимизу-сэнсей! – брякнул он, властно распорядившись: – Не сметь отказывать! Диктуйте адрес вашей клиники – буду ждать вас после официальных мероприятий. Так началась эта сказочная, хотя и весьма неожиданная поездка, свалившаяся точно снег на голову, и если сперва лентяй укорял Суемуру, то теперь, в немецком ресторанчике за бокалом райского пива рядом с таким родным Йошидой, не мог не благодарить коллегу. Вряд ли он позвонил бы предпринимателю совсем без повода. А тот первым из принципа бы не позвонил. Прежде всего Хироши уломал Мичию взять обратный билет на воскресенье вместо запланированной субботы, чтобы побыть один день с доктором, показать ему город, кроме того, по настоянию бизнесмена врач отказался и от гостиницы: коммерсант обещал приютить его. От всех этих незаслуженных благ Шимизу стало до ужаса неловко, он был воспитан иначе и не желал никого теснить, но упрямец требовал, ругался (в основном по-немецки) и в итоге отстоял свою правду. Симпозиум закончился около семи, увлекшись, коллеги долго не могли распрощаться. Выйдя на крыльцо, высоко вознесенное над улицей, Мичия с интересом окинул глазами двор, но искать не пришлось: скучающе привалившись к колонне, возле ворот темнела невысокая фигура в пальто и шляпе. Заметив доктора, коренастый мужчина радостно помахал ему, и скоро они уже обменивались рукопожатиями. С прошлой встречи Йошида совершенно не изменился: все та же, как раньше, легкая несобранность в стильном образе, темно-каштановые взъерошенные волосы, внимательные глаза. На стоянке их скромно ждала «ожившая мечта» – черная BMW X5, знакомая Шимизу только по рассказам, впрочем, точно такая, какой он рисовал ее в воображении, внимая хвалебным речам автофаната. В окруженье величественных зданий, прямых наследников несокрушимых германских крепостей, мощный среднеразмерный кроссовер казался нахохлившейся птицей не больше голубя. Непривычно усевшись справа от водителя, Мичия перебросил через плечо ремень безопасности, опять убеждаясь, какой все-таки аккуратист Хироши: как и в «тойоте», в салоне второй йошидовской «крошки» не валялось никакого лишнего барахла. Лаконично, строго, из убранства только маленькая подвеска вроде креста на зеркале заднего вида – деревянные католические четки. Йошида, легко взвалив на себя бремя лидера (как предпринимателю ему было не привыкать), наскоро рассудил, что раз Мичия в Берлине впервые, значит, не искушен, и его вполне можно сегодня-завтра повозить по местам, знаковым непосредственно для самоуверенного дельца. Сначала они остановились перекусить («на фуршетах разве наешься»), а после Йошида отвез Шимизу прямиком в свой любимый бар («там больше пьют, чем жрут»). За кружкой пива и ленивыми разговорами все дневные заботы рассеялись, впрочем, сам коммерсант потягивал исключительно безалкогольного: этот вечер он задумал провести за рулем. Далее Хироши, вспомнив про разницу во времени между их городами, безоговорочно решил за Мичию (он вообще принимал решения быстро и – нередко – за других), что тот слишком устал, вымотавшись многочасовым перелетом, джетлагом да научными спорами. - Тебе бы расслабиться как следует, – мельком взглянув на дорогие наручные часы, Йошида прищурился, вытаскивая из вороха красочных идей, как цветной файл из пухлой папки, самую верную. – Кажись, я знаю, что тебе нужно. - Если это что-то пошлое, то я пас, – пробормотал Шимизу, сладко зевнув, как морской котик. После выпитого его чуть-чуть развезло, но сознание оставалось свежим и поддаваться на провокацию парень не собирался. О свободе местных нравов он был наслышан и не то чтобы имел что-то против, скорей полагал, будто не в лучшей форме. Йошида дико расхохотался. - Да ладно, ничего такого, клянусь! Едем, – и невежливо стащил Мичию с насиженного стула за локоть, заговорщицки подмигнув. – Тебе понравится. Кривая ухмылка в приглушенном свете бара смотрелась дьявольской, превращая Хироши в сущего черта. Собственно, именно так его мысленно и назвал Шимизу, пока тот расплачивался и с гиканьем выталкивал полусонного доктора на берлинскую улицу. Ехали молча, всю дорогу в салоне полноприводного баварца журчало радио, где о чем-то вещали немецкие ди-джеи, а в перерывах между их моно- и диалогами звучала вполне себе качественная рок-музыка. Мимо проносились перекрестки, блаженно улыбающийся Йошида, лавируя в плотном потоке, негромко подпевал магнитоле. «У него замечательный голос, – приметил Мичия. – Приятный, цепляющий, с хрипотцой. Крутой бы вокалист получился». Впрочем, восхищаясь чужим талантом, Шимизу ненароком завидовал: в студенчестве он тоже пытался петь, правда, выходило посредственно. Тогда он, помнится, брал в руки бас-гитару – она слушалась парня куда лучше, чем собственный голос, – что-то наигрывал... Но юность пролетела, пришло время взрослеть, выбирать дорогу, и тот, кто мечтал связать жизнь с медициной, благополучно свернул на врачебную стезю. Наверное, к лучшему. Задумавшись, Мичия проворонил момент, когда они, наконец, приехали. Приглядевшись к вывеске, доктор с изумлением разобрал знакомые латинские буквы, которые он, к счастью, мог прочесть и понять без перевода. Безрогий демон не врал, что не замышлял скверного: конечной целью пятничных путешествий был избран всего-навсего СПА-салон. - Я люблю это место, – тихо и оттого интимно пояснил Хироши, припарковавшись аккурат между почти игрушечным «мини-купером» и «ауди», приземистым темно-синим седаном. – Отличный сервис, адекватные цены, программа накопительных бонусов. После тяжелых совещаний, когда кто-то из бизнес-партнеров опять тебе вынес мозг, нет ничего разумнее, чем отдать себя в руки профессионалов. Уж поверь, лучше меня нигде не расслабляли. Йошида потупился и негромко побарабанил пальцами по рулю: делиться подобными вещами он не умел, к тому же переживал, поддержит ли приятель его увлечение, ведь не секрет, что ряд людей не переносит прикосновений. Йошида сам был таким, сторонясь посторонних, однако мастеру, трогающему его без постыдных целей, доверял, тем более что и лечащий врач советовал время от времени снимать мышечное напряжение. Но мало ли что решит Мичия. - Пойдем, – к счастью, йокогамец не возражал. – Только я за себя сам платить буду. - У меня карта постоянного клиента. Но как желаешь, – Хироши пожал плечами, покинув салон и дождавшись своего спутника, вдавил в брелок кнопку сигнализации. Фары мигнули. Деловой человек не бросал слов на ветер, в чем Мичия убедился, после СПА-процедур уснув в машине Йошиды сладким сном. Пробираясь ночными улицами столицы, разрезанной на квадраты, Хироши умилялся, косясь на своего пассажира: будить это мирно посапывающее пухлощекое чудо было форменным безобразием, и он осторожно растолкал парня только когда заглушил мотор. Их весовые категории совпадали, так что тащить безвольного друга в кровать Йошида решительно отказался. С трудом разлепив свинцовые веки, Мичия пару секунд моргал, словно не понимал, где он и что тут делает, это смотрелось весьма комично, особенно после того, как делец на полном серьезе принялся по-немецки объяснять сонному японцу, что его похитила мафия и теперь требует выкуп в миллион евро. Узнав слово «евро», Шимизу отрезвел, отпихнув Йошиду, прибавил «да пошел ты», а тот, шельма, рассмеялся, щелкнув доктора по лбу. Правда, как ни странно, врач не обиделся: было, видно, в этом дружеском жесте нечто доброе, какая-то тайна, разломанная ими, как шоколадная плитка, напополам. Оказавшись в постели, Мичия вырубился сразу, Хироши, посмотрев, как он безмятежно спит, по привычке подогнув под голову руку, решил не мешать, бесшумно прокравшись в соседнюю комнату. Какое-то время, слушая звенящую тишину, он потратил на составление планов (завтра обещало быть беспрецедентно насыщенным), а после сам не заметил, как сон одолел его, закрутив расслабленного массажем человека в кокон, как гусеницу. На следующий день, позавтракав, они поехали в город: Хироши очень хотел показать Мичии свой Берлин, тот, каким его видел только он, каким его не представил бы ни один экскурсовод, пусть даже самый грамотный. Погода прогулке благоприятствовала: утренний туман окутывал улицы и парки легкой дымкой, благодаря которой лучи зимнего солнца становились мягкими, как морские волны. Не привыкший к такому количеству деревьев в городе, приезжий полной грудью вдыхал свежий прозрачный воздух. Взъерошенный Йошида в больших очках и шерстяном клетчатом шарфе, дважды обмотанном вокруг шеи, живо жестикулирующий и тыкающий то налево, то направо, смотрелся совсем юным, в разрез статусу, роду деятельности и прожитым годам. Еле поспевая за ним, Шимизу смеялся, давясь глинтвейном, купленным по пути: в зимнюю пору его тут наливали на каждом перекрестке. Весь день с перерывом на обед они то бродили по улицам, то подъезжали на авто из одного района в другой, так что Мичия получил не только массу впечатлений, но и отличный шанс вдоволь полюбоваться мастерской манерой вождения Йошиды. Уверенный в себе, смелый, прирожденный водитель методично переключал передачи, и Шимизу не сводил восхищенного взгляда с его красивых рук, широких запястий, родинки у безымянного пальца. Неосознанно в памяти призрачными очертаниями проступила россыпь подрагивающих синих огней мокрой Йокогамы, а затем и гордая RAV4, на капоте которой грелись кузнечики, и бело-сиреневые заросли умытых дождем гортензий... В сердце заворочалась щемящая тоска; Мичия вздохнул, стараясь отвлечься, вслушался в то, что говорил Хиро. Он сам не уловил, когда принялся мысленно сокращать его имя, когда они перешли на «ты» – кажется, это случилось еще вчера в баре, как-то само собой. Впрочем, рассуждать о столь сложных вещах Шимизу быстро наскучило, и он расслабленно отклонился в кресле. Хироши ехал не торопясь, умная машина слушалась его, как живая. «Она и есть живая», – Мичия с улыбкой вспомнил слова, сказанные когда-то Йошидой, нисколько не сомневаясь, что повтори он их сейчас, делец непременно бы согласился. Но кое-что все ж удивляло доктора: городской трафик сложно было назвать не напряженным, и Мичия плохо понимал, как такой активный и нервный человек, как Хироши, приспособился к вечным светофорам. Конечно, он немедленно озвучил свою мысль, предприниматель в ответ рассмеялся, уверяя, что сам не знает. - Наверное, в Берлине воздух особенный, – предположил он, ловко перекладывая баранку. – Дышишь им и не замечаешь, как постепенно перенимаешь немецкие черты. Мне брат говорит, что я очень изменился с тех пор как уехал, – добавил, недолго поразмыслив. В ту же секунду Хироши вдруг погрустнел. Руки, сильней сжав руль, выдали волнение, внезапно овладевшее им, но вслух он не проронил ни слова, будучи верным принципу: личные воспоминания о беззаботных детстве и юности в Японии, о стране, которую он променял на во всех отношениях правильную, но так и оставшуюся чужой Германию, вряд ли касались еще кого-то. Его вечное одиночество – чувство, за столько лет ставшее родным, – вновь выползло, придавив сердце. Печально улыбнувшись, Хиро тряхнул головой, отгоняя меланхолию. - Давай остановимся и спустимся к площади, – предложил, кивнув на маленькую парковку. Шимизу не спорил. Так, подъезжая желтой соткой-автобусом, друзья преодолели обязательный туристический маршрут, связывающий главные достопримечательности столицы: видели и Рейхстаг со стеклянным куполом, и Берлинский кафедральный собор, и остатки Стены, и Александерплац со знаменитой телебашней. А также сделали памятное фото на фоне Бранденбургских ворот. - Вот же... рогатые демоны, – забавно выругался Хироши, тщетно пытаясь счистить скорлупу горячего, только-только испеченного на огнях каштана. Когда попытки увенчались успехом, парень довольно крякнул и, прибавив что-то удалое немецкое, отправил орех в рот, отряхнул руки и кивнул Мичии: мол, давай, угощайся. Доктор впервые пробовал растиражированное европейское лакомство и не скрыл изумленья: он готовился к чему-то сладкому, вроде кешью, в то время как светло-желтоватая мякоть по вкусу напоминала скорее кукурузу или картофель. Йошида, широко улыбаясь, подтвердил его мысль. Друзья направились дальше, минуя булочные с дышащей выпечкой и кондитерские с печеньем ручной работы, покрытым мягкой глазурью. Запах жареного миндаля напомнил Мичии о скором сочельнике. С каждым пройденным шагом все глубже погружаясь в святочную атмосферу, ребята все острее чувствовали: Рождество уже топчется на пороге. И не только украшенные витрины с яркими рекламами распродаж твердили о нем – праздник попросту витал в воздухе, вдыхаемый, приятно остужал легкие, оставляя по себе пряные ароматы корицы и имбиря. Маленькие коробки подарков, шуршащие упаковки, алые ленты, хвойные венки, сахарные крендели и полосатые тросточки-карамельки мелькали в каждом окне, и в этой ожившей сказке Мичия чувствовал себя ребенком, которому все волшебно и радостно. Хиро разделял его энтузиазм, настырно тянул от прилавка к прилавку, бездумно тратил деньги на всякую милую ерунду... День прошел совсем незаметно. Спохватились лишь ближе к вечеру, когда, прикупив для больного Йоши сувенир в форме стеклянного шарика со снегом и крошечным домиком внутри, Мичия ляпнул «что дальше?». Глянув на свои швейцарские часы, мелкий проказник резко хлопнул себя по лбу. - Черти! По моим расчетам мы уже должны были попасть в западный Берлин. Поторопимся! – безапелляционно схватив спутника за запястье (тому порядком поднадоели фамильярные хватания, но ничего поделать с этим он, похоже, не мог), Йошида потащил его куда-то в подворотню, заверив на немое возмущение: – Я знаю короткую дорогу. «Этими словами обычно начинаются самые долгие и захватывающие путешествия...» – хотелось буркнуть Мичии, правда, к счастью, на сей раз закон подлости не сработал и скоро друзья действительно выбрались прямиком к стоянке, где авто-баварец уже заждался их. Ехали быстрее, чем раньше, постоянно петляли, так что доктор навряд ли бы по памяти восстановил маршрут, ведущий в спальный район: предприниматель решил запарковать свою красавицу возле дома, чтобы с утра подбросить Шимизу в аэропорт, а сейчас успеть «дернуть по кружечке», как он красноречиво выразился. Не поднимаясь в квартиру, приятели на метро погнали обратно. Дальше был очередной променад вдоль перпендикулярно пересекающихся улиц, а потом, задрав голову, Шимизу долго рассматривал полукруглый прозрачный купол. Новый Берлин, динамичный и современный, Потсдамская площадь... Город, где, как говорят, можно выйти из Рейхстага и заблудиться в лесу, предстал перед японцем абсолютно другим, не открыточным. Сидя в любимом кафе Хироши и уплетая за обе щеки горячий ужин, Мичия ощущал себя по-настоящему счастливым. Как никогда. Он не уловил момента, когда разговор настолько увлек его, что он забыл обо всем на свете: время словно остановилось, они выпали из реальности. Давно Шимизу не говорит ни с кем по душам – так, чтобы не сомневаться: сегодня – один из лучших дней в его жизни, а может, даже и самый лучший. - ...Так ты приобрел тачку? – вспомнил Хиро, проглотив последний кусок жареной колбаски в аппетитной хрустящей корочке. Дождавшись утвердительного кивка, автофанат просиял да сходу засыпал парня расспросами: как известно, на почве автопрома Йошида был повернут, его даже на трезвянку несло, а сейчас он уже, между прочим, вполне натрескался. – Марка? Модель? Посоветовали или сам выбрал? - Посоветовали, – Мичия принялся отвечать с конца. – Грамотно расписали плюсы и минусы. Белый «Ниссан-Кашкай» четырнадцатого. - Белый, мм... – блаженно промурлыкал Йошида, нарисовав в воображении элегантный кроссовер на фоне сине-стальной индустриальной Йокогамы. – Поздравляю, отличный выбор! – потянувшись, пожал ладонь визави и уверенно прибавил: – У меня тоже был «кошак», только чуть постарше. Надежный товарищ. После он принялся распрягать доктору про технические характеристики приобретенного паркетника, заботливо перечислять достоинства марки, корректно отмечать недостатки, не преминув между делом вставлять похвалы своим «бэшечке» и «крошке» («крошкой» он нежно звал «тойоту», по отношению к крупногабаритному автомобилю милое прозвище звучало презабавно). Слушая его воодушевленную речь, Шимизу не сдержал доброй улыбки: так много искренней увлеченности плескалось в голосе собеседника – вот что значит настоящий фанат. Впрочем, сам Шимизу за почти два года убедился, что относительно качеств «кошака» Йошида прав: к потребительским свойствам автомобиля у йокогамца нареканий не было, покупка вправду оказалась выгодной инвестицией. О прежних страданиях с постоянно не заводящимся «старичком» Мичия, к счастью, давно благополучно забыл. - ...а еще они относительно бюджетны, – подчеркнул Йошида, деловито поправляя очки. – Знаешь, для того, у кого с финансами не сложилось, такой шаг – своеобразное достижение. Дом ведь ты тоже спихнул? – прищурился. – Ты говорил мне. - Не я – риелторы. За бесценок, – поправил Шимизу, которого слегка смутила похвала из уст успешного бизнесмена. – Но я не жалею, я на самом деле рад, что все так закончилось. Пусть там будет придорожный отель или еще что полезное... – он вздохнул, переведя взгляд за окно, где ночь расцвечивала чужой город тысячами мигающих огней. Где-то очень далеко отсюда в захолустье остался старый дом с теперь уже чужим разросшимся садом, где по-прежнему пели птицы... Внезапное воспоминание о наследстве разворошило безрадостные мысли: как ни крути, но потомок шального Зеро грустил о проданном имении, пусть даже сам не хотел этого признавать. В тех стенах прошла их семейная история, и какой бы она ни была, расставание с ней вселяло в сердце врача тоску... будто вместе с хлопотами, какие доставлял дом, из жизни исчезло и нечто важное, оставив по себе пустоту да вечный долг, что, как назло, никуда не делся. Перед продажей доктор неделю вывозил вещи, в основном рухлядь, однако выбросить часть из них не поднималась рука: это было бы предательством по отношению к бабушке и пускай и вредному, но родному деду, которого после памятной йокогамской ночи Мичия, кажется, начал понимать. Так в его тесную городскую квартиру переехали многообразные фамильные реликвии, посуда, фотоснимки... и книги Йошиды, которые он все еще надеялся однажды вернуть законному владельцу. - Думаю, ты прав, – согласился Хироши, тоже вздыхая. – Синие гортензии, самые красивые в Канагаве... Прошлое должно оставаться в наших сердцах, а не в налогооблагаемых руинах. Мичия промолчал: слишком уж точно Йошида подытожил их общие размышления. Чужая столица щурилась фонарями, заставляя врача вернуться из минувшего в настоящее. «Какой все же замечательный день сегодня выдался, – подумалось ему. – Не верится даже». - Здорово погуляли, – скромно проронил Шимизу, осторожно отодвигая свой опустевший пивной стакан. – Берлин – удивительный город, и ты на него похож. Хироши засмеялся: видит небо, он весь день мечтал услышать что-то подобное и теперь, наконец дождавшись, ликовал, не скрывая своей искренней радости. - Он бедный, но сексуальный. Боюсь, приятель, даже при самом лучшем раскладе я смогу ему соответствовать лишь наполовину, да и то если разорюсь. Шутка удалась, отметившись на щеках Мичии приятными ямочками. Но с теплотой в душу прокралась и горечь: прекрасное время иссякало. Скоро станет совсем поздно, они вернутся в простую, словно «квадратиш, практиш, гут», лишенную изысков элитную квартиру Йошиды, пройдет ночь, наступит воскресенье, где Мичию будут ждать аэропорт и рейс до Японии, а благодаря часовым поясам следующий день промотается, как в ускоренной съемке. Может, сегодня доктор не заснет сразу, пойдет курить на балкон (не испытывающий патологической тяги к сигаретам Йошида не давал приятелю как следует подымить... хотя, если честно, тому особо и не хотелось). А потом Шимизу сможет, как тогда, в ту странную ночь, смотреть на спящего Хироши, искренне надеясь, что он не будет плакать во сне, что его слабое сердце не разболится из-за пережитых волнений... Уезжать не хотелось. Но срочную работу в больнице нельзя было отодвинуть, Мичию ждали пациенты. Не выдержав, доктор признался, как ему обидно, Хиро тоже принялся сокрушаться, как мало они пробыли вместе, как ничего, по сути-то, не успели. - Недельку бы, – протянул предприниматель, мечтательно зажмурившись. – Мы бы таких дел натворили!.. – выдохнув, резко брякнул: – Когда вернешься в Берлин? – и в упор посмотрел на Шимизу. - А ты в Йокогаму? – парировал тот. Сбитый с толку Йошида, видимо, совершенно не ожидая ответного выпада, стушевался, рассеянно захлопал ресницами. – Или в Токио, – смягчился, внутренне торжествуя, врач. Горький вздох визави дополнил разочарованным: - Не раньше весны, на свой День рожденья: маме с Кенджи и Юко, ну, моими старшими, обещался быть, я ж для них вечный комок, любимец. А до марта ни просвета: засранцы-поставщики, клиенты, налоговая, экономический суд, где я истцом... Тяжко вырваться. - Понимаю, – все-таки тактичный по своей природе Мичия не собирался заставлять кого-то краснеть. – График плотный: разъезды, сроки. - Что-то вроде того, – поддакнул делец. – К тому же перелет – удовольствие недешевое. «Вот как», – Шимизу хмыкнул. Он слышал, что состоятельные люди нередко жлобствуют, но Йошида, как ему казалось, волновался о деньгах в последнюю очередь. Выходит, нет? Или у богатых вправду свои причуды? Если бы Мичия был трезв, вряд ли воспитание разрешило бы ему колупнуть этот скользкий вопрос, но употребленное горячительное медленно, но верно глушило совесть. - Разве тот, кто дарит дорогие подарки, не плевал на цены? - Что еще за дорогие подарки? – приподнял бровь Йошида, которого тоже слегка развезло, но его болезненное самомнение из-за этого вовсе не притупилось. - Кто-то, кажется, подарил мне кругленький чек. - Это был не подарок, мать твою, а вознаграждение! – коммерсант яростно запротестовал, замахал руками и, если бы доктор не отклонился, наверняка бы врезал ему по шее. – Я думал, в твоей дурацкой зеленой книге хранится нечто страшное, и готовился сполна заплатить за неразглашение тайны времен второй мировой. Так что не надо! - Ладно, верю, хорош реветь! – врач попытался угомонить этого барана. – Я просто вспомнил про Рождество, решил, что ты к родным в Токио почешешь. Оно же здесь, вроде как, главный семейный праздник. - Хотел бы, да... – холерик-предприниматель, к счастью, остывал так же быстро, как злился, потому мгновенно затушил свой гнев и горько покачал головой. – Мне бы сейчас впрыгнуть в последний вагон: заключить контракты по старым ценам. Так что Рождество проведу здесь – буду печь печенье, хрустеть им, гуляя в городе, как всегда благотворительностью займусь. Посещу святочную мессу. Его губы тронула виноватая улыбка, будто он оправдывался. Мичии показалось забавным, что Хироши умеет печь, и странным, что торгаш, способный выгодно продать что угодно и не брезгующий обтяпать очередное дельце накануне светлого праздника, вообще думает про молитвы. «А я-то наивно полагал, что у него только одна религия: внедорожники», – невольно хмыкнул врач, тот еще скептик, хотя, вероятно, всего лишь ввиду профессии. Впрочем, эта тема была слишком личной, чтобы ее мусолить. К тому же кроме пресловутых оправданий в бархатно-карих подслеповатых глазах, отгороженных от мира стеклами очков в нарочито заметной современной оправе, таилось еще кое-что: мучительная тоска. Хироши не любил Рождество, праздник, когда особо ощущается одиночество. Чувствуя, как оно снова, как тогда, два года прочь по пути в Йокогаму, заполняет сердце, Мичия поспешил кивнуть. Ему опять было нечего сказать, нечем помочь Хироши, и он попросту перевел беседу. - И то верно. А я смотаюсь к родителям, может, удастся вновь посидеть втроем, нашей маленькой семьей, не обремененной лишними родственниками. С годами начинаешь выше ценить такие тихие посиделки... – ребята обменялись понимающими взглядами: чего скрывать, каждый из них уже пришел к этой житейской мудрости. Мичия выдохнул: – Если будешь в Японии, можешь рассчитывать на меня. - Ты тоже, когда вновь посетишь старушку Европу, – подхватил Йошида. – Набирай в любое время, встречу, помогу. – Вдруг он запнулся, смутившись, потупил взгляд. – Ты так долго не звонил мне, я думал, ты забыл, – и прибавил совсем тихо: – Я скучал. - Я тоже, – признался Мичия, а через секунду вспыхнул, потому что предприниматель, встрепенувшись, схватил его руки и крепко прижал к столешнице. В кофейной глади радужек переливался пугающий блеск, но, как ни странно, страха Шимизу не испытал – скорее чуть растерялся. - Обещай, что в следующий раз мы увидимся скорее, Мичия-сан, – прежде чем отпустить чужие ладони Йошида просверлил в визави незримую дыру и сделал акцент на фамильярном обращении, правда, врач уже давно не испытывал прежнего недовольства. - Обещаю, Хироши-сан. Они отпрянули, невесело посмеявшись: каждый знал, насколько зыбки подобные обещания в сегодняшнем суматошном мире, где ежеминутно формируется новая причина не общаться, но зачем убивать мечту? Пусть живет – авось еще пригодится. - Я верю, дождливая Йокогама снова приютит нас. Приезжай, покажу тебе свой город, заодно библиотеку посмотришь, может, что приглянется, – Шимизу подмигнул другу. – Не отрицай, я видел, ты любишь читать. - Не то чтобы очень. - Ты покупаешь книги. - Когда нечем больше заняться, – врать Хироши не умел и, хотя его немного смущало, если ему приписывали дедушкину литературную страсть, полностью открещиваться от нее не стал бы. Мичия был в курсе. - Все равно, – отмахнулся он, отметая любые возражения. – Не для чтива, так ради прибыли: антиквариат все-таки. Никогда не поверю, что торгаш вроде тебя не испытывал справедливых укоров жабы, вспоминая коллекцию Йошиды-старшего. Да и не ты ли втирал мне, что, мол, у меня пылится целое состояние? – хитровато сощурился. - Было дело, – бизнесмен комично развел руками, и все опять засмеялись. А когда отсмеялись, Мичия по-доброму потрепал его за плечо. - Вообще-то мне немного неловко: ты так много сделал сегодня для меня... - Не бери в голову, – перебил Хироши. – Когда я приезжал в Йокогаму, ты тоже и кормил меня, и на ночевку устраивал. Так что мы квиты. - Думаешь? - Уверен. - Тогда разреши, пускай и мелочь... – заерзав, Шимизу сунул руку в карман пальто и протянул подарок, который всю дорогу тихо согревал его сердце, лелеющее надежду, что Хиро примет его сокровище с благосклонностью. – Вот, это тебе. Живые глаза предпринимателя забавно округлились, сам же парень, сгорая от любопытства, стал похож на пятилетнего детеныша, которому разрешили приоткрыть рождественскую коробку. Пару секунд он просто улыбался, как самый счастливый человек в мире, не верящий своему счастью: на раскрытой ладони лежала маленькая шурпатая ракушка. Круглая, около дюйма в диаметре, почти идеальной завернутой формы, в светло-бежевую полоску – когда-то она служила домом моллюску, жившему где-то у берегов Японии, очень, очень далеко. Растроганный коммерсант смахнул набежавшие слезы, в груди защемило... он ведь не считал себя сентиментальным, хотя всегда был именно таким. - Это... – скромно начал он, давясь воздухом, как выброшенная на берег рыбка. - Это напоминалка о родине, ну, ты же сам твердил, что прошлое все равно останется с нами, – закончил за него Мичия. – Я нашел ее в тайфун осенью на йокогамском пляже. Было холодно, вовсю шпарил дождь, и я вдруг вспомнил о человеке, с которым в такой же дождь познакомился и который сейчас там, где солнце... – смущенно почесав голову, усмехнувшись, он прибавил: – Сложно купить что-то тому, у кого все есть, а если чего и не хватает, он сам себе купит без проблем. Я выбрал то, чего не продают в магазинах: кусочек моря. В Берлине ведь моря нет. - Нет, – согласился Йошида. – Спасибо... Блин, я даже не знаю что сказать, – бережно забрав ракушку, обхватил ее ладонями и благодарно прижал к себе прежде чем спрятать. Хироши обожал такие штуки, хотя и предпочитал хранить их подальше от посторонних, не выставляя на всеобщее обозрение. – Это лучший подарок, какой мне делали. Буду возить в «бэше» на приборной панели, чтобы море всегда было со мной. – И, помявшись пару секунд, он решился преподнести ответный дар, по странному совпадению, тоже крошечный, помещающийся в ладони. – А я вручаю тебе, mein Freund, камушек Берлинской стены как символ свободы. Ты свободен жить той жизнью, какая нужна тебе. Не ожидая, что ему тоже что-то подарят, Мичия окончательно потерялся, особенно – услыхав про свободу. Сразу из памяти, которая нынче походила на распахнувшийся архив, высыпались горошины слов, оброненных два года назад: «Это мое кредо: по-настоящему ценить личную независимость, никому не подчиняться, жить для себя», – кажется, так говорил Хироши? Они не были знакомы близко и виделись всего-навсего второй раз, но у Шимизу складывалось стойкое впечатление, словно они знают друг друга вечность. «Он все тот же, каким я помню его: все так же не курит, путается в простом и легко расправляется со сложным, – в голове Мичии внезапно все прояснилось. – Он не привык откровенничать, но нуждается в поддержке, защищает свою независимость, страдая от того, что ему и поговорить-то не с кем, делает вид, будто не сентиментален, однако хранит письмо. А я храню книгу. Мы так похожи». Доктор улыбнулся. Пожелтевший конверт с драгоценной рукописью ему показали утром, осторожно вынув из томика, который держали в верхнем ящике письменного стола. По иронии судьбы, переплет был зеленым, а сама книга, сборник советов какого-то там миллионера, как признался предприниматель, была его любимой. «Лучшее место для прошлого, – пояснил Йошида. – Оно ведь уже привыкло к страницам». Его чересчур бережное отношение к вещам удивляло, но, вероятно, просто на них он обращал все свое нерастраченное внимание, потому как всю жизнь чурался людей. И Мичия невольно понимал, что хотя Хиро неправильный, грубоватый, избалованный эгоист, думающий лишь о себе да своих машинах, в нем есть то, чего ему, Шимизу, отчаянно не хватает: романтизм, решительность, упорство, азарт. В этой жизни все неслучайно, значит, они встретились неспроста, и теперь доктору вправду искренне хотелось позаботиться о Хироши, помочь ему в чем-то, посочувствовать ему, плоховидящему сердечнику, поберечь его. «Даже если каждый летит на свой свет, как же славно, когда наши дороги пересекаются». Нерушимая эмоциональная связь на уровне подсознания и мир – один на двоих. Цитата из письма Йошиды-старшего, нежданно пришедшая на ум, невольно смутила Мичию, выдернув спрятавшийся кончик другой нитки из цветастого клубка памяти – откровенные мысли-сны, за которые врачу до сих пор было совестно. С трудом подавив воображение, сглотнув, он принял сувенир из теплых рук да, поколебавшись каких-то пару секунд, выдохнул: - Сегодня прекрасный день, самый удивительный, какой вообще можно себе представить. Мне очень лестно, что ты вырвал его из своего напряженного графика. Хироши лукаво улыбнулся, рассудив, что для Мичии вырвал бы при надобности и больше. Множество смелых идей закружили в его умной голове, но ловить их сейчас и презентовать кому-то было бы опрометчиво, так что он обошелся кратким: - И что нужно сказать? - Спасибо, герр Йошида, – виновато поклонился Шимизу, вынув подходящую фразу из того небогатого словарного запаса, которым владел. – Danke schön! - Bitte schön, – сощурившись, Йошида учтиво кивнул. Он все ждал, когда же Мичия скажет главное, однако тот не говорил, и если одна часть души Хироши из-за этого крайне расстраивалась, другая, наоборот, была счастлива, что может еще немного пожить в обнимку с мечтой. Как любой немец, он не предлагал дважды, так что сейчас просто отодвинул продолжение разговора до следующего раза. Йошида знал: он не такой, как его город, но, может, ему все-таки повезет однажды услышать от друга что-то еще. Обернувшись, Хироши дозаказал пива себе и спутнику да, провожая спокойным взглядом скользящие по улицам смазанные огни, светло улыбнулся. «Ich werde warten», – подумал он.The end
Написано и отредактировано: 05–20.12.2016 г. Берлин, Германия – Минск, Беларусь